33
Приложения: Н. М. Пржевальский. Третье путешествие в Центральной Азии
Кроме того собирались образчики горных по-
од во всех попутных хребтах.
Зоологический сбор передан в музей С.-Петер-
ургской Академии наук; гербарий — в Ботаниче-
кий сад; небольшая минералогическая коллек-
[ия —в геологический кабинет С.-Петербургского
ниверситета. Часть собранных коллекций, в ко-
орых оказалось много новых для науки видов как
сивотных, так и растительных, описана акаде-
шками Максимовичем и Штраухом, покойным
[рофессором Кесслером и мною; несравненно же
ольшее количество добытого материала остается
юка еще не обработанным.
Но если мне и выпала счастливая доля совер-
гить удачно три путешествия в Центральной Азии,
о успех этих путешествий —я обязан громко при-
нать —обусловливался в весьма высокой степени
мелостью, энергией и беззаветной преданностью
воему делу моих спутников. Их не пугали ни
грашные жары и бури пустыни, ни тысячеверст-
ые переходы, ни громадные, уходящие за облака,
эры Тибета, ни леденящие там холода, ни орды
икарей, готовые растерзать нас... Отчужденные
а целые годы от своей родины, от всего близкого
дорогого, среди многоразличных невзгод и опас-
остей, являвшихся непрерывной чредой,— мои
путники свято исполняли свой долг, никогда
е падали духом и вели себя поистине героями,
[усть же эти немногие строки будут хотя слабым
казанием на заслуги, оказанные русскими людьми
глу науки, как равно и ничтожным выражением
эй глубокой признательности, которую я навсегда
эхраню о своих бывших сотоварищах...
В заключение да позволено мне будет еще раз
вернуться к своим личным впечатлениям.
Грустное, тоскливое чувство всегда овладе
вает мной, лишь только пройдут первые поры
вы радостей по возвращении на родину. И чем
далее бежит время среди обыденной жизни, тем
более и более растет эта тоска, словно в дале
ких пустынях Азии покинуто что-либо незаб
венное, дорогое, чего не найти в Европе. Да,
в тех пустынях действительно имеется исклю
чительное благо — свобода, правда, дикая, но
зато ничем не стесняемая, чуть не абсолютная.
Путешественник становится там цивилизован
ным дикарем и пользуется лучшими сторонами
крайних стадий человеческого развития: просто
той и широким привольем жизни дикой, наукой
и знанием из жизни цивилизованной. Притом
самое дело путешествия для человека, искренне
ему преданного, представляет величайшую за
манчивость ежедневной сменой впечатлений,
обилием новизны, сознанием пользы для науки.
Трудности же физические, раз они миновали,
легко забываются и только еще сильней отте
няют в воспоминаниях радостные минуты удач
и счастья. Вот почему истому путешественнику
невозможно позабыть о своих странствованиях
даже при самых лучших условиях дальнейшего
существования. День и ночь неминуемо будут
ему грезиться картины счастливого прош ло
го и манить: променять вновь удобства и по
кой цивилизованной обстановки на трудовую,
по временам неприветливую, но зато свободную
и славную странническую жизнь.
