ЛАВРЕНТИЙ АЛЕКСЕЕВИЧ ЗАГОСКИН
(очерк жизни и деятельности)
«Исторические заслуги судятся не по тому, чего не дали исторические
деятели сравнительно с современными требованиями, а по тому, что
они дали нового сравнительно с своими предшественниками».
В. И. Ленин
К характеристике экономического романтизма.
Соч., т. 2, стр. 166 (4-е изд.)
Путешествие лейтенанта русского флота Лаврентия Загоскина по Северо-западной Америке началось в первых числах декабря 1842 г. (по старому стилю) и продолжалось в течение более полутора лет. Зимой на лыжах, летом в самодельной байдаре, в сопровождении всего лишь пяти или шести спутников, Загоскин тщательно обследовал огромную страну - бассейны великих рек Русской Америки - Квихпака (Юкона) и Кускоквима, представлявших в то время «белое пятно» на географической карте. Он прошел пешком и проплыл в кожаной лодке свыше 5 000 верст, проник в районы, где до него не ступала нога европейца, открыл науке почти неизвестный мир эскимосских и индейских племен, расселенных по заокеанской окраине России.
В результате этого путешествия была написана книга «Пешеходная опись части русских владений в Америке», изданная в 1847-1848 гг. и удостоенная тогда же премии Академии наук.
За прошедшее столетие круг географических сведений об американском Северо-западе значительно расширился. Но исследования Л. А. Загоскина по-прежнему остаются крупным вкладом в науку, а его труды в экспедиции 1842-1844 гг. примером патриотического служения Отечеству.
Говоря о Л. А. Загоскине и его экспедиции, нельзя не напомнить некоторые страницы эпопеи освоения русскими людьми американского Северо-запада Аляски, которую Александр II в 1867 г. продал Соединенным Штатам Америки.
Завершая продвижение по просторам Сибири, русские люди еще во второй четверти XVII в. дошли до берегов Тихого океана и основали у великого моря свои поселения. Тогда же, а возможно даже и раньше, они вступили на американскую землю1 [Вопрос о первых русских поселенцах на Аляске рассматривается в работах проф. А. В. Ефимова, посвященных географии XVII-XVIII вв. (см. А. В. Ефимов. Из истории великих русских географических открытии в Северном Ледовитом и Тихом океанах, М., Географгиз, 1950). Проф. Ефимов относит возникновение первых русских поселений на Аляске к XVII в.].
Сразу же после выхода на берега Тихого океана русские предприняли большие географические исследования, которые позволили создать правильное представление об этой обширной области земного шара.
Рассматривая историю открытий на севере Тихого океана и в Северо-западной Америке в XVII-XVIII вв., можно выделить два направления, по которым до конца XVIII в. распространялись географические исследования: одно - чукотско-беринговоморское, через Берингов пролив, где американский континент наиболее близко подходит к Азии, и другое - камчатско-алеутское, от Камчатки по дуге Алеутской гряды, соединяющей два континента цепочкой островов.
Используя давние торговые связи чукчей с жителями Аляски (об этой торговле рассказывает Л. А. Загоскин в публикуемом сочинении), русские еще в начале XVIII в. собрали некоторые сведения о положении североамериканского континента, особенностях его природы, об американских племенах, их быте и промыслах. В 1732 г. берега Аляски в районе Берингова пролива нанесли на карту подштурман Иван Федоров и геодезист Михаил Гвоздев.
Выдающимся событием было открытие Северо-западной Америки со стороны Тихого океана экспедицией В. Беринга - А. Чирикова 25-27 июля 1741 г.
Во второй половине XVIII в. многочисленные торгово-промысловые экспедиции открыли почти все острова Алеутской цепи и. ряд пунктов материкового берега, составили описания вновь обретенных земель, поражающие острой наблюдательностью и точностью суждений о населении, природе и гидрографии.
За полстолетия - с августа 1743 г., когда в первое плавание с Камчатки к берегам Америки ушел сержант команды Охотского порта Емельян Басов, по 1799 г. - было совершено в общей сложности 86 экспедиций1 [Р. В. Макарова. Экспедиции русских промышленных людей в Тихом океане в XVIII веке, «Вопросы географии», сб. 17, 1950]. В них приняли участие такие выдающиеся мореходы, как Семен Глотов, Андриян Толстых, Гаврила Прибылов, Потап Зайков, Дмитрий Бочаров и др. «Было бы совершенно неправильно, - отмечает Д. М. Лебедев, - объяснять стремление множества «промышленных» и «служилых» людей на Восток исключительно одной наживой. Мотивы их поведения значительно сложнее. Самая обстановка путешествий, полная огромных лишений, грозящая на каждом шагу гибелью, была такова, что требовала наличия и особых качеств и особого интереса. Этих людей, иногда даже неграмотных... влекло, помимо наживы, ненасытное любопытство, стремление к неизведанному, переходящее в настоящую любознательность и исключительную зоркость наблюдения. Ими руководило также, может быть и не вполне осознанное, представление о том, что они выполняют полезное патриотическое дело, ведущее к возвеличению их отечества»2 [Д. М. Лебедев. География в России XVII века. М., 1949, стр. 75].
Во второй половине XVIII в. земли на Тихом океане, открытые русскими мореходами, привлекли внимание русского правительства. Были предприняты меры по обследованию этих земель и уточнению их положения на карте. Инициатором таких начинаний был М. В. Ломоносов, ратовавший за развитие русского мореходства на Севере и в Тихом океане. В своем «Кратком описании разных путешествий по северным морям» М. В. Ломоносов пророчески писал: «Российское могущество прирастать будет Сибирью и Северным Океаном и достигнет до главных поселений Европейских в Азии и в Америке»3 [Сочинения М. В. Ломоносова, т. 7, Л., 1934, стр. 375].
В годы жизни М. В. Ломоносова была снаряжена экспедиция П. Креницына - М. Левашева, изучавшая район Алеутских островов в 1768-1769 гг. Эта экспедиция «составила эпоху в деле исследования Алеутских островов, завершила этап открытий и начала новый этап-этап планомерных изысканий и исследований, в котором главная роль принадлежала русским военным морякам»1 [З. Н. Зубкова. Алеутские острова, М., 1948, стр. 39].
Конец XVIII в. ознаменовался работой в водах северной части Тихого океана правительственной географической и морской астрономической экспедиции И. Биллингса - Г. Сарычева (1790-1792 гг.). К сожалению, эта экспедиция почти не затронула собственно американского берега, ограничившись исследованиями Алеутской гряды, Берингова моря и Чукотского полуострова.
В середине 80-х годов XVIII в. на Аляске возникли постоянные русские поселения (Шелихова на о. Кадьяке, компании Лебедева-Ласточкина в Кенайском заливе).
С этого времени вплоть до 1867 г., когда Аляска была продана царским правительством, сеть русских поселений росла как на тихоокеанском побережье Аляски, так за ее пределами. На юге русское поселение (Форт Росс) было основано вблизи нынешнего Сан-Франциско. Изучались глубинные районы Аляски, земли, никогда до того не посещавшиеся европейцами.
Одно из русских поселений на Аляске - Александровский редут в заливе Бристоль.
Из книги: Н. W. Elliott. An Arctic province, 1886.
В силу ряда исторических причин, на которых мы остановимся ниже, в русской колонизации Аляски были сильны элементы прогрессивного, созидательного характера, значительно смягчавшие хищнические и эксплуататорские стремления хозяина Аляски - дворянско-купеческой Российско-Американской компании.
