7 декабря - Великомученицы Екатерины (305-313). Преподобного Симона Сойгинского (1562).
8 декабря — Отдание праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы. Священномученика Климента, Папы Римского (101), и Петра, архиепископа Александрийского (311).
9 декабря - Преподобного Алипия столпника (640). Освящение церкви великомученика Георгия в Киеве (1051-1054). Святителя Иннокентия, епископа Иркутского (1731).
10 декабря - Иконы Божией Матери, именуемой «Знамение». Знамение Пресвятой Богородицы, бывшее в Новгороде Великом в 1170 г. Обретение мощей благоверного князя Новгородского Всеволода, во святом Крещении Гавриила, Псковского чудотворца (1192). Преподобномучеников 17-ти монахов в Индии (IV). Преподобного Романа (V).
11 декабря - Преподобномученика и исповедника Стефана Нового (767). Священномученика митрополита Серафима (1937).
12 декабря - Мученика Парамона и с ним 370-ти мучеников (250). Преподобного Акакия Синайского (VI).
13 декабря - Апостола Андрея Первозванного (62).
14 декабря - Пророка Наума (VII в. до Рождества Христова). Праведного Филарета Милостивого (792).
15 декабря - Пророка Аввакума (VII в. до Рождества Христова).
16 декабря - Пророка Софонии (635-605 до Рождества Христова). Преподобного Иоанна молчальника, бывшего епископа Колонийского (558).
17 декабря — Великомученицы Варвары и мученицы Иулиании (ок. 306). Преподобного Иоанна Дамаскина (ок. 780).
18 декабря - Преподобного Саввы Освященного (532). Святителя Гурия, архиепископа Казанского (1563).
19 декабря - Святителя Николая, архиепископа Мир Ликийских, чудотворца (ок. 345).
20 декабря - Святителя Амвросия, епископа Медиоланского (397). Преподобного Нила Столобенского (1554). Селигерской (Владимирской) иконы Божией Матери.
21 декабря - Апостолов от 70-ти Сосфена, Аполлоса, Кифы, Тихика, Епафродита, Кесаря и Онисифора (I).
22 декабря - Зачатие праведной Анны, егда зачат Пресвятую Богородицу. Святой пророчицы Анны, матери пророка Самуила (1100 г. до Рождества Христова). Иконы Божией Матери «Нечаянная Радость».
23 декабря - Мучеников Мины, Ермогена, Евграфа (ок. 313). Блаженного Иоанна (1503) и родителей его блаженного Стефана (1446) и блаженной Ангелины, правителей Сербских.
24 декабря - Преподобного Даниила Столпника (489-490). Преподобного Никона Сухого, Печерского, в Ближних пещерах (XII). Преподобного Луки Столпника (ок. 970-980).
25 декабря - Святителя Спиридона, епископа Тримифунтского, чудотворца (ок. 348).
26 декабря — Мучеников Евстратия, Авксентия, Евгения, Мардария и Ореста (284-305).
27 декабря - Мучеников Фирса, Левкия и Калинника (249-251).
28 декабря — Собор Крымских святых. Преподобного Трифона Печенгского, Кольского (1583).
29 декабря - Пророка Аггея (500 г. до Рождества Христова).
30 декабря - Пророка Даниила и трех отроков: Анании, Азарии и Мисаила (600 г. до Рождества Христова). Преподобного Даниила исповедника, в схиме Стефана (X).
31 декабря - Святителя Модеста, архиепископа Иерусалимского (633-634). Священномученика Фаддея, Тверского (1937). Прославление праведного Симеона Верхотурского (1694).
Синий снег, изжелта-розовые лужицы света, процеженного сквозь темь хвои. Блеклого пятнышка в небе едва хватает зажечь одиночные искры инея.
Под чехлами валежник, муравьища. Цепенеют ели, глухоманные колокольни. Стучит где-то дятел, словно сторож с колотушкой на обходе покинутых хозяевами хором.
Ночь обгоняет день. Морозы жучат...
Между тем «маткой» прозывали зиму в деревнях: «Сердита матка, да прикрыла деток до красного дня пуховым одеяльцем».
Портняжила осень без ниток, без иголок, с туч сматывая белые холсты, пух и меха. Все прибрано теперь, прикрыто. Покоиться полям, лугам под одеялами, молчать таежным колокольням, пока солнце не призовет их сотворить благовест, и снег даст голос ручьям, и пошлют елки вместо звона-трезвона тучи семян-летучек в залог грядущим лесам на века вперед!
Матушка-зима сколь заботлива, столь строга. Кто есть под ее началом, представь отчет, чем занят и каково ему живется-можется.
Лось у сосны заправлялся смолистыми лапками хвои, зацепил рогами о дерево — слетала с головы корона...
Глухарь, вырываясь утром из ночлежной лунки в сумете, мазнул крыльями по снегу...
Белка, завтракая, лущила семечки из еловых шишек, пускала шелуху по ветру...
Следы, на снегу следы - в почин охоты по белой тропе, капканьего промысла! Охота занимала важное место в занятиях северян, даже если пропустим забой тюленей на лежбищах, моржей во льдах, дававший не меньший прибыток, чем промысел дичи и пушнины.
Таежные пространства в искони охотничьих районах были поделены с той же основательностью, как рыбные тони. Участок промысла, закрепившийся за семьей, по-местному «путик», являлся, в сущности, наследственным владением. Год за годом ставились самоловы: слопцы-пасти, плашки, силья-пружки, жердочки. Строились шалаши, избушки.
Порох, дробь стоили денег. И ружья-то: «ствол со Щукина, ложа с Лыкина, замок с Казани, курок с Рязани, а шомпол-забойник дядя из полена сделал!» Поневоле надежды возлагались на поставушки.
Промысловые угодья ограждали «знаки» - затеей с зарубками на деревьях, развилках троп, опять же наследственные в той или иной семье.
Охотник чувствовал над собой постоянный контроль. Не в его интересах было дотла вылавливать птицу, не оставлять на расплод пушного зверя. Подчас сельские общества на сходках выносили решения строже государственных, обязательные к исполнению: о сроках заготовок боровой дичи, выходе на белкованье, о снастях и их количестве. Нельзя подрывать запасы таежного добра. Добра скудеющего - с вырубкой и пожарами лесов, разработкой угодий под пашню, покосы.
Возможно, с XVI века стал исчезать соболь, чье распространение, судя по документам, охватывало Ярославщину до Углича. Судьбу соболя готовилась разделить куница. Некогда поселения бобров - «гоны и ловищи» - грамотами из Москвы жаловались знати, монастырям. Уже к XVII веку бобровые меха реже встречались на ярмарках, в распродажах, хотя островками бобры жили за Тотьмой и два столетия спустя. По борам-ягельникам пасся стадами дикий северный олень. Любопытно, что в Великоустюгском лесничестве олени преобладали численно над лосем. В моей родной стороне оленьи рога употреблялись как вешалки для одежды, а по реке Городишне, например в деревне Дунай, ими венчали коньки-охлупени изб.
Дни за днями охотник был один на один с тайгой. Припозднился на путике, до избушки-балагана далеко - коротай ночь под елкой. Мороз твой и снег твой до последней пушинки.
Пощелкивали от стужи, скрипели деревья. Шныряя бесшумно, ухала сова, скрежеща клювом, словно от злости к огню, к неприхотливому уюту охотничьего привала.
- На свою голову эдак бы тебе голосить, - бормотал полесовщик, ворочаясь на груде елового лапника. - Полетай у меня, погаркай - спущу наземь вопленицу.
Палить по совам - напасись зарядов! Опускалось ружье. Звезды что-то мутнеют, верховой ветер усилился. Поворачивает погода к ненастью. Капканы запуржит, поскидает силья на рябчиков...
Вот кто понимал природу - коренные таежники! С их наблюдений деревенские святцы заселились пернатой и четвероногой живностью. Гуси на озимях, журавли под облаками, в берлоге медведь, волки у околицы - на кого и нетссылок в приметах!
«Белка рано побусела (сменила летний мех) - к скорым холодам».
