|
В ряду обстоятельств, определявших политику колониальной экспансии
Российско-Американской компании (РАК) в Калифорнии, принципиальное
значение имел фактор отношений с аборигенами («индейский фактор»).
Хорошо известно, что эти отношения – один из важнейших моментов в
процессе любой колонизации, не раз доказывавший свое значение и в
ходе российской колонизации Аляски. Причем особенно острый характер
русско-туземные отношения приобрели как раз накануне российской
экспансии в Калифорнию, когда в 1802 и 1805 гг. две русские крепости
в Юго-Восточной Аляске были разрушены индейцами тлинкитами.
«Тлинкитский опыт» наложил сильный отпечаток на индейскую политику
русских при последующей экспансии. Как впервые было отмечено мною в
1980 г., именно перспектива отношений с индейцами в свете
негативного «тлинкитского опыта» повлияла на выбор места для
русского поселения южнее 40-й параллели, в районе зал. Бодега,
севернее которого была основана крепость Росс. Учитывая «тлинкитский
опыт», русская администрация при организации на юге новых поселений
стремилась, чтобы они имели более лояльное и не столь хорошо
вооруженное индейское окружение, которое РАК, видимо, не
рассчитывала найти севернее 40-й параллели1. Дальнейшие исследования
полностью подтвердили эти выводы, Разумеется, выбор места для
поселения именно в этом районе определялся комбинацией факторов
(близость промысловых зон и природные условия, благоприятные для
земледелия, при незанятости территории испанцами), однако
«индейский» фактор играл среди них особо важную роль. Степень
агрессивности и боеспособности местных индейцев явилась одним из
решающих критериев такого выбора. «Тлинкитский опыт» и ограниченные
возможности русских побуждали Главного правителя российских колоний
в Америке А.А. Баранова отдавать предпочтение при выборе новых
соседей народам, которые были менее воинственны, чем тлинкиты и
другие этносы (известные русским под общим названием «колоши»),
принадлежавшие к хозяйственно-культурному типу Северо-Западного
побережья Северной Америки.
Отношения с «колошами» заставляли в 1800-х годах А. А. Баранова
обращать особенно пристальное внимание на культурно-поведенческие
особенности различных индейских народов. Так, например, при
подготовке первой калифорнийской экспедиции И. А. Кускова приказчику
Т. Тараканову, отправлявшемуся к берегам Орегона и Калифорнии на
корабле «Николай» в 1808 г., было «рекомендовано испытывать ндравы
обычай всех тамошних коренных обитателей, и имеют ли склонность к
миролюбивой мене и торговле»2. Аналогичные поручения давались и
командиру «Николая» Н. И. Булыгину.
Оказавшись в результате крушения «Николая» среди индейцев куилиут
(севернее р. Колумбии, в районе р. Хох), Тараканов и Булыгин вместе
со своими спутниками получили возможность на себе испытать нравы и
миролюбие местных туземцев, отношения с которыми (за редкими
исключениями) приходилось строить на силе, постоянно рискуя попасть
к ним в рабство, где люди с «Николая» в конце концов и оказались.
Часть из них, включая Тараканова и Булыгина, добровольно - по
рекомендации уже плененной жены Булыгина, Анны, - сдалась вождю
живших севернее индейцев маках, Ютрамаки. Многие из русских, включая
супругов Булыгиных, умерли в плену, оставшихся выкупили американцы3.
Вряд ли данный опыт, доведенный Таракановым до сведения Баранова,
вызвал у последнего оптимизм относительно колонизации этих районов4.
Впрочем, как свидетельствуют инструкции, и индейцы лежавшей южнее
Колумбии заранее не внушали Баранову доверия: из-за их
многочисленности, ожидаемой воинственности и контактов с
американцами, способными снабдить их огнестрельным оружием, как это
уже стало нормой на Северо-Западном побережье5. Впоследствии это
обстоятельство Главное правление РАК признавало одной из причин
неудачи планов колонизации низовий р. Колумбии: «Индейцы,
подстрекаемые торговлею северо-американских граждан, не слишком
удобопреклонны»6.
