|
1
Немало еще загадок в истории географических открытий. Эта возникла в
тот знаменательный день, когда «Святой Павел», один из пакетботов
Великой Северной экспедиции, под командой капитана Алексея Ильича Чирикова подошел к неведомым берегам и первые русские люди ступили
на американскую землю.
Первые - принято считать официально. Но, вполне вероятно, впервые
русские -казаки и промышленники - побывали в Америке гораздо раньше
и даже создавали там поселения: академик Миллер и его помощники еще
в середине XVIII века собрали в сибирских архивах и у местных
жителей сведения об этом. Только имен этих первопроходцев мы,
видимо, уже никогда не узнаем. Имена же тех, кто сошел на
американский берег в июльский день 1741 года, остались в истории
навсегда, потому что, к счастью, сохранился рапорт А. И. Чирикова в
Адмиралтейств-коллегию от 7 декабря 1741 года и копия судового
журнала1.
Напомним читателю, что же случилось в тот день - 18 июля 1741 года.
«В 3 ½ часа, подшед сколько можно к берегу2, отпустили бот на берег
и на нем послан флоцкой мастер Дементьев и при нем вооруженных 10
человек служителей и приказано ему иттить в показавшуюся нам
заливу...». Им предстояло пополнить запасы пресной воды и произвести
первое исследование неведомого берега.
В назначенный срок шлюпка с людьми не вернулась. Тогда Чириков
посылает маленький ялбот с четырьмя добровольцами во главе с
боцманом Сидором Савельевым, чтобы, «прибыв на берег, сыскав бот,
для починки оного оставил плотника и конопатчика, а сам, ничего б не
мешкав, взяв штюрмана Дементьева и служителей трех или четырех
человек, к нам возвратился».
Но, увы, непонятное исчезновение повторяется. Куда подевались обе
шлюпки? Что случилось с пятнадцатью опытными, бывалыми моряками и
хорошо вооруженными солдатами сибирского гарнизона? На условленные
сигналы пропавшие не отвечают, своих, тоже четко оговоренных, не
подают. Правда, какой-то огонь, который то явится на берегу, то
исчезнет, был. Но что он означал, и кто его подавал - неизвестно. На
корабле к берегу не подойдешь, повсюду из волн торчат клыками скалы.
Остается только ждать. Чего?
В один из таких дней томительного ожидания показались две лодки.
Вспыхнула надежда - и пошел «Святой Павел» лодкам навстречу. «Потом
разсмотрели мы, что лотка гребущая - не наша... сидело в ней четыре
человека: один на корме, а протчие гребли, и платье было видно на
одном красное; которые, будучи в таком разстоянии, встали на ноги и
прокричали дважды: агай, агай и махали руками, и тот час
поворотились и погребли к берегу... Лотка оная гораздо скороходна, а
другая большая лотка, далече не подгребши к пакетботу, возвратилась,
и вошли обе опять в ту заливу, ис которой выгребли. Тогда мы
утвердились, что посланные от нас служители всеконечно в
несчастье...».
Ждали еще двое суток, плавали вдоль берега, на ночь отходя подальше
в море, утром возвращаясь. Все еще ждали, надеялись, но тщетно. Пуст
был берег. Никто не приплыл. И не было больше подано никаких
сигналов.
Чириков сел составлять скорбный список - «реэстр служителям
пакетбота Святого Павла, кто имяны остались с оного на американском
берегу в неизвестном несчастье». Перечислил всех пятнадцать по
именам, указал должность и чин каждого.
Двадцать шестого июня п два часа дня созвал капитан консилиум, чтобы
решить, как поступить дальше. Ни одной шлюпки больше нет, воды
осталось сорок пять бочек. Хватит ли на обратный путь, особенно если
станут задерживать противные ветры?
Консилиум единогласно решает: «для вышеописанных резонов дале пути
своего не продолжать и сего числа возвратиться к гавани святых
апостол Петра и Павла».
Они уходили в пустынный штормовой океан, не зная, доберутся ли до
родных берегов, терзаемые мыслью - что же приключилось с их
пропавшими товарищами?
2
Вернувшись из трудного плавания, Алексей Ильич Чириков составил
подробный рапорт в Адмиралтейств-коллегию. Небыстро распространялись
в те времена новости по свету: чуть не год везут гонцы его рапорт из
Петропавловска-на-Камчатке в Петербург. Но потом - долгие годы -
загадочное исчезновение пятнадцати русских матросов на американском
берегу будет помниться многим...
1764 год. Из Петербурга отправляются две экспедиции. Одна под
командованием П. К. Креницына и М. Д. Левашева - на Дальний Восток.
Ей предстоит исследовать Алеутские острова и Аляску. И составляя для
нее подробную инструкцию, М. В. Ломоносов намечает: «То бы весьма
уповательно было получить известие о тех Россиянах, коих на
Западном-Американском берегу Чириков потерял».
Вторую экспедицию возглавляет В. Я. Чичагов. Она должна отплыть из
Архангельска, пройти вдоль всего северного побережья Сибири и где-то
в Беринговом проливе встретиться с экспедицией Креницына! Чтобы они
узнали друг друга, не спутали с какими-нибудь чужими кораблями,
инструкцией предусмотрен пароль: кричать при встрече «Агай! Агай!».
Никто в Петербурге еще не знает, что означает это слово, которым
Чирикова заманивали в бухту индейцы, но, видно, крепко оно
запомнилось...
1765 год. В Петербург из далекого Якутска гонец привозит
удивительную карту. На ней на Аляске (гораздо севернее того места,
где высаживались моряки Чирикова) возле реки Хеуврен3, нарисована
бревенчатая крепость с остроконечными башенками, какие ставили
русские первопроходцы во всех сибирских острожках. На башенках стоят
воины, нарисованные забавно, словно ребенком: в растопыренных руках
держат копья. А понизу к стенам крепости подбираются другие воины в
головных уборах с перьями.