«С головы белка линяет - на гнилую зиму».
Действовали самоловы без выходных. Перерыв, порой на несколько суток, за зверьми.
«Лиса у нор толчется — к вьюгам».
«Белка засела в гайне (гнезде) - грянет стужа либо ветреная непогодь».
Обходы ежедневны, поскольку протяженность ловчих троп исчислялась десятками верст: «Белку ловить - ножки отбить».
Применялись прикормки: куницу берешь - выложи мед; белку - сушеные грибы; зайца - с осени осин наруби. Тончайшим было знание повадок, словно бы охотник мыслил за зверя, за птицу, ощущая слиянность с миром хвои, сыпучих снегов, зорь утренних, сонных зимних рассветов.
Что нива, луг, что тайга и тундра - урожаи чередуются с недородами.
Сносным выдался 1905 год: архангельские охотники предъявили меха 226 тыс. белок, 10 300 горностаев, 1100 лисиц, 2700 песцов, 1100 куниц и т.д.
Вологодчина, главным образом Сольвычегодский, Яренский, Усть-Сысольский, Вельский уезды, предложила в 1913 году 154 165 беличьих шкурок, 64 450 - заячьих, 12 398 - горностаевых, кроме собольих, куньих, рысьих.
Соболей добывали охотники коми, промышлявшие пушнину по Печоре, ее притокам и за Уралом, где простиралась богатая зверем кедровая тайга. Впрягшись в нарты, добытчик проделывал сотни верст сквозь гари, буреломы, через болота, едва промерзшие с осени. Тут ни избушек, ни становищ - отдых, ночевки только у костра. Все волочи на себе, черенки ложек и то срезали, сбавляя вес поклажи. Охота ходовая, с ружьем изнурительна: не у всякого доставало на нее сил.
В промысле отличались ненцы Болыпеземельской тундры, в частности на лове куропаток, зимними скоплениями которых буквально кишели ивняки вдоль рек. Ставили силья взрослые и дети. Беднота, конечно, безоленная в первую очередь. Пастухам не до ловель! А брали птицы порядочно: случалось, на семью по несколько тысяч. Груды дичи, разве ее продашь? Белоснежные шкурки шли за рубеж, а мясо... Мясо раскупала такая же беднота - по 80 копеек пуд!
Полесовщик в сезон зарабатывал рублей 20-30. Кто больше, кто меньше. Беличью шкурку принимали за 20-40 копеек, лисью - за 10-15 рублей. Еле-еле хватало денег на уплату податей, ради чего иные и занимались охотой.
«Ходить по лесу - видеть смерть на носу». Преследовали простуды. Растяжение мышц, заурядный вывих, случись незадача на путике, могли обернуться роковым исходом.
К охоте-«лесне» приучались сызмала, успеть бы до возмужания овладеть секретами удач, навыками поведения человека в тайге. Раньше, чем букварь, ребятишки умели читать следы, высечь кресалом искру и зажечь костер, сложив топливо таким образом, чтобы теплина грела и без присмотра не гасла; по расположению муравейников под деревьями, мху на стволах определять стороны света.
Мало добиться успеха - убереги меха и дичь. Медведь-шатун, росомаха набегут не набегут, так от мышей чем оборониться? Вдруг посторонний польстится на твое добро?
Подобно домам в деревнях, лесные избушки сроду не знавали замков.
Низкий потолок, очаг - груда камней, под бревном-матицей торба со спичками, горстью-другой крупы, пучки трав на заварку лесного чая.
Покидаешь привал - дров наруби, приготовь лучины. Хлеб сам себя носит, но отсыпь в торбу сухарей, удели соли, спичек.
По-всякому мне приходилось: в болотах погибал, в озерах тонул. Да и радости пережито на двинских разливах и в глуши Мехреньги, на Пучкасах Присухонья! Признаться, нигде не бывало теплей, уютней, чем в дымных промысловых хибарах.
Ведь там не столько очаг согревал, сколько забота безвестного трудяги, поставившего здесь приют, открытый для скитальцев лесных дебрей.
Раньше было разорить промысловую избушку - обречь и себя, и потомков на позор, на бесчестье. Худая слава горше смерти...
Шумит бор, пошумливает. То ли сопереживает с тобой заодно печаль завьюженных полян, то ли повесть ведет о былом, когда тайгу искрещивали лыжни добытчиков пушнины, сам-друг с рогатиной выходил к берлоге отчаянный медвежатник. Или про то бор неспешно сказывает, как, предвидя строгую зиму, с осени муравьи утеплялись, наростив обвершья рыжих куч; как крот в подземные норы затаскивал пряди сухой травы?
Посеял снег, спутал хвойные речи.
Сыплет, валит снег - прядет зима.
Не устать зиме прясть, снегу кудесить! Затейлив, пустил снег по сучьям белых змей, рассадил неведомых зверюшек. Здесь пухлый надув содеял из пня Бабу Ягу рядом с лешим; там в кустах, облепленных, окрученных, возник слон. Врос слон ножищами в сугроб, вот-вот затрубит - про звездные ночи и волчий вой в омытых луною полях.
Напомним, что славяне-русичи, пропуская весну и осень, по их мнению зависимые, несамостоятельные времена года, резали годовой круг пополам: «Лето - припасиха, зима - прибериха».
«Зима тепла не носит» - значилось в месяцесловах.
«Зимой солнце сквозь слезы улыбается».
«Зимой солнце морозит».
Огромно внимание, уделяемое устными численниками ходу перемен, в надежде предвосхитить грядущее. Вот из вчерашнего прогноз: «Сырое лето и теплая осень - к долгой зиме». Зима и сама влиятельна.
«Зимнее тепло - летний холод».
«Зимой вьюги - летом ненастье».
«Зима снежная - лето дождливое».
«Зимой сухо и холодно - летом сухо и жарко».
Народное погодоведение считало нужным углубить зависимость времен года: «Семь годов зима по лету, а семь годов лето по зиме». Бытовали и другие заверенья: «Три года зима по лету, три года лето по зиме, три года само по себе».
Связи месяцев, кровные, родственные, продлевались на полугодовой срок. Декабрю противостоит и вместе с тем соответствует июнь, январю - июль и так далее по кругу. То есть сегодня морозы, многоснежье - июнь отзовется зноем, дождями.
«Студень», «стужайло» - декабрь земледельческого календаря. Должно ему отметиться холодом при ветрах, инеем, снегопадами.
«Студен декабрь - на всю зиму землю студит».
Во благо мороз и осадки: «Большой иней, бугры снега, глубоко промерзшая земля - к урожаю».
Время неспешное: «Лето бежит вприпрыжку, зима бредет, понурив голову».
Признавали деревенские, от сохи и бороны, природознаи: «Пройдет декабрь с пасмурным небом - жди урожая, а с ясным - голодного года». Вообще, «горя у декабря полная котомка - бери, не жалко, а счастьем старик силен на посуле». Ходило о нем присловье, дескать, декабрь «старое горе кончает, новому году новым счастьем дорожку стелет».
1 декабря - Платон и Роман.
В устных календарях - зимоуказчики.
«Гляди зиму!» - предлагали деревенские святцы. «Платон и Роман кажут зиму нам». Весом нынешний денек: «Каков Платон и Роман - такова и зима». Прибавлялось уточнение, мол, «Платон да Роман зиму кажут, а Спиридон да Емельян (22 декабря и 21 января) зиму скажут». Срок опускался солидный. Не сразу, конечно, выявится характер наступающей зимы. «Зиму гляди, чтобы похвалить на масленицу», то есть когда минует.
В рамках старого стиля составлялись устные численники. Так что покамест ноябрь, долгонько Гурьяну разъезжать на пегой кобыле. Не у нас, то на юге, откуда, собственно, подвинулись из степей в тайгу месяцесловы.
Зыбучи прикрытые снегом болота, на дорогах гололедица, только лошадка-то не притомилась.
2 декабря - Авенир, Варлаам, Андриан.
3 декабря - Прокл.