Не мог внушать оптимизм и опыт контактов с туземцами зал. Гумбольдта
в Северо-Западной Калифорнии, открытого совместной
русско-американской промысловой экспедицией Уиншипа-Слободчикова в
июне 1806 г.: как свидетельствует журнал Джонатана Уиншипа, туземцы
угрожали атаковать пришельцев, в связи с чем американцы (Н. Уиншип)
и руководитель промысловой партии РАК С. Слободчиков (head Russian)
полагали наиболее благоразумным уходить, ибо воинственные индейцы
собирались со всей округи7. Напомним, что это переходная зона между
Северо-Западным побережьем и «классическими» калифорнийскими
культурами.
Напротив, аборигены заливов Бодега и Сан-Франциско выглядели
значительно более миролюбивыми и слабее вооруженными.
Об итогах первой экспедиции Кускова сообщалось: «Природных тамошних
жителей по разным местам видели не везде в большем количестве, но
все они принимали наших ласково и ни малейшаго подозрения и
неблагоприятства не оказывали, и огнестрельнаго оружия не имеют, как
многия другия, выше того залива обитающия и наносящия иностранцам
бедствия»8. Данная фраза из донесения Главного правления РАК
императору Александру I от 16 мая 1811 г. свидетельствует, что и
Кусков, и Баранов (на донесении которого, несомненно, основаны
сведения об экспедиции), и руководство РАК почувствовали и оценили
сильный контраст между аборигенами Калифорнии и Северо-Западного
побережья в некоторых моментах, болезненно значимых и важных для
русской колонизации.
Этот контраст с индейцами Северо-Западного побережья становился
одним из важнейших аргументов при определении районов экспансии. В
инструкции Кускову от 20 января 1811 г. Баранов пишет об этом прямо:
«...Хотя блиские и окружные места учинились не надежными и опасными
для промыслов, то и устремить внимание на дальние должно, где уже и
опыты деланы, то есть албионские берега, где и народы миролюбивые,
силам нашим совмесные»9. От миролюбия индейцев теперь зависело не
только создание колонии, но и реализация основной экономической
функции – промысла каланов. Еще более драматично это представлено в
донесении РАК императору от 18 декабря 1811 г., где сообщается о
решении Баранова отправить новую экспедицию во главе с Кусковым в
зал. Бодега (Калифорния) «для отыскания места к поселению» и
промысла каланов, который «за опасностию от индейцов, снабденных
оружием, кроме того места, инде где-либо вблизи прежних наших
занятий производить становится очень затруднительно»10. Впоследствии
РАК уже позволяло в переписке с официальными инстанциями прямо
утверждать, что по берегу Нового Альбиона до Тринидада «обитатели
тамошние зверскаго и неукротимаго нрава»11.
Характерна устойчивая этнонимическая идентификация всех туземцев
севернее 40-й параллели как «колюжей» или «колошей». Уже Тараканов,
не колеблясь, называет в своих записках индейцев южнее мыса Флаттери
(«Жуан-де-Фука») «колюжами»12, тем самым относя их если не к единому
с аляскинскими «колюжами» («колошами») народу, то, по крайней мере,
к общему для Северо-Западного побережья культурному типу,
представители которого доставляли русским особенно много
беспокойства. Позднее, в 1820-е годы Ф. П. Литке писал как о чем-то
устоявшемся, что в русских колониях все индейские народы, жившие на
побережье между 40-й и 60-й параллелями, были известны под общим
названием «колоши» как сходные по облику и образу жизни «поколения
одного и того же племени», отличные (это отмечает Литке) от
«индейцев Нового Альбиона»13.
Уже после основания Росса попытки промысловых артелей «алеутов»
проникнуть из Росса (38° с.ш.) в заливы, лежащие севернее мыса
Мендосино, сопровождались стычками с индейцами, как это случилось,
например, в 1818 г.14. Несомненно, это укрепляло отмеченный выше
«имидж» народов, живших севернее 40-й параллели.
Таким образом, задолго до выделения этнографами «культурных ареалов»
и «хозяйственно-культурных типов» русская администрация эмпирически
определила границы двух из них (Северо-Западное побережье и
Калифорния за вычетом ее переходного и атипического северо-западного
ареала) и применила эти знания на практике при выборе места для
новой русской колонии. Характерно, что в инструкциях второй
экспедиции Кускова (январь 1811 г.) обстоятельному изучению с целью
возможного отыскания подходящей бухты подлежали только берега южнее
мыса Мендосино, несколько ниже которого кончается переходная зона
между Северо-Западным побережьем и основной частью калифорнийского
культурного ареала.