Составил карту «ученый чукча» Николай Дауркин по заданию Федора
Плениснера. Будучи капралом, Плениснер плавал с Берингом в роли
«живописца» (чертежника), а теперь уже стал полковником, начальником
Анадырского острога.
Дауркин действительно был чукча, коренной местный житель. Он
осиротел во время набега казачьего отряда на его стойбище.
Десятилетнего мальчика казаки увезли с собой, окрестили, назвали
Николаем. Когда он подрос, послали учиться в тогдашнюю столицу
Сибири - Тобольск. Там любознательным и способным пареньком
заинтересовался сибирский губернатор Федор Иванович Соймонов. Он
самолично следил за его учением и за дальнейшей судьбой. Приказал
потом Дауркина «освободить от холопства» и приписать в якутские
казаки. А вскоре за заслуги перед Россией Дауркина пожаловали
званием «сибирского дворянина».
Среди местных жителей было немало таких, которые, как Дауркин,
получали образование и становились преданными помощниками русских
ученых, путешественников и исследователей. Их содействие было
бесценным, потому что они не только прекрасно знали страну, обычаи
ее коренных обитателей, но и помогали наладить с ними хорошие
отношения.
И карта, составленная Николаем Дауркиным, служит живым
свидетельством этого. Она не теряет своей ценности и поныне, как
наглядный свод знаний о соседней Америке, какими располагали к тому
времени в России.
Но, пожалуй, все же самое интересное на этой карте - бревенчатая
крепость на реке Хеуврен. Сведения академика Миллера подтверждаются.
Поступают сообщения о русских поселениях за океаном! И они вполне
правдоподобны: разве мог служить преградой пролив в тридцать пять
верст, разделяющий два материка, для потомков людей, освоивших за
полвека путь от Урала до Тихого океана?!
Немало слухов о русских поселениях доходило, конечно, и до
полковника Плениснера. Помнил он и об исчезновении Дементьева и его
спутников. Может, они вовсе не погибли, а отыскали в чужой земле
родные русские поселения? Потому и решил Плениснер послать на
побережье пролива, отделяющего Америку от России, «ученого чукчу»
Николая Дауркина. Тот, как видим, не только привез новые вести о
русских людях, живущих в дремучих лесах на американской земле, но и
составил карту с указанием места их поселений.
Загадка пропавших чириковцев придавала новый интерес преданиям о
русских братьях, якобы поселившихся где-то в глубине Аляски. Но с
этого момента дело об исчезновении Дементьева с товарищами не только
не проясняется - становится еще непонятнее. Неясные, туманные слухи
вроде бы о них или их потомках начинают переплетаться с легендами...
1774 год. Вдоль западного побережья Америки плывет на север
испанский корабль капитана Переса - «Сантьяго». Среди островков в
южной части архипелага Александра испанский корабль окружает целая
флотилия челноков индейцев племени хайда, приплывших торговать. И в
одной из лодок испанцы замечают обломок то ли железного штыка, то ли
сабли - явно чужеземного происхождения. Сами индейцы железа еще не
знают.
Отдать или обменять на что-нибудь бесценную железку они
отказываются. Откуда она у них? Индейцы неопределенно машут руками
куда-то на север. В ту сторону, где как раз пропали пятнадцать
русских моряков...
Этот заржавевший обломок штыка настолько заинтриговал испанцев, что
они по возвращении из плавания рассказали о находке вице-королю
Букарели, а тот срочно послал секретное донесение в Мадрид. И
советники короля долго гадали и спорили, как попал к индейцам этот
штык: вместе со своим владельцем - уцелевшим русским моряком или
просто выменяли его у своих северных соседей - тлинкитов, в чьих
владениях пропали обе шлюпки со «Святого Павла»?
Сведения, которые пытаются сохранить в секрете, обычно порождают
слухи. И вот уже в Мадриде рассказывают, будто капитан Перес не
только видел у индейцев обломок штыка, но и повстречал
«цивилизованных людей, приятного вида, белокожих и привычных к
одежде...».
О том, как уже о вполне достоверном, пишут в мае 1776 года
лондонские газеты.
Ах, эти слухи, как потом они станут путать историков!
1778 год. Хмурым апрельским утром вдоль западного побережья Америки
неспешно плывут на север «Резолюшн» и «Дискавери». Их ведет капитан
Джеймс Кук, щедро давая английские имена островам, впервые открытым
русскими моряками. Джеймс Кук ищет заветный пролив, ведущий из
Тихого океана в Атлантический вдоль северного побережья. Вахтенным
дан приказ смотреть в оба.
Конечно, они вспоминали о пропавших на этом берегу русских моряках,
задумывались об их судьбе. Один из спутников Кука - лейтенант Кинг
записал в дневнике:
«Гуманности ради надо надеяться, что те из 15 человек, которые еще
живы, ничего не узнают о наших кораблях, приходивших к здешним
берегам, и не разочаруются столь жестоко в своих мечтах вновь
попасть на родину...».
1779 год. На самом краю русской земли странствует по заснеженным
просторам приятель Николая Дауркина, другой замечательный человек, -
казачий сотник Иван Кобелев. В одиночку он объездил всю Чукотку, и
теперь неуемное любопытство привело его к забитому плавающими льдами
проливу, за которым уже другая земля - Америка.
Давно Иван мечтал туда проникнуть. С детства не дают ему покоя
предания, которые передаются в роду Кобелевых от деда Ивана-старшего.
