В исследованиях Крайнего Северо-Востока нашей страны в ту пору, когда «Чукотская землица» только лишь номинально входила в состав Русского государства, немалое участие приняли служилые люди дальних окраинных гарнизонов. Таким неутомимым и любознательным русским человеком был Иван Кобелев, чьи заслуги перед отечественной географией до настоящего времени оценены еще недостаточно.
Более или менее известно только первое путешествие Кобелева в 1779 г. на острова Диомида. «Перечень из дневной записки казачьева сотника Ивана Кобелева, посыланнаго 1779 года в марте месяце из Гижигинской крепости в Чукоцкую землю» с приложением карты напечатан в академическом «Месяцослове историческом и географическом на 1784 год». Тогда же в несколько сокращенном виде и под другим названием извлечение из донесения и карта Кобелева были опубликованы П. С. Палласом в его «Neue Nordische Beytrage» (Band IV, 1783, S. 105-111. Auszug aus dem Tagebuche des kasakensotniks Iwan Kobelef fiber das Land der Tschuktschen und demselben entgegenliegende Inseln und Landeche von America). В 1790 г. «Перечень» был перепечатан в V части «Собрания сочинений, выбранных из месяцесловов на разные годы»[1].
Напомним основные даты и события этого путешествия.
Гижигинскую крепость (у впадения реки Гижиги в залив Шелихова Охотского моря) Кобелев покинул 22 марта 1779 г. 9 мая он пересек Анадырь. 28 мая был у горы, «именуемой Сердце Камень» (так была названа Берингом приметная гора в районе залива Креста)[2]. Целью путешествия Кобелева были острова в Беринговом проливе, расположенные против Восточного мыса (современный мыс Дежнева), о существовании которых русские знали давно. Кобелев, не задерживаясь, продвигался по побережью, но только 17 июля прибыл в Ягягеинский острожек чукчей (современный Яндагай[3]) у входа в залив Лаврентия. Потом он перебрался в другой острожек - Нунемгинский (современный Нунягмо). Жители этих селений помнили приход сюда почти полвека назад («в давних годах») судов первой экспедиции Беринга. За год до Кобелева здесь побывали суда экспедиции Кука-Кларка; англичане не упустили случая завязать грабительскую меновую торговлю с чукчами: они выменивали пушнину за бисер. 26 июля Кобелев с материкового берега переехал на первый остров Имовлин[4]. В его дневнике указывается величина пролива (около 40 верст), размеры острова и численность населения («в длину остров до пяти верст, а в ширину около двух, на нем два острожка, в которых мужеска полу с малолетними 203 человека, а женскаго с малолетними же 195»)[5].
31 июля Кобелев переехал на второй остров - Игеллин, «отстоявший от первого около трех верст и подобно первому безлесной». «Длиною сей остров, - записал Кобелев, - около трех верст, а шириною около полуторы версты. Жителей на нем мужескаго полу 85, женскаго 79 с малолетними»[6].
Остальные сведения об островах немногословны. Кобелев отметил, что островитяне подобно пешим чукчам (эскимосам. - М. Ч.), говорят тем же языком, питаются мясом китов, нерп и моржей. «Звери водятся только песцы и то в малом числе».
Как ни кратки эти сведения, они весьма ценны тем, что сообщены человеком, который не только видел, но побывал сам на обоих островах Диомида. Более ранние сведения об этих островах основывались исключительно на рассказах чукчей, если не считать немногословного сообщения Гвоздева об острове Ратманова, к которому он подходил в 1732 г. на боте «Гавриил».
Следует напомнить, что еще в 1763 г. сенатская инструкция, составленная Ф. И. Соймоновым, поручала осмотреть эти острова Н. Шалаурову [1, стр. 175]. Спустя 16 лет Кобелев первым из русских высадился на обоих островах Диомида и дал первые достоверные сведения об их положении, размерах и населении[7].
В своем журнале Кобелев записал, что «От оного острова (острова Крузенштерна. - М. Ч.) до берегу Северной Америки верст до 30, и американские берега, как ближние и отдаленные видны, так и чюкоцкой берег виден же» [9, стр. 266]. Редакторы «Месяцеслова», по-видимому, усомнились в достоверности этого свидетельства Кобелева и изложили его менее утвердительно.
Кобелев подробно расспрашивал местных жителей об Америке, ее жителях, поселениях и промыслах. Главный тойон острова Игеллин Кайгуня Момахунин «объявил о себе якобы он природою американец, и родился в земле американской». От него впервые Кобелев и услышал взволновавший его рассказ о существовании на реке Хуеверен поселения русских людей.
«На американской земле по реке Хеврене - рассказал Момахунин, - острожке называемом Кымговей, жительство имеют российские люди, разговор имеют по российски ж, читают книги, пишут, поклоняются иконам, и прочая собою от американцев отмениты, ибо у американцев бороды редкие, а и те выщипывают, а у живущих де там россиан бороды густые и большие» [19, стр. 266]
[8].
Тщетно Кобелев уговаривал островитян отвести его на американский берег «до тех российских людей». Ему отказали, ссылаясь на строжайшее запрещение ясачных чукчей, которые боялись, «чтоб ево, Кобелева, на американском берегу не убили или б не задержали, и в таком случае страшась взыску, или на них безвинного притеснения и бедствия».
Единственно на что согласился тойон острова это передать русским поселенцам на Хеврене (Хуеверене) письмо Кобелева «с верною оказиею». Из текста письма видно, что Кобелев счел русских на Хуеверене потомками мореходов, пропавших без вести «в давние годы», возможно спутников С. Дежнева. Кобелев писал: «Слыхал я, еще быв в Анадырске, от предков моих, что в давные годы вышло из устья реки Лены, по прежнему званию семь кочей, и поворотя Северным морем, шли благополучно до реки Колымы и оттоль тем же Северным морем вокруг Чукоцкой нос, поровнясь против самого носу, и тут зделался шторм, и тем штормом те кочи разнесло, из которых четыре известны, а о трех неизвестно, и те народы где ныне находятся, не знатно ж».
На обратном пути в Кангунском Евунминском острожке (на карте Кобелева это селение не обозначено) Кобелев собрал дополнительные сведения о русских на Аляске. Пеший чукча Ехипка Опухин (в публикации «Месяцеслова» - Ехилка Опухин), бывший на Аляске в военных походах и «для торгу разов до пяти», сообщил Кобелеву о своем друге с острова Укипеня (остров Кинг. - М. Ч.), который приносил на остров Имовлин от русских письмо, написанное на дощечке с одной стороны красной краской, а на другой «черными с вырезью словами». Русские нуждались в железе и просили доставить их письмо в Анадырскую крепость. Ехипка почему-то письмо не взял. Кобелеву он рассказал, что жители Хуеверена «собираются в одну зделанную большую хоромину и тут молятся, еще есть де у тех людей такое место на поле и ставят деревянные писанные дощечки, стают противу оных прямо передом, мужеск пол большие, а за ними и прочие». В заключение своего рассказа Ехипка Опухин показал Кобелеву, как хуеверенцы при молении крестятся.
Так подтверждались смутные слухи, уже давно доходившие до анадырских старожилов, о существовании на Большой Американской земле поселения русских людей[9].
Весьма интересны наблюдения Кобелева за течениями и ледовым режимом Берингова пролива. В его «журнале» отмечено, в частности, отсутствие приливо-отливных явлений на островах Диомида. Вполне соответствует современным представлениям указание Кобелева на то, что «между островами бывает небыстрое течение с колошнем[10]; течение бывает во все лето из Восточного окна на в Северный, а с августа месяца возвращается к югу и наносит льды».
Карта из «Месяцослова исторического и географического на 1784 год»
Большой интерес представляет карта Кобелева, приложенная к «Месяцослову на 1784 год». Хотя в надписях карты говорится о том, что очертание Чукотской Земли и северо-американского берега дано по «примечаниям аглинских офицеров», и только речки, губы, жилища и острова нанесены по данным самого Кобелева, сличение этой карты с картами Кука-Кларка (231 показывает весьма существенные отличия, делающие карту Кобелева вполне оригинальной. Во всяком случае она более близка к современным, чем другие карты конца XVIII в.11.
Сведения, собранные И. Кобелевым во время его путешествия 1779 г., прочно вошли в отечественную географическую науку. Географический словарь Российского государства, изданный А. Щекатовым в 1801-1808 гг., в описании островов Диомида основывается исключительно на сведениях Кобелева, данные которого приводятся со ссылкой на «Месяцослов» [32, стр. 693 и 755].
Словарь указывает, что первооткрывателем второго острова – Игеллина является Кобелев (в 1779 г.).
Однако вклад И. Кобелева в исследовании Северо-Востока не исчерпывается путешествием 1779 г. До сих пор остается мало известным второе его еще более примечательное путешествие 1789-1791 гг., во время которого Кобелев трижды пересекал глубинные районы горной чукотской тундры и вместе с чукчами побывал на Аляске. «Журнал» этого путешествия имеется в фонде экспедиции Биллингса в Центральном архиве Военно-морского флота в Ленинграде (ЦГАВМФ, ф. Биллингса, д. 28, л. 395-407).