В Калифорнии особая важность отношений с соседями, прежде всего
индейцами, определялась еще и необычайной для практики русской
колонизации удаленностью нового селения от основного района
колонизации (Аляски). Кроме того, значение «индейского фактора»
здесь усиливалось еще одним соседством - с испанцами: близостью
владений другой державы, Испании, колонизовавшей земли южнее зал.
Сан-Франциско. Мир и союз с индейцами в этих условиях были не просто
залогом безопасности колонии от нападений туземцев, но и служили
дополнительной гарантией в случае межгосударственных противоречий.
Необходимость расположить к русским калифорнийских туземцев - одна
из сквозных тем в инструкциях А. А. Баранова своему помощнику И. А.
Кускову, непосредственно возглавившему русскую колонизацию
Калифорнии.
Уже в инструкции Кускову перед его первой калифорнийской экспедицией
особое значение - с расчетом на перспективу - придавалось отношениям
с туземцами, которые здесь можно было строить практически на чистом
месте. Чтобы завоевать симпатии будущих соседей, был необходим отказ
от агрессии и насилия, щедрость и терпимость. Предписывалось строго
запретить и подвергать взысканию «малейшие... дерзости и обиды»,
направленные против туземцев, стараясь снискать их «дружбу и
любовь», в том числе подарками, прощая в тех случаях, «где будущих
выгод виды замечены будут», даже «маловажные» случаи воровства и
обмана. Всеми своими действиями туземцев следовало приучить к тому,
что русские и «алеуты» - их друзья, которых можно не опасаться.
Впрочем, Баранов напоминал и о необходимой бдительности в отношении
индейцев15.
К первой экспедиции Кускова (1808-1809 гг.) относятся и первые
документированные контакты с индейцами района зал. Бодеги,
прибрежными мивок, которым раздавались подарки и серебряные медали
«Союзные России». В известной мере они выступали информаторами
русских: например, «от таёна в заливе Тульятелива обитающих
[туземцев]» русские узнали о некоем находящемся к северу большом
заливе16.
Однако фактически первые контакты русских с прибрежными мивок имели
место, по-видимому, на год-полтора ранее, в марте-мае 1807 г., во
время стоянки в Бодеге совместной русско-американской промысловой
экспедиции на корабле «Пикок» Оливера Кимбола, доставившем
промысловую партию «алеутов» во главе с русским Т. Таракановым;
контакты этого активного и коммуникабельного человека с местными
индейцами более чем вероятны, - что, как мы увидим ниже, нашло
отзвук в их воспоминаниях17.
Сейчас, когда проведенное Э. Гизеке исследование корабельного
журнала Джонатана Уиншипа позволяет уверенно утверждать, что в 1806
г. С. Слободчиков не появлялся в зал. Бодега18, визит таракановской
партии в 1807 г. можно считать наиболее вероятным началом
русско-индейских отношений в районе будущей колонии Росс. Можно
полагать, что они изначально развивались мирно, судя по последующим
взаимоотношениям в этом же районе и тому факту, что именно
Тараканову в рассказах индейцев приписывалась покупка земли под
крепость Росс.
В инструкциях Кускову, отправлявшемуся в свою вторую калифорнийскую
экспедицию (1811 г.), Баранов вновь указывал: «С народами сколько
можно покороче знакомиться, коих всех как наивозможно миролюбивыми и
дружественными видами и приемами приласкивать, избегая и малейшей
причинять досады, хотя бы неважной какой проступок по дикости и
глупости и причинили, снисходить невежеству, а паче всего не
допускать в грубостях заматеревших наших служителей»19.
В общении с туземцами Баранов рассчитывал на помощь «тамошней девки»
(видимо, уехавшей с кадьякцами в прошлую экспедицию), которая
выучилась «кадьяцкому и чюгацкому языку» и возвращалась теперь в
качестве переводчика. О местных индейцах Баранов хотел получить как
можно более разностороннюю информацию, - начиная с языка (по
поручению из Петербурга требовалось составить словарь) и кончая
внешними конфликтами, материальной культурой и моральными качествами
туземцев. «...Ведут ли с кем войну? не кровожадны ли? имеют ли
наклонность к воровству, немстительны ль за обиды, какия имеют
воинственныя и промысловыя орудия и рукоделия своих изделий и также
и добрую испытать сторону: странноприимны ли, чювствуют ли
благодарность за оказанныя благодеяния, знают ли цену дружества,
имеют ли уважение к родным своим, почитают ли родителей и
состаревшихся мужей и женщин, и любят ли с горячностию детей своих,
и как об вас будут умствовать при миролюбивых расположениях; и
прочия – какие только постигнуть можите, описать их
нравственности...»20.