Тот дружил еще с Семеном Дежневым. И на четырех кочах, что плыли с
Дежневым, а потом потерялись во время налетевшей бури, были у Ивана
Кобелева-старшего хорошие дружки. Не мог он о них забыть, жадно
ловил каждый слух о русских людях, будто бы унесенных штормом и
прижившихся на американском берегу. И детям своим завещал собирать о
них сведения, внукам.
В июле 1779 года добрался казачий сотник Кобелев уже до островка
Имаглин (ныне остров Ратманова) посреди пролива, отделяющего Азию от
Америки. И был уже смутно виден американский берег...
Сидел Иван у костра, в котором вместо дров чадно горели облитые
жиром китовые кости, и неспешно беседовал с местным
старшиной-тойеном Кайгунем Момахуниным.
Тот рассказал Кобелеву, будто есть в Америке река не то Хеврен, не
то Хеуврен называемая, а на ней точно стоит в лесах острожек.
Построили его люди, отличные от местных тамошних жителей: имеют они
бороды широкие и густые, почитают иконы, на досках нарисованные, и
знают грамоту, умеют писать, как и он, его гость - казачий сотник.
Иван Кобелев стал просить, чтобы переправил его старшина на
американский берег и проводил к тому острожку. Но Кайгунь отказался:
«уповательно потому, что ясашные чукчи боялись, чтоб ево Кобелева на
американском берегу не убили или б не задержали, и в таком случае
страшась взыску...» - как доложит потом сотник начальству.
Тогда Кобелев попросил хотя бы передать от него письмо к «российским
людям» в Америке. Старшина согласился, и сотник стал писать:
«Прелюбезные мои до плоти братцы, жительствующие на большой
почитаемой американской земле, естли вы веры греческого исповедания,
кои веруют в распятого господа нашего Иисуса Христа, и просвященные
святым крещением люди имейтесь то изъясняю вам, что, во-первых,
послан из Гижигинской крепости в Чукоцкую землицу для
примечания...».
Коротко рассказав о себе и о том, что он узнал от Кайгуня Момахунина,
сотник предложил план, как установить с земляками непосредственную
связь:
«Естли точно есть, получите сие от меня письмо, то как возможно
старатца бытием каждое лето, на тот остров Имаглин, или с кем
пересылать письма, а особливо по которой реке жительство имеите, и
сама ль та река в море устьем или в какую-нибудь губу впала, то б,
на устье оной реки, или губы, на осветном месте, чтоб было видно с
моря, или из губы крест высокой деревянной поставить...».
Письмо останется без ответа. И крест в условленном месте не
появится, и никаких других знаков Кобелев не получит о том, что
письмо его дошло до «прелюбезных братцев».
Это письмо вообще бы кануло в безвестность, и мы бы никогда не
узнали о нем, если бы дисциплинированный сотник Иван Кобелев не
переписал его в свой путевой журнал, чтобы представить начальству. А
журнал, по счастью, сохранился в архиве до наших дней.
Доложил начальству Иван Кобелев и о примечательном разговоре, какой
произошел у него на обратном пути. В каком-то Кангунском острожке
повстречал он «пешего чукчу» Ехипку Опухина. И тот Ехипка похвастал
сотнику, будто сам бывал на американском берегу «для торгу разов до
пяти» и тоже слышал о якобы живущих там в дремучих лесах бородатых
людях.
А дружок этого Ехипки, живущий на острове Укипень (теперь это остров
Кинга), куда издалека чукчи и эскимосы обоих материков каждый год
для большой торговли собираются, даже якобы привозил и ему, Ехипке,
показывал письмо от тех загадочных бородачей. Письмо на дощечке,
написанное с одной стороны красной краской, а с другой «черными с
вырезью словами».
Ехипка взять письмо для передачи в Анадырскую крепость побоялся, но
запомнил, о чем загадочные бородачи просили в нем земляков: «всего у
них довольно кроме одного железа».
Рассказал он Кобелеву и о том, что слышал будто бы от своего
приятеля и других людей: бородатые жители в крепости на берегах
Хеуврена «собираются в одну большую зделанную хоромину и тут
молятся, еще есть де у тех людей такое место на поле и ставят
деревянные писанные дощечки, стают противу оных прямо передом,
мужеск пол большие, а за ними и прочие...».
Не иначе как в самом деле русские, прелюбезные братья!
Крестятся по-православному, молятся на кладбище, когда своих
хоронят. Ехипка и его приятели американские такого выдумать не
могли, они это в самом деле видели!
Это уже не слухи, дело серьезное.
Но кто же эти люди? - пытается сообразить сотник Кобелев. Внуки тех,
что плыли с Дежневым? Сохранили в чужих краях и веру и родной язык?
А может, кто из тех пятнадцати, что капитан Чириков потерял? Или их
сыновья и внуки. Сомнительно, чтобы это были дежневцы, ведь столько
времени прошло, почти полтораста лет. А вот чириковцы - или их
потомки - вполне возможно, скорее допустить следует...
В те времена существовало убеждение, будто Новая Земля, давно
открытая поморами, тянется вдоль всего северного побережья Сибири
как далеко выступающий на запад полуостров Американского материка.
Исследуя побережье Ледовитого океана, смутно видели во многих местах
очертания каких-то гор на севере, замечали, что оттуда прилетают
птицы, и решили: все это тянется Новая Земля, а не разбросаны в
океане отдельные острова - Врангеля, Новосибирские, Северная Земля,
как будет постепенно выясняться потом.
Тогда даже такие выдающиеся мореплаватели и ученые, как Джеймс Кук и
Михайло Ломоносов, еще смутно представляли себе очертания западного
побережья Америки. Оно только еще возникало на картах, и не очень
было ясно, где же именно, в каком месте потерял Чириков свои две
шлюпки.
