Ну, а сколько у тебя теперь лошадокъ, Фаддей? – «Да четверня, по милости Божией» - А которую лошадку ты больше всехъ любишь? – «Да что – всехъ равно люблю» - Нетъ, ужъ у васъ всегда есть любимая. – Да вотъ разве эту; эта будетъ пословнее. – А разсказываютъ ли у васъ на посаде сказки? – Бываетъ иногда. – Да где же больше разсказываютъ? – Да по трактирамъ шляются такие сказочники; веселятъ народъ.
Дорога мрачностию соответствуетъ слободе Александровой и ея грознымъ воспоминаниямъ. Места лесисты; конечно, это малые остатки отъ лесовъ прежняго времени. По сторонамъ открывались иногда виды довольно живописные. Замечательны имена урочищъ. У Троицы есть речка Торгошъ и Кончура. А вотъ тутъ передъ селомъ Коринскимъ речка Печкура! Самое Коринское также село древнее. Производятъ его отъ каръ Грознаго; но, конечно, это производство поэтическое. Вернее то, что село Коринское упоминается въ 1609 году. Въ немъ Сапега встретилъ передовую дружину Князя Михаила Скопина.
34
По мере того, какъ подъезжаете къ Александрову, места становятся мрачнее и лесъ гуще. Но передъ темъ, какъ открыться городу, лесъ, раздвигаясь, уступаетъ место обширной поляне. Вдали виденъ городокъ, сначала какъ будто въ лощине; потомъ выше, живее и красивее вытягивается онъ, особенно горною своею стороною. Какия-то развалины съ башенкой возвышаются надъ новыми зданиями: это остатки славнаго коннаго завода, который былъ основанъ при Елисавете, великолепно построенъ при Екатерине, сгорелъ и не возобновленъ.
Въезжая въ городокъ, по яркой пестроте цвета на одеждахъ простолюдиновъ вы заметите, что городъ оживленъ фабричною промышленностью, что народъ въ довольстве, что красивые бумажныя изделья, которыми снабжаетъ Александровъ Россию, служатъ и населеню самого города. На улицахъ приятно было встречать лица свежия, женщинъ прекрасной наружности, детей здоровыхъ и веселыхъ. Вотъ здесь фабрики, видно, съ пользою действуютъ на низший классъ, не изнуряя силъ его, но питая его и довольствуя.
Остановившись въ гостинице, довольно скромной для промышленнаго города, у хозяина-извощика, я направилъ шаги прежде всего въ уездное училище, къ своимъ сослуживцамъ. Насъ провожалъ по городу хозяйский племянникъ, одинъ изъ учениковъ школы, хорошенькой и умный мальчикъ, летъ 12-ти. Дорогою, чтобы не терять времени, я экзаменовалъ его. Весьма толково сказалъ онъ мне наизусть все 12 членовъ Символа Веры, хорошо знаетъ начатки Катихизиса, Краткую Священную Историю, Географию Европы и России. Объ учителяхъ своихъ и товарищахъ, особенно о старшемъ ученике, говорилъ онъ съ уважениемъ и любовью. Все историческия примечательности города известны 11-ти летнему мальчику: и усыпальницы въ монастыре, и Гробницы Маргариты и Феодосии, сестеръ Петра Великаго, и охотный дворъ императрицы Елисаветы. Отъ товарища по ученью слышалъ онъ, что отецъ его имеетъ книгу, печатанную въ Александровой Слободе, при
35
Царе Грозномъ: ведъ здесь, баринъ, прежде была типография. Мальчикъ изумлялъ меня своею сметливостью, проворствомъ, знаниями, хотя и смешалъ въ ответахъ Ревеку съ Сарою. После оказалось, что онъ совсемъ не изъ лучшихъ учениковъ училища, что нередко ленится въ классахъ, а между темъ и онъ могъ служить хорошимъ аттестатомъ для всей школы. Я поручилъ ему отыскать старинную книгу; но после онъ отвечалъ на вопросы мои объ ней съ какимъ-то смущениемъ, которое обнаруживало, что онъ, въ порыве детской откровенности, проговорился о томъ, чего не велено было ему сказывать. Такимъ образомъ следъ любопытный старинной книги пропалъ у меня изъ виду. Можетъ быть, кто нибудь другой, счастливее меня, ее откроетъ.
Река Серая делитъ городъ на две части. Имя реке дано по цвету, который еще сталъ серее отъ фабрикъ, икажающихъ красоту Божия мира для потребностей человеческихъ. Училище – маленькой светлый домикъ – помещено на горной стороне Александрова. Прекрасный видъ открывается оттуда на широкой, пространной лугъ и на городъ, лежащий вправо. Ученье только что было закрыто передъ моимъ приездомъ, но Штатный Смотритель И. Ф. Милославовъ привелъ ко мне лучшихъ учениковъ. Они, ответами на мои вопросы, подтвердили мне еще более то доброе мнение, которое составилъ я объ училище по мальчику, мною случайно встреченному. Грамматика, Священная и Русская история очень тверды. Экзаменъ былъ сделанъ невзначай, безъ всякихъ приготовлений, по желанию начальника школы, обрадовшагося Профессору, который можетъ взглянуть своими глазами на его ревностныя усилия. Училище такъ содержится опрятно, какъ будто бы ждали кого-то. Карты географическия для черчения развешаны въ классахъ. Училищъ 4. Въ Уездномъ 30 учениковъ, въ приходскомъ 61, въ частной школе 40, въ женской 22 ученицы. Число учениковъ къ народонаселению относится какъ 1 къ 14. Учащиеся мальчики, по большей части, ограничиваются одною грамотой и по-
36
ступаютъ на работу. Редкой изъ нихъ пройдетъ все классы шкллы. Часто порядокъ ученья нарушается темъ, что мальчикъ по целой неделе не ходитъ въ школу. Баловство родителей нередко тому виною. Промышленность также отнимаетъ учениковъ у школы въ работники для своихъ фабрикъ, а сама не радитъ о ученьи народа. Мы думаемъ, что она, съ течениемъ времени, больше получила бы и материальныхъ выгодъ, не говоря уже о нравственной пользе, если бы поступала иначе и умела бы согласовать требования просвещения со своими вещественными видами.
Вся древность города сосредоточена въ стенахъ Успенскаго первокласснаго девичьяго монастыря, который со своею пространною оградой возвышается на другой стороне города за рекою, на гористомъ месте. Вечеромъ я успелъ только быть у всенощной. Народу въ церкви было не много, особенно для такого большаго праздника, какъ день св. Апостоловъ Петра и Павла. Правда, есть еще въ городе большая соборная церковь. Но надобно сказать и то, что фабрики умоляютъ народъ, и немногие, освободившись поздно отъ телесныхъ трудовъ, решаются еще на продолжительное стояние во храме Божиемъ. Промышленность должна бв быть предупредительна – и накануне большихъ праздниковъ дать хотя два часа роздыха передъ всенощною, чтобы народъ могъ, отдохнуть немного, посвятить последние часы дня и вечера Богу. Плоды духовной жизни въ народе, конечно, принесли бы пользу и самой промышленности, которая на нравственности народной, основе порядка и благоустройства, выгадала бы те два часа, которые уступила бы здесь въ пользу Религии и Церкви.
Отъ монахини привратницы узналъ я, что въ монастыре сто монахинь, которыя живутъ на общине. Игуменья Аполлинария, отошедъ на покой по летамъ, предоставила строение монастыря Игуменье Елисавете, весьма деятельной и бодрой. – «А какъ у васъ будетъ завтра поздняя обедня, матушка, въ которомъ часу? – Да ведь мы не по вашему считаемъ часы, а по Русски. – «Какъ это, ма-
37
тушка? – Да, у насъ есть на башне свои часы, Русские. Вотъ какъ зазодитъ солнце, это значитъ 24 часа, а по захождении, идетъ первый часъ, тамъ второй, и далее. Такъ и бьютъ они. Это Русские часы. – «Ну, матушка, такъ у вас часы не Русские, а Итальянские. Такъ до сихъ поръ считаютъ часы въ Риме. Завтра можно видеть ваши часы?» - Можно, можно сударь. У насъ такъ они и заводятся. – итальянские часы въ Александрове Монастыре! Должна быть непеременно древность отдаленная.
На другой день, после литургии, осмотрелъ я соборную церковь. Она объ одной главе. Наружною архитектурою напомнила она мне бывшую церковь Николы Явленнаго на Арбате, несомненно строенную при Иоанне Грозномъ, которая недавно была сломана. Только размерами она гораздо пространнее. Время строения положительно неизвестно; но есть признаки, что также при Иоанне Грозномъ. Одноглавыя церкви у насъ вообще древнее пятиглавыхъ, но и пятиглавие ведетъ начало свое тоже отъ глубокой древности. Въ 1158 году Князь Андрей Боголюбский во Владимире «заложи церковь камяну святой Богородици… сверши же церковь 5 верховъ, и все верхи золотомъ украси, и створи въ ней епископью.» Верхи здесь конечно означаютъ главы. Но многия церкви, какъ Переславский соборъ, какъ Спасъ на Бору, были одноглавыя. Любопытнее вопросъ: когда у насъ, съ какихъ поръ, начали перестраивать древния одноглавыя церкви въ пятиглавыя и темъ искажать красоту размеровъ и внутреннее освещение храмовъ, и съ какой целью эти переделки совершались? А въ истории нашего храмового зодчества это искажение церквей – фактъ несомненный.