К середине XIX в. в российских американских владениях проживало около 1 000 русских поселенцев. Основным их занятием был промысел морских и пушных зверей, а также торговля с местным коренным населением - алеутами, эскимосами и индейцами. Наряду с этим русские создали на Аляске многие другие отрасли хозяйства (добыча полезных ископаемых, кораблестроение, сельское хозяйство и др.). Деятельность русских людей отличалась стремлением создать прочную экономическую базу для развития страны. Планы всесторонней колонизации русских заокеанских владений и создания там заселений были определены еще предприимчивым «Колумбом русским» Григорием Шелиховым1 [См. доношение Г. И. Шелихова иркутскому генерал-губернатору И. В. Якобию от 19 апреля 1787 г., наставление Г. И. Шелихова главному правителю Е. И. Деларову от 5 мая 1787 г. и другие документы в сб. «Русские открытия в Тихом океане и Северной Америке в XVIII веке», М., 1948]. Претворению в жизнь этих далеко идущих планов немало способствовал один из выдающихся деятелей Русской Америки XIX в., первый ее главный правитель Александр Баранов2 [К. Хлебников. Жизнеописание Александра Андреевича Баранова, главного правителя российских колоний в Америке, СПб., 1835. В рукописном отделе Всесоюзной библиотеки им. В. И. Ленина, в коллекции Московского общества истории и древностей российских (ОИДР) недавно выявлен обширный архив одного из сподвижников А. А. Баранова - И. А. Кускова. В этом архивном фонде, пока еще не затронутом исследователями, сохраняются подлинные письма и наставления А. А. Баранова, ярко отображающие его неутомимую деятельность на посту главного правителя русских владений в Америке]. В этом же направлении трудились такие передовые деятели русской культуры, как К.. Рылеев, Д. Завалишин, В. Романов, Н. Резанов, Ф. Врангель, И. Куприянов, М. Тебеньков, К. Хлебников и многие другие.
Еще при Баранове было положено начало разведкам и использованию природных богатств Аляски. «Железные руды отысканы в довольном количестве, - писал Баранов в одном из донесений Шелихову, - и для опыта железо сковано, а потому и открыта надежда завести железные заводы с пользою для отечества»3 [К. Хлебников. Указ. соч., стр. 27]. Позднее был разведан каменный уголь, добыча которого в 50-е годы XIX в. превысила 20 тыс. пудов в месяц4 [Отчет Российско-Американской компании за 1857 г., «Московские ведомости», № 24, 28 января 1859 г.]. Уголь шел для компанейских пароходов и вывозился в Калифорнию. В Кенайском заливе добывалась слюда, на реке Медной - медь; колокола, отлитые из этой меди, и поныне висят в церквах Калифорнии5 [Н. Тichу. Alaska, Leipzig, 1939, S. 173]. На Аляске был создан ряд отраслей обрабатывающей промышленности. Особенно примечательно развитие судостроения. В Новоархангельске строились парусные, а затем и паровые суда, причем ни одна часть не была привозной: решительно все, в том числе и паровая машина, изготовлялось на месте. Русский Новоархангельск явился первым пунктом парового судостроения на всем западном побережье Америки6 [Cl. Andrews. The story of Alaska, Caldwell, 1947, p. 106]. Один из построенных на Аляске пароходов «Мюир» (переименованный впоследствии в «Рейнбоу») был продан в Сан-Франциско и явился первым паровым судном, плававшим в водах этого порта. Некоторые из построенных в Русской Америке судов использовались американскими тихоокеанскими пароходствами до конца XIX в.7 [Cl. Andrews The Russian steamer «Politkofski», «Alaska Life», Jan., 1947]
В русских селениях на Аляске имелись кирпичные предприятия, лесопильни, дубильные мастерские, велся ледяной промысел (с 1852 г. ежегодно до 200 тыс. пудов льда отправлялось в Калифорнию). Налаживалось использование местного сырья для изготовления чулок, перчаток, шляп и даже сукна.
Во многих местах Аляски впервые стали заниматься земледелием и скотоводством. Значительные урожаи приносили картофель и овощи. Русские поселенцы привезли за океан крупный рогатый скот, свиней, домашнюю птицу, ранее неизвестные на американском Севере. Делались серьезные, хотя и малоуспешные, попытки приучить к разведению крупного рогатого скота коренное население. Успешно развивалось у индейских племен огородничество1 [Отчет Российско-Американской компании за 1859-1864 гг. СПб., 1864, стр. 18, 24, см. также Н. Elliott. An Arctic province, London, 1886, p. 421].
Следует отметить некоторые успехи в развитии пушного промысла - основной товарной отрасли хозяйства. С начала XIX в. на основных промысловых угодьях осуществлялись запуски, регулировался убой зверей, проводились меры по охране запасов морского зверя2 [См. документы Российско-Американской компании: распоряжение главного правления от 31 марта 1840 г. за № 63, от 22 апреля 1853 г. за № 522; наставления главного правителя управляющим Прибыловых островов 15 марта 1861 г., 1 мая 1864 г. и др. в сборнике факсимиле русских документов, изданных в 1895 г. госдепартаментом США в качестве материалов к международному арбитражу по вопросу о котиковом промысле (Fur Seal Arbitration. Proceedings of the Tribunal of Arbitration... for the jurisdictional rights of the U. S. in the waters of Bering Sea, Washington, 1895)]. Успехи в отношении охраны зверей отмечал в 1861 г. специально созданный в Петербурге междуведомственный комитет по устройству российско-американских колоний, который, кстати, во многом другом резко критиковал деятельность компании и требовал ограничения ее прав3 [Доклад Комитета по устройству российско-американских колоний, ч. 1, СПб., 1861, стр. 184].
Прогрессивный характер деятельности русских людей в Америке особенно наглядно проявлялся в отношениях с коренным населением. Русские, как уже указывалось, стремились ознакомить аляскинские племена с новыми отраслями производства. О стремлениях русских людей в этом отношении говорил Загоскин: «Образцовыми школами для туземцев, по нашему мнению, должны быть каждое наше заселение в этой стране, в которых туземец видел бы пользу разведения овощей, пользу порядочной опрятной жизни, пользу некоторых ремесел, как то: делания кирпича, кладки печей, плотничанья и пр.»4 [См. стр. 244 настоящей книги].
Русские принимали меры к предотвращению кровавых междоусобных войн, сопровождавшихся жестоким уничтожением побежденных. Об этом также писал Загоскин: «Во всех местах, в которых основываются заселения Компании на материке, междоусобные вражды туземцев потухают сами собой или прекращаются посредством русских»5 [См. стр. 281 настоящей книги]. Благодаря влиянию русских было подорвано рабовладение, широко распространенное у индейских племен.
Рядовым русским поселенцам было чуждо чувство расового пренебрежения к индейцам, алеутам и эскимосам. Русские вступали в брак с женщинами из местных племен. Креолы - дети от смешанных браков проходили обучение в местных училищах компании и направлялись для продолжения образования в Россию, в Петербург. Некоторые из креолов занимали ответственные посты на службе у Российско-Американской компании вплоть до начальников отделов (уездов) и капитанов судов.
В первый период, в годы разрозненных действий многочисленных, конкурировавших между собой купеческих компаний были сравнительно частыми столкновения русских отрядов с туземцами. Но позднее, если такие столкновения и возникали, то преимущественно в результате провокаций некоторых иностранных торговцев и контрабандистов. Русские поселенцы стремились жить в мире с туземцами (это было не только желанием, но и необходимостью: русских в заокеанских владениях было немного, а сами владения лежали далеко от России).