Второе путешествие И. Кобелева связано с известной экспедицией Биллингса-Сарычева, в частности с сухопутным путешествием Биллингса по Чукотской земле.
Эта экспедиция Биллингса до последнего времени не получала правильной оценки, хотя она была предприятием особой государственной важности[12]. Нужно напомнить, что в конце XVIII в. усилились происки англичан на севере Тихого океана. Вслед за Куком сюда направлялись и другие иноземные экспедиции (в частности, Лаперуза), преследовавшие цели разведки путей проникновения с тыла в глубину азиатских и тихоокеанских владений России. Сохранение в этих условиях на крайнем Северо-Востоке немирных племен, оказывающих упорное и небезуспешное сопротивление русскому проникновению, представляло явную опасность для интересов России.
То, что с экспедицией Биллингса были связаны особые интересы, видно хотя бы из переписки Екатерины II с Гриммом: в ней императрица всячески пыталась затушевать значение экспедиции и более чем уклончиво сообщала о целях экспедиции, которой настойчиво интересовались ее корреспонденты. 15 апреля 1785 г. в письме Гримму Екатерина II решительно опровергала слух о предстоящем отправлении на Северо-Восток крупной правительственной экспедиции и уверяла, что это небольшая экспедиция, якобы снаряжаемая только в угоду П. С. Палласу [21, стр. 330]. 10 августа 1785 г., через два дня после подписания указа об отправке экспедиции, для которой устанавливались совершенно необычные льготы и награды, Екатерина II вскользь сообщила Гримму, что «Лаперуз еще не отправился, а также и Биллингс» [21. стр. 359]. Наконец, уже 17 ноября 1786 г., когда экспедиция развернула работу в Охотске и на Колыме, Екатерина II, отвечая Гримму. замечала: «Все, что пишут об этой экспедиции, - бредни, вся она сводится к капитану Биллингсу и его команде, подобранной им и Палласом» [21, стр. 378].
Когда морской поход из Колымы вдоль чукотского берега не удался, Биллингс, как известно, принял решение пересечь Чукотскую землю по сухопутью. Тот факт, что начальник оставил основное ядро экспедиции можно объяснить только наличием каких-то особых заданий, связанных с более важными целями, чем морская часть экспедиции. Несомненно, такие задания сводились к обследованию Чукотской земли и установлению мирных добрососедских взаимоотношений с чукчами.
Нельзя согласиться с Н. Н. Зубовым, что работа сухопутного отряда Биллингса была мало успешной [30, стр. 11]. В действительности Биллингс и его отряд вполне успешно выполнили возложенные на них задачи. Достаточно сослаться хотя бы на свидетельство советского геолога В. Г. Дитмара, исследователя северной части Чукотского округа, опубликованное в 1938 г. в «Трудах Всесоюзного арктического института». «Маршрут, совершенный Биллингсом в 1791-1792 гг., - писал В. Г. Дитмар, - был до последних лет единственным маршрутом в пределах Чукотского хребта на столь большое расстояние. Этот маршрут описан по журналам участников экспедиции Г. Сарычевым. Опубликованная на страницах этой работы маршрутная карта с рядом незначительных исправлений до экспедиции Арктического института (1932-1935 гг. - М. Ч.) ложилась в основу карт нашего района... До последнего времени книга Сарычева была также единственным материалом, содержащим географические сведения о внутренних частях нашего района» [8, стр. 6]. К этому нужно добавить, что исход экспедиции Биллингса сыграл немалую роль в выработке той правительственной политики, которая определила новый этап во взаимоотношениях государственной власти с «немирными» чукчами.
Выражение этой новой политики мы находим в сочинении Ф. П. Литке о плавании на военном шлюпе «Сенявин» в 1826-1829 гг. Литке писал о чукчах и их мнимой жестокости следующее: «Неоднократные дружеские посещения наших и других судов могли, конечно, произвести добрую перемену в их расположении. Но мне кажется, что они никогда не были столь беспокойным народом, как их описывали. Они были немирные, покуда с ними обращались дурно; с переменой обращения и они переменились. Однажды вкоренившееся мнение не скоро может истребиться: на Колыме их о сю пору боятся как нелюдей; между тем как небольшая артель русских без всякого опасения живет на Анадыре совершенно в руках у чукоч. Все это я разумею об оленных, которых и здесь около нас было довольно: оседлые же всегда слыли тихими» [15, стр. 200].
Есть основание утверждать, что успех сухопутного путешествия Биллингса был во многом подготовлен Иваном Кобелевым.
Из сочинения Г. А. Сарычева известно, что после неудачного плавания «Палласа» и «Ясашны», в августе 1787 г. сотнику Кобелеву и переводчику Дауркину, находившимся в Нижне-Колымске, было приказано «следовать в город Гижигинск, где дождавшись прибытия чукоч, которые ежегодно туда приходят для торгу, отправится с ними на Чукотский Нос и, предваря живущие там народы о нашем прибытии, ожидать судов наших у самого Берингова пролива» [30, стр. 85].
Сведений о том, как Кобелев добирался к исходному пункту своего путешествия, в нашем распоряжении не имеется. Во всяком случае в августе 1789 г. он был в Охотске, откуда, как отмечает Кобелев в своем журнале[13], 12 августа 1789 г. отправился «от начальника морской секретной экспедиции флота капитана 2-го ранга Иосифа Биллингса по данному мне секретному наставлению чрез город Гижигинск в Чукотскую землицу».
В Гижигинск Кобелев прибыл на морском транспортном судне 2 октября. Спустя два с половиной месяца, 19 декабря, он ушел «для ожидания чукоч в коряцкие стойбища» и 24 декабря прибыл в стойбище к старшине Коммату Яхвикову.
Вскоре наступили зимние непогоды. «День был мрачный с пребезмерною по земле метелицею», «день был мрачный с великою пургою и ветром», - лаконично отмечал Кобелев.
10 марта 1790 г. на стойбище к корякам прибыли оленные чукчи, кочевавшие у берегов Северного Ледовитого океана. «День был ясный, тихий, сиянием солнца, - читаем в «журнале» Кобелева. - Сего дня прибыли во оное стойбище аленные чукчи, с коими по уговорам моим свел дружество и дарил их по их вкусу данными мне от экспедиции подарками. Из коих Северного Ледовитого моря лутчие люди Погранче и Млялянтын согласились со своими родственниками, кои при том были, весть меня с переводчиком дворянином Дауркиным в их землицу. А потом выговаривал тем чукчам - можно ль морем подле берега байдарами или сухим путем провесть начальника до реки Ковымы. Кои объявили: за препятствующими превеликими льдами что байдарами пройти никак неможно, а самого начальника, или от него кто послан будет, весть берегом от чукоцкого Восточного мыса даже до самого устья реки Ковымы для описания берега на оленях со охотою согласными себя учинили».
4 апреля 1790 г. Кобелев «с коими чукчами в их землицу возымел путешествие от самого против каменного пеших коряк острожка, от называемой Шестаковой сопки». 6 апреля он «перешел реку Аклань, коя течение имеет в реку Пенжину», 10 апреля - реку Пенжину, 14 апреля - Майн, приток Анадыря, 27 апреля - саму реку Анадырь, «коя течение имеет Восточное Тихое море». Переходя реки, Кобелев тщательно отмечал породы встречающихся в них рыб и их обилие, наличие лесных насаждений, пушных и копытных зверей. Путь лежал все дальше на север. 14 мая перешли реку Нерпячью[14], «в коей, - пишет Кобелев, - имееца рыба - сиги, харбезь[15], по оной реке никакого лесу не имееца, кроме самого мелкого, растилающегося по земле, тальнику[16] не имееца; коя течение имеет в реку Анадырь». Спустя пять дней чукчи вышли на побережье.
По-видимому, через Чукотский хребет они прошли единственным перевалом, ведущим из бассейна реки Анадырь на Ванкаремскую низменность - по долине реки Вульфгуем, притоку реки Амгуемы, традиционному пути чукотских кочевий. Под датой 19 мая Кобелев внес следующую запись: «День был ясный, тихий, сиянием солнца, коего дни вышел на Ледовитое море против острова Кулючина, где нашед лучшего оленного чукчу Кагилевута с его родственниками».
Десять месяцев - все лето, осень и зиму 1790 г. вплоть до марта 1791 г. Кобелев кочевал с оленными чукчами между Колючинской губой и рекой Чаун. Записи в его «журнале» за этот период крайне немногословны и многие ограничиваются только сведениями о погоде. За три летних месяца - июнь, июль и август 41 день был «ясный, тихий, сиянием солнца», иногда «с погодой» и 51 день - мрачный, «с погодой и туманом», а нередко «с великим туманом и морским бусом».