А о внутреннем строении Северо-Американского материка и о географии
Аляски вообще никто еще ничего достоверного не знал. В «Примерной
инструкции», которую разработал для экспедиции Креницына-Чичагова
Ломоносов, предусматривалась возможность, обогнув Америку с севера,
быстренько достичь с запада не только Гренландии, но даже
Шпицбергена - такие существовали тогда смутные и превратные
представления о расстояниях и размерах материков.
Так что скромному казачьему сотнику Ивану Кобелеву, как и полковнику
Плениснеру «из живописцев», вполне простительно было думать, что
высадившиеся на американском берегу матросы Чирикова или их дети и
внуки сумели продвинуться столь далеко на север и поселиться где-то
на таинственной реке Хеуврен.
На севере их надо искать, на севере! Мысль об этом уже не дает
Кобелеву покоя...
1786 год. Мимо залива, где бесследно пропали чириковцы, проплывают
французские фрегаты «Астролябия» и «Буссоль». Капитан Лаперуз с
горечью смотрит на пустынный, дикий, неприветливый крутой берег. Уж
он-то понимает, что мог пережить тут Чириков!
Совсем недавно чуть севернее, в бухте Льтуа, на этом проклятом
берегу Лаперуз тоже потерял две шлюпки, а на них трех своих лучших
офицеров и восемнадцать матросов. По неосторожности они вошли в
узкий пролив, когда начинался прилив. Шлюпки закрутил водоворот -
сулой и разбил о камни. В память об этом капитан приказал установить
на берегу медную доску с надписью: «В этой бухте погиб двадцать один
храбрый моряк. Кто бы вы ни были, оплачьте их участь вместе с нами».
Видимо, так же, считал Лаперуз, погибли и русские моряки: «Созерцая
этот залив, я все время думал, - вероятнее всего, шлюпку... и ее
экипаж погубили яростное море, а не дикие индейцы...».
1788 год. В русских поселениях на Алеутских островах побывали
гостями два испанских судна. Иркутский генерал-губернатор поспешно
докладывает Екатерине II: «Главный из экспедиции оной начальник дон
Мартинец был еще в 774 году у берегов Америки, где со стороны России
в 741 году имел плавание капитан Чириков, находил вещи, от него тамо
островитянам оставленные...».
Тем временем дальновидный и предприимчивый купец Григорий Шелихов,
осваивая Аляску, посылает туда своих людей. И один из промышленников
рапортует, будто в заливе Якутат, расположенном верст на триста
севернее тех мест, где высаживались моряки Чирикова, встретился он с
приплывшими сюда торговать индейцами во главе с тойеном Ильхаком. И
среди тех индейцев, докладывает промышленник, - «много было
белолицых и русоволосых, почему заключено было, что сии люди потомки
штурмана Дементьева» и его товарищей.
Это сообщение посчитают настолько важным, что впишут его в
официальный документ - «Краткое содержание о приобретении земель
Америки 1788 года».
Может показаться странным, почему предполагаемых потомков чириковцев
встречали севернее того места, где высаживались моряки, а вещи,
возможно, принадлежавшие пропавшим, находили южнее. Но именно это
никого не удивляло. Вполне естественно, полученными от моряков
вещами индейцы могли торговать или обмениваться с любым племенем. Но
сами русские матросы, конечно, должны были пробиваться именно на
север, к Берингову проливу.
Как уже говорилось, даже географы имели весьма смутное представление
о расстояниях на Американском материке. Конечно, люди Чирикова, если
уцелели при высадке, не знали, каким длинным и трудным окажется этот
путь. Но единственным шансом для них, не имея корабля, вернуться на
родину, было переправиться через сравнительно неширокий пролив,
который позднее назовут именем Беринга. Это Дементьев и его товарищи
знали, конечно, хорошо по рассказам штурмана Гвоздева и других
бывалых людей - пожалуй, лучше географов своего времени.
А если даже переправиться на Чукотку почему-либо не удастся, все
равно в тех краях они не пропадут: там, на севере, есть в дремучих
лесах русские острожки и поселения на реке Хеуврен. Они в это твердо
верят и потому непременно должны двинуться на север - если, конечно,
остались живы...
1789-1791 годы. Старые друзья Николай Дауркин и казачий сотник Иван
Кобелев работают вместе - служат толмачами при экспедиции
Биллингса-Сарычева. Им поручено тщательно исследовать, описать и
нанести на карту всю Чукотку и «прилежащие моря и земли».
По заданию Биллингса Кобелев в одиночку десять месяцев странствовал
по Чукотке, завязывая и укрепляя дружеские отношения с местными
жителями. Потом один из историков метко и совершенно справедливо
назовет его путешествие, во время которого жизнь славного сотника
каждый день висела на волоске, настоящей дипломатической миссией,
увенчавшейся полным успехом.
До Кобелева еще скорее, чем до Шелихова, дошли слухи о встрече в
заливе Якутат русских промышленников с загадочными белолицыми и
русоволосыми людьми: новости удивительно быстро распространяются в
снежной пустыне. По представлениям казачьего сотника, изъездившего
весь Чукотский полуостров, от реки Хеуврен до залива Якутат - рукой
подать. Значит, Дементьеву и его спутникам вполне способно туда
добраться. Надо их непременно разыскать!
«В Увеленском острожке (Уэлен) будучи, - доложит он потом
начальству, - нашел лучшего пешего человека Опрею, коего всячески
уговаривал, чтобы он свозил меня на байдаре чрез проливы на
американскую землю (которой с американцами наивсегда дружество
имеет) и посмотрел бы я тамошних народов...».
Четвертого июня 1791 года отправился Иван Кобелев на кожаных
байдарах с проводником в Новый Свет. Останавливались по пути на
острове Имаглин, жили несколько дней, любознательный Кобелев все
осматривал и записывал.