Тем самым Баранов (ср. аналогичные наставления 1808 г.) хотел
получить наиболее достоверный культурно-психологический портрет
индейцев, которых теперь следовало рассматривать в качестве новых и,
по-видимому, долговременных партнеров РАК. Отсюда многочисленность и
детализация вопросов, касающихся морально-эмоциональной
характеристики туземцев, а также их реакции на пришельцев. Все это
было важно, все это предстояло учитывать, строя с индейцами
отношения, все это можно было использовать в политических целях
(например, вопрос об уважении к родным, почтении к старикам и любви
к детям - для взятия аманатов; забегая вперед, заметим, что практика
взятия аманатов в Калифорнии в основном не прижилась - причины этого
мы рассмотрим в другой публикации).
Явно утверждая себя в филантропической роли распространителя более
высокой культуры и, возможно, подражая западноевропейским
путешественникам, Баранов желал приобщить туземцев к сельскому
хозяйству: посеяв овощи и зерновые, «обитателей тутошних, показывая,
приобучать» к заботе о посевах, а кроме того, с умилением высказал
пожелание отправить с экспедицией «2-х молодых свинок с боровком и
яманушку с яманчиком [в данном случае «яман» - это домашний козел
или баран. - А.И.], коих понежа там, сколько пробудите при себе, а
когда возвращаться будите, оставить на удачю тамошнему старшине или
тоюну, кои приверженнее к вами любопытнее прочих покажются. Может
быть со временем и произойдет успех в пользу человечества»21. К
сожалению, ни история этого эксперимента (если он вообще состоялся),
ни сведения, собранные Кусковым об индейцах, до нас не дошли.
В целом, пытаясь, видимо, объяснить феномен редкостной для Северной
Америки невоинственности туземцев, Баранов в духе века Просвещения
склонялся к мысли, что в Калифорнии русские встретили аборигенов,
стоящих по уровню развития ниже всех других народов и, как
следствие, менее «испорченных». «...Весь народ сей, - писал он
Кускову, - кажется по первым описаниям вашим, ближе всех извесных
доселе к первобытному природы произведению и чюжд может быть всех,
или многих, просвещенным свойственных навыков и пороков»22.
Хотя местных аборигенов Баранов уже считал «миролюбивыми», это не
мешало ему предписать соорудить «для безопасности» редут,
направленный, по тексту документа, против «всяких неприязненных
покушений диких»: следовало, по словам Баранова, действовать «с
надлежащею от народов предосторожностию». Однако, учитывая
расставленные в инструкциях акценты, редут, скорее всего, создавался
в первую очередь против испанцев и как плацдарм колонизации («для
будущих начальних предположений»)23. По сути это замысел первого
русского укрепленного поселения в Калифорнии, создаваемого, как и «крепосца»
(по инструкции Баранова Кускову 1808 г.), под видом временного
прибежища. Впрочем, какие-либо сведения о постройке и «редута», и «крепосцы»
отсутствуют.
С экспедицией посылался российский герб (очевидно, аналогичный двум
сохранившимся латунным гербам из археологических и этнографических
коллекций), а также новые серебряные и старые самодельные оловянные
медали, раздачу которых (как и герба) Баранов ограничил только
старейшинами района Бодеги и пришедшими из отдаленных мест
(«отдаленных мест матерой [земли] и заливов приходящих, с запискою
жыла и имяни»). Опасаясь, очевидно, чтобы эти действия не были
расценены Испанией как покушение на подвластных ей аборигенов,
Баранов запретил «до времени будущаго» давать медали обитателям зал.
Сан-Франциско24.
Необходимо подчеркнуть, что русские очень рано - уже где-то вначале
1809 г., обратили внимание на противоречия между индейцами и
испанцами. Так, во время поездок встреченные индейцы, узнав, что
перед ними не испанцы, нападать не стали, а позволили
путешествовать. «Из сего заключать можно, что дикия недовольны тою
нациею [испанцами. - А.И.]»25.
