|
Когда русские так называемые промышленные, закрепившись на Алеутских
остовах, начали осваивать материковое побережье Аляски, борьба между
торгово-промысловыми купеческими компаниями обострилась. Эпоха
мелких товариществ, распадавшихся после одного-двух удачных
«заморских вояжей», ушла в прошлое. Наступила пора устойчивых
компаний с немалыми амбициями и далеко идущими замыслами.
Североамериканская компания, руководимая дальновидным и энергичным
Г. И. Шелиховым, оказалась здесь в наиболее выигрышном положении. На
ее стороне было не только умелое руководство, солидные капиталы и
опытные служащие, но и прочная база непосредственно в местах
промыслов, а также обширные людские ресурсы – аборигены Кадьяка и
Алеутских островов, с привлечением которых промысел морского зверя
достиг небывалого доселе размаха. Однако конкуренты шелиховцев не
думали складывать оружия. Наиболее серьезным и опасным из них
оказалась компания якутского купца П. С. Лебедева-Ласточкина.
Продвигаться к материковому побережью Аляски русские мореходы начали
в 1780-х годах. Здесь им открывались богатые промысловые угодья,
встречались неизвестные доселе народы. В 1783 г. шелиховцы впервые
встретились с «кенайцами» – индейским пламенем атапасков-танайна,
широко расселившимся по берегам залива Кука (Кенайского). В том же,
1783 году Потап Зайков на судне «Св. Александр Невский» посетил
залив Принс-Вильям (Чугацкий), открыв еще один не известный, но
впоследствии тесно связанный с русскими народ – эскимосов-чугачей.
Несмотря на проявленную при первом знакомстве воинственность, позже
чугачи стали верными союзниками русских. Этого удалось достичь в
равной степени благодаря усилиям и дипломатическим способностям А.
А. Баранова и тому, что эскимосы увидели в заморских пришельцах
союзников в их противостоянии индейцам-тлинкитам – своим исконным и
страшным врагам.
Тем временем Шелихов, сломив сопротивление туземцев, закрепился на
Кадьяке. Здесь была заложена база будущей Российско-Американской
компании, и сотни опытных кадьякских охотников на морского зверя
пополнили промысловые партии Шелихова. В 1785 г. он уже отправляет к
Кенайскому заливу партию из 52 русских,11 лисьевских алеутов и 110
кадьякцев. В дальнейшем число русских в таких партиях будет все
более сокращаться, а число аборигенов– расти. В 1786 г. шелеховцы
удачно отразили нападение кенайцев и, в свою очередь, выстроили в
Кенайском заливе небольшую Александровскую крепость, где поселилось
20 человек во главе с Василием Малаховым.
Немаловажен был 1786 год и для компании Лебедева-Ласточкина. В июне
лебедевский штурман Г. Л. Прибылов открыл богатые лежбищами морских
котов острова, названные позднее его именем. «Для утайки этого
открытия от находившихся на о. Уналашке других промышленных»
лебедевцы, оставив на острове промысловую партию, увели судно на
зимовку на Андреяновские острова. А 1 июля 1787 г. лебедевское судно
«Св. Павел», прибыв по следам шелиховцев в Кенайский залив, высадило
тут 38 человек по главе с Петром Коломиным.
Первоначально обе компании уживались в Кенаях довольно мирно. Но с
лета 1791 г. ситуация начинает меняться. 27 июня, пережив по пути
кораблекрушение, до Кадьяка добрался новый правитель шелиховских
поселений в Америке Баранов. А 20 августа в Кенайский залив прибыло
лебедевское судно «Св. Георгий», на котором находилось 62 человека
во главе с передовщиком и мореходом Григорием Коноваловым. Как не
странно, но менее всего приезд этого подкрепления обрадовал
Коломина, хотя он и оставшиеся при нем 27 промышленных, давно уже
ожидали «возвращения судна и помощи имуществом», а не получая о том
никаких вестей, начинали уже «приходить в отчаяние». Дело было в
том, что тотчас по приезду Коновалов заявил Коломину, будто бы имеет
от хозяина компании «письменное наставление, чтобы вас, здесь сколко
находится, принять в свое ведение под присмотр»1. Не известно, имел
ли Коновалов подобный документ, но сила явно была на его стороне, и
он намеревался в полной мере воспользоваться ею. Он считал себя
вправе принять начальство над обеими партиями и воспользоваться
всеми достижениями своих предшественников.
