"ПОВЕСТЬ ИЗ РИМСКОЙ ЖИЗНИ"

   Цезарь путешествовал,  мы с Т."итом" Пет"ронием" следовали  за  ним
издали.  По  захождении  солнца  [рабы  стави"ли"] шатер,  расставляли
постели,  мы ложились пировать и  весело  беседовали;  на  заре  снова
пускались  в  дорогу,  и  сладко  засыпали  каждый  в  лектике  своей,
утомленные жаром и ночными наслаждениями. -
   Мы достигли  Кум  и  уже  думали пускаться далее,  как явился к нам
посланный  от  Нерона.  -  Он   принес   Петронию   повеление   Цезаря
возвратиться  в  Рим  и там ожидать решения своей участи - в следствии
ненавистного обвинения.
   Мы были  поражены  ужасом.  -  Один Петр."оний" равнодушно выслушал
свой приговор,  отпустил гонца с подарком и объявил нам свое намерение
остановиться  в  Кумах.  -  Он  послал  своего любимого раба выбрать и
нанять ему дом и стал  ожидать  его  возвращения  в  кипарисной  роще,
посвященной Эвменидам.
   Мы окружили его с беспокойством.  Флавий Аврелий спросил - Долго ли
думал  он  оставаться  в  Кумах,  и  не страшится ли раздражить Нерона
ослушанием?
   - Я  не  только  не  думаю  ослушаться  его,  отвечал  П"етроний" с
улыбкою,  но даже намерен предупредить его желания -  Но  вам,  друзья
мои,  советую  возвратиться.  - Путник в ясный день отдыхает под тению
дуба,  но во время грозы  от  него  благоразумно  удаляется,  страшась
ударов молнии. -
   Мы все изъявили желание с  ним  остаться  и  Петроний  ласково  нас
благодарил.  - Слуга возвратился - и повел нас в дом уже им выбранный.
- Он находился в предместии города.  - Им управлял старый отпущенник в
отсутствии хозяина,  уже давно покинувшего Италию. Несколько рабов под
его надзором заботились о чистоте комнат  и  садов.  В  широких  сенях
нашли мы кумиры девяти Муз, у дверей стояли два кентавра.
   П."етроний" остановился у мраморного порога и прочел начертанное на
нем  приветствие:  Здравствуй!  Печальная  улыбка изобразилась на лице
его.  - Старый управитель повел его в  Вивлиофику,  где  осмотрели  мы
несколько  свитков  и  вошли потом в спальню хозяина.  Она убрана была
просто. - В ней находились только 2 семейные статуи. - Одна изображала
матрону,  сидящую  в  креслах,  другая девочку,  играющую [мячем].  На
столике подле постели  стояла  маленькая  лампада.  -  Здесь  Петроний
остался (на) отдых и нас отпустил, пригласив вечером к нему собраться.
-

   Я не мог уснуть;  печаль наполняла мою [душу]. Я видел [в] Петронии
не   только   щедрого   благодетеля,  но  и  друга,  искренно  ко  мне
привязанного. Я уважал его обширный ум; я любил его прекрасную душу. В
разговорах  с  ним  почерпал  я знание света "и" людей,  известных мне
более по умозрениям  божественного  Платона,  нежели  по  собственному
опыту.  - Его суждения обыкновенно были быстры и верны.  Равнодушие ко
всему избавляло его от пристрастия, а искренность в отношении к самому
себе делала его проницательным.  Жизнь не могла представить ему ничего
нового;  он изведал все наслаждения; чувства его дремали, притупленные
привычкою.  - Но ум его хранил удивительную свежесть.  - Он любил игру
мыслей,  как  и  гармонию  слов.  -   Охотно   слушал   философические
рассуждения, и сам писал стихи не хуже Катулла.
   Я сошел в сад и долго ходил по излучистым его тропинкам,  осененным
старыми деревьями.  - Я сел на скамейку, под тень широкого тополя, - у
которого стояла статуя молодого  Сатира,  прорезывающего  тростник.  -
Желая развлечь, как-нибудь, печальные мысли, я взял записные дощечки и
перевел одну  из  од  Анакреона,  которую  и  сберег  в  память  этого
печального дня:

Поседели, поредели.
"Кудри, честь главы моей,
Зубы в деснах ослабели
И потух огонь очей.
Сладкой жизни мне немного
Провожать осталось дней,
Парка счет ведет им строго,
Тартар тени ждет моей. -
Страшен хлад подземна свода,
Вход в него для всех открыт,
Из него же нет исхода...
Всяк сойдет - и там забыт"

   Солнце клонилось к западу;  я пошел к Петронию - [я  нашел  его  в]
библиотеке.  Он  расхаживал  - с ним был его домашний лекарь Септимий.
Петроний, увидя меня, остановился и произнес шутливо:

"Узнают коней ретивых
По их вызженным таврам,
Узнают парфян кичливых
По высоким клобукам.
Я любовников счастливых
Узнаю по их глазам."

   Ты угадал,  отвечал  я  Петр."онию"  и  подал ему свои дощечки.  Он
прочитал мои стихи.  Облако задумчивости прошло по его лицу  и  тотчас
рассеялось.  Когда читаю подобные стихотворения, сказал он, мне всегда
любопытно знать,  как умерли те,  которые  так  сильно  были  поражены
мыслию  о смерти.  - Анакреон уверяет,  что Тартар его ужасает,  но не
верю ему - также не верю трусости Горация. Вы знаете оду его?

"Кто из богов мне возвратил
Того, с кем первые походы
И браней ужас я делил,
Когда за призраком свободы
Нас Брут отчаянный водил?
С кем я тревоги боевые
В шатре за чашей забывал,
И кудри, плющем увитые,
Сирийским мирром умащал?
Ты помнишь час ужасный битвы,
Когда я, трепетный квирит,
Бежал, нечестно брося щит,
Творя обеты и молитвы?
Как я боялся! как бежал!
Но Эрмий сам незапной тучей
Меня покрыл и вдаль умчал
И спас от смерти неминучей.
- - - - - - - - "

   Хитрый стихотворец   хотел  рассмешить  Августа  и  Мецената  своею
трусостию,  чтоб не напомнить им о сподвижнике Кассия и Брута. - [Воля
ваша,  нахожу более искренности в его восклицании:  Красно и сладостно
паденье за отчизну -].