Дань суевериям, предрассудкам старины. Знахари, бабки-шептуньи нарасхват: «На Прокла всякую нечисть проклинают». Перед стужами провалилась сквозь землю некошная погань, сотворить же от нее заговор не хуже. Как чиста зима, будь наше подворье-дворище чисто.
4 декабря - Введение, ворота зимы.
Двунадесятый православный праздник Введение во храм Богородицы и Приснодевы Марии.
Переиначили его численники, избрав предлогом созвучие слов:
Введенье пришло,
Зиму в хату завело,
В сани коней запрягло,
В путь-дорожку вывело,
Лед на речке вымело,
С берегом связало,
К земле приковало...
Совпало по погоде, сказывали: «Введенье наложило толстое леденье». «Введенские морозы рукавицы на мужика надели, стужу установили, зиму на ум наставили».
Поверхностно остыла земля, погода колеблется. Холодам, вьюгам ворота настежь, и слышишь - с крыш ручьи, с реки грохот: «Введенье ломает леденье». Уместнее было присловье, мол, «введенские морозы зимы не ставят». Сырь, оттепели весьма сейчас обычны.
Первые, образно говоря, именные морозы и первые зимние - Введенские торги. Ходкий товар на них сани - от розвальней, кошевок до выездных, праздничных с козырями.
На пять дней разворачивал ярмарку Грязовец. От ее прибылей перепадало городу: приятно удивлял приезжих ухоженностью, благоустройством. На три тысячи жителей телефон, вблизи летний курорт.
Ясно, торговали кое-чем и кроме саней.
Купля и продажа. Цены приемлемые, коли пуд ржи 70 копеек, льноволокна - 6-7 рублей.
Кипенье, сутолока под дощатыми навесами, у балаганов-времянок. Гомон, выкрики:
- Польты... С Парижу польты, сукно гамбургское!
- Махорка - мухобойка! Один курит - семеро вповалку лежат. Ярославский табачок: затянешься, домой пятками вперед воротишься.
- А во сусленики-пряникй, во пышки - налетай, ребятишки!
Гудит торжище. Вынесены самовары, пускают на мороз клубы пара. В начищенных боках отражаются груды баранок, кренделей. Половой колет сахарную голову - аж синие искры сыплются. И у стола с самоварами, и возле рядов с ситцами, галантереей, и у коновязей с лошадьми на продажу - везде протянутые руки:
- Подайте, Христа ради.
- Коий день не евши, век буду Бога молить...
От нищих отбою нет, где бы ни проходили торжища - в Кеми ли, в Усть-Сысольске ли уездном, в Важгорте ли, куда, кстати, поставлялись белые куропатки и чудное рукоделье ненок.
Богачи Мезени, Пустозерска, сел Беломорья, сосредоточив владение судами, снастями, снабжение продовольствием, припасами, тех же ненцев зажимали в кулак и русским не давали спуску. Тундра нищала, беднели рыбачьи становища, которые только с Печоры брали по 10 000 пудов семги ежегодно. Куда уходили богатства, не спрашивай, когда из-за засилья скупщиков и перекупщиков, сбивавших цены, плохой оснащенности рыбаков хирел тресковый промысел Мурмана, в приречных деревнях все больше появлялось «десятидворцев», кто содержал коровенку одну на паях с соседями.
70 копеек пуд ржи, 80 копеек пуд куропаток - на это ведь с какой стороны прилавка посмотреть!
Введенье - традиционные рыбные ярмарки. С них, с Поморья, лился неиссякаем поток в Россию из зимы в зиму.
Помните, Хлестакову в «Ревизоре» Н.В. Гоголя понравилось угощенье на обеде? Столичная штучка, Иван Александрович поинтересовался, что ему подавали, и получил в ответ:
- Лабардан-с.
А «лабардан», знаете, просто вяленая треска.
Воспользуемся поводом отметить: волостные торжки, базары собирались почти каждый месяц, иногда еженедельно. Так, в село Архангельское съезжались торговать по воскресеньям, в село Новленское - по субботам.
Как хотите, уменье продать подороже, купить подешевле, подать товар лицом числилось необходимой добродетелью мужика в прошлом.
«Декабрь снегами тешит». Тешит-потешит и возьмет «дорогу метелями переймет».
5 декабря - Прокопий зимний.
«Пришел Прокоп - разрой сугроб».
«С Прокопьего дня хороший санный путь, - определяла деревня, - сани сами катятся по гладкой дорожке, сами сани лошадке прыти придают». Святым покровителем санного пути, «прокапывателем дорог» почитался Прокопий.
Обильны снегопады, высоки заносы - всем миром выходили прогребать пешеходные тропы от жилья к гумнам, баням, чистить, обтыкать вехами большаки, почтовые тракты. Переметут колею снеговеи-замяти - без вех недолго путнику заплутать, обозу колею потерять. Работа общественная, и вечером собиралась пирушка за общественный счет. Холодный пост не препятствовал застолью: было бы винцо - чарочку рукавом занюхаем!
Смена времен года - чего ж не отпраздновать?
Молода и, как снегирек, румяна зима. Отпустила пегую лошадку, пешком расхаживает, легка на ногу. Пряха, рукодельница, щедра без меры: у любой елки шуба с ее плеча, на березовых ветвях кружева, подаренье в блестках изморози алмазов краше.
Никто не забыт ее милостью. Пощипал глухарь сосновых игол, пачкая клюв смолой, и сытый - бух сверху в сугроб! Заточится поглубже, точно пуховиком накроется, - что ему стужа? Грыз лось осинку, хрустел прутьями ивняка на зубах да лег - всякий раз ему простынка свежая наготове...
Месяцесловы не были чем-то застывшим: с заповедной давностью, это верно, расставались неохотно, под давлением обстоятельств, так новое подхватывали на лету.
6 декабря - Память Александру Невскому.
В этот день совершается память благоверному великому князю Александру Невскому и святителю Митрофану, епископу Воронежскому.
В устных календарях - Митрофанов день.
«На Митрофана ветер с севера, то спустя полгода будет ветер с севера и дождь пробрызнет».
Прими к сведению, проверь, совпадает ли с действительностью то, что зима лето строит.
Устные численники, добиваясь усвояемости дат, обращались к их смыканию, повторам, рисовали бытовые сценки:
«Введенье идет, за собой Прокопа ведет».
«Прокоп дорожку прокопает, а Екатерина укатает».
«Прокоп по снегу ступает, дороги копает, Катерина в санях катит к Холодному Юрью в гости».
7 декабря - Катерина.
В устных календарях - санница.
Если Введенье - ярмарки, рыбный торг, Прокоп - тесна беседа в застолье, тогда Катерина - праздничное гулянье, санному полозу слава. «Катеринин день пришел, катанье привел: катайся у кого лошадь да сани есть — на санях, а нет ни саней, ни лошадки - садись на ледянку, с горы катись».
Салазки вихрем вниз...
Удалые гонки троек, пар, одиночек...
Оправдал стужайло надежду, «дал саням ход»!
Снаряжалось раньше обозов к корабельным пристаням, в города уездные, губернские и прямиком до Москвы, до Питера (потом к железнодорожным станциям). Кладь собрана: семга, омуль в бочках-ижемках, мерный рыжичек. И масло сливочное и топленое, пушнина кипами, и кожевенное сырье, и моченая брусника, замороженные туши коров-яловиц, оленина и лосятина.
Худо-бедно, требовалась под одну дичь с Мезени, с Печоры тысяча саней, под сороцкую сельдь - и все сорок тысяч.
Понятно, извоз начинался и раньше, и позже дня Катерины, смотря по состоянию дорог. Скажем, селедку соловецкого посола старались вывезти еще до Филипповок: таково нежна, в рассоле «черствеет».
У жен ямщиков заранее за мужей болит сердце. Под Харовской, на Оброшном волоке, лонись лихие гультяи разбивали обозы...
У девок на выданье о ворожбе шушуканье. На Катерину им «не спится, не лежится, все по милому грустится». Бывать, в извоз сердечный друг направился?