Первоначально в 1790 г. «остановились летовать» при урочище Инниляк (в других местах «журнала» оно называется Иннили или Инныпилха), недалеко от Колючинской губы, и, как заметил Кобелев, «поблизости пеших чукоч». Выбор места летовья тут же пояснен: «В летнее время оленные (чукчи. - М. Ч.) табуны отгоняют в гору, а сами оленные питание имеют от пеших морским зверем». 20 июля «на горах выпали снега». 22 августа «оленные покочевали от моря в горы для зимовки к реке Чавуну». В сентябре снегопады участились, а 24 сентября и 4 октября выпали «большие снега». Покинув летовье, чукчи двинулись на запад. 18 октября, «перешед реку Велмаи (современная река Ванкарем. - М. Ч.), коя течение имеет в Северное Ледовитое море, оная сама по себе водою невелика и не довольно глубока, во оной рыба - чиры, щуки, налимы, сиги, валки, голцы и решная сельдь довольно, по коей никакого лесу не имееца, кроме самого мелкого, растилающегося по земле тальнику, да и то редко».
25 октября «пришел к камню, называемому по чукоцкому званию Тыркигей, где остановились зимовать в числе десяти юрт, а протчие прокочевали далее к реке Чавуну». 14 ноября «солнце уже не сказывалось». 20 ноября «прикочевали все задние чукчи и остановились близ меня для зимовки, всего с прибывшими неподалеку соединились 18 юрт». 3 января «оказалось солнце».
Несомненно, что за это время весть о русском человеке, живущем в чукотском стойбище и вместе с чукчами кочующем по тундре, далеко обошла всю округу. В памяти чукчей еще сохранялись воспоминания о недавних кровопролитных столкновениях с казачьими отрядами и тем приветливее они встречали первого русского человека, добровольно и с самыми дружескими намерениями пришедшего в глубинную чукотскую тундру.
Если путь из Анадырского острога вверх по Анадырю и Малому Анюю и затем в Нижне-Колымск был сравнительно обычен для казаков и служилых людей, то вся огромная горная страна, лежащая к северо-востоку от этого пути, представляла почти неизвестную область. После походов майора Павлуцкого в 40-е годы XVIII в., ознаменовавшихся кровавыми столкновениями с чукчами, в литературе нет сведений о том, чтобы русские чиновники или казаки проникали в глубину этой территории, населенной воинственными чукчами и на протяжении большей части года недоступной по природным условиям
[17].
Путешествие Кобелева являлось по существу дипломатической миссией, и оно увенчалось полным успехом.
В тот самый год по приказу якутских властей зашиверский земский исправник Баннер впервые организовал на реке Большой Анюй вблизи устья ее притока Ангарки весеннюю ярмарку, куда для меновой торговли с чукчами съехались колымские и якутские купцы [12, стр. 188-189]. Анюйская ярмарка стала затем ежегодной и сыграла заметную роль в развитии мирных отношений с чукчами[18]. Обороты ее во второй половине XIX в. достигли 200 тыс. руб. [3, ч.1, стр. 81], причем в обмен на русские товары чукчи доставляли не только песцовые шкуры, но и американскую пушнину, выменянную ими при посредстве эскимосов островов Диомида и Северной Аляски. Заинтересованные в приобретении русских товаров, чукчи в первый же год прибывали сюда из самых отдаленных мест.
Кобелев, по-видимому, был хорошо осведомлен об организации анюйской ярмарки, так как, кочуя с чукчами, он еще 30 ноября 1790 г. отметил прибытие чукчей, направлявшихся на Анюй: «Коего дни прикочевали с Тихого моря с урочища называемого Ягьягей камню, кои следовали для торговли в Колыму числом мужской полу двадцать пять человек, женской двадцать одна, при них санок 55, езжалых оленей 220». 24 февраля он «получил сведение, что с Колымы чукчи возвратились обратно и прибыли на Чавун к зимовавшим тут чукчам». Кобелев сразу же поехал вместе со своим хозяином Пагранчи к чаванским чукчам. 14 марта, переезжая реку Хиват, он отметил, что «на устье оной купца Шалаурова судно льдами разбило, и люди от гладу все померли на самом том устье»[19]. 17 марта Кобелев «Прибыл на реку Чавун; около оной реки довольно оленных чукоч было. Река Чавун сама по себе водою невелика; во оной рыба голцы предовольное число, сиги, налимы, частью коих голцов чукчи промышляют в зимнее время сетями и поддевают крючьями железными. А на оной лед в зимнее время крайне тонок от множества рыбы, и так множество, что во оной земли (видимо, дна реки. - М. Ч.) не видно. По реке никакого лесу не имеетца, кроме самого мелкого, растилающегося по земле тальнику, да и то в редкость. При мне ж все покочевали поблизости Кульчину острову. Почему в летнее время там не бывают, что пеших чукоч подле моря нет, за превеликими льдами никакого морского зверя не имеетца».
Свидетельство Кобелева подтверждает, что в конце XVIII в. западной границей расселения чукчей была река Чаун, а чукчи, встреченные русскими к западу от Чаунской губы (в частности, в 1642 г. на Алазее), селились, лишь отдельными родами, оказавшимися в силу каких-то причин спутниками юкагиров в их кочевьях [22, стр. 90].
28 марта Кобелев вернулся «к своей юрте». На следующий день «покочевали обратно к морю к острову Кулучину». Оленеводы, пользуясь ясной и спокойной погодой, не спеша продвигались по своему традиционному пути, чтобы до конца использовать зимние пастбищные угодья.
Кобелева это не устраивало. 3 мая он покинул стойбище и «поехал на собаках к морю подле берега к Восточному мысу с прибывшими пешими чукчами». Уже 8 мая он «прибыл к Северному морю в селение пеших чукоч, называемой Ванхарымак», 9-го он был на острове Кулючин, 10 - в Иннили, 11 - в Неты, «того ж дни проехал острожик Тапхан», 14 - прибыл в Чечан, «того ж дни проехал Энгормин Натакагичвунь», 15 - проехал Утеин Отан, 16 - прибыл в Увелен20.
Большинство населенных пунктов, указанных Кобелевым, находим в «Списке селений по берегу Ледовитого океана», приведенном В. Г. Богоразом в его монографии «Чукчи» [3, ч. 1, стр. 15-16].
Так, Ванхарымак - это современный Ванкарем (по Богоразу - от Warjkat «моржовый клык»), Кулючин - современный Колючий (по Богоразу - Kuluci, «старая ледяная гора»), Иннили - по Богоразу «крутохолмистый», Тапхан, современный Тэпкэн, на острове Идлидля (по Тан-Богоразу - Tepgen, «низкий прямой берег»), Энгормин. современный Энурмин (по Богоразу Enurmin), Натакагичвунь - по Тан-Богоразу Netekenicvun, изгиб «Neten'a», Утеин Отан - по Богоразу «конец скалы Утена», наконец, Увелен, современный Уэлен (по Богоразу Uwelen, «нож для пластания»).
Поездка на Восточный мыс (мыс Дежнева) была нужна Кобелеву для осуществления его давней мечты - побывать на Хуеверене (Хеврене, Хевуврене). На этот раз уговоры увенчались успехом. Под 26 мая 1791 г. в «журнале» Кобелева имеется следующая запись «В Увеленском острожке будучи, нашел лучшего пешого человека Опрею, коего всячески уговаривал, чтоб он свозил меня в байдаре чрез проливы на американскую землю (которой с американцами наивсегда дружество имеет) и посмотрел бы я тамошних народов, однако через уговоры мои согласился».
4 июня 1791 г. начался байдарочный поход на Аляску. Поскольку записи Кобелева за время плавания на Аляску представляют особый интерес, ниже они приводятся полностью.
4 июня «день был ясный, тихий, сиянием солнца. Коего дни перегреб в числе десяти байдар на Имаглин остров. На коем жительствующих народов мужеска с подростками сто три, женска с малолетними до ста пятнадцати человек21. Питание имеют морским зверем, а платье носят птичье. У мужеска пола нижние губы прорезаны и вставливают сделанные на то из моржовой кости, наподобие запонок, токмо большие, а у протчих каменные. Которые со мною крайне обходились дружелюбно и ласково, почему я и прежде на том острову в прошлом 780-м году был
[22]. Народ отважной, завсегда обращаются в веселости, почасту собираются мущины и женщины, ведрянные дни на улице, а в ненасливые в юртах. Когда собереца, то женщины станут петь по их обыкновению песни, а протчие муж с женою парами пляшут, и так долгое время, наконец, расходяца по своим домам. А живут в юртах деревянных, которые окладены каменьем с дерном, а вход и выход выведено по подземелью, длиною сажени по четыре и более, у которых юрт на полу прорезана дыра, тою вход и выход имеют. На потолке окно одно и покрыто оконницею китовою, кою сдирают с китовой печенки. В зимнее время варят в юртах на жирником горящим. А лес в юртах перевозят с Америки, выкидной по берегам, еловой и лисвяничной».
На острове Ратманова Кобелев пробыл шесть дней.