Здесь единоглавие, къ счастию неискаженное, представлялось мне во всемъ своемъ превосходстве касательно внутренняго действия храма. Светъ падалъ сверху изъ продольныхъ стеколъ шеи купола и чудно озарялъ весь иконостасъ: давно не испытывалъ я подобнаго впечатления. Вся великая тайна Бога Слова, предвечно рожденнаго, земное воплощение, Царь мира и сонмы небесные Церкви,
38
склоняющиеся съ обеихъ сторонъ передъ неисповедимою тайною Христовой Веры: Богоматерь, Предтеча, Ангелы, Апостолы, мученики, исповедники, праотцы, въ лучахъ дневнаго света, являлись мне во всехъ подробностяхъ и поизводили на меня то впечатление, котрое долженъ производить иконостасъ храма – это видимое таинственное небо нашей Церкви. Въ другихъ храмахъ недостатокъ света, или золотыя украшения, въ которыхъ самоуслаждалась или личность золотыхъ делъ мастера или щедролюбивое усердие доброхотнаго дателя, мешаютъ тому высокому созерцанию, которое такъ необходимо для молитвы. Здесь же мне все было ясно, доступно, близко.
Надпись, видная въ алтаре на исподе иконы Владимирской Богоматери, которая находится по левую сторону священника, предстоящаго пресолу, свидетельствуетъ, что иконостасъ поставленъ и возобновленъ при Царяхъ Иоанне, Петре и Правительнице Софии. Следовательно, если онъ только возобновленъ живописью, то стало быть древнее Царя Алексея Михайловича: ибо нельзя предположить, чтобы потребовалось возобновление въ малый промежутокъ времени отъ Царя Алексея до троихъ детей его.
Но главное доказательство въ пользу древности храма, такъ называемыя Васильевския двери, находящиеся въ Южномъ входе въ Соборную Церковь. Этому памятнику 511 летъ. Оне названы Васильевскими по имени Новгородскаго Архиепископа Василия, который устроилъ ихъ въ церкви святой Софии въ 1336 году, какъ сказано въ Новгородской летописи («Боголюбивый Архиепископъ Василий у святеи Софии двери медяны золочены устроилъ»). Иоаннъ Грозный, после разгрома Новгородскаго въ 1570 году, вывезъ эти ворота въ свою Слободу. Должно думать, что тогда же оне и поставлены въ церкви.
Я осмотрелъ этотъ памятникъ по описанию Н. Н. Мурзакевича, которое нарочно взялъ съ собою. Описание составлено верно и добросовестно. Весьма немногия поправки и дополнения случилось мне сделать. Содержание изображений на дверяхъ относится къ жизни Богоматери
39
и Иисуса Христа. Они начинаются плачемъ Иоакима о неплодии и молитвою Анны о зачатии, и кончаются изображениемъ Пресвятой Троицы. Обе половины дверей, затворенныя вместе, представляютъ какъ бы некоторый порядокъ въ событияхъ, но не безъ отступлений. Видно, квадраты изготовлены прежде, а потомъ совокуплены невеждою въ одно целое. Преображение следуетъ после Воскресения: это напомнило мне знаменитое выражение профессора Сорбонны, Эдгара Кине: «La resurrection, et puis le Thabor.» Впрочемъ художнкъ дверей не имелъ ли ввиду сказания Евангельскаго, что Преображение Спасителя было обнародовано зрителями его по Воскресении? Въ надписяхъ на дверяхъ, Славяно-церковныя формы языка мешаются съ Новгородскимъ наречиемъ: меце вместо мещеть или мечеть. Некоторыя слова закрыты прикрепленными сверху золотыми листами: очень жаль, потому что скрыто много любопытнаго.
Внизу на дверяхъ, после всего того, что относится къ жизни Иисуса Христа и Богоматери, видны изображения, съ отношениемъ къ Царской власти. Давидъ, какъ образецъ Царя, вернаго Церкви, поражаетъ Голиафа и несетъ торжественно ковчегъ Завета. Рядомъ съ нимъ примеръ другой: Царь мира Иисусъ Христосъ сидитъ на престоле; ликъ его закрытъ прибитыми железными листами; но вы отгадываете сидящаго по Евангелию и кресту, которые передъ нимъ лежатъ на алтаре, съ орудиями страданий по одну сторону, и чашею по другую. Кентавръ, символъ любострастия, держитъ правою рукою маленькую фигуру и какъ бы кидаетъ ее далеко отъ Царя Бога: въ надписи сказано, что царь братъ Кентавра и что Кентавръ мечетъ (меце) братомъ своимъ на обетованную землю. Тутъ же другое нравоучительное изображение: мущина сидитъ на дереве, отягощенномъ плодами, и наслаждается ими; внизу две мыши подтачиваютъ корни дерева. Не могу согласиться съ почтеннымъ авторомъ описания, что будто бы два различные мастера, Грекъ и Русский, работали эти двери и что искусство одного уступаетъ искусству другаго. Люди
40
въ одеждахъ изображены лучше, чемъ нагие: такъ бываетъ всегда въ первоначальномъ искусстве. Воскресение И. Х. и победа Давида надъ Голиафомъ весьма благообразны, потому что здесь тело покрыто одеждами. Нельзя того же сказать о крещении Спасителя, потому что художникъ не въ силахъ былъ рисовать наготу тела [*] [См. Журн. Мин. Нар. Просв. 1837. Декабрь. Васильевския двери въ городе Александрове. Сделаю некоторыя дополнительныя замечания къ данному описанию Н. Н. Мурзакевича. Если двери затворить, то не будетъ такого безпорядка въ постепенности изображений, какой замеченъ Авторомъ, хотя правда и не во всемъ. При распятии у креста присутствуетъ Иоаннъ и потому должно читать… аннъ, а не анны (стран. 609). Никодимъ, сидя у подножия креста, не держится за веревку, а клещами вынимаетъ гвоздь изъ ноги спасителя. Въ сошествии Св. Духа на Апостоловъ внизу изображенъ побежденный царь тьмы въ короне, отделенной отъ верхней картины круговидною чертою. Подобное изображение встречается нередко на иконахъ того же содержания. Тоже виделъ я въ Троицкомъ Соборе Лавры на паперти. Въ воскресении Лазаря слуга не пособляетъ встать воскресшему, а снимаетъ съ него пелены. Иконы съ изображениемъ Богоматери, прядущей волну (стр. 621), встречаются и въ другихъ местахъ, какъ напримеръ въ Киеве. Вотъ все, что я могъ заметить въ знакъ уважения къ труду почтеннаго археолога, безъ котораго не ясны бы для меня были Александровские ворота.] Въ складкахъ же одеждъ видны вкусъ и некоторое искусство.
По другую сторону у северного входа есть образъ Спасителя съ греческою надписью, которая какъ видно принадлежитъ Русскому невежде: вместо ?? ??? ??? ?????? (свет мира) читаете: ?? ??? ??? ??????. Все малыя паникадила передъ местными иконами серебряныя – даръ Царевенъ Маргариты и Феодосии Алексеевне, какъ это можно видеть по надписямъ, ихъ окружающимъ. Въ алтаре есть еще маленький приделъ Симеона Богоприимца.
Успенский храмъ, по мнению молодаго священника, весьма образованнаго, заключаетъ въ себе наибольшую древность монастыря; но не столько самая церковь, сколько то здание, изъ котораго она построена. Главная церковь во имя Успения Богоматери, котораго икона весьма ува-
41
жаема, подновлена усердиемъ И. Ф. Баранова. По бокамъ два придела, Иоанна Предтечи и Св. Марии Египетской. Въ последнемъ приделе иконостасъ замечателенъ красотою своей иконописи: особенно поразилъ меня необыкновенною грациею образъ Архидиакона Стефана на северныхъ дверяхъ, съ кадиломъ въ правой руке и съ камнемъ въ левой. Живопись, должно думать, временъ Царя Феодора Алексеевича, при котромъ было сильно Итальянское влияние. Все это здание всеми подробностями своими показываетъ, что оно первоначально назначено было не для церкви. Окна и двери на техъ местахъ, где бы следовало имъ быть; углубления въ стенахъ безъ всякой причины. Подобныя я виделъ после въ Твери, въ церкви Отроча монастыря, переделанной изъ келии Митрополита Филиппа. Въ трапезе большой церкви съ правого краю и во всемъ приделе Марии Египетской вы видите остатки деревяннаго пола, составленнаго изъ сосновыхъ квадратовъ. Это, конечно, полъ прежняго здания. Внешния части здания при церкви, подъ одною съ нею кровлею, показываютъ также, что оно все вместе когда-то составляло одно целое: при переделке же его въ церковь съ двумя приделами, некоторыя части не взошли въ новый планъ – и теперь въ нихъ жилыя комнаты. Конечно, опытный въ храмовомъ нашемъ зодчестве архитекторъ могъ бы окончательно решить вопросъ о первоначальномъ назначении этого здания. Не здесь ли былъ монастырь Грознаго? Не тутъ ли кельи его опричниковъ? Священникъ сказывалъ мне, что по преданиямъ и догаткамъ, тутъ и полагаютъ покои Иоанновы.