Русские установили дружеские отношения с индейцами и на юге - в Калифорнии. «Калифорнийцы, наслышавшиеся о радушном гостеприимстве русских и видя их мирные занятия, скоро перестали бояться новых поселенцев и привыкли к ним; индейцы стали считать их даже своими защитниками. К тому же искусство русских в кораблестроении, изготовлении колес, кухонных принадлежностей, всевозможных железных и кожевенных изделий привлекло покупателей, и постепенно оживленная торговля завязывалась между Калифорнией и Фортом Росс»1 [«Юбилейный сборник к 200-летию открытия Америки. 1741 -1941», изд. Русского исторического общества в Сан-Франциско, 1942, стр. 101].
Каковы же причины того, что в колонизации Аляски были сильно выражены элементы объективно прогрессивного характера? Рассмотрение этого вопроса выходит далеко за пределы данной статьи. Но следует все же отметить некоторые обстоятельства, предопределившие особый характер русской колонизации Аляски в XVIII в. и первой половине XIX в., а вместе с тем и широкий размах научных и географических исследований на территории заокеанской русской окраины.
Для России XVIII в., при росте крепостничества вширь и вглубь, характерно было возникновение в недрах феодально-крепостнической страны капиталистических отношений. Политика русского самодержавия, направленная на укрепление и расширение привилегий дворянства во всех областях политической и экономической жизни, настойчиво подталкивала нарождающуюся буржуазию, купечество, искать выгод в отдаленных местах империи, где меньше было дворян и не было крепостного права - всего того, что тормозило деятельность нарождавшейся буржуазии в европейской части страны. На окраинах России, в десятках тысяч верст от Москвы и Петербурга, частная купеческая инициатива могла проявиться и проявлялась с большой силой. По существу русские торгово-промысловые экспедиции на севере Тихого океана уже в XVIII в., в условиях российского феодализма, приобрели характер «буржуазного промысла»2 [К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XVI, ч. I, стр. 442]. Развитие капиталистических отношений порождало интерес к географическим открытиям, а эти открытия в свою очередь способствовали разрушению феодальных рамок производства3 [К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XIX, ч. I , стр. 360]. На Аляске, больше чем где-либо в других местах России XVIII в., выявлялась прогрессивная роль капитализма, выражающаяся в повышении производительных сил общественного труда и обобществлении его. «Признание прогрессивности этой роли, - указывает В. И. Ленин, - вполне совместимо... с полным признанием отрицательных и мрачных сторон капитализма»4 [В. И. Ленин. Развитие капитализма в России, Соч., т. 3, стр. 523].
Сказывалась также отдаленность русских владений в Америке, оторванность их от центральных губерний России. Это обстоятельство, затрудняя включение Аляски во внутренний рынок растущего российского капитализма, побуждало развивать там, на далекой окраине, свое самостоятельное разностороннее хозяйство.
Огромное значение имело то, что из России на Аляску шли не только и не столько купцы и миссионеры, а простой трудовой люд, выходцы из северных областей, не знавших крепостного права, сибирские пашенные и служилые люди, среди которых немало было беглых крестьян, спасавшихся от гнета крепостнических порядков и люто эти порядки ненавидевших5 [Большой интерес представляют сведения О. М. Медушевской о составе «работных людей», нанимавшихся на суда «компанейщиков», отправляющиеся на Алеутские острова и к берегам Америки (см. кандидатскую диссертацию «Русские географические открытия в Тихом океане и в Северной Америке. 50-е - начало80-х годов XVIII в.», М., 1952). На основании данных Большерецкой канцелярии, О. М. Медушевская указывает, что 67,3% «работных людей» были выходцами из северных районов Европейской России и 31,8% - выходцами из Сибири. По сословной принадлежности 50,6% общего числа «работных людей» составляли пашенные люди, крестьяне, 29,5% - посадские люди, 1,6% - цеховые, 6,5% - разночинцы и 1,2% - казаки]. Только в отдаленных местах России они получили возможность жить без помещика-крепостника. В демократическом, трудовом составе поселенцев на новых землях и состоит одна из важных предпосылок возникновения в русской колонизации Аляски элементов прогрессивного характера.
В. И. Ленин указывает, что «в тех местностях России, где не было крепостного права, где за земледелие брался всецело или главным образом свободный крестьянин... развитие производительных сил и развитие капитализма шло несравненно быстрее, чем в обремененном пережитками крепостничества центре»1 [В. И. Ленин, Соч., т. 13, стр. 217]. Этот вывод, оценивающий положение в пореформенной России, еще в большей степени справедлив для России дореформенной, до 1861 г., и особенно для свободной от пут крепостничества отдаленной русской окраины - Аляски.
Существенно, что с первых шагов освоения русскими Аляски с ней были связаны наиболее прогрессивные для своего времени элементы русского феодального общества, стремившиеся к всестороннему развитию хозяйства и активно оспаривавшие правильность идей меркантилизма, имевших в то время всеобщее распространение и признание.
Отказ от меркантилизма являлся важным моментом формирования буржуазной идеологии и буржуазного способа производства.
Объективно прогрессивный характер русской колонизации ее заокеанских владений не может скрыть от нас того факта, что само существование Российско-Американской компании основывалось на жесточайшей эксплуатации трудящегося населения, всякими правдами и неправдами привлекаемого на Аляску, не говоря уже о коренных обитателях тех мест. «Торговый капитал, - указывает Маркс, - когда ему принадлежит преобладающее господство, повсюду представляет систему грабежа»2 [К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. XIX, ч. I, стр. 359]. Таким образом, прогрессивная по своему значению русская колонизация развивалась на Аляске в тех своеобразных эксплуататорски-колонизаторских формах, которые, как отмечал И. В. Сталин, сплошь и рядом не соответствуют внутреннему историческому смыслу самого процесса3 [И. В. Сталин. Национальные моменты в партийном и государственном строительстве, Соч., т. 5, стр. 181 -182].
Нельзя не отметить, что передовые для своего времени стремления комплексно развивать хозяйство и всесторонне использовать естественные ресурсы края отнюдь не были свойственны главному правлению Российско-Американской компании. Ее директоры, заседавшие в Петербурге, строили благополучие акционеров компании на эксплуатации и ограблении трудового населения Аляски - и русского, и коренного. Вот почему передовым деятелям Русской Америки нередко приходилось становиться в открытую оппозицию к главному правлению и ее директорам.
Характерны в этом смысле высказывания А. Ф. Кашеварова, уроженца Русской Америки, креола по происхождению и горячего патриота далекой русской окраины. В начале 1860-х годов, когда обсуждался вопрос о дальнейшей судьбе Российско-Американской компании, он неоднократно выступал в печати со статьями, направленными против главного правления и его опеки над Аляской.
В одной из статей 1861 г. Кашеваров писал: «Неужели мы, уроженцы Р[оссийско]-А[мериканских] владений, должны вечно думать о пользе Р. А. компании, внушаемой нам с юных лет наших, и заглушать в самих себе естественное стремление, всякую идею о пользе родины, в смысле гражданственном»4 [А. Ф. Кашеваров. Ответ г. Яновскому на его заметку о материалах для истории Российско-Американской компании, «Морской сборник», 1861, т. 54, № 7, отд. «Смесь», стр. 19-20].
В другой статье Кашеваров указывал, что его родине не нужна «опека» Компании и что этот обширный и богатый край, выйдя из-под такой «опеки», должен стать равноправной частью Российского государства1 [А. Ф. Кашеваров. Ответ на замечания главного правления Российско-Американской компании, «Морской сборник», 1862, т. 62, № 9, стр. 167]. Многозначительны слова Кашеварова, которыми он заключает свою статью: «...довод правления, что мы еще не подготовлены к лучшей и независимой от Компании будущности, мы уже не раз слышали от некоторых защитников крепостного права, ныне, на счастие России, упраздненного»2 [Там же, стр. 168].