На новом месте он оказался в конце лета. Ему необходимы были запасы
на зиму, а также заложники-аманаты для обеспечения своей
безопасности и влияния на аборигенов. Все это, по его мнению, должны
были предоставить ему люди Коломина. Но Коломин, оскорбленный
нежданной отставкой и возмущенный непомерными требованиями
Коновалова, воспротивился подобным замыслам. В итоге начались стычки
между коноваловцами и коломинцами, в ходе которых коноваловцы
грабили поддерживавших Коломина кенайцев, захватывали аманатов,
уводили к себе промышленников Коломина. В ночь с 3 на 4 декабря
коноваловцы во главе с Лосевым и Щепиным совершили побег на
заселение Коломина, захватив и силой уведя оттуда туземных
работников, угрожая при сопротивлении рубить им тесаками головы. Так
Коновалов хотел обеспечить себя людьми для весеннего промысла. В
конце концов Коломин оказался в настоящей блокаде, отрезанный от
дружественных ему индейцев, лишенный возможности добывать себе пищу
или вести промысел. После неудачной попытки завязать переговоры с
буйным соперником Коломин решается на крайнюю в его положении меру:
он вступает в сношения с байдарщиком шелиховской Кенайской артели
Малаховым и заявляет о своем намерении «прибегнуть под защиту
Господина Шелихова компании».
Малахов не решился, однако, на какие-либо активные действия,
ограничившись посылкой к Коломину, вероятно, для сбора и уточнения
информации, одного из своих людей, Никифора Кухтырева. Тогда Коломин
решает идти дальше и в марте 1792 г. лично отправляется на Кадьяк
для встречи с Барановым. Прибыв в Павловскую Гавань, он обращается к
Баранову, а в его лице – и ко всей шелиховской компании с просьбой:
«Взойти в защищение, усилием занимать места, прежде Коновалова
примиренные, стеснять и угнетать ему иноверцов не допустить, дабы
труды, употребленные на примирение, не остались вотще и народы все
Кенайской губе не отторглись... принять нас и аманат с народами,
преданными в свое покровительство».
После столь недвусмысленного приглашения Баранов не мог не вмешаться
в лебедевские распри. Вероятно, буйный Коновалов внушал опасения и
ему самому, особенно накануне весеннего промысла, а Коломин
представлялся более удобной фигурой в роли соседа и начальника
артели конкурентов. Вероятно, существовали недовольные и среди самих
людей Коновалова, поскольку собственная артель связала и выдала
передовщика при первой же угрозе вмешательства со стороны Баранова.
Во главе заговорщиков стоял, возможно, А. Н. Балушин, поскольку
именно он занял место свергнутого Коновалова, а затем, после
возвращения его обратно на Аляску, был смещен и выслан в Охотск. Но
это было позже, а тогда, в 1792 г., Коновалов был «от должности
отрешен, скован и отдан в Американскую компанию», которая выслала
его в Охотск на судне «Михаил».
Эти события вызвали бурные объяснения между Шелиховым и
Лебедевым-Ласточкиным. Коновалов оправдывался, приписывая всю вину
за произошедшие беспорядки «буйству и развращенности промышленных».