Интересно, что впервые идея использовать эти испано-индейские
противоречия на границах Мексики была выдвинута еще в 1732 г. во
время подготовки Второй Камчатской экспедиции обер-секретарем Сената
И. К. Кирилловым, который писал об испанских колониях в Америке:
«...Со временем и готовое без войны ласкою доставать можем. От
гишпанцев весьма народ тамошней ожесточен, от чего принуждены в
неизвестныя места далее уходить (а иново места кажется нет, как к
нам ближе). С здешнюю же сторону жестоко подтверждено таких народов
не озлоблять...»26. Эта вековая устойчивость намерений и
предпочтительных методов поразительна, хотя имеет довольно простое
геополитическое объяснение: наиболее богатые районы континента были
уже колонизованы Испанией и русским администраторам приходилось
рассматривать как особый ресурс отношение к испанцам индейского
населения.
В свою очередь, также как значительный ресурс рассматривались
установившиеся отношения с индейцами. Так, в уже упомянутой
инструкции Кускову Баранов, рассуждая об экспансии США на западном
побережье, отмечал собственный «актив» РАК в Новом Альбионе - своего
рода «задел» начатой колонизации, которому угрожала экспансия США:
«А как мы уже зделали некоторые опыты промышленности и знакомства с
народами [курсив мой. - А.И.] на берегах Новаго Албиона...»27.
Обратим внимание, что «опыты промышленности» (промысла калана) и
«знакомства с народами» (местными аборигенами) здесь поставлены в
один ряд: учитывая во многом, по-видимому, спонтанное возникновение
этого текста, продиктованного Барановым писарю, можно отметить, что
Главный правитель колоний воспринимал русский опыт общения с
калифорнийскими индейцами, а точнее завязавшиеся с ними отношения
(открывавшие определенную перспективу), как один из интересов РАК -
не менее важный, чем опыт промысловой деятельности, также
открывавший перспективу, которую РАК было невыгодно терять.
Некоторые из вопросов, связанных с данной темой, либо хорошо
известны (стремление индейцев к союзу с русскими и поиск ими у
русских защиты от испанцев), либо уже рассматривались в других
публикациях (в частности, вопрос о протоколе русско-индейской
встречи в сентябре 1817 г., ошибочно принимаемом за договор, вопрос
о частных конфликтах между жителями Росса и индейцами, присутствие в
этот период индейцев в составе населения Росса и некоторые
другие)28, и поэтому, несмотря на очевидную важность этих вопросов
для нашей темы, мы оставляем их в стороне.
Обратим внимание на стремление русских обосноваться непременно с
согласия аборигенов, ибо отношения с индейцами были не только
вопросом безопасности колонии, но и аргументом в территориальном
споре с Испанией и любым другим претендентом на Новый Альбион.
Впоследствии РАК ссылалась на то, что здесь русские колонизуют
земли, не занятые другими государствами, с согласия местных жителей,
добровольно уступивших им земли под колонию, причем туземцы не
только независимы от Испании, но и враждуют с испанцами29. В целом
эта версия соответствовала реальному положению вещей и
подтверждается источниками.
Проблема покупки земли у индейцев остается открытой. По П. А.
Тихменеву, Кусков лишь роздал «почетнейшим» туземцам медали и
подарки, и уговорил добровольно уступить ту «часть земли, какая
понадобится для заселения»30. Однако о покупке говорится в
записанном францисканцем М. Пайерасом (1822 г.) сообщении крещеных
бодегинских мивок - индейцев из миссии Сан-Рафаель, причем она
приписывается Тараканову (дословно: «командир русского корабля по
имени Талакани прибыл первым»31, «и остановился в Россе, и купил это
место у его капитана [вождя], Panac:uccux, дав ему в качестве платы
3 одеяла, 3 пары брюк, бусы, 2 топора и 3 мотыги. Затем он спустился
в Бодега и купил [ее] у ее вождя, Iollo (он уже умер, и теперь
капитаном его сын Valli:ela)”. При этом делается важная оговорка.
«Это не было куплено, но как бы давалось разрешение, и чтобы
[индейцы] оказали им помощь. Говорят, Рос[с] они купили, только
Рос[с], а не соседние места»32.