Ратуя за процветание Аляски в составе Российского государства, Кашеваров, как и многие другие патриоты Русской Америки, естественно обращал свои призывы к правительству. Но царское правительство, занятое сложной внешнеполитической игрой в Европе, на Ближнем Востоке, в Средней Азии, менее всего интересовалось судьбой американских владений. И Александр I, и Николай I, и Александр II, так же как царские дипломаты, вспоминали об американских владениях только тогда, когда сам факт их существования можно было использовать для давления на своих партнеров или соперников на внешнеполитической арене. Декабрист Завалишин об одной из конвенций, открыто пренебрегавшей интересами Русской Америки, гневно писал: «Наши дипломаты так намозолили себе глаза над задачами даже самых мельчайших немецких государств, что уже не могут замечать и крупных потребностей России»3 [Д. И. Завалишин. Записки декабриста, 1906, стр. 89].
Между тем русские поселения на далекой окраине остро нуждались в повседневной заботе правительства. Столкновения с местными племенами, нередко провоцируемые английскими и американскими торговцами, необычайно трудные транспортные связи с Россией и многие другие обстоятельства крайне затрудняли и осложняли жизнь русских на Аляске. Неудачной оказалась попытка создания в Калифорнии сельскохозяйственной колонии, способней обеспечить русские владения продовольствием. Набеги иностранных китобоев и мехоторговцев на отдаленные острова, хищнический промысел в русских водах, контрабандный завоз спирта и оружия отвлекали много сил на охрану территории.
Тем показательнее успехи русских людей, достигнутые ими на Аляске вопреки всем трудностям4 [К сожалению, существующая советская литература по истории русских владений в Америке, в целом довольно скудная, уделяла до сих пор недостаточно внимания исследованию исторически прогрессивной роли русского народа в колонизации этой территории. Автор известного (и почти единственного) исследования о Российско-американской компании проф. С. Б. Окунь (Российско-Американская компания, М.-Л., 1939), разоблачая коррупцию и барышничество правящей верхушки Компании, не сумел в то же время воздать должного тем простым русским людям, которые своим будничным неутомимым трудом, зачастую помимо и даже вопреки желаниям Главного правления, положили начало прочному развитию производительных сил далёкой северной страны. Ничего, кроме хищничества, в деятельности русских на Аляске не обнаружил и В. Ф. Широкий (Из истории хозяйственной деятельности Российско-Американской компании, «Исторические записки», т. XIII, 1942). Односторонние суждения С. Б. Окуня были повторены в первом издании учебника истории СССР для высших учебных заведений, под редакцией М. В. Нечкиной (История СССР. Учебник для исторических факультетов государственных университетов и педагогических институтов, т. II, 1941). В исправленном и дополненном издании того же учебника (1949) авторы вовсе обошли молчанием историю освоения русскими Северо-западной Америки, если не считать пяти-шести строк, отведенных этому вопросу в разделе «Сибирь XVIII века»].
На рейде Новоархангельска.
Рис. худ. Смирнова из книги П. Тихменева «Историческое обозрение образования Российско-Американской компании», ч. II, СПб., 1863.
Некоторые историки в США представляют дело так, что русские, придя в Новый Свет, интересовались якобы только пушниной. Одним из главных выразителей этой «концепции» является проф. Кернер, известный как специалист по истории России1 [R. J. Kerner. The Russian eastward movement: some observations on its historical significance. «Pacific Historical Review», май 1948 г.].
В американской исторической литературе встречаются утверждения, что Аляска вообще обязана своим открытием и первоначальному исследованию исключительно англичанам и американцам. Американский историк Кларк утверждает, что только с приходом «энергичных американцев» были открыты ее природные ресурсы»2 [H. Clark. Alaska, last frontier, 1939].
Профессор Колумбийского университета Мэннинг в своей книге3 [Cl. Manning. Russian influence on early America, N.-Y., 1953] так же недооценивает «русское влияние на раннюю Америку».
Это лишний раз показывает, что справедливая оценка деятельности русского народа в открытии и первоначальном хозяйственном освоении Аляски составляет весьма важную и актуальную задачу.
II
Создание постоянных русских поселений на Аляске положило начало широкому развитию русских географических исследований. Эти исследования охватили всю прибрежную полосу Аляски до ее крайних северных пределов, а также, - несмотря на малочисленность русских, - и глубинные территории американского Северо-запада.
Показательно, что Шелихов, Баранов и их преемники на посту главных правителей требовали от своих служащих не только открытия новых районов пушного промысла, расширения мехоторговли, но и самого широкого изучения края. Поощрялись открытия, носившие научный характер. Главные правители постоянно предписывали подчиненным собирать зоологические, геологические, этнографические и другие материалы. «В ученом отношении, - писал декабрист Д. Завалишин, - деятельность компании не менее замечательна. Она посылает ученые экспедиции, делает описи и на американском и на азиатском берегах; ее суда совершают открытия на океане; она издает карты, учреждает магнитную обсерваторию, производит геологические исследования, содействует исследованиям и составлениям коллекций по естественной истории и пр.»1 [Д. Завалишин. Российско-Американская компания, СПб., 1865, стр. 38].
С началом русских кругосветных плаваний военные моряки и правительственные экспедиции провели в районе Алеутских островов и в северной части Тихого океана обширные гидрографические исследования. На протяжении первых трех десятилетий XIX в. здесь работали военные моряки Н. Хвостов и Г. Давыдов (1802-1806), О. Коцебу на «Рюрике» (1815-1818), М. Васильев и Г. Шишмарев на шлюпах «Открытие» и «Благонамеренный» (1819-1822), Ф. Литке на «Сенявине» (1826-1829) и др. Атласы Литке и Сарычева вплоть до начала XX в. считались лучшими пособиями для плавания в северной части Тихого океана.
Во время своего замечательного похода А. Ф. Кашеваров (1838) уточнил очертания берегов Аляски далеко на севере, за мысом Барроу. Кашеваров был уроженцем Русской Америки и использовал средства, здесь же созданные. Сын русского учителя на о. Кадьяк и эскимоски, он после окончания Кронштадтского штурманского училища и участия в двух кругосветных плаваниях посвятил себя исследованиям родной страны. Командуя судами Компании, он избороздил воды Берингова и Охотского морей, побывал у берегов Калифорнии, стал смелым и опытным моряком.
Проникнув на легких байдарах восточнее мыса Барроу, экспедиция открыла заливы, получившие названия в честь видных деятелей Компании-Прокофьева и Куприянова. Славный байдарочный поход завершил исследование береговой полосы на огромном ее протяжении2 [«Отрывки из дневника корпуса флотских штурманов поручика А. Ф. Кашеварова» напечатаны в «Санкт-Петербургских ведомостях», 1845, № 190-193; описание похода дано в статье «Обозрение берегов Северной Америки от мыса Баррова, совершенное русской экспедицией в 1838 г.», «Сын Отечества», 1840, ч. 1, стр. 127-144. См. также: Б. А. Липшиц. А. Ф. Кашеваров, как исследователь Аляски, «Советская этнография», 1952, № 1, стр. 175-178].
Труднее было обследовать глубинные, особенно северные, районы. Попытки проникнуть в глубь Аляски предпринимались еще с конца XVIII в. В 1794 г. Шелихов образовал особую «Северо-Американскую» компанию, имевшую целью распространить русские владения «до пределов Ледовитого моря». Для открытий «вдоль материка Америки на север и на северо-восток, особенно для отыскания прохода в Баффинов залив, хотя бы чрез материк», в том же году с о. Кадьяка была отправлена экспедиция в 90 человек; в следующем году по тундрам Северной Америки пошли еще 30 человек3 [П. Усов. Берингово море и Берингов пролив, «Живописная Россия», т. 12, ч. 2, 1895, стр. 116]. Судьба этих экспедиций неизвестна.