«Женодавицей» слыла Катерина. На юге было в обычае ставить в воду прутья вишни: к Рождеству распустятся, заблагоухают цветами - на счастье, девица, к скорому замужеству, красная!
Введенье, Катеринин день - с древности смотрины новоженов Покрова-свадебника. Хоть палаты боярские, халупа на посаде, хоть изба крестьянская, покажитесь народу ладом-чередом. На санях: чем длинней поезд, тем выше честь «князю со княгинюшкой».
По градам и весям, по Москве белокаменной неслись вереницы саней, топали копыта. У молодого кафтан нараспашку, бархатный, с куньим околышем шлык заломлен на ухо. Молодая набелена, нарумянена.
Счастья молодым! Путем дорога!
Раздуматься, не такая уж бессмыслица - пожелать добра нашему прошлому....
Где гулянья, где гаданья - на большаках Севера ямщичья страда. Из зимы в зиму трюх-трюх лошадка, скрип-скрип гужи.
Сыра, обжигающа стужа. Непромерзшая, сквозь снег дышит земля. В поволоке седой хмари окрестности.
Чу! Заливается колокольчик. Почта, что ли? Уступи, сворачивай к обочине: почтовая гоньба не терпит задержек.
Пропустил обоз тройку с колокольцами под дугой, разминается со встречным обозом.
- Здорово живете, братцы! Откуда путь торим?
- Здорово, мужики! Мы из Кеми в Кубенское, с сельдью. А вы?
- В Красавине, ко Грибанову с куделью.
Возили с Белого моря селедку - в коптильни села Кубенского, как отовсюду поступал лен на Грибановскую фабрику под Великим Устюгом.
В бахроме инея березы: повеленьем Екатерины II они высажены вдоль трактов. Куржавеет шерсть лошадей, ноздри закупоривают ледышки. Стужа, что ли, прижала бы шибче, и убрала излишек влажности, - скорей полегчает.
8 декабря - Клим, Климентьев день.
Сдается, устные календари учли пожелания ямщиков: «Клим - клин клином зима вышибает, у мужика морозом слезу гонит». В пути холод нипочем: «Мороз — сорок пудов не воз»!
9 декабря - Юрьев день, Егорий-с-мостом (в знак упрочения льда). В устных календарях - Юрий холодный.
Дата духовных святцев запечатлела освящение первого на Руси Георгиевского храма в Киеве на Златых Вратах (XI век).
Святцы деревенские запечатлели событие, переломное для ряда поколений.
Земледелец Древней Руси мог вести хозяйство самостоятельно, причем с применением наемной силы; мог наниматься в работники, хотя бы к соседу, если не к дворянину-вотчиннику, и мог запродаться с семьей в кабальные холопы. Переход - где выгоднее, где больше платят - осуществлялся в конце сельскохозяйственного года. При приеме на оседлость работнику выделялись пашня, скот, постройки, орудия труда. По закону и обычаю, крестьянин, пожелавший сменить владельца, обязывался его предупредить о решении к Михайлову дню, внести за пользование домом, лошадью и так далее «пожилое» (рубль с алтыном); наниматель не должен был его задерживать дольше недели после Юрьего дня.
Земля - Божья, волен в ней едино государь.
Во временную и постоянную собственность пахотные, сенокосные, рыбные и другие угодья Москвой жаловались служилому чину, монастырям и в целом церкви: тем, кто ограждал державу от посягательств внешних врагов, кто молитвой и проповедью сплачивал народ вокруг престола.
Дворянин выслуживал землю ранами и кровью, тяготами походов. Добро, когда пришел с войны с добычей. Но война проиграна? Впадали семьи в нищету, «шатались меж двор», по выражению современников.
Обычай Юрьева дня издавна нарушался. Платить нечем, все равно помещик не отпускал мужиков, вымогая записаться в кабалу. Василий IV Шуйский с боярами в 1607 году издал указ о закреплении крестьян за владельцами земель сроком на 15 лет, а выяснилось - «на вечные времена».
Голытьба, у кого ни кола, ни двора, и зажиточные, сами державшие на подворьях холопов крестьяне очутились в цепях рабства или под угрозой порабощения:
«Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!»
Знатоки крестьянского быта Севера в конце XIX века утверждали: потомки крепостных и вольных земледельцев отличаются между собою, словно люди разных наций. Рабство унижало и растлевало, калеча души. Обитатели бывших помещичьих волостей, подчеркивалось в исследованиях, низкорослы, слабосильны, хозяйствуют спустя рукава, в слове нетверды, избы их тонут в грязи, крыты соломой, у деревень вид удручающий...
Напротив, крестьяне, не испытавшие крепостной зависимости, наоборот, предприимчивы, физически крепки, строения в деревнях добротны, церкви богато украшены. Исстари сложилось у хлеборобов черносошных: уплатил подати - и никого над тобой, кроме государя. До царя, однако, далеко, на ниве и в избе ты сам себе государь.
Словом, у свободного крестьянства свои были преимущества. Даже по сравнению с дворянами, для которых служба - за поместья, за владение крепостными - долго была обязательною.
Историкам-краеведам, наверное, известно, как дворянин-однодворец, проживавший рядом с нашей Городищенской округой, добивался в ХУШ веке перевода его в крестьянское сословие.
Случай не первый. Вблизи райцентра Нюксеница расположено древнее поселение, по-старинному Дмитриев Наволок. Судя по документам, здесь в ХУП веке крестьянствовал Ерофей Святитский (кстати, на правобережье Сухоны течет такая речка Святица, с мельницей у деревни Быково). Семья редко видела его дома. Святитский объявлялся то в Соли Вычегодской, то в заполярной Мангазее, куда холмогорцы, пинежане, тотьмичи, устюжане, как бы продлевая охотничьи путики, хаживали промышлять соболя.
Затем Ерофей обнаружился в Восточной Сибири, именуясь по архивным бумагам уже Хабаровым. Хлебопашествовал, основывал на Лене солеварни, мельницы. Кругом свои, северяне, народ хваткий, приемистый - с ними и ладить заединщину!
Почему забирались в экую-то даль? «Рыба ищет, где глубже, человек, где лучше». Крепостничество шире охватывало Вологодчину. Дотоле не знававшие помещиков деревни Бохтюги, Кубены, вплоть до озера Воже, не говоря об Обноре, Грязовце, оказались во владении дворян. Отток населения с Сухоны, с посадов Великого Устюга принял угрожающие размеры. Бежали в Поморье, за Урал. Гнал страх. Страх перед надвигающейся из центра Руси неволей: пустели поселения, забрасывались пашни - подати стало платить некому.
И в Сибири не усидел Ерофей: возглавив смельчаков-добровольцев, казаков, в 1644 и 1652 годах дважды пускался за тыщу верст к Амуру. Отвагой, храбростью отряда Россия присоединила Дальний Восток, побережье Тихого океана.
На походы вожак изрядно тратился, за долги был посажен в острог, претерпел кандалы, издевательства.
Арестанта-землепроходца для суда препроводили в Москву. Его самоотверженности дали-таки оценку: в звании «сына боярского», со славой приехал на Лену.
Представьте, новоявленный дворянин запросился обратно в крестьянство, обязуясь за отказ от царской милости пахать землю, варить соль и вносить налоги. Мужик, чье имя носит город Хабаровск, станция сибирской магистрали -Ерофей Павлович!
Судьба на удивление счастливая. Ну ведь и «хабара» - словцо древнее, раньше означало удачу, успех в замыслах и предприятиях...
Таков он вкратце, Юрий Холодный, у кого гостила Катерина-санница.
«Мужик болеет и сохнет по Юрьев день» - говорят, это присловье устарело. Не знаю, что ответить, не владею вопросом. Забыта к Юрью дорога, и кто бы надоумил, где ее найти, пешком бы по ней отправился, - ну, кто еще со мной Юрья деревенских святцев навестить?
10 декабря - Знамение.
В устных календарях - Роман.
Роман, наверное, у нас рыбаками Белого озера был наипаче отмечаем: «С Романа подледный лов снетка».
Знамение - это праздник иконы Богородичного чина, прославленной чудесами в Великом Новгороде с 1170 года.