Наконец одиннадцатого июня он ступил на заветный американский берег:
«День был ясный, тихий, с сиянием солнца. Коего дни переехали на
американскую землю, в селение по их названию в Кигигмен (видимо, на
мысе принца Уэльского), в котором я сам был... Однако не точию в
устье реки Хеверен войти, но и в губу попасть не мог за
препятствующими великими льдами».
Кобелев не стал зря терять времени, отправился на остров Укипень,
куда приезжали обмениваться товарами индейцы, эскимосы из дальних
племен и даже американцы. И тут снова услышал рассказы о бородатых
людях, якобы живущих в глубине Аляски...
Но пропустить его туда береговые чукчи не хотели. Им было выгодно,
чтобы торговля с жителями Аляски шла только через них.
Да и поговорить подробнее с торговыми гостями из Америки,
расспросить их о жительствующих где-то там земляках сотнику тоже не
удалось. Языка их он не знал, а чукчи переводили только самые общие
вещи, явно нарочно многое путали.
«Они ж американцы свое лицо и грудь и мое лицо, также и грудь,
гладят и обнимают, то значится большого и неразрывного их со мною
дружества. И на свою землю указывают и меня за платье тянут, и видно
к себе зовут в Америку. Когда я по-русски говорю, то они в свой язык
перстом указывают, да на свою землю. Вскрытно от наших прибывших4
три краты наодине крестился рукою и махали на их же землю. И изо
всего видица, что есть там таковые же люди, как я, таков же и
разговор...».
Но больше чукчи Кобелеву оставаться и даже на острове Укипень не
дали. И потом уже он узнал, будто еще прошлым летом приезжал «один
американец, с тем, чтобы со мною видеца (который разведал обо мне на
острове Игеллинч, что я прибыл в чукчи и буду годовать5), которого,
не допустя до меня, в самом Восточном мысу убили».
Может, этот гонец вез ответ на письмо Кобелева «прелюбезным
братцам»?
Дауркину тоже не удалось проникнуть в глубь материка, добраться до
заветной реки Хеуврен. Он путешествовал хоть и в одно время и в тех
же местах, что и Кобелев. но отдельно от него. И сотник в своем
отчете и походном дневнике о старом приятеле даже ни разу не
упоминает. Почему?
Они явно поссорились из-за чего-то. Дауркин оставил тому забавное
свидетельство - и поистине нетленное, на века: необычное письмо на
моржовом клыке. Он вырезал на нем:
«1791 года июня 1 дня на месте жил Ноняхъмуне во ожидание секретных
эспедицких же судов и того июня 11 был на американских берегах и на
островах на Имяхдине Инельлине Окибяне 17 байдарах верноподданным с
чукоцким народом и с товарищем сотником Иваном Кобелевым Сибирской
дворянин и чукоцкий перевотчик Николай Дауркин подписал того ж июня
30 в ожидании были и паки дожидались до 15 июля».
Так было написано сначала. Но потом Дауркин в сердцах имя Кобелева
попытался выскоблить, но это ему полностью не удалось. Письмо
сохранилось. Моржовая кость крепка, имя Кобелева все-таки разобрать
можно. Но вот из- за чего поссорились старые друзья - мы, к
сожалению, не знаем.
Но были они в ссоре недолго, скоро помирились. И опять много
странствовали по тундре и тайге - то вместе, а то поврозь, ревниво
узнавая о приключениях друг друга и словно соревнуясь в подвигах и
открытиях. Иван Кобелев прожил долгую жизнь - по некоторым данным,
больше ста лет! И есть сведения, что у него, ставшего подпоручиком,
служил солдатом сын Дауркина. А след самого Николая Дауркина
затерялся в кочевых становищах, куда «ученый чукча», кажется,
вернулся в конце жизни...
Но в Америку они больше так и не попали. И по-прежнему оставалось
неясным: что же это за русобородые люди живут на реке Хеуврен? Кого
встречали русские промышленники в разных местах американского
побережья - может, в самом деле потомков пропавших матросов Чирикова?
Можно уверенно сказать, что над «историей пятнадцати» непременно
задумывались все русские путешественники, отправлявшиеся в те края,
приказчики и промышленники Российско-Американской компании, начавшей
быстро осваивать Аляску.
В 1801 году капитан Кейн сообщил правителю компании А. А. Баранову,
будто слышал, что на острове принца Уэльского нашли русскую одежду
на лисьем меху...
Всего в какой-то сотне верст южнее тех мест, где пропали Дементьев и
его спутники, в начале девятнадцатого века основали город
Ново-Архангельск (ныне Ситха). Он стал столицей русских владений в
Америке. И конечно, обитатели его не могли не интересоваться судьбой
исчезнувших земляков. О них расспрашивали местных жителей побывавшие
здесь известные мореплаватели Лисянский, Головнин, Врангель. Ищет
следы чириковцев, опрашивая индейцев, мичман Василий Берх, будущий
выдающийся историк русского флота: «Но по всем известиям от диких,
места сии обитающих, не слышно, чтоб они когда- либо видели или
слыхали про белых людей».
А вот северней, северней... Во время длинной зимовки Берх перевел
новую тогда книгу Александра Маккензи о его путешествиях по Канаде.
В ней славный путешественник поведал, как однажды встреченные им
индейцы рассказали, что где-то на западе от них, на Аляске, есть за
высокими горами большая река и озеро. На их берегах живут белые
люди. Индейцы выменивают у них железо, которое им привозят другие
белые люди откуда-то издалека на больших лодках, приплывающих в
устье той реки.
Кто эти белые люди? Дальше Маккензи никто из англичан к западу еще
не проникал.