10 июня плавание продолжалось. Запись гласит: «день был ясный, тихий, сиянием солнца. Коего дни переехали чрез второй пролив на Игеллин остров, на коем таков же народ, как и на Имаглине острове и разговор один. Жительство имеют в таковых; же юртах, нрав и поведение имеют единственное и платье носят такое ж птичье. И те со мною крайне обращались приятно. На оном мужеска с подростками сорок пять, женска с малолетними пятьдесят пять человек. Питание имеют таковое ж морским зверем».
Запись за 11 июня рассказывает о посещении Кобелевым аляскинского берега и попытках пройти к устью реки Хуеверен: «День был ясный, тихий, сиянием солнца. Коего дни переехали на американскую землю в селение по их названию в Кигигмен
[23], в котором я сам был. Жительство никак велико, юрт имеетца до пятидесяти, таковые ж как на островах Имаглине и Игеллине, только жительствующих народов не имеетца. Сказывают якобы от пребезмерного гладу, оставя свои селения, отошли в северную и южную страны (а берег земли к северу низвенной, а в южную небольшими утесами). А к тому разведали они еще по зиме, приезжали к ним на собаках со здешней (Чукотской. - М. Ч.) земли Увеленского острожку, когда море покрыто было льдом, что здешнего (Чукотского. - М. Ч.) берега намеряютца итти на их в поход, которые почасту и прежде на их довольно хаживали походом, множество убивали, жен и детей брали в плен, по большей части кажетца от страху отошли. Однако, как по видимости моей и по самой справедливости собрались байдар до двадцати итти походом, всего до ста пятидесяти человек, в северную страну к урочищу называемому Тапхан. А скрай же моря лесу стоячего никакого не имеетца, сказывают в гору на собаках езды день, лесу довольно всякого. Подле которого (видимо берега. - М. Ч.) и погребли в южную сторону в устье реки Хеверен. По берегу морскому почасту все селения небольшие, токмо пусты. Однако, не точию в устье реки Хеверен войти, но и в губу попасть не мог за препятствующими превеликими льдами. Губа Хеверинская
[24] еще покрыта была вся льдом так, как наподобие зимою. Однако мысли расположил поворотить на Укипинь остров[25], которой от американской земли обстоит в море, например, верстах пятидесяти, против самой губы Хеверенской. Почему и просил того Опрея, чтобы побывать на Укипине острове, однако все, которые были со мною, согласными себя учинили».
Сведения И. Кобелева уточняют истинное положение реки Хуеверен, с которой на протяжении длительного времени связывались поиски древнего русского поселения на Аляске. Это важно отметить, так как по этому вопросу до последнего времени сохраняются неправильные представления, которые привели к ряду досадных ошибок. Л. С. Берг [2, стр. 108], не располагавший достаточными архивными материалами, высказал предположение, что Хуеверен - это не что иное, как великая река американского Северо-Запада - Юкон. Такое предположение было воспринято как бесспорное. Полностью ассоциируют Хуеверен с Юконом А. В. Ефимов [9, стр. 157] и С. Н. Марков [16, стр. 33,43]. Отсюда возникли легенды о существовании в XVII в. русского поселения на Юконе, о том, что И. Кобелев первым из русских побывал в устье Юкона и даже открыл... остров Нунивок. Между тем, приведенные выше записи в «Журнале» Кобелева не оставляют сомнения в том, что Хуеверенская губа (по Сарычеву Эмягра, по Загоскину - залив Кавияк) - это современный залив Кларенс на полуострове Стюард, а сама река Хуеверен - либо протока, ведущая в этот залив из озера Имирук-Бесин, либо впадающая в помянутое озеро река Кузитрин. Это полностью согласуется со сведениями Г. А. Сарычева, указывающего со слов эскимосов, что губа «называемая Эмягра, величиною с Мечигменскую губу» находится на половине расстояния от Мечигменской губы до острова Аяка (современный остров Следж); «в оную, - пишет Сарычев, - впадает немалая река, именуемая Хеуверен» [30, стр. 244]
[26].
Деталь «Меркаторской карты, представляющей Ледовитое море, Берингов пролив и часть Восточного океана с берегом Чукотской земли и Северной Америки». Из книги Г. Сарычева «Путешествие капитана Биллингса по Чукотской земле», СПб., 1812 (уменьшена)
Таким образом, никаких оснований для отожествления реки Хуеверен и Юкона не имеется.
Кстати, заметим, что река Хуеверен показана протекающей по полуострову Стюард и впадающей в Берингов пролив также на картах Сарычева, 1812 г. [30] и Коцебу, 1816 г. [14].
После неудавшихся попыток проникнуть в устье Хуеверена 12 июня 1791 г. Кобелев совершил плавание к острову Кинг (Укибень). Описание своеобразного ритуала меновой торговли между коренными поселенцами Чукотки и острова Кинг представляет собой единственное свидетельство очевидца, не повторяющееся в литературе
[27].
«Поутру, - гласит запись за 12 июня, - на самом всходе солнца подгребли к острову. Те укипанцы, усмотря еще нас в море, то наши все байдары остановились и оделись в куяки
[28], в руках копье, луки и стрелы на титивах так, как ратица должно. Почему я спрашивал, на что готовитесь к войне, мы идем не с войною. На то мне объявили, что у тех укипанцов всегда обращение таковое, и оне нас таковым же образом стречать будут. Потом, приваля к берегу, те укипанцы по тому ж оделись в куяки, луки и копья в руках и стрелы на титивах. Наши выносили борошен на берег, а протчие стоя вооруженно. После того же жители разобрали всех по своим юртам. Укипень остров крайне небольшой, токмо высок, селение в косогоре в больших кекурах, юрты таковые ж как и на Имаглине острове. На нем жительствующих народов мужеска с подростками до семидесяти, женска с малолетними до ста человек. У мужска пола нижние губы прорезаны, как у имаглинцев. Мущины у себя имеют жен по шести и по осми. Разговор таков же, как на Имаглине и пеших чукоч, кои около Восточного мыса живут. Начальников над собой не имеют. Которые со мною крайне в дружестве обращались, чрез перевод мне говорили ходи де по всему их селению и смотри все. Того ж самого дни сделались между ими торговля. Укипанцы променивают куньи парки, лисицы, волки, россомахи, выдры, рыси и оленьи постели
[29] небольшою частью, которое все достают с Америки. А с нашей стороны променивают же копья, ножи, топоры, палмы
[30], котлы железные, корольки всякие, бисер. А питание имеют те жители морским зверем, китовиной, моржевиной и нерпиной. Платье носят сделанной из оленьих кож, которое достают с Америки ж».
Неожиданной для Кобелева была встреча на острове Кинг с приехавшими сюда эскимосами с реки Хуеверен. К сожалению, объясниться с ними ему не удалось по причинам, которые Кобелев подробно излагает: «На том же острову нашел самих американцев человек до десяти, которые жительство имеют по реке Хевереню, кои переехали еще прошедшего лета на трех байдарах для торгу. Те же американцы со мною обращались все крайне дружелюбно и ласково. Разговаривал со оными чрез перевод. Которые сказывают, давно де они слышали имя мое, что я был на первых двух островах. И очень много они разговаривали не по один к разу, почасту. Только переводчиков никак принудить не мог, чтоб перевесть мне хоть один их разговор (кроме того, что только перевели слышали про имя мое давно). А наконец уже где я с американцами стою, то с нашей стороны ко мне не приходят и обходят околицею, с тем, чтоб мне нисколько не переводить. Однако они и сами американцы молчат, что худы ваши не переводят. Они ж американцы свое лицо и грудь и мое лицо, также и грудь, гладят и обнимают, то значится большого и неразрывного их со мною дружества. И на свою землю указывают и меня за платье тянут, и видно к себе зовут в Америку. Когда я по русски говорю, то они в свой язык перстом указывают, да на свою землю. Вскрытно от наших прибывших три краты наодине крестилися рукою и махали на их же землю. И изо всего видица, что есть таковые ж люди, как я, таков же и разговор. Почему приметя я, что прибывшие со мною американцам мой и их разговор не переводят, есть ли русские со оными соединяца дружественно, чрез то самая их коммерция решица. Почему ж прошедшего лета переехал в летнее время один американец, с тем, чтобы со мною видеца (которой разведал обо мне на острове Игеллине, что я прибыл в чукчи, и буду годовать), которого, не допустя до меня, в самом Восточном мысу убили».
Это сообщение Кобелева показывает, как бдительно охраняли чукчи свое монопольное положение в товарообмене с Аляской. В этом, видимо, и следует видеть одну из главных причин безуспешности попыток установить связь с русскими людьми или их потомками, жившими на Хуеверене.
14 июня Кобелев покинул остров Кинг. «Возвратились, - пишет он, - прямо морем, подле носимые в море льды, на Игеллин остров. При самом отправлении таковы ж проводины были, как и встречали, со обоих сторон вооружены».