При оценке достоверности этого сообщения следует учитывать, что речь
шла о событиях 10-11-летней давности, и информаторы Пайераса
выступали, возможно, уже не как свидетели, а лишь как носители
устной традиции. Перед нами, вероятно, относительно свежие, но все
же воспоминания и слухи. На это указывают значительные неточности в
сообщении. Напротив, с учетом временной дистанции смущает
арифметическая точность в перечислении вещей, полученных от русских,
а также вызывает сомнение способность бодегинских мивок обладать
столь точной информацией о сделке с жившими в известном отдалении от
них кашайа. Нужно также учитывать, что на содержание ответов могли
повлиять неизвестные нам формулировка и контекст вопросов, которые
задавал Пайерас.
В плане этнографической достоверности возможность настоящей сделки
по продаже земли между кашайа и русскими представляется
проблематичной и не раз ставилась под сомнение33. Характерно, что
факт такой сделки отнесен информаторами только к удаленному Россу,
тогда как более близкие и знакомые им места оказываются не
проданными, а предоставленными в пользование с обязательством
помощи. Уступка земли под селение Росс в протоколе 1817 г. нигде не
связывается с материальной компенсацией. Вместе с тем В. М.
Головнин, посетивший эти места в 1818 г., забравший с собой копию
протокола и беседовавший с Кусковым и вождем Валеннилой, не называя
сделку с индейцами продажей земли, утверждает: «Народ сей уступил
право выбрать на его берегах место и поселиться за известную плату,
выданную ему разными товарами»34. Это сообщение перекликается с
данными Пайераса, хотя и не совпадает с ними полностью. Головнин
подтверждает факт платы, но не за землю, а лишь за право поселиться
на выбранном месте.
Итак, вначале целью индейской политики русских было стремление,
найдя мирных и слабовооруженных индейцев, сделать их своими друзьями
и добиться их добровольного согласия на русскую колонизацию, а в
дальнейшем — сохранить с индейцами добрососедские отношения. Эти
отношения были стратегическим преимуществом русских в противостоянии
испанским властям Калифорнии. Ф. Матюшкин передает в своем дневнике,
что Кусков, в беседе с ним жалуясь на позицию испанцев, говорил, что
«единственно привязанность диких к русским и ненависть к испанцам
поддерживают его»35.
При этом аборигенам отводилась роль пассивного союзника. Максимум на
что могла рассчитывать русская администрация – это раннее
уведомление о подходе испанских войск к зал. Бодега и
охрана-присмотр за находящимся там складом-«магазином». Именно как
передовой дозор, предупреждающий о военной угрозе с юга, группа
бодегинских мивок, возглавляемых Валеннилой, рассматривалась К. Т.
Хлебниковым в его наставлении новому правителю Росса П. И. Шелихову
(1824 г.)36. Хотя этот документ относится уже к следующему периоду
истории Росса, можно с уверенностью полагать, что функцию
сторожевого поста группа преданного русским Валеннилы выполняла с
момента основания Росса.
В свою очередь русская колония также могла быть в лучшем случае лишь
пассивным союзником индейцев, не прибегая ни к каким вооруженным
действиям в их защиту (чтобы не портить отношения с испанцами) и
благоразумно воздерживаясь от снабжения туземцев огнестрельным
оружием. Индейцы в тот период могли рассчитывать только на моральную
поддержку русской администрации, а также на то, что испанцы будут
чувствовать себя менее уверенно при приближении к русской крепости.
Матюшкин, очевидно со слов Кускова, сообщает, что во время испанских
рейдов к Большой Бодеге «все индейские племена сбегаются под пушки
Росса или в г[авань] Румянцева». В 1817 г. испанцы действительно
совершили рейд в район Бодеги, и когда «множество народа» собралось
у Росса, требуя защиты, Кусков «их уговаривал засесть в лесах и
ущелинах гор и потом нечаянно напасть на испанцев. Дикие его
послушались и заселив лесу, который виден... к стороне Большой
Бодеги. Но испанцы, узнав сие, оставили свое преследование»37.
Начальный этап российской колонизации Северной Калифорнии
завершается с переходом к усиленному развитию сельского хозяйства в
начале 1820-х годов (этот переход совпал со сменой И. А. Кускова К.
Шмидтом на посту правителя колонии в 1821 г.) и изданием новых
привилегий РАК (1821 г.), внесших новые коррективы в индейскую
политику российских колониальных властей.