Еще более убеждаютъ въ вероятности этого предположения подземные своды и подвалы, которые находятся подъ этимъ зданиемъ, и занимаютъ огромное пространство. Тутъ теперь монастырские погреба. Своды сложены изъ белаго камня, точенаго въ большихъ размерахъ. Кладка, по признакамъ, очень древняя. Въ одномъ месте стены, какъ бы впадина нарочно сделанная, и выдаются какие-то два бруса съ обеихъ сторон: трудно решить, для какой цели это устроено? Те, которые предполагаютъ, что въ
42
этомъ месте была обитель Иоаннова, спрашиваютъ: не для пытки ли какой? Въ самые нижние подвалы спускаться довольно трудно по обвалившимся ступенямъ, въ глубокой темноте, при свете лучины. Здесь чуть-чуть проникаетъ светъ въ самыя узкия отверстия, которыя сделаны надъ землею. Местами на камняхъ сводовъ я замечалъ следы буквъ: м, р. Подъ другою церковью Покрова Богоматери, где теперь хлебня и запасы муки для монастыря, находятся другие своды и подвалы. Въ глубину сходы такие, что спускаться страшно. Входятъ въ те, которые служатъ магазинами, а на дальние только пказываютъ съ ужасомъ, предполагая, что здесь были какие нибудь тайники или подземные проходы. Подозрительный Иоанн любилъ ихъ. Вообще вся эта подземная сторона гадательно напоминаетъ о темномъ пребывании здесь Царя Грознаго.
Надъ церковью Покрова устроены те часы, которые въ монастыре слывутъ Русскими и которые, начиная счетъ времени отъ заката солнечнаго, обличаютъ Италианское происхождение. Старушка живетъ при часахъ, ежедневно заводитъ ихъ, сверяетъ съ солнцемъ и заведываетъ ихъ механикой, которая, судя по наружности ея и устройству, должна быть первоначальая. Надобно слышать, съ какимъ заботливымъ участиемъ говоритъ старушка о своихъ часахъ. Посредствомъ двухъ деревянныхъ дощечекъ, она какъ-то устроила правильное движение маятника, который было испортился. Вся жизнь ея въ этихъ часахъ. Впрочемъ для монастыря они чрезвычайно важны, потому что все занятия монастырской общины распределены по нимъ. Когда эти часы сделаны или откуда привезены? Неизвестно. Если они устроены уже по основании монастыря, то въ эти времена у насъ были свои Русские часовщики. Изъ юридическихъ актовъ мы знаемъ, что Петръ Кузьминъ Печонкинъ, Тихвинецъ, посадской человекъ, въ 1655 г., взялся для одного девичьяго монастыря своими работными людьми собрать казенные часы боевые, поставитъ ихъ на колокольне наготово, какъ имъ бить на четверо часы по четвертемъ, безмятежно, указать ихъ
43
монастырскому человеку и вывести кругъ указной, по чемъ ихъ водитъ и знать, и впредь шесть месяцевъ починивать ихъ безволокидно, а все это за полпята рубли. (Акты Юрид. № 199).
Должно думать, что все это место, после смерти Грознаго, оставалось въ запустении до самыхъ техъ временъ, когда здесь была основана женская обитель. Время основания оной не определено. Въ Истории Российской Иерархии сказано, что Царь Алексей Михайловичъ въ 1651 году разрешилъ грамотою для старицъ строитъ при церкви кельи и ограду. Но древнейшая грамота, хранимая въ самомъ монастыре, относится къ Феодору Алексеевичу. Есть предание о старце Лукияне, который имя свое далъ пустыне, лежащей въ 10 верстахъ отъ Александрова, что онъ, съ благословения Патриарха Иоакима, основалъ и освятилъ эту женскую обитель. Протоиерей соборной церкви сказывалъ мне, что есть о томъ рукописное сочинение, которое ходитъ по рукамъ любителей старины. Вероятно, для обители воспользовались существовавшею уже церковью Успения Богоматери и зданиями Иоанна Грознаго, которыя отличались необыкновенною твердостью, какъ это можно видеть изъ многихъ памятниковъ его времени.
Здесь-то жили въ инокиняхъ две сестры Петра Великаго: Марфа (Маргарита) и Феодосия Алексеевны. Первая преставилась въ 1697, а вторая въ 1713 году. Память ихъ есть древнейшее и священное предание монастыря. Ихъ смиренныя, низменныя кельи пристроены къ колокольне. На нихъ показываютъ съ благоговениемъ. Ими устроены деревянныя усыпальницы, или похоронные погреба, где и теперь хоронятъ монахинь, ставя гробъ на гробъ. Мы видели несколько гробовъ, поставленныхъ одинъ надъ другимъ, съ воткнутыми въ нихъ вербами отъ заутрени вербнаго воскресения. Откуда взялся обычай усыпальницъ – не знаю. Онъ напомнилъ мне обычай погребения, прежде существовавший въ Риме, хоронить въ подземныхъ погребахъ и также ставить гробъ на гробъ. Въ этихъ же усыпальницахъ похоронены были и Царевны, согласно ихъ соб-
44
ственному желанию, вместе съ другими монахинями; но потомъ перенесены ихъ гробы въ другую отдельную усыпальницу, подъ церковь Сретения Господня. Здесь на двухъ гробницахъ горятъ неугасимыя лампады – и народъ чтитъ память Царевенъ-инокинь частыми панихидами. Передъ входомъ, у окна, вы видите портретъ Маргариты, имеющий большое сходство съ Петромъ Великимъ и Царемъ Алексеемъ Михайловичемъ.
Монастырская ризница хранитъ также память Царевенъ. Богатыя ризы, шитыя жемчугами, серебромъ и золотомъ, ихъ рукоделье. Замечательны: крестъ, построенный въ церковь Царицею Натальею Кирилловною въ 1694 году за здоровье ея, Петра Алексеевича и Царевича Алексея Петровича; ложка столовая Царевны Софьи Алексеевны съ буквами ея имени, - и блюдо серебряное, весомъ фунтъ и 5 золотниковъ, которое царю Алексею Михайловичу поднесли Голландцы съ надписью: «21 весъ фунт. 5 зол. Государю челомъ удари Галанские торго немцы давыдъ микула стоварищи ?Н? ?ев.» 7156-1648, въ 12-й день Февраля, т. е. на праздникъ Алексея Митрополита, но это не былъ день имянинъ Царя. Имянинникомъ бывалъ онъ 17-го Марта, какъ значится въ царскихъ выходахъ: Матра въ 17 день слушалъ Государь всенощную, на свой Государевъ ангелъ, въ Алексеевскомъ монастыре. Жаль, что въ выходахъ 1648 года весь Февраль утраченъ, а не то, можетъ быть, мы и прочли бы что нибудь о приношении Давыда Микулы съ товарищи.
Тутъ же въ ризнице хранится несколько кожаныхъ лоскутковъ, т. е. старинныхъ денегъ, техъ самыхъ, которыя изъ этого монастыря присланы были въ наше Историческое Общество. Это маленькие четвероугольнички изъ толстой кожи съ знакомъ въ роде загнутаго гвоздя. Я помню: наши скептики, тогда бывшие еще въ большой силе, ихъ оподозрили и объявили подделкой. Но что же за нужда была городу Александрову ихъ подделывать? Отъ ризничей слышалъ я, что этихъ кожаныхъ лоскутковъ можно много найти и по городу. Где открыты они были – неизвестно.
45
Отъ памятниковъ Древней Руси возвращаясь къ новой, не могу не сказать, что нынешний городокъ Александровъ всею жизнию и деятельностью своею обязанъ своему гражданину, всеми уважаемому, Ивану Федоровичу Баранову [Къ несчастию, Александровъ лишился съ техъ поръ своего благодетельнаго гражданина.] Я и прежде слышалъ объ немъ отъ Барона А. К. М-фа, какъ объ человеке ума и просвещения необыкновеннаго, съ великими замыслами, могущими принести честь торговле и промышленности Русской. Къ моему сожалению, И. Ф. былъ въ Петербурге, куда поехалъ за сыновьями, которые воспитываются тамъ въ высшемъ Коммерческомъ училище. Я не могъ познакомиться съ нимъ, чего весьма желалъ.