16 июня Кобелев снова был в Уэлленском острожке. Спустя неделю он перебрался в Нунеглинский острожек, «где и остановился для ожидания прибытия нашего судна». Между тем, судно экспедиции Биллингса «Слава России» задержалось на Алеутских островах и прибыло в залив Св. Лаврентия на Чукотку только 4 августа [30, стр. 182]. Деятельному Кобелеву претило безделье. После месячного ожидания, оставив в заливе Св. Лаврентия рапорт Биллингсу
[31], он снова направился в тундру. Под 28 июля в «журнале» Кобелева имеется следующая запись: «Отправился от Восточного мыса к Ледовитому морю вообще с оленными и пешими чукчами». 8 августа он «прибыл к оленным чукчам, где хозяин мой летовье имел в урочище Инныпилха и с ним оленных чукоч было всего 10 юрт, при каждой по табуну оленей». 9 августа «на горах выпали снега». 11 -го «протчие чукчи покочевали от моря в гору». 20 августа ушло в горы, покинув летовье, стойбище Пагранчи, в котором находился Кобелев. Только 9 сентября его догнало известие о приходе на Чукотку судна экспедиции Биллингса. «Получил известие чрез пеших чукоч, - гласит запись за это число, - что после меня приходило Восточный мыс морское судно. Выходили на берег, а какое не знают». Непогода задержала его в горах до 22 сентября.
Из сочинения Г. Сарычева «Путешествие капитана Биллингса чрез Чукотскую землю от Берингова пролива до Нижне-Колымского острога...» [30], известно, что 4 октября 1791 г. Кобелев присоединился к экспедиции Биллингса, примерно за месяц до того вышедшей из Мечигменской губы в пеший поход через Чукотку. На этом самостоятельное путешествие Кобелева закончилось. Дальнейший путь он совершал в составе отряда Биллингса.
Путь Биллингса по Чукотской земле в значительной степени повторял маршрут Кобелева 1790-1791 гг. Сопровождая Биллингса, Кобелев выполнял обязанности переводчика с чукотского языка, который он хорошо знал. Биллингс и его спутники повседневно пользовались объяснениями Кобелева при выяснении любого интересующего их вопроса. То, что экспедиция смогла в короткий срок собрать наиболее полные сведения по многим вопросам, безусловно надо отнести за счет опытности переводчика, его многолетних наблюдений за бытом чукчей и острого пытливого ума. Характерно, что ряд этнографических сведений в «Журнале» Кобелева почти текстуально совпадает с записками доктора Мерка [4], работа которого является первым научным исследованием хозяйства и бытового уклада чукчей.
Сочинение Г. Сарычева не упоминает о путешествии Кобелева 1789-1791 гг., хотя оно подготовило успех последующей экспедиции Биллингса по территории, заселенной «немирными» чукчами.
Мероприятия Ф. X. Плениснера, предпринимавшиеся по приказанию Ф. И. Соймонова и созданной при нем «Секретной и о заграничных обращениях комиссии», организация анюйской ярмарки, походы Кобелева, сухопутная экспедиция Биллингса[32] знаменовали развитие нового этапа во взаимоотношениях с чукчами, переход от политики завоевания с помощью военно-карательных экспедиций к политике вовлечения чукотских племен в орбиту русского государства мирным путем. Такая политика диктовалась насущными государственными интересами России.
«Во время моего бытия в Чукоцкой землице, - пишет Кобелев, - довольно разговаривали как с оленными, равно, и с пешими, живущими по Северному морю о бытии в вечном и непоколебимом е. и. в. подданстве, которые утверждали себя со всеми своими родами быть непоколебимо. Хотя-де и Тихого моря живущее около устья реки Анадырь, может и паки какую ни есть сделают над российскими пакость (то есть смертное убивство, как прежде они в 784-м году побили отставного казака Долгополова с товарищи пять человек на реке Пенжине), а оне Ледовитого моря такового случая неточию чинить, но и слышать не желают. А с российскими народами в дружестве вечно обходитца желают. И со оными свидание иметь будут в городе Гижигинске и в Нижнековымской крепости, которые и ныне по желаемости своей для торгу каждогодно в зимнее время на оленях ходят».
Любопытны сведения этнографического характера, собранные Кобелевым во время почти двухлетнего его путешествия. В его «Журнале» содержится специальный раздел: «чукотские, как оленных, равно и пеших, нравы, узаконения, обряды и случающиеся церемонии». Здесь описаны некоторые жертвоприношения и обряды при рождении, «в сочетаниях брака», при погребениях.
Вполне отчетливы наблюдения, показывающие своеобразие социальной организации чукчей и сохранение еще в конце XVIII в. обособленности отдельных семейных общин: «Богу не знают, закону и начальников над собою не имеют, а живут каждой по своей власти... Да и впредь начальников над собою иметь не желают, почему де как прежние деды и отцы находились в их землице, не имея у себя начальников, с тем же и оне жизнь свою кончать имеют».
Отмечено распространение «обряда помазания кровью», которое по религиозным представлениям чукчей, как указывает Богораз [3, ч. II, стр. 64, 69 и др.], символизировало родство всех членов семейной общины, а также считалось защитой от болезней. «В жертвоприношениях, - писал Кобелев, - имеют церемонии, где они стоят случица гора или море, оленные бьют оленей, из раны берут кровь рукою и бросают на воздух горе или морю, по большей части на западную страну, тою ж кровью муж у жены мажет лоб и брюхо, а жена у мужа и детей по тому ж... Пешие ж чукчи... в жертвоприношениях бьют собак, также из раны кровь бросают единственно, как и оленные».
Рассказывая о брачных церемониях, Кобелев отметил, что у чукчей «ни платья, ни придан не бывает».
Подробно описывается похоронный обряд у оленных чукчей: «При погребениях, когда человек помрет, то взявши его оденут в белые оленьи порки, штаны и обутки, на бедру нож большой, другой маленькой и положат на санку, к санке пристегнут копье, лук со стрелами и с налучнем, и лыжи, и повезут на гору, какая прилучица ближее, соберут дрова и зажгут, а мертвого положат и с санкою на огонь и сожгут. А подпреженных оленей под ним двух убьют, кости из оленей вынут, оставят над мертвым, а мясо употребляют притом в пищу, с чем и уедут обратно. А на опослея того, когда случица близ того места кочевать, то родственники ездят на оленях для поминовения, возят оленьи рога и становят в одно место над самим мертвым и кладут небольшой огонь и бросают в огонь олений жир и сами себе в пищу употребляют. А когда случица табак, малую часть кладут в огонь и говорят: на тебе табак, покури, и сами при том курят. А когда случица далеко кочуют для такового ж поминку ездят дня по четыре и по три, а летом ходят пешком».
Интересно замечание об обрядах, связанных с завершением охоты на кита, так называемый «праздник кита»: «Когда случица в летнее время убьют кита, то жены их выйдут в край моря и станут рядом, поют песни по их обыкновению и скачут, то якобы веселым образом кита встречают. Как скоро байдары привалят к берегу и выйдут, то растершею синею краскою у каждого переносье поперек, жены их мажут».
Отмечены Кобелевым пережитки группового брака у чукчей, «мена женами», являвшиеся, как указывают современные исследователи [6], не исключением, а обычным бытовым явлением: «Как оленные, равно и пешие между собою по согласию женами меняются... А которые сластолюбивые меняются с пятнадцати человеками, и в том между собою никакого зазрения не имеют».
О ледовом режиме Чукотского моря Кобелев сообщает следующее: «Во время бытия моего в летнее время подле Северного моря байдарами и сухим путем около острова Кулючина к Шалацкому мысу крайне мало, да и то временами льды от берегов относит, хотя и отнесет точию все в виду человеческом. А к Восточному мысу несколько приотносит из виду. А есть ли с моря погода, то множество наносит, что и байдарами пройти неможно. А в самой Восточной мыс августа к 15-му числу множество льдов наносит, а иногда и ранее. А к Шалацкому мысу в протчих местах и во все лето не относит».
В целом «Журнал о путешествии вторично в Чукотскую землицу сотника Кобелева» представляет интереснейший документ отечественной географии конца XVIII в.
К сожалению, сколько-нибудь достоверные биографические сведения о самом Кобелеве отсутствуют. Можно только предполагать, что он принадлежал к семье видных восточносибирских служилых людей
[33].
В феврале 1792 г., после прибытия Биллингса в Нижнеколымск, Кобелев вместе с тойонами колючинских и мечигменских чукчей подписал прошение о восстановлении русского поселения на реке Анадырь [12, стр. 190]. В ноябре 1792 г. иркутский генерал-губернатор Пиль сообщал Биллингсу об отправке Кобелева «со всеми порученными ему делами в Петербург» [12, стр. 192].
Богораз указывает, что Кобелев в течение полустолетия служил первым официальным переводчиком чукотского языка, жил очень долго, более ста лет, и имя его якобы упоминается даже в 1849 г. [3, ч. 1, стр. 53].
Долгое время привлекали к себе внимание сведения, собранные Кобелевым, о существовании древнего русского поселения на реке Хуеверен.