В итоге главы обеих компаний пришли к соглашению и договорились о
возвращении Коновалова в Америку при посредничестве архимандрита
Иосафа, которого просили разобраться на месте в причинах распри,
выяснить истинную степень виновности Коновалова и, смотря по
результатам расследования, либо вернуть того к прежней должности,
либо «оставить ему на волю искать другаго себе упражнения». Однако
произошло это только в 1794 году.
Баранов обманулся, полагая, будто с высылкой Коновалова ему удастся
полностью обезопасить себя от возможных происков лебедевцев и
поставить их деятельность полностью под свой контроль, как то и
обещал ему перепуганный Коломин. Наоборот, теперь-то, по устранении
склочного и властолюбивого передовщика, лебедевцы оказались способны
объединить усилия в противостоянии Североамериканской компании.
Коломин, стараясь искупить свою вину перед хозяином, вошел в
соглашение с двумя другими начальниками лебедевских артелей –
Балушиными С. К. Зайковым. Результатом этого соглашения, по словам
самого Баранова, стало то, что лебедевцы, «соединясь двумя судами,
«Иоанном» и «Георгием», поставили себе за правило причинять нашей
компании вред и вытеснять нас отовсюду начали, сначала по Кинайской
губе Качикматскую бухту себе присвоили и поселили тут многочисленную
артель и нас лисий промысел производить не допустили... и жителей
тоя себе в совершенное рабство прибрали и с нами иметь сообщение
воспретили».
Затем лебедевцы прислали Баранову на Кадьяк «за подписанием
передовщиков Коломина, а на месте Коновалова – Балушина, и мореходов
Зайкова и каково-то Самойлова... указное повеление... что и вся
Кинайская губа им принадлежит, артель оттуда удалить и партии в
промысел посылать воспрещали, также и в Чугацкой губе иметь занятие
и дело не дозволяли». Присланный с письмом лебедевский промышленный
Галактионов пытался одновременно посеять смуту среди шелиховцев и
переманить на свою сторону англичан-кораблестроителей во главе с Я.
Е. Шильцем (Д. Шильдс). Одновременно от дружественных кенайцев
Баранову стало известно, что шесть байдар лебедевцев во главе с
Балушиным и Коломиным ожидают только возвращения своего посланца,
чтобы «напасть на кинайскую артель, вытеснить людей наших на Кадьяк
и иноверцов аляскинских и кинайских, тут находящихся, себе в
зависимость присвоить». В итоге Галактионов вместе со своими
бумагами и списками «вредных против нашей компании лебедевских
людей» был выслан силой в Охотск. Лебедевцы, не дождавшись его
возвращения, «начали уже поступать неприятельски» против людей
Малахова, разгромив одну из его артелей.
Еще опаснее были действия Балушина. С сентября 1792 г. по январь
1793 г. он разъезжал по следам недавних поездок самого Баранова и в
«замиренных» шелиховцами селениях требовал от чугачей новых
заложников, для себя. По сути дела это была попытка «переоформить»
зависимость аборигенов в свою пользу. В итоге они захватили 15
чугачей из шелиховской промысловой партии, вывезли практически
поголовно население двух эскимосских селений и устроили себе базу на
Грековском острове, «где они, поправя старое строение, отабарились,
держа тех чугачей жени детей под стражею, разъезжали с мущинами,
склонять других жил обителей...». Так лебедевцы восполняли нехватку
рабочих рук.
Ответные действия Баранова особого успеха пока не имели. План
захвата Балушина провалился из-за двойной игры, которую повел
штурман Г. Г. Измайлов, который «прикидывался во все стороны»,
постоянно поддерживая связь с Балушиным и отговаривал Шильца от
попыток напасть на лебедевского передовщика врасплох. Тогда Баранов
решил сам возглавить поход на Грековский остров. Однако
предупрежденные лебедевцы встретили его «выставленными из бойниц
пушками... приготовясь защищаться, все были вооружены... не
принимали никаких предложений, ругались толко, каждый сколко мог
блевать». Баранов «едва мог удержать себя в пределах терпеливости».