И. Ф. Барановъ здесь главный двигатель торговли и промышленности, не смотря на то, что есть купцы въ Александрове и богаче его. Онъ понялъ, что Россия въ своихъ торговыхъ замыслахъ должна иметь въ виду Европу и Азию: Европу, какъ образецъ, съ которымъ не только должно сравняться, но даже его превзойти; Азию, какъ неисчерпаемый источникъ для материала, и какъ средство для сбыта. Крашенье бумаги и ситцы – главное его занятие: промышленность народная, соответствующая потребностямъ всехъ классовъ. Народъ нашъ любитъ светлыя одежды и яркость красокъ: красный и розовый – его любимые цвета. Промышленникъ долженъ применяться и къ народному вкусу, если хочетъ успеха и выгоды. И. Ф. учредилъ въ селе Карабанове новую ситцовую фабрику, съ целью превзойти все иностранныя изделья въ этомъ роде. Марену вывозитъ онъ изъ Хивинскаго царства, и въ обработке ея вошелъ въ соперничество съ Эльберфельдомъ, этимъ Манчестеромъ Германии, который одинъ до сихъ поръ заведывалъ ею въ Европе: марена Барановская являлась уже на Лейпцигской ярмарке и состязалась съ Эльберфельдскою. Изъ Хивы же выписалъ онъ въ нынешнемъ году 35,000 пудъ хлопчатой бумаги. Г. Чихачевъ
46
въ своей статье, которую читалъ въ Географическомъ Обществе 3-го Декабря: объ изследовании верхняго бассейна Сыръ-и Аму Дарьи, относительно торговли нашей съ Азиею, выражаетъ ту мысль, которую Г. Барановъ давно уже исполняетъ на деле. «Главная польза замены Американской хлопчатой бумаги и заморской марены Азиатскими, говоритъ онъ, состояла бв въ томъ, что Россия платила бы за нихъ своими мануфактурными изделиями и что притомъ доставкой хлопчатой бумаги и марены занимались бы не иностранцы, по большею частию сами Русские, которые перевозили бы также и свои изделия на Азиатские рынки.» То и делаетъ И. Ф. Барановъ. Виды его простираются на Кавказъ въ следъ за нашимъ оружиемъ: ужъ онъ ведетъ большой торгъ и въ Тифлисе.
Въ такомъ славномъ нашемъ фабрикантне приятно найти благочестиваго и добраго человека. Приделъ въ соборной церкви Александрова отделывается на его счетъ, со вкусомъ и великолепиемъ. Во всемъ околодке раздаются отъ нарда единогласныя похвалы И. Ф. Баранову за его добро. «Да, онъ не побоится, какъ другие, говорилъ мне извощикъ, чтобы у него фабрика сгорела. Нетъ того беднаго человека, кому бы онъ не сделалъ добра. У мужика коровка свалилась, коровку дастъ. Къ нему ведь какие гурты-то гоняютъ по осени!» Такой голосъ – лучшая награда доброму делателю.
Где воспитался И. Ф. Барановъ, умевший соединить Европейския мысли съ такою чистою Христиансою основою? Нетъ, мне говорили, что Александровъ былъ его колыбелью и местомъ воспитания.
Я старался разведать: не сохранилось ли въ народе какихъ нибудь преданий объ Иоанне Грозномъ, о его пребывании здесь, объ Александровской слободе, которая, по сказанию одного древняго житейника, хотя по слову и означала тоже что свобода, а была горше Египетской работы. Одинъ почтенный старожилъ, Семенъ Антипиевичъ, сказывалъ мне, что онъ ничего не слыхалъ отъ своихъ пред-
47
ковъ. Мои сослуживцы по учебному ведомству также не могли мне сообщить ничего. Народъ помнитъ конный заводъ Елисаветы Петровны, охотный лугъ, где охотилась сама Императрица, эта прекрасная всадница, какъ воспелъ ее Ломоносовъ; но все, касающееся до Иоанна, покрыто, по видимому, забвениемъ. На месте его чертоговъ и келий стоятъ памятники благочестия. Одни мрачныя каменныя подземелья гадательно напоминаютъ объ немъ. Въ народе не ходитъ ни сказки, ни песни, ни предания о грозномъ царе въ томъ месте, которое было свидетелемъ его жестокостей и причудъ. Вотъ еще добрая черта нашего народа! Онъ не злопамятенъ; история злопамятнее его, какъ сказалъ Карамзинъ. Что, думаетъ онъ, помнить дурное о царяхъ и сочинять на это сказки? Лучше забыть, да помолиться на томъ месте, где совершено какое зло. Известно, что даже сыноубийство Иоанново въ одной народной песне, касающейся этого события, исправлено – и казнь, повеленная царемъ палачу Скуратову, не исполняется усердиемъ добраго боярина. На местахъ крови и зла, мы издревле любили ставить не обелиски и не пирамиды Египетские, но храмы и кресты. На западе, въ подобномъ случае, стояла какая нибудь башня съ приведениями, и разсказывалась бы страшная легенда о Грозномъ, въ вечное отмщение его памяти, и путешественникъ-собиратель обрадовался бы такому разсказу и передалъ бы его читателямъ, прикрасивъ его съ своей стороны какими нибудь цветами. Что касается до меня, то я радъ былъ за нашъ народъ, что не нашелъ въ немъ никакой памяти о злодействаъ Иоанновыхъ. Не знаю, впрочемъ, можетъ статься, другой путешественникъ будетъ несчастнее меня въ отношении къ мнению моему о нашемъ народе и счастливее въ отношении къ романтической занимательности своего разсказа объ Александрове.
48
Дорога въ Переславль. – Озеро Плещеево. – Следы пожара въ городе. – Древности Переславля. – Проводникъ Акимъ Алексеевъ. – Новый соборъ. – Предание о Купале. – Древний соборъ Спасопреображенский. – Иконы.- Изображение таинства брака 1682 года. – Гробницы. – Храмъ Петра Митрополита. – Видъ съ колокольни собора. – птицы-рыболовы. – Житие Никиты Переславскаго, слышанное изъ устъ неграмотнаго мещанина. – Монастырь Горицкий. – Рыбацкая Слобода. – Даниловъ монастырь. – Веськово.- Гремячъ. – Ботикъ Петра Великаго. – Указъ Петра В. – Видъ на озеро. – Училища. – Проэктъ издания древностей Владимирскихъ.
Неразговорчивъ былъ извощикъ, который везъ насъ изъ Александрова въ Переславль, до станции. Онъ не езжалый человекъ, не покидалъ своего Холопова, или какъ онъ произносилъ Фолопова, меняя букву Х на Ф и темъ доказывая, что онъ веренъ своему местному произношению. Вообще заметилъ я, что мужики мало ездившие, а более сидевшие въ деревняхъ своихъ, неразговорчивы, необразованны. Оно и естественно. Общение съ людьми прежде всего образуетъ человека. Красивый, высокий мущина сменилъ его на станции. Крестьяне въ Петровъ день разговелись: кто молочкомъ, а кто побогаче – говядинкой.
Плохихъ лошадей, измученныхъ работой, мы должны были сменить въ другомъ селе. Сельский писарь, умный малой, вывезъ на лихой тройке. «У насъ окружный-то, говорилъ онъ мне, вотъ кажется и со всякимъ младенцемъ поговоритъ. Никого словомъ не обездолилъ.» - Въ день Петра и Павла бываетъ праздникъ у ботика Петрова на озере Переславскомъ, и гулянка у крестьянъ села Веськова. – Объ озере разсказываетъ народъ, что оно все выплескиваетъ, что бы въ него не бросили, хотя бы въ
49
самую середину. Отъ того и названо, конечно, Плещеевымъ. Разъ везли по озеру камень во сто пудовъ: - онъ упалъ въ воду какимъ то образомъ. Озеро не въ силахъ было волнами своими выплеснуть его на берегъ: такъ весною, когда ломало ледъ, икрами вытерло его на то место, где его и показываютъ. Икрами называются огромныя льдины. Дно всего озера чистый песокъ: въ немъ нетъ ила, ни растений. Вода такъ прозрачна, что въ ней решительно видно все, на какой бы глубине что ни кинули, какъ говоритъ народъ и подтверждаютъ очевидцы. Чистота воды даетъ и рыбе вкусъ превосходный.
Ночью приехали мы в Переславль. Вдали белою полосой лежало озеро. Передъ гостиницей, где мы остановились, виднелись обгорелыя развалины каменныхъ домовъ после пожара, недавно бывшаго. Въ городе это было еще свежимъ грустнымъ событиемъ. Но вместе съ несчастьемъ разсказывали и о благотворительныхъ подвигахъ купечества. Первый помогъ Алексей Петровичъ Столобовъ, старший изъ гражданъ Переславскихъ. Затемъ помогъ изъ Москвы племянникъ его, Константинъ Алексеевичъ Куманинъ. Ждали, что пришлютъ Киселевы изъ Шуи, а они родня Темерину-Додонову, голове, котораго фамилия старинная въ Переславле; домъ его также сгорелъ. Честь и слава доброму нашему купечеству! – оно, первое, является на помощь въ подобныхъ бедствияхъ.
Рано утромъ пошелъ я осматривать древности Переславля. Въ то время, когда на улице затруднялся я въ проводнике и разговаривалъ о томъ съ мальчикомъ гостиницы, заметилъ мое затруднение шедший по улице мещанинъ. – «Что вамъ угодно, баринъ?» - спросилъ онъ у меня. – «Да вотъ взглянулъ на вашу древность, на ваши соборы и монастыри. – «Извольте, баринъ, я вамъ все покажу. Какъ намъ не знать своего города?» - Да, у тебя, можетъ быть есть дело. – «Ничего, ничего, батюшка. Радъ вамъ послужить.» - Этотъ Переславской чичероне Акимъ Алексеевъ, мещанинъ Федоровской слободы. Я
50
рекомендовалъ бы его всякому, кто бы захотелъ познакомиться съ Переславлемъ: преумный малый, знаетъ въ городе все, старое и новое, а грамоте не учился. Я не разставался съ нимъ целый день.