Это место книги Берх снабдил своим примечанием: «Можно, кажется,
надеяться, что слова их справедливы, ибо по преданиям известно и у
нас, что около реки Хеувереня живут русские белые бородатые люди,
поклоняющиеся иконам».
Может, туда все-таки пробились Дементьев и его товарищи? Пробуют
искать севернее. В 1818 году тогдашний правитель русских владений в
Америке Гагемейстер посылает в глубинные районы Аляски Петра
Корсаковского, дав ему секретное задание поискать среди индейцев
загадочных земляков, о которых ходят столь упорные слухи.
Корсаковский смог пройти только до реки Кускоквим, никаких белолицых
и русобородых людей не обнаружил, но привез новые любопытные
сведения.
Старик индеец Кылымбек рассказал, будто однажды к ним в селение на
«игрушку», как называли русские промышленники обрядовые и ритуальные
собрания индейцев, пришли на лыжах двое мужчин.
«На них камзол или троеклинки и шаровары, выделанные из олених кож
без волоса и выкрашены черной краской. Сапоги из черной кожи. С
бородами. Разговор у них другой, так что все индейцы, бывшие на сей
игрушке, не могли понимать оного, - подробно записал Корсаковский. -
Видели у них стволину медную, один конец шире, а другой уже, на
подобие мушкетона, а у другого медная стволина на подобие ружейной,
украшенная черными сепями и белыми чертами...».
Отдохнув на «игрушке», загадочные гости «скрылись неизвестно куда».
Но, судя по тому, что приходили налегке, жили они неподалеку, в
лесах к северу от стойбища индейцев.
Вряд ли старый индеец все это выдумал - с такими подробностями. Да и
зачем бы?
«Кылымбек платье их сравнивает с нашим, точно так скроено, как и у
нас».
Это уже никак не могли быть потомки спутников Дежнева или других его
современников, случайно занесенных бурей к чужим берегам! Эти люди
явно попали в Америку гораздо позже - уже в восемнадцатом веке:
после реформ Петра и одежда, и оружие в России стали совсем иными,
чем прежде, а потом уже практически долго не менялись, оставались
такими же и во времена Чирикова.
Пробовали искать потомков чириковцев и позже. Снова и снова шлет о
том распоряжения главное правление Российско-Американской компании -
в 1819 году, в 1821-м. Но поиски становились все труднее: слишком
много русской крови прилило с тех пор в Америку. Ко времени продажи
Аляски США в 1867 году русские поселения были уже там повсюду,
потомки наших промышленников и моряков составляли среди местных
жителей весьма солидную часть.
Загадка бесследного исчезновения Дементьева и его товарищей не
разрешена и поныне, до сих пор продолжает волновать историков и
географов. Вдруг станет известно, что кто-то видел у вождя одного из
тлинкитских племен старинный мушкет с раструбом и ложей из красного
дерева. Предки вождя якобы получили его от первого белого человека,
высадившегося в этих краях на американский берег. А подобные мушкеты
были во времена Чирикова на вооружении в русской армии. И снова
появляются в журналах очерки и заметки с интригующими заголовками:
«История пятнадцати» или «Их было пятнадцать» ...
На этой странице собраны фотографии из архивов, музеев и старинных
книг, имеющих отношение к описываемым событиям:
Письмо Дауркина. вырезанное на моржовом клыке.
У неведомых берегов. Рисунок Луки Воронина, художника экспедиции
Биллингса - Сарычева (конец XVIII века).
Фрагменты двух вариантов карты Николая Дауркина, показывающие, как
по-разному в зависимости от игры фантазии изображали легендарную
крепость на реке Хеуврен и ее обитателей.
Родовые тотемные столбы индейцев, живших в тех местах, где
высаживались матросы с пакетбота «Святой Павел».
Портреты индейцев-тлинкитов, сделанные с натуры в окрестностях Ситхи
в 1819 году художником Тихоновым, участником экспедиции Головнина. С
ближайшими предками этих индейцев столкнулись пятнадцать матросов
Чирикова...
И я не устоял, взялся за перо, томимый той же волнующей историей.
Сижу в архивах, роюсь в старинных документах, восхищаюсь людьми, о
подвигах которых бумаги повествуют так сдержанно и деловито.
С каким трепетом изучал в строгом читальном зале архива материалы
Великой Северной экспедиции! Все эти бесценные документы пересняты
на микрофильмы. Но я попросил, чтобы мне дали подлинник. Очень,
по-моему, важно увидеть, как выглядит документ в натуре - какая
бумага, цвет чернил, какие попадаются пятна: может, это ненароком
упала слеза, или оставила след капелька крови из раны на руке, или в
шканечный журнал плеснуло солеными брызгами море...
Особое доверие чувствуешь к этим документам. И порой, когда
обращаешься к подлиннику, даже давно известные, не раз
опубликованные материалы вдруг могут раскрыть новые весьма
интересные и важные подробности.
А сколько мыслей и чувств вызывает письмо Дауркина на моржовом
клыке! Оно хранится в Москве, в Историческом музее. И на нем явно
заметны выскобленные буквы - следы ссоры Дауркина и Кобелева.
Вспоминаю, как положили передо мной на стол в архиве подлинный
дневник Ивана Кобелева. Плотная голубоватая бумага, четкий, красивый
почерк, крупные буквы. Наверху интригующая пометка: «по секрету».
Начинаю читать - и не верю себе. Первое слово, которое бросается в
глаза, до невероятности современно: командировка. Оказывается, оно
имело хождение почти двести лет назад...
Можно себе представить, сколько всякого повидал и пережил Иван
Кобелев за время странствий на Чукотке! Но, увы, о переживаниях в
дневнике ни слова. Лишь скупые деловые сведения о маршруте и
встречах с чукчами, порой совсем лаконично: «День был тихий, сияние
солнца». Или: «День был мрачный, тихий» - и все.