Ощутив возросшую силу, лебедевцы начали расширять сферу своего
влияния. Не ограничившись постройкой крепостцей в Кенайском и
Чугацком заливах, они основали заселения и в глуби материка – в
Туюнаке и на оз. Илямна, вновь нарушив права
первооткрывателей-шелиховцев. А 22 мая 1794 г. Коломин и Балушин
передали начальникам шелеховской промысловой партии Егору Пуртову и
Демиду Куликалову письмо, «в коем предписывает, чтоб не приставали в
их занятиях и прочее», в то время, как их люди чинили на пути
шелиховцам всяческие препоны, стараясь запугать их и заставить
повернуть обратно. Продолжались и открытые столкновения промышленных
разных компаний, кончавшиеся грабежом, избиением и пленением
слабейшего.
Не имея возможности самостоятельно справиться с лебедевцами, Баранов
неоднократно жаловался на их «неистовства» правлению компании,
которое передавало их властям Охотска. Шелихов имел с охотскими
властями более тесные связи, и ему легче было добиться от них
поддержки. В результате судно «Три иерарха», прибывшее на Кадьяк 24
сентября 1794 г., доставило сюда не только православную миссию во
главе с архимандритом Иоасафом, восстановленного в правах Коновалова
и письмо Шелихова и А. Е. Полевого к Баранову, но и послание
охотского коменданта И. Г. Коха лебедевскому передовщику и мореходу
С. К. Зайкову. Кох писал, что с великим огорчением «известился о
богопротивных, бесчеловечных, дерских и беспорядочных поступках»,
причастным к которым оказался Зайков. Намекая на неизбежное строгое
наказание, он советовал «прекратить все беспорядки... разные
угнетения тамошним обитателям... междоусобия с компанией г-на
Шелихова и тому подобных гнусные деяния». Практически лебедевцам
давалось понять, что власти в этом споре будут поддерживать
шелиховцев, Шелихов и Полевой же укоряли Баранова: «Вы, будучи лвом,
с вашими силами и искусством устрашились мышей, да еще и столь
глупых, как во всех случаях сами их описываете», на что Баранов
позднее отвечал: «Никакое увещание, ни политика противу дерзости
грубиянов не было действительным, да и свидания со мною всегда всюда
и всячески избегали, а силами действовать я ничего не мог, их было
трех обществ более, нежели всех нас не толко в Чугацкой, Кинайской,
но и с Кадьяком, и в Чугачи отобрались горлохват наголо с знатною
артиллериею; то как вам разсудилось именовать их без сильными
мышами? А нас мужественнее в львином представя виде с народом,
изнуренным от работ и огорченных ращотами».
Тем временем сами лебедевцы с возвращением Коновалова вновь
погрузились во внутренние распри. Коломин и Балушин были высланы в
Охотск, но и победитель Коновалов не чувствовал твердой почвы под
ногами. 20 мая 1795 г. Баранов сообщает Шелихову, что «поднесь
бешеные лебедевские делали преграды и не знаю, будет ли лутче;
Коновалов обнадеживает, правда, вытти, но не сего, а на будущее лето
и крайне внимает о чугачах». Как показали события ближайших же
месяцев, Коновалов неслучайно столь внимательно прислушивался к
известиям о чучагах. Именно со стороны аборигенов надвигалась на
лебедевцев главная опасность2.
Взаимоотношения между промышленными различных компаний всегда
сказывались на аборигенах. П. А. Тихменев отмечал, что
«промышленные, в видах охранения собственных интересов, успевали
иногда восстановлять самые дружественные племена друг против
друга»3. Без поддержки определенной части аборигенов русские
промышленные вряд ли сумели бы прочно закрепиться на их землях.
Поэтому они старались привязать их к себе путем подкупа вождей,
взятия заложников и даже установления родственных отношений.
Особенных успехов в сближении с туземцами удалось достичь Баранову.