Сторона сельская воспринимала его на особый лад: старики зорчей наблюдали за звездами, ветрами, течением облаков, провидя в «небесных знаменьях» пророчества о роде людском. Вот какие при том выводы делались, при себе деревня оставила.
Одни рыбы, вроде язей, голавлей, «шуб» от зимы удостоились, тело облегла плотная слизь; у других, вроде налима, сига, ряпушки, ход на икромет. Кто на глубине зимовальных ям сонливо шевелит плавниками, - налим пуще всех разгулялся. Попав в мотню невода, обжора и там хватает снетков, набивая бездонное брюхо.
Поди, на Мезени уженье наваги «на тряпочку», в тундре - лов песцов «на лоскуток». Белая полярная лисичка без удержу любопытна: шест с клочком оленьей шкуры выманивает ее прямо к капкану. Что там такое на ветру развевается, шелестит? А капкан - цоп за лапку, и дело с концом.
11 декабря - Степаны зимние.
Юрий холодный берлоги снежком окутал медведям на сладкий опочив, распустил волчьи стаи по задворкам деревень шастать. Знаменье погасило последние проблески дня в Приполярье, углубив круглосуточную ночь в просторы тундры. Похоже, Степанам зимним в северных устных святцах досталось лишь упоминание.
12 декабря - Парамон и Акакий-целитель.
Хворые и болящие с молитвой обращались к преподобному Акакию. Но о здравии телесном пеклись и деревенские численники. К Гурьяну, которого они обеспечили пегой лошадкой, примыкал совет: «На стол хрен и морковь». «Щи да каша пища наша», а овощей не сторонись, не привязалась бы «куриная слепота» и злая цинга, раньше свирепствовавшая среди зимовщиков на промысловых становищах.
«Парамон - задуй полы, оснежи долы». В самом деле, ветер пронизывает насквозь, хлопает полами армяка. Сносит снег с дороги, до земли обнажаются мерзлые комья, лед. Полоз саней дерет об острые шипы - тяжко обозным лошадям.
«Утреннюю зарю смотри!» - наказ Парамона хоть домоседам, хоть тем, кто в пути.
«Утро красно - быть декабрю ясным; коли Парамон со снегом - жди метелей вплоть до Николы».
«Багряная заря с Парамонова дня на Андреев - будут сильные ветра».
Пусть метелит и вьюжит: «Зима без снегу - не быть хлебу». «Снег глубок -хлеб хорош».
13 декабря - Андрей Первозванный.
Апостол Андрей, проповедуя учение Иисуса Христа, достигал земель славянства и был казнен на Кресте в 62 году. Флаг военно-морских сил России несет символ этого Креста, поэтому называется андреевским.
Стояли рядом изречение «Святой Андрей Первозванный -русской церкви камень» и наказ «Слушай воду!».
Ночью стариками навещались реки, озера. Да, чуть не забыл: на Юрья еще «колодцы слушали», предвосхитить бы характер зимы.
Наставления зори смотреть, воду слушать, пожалуй, сегодня ничего не вызовут, кроме усмешки. Тем более что к Юрию колодезнику, издревле волчьему пастырю, заступнику с весны зверья дикого, примыкало поверье: ляг в колоду-домовину, уподобишься, старче, медведю - без горя-лиха зиму прсьспишь.
Шутки в сторону, не о них речь. Ну если в самом деле деревне удавалось то, что представляется нам невозможным? Пласты почвы, промерзая неравномерно, приподнимаются и опускаются, порождая колебания воды. Что если эти сдвиги, усиленные мощным резонатором, таким, как озера, речные плесы, колодцы, становились доступны слуху?*
Примечай:
«Тихая вода — к хорошей зиме; шумная — к стужам и метелям»,
Ходили к рекам, слушали колодцы и, не ступая за порог, справлялись о погоде на завтра:
«Красный огонь в печи - на стужу, белый - на оттепель».
«Нагоревший уголь на лучине крутится - к морозам...»
Спору нет, вызывать из небытия древние приметы - занятие неблагодарное. Одинаково, что тащить лучину в избу с электричеством и газом. Поймите и вы, что разговор о том, как тонко чувствовали окружающий мир наши с вами предки, способные связывать в единство недра земные и глубины небес; как вели они поиск закономерностей и надеялись, что продолжат его грядущие поколения.
14 декабря - Наум.
В устных календарях - грамотник.
Наследие давнего, когда детей отдавали учиться зимою: на дому у дьячка, у отставного солдата, соседа-грамотея.
«Ученье - свет, а неученье - тьма» - наугад берем из молвы старинной. «Грамоте учиться — всегда пригодится». «Неученый, что слепой — веди куда хочешь».
Нужды нет льстить прошлому, преувеличивая уровень деревенской грамотности, и смысла нет преуменьшать тягу народа к просвещению. По деревням Двины и Ваги, Сухоны и Пинеги, Печоры и Мезени хранилось изрядно сочинений древности духовного и светского характера, рукописных травников-лечебников, советов по домоводству. Поморы владели искусством чертить карты, составлять лоции. Умельцы разбирались в довольно сложных механизмах:
* Современные ученые - геофизики, почвоведы и климатологи - не видят в это обычае ничего странного или сметного. В наше время «услышать воду» стало намного сложнее в связи с резко возросшими размерами антропогенного вмешательства в природную среду, что сильнейшим образом сказалось на почве и почвенных водах. Но во время складывания приметы как ежегодного обычая, составной части культурной традиции наблюдения за природными явлениями (деревенских святцев) дело, очевидно, обстояло иначе. Услышать движение подземных вод вполне реально. Причем это не зависит от изощренности слуха наблюдателя (на эту роль годится любой человек с нормальным слухом). Гораздо важнее время года, структура почвы, глубина залегания грунтовых вод. месторасположение и особенности конструкции колодца. - Прим. научного редактора.
ремесленниками из-под Устюга были установлены и обслуживались первые часы с боем Спасской-Фроловской башни Кремля. Шахты по добыче соли, суда ледового плавания, многокупольные деревянные храмы - мужики, все мужики плановали и строили.
Пример Михаилы Ломоносова и скульптора Федота Шубина, земляков-однодеревенцев, - показатель духовных сил северного крестьянства. Пример, увы, редкий: путь к вершинам науки, образованности «подлому сословию» был перекрыт. Не пробейся Ломоносов к признанию при дворе как поэт-одописец, наверное, для истории остался бы либо выходцем из сельского духовенства, либо сыном дворянина, за кого себя выдавал, придя в Москву с подложными документами.
Живучи представления, мол, деревня по ее темноте, невежеству была неспособна на отдачу, и поэтому нечего на нее тратиться. Часы Спасской башни? Их собрали устюжане с посада! Ерофей Хабаров родом с сельского Присухонья? Он горожанин, его имя выбито на монументе, увековечившем героизм землепроходцев, уроженцев Великого Устюга!
Архивы... Молчите, кто в этой пыли роется? Кому нужно?
На зеленом угоре Сухоны неказист памятный знак, отсюда-где шагнул Хабаров к Великому океану, зато в городе - гранит, бронза. Экскурсовод читает туристам стихи о любви к отчему краю:
Для меня все ягоды здесь сладки,
И приятно, и смешно, что их
Продают в листочках из тетрадки
Иль в обрывках «Жития святых».
Правда, поравнявшись с зеленым угором, пароходы подают величальные гудки, да кому их слышать - заколоченным избам, железному паруснику, что едва виден в сумраке белых ночей, поднятый над землей небось стараниями электросварщика из сельхозтехники?
Не плавать железному кораблику, и замкнем уста. Чего там, разве впервой!
15 декабря - Абакум.
Как раз бессловесен в деревенских святцах, может, оттого, что возглашался книжниками несчастливым. «Ешь пироги с грибами и держи язык за зубами» - неужели трудно?
Абакум был гранью детства, веками памятной. Вчера будущего грамотея, знакомя с учителем, «наумили»: стоя на коленах, клал отрок поклоны трижды и трижды получал по спине плетью от наставника грозна, сурова.