Въ новомъ соборе нетъ ничего древняго, кроме двухъ иконъ. Одна – Владимирской Богоматери. Объ ней существуетъ следующее народное предание, разсказанное мне Акимомъ. Въ Переславле народъ покланялся идолу Купалу. Когда Владимиръ внесъ Христианскую веру, Переславцы хотели все-таки продолжать свое языческое поклонение. Но Владимиръ прислалъ къ нимъ икону Пресвятой Богоматери и темъ удалилъ ихъ отъ кумира. Потому и празднуютъ ей накануне того дня, какъ праздновали Купалу. А икона слыветъ въ народе до сихъ поръ Купальницей. – Другая икона Спаса Нерукотворнаго, также весьма уважаема народомъ, какъ древняя святыня. Она было обожжена въ какомъ-то пожаре. Протоиерей полагаетъ, что перенесли ее изъ старого собора. Судя по стилю, этотъ образъ долженъ напоминать самыя первоначальныя времена Переславля. Въ сохранении его нетъ ничего необыкновеннаго. Во время пожаровъ, конечно, прежде всего спасали святыню.
Но вотъ неподалеку отъ новаго собора, близъ высокаго валу, древний соборъ Спасопреображенский, сложенный изъ белаго камня, объ одной главе. Поразительны простота и гармония этго здания. Можете взглянуть на изображение его въ Русской Старине, Г. Мартынова, и на прилагаемый рисунокъ, но здесь ясна будетъ для васъ одна внешняя его форма, а не стройность размеровъ, котрою можно передать только посредствомъ архитектурнаго рисунка. Въ 1152 году, говоритъ Никонова летопись, Великий Князь Юрий Долгорукий «градъ Переславль отъ Клещина пренесе, и созда болши старого, и церковь въ немъ постави камену святаго Спаса.» Стало быть, древнейший городъ находился на берегу озера Плещеева, въ старину Клещина или Клешнина; теперешний же городъ отдаленъ отъ него, а валъ, окружавший древний городъ, строенный Княземъ Юриемъ, еще далее отъ озера. Соборъ
51
стоитъ почти у самого валу.Отъ вала обращенъ онъ на востокъ. И. М. Снегиревъ въ описании этого храма передалъ намъ историческия воспоминания, соединенныя съ нимъ.
Иконы внутри храма, большею частию, древния. Замечательнейшая Спаса Милостиваго: по сторонамъ спасителя Богоматерь и Иоаннъ Креститель. Лицо сего последняго – типъ превосходный, чисто Византийский. На свитке, находящемся въ рукахъ его, надпись, по стилю буквъ и языку древняя: «Се агнецъ Божии вземляи миру грехи.» Буква «ж» необыкновенной формы; буква «з» по Востокову весьма древняя. Замечателенъ дательный падежъ: миру грехи – вместо грехи мира – также древний Славянский оборотъ, котораго нетъ и въ Остромировомъ Евангелии на этомъ месте. Снятие этой иконы можно бы рекомендовать художнику-археологу, который захотелъ бы у насъ заняться собраниемъ иконъ замечательныхъ. Здесь же есть удобство для такого изучения, чего нетъ въ другихъ храмахъ; иконы безъ окладовъ и доступны во всей ихъ целости.
По правую руку отъ царскихъ дверей, вторая местная икона весьма примечательна не столько древностию своею, сколько содержаниемъ. На верху читаете надпись: Образъ Распятия Господа – Седмь Таинствъ. По середине иконы изображенъ Спаситель, распятый на кресте, а вокругъ Него семь Таинствъ. Шесть изображено въ кружкахъ, и лица самаго меньшаго размера. Но видно, что на Таинство брака живописецъ обратилъ внимание гораздо большее. Оно представлено внизу и какъ бы указываетъ поводъ, по котрому икона была написана. Иерей благославляетъ чету, богато одетую, соединяя руки жениха и невесты, на которыхъ одежды древне-Русския. Возле невесты стоитъ женщина не молодая, также въ богатомъ наряде, подъ фатою, и въ левой руке у нея свеча, а правою держитъ она венецъ на голове невесты, которая, съ распущенными волосами по обычаю, даже теперь существующему у нашихъ крестьянокъ около Москвы, подаетъ правую руку жениху, въ левой же держитъ ширинку. На шее и на груди ея много монистовъ и
52
драгоценныхъ каменьевъ. На платье изъ парчи узорочной обозначена талия поясомъ съ городками. Женихъ съ подобранными волосами на голове, въ парчевой ферязи съ петлицами, изъ подъ которой виденъ зипунъ, подаетъ правую руку невесте. При женихе стоитъ мущина, еще наряднее одетый чемъ самъ женихъ, судя по узорамъ ферязи, съ длинными волосами, вьющимися по плечамъ, и какъ у женщины, въ одной руке у него свеча, другою же онъ держитъ венецъ на голове жениха. Венцы жениха и невесты различные: на последней онъ имеетъ видъ пламени, бьющаго къ верху. Кругомъ всего образа написаны стихиры, которыя поются на Воздвижение Креста. Надъ Таинствомъ же брака большая надпись: Тайна седьмая святаго бракосочетания. Надъ головою жениха: Бракъ есть таинство, въ которомъ служитель церковный обручаетъ два сочетавающыяся лица. Надъ головою невесты: О нихже речено еже Богъ сочетаетъ, человекъ да не разлучаетъ и будете оба въ плоть едину. Въ самомъ же низу иконы читаете: Въ лето (7190-1682) поставилъ сей образъ всоборный и Апостольстей церкви Преображения Спасова по обещанию своему подъячей Никита Ведерницынъ. Писалъ иконописецъ Стефанъ Казариново. Вероятно, этотъ образъ имеетъ отношение къ браку подъячаго. Совершение обряда и древния наши одежды, особенно женския, большая у насъ редкость, весьма любопытны. При невесте дружкою женское лицо, не какъ теперь. Письмо иконы Фряжское. Краски весьма ярки, но съ желтизною. Эта икона стоитъ того, чтобы снять съ нея копию, особенно съ нижней ея части. Прилагаемая здесь литография послужитъ живымъ объяснениемъ къ моему разсказу [*]. [Весьма радъ, что мое описание иконъ Спасопреображенскаго собора, равно и некоторыя другия подробности перешли въ описание Переславля, составленное Г. Савельевымъ-Ростиславичемъ после полугодичнаго его пребывания въ этомъ городе и напечатанное въ 6-й книжке Сына Отечества 1848 года.]
53
Въ алтаре церкви гробница: думаютъ, что здесь погребенъ Князь Иоаннъ Дмитриевичъ Переславский, внукъ Невскаго, основываясь на летописи, которая расточаетъ ему большия похвалы, не означая однако места погребения. Въ самой церкви две гробницы: предполагаютъ, что похоронены его предшественники. Но впрочемъ все это гадательно, потому что надписей нетъ. Древняя Русь не считала нужнымъ, какъ водно, надписывать имена лицъ на надгробныхъ камняхъ.
Не подалеку отъ древняго собора находится церковь Св. Петра Митрополита, вторая по своей древности. Новыя пристройки безобразятъ, къ сожалению, ея изящную архитектуру. Особенно красива верхняя ея часть: осьмиуголникъ съуживается къ верху и осеняется главою, которая имеетъ сходство съ Архирейскою Митрою. Нетъ ли въ этой форме какого нибудь символическаго значения? Не было ли у насъ различия въ образахъ церковной архитектуры, смотря по посвящению храма? Въ Угличе я виделъ древнюю церковь во имя св. Алексия Митрополита, точно такого же вида, какъ Переславская. На древнихъ Спасскихъ соборахъ глава также всегда одинаковой формы. Символика нашего древняго зодчества – тайна еще не разгаданная у насъ, но тутъ не можетъ быть случайности. Все, конечно, было определено. Внутри церкви иконопись до того подновлена, чьимъ-то усердиемъ, что не осталось и следовъ ничего древняго. Грустью отзывалось мне въ сердце слово: поусердствовали! Которое я нередко слыхалъ въ монастыряхъ и древнихъ нашихъ храмахъ. Конечно, никто не осмелится порочить благочестивыхъ побуждений въ такомъ священномъ деле; но если хотите построить или украсить храмъ Богу: то зачемъ же непременно вамъ надобно разорить для того и заново изменить какое нибудь здание, которое служитъ памятникомъ молитвы вашихъ предковъ и прожило несколько столетий? Вы строите въ XIX веке: архитектура храма должна отвечать новымъ потребностямъ времени. – Еще ужасно видеть, какъ рука новаго живописца размазываетъ на древнихъ иконахъ свои новыя, румяныя и дебелыя, изображения, въ которыхъ
54
самоуслаждается его развитая личность. Да не ужели же нетъ для того простаго дерева? Зачемъ же надобна непременно для такихъ подвиговъ древняя икона, на которой печать веков? Великий художникъ, конечно, не совершитъ такого святотатства, а совершить его можетъ невежда, съ развитою безусловно личностью.
Въ церкви я нашелъ одну только древнюю икону – Святителя Петра, висящую на стене съ левой стороны, и та сохранена, какъ сказывалъ мне священникъ, по приказанию Его императорскаго Высочества Великаго Князя Цесаревича.
