старческую чувствительность, — виновато говорил
Баранов. — Доживешь до моих годов да хлебнешь
столь же лиха, сколь я хлебнул, может, и сам таким
же станешь». — «Да разве ж я вас не понимаю,
Александр Андреевич! — утешал его Хлебников. —
Дай мне, Господь, избежать стольких бед и напастей,
сколь вы испытали».
Перед другим человеком Баранов не стал бы так
откровенничать, но он испытывал искреннюю симпа
тию к пытливому светловолосому комиссионеру, кото
рый немало лет провел на службе компании на Кам
чатке, где принимал и отправлял компанейские гру
зы и был свидетелем многих событий на дальневос
точных российских берегах, о коих сам Баранов знал
лишь понаслышке.
Случалось, то или иное происшествие в селении
или близ него выбивало их из рутинной колеи, и
тогда, еще не приступая к делам, они откликались
на злобу дня пространными рассказами из собствен
ной, богатой событиями жизни.
— Есть все же Провидение на этом свете! — так
торжественно заявил Хлебников, едва успел привет
ствовать Баранова в день их очередной встречи.
— Никак, стряслось что, Кирилл Тимофеевич? —
обеспокоенно спросил Баранов.
— То-то и оно, что стряслось, — возбужденно
продолжал Хлебников. — Аль не слышали? Вчерась
двое рабочих пошли из крепости на край леса дрови
шек на зиму нарубить да не вернулись. Сегодня поут
ру спохватились их и послали команду вооруженную
поискать пропавших. Нашли бездыханных, у мыска,
близ западного берега залива, со многими следами
ножевых ран. По всем признакам, столкнулись они там
с колошами, от рук коих и смерть приняли. И надо
же быть такому совпадению, что и я вечером близ
того мыска гулял, радуясь наступлению тепла. И вдруг
что-то меня остановило, и внутренний голос сказал:
«Стой, Кирилл, дальше не ходи, опасно!» Послушал
ся я моего внутреннего голоса и назад к селению
пошел, а поутру на тебе — такие вот страшные но
вости узнаю! И ведь не впервой уже, Александр
Андреевич, случилось мне пережить предчувствие