В начале XIX в. Российско-Американская компания послала из Сибири своего служащего Баннера для основания поселения на американском берегу Берингова пролива. Судно, на котором плыл Баннер, по пути было повреждено, и он был вынужден вернуться на о. Уналашку4 [К. Хлебников. Жизнеописание А. А. Баранова, СПб., 1835, стр. 66].
Попытки проникновения в глубинные районы Аляски предпринимались и со стороны реки Медной (Атна). По приказанию А. А. Баранова по реке Медной ходил «для разведывания о тамошних местах и приобретениях» промышленник Паточкин. В 1805 г. более 300 верст прошел по реке отряд промышленника Баженова. Он принес множество образцов самородной меди и со слов индейцев рассказал о медных рудниках, месторождениях слюды, изобилии оленей, черных медведей, рысей и бобров. В 1819 г. этот же район обследовал Андрей Климовский, уроженец Русской Америки, креол, отправленный в 1805 г. на корабле Лисянского «Нева» в Петербург для обучения в штурманском училище и по возвращении на Аляску командовавший кораблями Компании.
В 1823 г. лейтенант Романов представил начальнику Главного морского штаба план экспедиции от реки Медной к берегам Северного Ледовитого океана и Гудзонову заливу. Этот план поддержал правитель канцелярии главного правления Компании декабрист Кондратий Рылеев. Но экспедиция не состоялась. Романов продолжал отстаивать свои планы. Спустя два года он писал: «Общее стремление умов, общие напряжения мореходцев всех стран до сих пор оставляют важнейший вопрос нерешенным: существует ли на севере проход из Восточного океана в Западный, т. е. от Берингова пролива к Гудзонову заливу? ... Российские владения на северо-западных берегах Америки дают больше способов к подобному предприятию. Медная река, неизвестная доселе в своем течении, кроме устья, может служить местом, откуда должна бы была отправиться сухопутная экспедиция, которой цель, сверх пользы географических открытий, принесет большие выгоды приобретением земель, богатых медью и дорогими пушными товарами»1 [В. Р. Мысли о путешествии, которое можно предпринять от реки Медной по сухому пути до Ледовитого моря и до Гудзонова залива, «Северный Архив», 1825, ч, 17, отд. III, стр. 129, 130].
В те же 20-е годы XIX в. государственный канцлер Румянцев предлагал организовать на его средства исследования северных районов Аляски от Ледяного мыса до устья р. Мэкензи2 [П. Тихменев. Историческое обозрение образования Российско-Американской компании и действий ее до настоящего времени, ч. I, СПб., 1861, стр. 276-278]. Это предприятие также не было осуществлено.
Долгое время «белым пятном» оставалась область бассейнов рек Квихпака (Юкона) и Кускоквима, сведения о богатствах которых давно привлекали русских.
В начале 90-х годов XVIII в. Алексей Иванов, вожак артели промышленников компании Лебедева-Ласточкина, первым прошел сюда от берегов озера Илиамны (Шелихова). Поход продолжался более трех месяцев - от рождества до пасхи. По пути на север Иванов и его спутники видели множество больших селений, поражались изобилию рыбы и пушного зверя. В своем донесении3 [Двукратное путешествие в Америку морских офицеров Хвостова и Давыдова, ч. II, СПб., 1812, стр. 140-142] Иванов называет десятки пересеченных им рек, среди них две большие - Тутну и Балсанду, впадающие в море. Названий рек и селений, перечисленных в донесении, нет на современной карте. Видимо, эти названия записаны со слов толмачей-кенайцев. Все же по «дням пути», которым вел счет Иванов, можно представить, как далеко проник он на север4 [Пользуясь сведениями Загоскина, можно довольно точно проследить путь Иванова. По-видимому, вначале он поднялся по реке Нушагак (у Иванова - Нугулне). Далее он перешел на реку Хулитнак (у Иванова - Хахлитне). Встречающееся у Иванова название «гольцане», по свидетельству Загоскина, на языке кенайцев означает «бродячие»; так кенайцы называли всех своих соплеменников, проживающих во внутренних районах материка. Более определенно название «тутна»: под этим именем, как отмечает Загоскин (см. стр. 45 настоящей книги), были известны атабаски, расселившиеся по среднему течению Кускоквима до впадения в нее Хулитнака. Таким образом, «большая река Тутна, впадающая в море», по которой Иванов прошел вниз до селения Ухагмак, - несомненно, Кускоквим. Современное Загоскину селение Ухагмют стояло вблизи кратчайшего перехода с Кускоквима на Квихпак. По донесению Иванова, именно отсюда он перешел на другую большую реку, текущую в море, - Балсанду. Этой рекой мог быть только Квихпак. Происхождение названия «Балсанда», под которым река значится у Иванова, остается неясным].
История не сохранила имен других русских людей, проникавших в бассейн Кускоквима, а возможно и Квихпака, до известного похода Петра Корсаковского (1818), но эти смельчаки существовали, о чем свидетельствует и дневник Корсаковского1 [Копия путевого журнала Петра Корсаковского хранится в рукописном отделе Всесоюзной библиотеки им. В. И. Ленина (р. 487). Экспедиция продолжалась с 27 апреля по 4 октября 1818 г. В журнале есть запись П. Корсаковского о беседе его с кускоквигмютом Кылымбаком, который во время своих дальних путешествий на север от Юкона встречался с бородатыми людьми (русскими), одетыми в троеклинки, выделанные из оленьих кож, высокие сапоги и вооруженными медными мушкетонами].
В 1818 г. Петр Корсаковский, в сопровождении Федора Колмакова и креола Климовского с 20 местными жителями, прошел от Кенайского залива на озеро Илиамну, далее к берегу Бристольского залива и оттуда к реке Кускоквим. По пути он посетил дом промышленника Еремея Радионова, который вел оживленную торговлю с тутновцами (т. е. кускоквимцами) и много раз бывал у них. В дневнике Корсаковского дано первое описание быта и нравов кускоквигмютов.
В 1820 г. на реке Нушагак был основан Александровский редут. Управителем его был назначен Федор Колмаков, сподвижник А. А. Баранова. По свидетельству Загоскина, «он распространил торговые операции редута, утвердил влияние наше над окружными племенами»2 [См. стр. 44 настоящей книги].
В 1828-1830 гг. экспедиция штурмана И. Ф. Васильева обследовала страну, лежащую к северу от Александровского редута между устьем Нушагака и заливом Нортона. За два года были описаны бассейны Нушагака и нижнего течения Кускоквима. Толмачом у Васильева был креол Семен Лукин.
В 1832 г. Федор Колмаков поставил на Кускоквиме при впадении в него реки Хулитнак русское заселение. Оставив старостой Семена Лукина, Колмаков осмотрел Кускоквим на 150 км выше места, где остановился Васильев, и составил опись реки. Позднее, выбрав более удобное место, он перенес хулитновскую одиночку к устью реки Квыгым, где возник редут, получивший название Колмаковского.
В 1833 г., после экспедиций Этолина и Тебенькова, изучавших побережье Аляски в районе Нортонова залива, на острове Св. Михаила вблизи устья Квихпака было основано поселение, получившее название Михайловского редута. «По учреждении редута, - пишет историк Российско-Американской компании Тихменев, - колониальное начальство обратило особенное внимание на исследование в ученом и торговом отношениях сопредельной ему внутренности материка, течения реки Квихпака и прочих путей сообщения»3 [П. Тихменев. Историческое обозрение образования Российско-Американской компании и действий ее до настоящего времени, ч. II, СПб., 1863, стр. 286].