Он сумел перетянуть на свою сторону часть приверженных лебедевцам
кенайцев, взял в жены дочь тойона Григория Рассказчикова, старался
следовать туземным обычаям. В итоге ему удалось заручиться
поддержкой значительной части как кенайцев, так и чугачей. И
индейцы, и эскимосы видели в Баранове сильную личность, уважали и
побаивались его, перенося это отношение и на его людей, на всю
шелиховскую компанию в целом. Лебедевцам добиться подобных же
результатов так и не удалось, хотя они и установили тесные, в том
числе и родственные, связи с аборигенами, обитавшими близ их опорных
пунктов. В конце концов туземное население Кенайского и Чугацкого
заливов разделилось на две, судя по всему, неравные, части, в
зависимости от того, какую из соперничающих компаний поддерживала та
или иная локальная группа племени.
Подобная же ситуация, как то показывают записки Д. Теннера,
сложилась и в Канаде в начале XIX в. в ходе конкурентной борьбы
между Компанией Гудзонова залива и Северо-Западной пушной компанией.
Индейцы, связанные торговыми отношениями с одной из них, считали
себя «как бы приверженцами» ее и по призыву компанейского начальства
охотно нападали на служащих компании-конкурента4. Все это мало чем
отличалось от происходившего в конце XVIII в. в Русской Америке.
Коновалов блокировал Коломина с помощью дружественных кенайских
воинов; Балушин грабил шелиховские артели с помощью отрядов чугачей;
кадьякцы, алеуты, кенайцы и чугачи сопровождали Баранова во всех его
походах. Исходя из этого, а также из самого хода последующих
событий, можно с достаточной степенью вероятности предположить, что
даже если Баранов и не побуждал дружественных ему аборигенов к
прямому нападению на своих опасных конкурентов, то уж, во всяком
случае, он, без сомнения, умело и энергично воспользовался этими
нападениями, чтобы изменить ситуацию в свою пользу.
Первое крупное столкновение лебедевцев с чугачами относится к 1793
г., когда эскимосы атаковали Грековский остров, убив 10 человек.
Показательно, что Баранов об этом событии узнал именно «чрез Чугач».
Летом 1795 г. «кольчане» – атапаски-набесна – убили при попытке
захватить их женщин в аманаты 13 лебедевцев во главе с Самойловым5.
Об этом Баранову также стало известно от тех же кольчан, которые
приходили к шелиховцам для обмена и «вообще выказывали дружеское
расположение к русским».
Но поистине катастрофическим стал для лебедевцев 1797 год. К этому
времени «кейнайцы и чугачи, в отмщение за притеснения разного рода,
воспользовавшись разъединением промышленных, убили в разных местах
несколько из них и разграбили притом и имущество компании Лебедева».
Под угрозой нападения оказались Константиновская крепость на Нучеке,
где начальствовал Коновалов и заселение Степана Зайкова в Кенайском
заливе. Индейцы перебили артель Токмакова на Илямне и промышленных
на Туюнаке, всего погиб 21 русский, не считая служивших при них
туземцев. Вскоре кенайцы осадили людей Степана Зайкова в
Николаевской крепости и лишь своевременное прибытие отряда Малахова
спасло их от гибели.
Тотчас после своего спасения Зайков объявил о своем намерении выйти
со своей партией в Охотск, уступив место спасителям-шелеховцам. Тем
временем Баранов лично прибыл в Константиновскую крепость, где стал
свидетелем отъезда Коновалова. «Видя свое безсилие... и ненависть
туземцев», передовщик отбыл с частью своих людей на судне «Св.