Биограф Г. И. Шелихова Б. Юркевич, ссылаясь на архив, найденный в Вологде краеведом Андреевским, цитирует письмо первого главного правителя русских владений в Америке А. А. Баранова от 20 мая 1795 г., в котором сообщается о намерении Баранова «послать Шильца на паруснике «Дельфин» описать берега Берингова моря, а также и разрешить загадку о заселениях древних россиян или славян в недальнем расстоянии отказанного пролива на реке Хеверен и тут же по пути не откроет ли тот желаемый к Гудзонову и Баффинову заливам пролив» [36, стр. 266]. Эта экспедиция не состоялась. «Дельфин» под командой Шильца пошел к заливу Льтуа и островам Королевы Шарлотты.
Остается пока неизвестным, что предпринимали в дальнейшем русские поселенцы на Кадьяке для поисков своих соотечественников. Но слухи о далеком северном поселении не были опровергнуты. Об этом свидетельствует ряд фактов.
Зимой 1804-1805 гг. на острове Кадьяке находилась «Нева» Ю. Ф. Лисянского. В составе его экипажа был 23-летний мичман Василий Берх, впоследствии известный историк. Во время зимовки Берх перевел с английского вышедшую незадолго до того (в 1801 г.) книгу Мэкензи о его путешествии к берегам Ледовитого океана. В этой книге Мэкензи сообщал, что во время похода по реке (ныне носящей его имя) в 1789 г. индейцы, живущие по нижнему течению этой реки (в районе современного порта Норман), рассказали ему о том, что к юго-западу от них, за горами, течет река, которая впадает в озеро «Бельхулай тое», на берегах которой живут белые люди. Индейцы сообщали, что в устье той реки часто приходят большие лодки, а индейцы выменивают у белых железо за меха. Об этом им стало известно «зим десять тому назад», т. е. в конце 1770-х годов. В. Берх сопроводил эти строки перевода следующими комментариями: «Можно, кажется, надеяться, что слова их справедливы, ибо по преданиям известно и у нас, что около реки Хуевереня живут русские белые бородатые люди, поклоняющиеся иконам» [24].
Вопрос о поселении русских людей на Хуеверене остался невыясненным. Еще 25 мая 1817 г., рассматривая инструкцию В. М. Головкину в связи с предстоящим его кругосветным плаванием на шлюпе «Камчатка», Государственный Адмиралтейский департамент включил в эту инструкцию следующий пункт: «В Беринговом проливе на американском берегу против губы Св. Лаврентия, по уверению чукчей, находится пространный и глубокий залив, близ коего живет особый род людей, не похожий на американцев, у коего по сказанию чукчей есть и книги и образа, которым молятся. Сей залив, во время бывшей там экспедиции капитана Биллингса, капитан Сарычев намерен был осмотреть; но позднее время и противные ветры тогда ему воспрепятствовали, а по сему желательно бы было в случае нахождения Вашего в тех местах, ежели время позволит, исполнить тогдашнее намерение г. Сарычева» [11, стр. 11]. В. М. Головнин до этих мест не дошел.
В 1818 г. правитель русских владений в Америке Л. В. Гагемейстер направил с острова Кадьяка на север экспедицию Петра Корсаковского, имевшую, как видно из его дневника[34], какое-то «секретное» задание, связанное с поисками древнего русского поселения. Корсаковский прошел до реки Кускоквим и, вынужденный из-за позднего времени вернуться, принес известие о том, что на Кускоквиме среди коренного населения также бытовали рассказы о русских людях, живущих на Севере. Старик Кылымбак, дважды бывавший к северу от устья Квихпака (Юкона), рассказывал, что однажды при нем на «игрушку»[35] к дальним индейцам пришли на лыжах двое мужчин, «на них камзол или троеклинки и шаравары, выделанные из оленых кож без волоса и выкрашены черной краской. Сапоги из черной кожи. С бородами. Разговор у них другой, так что все индейцы, бывши на сей игрушки, не могли понимать оного. Видели у них стволину медную, один конец шире, а другой уже, на подобие мушкетона, а у другого медная стволина на подобие ружейной, украшенная черными сепями и белыми чертами». «Кылымбак, - записал Корсаковский, - платье их сравнивает с нашим, точно так скроено, как и у нас. На сих жилищах, проходимых им, есть топоры железные, котлы медные, трубки курительные, корольки разные, латунь. Все ж сии вещи чрез торговлю достают... Он сравнивал тамошние топоры, точно такие ж, как у нас» [13, стр. 46 и 46/об.].
Из опубликованных и имеющихся в нашем распоряжении архивных материалов не удается выяснить дальнейшую судьбу и результаты поисков потомков русских людей на Хуеверене.
Примечательно то, что на карте Л. А. Загоскина (1848) на территории полуострова Стюард, как раз там, где по указаниям Кобелева можно предполагать существование древнего русского поселения, стоят без всяких пояснений два условных знака (треугольники с крестами), которыми на морских картах середины XIX в. обычно обозначались часовни или молитвенные дома. В тексте сочинения Загоскина не содержится ни объяснений к этим условным знакам, ни каких-либо иных сведений о русских людях на Хуеверене.
Так обрывается цепочка сведений о русском поселении XVII в. на полуострове Стюард
[36].
Более чем полтора века прошло со времени путешествий Кобелева. Воздавая должное заслугам наших предков в исследованиях родной страны, мы должны внести в летопись отечественной географии имя простого русского человека - казачьего сотника Ивана Кобелева.
Примечания
1 В ЦГАДА сохранился «Экстракт, выбранной из журнала казачьева сотника Ивана Кобелева», составленный секунд-майором Михаилом Татариновым. Об этом в 1948 г. сообщил А. И. Андреев 128, стр. 59-60]. В 1950 г. указанный «Экстракт» напечатал А. В. Ефимов в приложении к своей книге «Из истории великих русских географических открытий в Северном Ледовитом и Тихом океанах» [9, стр. 264-268]. Текст «Экстрактах», по-видимому составленный по подлинному журналу И. Кобелева, отличается от публикации 1783-1790 гг. малосущественными деталями. А. В. Ефимов указывает [цит. соч., стр. 157], что выдержки из донесения Кобелева были с пропусками и искажениями напечатаны в журнале «Северный Архив» № 22 за 1825 г. При просмотре комплекта этого журнала за 1825 г. и за ряд смежных лет обнаружить эту публикацию нам не удалось.
2 Касаясь расселения чукчей в этом районе, Кобелев писал, что «От сего места начинаются сидячие коряки, т. е. оленей не имеющие; оленные чукчи с сидячими поступают так, как в России помещики со своими крестьянами; сидячие для оленных должны заготовлять китовый жир, моржовое мясо, а оленные привозят к ним только оленье мясо». В примечании к Экстракту М. Татаринова А. В. Ефимов [цит. соч., стр. 265] справедливо отмечает неправильность аналогии Кобелева о сходстве взаимоотношений сидячих и оленных чукчей с положением крепостных крестьян в России.
3 Все современные названия даны по карте СССР под общей редакцией И. П. Заруцкой (в масштабе 1 : 2 500 000), изд. ГУГК, 1949.Соответствие этих названий указанным Кобелевым установлено путем сличения современной карты с картами Кобелева, Дауркина и Сарычева.
4 В других документах - Имоглин, Имаглин, Имяглин, на карте Л. А. Загоскина [10] - - Имаклит. В 1816 г. назван О. Коцебу островом Ратманова. В договоре 1867 г. о разграничении владений между Россией и США наименован остров Нурарбук.
5 Следует отметить сравнительную точность сведений Кобелева. По данным современной лоции, остров Ратманова отстоит от евроазиатского материка на 35,2 км, длина острова около 8,3 км, его ширина 3,5-4,5 км. Гвоздев, впервые видевший остров в 1732 г., указал размеры в три раза меньшие; это дает основание предполагать, что Гвоздев видел не первый, а второй остров группы Диомида, т. е. остров Крузенштерна. Два эскимосских поселения существовали на острове Ратманова еще во время переписи 1897 г. [2, стр. 24].
6 В других документах – Инялин, Игналук, у Л. А. Загоскина - Инаклит. Современное название - остров Крузенштерна. Размеры пролива по лоции около 5 км, острова - в 2 ½ раза меньшие, чем остров Ратманова. Население в 1939 г. -129 человек.
7 В литературе, в частности у Л. С. Берга [2, стр. 105], встречается указание на то, что в 1763 г. на первом из островов группы Диомида, т. е. на острове Ратманова, побывал казак из чукчей, автор ряда карт Чукотки - Николай Дауркин, прошедший сюда по льду с Чукотского Носа. Однако судя по карте Н. Дауркина к «экспликации» к ней, сохранившихся в ЦГАДА, видно, что во время путешествия 1763-1764 гг. Дауркин не заходил по материковому берегу далее Мечигменской губы и побывал не на острове Имаглин (Ратманова), а на острове Инвугнен, т. е. современном острове Св. Лаврентия, куда плавал на байдарке (под эскимосским названием Эйвугьен остров Св. Лаврентия обозначен на карте Г. А. Сарычева). Недавно карта Н. Дауркина и «экспликация» к ней опубликованы в приложениях к сборнику документов «Открытия русских землепроходцев и полярных мореходов XVII века» [20]. Следовательно, сведения Н. Дауркина об островах Диомида также основывались на расспросах чукчей. «Скаска» Дауркина опубликована П. С. Палласом в его «Neue Nordische Beytrage». (Band I, 1781, S. 245-248). Копия «скаски» Н Дауркина, заверенная Плениснером, имеется в ЦГАДА , ф. 199, оп. 2, 528, 1, д. 8. На это впервые указал А. И. Андреев в предисловии к «Истории Сибири» Миллера (т. 1, № 37, 1937, стр. 556), а позднее О. М. Медушевская в диссертации [18]. Предположение А. И. Андреева о том, что напечатанные в «Северном архиве» (ч. XVIII, 1825, стр. 164-201) и в книге «Колониальная политика царизма на Камчатке...» материалы о чукчах и жителях Большой Земли, представленные Екатерине II сибирским губернатором Чичериным, якобы «собраны Дауркиным», является спорным.