День былъ светлый. Я взошелъ на колокольню новаго собора, и оттуда открылся мне прекрасный видъ на озеро, городъ и его окресности. Озеро Плещеево стелется вдаль, ясное и лазоревое, и шумитъ, весело плеща своими волнами. По небесному цвету поверхности вы видите, какъ чисто должно быть песчаное дно его. По краямъ видны села: слева Веськово, памятное ботикомъ Петра Великаго, Соломидино, справа Борисоглебское, Воронцово, а тамъ далеко, далеко за озеромъ, село Купань [*] [Въ Москвитянине я было напечаталъ Кутань, хотя мне и назвли село, какъ записано у меня въ дневнике, Купань. Г. Савельевъ-Ростиславичъ меня поправилъ. Но считаю обязанностию оправдаться. На карте стоитъ Кутань. Я поверилъ карте, думая, что, можетъ быть, ослышался, и записалъ неверно, а вышло такъ.] Къ озеру отъ города примкнула рыбачья слобода, где ленивый и грязный Трубежъ вливаетъ свою мутную волну въ его лазоревую и чистую влагу. Городъ весь виденъ, какъ на ладони. Отсюда вы легко можете обежать глазами весь зеленый валъ, который образуетъ параллелограммъ промежъ домовъ и церквей. Взгляните отсюда, какъ были малы древние города! За валомъ лежали слободы и посады. Живописно, но нескладно разметанъ городъ по ровному месту. Новыя улицы отличаются отъ древнихъ прямизною. Двадцать две церкви возвышаются надъ домами: изъ нихъ заметнее красотою стиля древний соборъ и церковь Петра Митрополита! Обилие Божиихъ храмовъ – принадлежность древнихъ городовъ. Церкви,
55
сады, огроды, дома каменные, деревянные, домики, хижины, лачуги, площади, улицы, пустыри, извилины реки, зеленая трапеция вала – все это въ живомъ разнообразии перемешано произвольно и изображаетъ вамъ нескладное раздолье самой жизни. За городомъ, въ разныхъ сторонахъ, возвышаются монастыри: всехъ живописнее слева на горе упраздненный монастырь Горицкий, где преже былъ архирейский домъ, а теперь развалина; подале монастырь девичий Федоровский, основанный Грознымъ въ 1557 году, въ память рождения сына его Феодора и во имя Св. Феодора Стратилата; ближе къ городу, у въезда отъ Москвы, монастырь Св. Даниила Переславскаго, а на право вдали монастырь Св. Никиты Столпника. Съ одной стороны глаза разбегаются по голубой равнине озера; съ трехъ другихъ сторонъ – по полямъ и горамъ, которыя оживлены нивами, лугами, лесами, деревнями. Это одинъ изъ светлыхъ, привлекательныхъ видовъ, которые не такъ часто встречаются въ нашемъ краю. Надъ всемъ городомъ и надъ озеромъ летаетъ изумительное множество белыхъ рыболововъ. То даютъ они широкие круги – надъ домами, во все стороны города; то реютъ какъ белыя точки въ небе надъ озеромъ; то завидя рыбку, бросаются стремглавъ на воду.
Замечательно изобилие этихъ птицъ въ Переславле. Они очень красивы: малы теломъ, белы какъ мартовский снегъ на солнце; клювъ и лапки у нихъ розовые. Такие же ручные, какъ голуби въ Москве, но еще ласковее и дружелюбнее къ человеку. Летаютъ по домамъ, по дворамъ, садятся на окнахъ; иногда такъ пролетятъ надъ вашею головой, что чуть-чуть не заденутъ. Народъ ихъ любитъ, кормит и не бьетъ. Рыбаки считаютъ даже грехомъ убить рыболва, не смотря на то, что конечно эта птица поедаетъ здесь множество рыбы. Но Русский человекъ не жаденъ, не корыстенъ – и любитъ давать волю прекраснму Божию созданию, которое своимъ полетомъ оживляетъ для него мертвую природу. Мы еще не дожили до того, чтобы птицамъ боятся промышленности нашего народа.
56
Изъ собора мы отправились въ монастырь Даниила Переславскаго. Акимъ былъ нашимъ спутникомъ. Хоть онъ и не грамотенъ, а чего не знаетъ въ Переславле, и про старое, и про новое время. Жития Переславскихъ чудотворцевъ ему известны подробно. Сначала разсказывалъ онъ мне о Св. Данииле, какъ онъ изъ Горицкаго монастыря смотрелъ часто на то место, где теперь стоитъ его обитель; потомъ заговорилъ о Никите Столпнике – и то передавалъ мне живою устною речью, что я самъ только что прочелъ въ рукописномъ житии Никиты, которое было со мною. Вотъ то, что я слышалъ отъ него.
«Никита жилъ въ Переславле и былъ другъ мытарямъ.» - А кто такие мытари? - «Да сборщики податей, батюшка. Собирали подати княжеския, и промышляли воровствомъ и разными неправдами. Вотъ Никита разъ пошелъ на рынокъ купить мяса: купилъ, приноситъ жене своей. Жена начала варить его въ горшке. Смотритъ въ печку: бьетъизъ горшка страшная пена, и всплываетъ то голова, то рука, то нога человеческая. Сказала она о томъ мужу: Никита пришелъ въ ужасъ, покаялся и сказалъ жкне: иду въ монастырь.»
Никита Переславский жилъ въ XII столетии. Этотъ разсказъ, записанный въ житии и до сихъ поръ живущий въ устахъ народа, указываетъ на свирепые нравы времени.
«Вотъ приходитъ Никита въ монастырь къ игумну и открываетъ ему грехъ свой. Никиту въ монастыре не принимаютъ. Онъ пошелъ, да и легъ въ ближнее болото, во сте саженяхъ отъ монастыря. Лежитъ онъ день, другой третий, не естъ и не пьетъ… Вдругъ увидели монахи: надъ болотомъ столпъ комаровъ и мошекъ въется отъ земли до самого неба. Вздивились они тому, ришли до того места, смотрятъ: лежитъ Никита – они и взяли его съ собою. Тамъ онъ и постригся. Доныне, батюшка, на праздникъ Никиты Переславкаго, 26-го Мая, если случается ведряное время, столпъ комаровъ и мошекъвертится на томъ самомъ месте, где въ болоте лежалъ Никита, а въ другие дни этого не бываетъ.
57
«Не долго прожилъ въ монастыре Никита. Онъ заключилъ себя въ столбе, что стоитъ у большой дороги, и носилъ вериги. Сталъ служить народу, изцелять и творить чудеса, и много людей начало къ нему стекаться со всехъ сторонъ. Вотъ мытари, его бывшие содружебники, позавидовали ему, что къ нему много народу приходитъ, и убили его. Вериги-то на немъ считали они золотыми или серебряными, сняли ихъ, повезли въ Ярославль; какъ привезли и увидели, что они были железныя, бросили ихъ въ реку Которость… Вериги-то поплыли.»
Какия нравственныя мысли почерпаетъ народъ изъ этого разсказа? Гражданинъ. Неправдами и разбоемъ достигший крайнихъ пределовъ порока, вдругъ разкаивается и въ смрадномъ болоте очищаетъ свое злодеяние. Постригшись въ монастыре, онъ не остается однако въ затворе обители. Заключивъ себя въ придорожномъ столбе, онъ служитъ народу словомъ, советомъ, поучениемъ, врачествомъ, милостыней. Чистая слава его и польза сзываютъ къ нему всехъ, но и порождаютъ зависть. Онъ, очищенный и прославленный, убитъ прежними своими друзьямит, свидетелями его прежнихъ злодействъ. И вотъ природа сама нарушаетъ для него законъ, чтобы почтить святаго, и железо, удручавшее его тело, не тонетъ на воде, а сохраняется на память народу. Такъ самоочищениемъ отъ всякой мерзости и благодеяниями народу снискалъ Никита святость: онъ продолжаетъ служить ему и теперь.
Церковь во имя Князя Андрея Смоленскаго, где покоются его мощи, не сохранила ничего древняго. Усердие поновило все.
Съ особенною грустью вспоминалъ мой Акимъ о прошломъ великолепии Горицкаго монастыря, когда тамъ былъ Архирейской домъ и когда Амвросий Бантышь-Каменский положилъ в немъ основание Гефсимании. Теперь уже все опустело – и только изредка бываетъ служение. По мере того, какъ идешь къ Данилову монастырю, и Горицкой вправо растетъ по горе и виднеется яснее и красивее.
58
Отъ временъ древнихъ мы въ разговоре переходили и къ новымъ временамъ. Главный доходъ города – рыба, говорилъ Акимъ. Но рыбой заведываетъ не городъ, а особая рыбачья слобода. Рыбы столько въ озере, что можно наловить, по крайней мере, на 60,000 ассигнациями въ годъ. Такъ по разчету Акима, конечно, въ пять разъ преувеличенному его воображениемъ противъ статистической действительности, которую предлагаютъ Владимирския Губернския Ведомости. – «Рыбаки, продолжалъ онъ, еще въ озере запродали рыбу. Рыбаки Переславские не Русские, а все Чухна: переселены Петромъ Великимъ. У нихъ речь-то хоть и Русская, да лица то вовсе не Русския. Ростомъ малы, безобразны. Съ нами Русскими они не водятся – да и мы тоже съ ними. У нихъ и обычай другой, и нравы другие, чемъ наши.» - Это замечание Акима мне подтвердилось совершенно на томъ рыбаке, которому заказалъ я копченыхъ сельдей и лодку на озеро. Лицо у него чухонское, ростъ маленький. Въ обращении смесь низости съ грубостью. «Сто разъ поклонюсь въ ноги, а не обидьте» - говорилъ онъ мне, не будучи доволенъ никакою платою за своихъ сельдей. Никогда не скажетъ этого Русской простолюдинъ – и не будетъ кланяться въ ноги изъ лишняго алтына.