Георгий» в начале июля 1797 года. Часть же его промышленных перешла
на службу к Баранову. Степан Зайков задержался в Кенаях до весны
следующего года, вызывая тем немалое раздражение не скрывающего
своего нетерпения Баранова. Он писал, что «Богословские ево ж
Лебедева с товарищами компании и поныне в Кинайской губе и
переженясь половина живут из одново почти брюха, ибо бобров тут
вовсе не стало... всякой год выходить збираются, но не могут
растаться, связавшись родством, смотрят толко тово, где был заточить
нос на готовое». Зайков покинул Америку в мае 1798 года. Его «Иоанн
Богослов», отремонтированный с помощью Малахова, оказался
единственным лебедевским судном, вернувшимся в Охотск («Св. Георгий»
по своей ветхости был брошен в Нижне-Камчатске). Из 200 промышленных
вернулось не более 80 6.
Лебедевцы ушли, но война на берегах Кенайского залива продолжалась.
Кенайцы «шелиховской» и «лебедевской» ориентаций продолжали борьбу
между собой, хотя она уже утратила всякий смысл. В действие вступили
законы кровной мести. Трижды открывался шелиховцами «заговор на
истребление во всех тамо в занятиях обитающих руских» – индейские
союзники лебедевцев мстили за поражение и гибель своих друзей и
родственников. В боях погибло до сотни индейцев с обеих сторон, было
убито трое шелеховцев. Волнения продолжались до 1799 г., когда
Малахову и дружественным ему кенайцам удалось захватить
предводителей «бунтовщиков» и взять у враждебных вождей аманатов.
Однако стычки в кенайских лесах не могли уже изменить главного –
Североамериканская компания избавилась от опасного конкурента и
являлась теперь практически единственным хозяином всех богатств
северо-западного побережья Америки.
В споре с лебедевцами на стороне компании Шелихова были, во-первых,
все преимущества централизованного управления. Все ее артели и
партии подчинялись единому главному правлению в Кадьякской конторе,
координировавшей их действия. Лебедевцы же до самого конца никак не
могли выяснить, кто из их передовщиков имеет преимущество перед
остальными и их партии – коломинцы, «богословские» Степана Зайкова,
«георгиевские» Балушина, позднее Коновалова, – всегда жили и
действовали почти полностью независимо друг от друга. Кроме того,
шелиховцы явились на материковое побережье Аляски уже во главе
крупных промысловых партий, составленных из опытнейших охотников на
морского зверя – кадьякцев и алеутов. Это позволило им сразу же
развернуть здесь широкий промысел, для чего им, соответственно,
требовались обширные промысловые угодья. Лебедевцам тут не
оставалось места, к тому же они должны были все начинать практически
с нуля, а работных людей набирать себе из кенайцев, которые «не
умеют владеть байдарками, редко имеют байдарки и моря боятся». Это
вынуждало лебедевцев проникать в глубь материка и заниматься там
«горными промыслами», но и тут их дела шли неважно. Подобная
ситуация подталкивала их к попыткам поживиться за счет более
удачливых соперников – ограбить их промыслы, заполучить себе чужих
аманатов, чужие промысловые угодья и чужих работных людей. Однако
эти попытки, по выражению Баранова, «заточить нос на готовое», не
могли обеспечить положению лебедевцев необходимой стабильности, и в
итоге победа оказалась на стороне их более дальновидного и
основательного соперника.
Примечания
1. ТИХМЕНЕВ П. А. Историческое обозрение образования
Российско-Американской компании и действий ее до настоящего времени.
Ч. 2, прил. 2. СПб. 1863, с. 51.
2. Там же, с. 41-42, 55, 58, 69, 79-80, 94.
3. Там же. Ч. 1. СПб. 1861, с. 57.
4. ТЕННЕР Д. Тридцать лет среди индейцев. М. 1963, с. 258-259.
5. CHEVIGNY Н. Lord of the Alaska. N.-Y. 1944, p. 132.
6. ТИХМЕНЕВ П. А. Ук. соч. Ч. 1, с. 57, 59; ч. 2, прил. 2, с. 122.
Зорин Александр Васильевич – историк, г. Курск.
|