В целом, хотя союз индейцев с русскими в полной мере не
реализовался, однако мирные ненасильственные (за исключением
отдельных частных эпизодов) отношения оставались характерными для
русско-индейских контактов на протяжении почти двух десятилетий. При
этом русско-индейские отношения в Калифорнии не следует
идеализировать или рассматривать как исключительную черту русской
колонизации. Случаи, когда на начальном этапе колонизации европейцы
сохраняли мирные отношения с индейцами, известны и в других регионах
Америки. При определенных экономических условиях такие отношения
легко сменяло насилие, от которого не была свободна и история
колонии Росс в свой поздний период (1830-е годы).
1 Истомин А. А. Селение Росс и калифорнийские индейцы // Сов.
этнография. 1980. № 4. С. 57-58.
2 А. А. Баранов - Т. Тараканову. 18 сентября 1808 г. // Отдел
рукописей Российской государственной библиотеки. (Далее - ОР РГБ).
Ф. 204. К. 32.Д. 7. Л. 1.
3 См.: Тараканов Т. Крушение Российско-Американской компании судна
Святаго Николая // Головнин В. М. Описание примечательных
кораблекрушений, в разныя времена претерпенных российскими
мореплавателями. СПб., 1853. Ч. 4. С. 17-46.
4 Owens K.N. Introduction // The wreck of the “Sv. Nikolai”.
Portland (Oregon), 1985. P. 30-31.
5 «...Народов множество, и не обнадеживают найти мирными», а ввиду
кон-тактов с американцами «станетца, что и огнестрельным оружием...
снабжены». А. А. Баранов - Е.П. Петрову. Октябрь 1808 г. // ОР РГБ Ф
204Д. 9 Л. 1-3.
6 Отчет директоров РАК акционерному собранию 1 февраля 1812 г. Цит.
по: Архив внешней политики Российской империи. (Далее - АВПРИ).Ф.
РАК. Оп. 888. Д. 215. Л. 4 л. Опубл.: Внешняя политика России:
Документы Российского Министерства иностранных дел. (Далее - ВПР)
М1962. Т. 6. С. 280.
7 Giesecke E.W. Discovery of Humboldt Bay, California, in 1806 from
the Ship “O’Cain”, Jonathan Winship, Commander // Terrae Incognitae.
Arlington(Texas), 1997. Vol. 29. P. 10-11.
8 Цит. по: АВПРИ. Ф. 161. Гл. архив И-З. 1805-1824 гг. Оп. 34. Д. 7.
Л.6 об-7 л. Опубл.: Потехин В. Селение Росс. СПб., 1859. С. 9.
9 ОР РГБ. Ф. 204. К. 32. Д. 12. Л. 1-1 об.
10 АВПРИ. Ф. 161. СПб. Гл. архив П-3. 1805-1824 гг. Оп. 34. Д. 7. Л.
11 л.
11 Российский государственный исторический архив. (Далее - РГИА). Ф
18. Оп. 5. Д. 1246. Л. 89 л.
12 Тараканов Т. Указ. соч. С. 23.
13 Литке Ф.П. Путешествие вокруг света на военном шлюпе “Сенявин” в
1826, 1827, 1828 и 1829 годах. СПб., 1834. Ч. 1. С. 146.
14 Материалы для истории русских заселений по берегам Восточного
океана. СПб., 1861. Вып. 3. С. 139-141.
15 А. А. Баранов - И. А. Кускову. 14 октября 1808 г. // Россия и
США: Становление отношений. 1775-1815. М., 1980. С. 345.
16 И. А. Кусков - А. А. Баранову. 5 октября 1809 г. // ОР РГБ. Ф.
204. К. 32.Д. 15. Л. 1 об; АВПРИ. Ф. 161 СПб. Гл. архив И-З.
1805-1824 гг., Оп. 34.Д. 7. Л. 6 об-7 л.; Потехин В. Селение Росс.
С. 9.
17 Ogden A. The California sea otter trade. 1784-1848. Berkeley etc.,
1975. P. 50.;Farris G. Talakani, the man who purchased Fort Ross I I
Fort Ross Interpretive Assoc. Newsletter. 1993. Sept.-Oct. [P. 8].