В 1835 г. креол Андрей Глазунов из Михайловского редута прошел на Квихпак по реке Анвик. От устья этой реки он спустился по Квихпаку и вышел в море по северной протоке - Апхуну4 [В литературе встречается указание на то, что в устье Юкона первым из русских побывал казачий сотник Иван Кобелев в 1789 г. Такое указание основано на ошибочном суждении, высказанном рядом исследователей (в частности, Л. С. Бергом и А. В. Ефимовым) о том, что Юкон (Квихпак) - это не что иное, как река Хуверен, долгое время привлекавшая внимание, так как по рассказам чукчей в середине XVIII в. на этой реке существовало русское поселение (крепость). Между тем река Хуверен отчетливо изображена на картах Дауркина (1765), Кобелева (1779), Шелихова (1791), Сарычева (1812), Коцебу (1816) и др. впадающей в Берингов пролив, в нескольких стах километров к северу от устья Юкона. Сотник Кобелев по поручению Биллингса действительно в 1791 г. совершил плавание к устью Хуверена. Подлинный журнал его путешествия, сохранившийся в ЦГАВМФ (фонд экспедиции Биллингса, д. 28, лл. 395-407), подтверждает, что под именем Хуверена была известна река на полуострове Сьюард. Таким образом, никакого отношения это плавание к Юкону не имело. Что же касается Юкона, то хотя смутные сведения о Большой реке доходили давно до русских, но даже Сарычев еще не знал достоверно об этой реке. При осмотре острова Матвея в 1791 г. он лишь высказал предположение: «На восточной стороне острова по берегам находится много наносного лесу, напротив того, на западной не видно ни одного выкинутого дерева. Почему заключать должно, что на американском берегу, против сего острова впадает в море какая-нибудь большая река, изобильная лесом» («Путешествие флота капитана Сарычева по Северовосточной части Сибири, Ледовитому морю и Восточному океану... с 1785 по 1793 г.», ч. II, СПб., 1802, стр. 89)]. В следующем году Глазунов основал на Квихпаке Икогмютскую одиночку и перебрался на Кускоквим, изыскивая наиболее удобный путь к Кенайскому заливу.
В 1838 г. креол Малахов, спутник А. Ф. Кашеварова в его байдарочном походе к мысу Барроу, из Михайловского редута прошел на Квихпак по реке Уналаклик, достиг селения Нулато (в ряде источников - Нулагито) и поднялся на 75 км выше до устья реки Куюкак. Весной 1839 г. Малахов спустился по Квихпаку до Михайловского редута. Таким образом, он первым проплыл по Юкону от Нулато до взморья. В 1840 г. он повторил свой поход. В том же году артель русских промышленников обосновалась в Нулато.
В эти же годы управитель Колмаковского редута Семен Лукин неутомимо обследовал верхние притоки Кускоквима. В 1839 г. Петр Федорович Колмаков с речки Точотно, притока Кускоквима, перешел на Тлёгон, собираясь изыскать кратчайший путь на Квихпак. Там он узнал о нападении индейцев на Икогмютскую одиночку и вынужден был вернуться.
Таковы краткие сведения о походах в бассейнах Кускоквима и Квихпака предшественников Загоскина. Большинство из них, как указывает Загоскин, представляло правителям Русской Америки чертежи своих походов, а также некоторые описания.
На значение этих походов обратил внимание еще акад. Миддендорф в своем отзыве на «Пешеходную опись» Загоскина в 1849 г.
«Бассейны Кускоквима и Квихпака, - писал Миддендорф, - оставались совершенно неизвестными до 1839 г. В указанном году первыми нашими сведениями о них мы обязаны по праву знаменитому географу и адмиралу Врангелю, давшему сведения об этих районах частично на основании лично обработанных им сообщений, полученных в период четырехлетнего управления колониями в Ситхе (с 1830 по 1835 гг. - М. Ч.) от различных служащих Северо-Американской компании, частично в виде оригинальных информации этих служащих. Эти сведения были опубликованы нашей Академией в изданных Бэром и Гельмерсеном докладах для познания Российской империи. Должно отметить, что на сей раз опубликование вновь добытых сведений произошло не так медленно, как обычно. Надо также указать, что эти сведения могли появиться благодаря путешествиям в район, о котором здесь идет речь, совершенным штурманом Васильевым, начатым в 1828 г. и увенчанным успехом лишь в 1830 г. и дополненным в 1832 и 1833 гг. Колмаковым, закрепившим этот успех основанием в 1833 г. редута Св. Михаила. Эти путешествия, а также результаты путешествия помощника мореходства Глазунова позволили Врангелю создать из отдельных сведений единую, чрезвычайно полезную общую картину, которая вряд ли оставляет желать лучшего, но многие особенности которой открывают, однако, большой простор для дальнейших специальных исследований»1 [Отзыв А. Миддендорфа, опубликованный в книге «Восемнадцатое присуждение учрежденных П. Н. Демидовым наград», СПб., 1849].
К сожалению, указанный труд Ф. П. Врангеля до сих пор не опубликован на русском языке2 [F. Wrangell. Statistische und Ethnographische Naehrichten fiber die Russischen Besitzungen an der Nordwestkuste von America. «Beitrage zur Kenntniss des Russischen Reiches un der angranzenden Lander Asiens», hrsg. von K. E. Baer und Gr. Helmersen, I Bandchen, St.-Psb., 1839] и сравнительно мало известен. Только небольшая выдержка из него была напечатана в виде статьи в журнале «Сын Отечества» за 1839 г.3 [Ф. Врангель. Обитатели северо-западных берегов Америки, «Сын Отечества», 1839, т. VII, январь, стр. 51-82].
Перед русскими людьми раскрывался огромный, малоизвестный мир глубинной территории Аляски. Предстояло открыть его не только для торговли, но и для науки. Это трудное и благородное дело выпало на долю 32-летнего военного моряка, лейтенанта Лаврентия Алексеевича Загоскина.
Походы Васильева, Колмаковых, Глазунова, Малахова, Лукина подготовили успех Загоскина. Своим путешествием он замкнул и соединил воедино все эти маршруты.
III
Лаврентий Алексеевич Загоскин родился 21 мая 1808 г.4 [Дата рождения Л. А. Загоскина установлена научным сотрудником Пензенского областного архива С. Г. Кузнецовым, выявившим ряд интересных документов к биографии путешественника] в небольшом селе Николаевка Пензенского уезда, в семье мелкопоместного дворянина, секунд-майора А. Н. Загоскина. Отец его, незадолго перед тем оставивший военную службу, жил в родовом поместье, принадлежавшем его старшему брату, моршанскому городничему5 [Свой род Загоскины вели от некоего Шевкала, прибывшего в 1472 г. из Золотой Орды на службу к великому князю московскому Ивану III и за верность жалованного поместьями в Обонежской пятине. При крещении Шевкал получил имя Александра Анбулатовича и сохранил прозвище Загоска, как называли беспокойную лесную птицу зозулю, кукушку (А. Б. Лобанов-Ростовский. Русская родословная книга, т. I, СПб., 1895, стр. 201-202). Почти все Загоскины были военными. Родовое имение на Пензенщине было пожаловано в 1693 г. предку Загоскина - стольнику Дмитрию Федоровичу - царями Иваном и Петром Алексеевичами «за службы предков, и отца его, и его, которые службы и ратоборство и храбрость и мужественное ополчение и крови и смерти предки его, и отец его, и сродники, и он показали в войну в коруне польской и в великом княжестве литовском до перемирного в Андрусове постановления» (Пензенский Облгосархив, ф. 196, оп. 2, д. 1037, лл. 53-54). Прадед путешественника - Лаврентий Алексеевич, в честь которого мальчик получил свое имя, - сражался под знаменами Петра под Нарвой. Петр был посажёным отцом на его свадьбе и благословил молодых образом, который долгое время хранился в семействе Загоскиных]. Детство будущего путешественника протекало среди крепостных крестьян, живо хранивших память о Пугачеве, который прошел через Пензенскую округу за три десятилетия до этого. Потом мальчик воспитывался в частном пансионе6 [Л. Загоскин. Воспоминания о Каспии, «Сын Отечества», 1836, ч. 177, стр. 5]. 1 июня 1822 г. он был зачислен в Кронштадтский морской кадетский корпус7 [«Формулярный список о службе и достоинстве уволенного от службы из 15-го флотского экипажа капитан-лейтенанта Лаврентия Загоскина» (Рязанский Облгосархив, ф. 98, св. 360, д. 31, лл. 2-9). Приводимые ниже биографические сведения, связанные со службой Л. А. Загоскина на флоте, даются по этому формулярному списку].