А чаще всего эти люди, смело заглядывавшие в глаза неведомому,
вообще не вели никаких записей. Уходили за океан, открывали для
России Америку, осваивали ее, строили крепости и городки от Аляски
до Калифорнии, как недавно в Сибири, заводя дружбу с местными
жителями. Сколько их было, настоящих подвижников и героев!
Итак, что мы сегодня знаем - достаточно точно - о четырнадцати
солдатах и матросах, бесследно пропавших вместе с Дементьевым при
высадке на американский берег? Только имена и фамилии - даже без
отчеств. По-прежнему остается неясным - что же все- таки с ними
приключилось.
Впрочем, как ни парадоксально - это, пожалуй, загадка не основная.
Самое непонятное - что они пропали бесследно. Но, быть может, в этой
«бесследности» и скрывается ключ к пониманию того, что произошло...
Зададимся вопросом: почему не сохранилось никаких достоверных
сведений о их высадке на американском берегу?
Ведь, вероятно, то была первая встреча индейцев, живших на
северо-западном берегу Америки, с белолицыми чужеземцами, которые
приплыли на таком большом корабле и обладали к тому же огнестрельным
оружием. Конечно, она не могла не запомниться, рассказы о ней должны
были передаваться из поколения в поколение.
А между тем известный американский историк Ф. Голдер, посвятивший
плаванию Беринга и Чирикова двухтомный труд, специально опрашивал
индейцев на острове Якоби, тщательно изучал труды знатоков
индейского фольклора Дэвидсона и Эммонса - и не обнаружил ни одного
воспоминания, ни одной легенды.
В 1922 году историк Аляски Т. Л. Эндрюс сообщил, будто у индейцев
ситка, живущих южнее острова Якоби - на острове Баранова, «имеется
глухое предание о людях, выброшенных на берег много лет тому назад.
Говорят, что их вождь Аннахуц... оделся в медвежью шкуру и вышел на
берег. Он с такой точностью изображал переваливающуюся походку
зверя, что русские, увлекшись охотой, углубились в лес, где туземные
воины перебили их всех до единого...».
Но сам Эндрюс оговаривает: нет никаких доказательств, будто это
любопытное предание относится именно к Дементьеву и его спутникам.
Возможно, такой случай произошел уже позже, в начале девятнадцатого
века, когда русские стали тут частыми гостями.
А между тем индейцы видели шлюпки и корабль Чирикова, мы знаем
точно. Они подплывали к «Святому Павлу», кричали «Агай! Агай!». Они
наверняка знали, что произошло с Дементьевым и его спутниками, а
потом и с приплывшими на второй шлюпке.
Выбор предположений о том, что же могло случиться с чириковцами,
невелик.
Многие историки и географы ссылаются на авторитетное мнение капитана
Лаперуза. Как мы знаем, мореплаватель был уверен: они погибли в
водоворотах сулоя.
Но опять возникает вопрос: почему индейцы ничего никому об этом не
рассказывали?
Совсем недолго пробыл корабль Беринга «Святой Петр» у острова Каяк,
где матросы запаслись пресной водой, а натуралист Стеллер осматривал
покинутые попрятавшимися жителями шалаши, но индейцы это запомнили и
через полвека рассказали капитану Сарычеву.
Прекрасно запомнили тлинкиты и встречу с французами - с такими
подробностями, что через сто лет по их рассказам нарисовали для
проверки, как выглядели корабли, и убедились - да, все точно, речь
идет, несомненно, об экспедиции Лаперуза.
Триста лет из поколения в поколение передавались предания о
посещении земли Баффина кораблями Фробишера, их записал у эскимосов
Чарлз Холл, - даже с подробностями о судьбе пятерых матросов,
которых считали пропавшими без вести!
Народная память очень крепка особенно у племен, еще не знающих
письменности. Не верится, что тлинкиты так быстро запамятовали
гибель двух шлюпок со «Святого Павла». Гибель, происшедшую на их
глазах...
Другие историки ссылаются на мнение самого Чирикова и Свена Вакселя
- штурмана «Святого Петра», после смерти Беринга возглавившего
экспедицию. Они, конечно, лучше всех знали, какими опытными моряками
были Дементьев, боцман Савельев и другие пропавшие матросы. Чириков
и Ваксель считали, будто все - и те, кто плыл на первой шлюпке, и на
второй - попали в засаду и были перебиты индейцами. Предание о
проделке с медведем (если оно относится действительно к этому
времени) как будто может служить тому подтверждением.
Но ведь шлюпок-то было две, не одна - и с интервалом в шесть дней!
Допустим, четверо матросов со второй шлюпки в самом деле поддались
на хитрость индейцев и были убиты. Но чтобы на такую приманку
попались сразу одиннадцать человек из первой шлюпки?! Что они - не
бывалые солдаты и моряки, высаживающиеся на чужой, неведомый берег?
Все становится еще более запутанным, если проанализировать
тщательнее, как развивались события. Обычно пишут об этом весьма
общо: поплыли к берегу - и пропали. Но ведь события происходили на
протяжении целых восьми суток! И когда начинаешь внимательно изучать
рапорт Чирикова Адмиралтейству, те инструкции, какие он дал
Дементьеву и Савельеву, и, главное, конечно, записи в судовом
журнале «Святого Павла», выявляются некоторые весьма важные детали.
Дементьеву специально дали две ракеты и приказали: одну пустить, как
только высадятся на берег, а вторую - при возвращении. На берегу же
после высадки следовало разжечь большой сигнальный костер.
Ни одной ракеты пущено не было. Значит, высадиться не смогли?