Сегодня «понаумленный» шествовал на настоящий урок в сопровождении маменьки. Голосила сердечная, ровно сына вела на казнь, и несла учителю курицу, гуся, на худой конец горшок каши: не мори кровиночку за книгами, прости Господи, и без грамоты люди живут!
16 декабря - Иван молчальник.
Опора предыдущих дат, тем не менее кое-чем обмолвимся. Слово... Оно в начале начал! Искони сведана его сила: «Слово пуще стрелы разит». «Ласковое словечушко, что вешний день». «Слово - закон», велик с него спрос. «От одного слова да навек ссора». «Добрая молва дело растит; жаль, что добрая-то дома лежкой лежит, а худая далече бежит» - еще одну сторону жизни высвечивала народная мудрость. «На словах так и сяк - на деле никак». «Слово за слово, а коснись дела: стой, не туда заехали!» Пустопорожнее краснобайство отвратно: «Рассказчика не ставь в приказчики». Помни: «Слово - серебро, молчание — золото».
За преподобным Иоанном молчальником, сутки спустя, в духовных святцах - преподобный Иоанн Дамаскин (VIII век).
Святой Иоанн Дамаскин был доверенным лицом халифа в Сирии. Писатель-богослов, святой Дамаскин содействовал поражению еретиков-иконоборцев Византии. Оклеветанного ими вельможу обвинили в государственных преступлениях. Кисть правой руки, державшую перо, отрубили и вывесили на базаре - ко всеобщему поруганию. Ложь раскрылась, халиф, устыдившись, предложил Иоанну занять прежний пост главы правительства, святой Дамаскин отказался: тлен и суета - блага земные. Его принял монастырь. В келий утлой создаются строки - ликующе-радостные, исполненные божественных откровений, и скорбные, рвущие сердце печалью об юдоли, человеку предопределенной.
Жизнь святого Дамаскина овеяна преданиями. Одно из них получило своеобразное преломление на Вологодчине.
Вечером в день публичного позора Иоанн испросил у халифа отрубленную палачом кисть. Пал он пред иконой Божией Матери с жаркой мольбой исцелить руку, писавшую в защиту православия. Усталость, переживания, боль смирили страдальца. Во сне его посетило видение: Пречистая пообещала праведнику заступничество. О чудо! Проснулся Иоанн здоров, владея десницей, как прежде! К иконе он приложил отлитую из серебра руку. Так зародилось почитание Образа Божией Матери «Троеручицы».
В годы далекие близ деревни Девять Изб Грязовецкого уезда появился святой источник - во славу иконы «Троеручицы», на исцеление страждущих. К нему совершают паломничество: почерпнутая из источника влага сохраняет свежесть годами. Струи ледяные, а между тем тому, кто спустился в ручей для омовения, вода кажется горячей.
Предания меркнут перед былью: 1200 лет слово Иоанна Дамаскина, нареченного за поэтический дар Златострунным, звучит по свету, где подняты кресты христианских храмов!
А на дворе дни, как близнецы, и утро, кажется, не успев проясниться, переходит в вечерние сумерки. Дали серо-синие, выстуженные, и что и света, то от снега. Осмеркнется, а снег светит и светит - до звезд, до месяца. Но что же в устном календаре?
17 декабря - Варвара.
«На Варюху береги нос и ухо».
18 декабря - Савва-с-салом.
19 декабря - Никола Зимний.
Святитель Николай чудотворец, епископ Мир Ликийских (IV век). Он «ведает все воды и броды». Он счастливых браков поручитель, путешествующих опора, хлебопашцам надёжа, за Русь у престола Всевышнего предстатель. Дни памяти чудотворца праздновались Русской Православной церковью и русским народом как дни великих праздников. По особой любви к угоднику Россия считает его своим покровителем. Неисчислимо количество чудес, совершенных святителем на Русской земле.
Имя Николай означает по-гречески «побеждающий народ». И действительно, своей любовью, делами милосердия, непреклонной волей доброжелания великий святитель покорил сердца людей.
Храмов-то строилось преподобному', «...от Холмогор до Колы тридцать три Николы (церквей его имени)» - сложено на Севере, где чтился угодник покровителем рыбаков и зверобоев.
Вологда не люден был город, и то же самое: Никола-на-Глинках, Никола-на-извести, Никола у Золотых Крестов, Никола во Владычной, Никола-на-Сенной. Ударят колокола, не заглядывай в святцы, кому празднуют.
Для Поморья Николин день - рубеж, окончательно разделявший летне-осенний и зимний сезоны, когда начинался ледовый промысел морского зверя и лов сетями сельди в прорубях.
Ничего, все путем, на то внедрился стужайло, чтобы установить вдоль и поперек Руси санные волока, упрочить на водоемах переправы.
Стеклянно блестят колеи. Сани ходко бегут - действительно, полозья не салом ли смазаны?
Сани-санки, санки-самокаты –
Разукрашены богаты,
Разукрашены-раззолочены,
Сафьяном оторочены...
Сани сами катят,
Сами ехать хотят!
«У доброго мужика на Николу Зимнего торг стоит» — это касалось в целом Беломорья, уездных центров, как Пинега. Шкуры тюленей, белых медведей, домашних оленей, таежная пушнина, сало и ворвань, дичь и рыба, рыба. В Кеми, наверное, речным жемчугом поторговывали: не зря перлы украшали герб города. Массовый товар для сделок, в частности, в ярмарочном селении Шунга (Повенецкий уезд Олонецкой губернии) - сельдь летних и осенних уловов. Преимущественно мороженая - близко к 100 тысячам пудов.
Законной ярмаркой Вологды слыла Крещенская, но и Никольские базары привлекали. Местный хлеб в зерне, сено, мука, продукция кустарей, фабрично-заводские изделия - обувь, ткани, посуда. Запасались с возов к постам сущом, грибами, льняным маслом, на Рождество к разговенью — сливочным и топленым, крупчаткой. Бойко шли ювелирные товары (сравните: всю губернию в 1892 году обслуживали 4 токаря, а золотых и серебряных дел мастеров было 44).
20 декабря - Обросим.
«Обросим сорок праздников отбросил». Холодные Филипповки, впереди больших гуляний не предвидится.
Святой Амвросий Медиоланский - наместник двух областей Италии, по кончине епископа Авксентия, пришел в собор для поддержания порядка. Святой Амвросий выказал себя достойно и народом Божиим был избран... епископом.
Впоследствии святитель Амвросий, богослов, стал автором богословских текстов и духовных гимнов. Непреходящи его заслуги в области музыки, хорового пения.
Реформатору удалось соединить традиции античности и новое, что вносила жизнь, что она требовала для упорядочения богослужения в храмах. Младший современник Амвросия Медиоланского святой Августин так отзывался о его произведениях: «Как я плакал над твоми гимнами и песнями, о Боже... Эти голоса касались моего слуха, и истина Твоя изливалась в сердце мое. И возгорелось во мне чувство благоговения, и полились слезы, и стало мне при этом хорошо».
Напев, потрясший искушенного слушателя, был «амвросианский». Ценителям духовной и хоровой музыки поныне известны «лады истинные», или «амвросианские».
Что Русь в веках страна песенная, думается, достаточно заявлено. Было на чем расцвести церковной музыке. Овладеть крюковым письмом, знаменным распевом раньше составляло нелегкую задачу. Фиты - громогласная, громозельная и громосветлая, душеполезная, девическая, двоечельная, двоестрельная... Кулизмы и полукулизмы, змеицы, дробицы... Перелетки и перескоки, переступы и перевертки... Певчим мало было знать кучу терминов и что они обозначают, нужно было владеть необозримой, стоявшей за ними гаммой мелодий.
Былому увлечению хорами свидетель церковь святителя Амвросия в Новодевичьем монастыре Москвы. Ее построил Борис Годунов рядом со дворцом для сестры Ирины, вдовы царя Федора Иоанновича.
Голубой полумрак под сводами, покрытыми настенной живописью. Огоньки лампад тепло и многоцветно высвечивают ризы, каменье образов, позолоту иконостаса.