8 В публикации «Месяцеслова на 1784 год» это сообщение изложено более осторожно: «Якобы в Америке по реке Хеврене в острожке Кинговей живут люди, которые говорят по российски, читают книги, кланяются иконам и разнствуют от американцев тем, что бороды имеют большие и густые, и потому прозваны бородатыми, а у американцев бороды редкия, да и те выщипывают».
9 Слухи о «белых бородатых людях», живущих в Северной Америке, привлекали внимание исследователей еще в первой половине XVIII в.
Об этих слухах сообщал еще проф. Г. Ф. Миллер в своем сочинении «Известия о северном морском ходе из устья Лены реки ради обретения восточных стран», которое Беринг препроводил председательствующему в Адмиралтейств-коллегии адмиралу Н. Ф. Головину при своем письме от 27 апреля 1737 г. «В протчем сказывают, - писал Г. Ф. Миллер, - в Анадырском остроге, по скаскам тамошних чукчей, подлинное известие имеется, что с восточной стороны Чюкоцкаго Носу есть за морем остропы или матерая земля...; бородатые люди и долгое платье оным известием подтверждаются; от них же получают деревянные чашки, которые с рускою работою во всем сходны, и надеются, что помянутые люди подлинно от руских людей произошли, которых прадеды во время бывших в прежние годы морских путей, имея на море несщастие, на сих островах или матерой земле остались» [9, стр. 261]. Позднее Г. Ф. Миллер полностью включил это сообщение в свою статью «Описание морских путешествий по Ледовитому и по Восточному морю с российской стороны учиненные» [19, стр. 207].
Об этом же писал Я. И. Линденау в «Описании о Чукоцкой земли, где оная имеетца» 1742 года: «И по разглагольствию тех чукч имеетца чрез русских людей известие заподлинно так, что якобы купецким людям двенадцатию кочами минувших лет за семьдесят или более Колымскому среднему зимовью, где прежде ярмонга бывала, для торгу пошедших и от сильных морских погод друг от друга разшедшихся, иные в Камчатку проплыли, а иные к тому острову, которой Большой землей называетца, пристали и, тамо жительствующими народами совокупившися, у них поженились и расплодились» [28, стр. 110].
То, что какие-то «бородатые люди» живут на американском берегу, подтверждали разные источники, в частности опросы в канцелярии Охотского порта казаков Анадырского гарнизона Ивана Гребешкова и Леонтия Вершинина в 1762 г. [1, стр. 182—184]|. «А народы на них живут, - утверждал И. Гребешков, - как руския всем образом сходны, и которые старообразны, у тех бороды отрощены, а у молодых нет... Домы у себя оные народы рубленые как руские». «А за теми двумя островами имеетца де матерая Большая Земля, на которой живут люди бородатыя, подобны де руским людям», - сказывал Л. Вершинин.
Позднее крепость на Хуеверене была изображена на ряде карт, составленных не позже 1769 г. На одной из них, присланной в Академию наук и Адмиралтейскую коллегию сибирским губернатором Д. Чичериным, на месте, соответствующем современному мысу принца Уэльского, изображен полуостров «Земля, называемая Кыгмын», и вблизи в океан впадает большая река Хевуврен. На берегу реки обозначено большое поселение с надписью «Крепость» и по полю карты дана надпись: «Люди живут, носят платье соболье, лисье и рысье, разговор с чукчами не сходен». А. В. Ефимов в результате изучения оригинала этой карты, пришел к выводу, что среди обитателей крепости изображен белый человек [9, стр. 151; 156; 157|.
10 Колошень - поморское название мертвой зыби.
11 Сведения И. Кобелева о размещении эскимосских поселений на тихоокеанском берегу Аляски были использованы при составлении «Карты Шелехова странствования», приложенной к книге о путешествии Г. И. Шелихова, изданной в 1793 г. |26).
12 Когда эта статья находилась в печати, в свет вышла книга М. И. Белова «Арктическое мореплавание с древнейших времен до середины XIX века» (том I «Истории открытия и освоения Северного морского пути», М., 1956), в которой на основе изучения архива И. Биллингса впервые дана развернутая оценка этой экспедиции с точки зрения государственных интересов России на Дальнем Востоке.
13 ЦГАВМФ, ф. Биллингса, д. 28. л. 395.
14 Под именем реки Нерпячьей вплоть до середины XIX в. на картах значилась современная река Канчалан. См., например, карту Г. А. Сарычева [30].
15 Хариус-рыба из семейства лососевых.
16 Тальник - ползучий кустарник низкорослой ивы.
17 Было несколько случаев, когда вместе с чукчами довольно длительное время кочевали казаки, попавшие к ним в плен. Один из них - Борис Кузнецкий, пробывший в плену два года (1754-1756), после освобождения сообщил весьма обстоятельные сведения о Чукотской земле, нравах и быте чукчей [25, также 12]. Однако добровольные путешествия по чукотской тундре до Кобелева неизвестны.
18 Впоследствии ярмарка была перенесена на другой приток Кольмы - Сухой (Малый) Анюй в урочище Островное. Ярмарка в Островном подробно описана Ф. Ф. Матюшкиным [7, стр. 174-186].
19 Долгое время, как известно, считалось, что экспедиция Н. Шалаурова погибла к востоку от мыса Шелагского в устье реки Веркон, где один из мысов поныне носит название мыс Шалаурова изба. Такая ошибочная точка зрения основывалась на неточном сообщении Ф. П. Врангеля. М. И. Белов [1, стр. 177] отмечает, что впервые подлинное место гибели Н. Шалаурова в устье реки Елкова, или Елькан, впадающей в Чаунскую губу, указано в походном журнале И. Биллингса. «Чукчи сказывали нам, - писал Биллингс, - что несколько лет тому назад нашли на устье сей реки в зимнее время избу, покрытую парусиной, и что в той избе было множество костей человеческих и что те остовы принадлежали промышленникам российским Шалауровой компании, которых судно тут зимовало; что тела совершенно были съедены песцами и горными лисицами, которых там бывает великое множество, и что остались одни только от костей оглодыши. Они в избе находили также образа, котлы медные и железные со многими другими вещами, которых они прибрали себе». Это важное сообщение Биллингса, подтвердившее, что экспедиция Шалаурова погибла в Чаунской губе, а не восточнее Шелагского мыса, несомненно получено через Кобелева, в дневнике которого находка зафиксирована за год до путешествия Биллингса.
20 Все названия даны по «журналу» Кобелева.
21 Обращает на себя внимание тот факт, что население острова Ратманова за 12 лет (1779-1791) сократилось почти вдвое. Причиной этого возможно был голод, отмеченный ниже И. Кобелевым, что вынудило часть жителей покинуть остров.
22 По-видимому, описка. Кобелев первый раз был на острове Ратманова в 1779 г.
23 Богораз указывает, что именем Киги азиатские эскимосы издавна называли современный мыс принца Уэльского и селение на нем. Отсюда происходит имя «кыхмы» или «кыхмыльцы» - обитатели селения Киги и вообще жители Большой Земли - Америки. Само название жителей мыса принца Уэльского кинугмюты [3, ч. I, стр. 9]. Впервые указание на то, что чукчи называют жителей Америки «кыхмыльцами», имеется в показаниях казака Б. Кузнецкого, 1756 г. [12].
24 У Сарычева эта губа названа, со слов эскимосов, Эмягра [30, стр. 244|.
26 Остров, известный эскимосам под именем Укибень, Укипень (или Окибень), был назван англичанами островом Кинг [30, стр. 181] и под этим именем обозначается на современных картах. На карте Л. А. Загоскина он назван островом Укивок [10].
26 На карте Дауркина 1771 г. (ЦГАДА, карты Иркутской губернии, № 24), составленной по расспросным сведениям, на американском берегу имеется следующая надпись: «Река Хеуверен, то есть глубокая... По ней есть лес стоячий, обхвата в три и четыре, а именно березник, сосняк, кедровник, пихтовник, ельник, еще ж есть лес подобно кость, толстой, а на нем листы широкие» [18].