18 E.W. Giesecke - A. Istomin. January 20, 1999 // Архив автора
статьи. (Пользуюсь случаем, чтобы выразить благодарность г-ну Гизеке
за эту информацию). Как и Т. Тараканов, С. Слободчиков сопровождал
партию кадьякцев на бостонском корабле, в данном случае - Дж.
Уиншипа.
19 А. А. Баранов - И. А. Кускову. 20 января 1811 г. // ОР РГБ. Ф.
204. К. 32.Д. 12. Л. 2 об. Часть данного отрывка опубл.: ВПР. Т. 6.
С. 722.
20 А. А. Баранов - И. А. Кускову. 20 января 1811 г. // ОР РГБ. Ф.
204 К 32Д. 12. Л. 2 об-З.
21 Там же. Л. 2-2об.
22 Там же. Л. 3.
23 Там же. Л. 2; А. А. Баранов - И. А. Кускову. 18 января 1811 г. //
ОР РГБ.Ф. 204. К. 32. Д. 12. Л. 6.
24 Там же. Л. 6 об.
25 Главное правление РАК - Александру I. 16 мая 1811 г. // АВПРИ. Ф.
161СПб. Гл. архив II-3. 1805-1824 гг. Оп. 34. Д. 7. Л. 7 об. В
параллельном письме Румянцеву несколько другая формулировка:
“обладателями своими недовольны”. См: Главное правление РАК - Н. П.
Румянцеву. 16 мая1811г. // Россия и США: Становление отношений. С.
466.
26 Русские экспедиции по изучению северной части Тихого океана в
первой половине XVIII в. // Исследования русских на Тихом океане в
XVIII - первой половине XIX в. М., 1984. Т. 1. С. 154.
27 А. А. Баранов - И. А. Кускову. 18 января 1811 г. // ОР РГБ. Ф.
204. К. 32.Д. 12. Л. 5 об.
28 См.: Истомин А. А. Селение Росс... С. 58-62; Он же.
Русско-индейские контакты в Калифорнии в свете новых данных //
Американские индейцы: Новые факты и интерпретации. М., 1996. С.
27-32; Istomin А.А. Indians atthe Ross settlement according to the
censuses by Kuskov, 1820-1821. Fort Ross(California), 1992.
29 См., например: ГП РАК - K. B. Нессельроде. 29 января 1820 г. //
РГИА.Ф. 18. Оп. 5. Д. 1246. Л. 104-104 об.
30 Тихменев П.А. Историческое обозрение образования
Российско-Американской компании и действий ея до настоящего времени.
СПб., 1861. Ч. 1.С. 208.
31 Что касается подобной интерпретации роли Тараканова, то ее можно
объяснить тем, что он в 1807 и 1810-1811 гг. возглавлял промысловые
партии, базировавшиеся в Бодеге, и, возможно, выучил язык местных
индейцев, что позднее позволяло ему выступать основным участником
переговоров с ними. По своим способностям Тараканов вполне
соответствовал такой роли. См.: Farris G. Talakani... [P. 8].
32 Santa Barbara Mission Archives. California Mission Documents. Doc.
1842.Fo. 809 (приношу благодарность Гленну Фэррису за
предоставленную ксерокопию и поисковые архивные данные). Опубл.:
Cutter D. [transl. anded.] Writings of Mariano Payeras. Santa
Barbara, 1995. Копию документа см.также: Bancroft Library. Archivo
de Santa Barbara. Vol. 12. P. 429-430.
33 См.: Истомин А.А. Селение Росс... С. 61; Parkman Е. В. Fort and
settlement: Interpreting the past at Fort Ross State Historic Park I
I California History.1996/97 (Winter). Vol. 75, № 4. P. 359.
34 Головнин B.M. Путешествие вокруг света, совершенное на военном
шлюпе “Камчатка” в 1817, 1818, и 1819 годах. М., 1965. С. 174, 176.
35 Матюшкин Ф.Ф. Журнал кругосветного плавания на шлюпе “Камчатка”
// Шур Л.А. [изд.]. К берегам Нового Света. М., 1971. С. 68.
36 [Khlebnikov К.Т.] The Khlebnikov archive: Unpublished journal
(1800-1837) and travel notes (1820, 1822, and 1824) / Ed. L. Shur.
Fairbanks, 1990. (The Rasmuson Library. Hist. Transl. Series. Vol.
5. P. 194).
37 Матюшкин Ф.Ф. Указ. соч. С. 68.
|