Среди дворян губерний среднерусской равнины еще от петровских времен повелось отдавать сыновей служить отечеству на морях. Из этих лесных и болотистых местностей, лежащих в тысячах верст от морских и океанских просторов, вышли замечательные мореплаватели и флотоводцы. Двадцать шесть лет прослужил на флоте и Л. А. Загоскин.
Среди преподавателей корпуса был декабрист Д. И. Завалишин, которого, как пишет Загоскин, в корпусе уважали, как образованного «ученого» человека. Интерес к литературе, любовь к чтению, проявлявшиеся у Загоскина на протяжении всей его жизни, несомненно, уходят корнями в юношескую пору его учебы в корпусе.
Именно в эти годы военный флот России выдвинул из своей среды замечательных географов-исследователей. Отечественная война против Наполеона, усилив раскол в дворянстве, начавшийся еще в период пугачевского движения, возбудила в кругах дворянской молодежи горячие стремления хорошо послужить отечеству на мирном поприще. В условиях аракчеевского режима эта молодежь не могла найти приложения своей энергии. Вот почему так велико было стремление участвовать в далеких кругосветных плаваниях, в трудных арктических походах. Это было как бы одно из ответвлений того общественного движения, которое выдвинуло из той же дворянской среды революционеров-декабристов.
Загоскин воспринял лучшие традиции школы военных моряков-исследователей. Несомненно, большое значение имело то, что его воспитателем и наставником в морском корпусе был П. М. Новосильский, широко образованный моряк, участник прославленной экспедиции Беллинсгаузена и Лазарева, открывшей шестой континент-Антарктиду.
Жизнь в корпусе шла по раз и навсегда заведенному регламенту. Весной прибывали новички, летом гардемарины уходили в практическое плавание, осенью проходили выпускные экзамены. Загоскин был произведен в гардемарины 17 мая 1823 г. В том же году, с 15 июня по 1 августа, он совершил первое плавание на фрегате «Урания» по Финскому заливу для практики в морском деле. В следующем году учебное плавание повторилось.
С весны 1826 г. началась подготовка к выпуску. Старшие гардемарины, так называемые трех- и двухкампанцы, были назначены в плавание в строевой военный флот. Пять с половиной месяцев провел в море Загоскин. На фрегате «Проворный» он ходил в Любек, побывал у берегов Англии, где присоединился к эскадре и вместе с ней из Северного моря вернулся в сентябре в Кронштадт. На выпускном экзамене присутствовал знаменитый адмирал Иван Федорович Крузенштерн. Он считался инспектором классов, но жил в деревне и занимался там составлением своего замечательного атласа Тихого океана.
25 сентября 1826 г. 18-летний Лаврентий Алексеевич Загоскин был выпущен из корпуса во флот с первым офицерским чином мичмана.
Предстояло выбрать место службы. Загоскин выбрал Каспий. В своих, воспоминаниях он довольно наивно объясняет такой выбор желанием по пути побывать в родных местах. «К несчастию, - писал Загоскин, - в корпусе учили меня географии: чтоб быть в Пензе, я написал: в Астрахань»1 [Воспоминания о Каспии, «Сын Отечества», ч. 177, 1836, стр. 7].
Каспий не без основания называли в ту пору «морской Сибирью». Берега его, тогда мало известные, считались «гиблым» местом. Здесь, на территории бывших азербайджанских ханств, отошедших к России по Гюлистанскому договору 1813 г., в течение многих лет не прекращались, военные действия. Жестокая лихорадка, палящие солнечные дни, на смену которым приходили холодные, пронизывающие ночи, беспрерывные дожди, ветры, несущие с болотистых почв мерзкие гнилостные испарения - все это делало морскую службу на Каспии необычайно трудной. Не зря плохая слава шла об этом море. Сюда царский суд сослал многих моряков-декабристов, разжалованных в матросы. Загоскин поехал на Каспий добровольно.
15 июля 1827 г. молодой моряк впервые вступил на борт корабля в качестве командира. Но что это был за корабль! Не без юмора в очерке «Воспоминания о Каспии» Загоскин описывает первое знакомство со шкоутом «Мария» (шкоутом на Каспии называли всякое судно, поднимающее более 1 000 четвертей муки). Корма с деревенскими окнами, украшенными резьбой, наподобие окон постоялых дворов. Под ними фигуры с человеческими головами, рыбьими хвостами, с когтями и коронами. На клотике грот-мачты петух с прикрепленной к хвосту флюгаркой. Дощатая рубка с кирпичной трубой. Стены каюты, разрисованные фантастическими деревьями, среди которых изображался... персидский шах на прогулке.
Шкоут доставлял провиант для русских войск из Астрахани в устье реки Куры. Первое плавание прошло сравнительно спокойно. На обратном пути попали в шторм, едва не окончившийся гибелью нескладного судна. Позднее ходили в Баку...
На Каспийском море Загоскин прослужил восемь лет. Несколько кампаний он плавал по Куре, доставлял провиант для закавказских войск. Некоторое время он состоял адъютантом при Главном командире астраханского порта и флотилии, но, видимо, штабная адъютантская должность оказалась не по нему, и вскоре он опять отправился в плавание к устью Куры. 27 января 1832 г. Загоскин был произведен в лейтенанты. Две кампании подряд он сделал на пароходе «Аракс».
30 января 1835 г. Загоскин был разжалован в матросы 2-й статьи. В послужном списке указывается, что разжалование произошло «за несоблюдение надлежащего порядка службы, бывшее причиной пожара на пароходе «Аракс», под командою его находившегося»1 [Из указа об отставке капитан-лейтенанту Загоскину (Рязанский Облгосархив, ф. 98, св. 360, д. 31, л. 17-18). По словам внучки Л. А. Загоскина - Н. П. Гласко, в семье Загоскиных рассказывали, что причиной разжалования был вовсе не пожар на корабле, а произвол какого-то высокого военно-морского начальника, которого Л. А. Загоскин непочтительно обругал за бессмысленные придирки]. Спустя три месяца, 6 апреля 1835 г., Загоскин был восстановлен в прежнем звании лейтенанта2 [В предисловии к роману «Юконский ворон» (М., 1946), С. Н. Марков ошибочно указывает, что разжалование Л. А. Загоскина длилось три года и что все это время он плавал в качестве матроса 2-й статьи на балтийских военных кораблях, находясь под командой Феопемта Лутковского, кругосветного мореплавателя, стоявшего близко к декабристам. Такая версия не подтверждается документами. Фрегатом «Александра», на котором Л. А. Загоскин в 1837-1838 гг. служил в качестве старшего офицера, командовал не Феопемт Степанович Лутковский, а его брат Петр Лутковский, впоследствии адмирал и член главного военно-морского суда].
