ся у Кузьмы, за что по-своему и рассчитывался. Обо
их это вполне устраивало.
Фрося между тем постелила на стол скатерть,
поставила тарелку с хлебом, в другой был нарезан
кусками копченый кижуч, тут же и соленая капуста.
Появилась и бутылка с водкой. Первую, как водится,
выпили за встречу.
— Так расскажи, Тимоха, что вы там натворили,
за что ж вытурили вас с Сандвичевых, — почти сра
зу начал приставать Батурин, но, пока Тараканов
раздумывал, с чего начать и как объяснить ему по
короче и стоит ли говорить все открыто до встречи
с главным правителем, Кузьма неожиданно, вспомнив
другое, задал более простой вопрос: — А правду иль
нет толкуют, будто ты там женку себе нашел санд-
вичанку, и свадьбу сыграли?
— Да у вас, гляжу, разведка здесь исправно ра
ботает, — усмехнулся Тараканов и начал с более близ
кой ему темы: — Насчет жены истинная правда, Кузь
ма. Люблю я ее крепко и горюю, что расстаться нам
пришлось.
— Сказывают, молоденькая...
— Молоденькая, — подтвердил Тараканов, — но
дева видная.
— Что ж с собой-то ее не забрал, сюда не при
вез?
— Так все сложилось, — уклончиво ответил Та
раканов. — Не знали, выберемся ли сами живыми. Не
хотел жизнью ее молодой рисковать. Судно-то, на
котором уходили мы с доктором, «Кадьяк», больно
худым было, текло как решето. Бог миловал, а еже
ли б шторм нас по пути прихватил, мы бы с тобой,
Кузьма, и не толковали б сейчас.
— Вот беда-то, — заключил Кузьма и налил
еще. — Хотел за новую семью твою выпить, а, вишь,
опять нескладно как-то у тебя обернулось. Давай уж,
коли так, за Сеньку моего, старшенького, за его сча
стье молодое: женился он у меня нонешней весной,
на Пасху.
— Совет им и любовь! Давай за твоего Сеньку.
Выпили. Закусив рыбой, Тараканов спросил:
— А где живут теперь молодые?
503