27 Эти сведения первым частично использовал И. С. Вдовин в статье «Расселение народностей Северо-Востока Азии во 2-й половине XVII и начале XVIII в.» [5]. И. С. Вдовин неправильно датировал плавание Кобелева июнем 1789 г. И. П. Магидович 117) без всякого к тому основания относит это плавание к лету 1780 г.
28 Куяк - чукотские латы, изготовленные из толстой кожи морского зверя, костяных, деревянных, а позднее кованых металлических пластин. Современные Кобелеву рисунки чукотских воинов в боевых доспехах сделал художник Лука Воронин, рисовальщик экспедиции Биллингса. Такой рисунок напечатал Г. А. Сарычев в 1812 г. в первом издании книги «Путешествие капитана Биллингса чрез Чукотскую землю». Аналогичный рисунок Луки Воронина в числе других приложен к рукописи участника той же экспедиции доктора К. Мерка «Описание чукчей, их обычаев и образа жизни». Рукопись сохраняется в рукописном отделе библиотеки имени Салтыкова-Щедрина в Ленинграде. Г. А. Сарычеву эта рукопись и рисунки, приложенные к ней, не были известны. Рисунки Луки Воронина, приложенные к рукописи К. Мерка, впервые опубликовали Ю. И. Бронштейн и Н. В. Шнакенбург в 1941 г. [4] и В. А. Самойлов в 1945 г. [29].
29 Оленьи постели - зимние шкуры взрослого оленя; широко употребляются в хозяйстве чукчей и эскимосов.
30 Палма - длинный нож с односторонним широким лезвием, прикрепленный к длинной палке, использовался как охотничье и боевое режущее и колющее оружие.
31 Рапорт был вручен чукчами Биллингсу в первый же день прибытия экспедиции на Чукотку - 4 августа 1791 г. «Кобелев в своем рапорте доносил, - пишет Сарычев, - что он с оленными чукчами ожидал здесь и на Восточном мысе прибытия наших судов с 26 июня по 26 июля, и как чукчи не хотели долее ждать, то он принужден был с ними отправиться морем на байдарах к острову Колючину, лежащему на Ледовитом море, где у чукоч оставлены были стада оленей и находилось главное их стойбище. Наконец, уведомляет, что там простоят они до 15 августа и тогда отправятся все на оленях внутрь страны» [30, стр. 182].
32 В наставлении Государственной Адмиралтейств-коллегий
Биллингсу в статье VII специально предписывалось: «Постарайтесь
также, сколько возможно, сведать о земле чукчей, силе и нравах сего
народа и при случае потщитесь своим поведением споспешествовать
утверждению сего народа в зависимости России и в добром мнении о
кротости правления, под которым они находятся» [30, стр. 286]
33 Сын боярский Родион Кобелев в 1668 г. был направлен из Якутска в Анадырский острожек для приискания «новых землиц», затем в течение 13 лет служил в Анадыре и в 80-х годах XVII в. совершил плавание с Колымы в Якутск с «костяной казной» [27, стр. 301]. Сын боярский Тимофей Родионов Кобелев в 1699-1701 гг. сменил Владимира Атласова на посту приказчика Анадырского острога [27, стр. 327]. В 1700 г. он совершил сухопутное путешествие из Анадыря на Пенжину на оленях и собаках и сообщил сведения о Карагинском острове [9, стр. 108]. В те же годы он восстановил разоренный коряками Верхне-Камчатский острог и был первым камчатским приказчиком [34, стр. 18, 35, 148]. По Сгибневу, Т. Р. Кобелев основал Нижне-Камчатский острог [31, стр. 76], по Щеглову, - Большерецкий [35, стр. 148].
34 Копия (список) дневника П. Корсаковского сохраняется в рукописном отделе Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина (Р-487). Список выполнен на бумаге 1817 г. и содержит 99 листов большого формата. Документ ошибочно озаглавлен «Журнал плавания (!?) из Камчатки в Америку».
35 Игрушками русские называли обрядовые и ритуальные собрания местных жителей-эскимосов и индейцев.
36 В труде А. В. Ефимова [8] сведения Кобелева о русских на Хуеверене связываются с находкой американскими археологами остатков русского поселения в Кенайском заливе. В этом случае речь идет о двух различных селениях, отстоящих друг от друга более чем на 1000 км.
ЛИТЕРАТУРА
1. Белов М. И. Новые материалы о походах устюжского купца Никиты Шалаурова, «Геогр. сб.», 1954, III.
2. Берг Л. С. Открытие Камчатки и экспедиции Беринга, М.-Л., 1946.
3. Богораз-Тан В. Г. Чукчи, Л., 1934, ч. I, 1939, ч. II.
4. Бронштейн Ю. И. и Шнакенбург Н. Б. Записки доктора К. Мерка. «Сов. Арктика», 1941, № 4.
5. Вдовин И. С. К истории общественного строя чукчей, «Ученые записки Ленинградского университета», 1950, № 115, вып. I, стр. 73-100.
6. Вдовин И. С. Расселение народностей Северо-Востока Азии во второй половине XVIII в., «Изв. ВГО», 1944, т. 76, вып. 5, стр. 250-265.
7. Врангель Ф. П. Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю, М., 1948.
8. Дитмар В. Г. Геологическое строение северной части Чукотского округа, «Труды Всес. Арк. ин-та», Л., 1938, т. 95.
9. Ефимов А. В. Из истории географических открытий русских в Северном Ледовитом и Тихом океанах. XVII-первая половина XVIII в., М., 1950.
10. Загоскин Л. А. Пешеходная опись части русских владений в Америке, СПб., 1847, ч. I; 1848, ч. 2.
11. «Зап. Гос. Адмиралтейского департамента», 1820, ч. IV.
!2. Колониальная политика царизма на Камчатке и Чукотке в XVIII в., Сб. архив, докум., Л., 1935.
13. Корсаковский Петр. Журнал путешествия. Рукописная копия в рукоп. отд. Гос. библ. СССР им. Ленина.
14. Коцебу О. Е. Путешествия вокруг света, М., 1948.
15. Литке Ф. П. Путешествие вокруг света на военном шлюпе «Сенявин» 1826-1829, М., 1948.
16. Марков С. Н. Летопись Аляски, М., 1948.
!7. Магидович И. П. Известные русские мореплаватели, Сб. «Русск. мореплаватели», М., 1953.
18. Медушевская О. М. Русские географические открытия на Тихом океане и в Северной Америке (50-е-начало 80-х годов XVIII в.), М., 1952. Диссертация, ф. Гос. библ. СССР им. Ленина.
19. Миллер Г. Ф. Описание морских путешествий по Ледовитому и по Восточному морям с российской стороны учиненных. Сочинения и переводы к пользе и увеселению служащие, 1758, кн. I-IX.
20. Открытия русских землепроходцев и полярных мореходов XVII в. на северо-востоке Азии, Сб. документов, под ред. А. В. Ефимова, М., 1951.
21. Письма Екатерины II к Гримму, «Сб. Русск. Истор. об-ва», 1878, т. 23.
22. Покшишевский В. В. Заселение Сибири, Иркутск, 1951.
23. Путешествие в Северный Тихий океан по повелению короля Георгия III, предпринятое... под начальством капитанов Кука, Кларка и Горна на судах «Резолюция» и «Дисковери» в продолжение 1776-1780 гг. Перев. Г. Л. Голенищева-Кутузова, СПб., 1805, ч. I; 1810, ч. 2.
24. Путешествия по Северной Америке к Ледовитому морю и Тихому океану, совершенные гг. Херном и Мякензием. Перев. с англ. В. Берхом на острове Кадьяк. СПб., 1808.
25. Разные известия и показания о Чукотской земле, «Северный архив», 1825, ч. XVIII, вып. 22, стр. 164-201.
26. Российского купца именитого Рыльского гражданина Григорья Шелехова первое странствование с 1783 г. из Охотска по Восточному океану к американским берегам... СПб., 1793.
27. Русские мореходы в Ледовитом и Тихом океанах, Сб. документов, сост. М. И. Белов, Л.-М., 1952.
28. Русские открытия в Тихом океане и Северной Америке в XVIII веке, под ред. А. И. Андреева, М., 1948.
29. Самойлов В. А. Семен Дежнев и его время, М., 1945.
30. Сарычев Г. А. Путешествие по северо-восточной части Сибири, Ледовитому морю и Восточному океану, М., 1952.
31. Сгибнев А. Исторический очерк главнейших событий в Камчатке, «Морской сборник», 1869, т. СI, № 4.
32. Словарь географический Российского государства..., собранный А. Щ. (Афанасием Щекатовым), М., 1804, ч. 2.
33. Словцов П. А. Историческое обозрение Сибири, СПб., 1886.
34. Слюнин Н. В. Охотско-Камчатский край, СПб., 1900, т. I.
35. Щеглов И. В. Хронологический перечень важнейших данных по истории Сибири, Иркутск, 1885.
36. Юркевич Б. Григорий Шелихов, «Литературный Альманах», Курск, 1940, кн. 2.
Маршруты путешествий по Чукотской земле и плавания на Аляску казачьего сотника Ивана Кобелева
|