Летний запах горячего воска свечей, душистого ладана... И сладкоголосье хора, музыка, очищающая душу до причастности к чему-то великому, для чего мала наша Вселенная!
22 декабря - Анна.
В устных календарях - темный день.
Зимы первенец, хмурень и ветрозвон: при нем вьюги, вихри легки на подъем, а когда солнышко проглядывает, за весь месяц на пальцах перечтешь. Глаз снегами тешит, на окнах ледяные травы пишет, ухо морозом рвет, да все-таки внук октября. Не зарекайся, что взамен стужи не подпустит грязь, не двинет колесить по полям на пегой лошадке!
Сходится и так, что гром грохочет, дождь поливает...
В чем не произойдет оплошки, так в том, за что день Анны прозван темным для устных численников, застолбивших самую длинную ночь годового круга. День нес приметы:
«Опока (куржевина) на деревьях - к урожаю».
«Волки стадятся».
В степях они сошлись свадьбы играть.
На Севере глубокий снег понуждает серых к поиску добычи семейными сообществами, при переходах использовать дороги.
Припозднился в пути, торопись к жилью: «Анна, гони лошадей!»
Темь. Храпят взмыленные кони, мечут в передок саней ошметья снега из-под копыт. Далеко дрожащие огни изб, близко стелются в дикой скачке звери. Гони... «Анна, гони лошадей!»
23 декабря - Мина, Ермоген, Евграф и Иоанн, Стефан и Ангелина.
Приметы, обряды к ним отсутствуют - зачем вставлять в строку? Думается, нужно - как подробность сельского быта, когда деревня сосредоточивала миллионы икон. Киот красного угла, божница с лампадой содержали иконы Спаса, Богородицы, Николы Угодника, святых, тезоименных хозяевам дома и т.д.
Выходит замуж девица, ей непременно доставалась икона Божией Матери либо святой, в честь которой невеста наречена. Такой иконой родители благословляли дочь на новую жизнь. Помимо «благословляющего образа» северянкам вручали «запостельный образ» - икону, водружавшуюся над брачным ложем молодых. Поэтому сегодняшняя именинница могла внести в дом мужа как приданое икону своего ангела, просветительницы Сербии XV века святой Ангелины.
24 декабря -Даниил, Никон, Лука.
К дню Анны урок - проведать зимующих пчел. Сегодня кур покорми, хозяйка, из правого из рукава: раньше будут нестись!
«Обычай старше закона». От людей отставать негоже. Не по обычаям, то по привычке, а исполняй заветы старины.
Нельзя пропустить, что случалось обманываться и календарям. Нетерпение оставить позади темные дни подстегнуло крылатую молву:
«Варвара ночи урвала, дню притачала».
Забегала вперед Варюха на целую неделю...
25 декабря - Спиридон.
В устных календарях - солноворот.
С него, никак не раньше, велся отсчет прибыли дня «на гусиную лапу», «на куриный шаг». С него всерьез «солнце на лето, зима на мороз».
Степенные деды обменивались мнениями:
«На Спиридона с утра солнечно - весной не торопись с ранним севом».
- Верно-верно! Сей, на то взирая, когда пасмурно. С утра в день-Спиридон небо в заволоке - сев средний будет удачлив, вечер пасмурный - поздний сев оправдается.
У кого сады, полагалось яблони трясти с приговором на прибыль света, на благополучную зимовку деревьев: «День-Спиридон, подымись вверх!» Ликованьем, кликами, песнями провожала детвора закат солнца:
Солнышко, повернись!
Красное, разожгись!
Красно солнышко, в дорогу выезжай!
Зимний холод забывай!
В древности возжигали «живой», полученный трением огонь. Отголоском этого обычая позднее выступил обряд катания горящего колеса с горы. Колесо - символ солнца, космоса, бесконечности движения:
Колесо, гори, катись,
С весной красною вернись!
Вижу родную деревню, ее дома и березы, нашу избу в усторонье, тремя ее окнами к Магрину бору, на исполинские сосны у гумна и дедову охотничью лыжню.
Моя бабушка, Агния Игнатьевна, в памяти хранила россыпи сказок, бывальщин, строй множества обрядов. По духу, по сути ей обязаны появлением эти календарные обзоры.
Не катали у нас колеса. Прошлое заслонялось новью и не скажу, строго ли соблюдался у нас также обет двенадцати поленьев: белокорые, березовые в день по одному откладывали - в сочельник печь топить, кашу варить.
26 декабря - Евстрат, о ком пометка, что он «солнышку рад».
«Солнышко в рукавицах (туманное) - к холоду».
«От солнца ноги (лучи пучками вниз) - на морозы, хвост (пучки вверх) - к вьюге».
«Солнце с ушами - на морозы...»
Евстратов день увлекал к прилежности в наблюдениях, заставляя вспомнить августовских погодоуказчиков. Будто бы двенадцать суток выверяют ход по годовому кругу: от погоды 26 декабря зависит январь, 27 декабря строит погоду февраля, 28 декабря - марта.
«Евстрат солнышку рад», а ребятня деревенская?..
Лес как околдован, стежки-дорожки запуржило. Дугой согнуты гибкие черемухи, ивы вмерзли вершинами в суметы, перегораживают пути проведать Городишну-реку, ее берега, луга-наволоки.
Недоступен Магрин бор, за вьюги, морозы поседелый. Зайцы из него ночью выбегают к огородам, тетеревье осыпает березы поклевать почек.
Плетешься, бывало, на гумно, ресницы склеиваются, так жжет стужа, спирая дыхание; глаза слепнут, так сверкает, искрится вокруг.
Снег в густом накрапе, у скирд соломы, кладей льна сплошная путаница, разве что дедушка разберется, чьи следы - ласок, горностаев или мышей, но, наверное, всех разом.
Вдруг хлопанье крыльев: выпустило гумно птиц, хвосты на просвет красные.
Куропатки...Полевые куропатки!
За ними с истошными воплями вылетели крикуньи сойки, хохлатые, с голубым оплечьем, потом брызнули врассыпную воробьи. Сколькой живности давали гумна зимой приют и пропитание!
Ступишь за ворота, и обнимет потемень. Не скоро различишь на стропилах осиные гнезда. Бабушка говорит, что осы в гумне - к урожаю, что Евстрат дня прибавляет на пядень. А дедушка сказывал: раньше парни учились плясать «оттоп», «сударушку», «восьмерку» в гумнах, коли святки на носу.
Пока некому плясать, ужо я подрасту. Дивья сойкам, воробушкам: ишь, сердятся, раз их пугнул. В темечко бы клюнули, да на мне во какая шапка! Нечего разоряться, ишь, прижились на даровом-то!
Все декабри детства отложились у меня в один день - радостный, солнечный, со слепящим сиянием снегов, с лесом, окованным стужей, когда вылетели в трепете крыльев из темного провала гумна серые куропатки...
27 декабря - Калинник.
Чему он соответствовал, знать, в веках утратилось, а что-то значил, если устные численники ему уделили строку нерукотворную.
На мерзлой калине розовые свиристели, на ольхах чечетки, в городах на колокольнях, куполах церквей серые вороны.
Им наши стужи - светлый рай, гостьям зимним из края полярной ночи!
28 декабря - Трифон Печенгский, Кольский.
Еще один пример, что и окраины Руси имели своих святых покровителей.
К Коле отношение было настороженное у приезжих. Перво-наперво по природным условиям. Залив, простоявший зиму открытым, мог вдруг весной льдами запереть промысловые суда. «Кольская губа - что московская тюрьма» - крылатая молва поморов, видать, не раз ждавших у моря погоды. Народ отпетый заносило в Колу: «Человека убить - что кринку молока испить». «Кто в Коле три года проживет, того на Москве не обманут».
А земледельцы глубинной Руси длили пророчества по приметам:
«Иней на деревьях - к урожаю овса».
«Гладкий снег на полях - к недороду».
На пядь к весне ближе, и о чем у пахаря думушки, если не о хлебушке!