Действительно были сразу перебиты?
Но совершенно невероятно, чтобы индейцы начали обстреливать шлюпку
из луков. Им были нужны рабы, живые пленники, надежная добыча. А еще
не приставшая шлюпка вполне могла по вернуть и уплыть, моряки бы
отстрелялись. У них была даже пушка!
Да и весьма сомнительно, чтобы индейцы вообще решились бы напасть на
чужеземцев при первой встрече. При высадке матросов со «Святого
Петра» местные жители попрятались, позволив Стеллеру бродить по лесу
в сопровождении одного-единственного казака и осматривать их жилища,
забирать хозяйственную утварь для коллекции. Нападать в открытую,
при первой же встрече, было не в обычаях индейцев...
Некоторые историки вообще отрицали возможность нападения индейцев,
потому что тлинкиты, дескать, были весьма миролюбивы. В
доказательство ссылались на то, что возглас «Агай!» (точнее - агоу)
на языке тлинкитов означает дружественный призыв «Иди сюда!».
Но, по свидетельству долго живших среди них и, в частности,
священника и выдающегося этнографа Вениаминова, тлинкиты были
достаточно воинственны, весьма самолюбивы и обидчивы - «оскорблялись
даже одним презрительным взглядом».
Призыв же «Агай! Агай!» мог быть, скорее всего, просто военной
хитростью. При всем своем мужестве индейцы избегали прямого,
открытого боя и решались на него лишь при большом численном
преимуществе.
«...Можно чаять по тому, понеже американцы к нашему пакетботу не
смели подъехать, что с посланными от нас людми от них на берегу
поступлено неприятелем или их побили или задержали», - написал
Чириков в рапорте Адмиралтейств-коллегии. Но ведь к такому выводу он
пришел лишь в итоге всех событий! Отправляя же на берег ялбот, он
явно думал по-иному: Дементьев и его команда целы и невредимы, раз
подают сигнал костром, только из-за повреждения шлюпки не могут
вернуться. Иначе бы Чириков послал на ялботе не плотника с
конопатчиком, а побольше солдат на выручку товарищей.
Есть и еще одно осложняющее обстоятельство.
Не следует забывать, что места, где исчезли Дементьев и его
товарищи, были дикими и пустынными лишь в те времена, когда посетил
их Чириков. Через шестьдесят лет недавняя глушь стала «бойким
местом». Тут русские промышленники добывали «морских бобров», ловили
рыбу, заготавливали на зиму сено и дрова, постоянно общаясь с
местными жителями. Они завели много друзей среди тлинкитов, которые
уж, конечно бы, рассказали им, что произошло с Дементьевым и его
спутниками. По свидетельству Лисянского, первое время русские с
индейцами жили в такой дружбе, что нередко по неделям гостили друг у
друга.
Между тем именно здесь никаких преданий не записано! Следы пропавших
(или их предполагаемых потомков) находили то севернее, то южнее, но
только не тут. Даже когда отношения между русскими и индейцами,
подстрекаемыми английскими пиратами и агентами «бостонских» купцов,
как тогда называли американцев, обострились, самое время, казалось
бы, индейцам похвастать, как их отцы когда-то перебили или захватили
в рабство пятнадцать русских моряков: дескать, берегитесь, и с вами
то же будет! Но нет - и теперь ничего местные жители не вспомнили.
Странно и психологически непонятно. Это озадачивает еще больше, не
правда ли?
Я много думал об этом и пришел к выводу, что «ближайшей к верности»,
как сказал бы Чириков, будет гипотеза, условно говоря,
психологическая.
Напомню рассказ Джека Лондона «Потерявший лицо». Главный герой его.
русский поселенец со странной фамилией Субьенков, избегает
мучительной смерти, ловко перехитрив индейского вождя Макамука: «И
тут все разразились хохотом. Макамук от стыда опустил голову.
Охотник за мехами обманул его. Макамук потерял лицо, потерял
уважение в глазах своих соплеменников... Он знал, что отныне он
никогда не будет зваться Макамуком. Его будут звать Потерявший лицо,
и ему не искупить своего позора до самой смерти...».
В основу рассказа Джек Лондон положил тонко подмеченную им одну
особенность психологии индейцев. Для них в самом деле страшнее всего
было оказаться смешным - потерять лицо.
И мне кажется, что при высадке Дементьева и его товарищей произошло
нечто такое, о чем тлннкитам не хотелось потом вспоминать. Их
каким-то образом перехитрили, провели, обманули. И этот позор уже не
мог искупить то, что, в конце концов, они, вероятно, и взяли верх.
Это была победа, которая хуже простого поражения. И, конечно, они
никому об этом не рассказывали. Ни один народ не слагает легенды о
том, как его воинов обманули и провели враги.
Так что само отсутствие воспоминаний, мне кажется, подтверждает, что
наши моряки не погибли в сулое, все-таки высадились на берег и,
перехитрив индейцев, сумели (хоть часть из них) пробиться в глубь
материка, уйти в леса.
Далеко ли? Надолго ли?
Может быть, когда-нибудь мы еще получим ответ на эти вопросы.
«Прелюбезные братцы...» - своеобразное продолжение исторической
повести Глеба Голубева «К неведомым берегам», опубликованной в
журнале «Вокруг света» в 1980 году в номерах 7-9. Печатается в
журнальном варианте.
1 Подлинник, к сожалению, до сих пор не найден.
2 Современные географы считают, что это был остров Якоби в
архипелаге Александра. До конца XVIII века вся эта островная гряда
считалась частью материка.
3 Большинство географов теперь считают, что это река Кузитрин на
полуострове Съюард.
4 То есть от спутников Кобелева - чукчей.
5 То есть пробудет здесь целый год.
|