Я сделаю замечание, относительно сближений Русскаго народа съ иностранцами. Когда переселяется къ намъ человекъ отдельный изъ другаго народа, мы за него беремся и въ третьемъ поколении претворяемъ его въ нашу собственную народность. Когда же переселяется целое племя или колония, тогда оно остается неприконовеннымъ и никакъ не смешивается съ народонаселениемъ Русскимъ. Возьмите въ примеръ Немецкихъ колонистовъ въ южныхъ губернияхъ; возьмите Татаръ, Цыганъ, Чувашей, Мордву; сюда же относятся и Корелы, переселенные Петромъ Великимъ въ Переславскую рыбачью слободу. Они потеряли свой языкъ, но сохранили наружность и характеръ. Народъ нашъ не восприметъ въ себя другаго народа, изъ уважения какъ къ своей собственной народности, такъ и къ чужой.
Въ монастыре Данилове я, къ сожалению, не нашелъ Настоятеля. Въ Ризнице не могли показать ничего
59
примечательнаго. Любопытнейшия грамоты напечатаны въ описании обители, которое составлено изъ подлинныхъ монастырскихъ бумагъ и издано въ 1834 году. У раки Преподобнаго Даниила я увиделъ почтеннаго старца, который молился: седой, какъ лунь, высокаго роста, сложения исполинскаго. Но старость брала уже свое въ его нетвердыхъ движенияхъ. Этотъ поклонникъ Святаго, схоронивший жену свою въ монастыре и часто посещающий ея могилу, - тотъ самый Алексей Петровичъ Столбовъ, который помогъ погорелымъ Переславцамъ. Воспоминание о месте, где почиваетъ Преп. Даниилъ, слилось въ моемъ воображении съ величавымъ видомъ благочестиваго старца.
Акимъ возилъ меня на своей тележке въ Веськово, село, блиъ котораго хранится ботикъ Петра Великаго. Народъ изготовлялъ дорогу для сановнаго лица. Влево на горе виденъ Горицкий монастырь во всей красоте своей. За Веськовымъ на месте, называемомъ Гремячъ, находится домикъ, достроенный Августа 1-го дня 1803 года, и въ которомъ, по желанию Переславскихъ дворянъ, разрешено было хранить ботикъ Петра Великаго. Березовая аллея ведетъ къ нему. На этомъ самомъ месте былъ дворецъ Петра. Остатки его вовсе не существуютъ, но кой-где на земле видны еще следы оснований зданию. Березы, саженныя Петромъ Великимъ, срублены чьею-то рукою. Осталось две, но это едва ли не внучки прежнихъ. Акимъ, который все знаетъ, уверялъ, что въ этомъ дворце, когда онъ былъ целъ, жили фрейлины Ягужинския; после оне постриглись въ Федоровскомъ монастыре. Ботик поставленъ въ большой зале: вотъ зерно Русскаго Флота! Вотъ игрушка отважнаго Петра, которому Переславское озеро было первою школою мореплавания! Сюда уезжалъ онъ изъ Москвы отъ матери, подъ предлогомъ, что едетъ молится къ Троице. Здесь тешилъ юный духъ свой и воображалъ себе море. Число Августа 1-е, выставленное на домикъ, напоминаетъ тотъ крестный ходъ на озеро 1692 года, когда Царь самъ, при погружении крества въ воду, палилъ изъ пушекъ съ своихъ фрегатовъ.
60
Прочная постройка ботика весьма примечательна. Онъ вмале пророчитъ что-то великое. Тутъ навалены якори, мачты, топоры, канатъ, разныя снасти… Объ этомъ-то корабельномъ хламе народъ говоритъ, какъ я слышалъ отъ извощика, что все тутъ есть, всякое снадобье, все делалъ Царь, все самъ – и даже лапоть крестьянский плелъ да не доплелъ: сказалъ, что это самая трудная работа.
Въ верхнемъ этаже домика хранятся остатки оконъ изъ слюды отъ прежняго дворца. По слюде изображены красками воины и горожане въ разныхъ костюмахъ, Русскихъ, но более Голландскихъ. Вероятно, деланы въ Голландии.
Тутъ же въ особомъ столе хранится и указъ Петра Великаго, писанный его собственною рукою:
Указъ Воеводамъ Переславскимъ.
«Надлежитъ вамъ беречь остатки кораблей, яхтъ и галеры, а буде опустите, то взыскано будетъ на васъ и на потомкахъ вашихъ, яко пренебрегшихъ сей указъ»
Петръ.
Въ Переславле, въ 7 день Февраля 1722 года.
Строгой указъ, какъ видимъ, строго и исполняется.
Когда выйдешь изъ этого домика къ берегу, открывается очаровательный видъ на озеро, на городъ вдали, на монастырь Горицкой. День былъ прекрасный, ветеръ совсемъ утихъ, ровно и спокойно разстилалось голубое озеро и напоминало своимъ цветомъ отчасти лазурь средиземную. До сихъ поръ я помню это впечатление. Странно, какъ мы не умеемъ наслаждаться темъ прекраснымъ, котрое у насъ подъ рукою. Подумаешь: во 120 верстахъ отъ Москвы, по гладкому шоссе, которое скоро вполне будетъ окончено, лежитъ это прекрасное озеро съ своими окресностями. И никто изъ насъ никогда не вздумаетъ прокатиться сюда, чтобы полюбоваться на его чудныя волны, заглянуть въ его серебряное дно, посмотреть на прекрасные виды, его окружающие. Когда Русская жизнь внутри отечества забьетъ сильнее, когда мы сознаемъ красоты и блага земли своей, когда отъ одного пустаго комфорта, вкусныхъ обедовъ и безконечнаго преферанса перейдемъ
61
къ чистымъ и благороднымъ наслаждениямъ мыслящей жизни: тогда, подъ тысячами веселъ, заплещутъ волны Переславскаго озера, запестреютъ разноцветные флаги судовъ, раздастся одна полная хоровая песня – и будутъ петь ее тысячи голосовъ! Это мечта – скажутъ мне? Нетъ, это сбудется непременно. Не все же намъ дремать въ праздной скуке! Не понапрасну же Богъ расточилъ по земле Русской красоты своей природы! Не для однихъ же сельдей существуетъ Переславское озеро. Гуляла же по немъ яхта Петра Великаго – и раздавалась его потешная пальба. Церковь совершаетъ по Трубежу и по водамъ озера торжественное плавание въ лодкахъ съ хоругвями и иконами, въ шестое воскресенье после Пасхи, при звоне всехъ колоколовъ переславскихъ, при пении клира, въ сопровождении многочисленнаго народа. Если Церковь въ своихъ торжественныхъ молитвахъ освящаетъ намъ красоты природы, отъ чего же мы не пользуемся ими для благородныхъ общественныхъ наслаждений – и дремлютъ понапрасну воды озера, какъ дремлетъ тамъ и наша Русская жизнь безъ мысли, безъ чувства, безъ песенъ и безъ чистыхъ радостей? Отъ чего такъ сонны и праздны и скучны наши красивые города? Отъ чего какъ будто не для нихъ эти голубыя, многоводныя реки? Не для нихъ густая тень лесовъ и широкое раздолье полей?
Последние часы въ Переславле провелъ я въ беседе съ почтенными представителями Владимирскаго и Переславскаго Дворянства. А. А. Б., слушавший у меня лекции Словесности на первомъ курсе, теперь Почетнымъ Смотрителемъ Переславскихъ училищъ. Въ уездномъ 84 ученика – и въ томъ числе 12 дворянскихъ детей; въ двухъ приходскихъ по 56; въ женскомъ 42 девочки. Молодые дворяне наши, живущие по деревнямъ семейно, весьма охотно занимаются земледелиемъ, не по системамъ западной Европы, а практически, согласно съ потребностями жизни и края. Отвлеченныя статьи журналовъ, по большей части, не удовлетворяютъ ихъ. Лучше бы было, если бы они писали сами по своимъ собственнымъ опытамъ и наблюдениямъ и обменивались другъ съ другомъ такими сведениями.
62
Губернский Предводитель Владимирскаго Дворянства сообщилъ мне много дельныхъ сведений о своей Губернии, которую, какъ видно, онъ изучаетъ внимательно. Есть мысль прекрасная: составить местное археографическое общество для того, чтобы совокупными силами привести въ известность, сохранить и поддержать, описать и издать въ рисункахъ все памятники древности, которыми такъ богата Владимирская губерния. Пожелаемъ отъ души, чтобы это благородное предприятие исполнилось.
Встречаются иногда такие прекрасныя мысли въ нашемъ просвещенномъ сословии. Но есть препятствия къ исполнению ихъ – и более всего заключаются они въ томъ, что западная цивилизация породила въ насъ множество нуждъ роскоши, удовлетворение которыхъ для насъ необходимо, потому что вошло въ привычку и даетъ намъ признаки внешней образованности, а между темъ обходится намъ чрезвычайно дорого и отнимаетъ средства для исполнения другихъ высшихъ потребностей.