Различие между холодами оттеняли завзятые природознаи.
29 декабря - Аггей.
• Пришел Аггей с морозом, когда «воздух зябнет, инеем сеет». Ну, «зима за морозы - мужик за праздники»! Смекала деревня: «Коли утром на Аггея большой мороз, то он простоит до Крещенья». «Если на деревьях иней, святки будут теплые».
30 декабря - Данила.
Гнетет стужа: «На Данилу топи печку, чтобы на два дня тепла хватило».
Поздним вечером молодежь жгла костер. Распалится жарко пламя, в огонь бросали трех снежных кукол: быстро костер погасится тающим снегом - святки-колядки выстоят при ведреной ясной погоде; тлеют поленья - лютые морозы, метели, чего доброго, помешают веселью.
Снежных кукол потому три, что с ветхозаветным пророком Даниилом в духовных святцах соединялась память по отрокам Ананию, Азарию, Мисаилу. Лет триста назад в храмах Вологды, Великого Новгорода, Москвы разыгрывалось «Пещное действо» про то, как царь Навуходоносор изваял себе монумент для поклонения подданным. Кто смеет уклониться, тому казнь в «пещи» - печи раскаленной. Троих юношей, отказавшихся исполнить приказ, низринули в оную, да ангел спас, ибо грех поклоняться, яко Богу, земным владыкам.
Деревня, позаимствовав из сего действа нужную толику, превратила все в молодежную забаву - что с нее спросишь?
31 декабря - Медост.
В устных календарях - скотник.
Празднество, в частности, олонецких волостей. Чествовали покровителя домашнего скота Медоста.
Вот и все, истек месяц-студенец, внук листобоя, просинцу батюшка, метельному бокогрею дедушка. Замкнулся годовой круг - нет ему конца, нет начала.
Признавай или отрицай существование деревенских святцев, они держались молвой пахарей и обитателей городских низов. Веками звучал призыв любить Отечество, родную землю. Всю землю: от неба в звездах до васильков во ржи и омута в утреннем тумане. Всю и всегда - в зной пыльной суши и в осенней слякоти. Среди росных трав луга и на хлебной ниве. В бурю-поветерь на рыбацкой лодке и на лыжне охотника-промысловика.
Быть в согласии, в любви и единении с окружающим миром - извечная мечта человека. Постигали мир, берегли, нам поручали беречь деды-прадеды, завещая в наследство потомкам сокровенные чаяния о жизни как празднике труда, свободного на свободной земле.
Предназначение крестьянства творцы и носители устных численников выверяли строго, мерили мерой высокой. Касалось ли крылатое слово края, судьбой уготованного для них, национального ли характера, взаимоотношений ли в обществе, в семье - нет себе скидок. Поэтический сказ о временах года - вместе с тем сказ о тысячелетиях, о прошлом и настоящем, о грядущем народа, как оно провиделось исстари. В ярком, пестром потоке обрядов, поверий, под шум масленичных гуляний, девичьи распевы купаленки, катерининские колокольны нет-нет и выделишь струи, исток явлений, ту искорку, что занялась пожаром помещичьих усадеб; тот толчок, обернувшийся гулом колокола оземь, сверженного со звонницы сельского погоста; то начало кабаньей тропы, столетия спустя приведшей на пустырь, где горбилась тесовыми кровлями единственная на свете деревенька, белая от берез, к развалинам моего дома - от него уцелел только камень-приступок вытирать ноги после дороги.
Обзор очень далек от полного охвата условий, быта, времени, в каких существовала северная деревня. Хотелось дать лишь представление о крестьянстве в прошлом, о ноше, которую взваливали себе на плечи деды-прадеды наши - с надеждой, что помянем их труды добром. Возможно, не без пользы эта книга придется тем, кто взялся нынче налаживать крестьянские хозяйства.
Не полон и месяцеслов, устные святцы деревенские, как здесь поименовано. Допустим, на Конона-огородника кое-где исполнялся обряд трех ямок с заговорами супротив засухи, мошки летучей, червя ползучего. Сороки в Каргополье звались Тетерочным днем: завивали, пекли кружевное тесто - в честь солнышка-высоколнышка златокудрого и весеннего равноденствия. Кроме Николы Вешнего - 22 мая, северянами глуши таежной соблюдался 23 мая Никола-на-Горе. И так далее, и тому подобное - есть пробелы, есть пропуски, так как охватить целиком обряды, поверья, сопутствовавшие устным календарям, мне кажется задачей неисполнимой в кратком обзоре.
Сегодня значительные средства собираются на возрождение памятников культуры, истории минувших времен. Благая цель оживить Соловки, поднять из руин Спас-Каменный, по планам, чертежам срубить заново храм в Анхимове, только, по-моему, руины тоже памятник былому. Впрочем, мне ли судить и рядить, человеку без малой родины. И сколько нас таких, неприкаянных!
Были, не были устные численники - что теперь сказать, если точно, что их нет. Понадобятся - войдут в жизнь. Не раньше, чем поля, заросшие ольхой, ивняком, примут зерно, место заглохших крапивой развалин, пустырей займут храмы, и светлые горницы услышат детский смех, а поля - забытый звон колоколен. Если вернутся в быт устные месяцесловы, то обновленные, иные, чем прежде, как иной станет жизнь, обретя свои, присущие времени мечты и чаяния, святыни и торжества. Наверное, уточнятся также прикидки о погоде, прогнозы - теперь с поправками на то, что лишился Север хвойного щита тайги, нет былого изобилия рыбы в морях, дичи, пушного зверя в лесах, что редкий город не обзавелся собственным микроклиматом.
Впрочем, не будем загадывать: жизнь все покажет!
Зима...
Утром дымы над деревнями, поселками, точно многотрубный корабль разводит пары пуститься в дальние пути.
Куда, если не дальше в зиму - дальше, все дальше к холодам и вьюгам!
Чуть-чуть протяжнее вчерашнего солнце застаивается в стылом небе. Чуть-чуть, но эти «темные» дни, эти свирепые морозы, лихие метели - предтеча рассвета новолетия.
Брезжит. Все-таки забрезжило...
Прощай, старый, здравствуй, новый год!
по свидетельству летописей
855 год - стужа и гололед в Причерноморье и по Дунаю, продолжавшиеся 120 дней. «Глад велий зело», - отметил летописец.
1028 год - полярное сияние достигло Киева.
1154 год - на Черниговщине в ратях падеж лошадей, мор воинов.
1302 год - волости Севера, земли Великого Новгорода с 22 сентября по 27 декабря охвачены дождями.
1417 год - в декабре появились сразу две кометы. Причем хвост одной - «велик, и долог, и толст» — яркостью затмевал саму комету.
1504 год - зачин зимы выдался теплым, лед взломало, судоходство на реках продолжалось и в январе.
1596 год - землетрясение в Великом Новгороде. «И церковь, и келий, и житницы, и двор конюшенный - все погибло, один только столб остался алтарный», - занес на листы монастырский летописец.
1681 год - северяне наблюдали комету: «явися на небе столп облачный, светлый на западе от звезды, и стоял по февраль-месяц».
Учебное издание
Иван Дмитриевич ПОЛУЯНОВ
ДЕРЕВЕНСКИЕ СВЯТЦЫ
(по устным народным календарям)
Научный редактор И. А. Кузьмин
Корректор С. В. Кошеварова
Художники Ю. Д. Александров, В. Ю. Яковлев
Оригинал-макет П. М. Смирнов
Издательство
"Технологическая Школа Бизнеса"
105215 Россия, Москва, 5-я Парковая ул., 60
ЛР №060876 от 11.04.97
Подписано в печать 25.12.97. Формат 70x90/16
Гарнитура Times. Печать офсетная
Уч.-изд. л. 22. Усл. печ. л. 22,75
Тираж 11 000 экз. Заказ № 6846
Налоговая льгота -
общероссийский классификатор продукции
ОК-005-93, том 2; 953000 - книги, брошюры
Отпечатано в России
на АООТ "Тверской полиграфический комбинат
170024 Тверь, пр-т Ленина 5