Указ о восстановлении звания застал Загоскина на Балтике. С мая 1835 г. в течение трех с половиной лет он нес службу строевого офицера на фрегатах «Кастор» и «Александра», совершавших крейсерские плавания на Балтийском море. Бесцветно проходила жизнь и на корабле, и на берегу, в Кронштадте, куда корабли приходили на зимовку. Две тысячи офицеров обречены были здесь жить, не имея почти никаких занятий. От безделья возникали дикие затеи. Об одной из них Загоскин вспомнил много лет спустя. Осенью, в ледоход, когда прекратилось сообщение с Петербургом, кружок офицеров решил выпить все вино в Кронштадте. «Предание гласит, что это было исполнено», - пишет Загоскин. Эмблемой кружка была винная пробка. Ее носили в петлице на орденской владимирской ленте»3 [«Морской шляхетный корпус в воспоминаниях Л. А. Загоскина», «Русская старина», т. 52, 1886, кн. 12, стр. 709-710].
Гнетущее однообразие офицерской жизни скрашивали книги. Судя по случайным упоминаниям, оброненным в воспоминаниях Загоскина, он много и внимательно читал. Он знал поэмы А. С. Пушкина, романы А. Марлинского (под этим псевдонимом печатался декабрист Александр Бестужев), только что появившиеся произведения Н. В. Гоголя. Вопреки жестокой николаевской цензуре в этих книгах высказывались смелые обличительные мысли, слышались призывы к новому.
Знаменательно, что в серые дни «кронштадтской скуки» Загоскин написал свое первое произведение - очерк «Воспоминания о Каспии». Его напечатал журнал «Сын Отечества» (1836, ч. 177). Очерк свидетельствовал о несомненной литературной одаренности автора, острой наблюдательности, умении ярко и образно рассказать о виденном. Для характеристики общественных интересов автора показательно то, что в очерке приводятся интересные этнографические сведения, записаны сохраняющиеся в народе предания, в частности легенды о Степане Разине и др.
Не могло пройти мимо Загоскина и такое большое литературное событие, как выход в 1836 г. пушкинского «Современника». На страницах этого журнала (в номере 3) была помещена статья А. С. Пушкина «Джон Теннер» - повесть об удивительных приключениях белого, прожившего более 30 лет среди индейцев Северной Америки.
Внимательно перечитывал Загоскин книги русских кругосветных мореплавателей Лисянского, Крузенштерна, Головнина, Коцебу, рассказывающие о малоизвестных землях и племенах Океании, о далекой русской окраине - Аляске.
Трудно сказать, что побудило Л. А. Загоскина ближе познакомиться с русскими владениями в Америке. Бесспорно одно - немалую роль в этом сыграло то, что к 40-м годам строевой военный флот последовательными стараниями бездарных морских министров был приведен «в состояние мнимого существования». Из ложно понимаемой экономии суда не ремонтировались. Внимание уделялось только внешней выправке моряков на парадах и смотрах. Свою энергию и любовь к морю лучшие из военных моряков, не видя поддержки на строевом военном флоте, стремились приложить на стороне, прежде всего на судах Российско-Американской компании.
8 декабря 1838 г. начальник Главного морского штаба разрешил перейти на службу в Российско-Американскую компанию лейтенанту 15-го флотского экипажа Лаврентию Загоскину.
30 декабря 1838 г. Загоскин оставил Петербург. «В Крестцах у станционного смотрителя соловей поздравил с Новым годом. Римлянин счел бы это хорошим предзнаменованием, но меня соловей усыпил, и только на рассвете самовар своим змеиным шипением разбудил к дальнейшей дороге».
Лишь на несколько дней Загоскин задержался в Пензе, чтобы побывать у родных. Он спешил к далекому тихоокеанскому берегу. Огромная страна открывалась перед его взором. На широком поле на берегу Казанки он долго стоял перед величественным памятником воинам, павшим под стенами Казани. В Екатеринбурге побывал на монетном дворе и гранильной фабрике. Его заинтересовало изготовление крошечной булавки, проходящей почти полтора десятка операций до появления на свет в своем обычном виде. А каким сложным оказался процесс печатания «пятака»! Особенно поразил моряка труд гранильщика. «Какое нечеловеческое терпение, - записывает он, - надобно иметь посвятившему себя гранильному искусству». И вот уже позади Урал. 24 февраля - Тюмень, 5 марта - Томск. Затем Ачинск, Красноярск. 15 марта - Иркутск. Коротки, но выразительны географические заметки Загоскина. Он замечает и холмы красной глины, от которых получил свое имя город Красноярск, и гибельное влияние «золотишка», отвлекающего крестьян от земледелия, и постройку карбасов на великой реке Лене.
В ожидании вскрытия Лены в Иркутске, в 6 200 верстах от Кронштадта, Загоскин пишет первое письмо о своем сибирском путешествии. Спустя год под названием «Заметки жителя того света» оно появилось в журнале «Маяк современного просвещения и образованности».
До последнего времени оставалось неизвестным одно весьма важное событие этого периода, которое описано в недавно обнаруженной В. И. Малышевым и С. Н. Марковым в архиве «Пушкинского дома» в Ленинграде забытой рукописи Л. А. Загоскина «Воспоминания о М. Н. Волконской». Из нее мы узнаем, что Л. А. Загоскин не случайно задержался в Иркутске: он привез ссыльным декабристам в село Урик письма родных и близких друзей из Москвы. Загоскин провел в Урике несколько дней, подолгу беседуя с замечательной русской женщиной - М. Н. Волконской, воспетой Некрасовым, и другими невольными поселенцами далекого сибирского села. Спустя 30 лет Загоскин с волнением вспоминал свои долгие разговоры с декабристами Муравьевым, Луниным, Вольфом. Загоскин пишет, что Никита Муравьев в разговоре с ним отметил как главное в трагедии декабристов то, что они в своем славном революционном порыве были очень далеки от народа и народ их не поддерживал. Это свидетельство весьма интересно не только для характеристики взглядов декабристов, но и Загоскина.
Немногим более месяца - с 3 июня по 6 июля - продолжалось путешествие от Якутска до Охотска. По пути встречная эстафета из Охотска сообщила, что компанейский корабль уже прибыл в порт и ждет своего командира.
9 июля 1839 г. Загоскин принял под свою команду бриг «Охотск». На борту было 55 человек команды, товаров на 100 тыс. рублей и провизии на два с половиной месяца. Только 14 августа удалось сняться с якоря - вначале ждали почту, потом мешали противные ветры. При прощании коварный охотский рейд дал о себе знать молодому командиру: на отливе бриг занесло на отмель. К счастью, медные листы обшивки не были повреждены. В час высокой воды, в полночь 15 августа, выпалив из двух пушек, бриг поставил все паруса и взял курс к берегам Русской Америки.
Путь через Великий океан занял почти два месяца. Судно прокладывало дорогу сквозь сплошную стену осеннего ливня. В ночную пору на небосводе разгоралось северное сияние. А когда открылись величественные снежные вершины Аляски, свирепый ветер несколько дней не позволял войти в Ситхинский залив.
Только 6 октября, наконец, бриг подошел к Новоархангельску, резиденции главного правителя русских владений в Америке. Вскоре к борту брига причалила байдара: главный правитель справлялся о здоровье команды и командира. Плавание закончилось. Лейтенант Загоскин вступил на землю Русской Америки.
Далее |