63
Монастырь Никиты Переславскаго. – предание объ изцелении Князя Михаила Черниговскаго. – Шоссе. – Ярлыкъ. – Иаковлевский монастырь. – Видъ на озеро. – Училища. – Гостиницы. – Соборная церковь. – Ростовские чудотворцы. – Гробницы. – Иконы. – Изменение одной главы въ пять главъ. – Солнечные часы. – Соборная колокольня и ея звоны. – Ростовский Кремль. – Церковь крестовая въ Архиерейскомъ доме. – Место кончины Святителя Димитрия. – Палаты: белая и красная. – Исидоръ Христа ради юродивый. – Авраамиевъ Богоявленский монастырь. – Предание о сокрушении идола Велеса. – Другия предания о Св. Авраамии. – Петровский монастырь. – Житие Петра Царевича. – Собрание портретовъ въ келлияхъ О. Архимандрита Поликарпа. – Ризница монастыря Иаковлевскаго. – Колесница Святителя Димитрия. – Вечерний видъ съ башни на озеро и городъ. – Сцены изъ народной жизни.
Солнце клонилось къ закату, когда мы выезжали изъ Переславля. Влево разстилалось гладкое озеро, облитое солнечнымъ светомъ. Монастырь Св. Никиты Переславскаго возвышался ближе къ озеру на пригорке, окруженный болотистою почвою, которая напоминаетъ о чуде Святаго. Не подалеку отъ дороги каменная часовня и въ ней крестъ, поставленный въ память изцеления Черниговскаго Князя Михаила.
Князь былъ одержимъ тяжкимъ недугомъ. Члены тела его разслабли. Много именья раздавалъ онъ церквамъ Божиимъ. Не было помощи. Вотъ услыхалъ онъ о чудотворце Никите и его изцеленияхъ. Велелъ изготовить себе лошаковъ, взялъ съ собою двухъ бояръ да несколько слугъ, поехалъ къ Переславлю, расположился станомъ у города и забылся сномъ. Изъ монастыря Св. Никиты выходитъ бесъ въ виде чернца, какъ будто за какою то потребою. Князь повелелъ спросить его о святомъ старце: бесъ назвалъ Никиту обманщикомъ и скрылся. Въ отчаяние впалъ Князь Михаилъ, не зналъ что и делать, еще мало прошелъ
64
пути: опять встретилъ того же беса подъ видомъ другаго чернца, который сказалъ ему тоже слово и прибавилъ, что напрасно Князь трудился проходя такой долгий путь, сказалъ и исчезъ. Тогда Михаилъ заметилъ козни дьявольския и продолжалъ свой путь. За версту до монастыря нашелъ онъ место прекрасное, и приказавъ раскинуть на немъ для себя шатеръ, послалъ боярина къ старцу, уведомить его о своемъ приходе. Снова тотъ же бесъ попался на встречу боярину, въ образе рыжаго и криваго чернца, съ заступомъ въ рукахъ, и сказалъ уже, что старецъ умеръ и онъ его зарылъ. Но бояринъ запретилъ ему молитвою преподобнаго чцдотворца, и бесъ сталъ недвижимъ. Дошелъ до столпа, где заключенъ былъ Никита, бояринъ поведалъ ему о приходе Князя, о тяжкомъ его недуге, и получилъ целительный жезлъ отъ Никиты. Князь, взявъ жезлъ, возвратилъ внезапно силы, самъ пошелъ къ столпу, принялъ благославление отъ старца, и передалъ ему клеветы и козни беса. Святой наказалъ сего последняго темъ, что велелъ ему три часа стоять, прилепясь къ стене столпа; бесъ сознавался въ своихъ обманахъ, клялся, что не будетъ делать пакостей людямъ, и отосланъ былъ въ бездну къ отцу своему сатане. Князь же велелъ поставить крестъ на томъ самомъ месте, где былъ прощенъ отъ недуга, и одаривъ монастырь, уехалъ во свояси. А преподобный Никита не переставалъ, и днемъ и ночью, молиться за него, за священниковъ, за иноковъ, за всехъ Православныхъ, о плодоношении земли, о избавлении отъ иноплеменныхъ.
Крестъ, водруженный въ часовне, стоящей на месте шатра, съ изображениями по стенамъ внутри, напоминаетъ о чуде изцеления. Самый столпъ Никиты стоитъ у большой дороги, которая и теперь пролегаетъ согласно древнему преданию.
Чудное шоссе каимлось подъ нами ровной гладью, да мы-то къ сожалению не могли по немъ катиться. Обывательская тройка тащила насъ очень вяло. Везъ крестьянинъ, живущий отъ Переславля за 50 верстъ. Онъ никогда не
65
Бывалъ въ этой стороне, и все окружавшее приводило его въ такое изумление, что онъ самъ не понималъ, где находится. Между темъ деятельно убиралась дорога. Мужики скашивали по ней мураву. Рвы выравнивались въ ниточку. Почтовыя лошади тяжелымъ, огромнымъ каткомъ укатывали дорогу и крушили свежий щебень.
Новый европейский путь много изменилъ впечатления, васъ окружающия. Мне было тринадцать летъ, когда я въ первый разъ ехалъ изъ Переславля въ Ростовъ. Помню, какъ изъ одного села мы переезжали въ другое. Теперь дорога пуста. Села отошли въ сторону. Соображения инженерныя требовали такихъ изменений. Новыя деревни, новыя села выстроются по новой дороге. Въ одномъ месте, шоссе катится по топи непроходимой, где, конечно, никогда не бывала нога человеческая. Это чудо инженернаго искусства. Настъ шоссе на несколько саженъ возвышается надъ болотами, которыхъ влажныя испарения обдавали насъ пронзительной сыростью. Нельзя не любоваться этой смелой насыпью. Петровскъ, заштатный городокъ, где станция, выигралъ много отъ шоссе. Домики такъ и подымаются другъ за дружкой. Домъ станционный очень красивъ и хорошо убранъ. Везде смотрители учтивые, предупредительные, съ новыми формами цивилизации. Все пришлось по новой дороге.
Последнюю станцию къ Ростову ехали мы ночью. Европейская цивилизация гладкимъ путемъ своимъ убаюкивала меня въ моемъ тарантасе и обезпечивала мой сонъ отъ толчковъ и другихъ более неприятныхъ приключений. Но вдругъ и она разбудила меня неожиданнымъ образомъ. У шоссейнаго шлагбаума потребовали Мытищинскаго ярлыка, о которомъ солдатъ сказалъ, что могу съ нимъ сделать все что угодно. Какъ что угодно? Вотъ где его надобно отдать. Смотритель, въ просонкахъ, настойчиво требуетъ ярлыка съ меня, также полусоннаго. Давай искать, шарить по всемъ карманамъ, и въ портфеле, и въ записной книжке. Нетъ какъ нетъ. Надобно было вновь заплатить что-то. Въ другой разъ, коль случится, будем помнить.
66
Ночь лишила насъ возможности любоваться издали на Ростовъ, на его озеро, на монастырь Иаковлевский. За пять верстъ до города, отъ Песочнаго, какъ говорятъ, Песоцкаго, какъ напечатано на карте, начинается этотъ видъ. Былъ часъ ночи. Лишь только стали мы подъезжать къ самой гостинице монастыря, насупротивъ стенъ его, какъ тарантасъ мой повалился набокъ. «Ось съ трескомъ поломалъ!..» Ужъ если надобно было сломаться оси, то нельзя же было сломаться ей благоразумнее, какъ въ двухъ шагахъ отъ гостиницы. Случись это верстъ за пять отъ города, каково бы? Неприятное приключение не помешало мне, однако, любоваться белыми стенами, башнями и главами обители, которыя, какъ величавые призраки, подымались въ ночи передо мною.
Утро было прекрасное: солнце светило во все небо. Давно монастырский колоколъ призывалъ къ молитве. Раннюю обедню выслушалъ я въ приделе Св. Иакова, строенномъ на иждивении Графини А. А. Орловой. Церковь потому и называется Орловскою. Убранство ея великолепное. Вся она расписана Ярославскимъ мастеромъ Медведевымъ. На потолке изображенъ Соборъ всехъ Святыхъ. Характеръ живописи Итальянский. Следъ академическаго влияния прошелъ везде. Ведь есть же у насъ поприще для художниковъ. Благочестивые вельможи платятъ богато. Церковь своими превосходными преданиями предлагаетъ богатейшее содержание. Художники не скованы ни требованиями, ни особенными условиями. Искусству дана свобода. Отъ чего же нетъ великихъ произведений? Отъ того, что одно подражание не создастъ ихъ. Нуженъ свой духъ, своя жизнь.
На паперти вы поклонитесь гробницамъ Амфилохия гробоваго и Иннокентия Архимандрита, недавно почившаго. Войдя въ главный соборъ, я вспомнилъ мое детсво, когда въ первый разъ съ благоговениемъ преклонялся передъ ракою Святителя Димитрия. Тогда былъ 1818 годъ, годъ вступления моего въ Университетский пансионъ. Помню святое, изможденное лицо семидесятилетняго старца Амфилохия,