До второй половины XVI в. изложенное нами общест-
венное устройство только формировалось, мало-помалу вы-
тесняя старые русские формы быта. Более всего польскому
влиянию поддавалось литовское дворянство, стремившееся
занять в Литве то же положение, какое польская шляхта
занимала в Польше. Но для получения польских прав дво-
рянам нужно было стать католиками, а принятие латинства
вело за собой полное ополячение. Отступление от веры
возбуждало протест со стороны тех, кто оставался верен
православию; стремление завладеть крестьянским трудом
открывало бездну между католиком-дворянином и правос-
лавным крестьянством; желание получить политические
права в стране возбуждало против литовской шляхты ли-
товскую аристократию, потомков удельных князей литовс-
ко-русских. Так польское влияние вносило в жизнь Ли-
товско-Русского государства ряд острых антагонизмов, и
могучая партия, верх и низ литовского общества, сильно
противилась великому сближению с Польшей.
С первой половины XVI в. Московское государство
резко поставило Литве вопрос о возвращении Москве ста-
ринных русских "отчин" -- западных русских земель. Мно-
го сочувствия возбудила Москва в Литве, много западно-
русских владетелей охотно переходило под власть Москвы
(князья Чернигово-Северские, Новосильские, Белевские,
Одоевские, Воротынские, Глинские и т. д.). Москва
счастливо добывала себе земли войнами и простым приня-
тием подданства со стороны литовской знати, уходившей
от католичества и Польши. Существование Литвы подверга-
лось опасности; литовцы, тянувшие к Польше, крепче ста-
ли держаться польского союза. Но до унии с Польшей было
еще далеко, если бы не наступили в Москве времена Гроз-
ного и не началось обратное движение княжат из Москвы в
Литву.
В Москве в XVI в. развивался порядок демократичес-
кий и строго монархический, и литовская знать оказалась
в таком положении, что должна была выбирать или потерю
политического влияния с присоединением к Москве, или
потерю религиозно-нравственной самостоятельности с при-
соединением к Польше. Середины не было, потому что и
Польша, и Русь наступительно шли на Литву. В середине
XVI в., в 60-х годах, московские войска взяли Полоцк и
хозяйничали в Литве, а последний Ягеллон Сигизмунд II
Август настаивал на унии с Польшей. На протест Литвы
Польша отвечала угрозой оставить Литву на жертву Гроз-
ному царю. Сейм 1569г. в Люблине полгода рассуждал об
унии. Литовские послы уехали даже с сейма, но важнейшие
западнорусские вельможи (князь Острожский и др.) стали
за унию, и она состоялась. Власти Ивана Грозного была
предпочтена потеря национальной самостоятельности.
Условия реальной унии 1569 г. были таковы: Литва и
Польша сливались в одно нераздельное государство, имели
одного монарха, общий сейм, общий сенат (по-литовски:
рада), но особые законы, особых правительственных
лиц и отдельные войска. Часть западнорусских земель
(Волынь, Украйна, Подляхия) присоединялась от Литвы к
Малой Польше. Поляки не считались иностранцами в Литве
и имели право занимать там должности, приобретать зем-
ли. При таких условиях польские формы быта быстро пере-
ходили в Литву, литовская шляхта, не имевшая еще боль-
шого политического влияния, под давлением сильной ли-
товской аристократии быстро достигала его на общих сей-
мах с поляками; крестьяне были формально закрепощены,
города резче замыкались в узкие мещанские корпорации и
наводнялись иноземцами, особенно евреями. Зато Польша
помогла Литве против Москвы и воспрепятствовала присое-
динению западных русских областей к восточной Руси.
Трудно передать отчаяние части западнорусского об-
щества, которая не сочувствовала Польше и понимала всю
опасность польского гнета; говорят, что представители
Литвы на коленях со слезами просили Сигизмунда Августа
не губить Литвы присоединением к Польше. Однако это со-
единение совершилось волей короля и согласием вельмож и
имело два роковых последствия для Литвы и Литовс-
ко-Польской Руси: во-первых, острую религиозную борьбу,
во-вторых, острую общественную борьбу. Первая породила
религиозную унию, вторая -- ряд крестьянско-казацких
восстаний. Обратимся к рассмотрению этих последствий.
1. Хотя актом Люблинской унии предоставлена была
свобода веры, но польско-литовские государи не сочувс-
твовали этой свободе; пока западная Русь была правос-
лавной, она не могла прочно слиться с Польшей. Для сли-
яния народностей необходимо было единство религии, и
потому польское правительство желало искоренения пра-
вославия. Но в его владениях развился протестантизм,
зашедший из Германии и особенно радушно принятый в Лит-
ве. Для борьбы с ним в Польшу и Литву явились в 1565 г.
иезуиты и с помощью правительства скоро задушили про-
тестантство, не успевшее еще пустить прочных корней.
Когда иезуиты сладили с протестантами, они обратили
свои силы на "схизматиков" -- православных. Трудно ре-
шить, они ли натолкнули Стефана Батория на мысль извес-
ти греческую схизму или Стефан Баторий указал эту цель
из политических видов. Интересы Польши в этом вопросе
совпадали с желанием папской курии. Стефан Баторий был
одновременно и дальновидным польским политиком, и вер-
ным союзником папы, желая распространения католичества
на Руси.
Дело в том, что у папства в эту эпоху была вековая
идея, которую папы желали ввести в общее сознание Евро-
пы, -- идея крестового похода для изгнания турок из Ев-
ропы. Эта идея владела и недюжинным умом Стефана Бато-
рия. План борьбы с турками одинаково прилежно разраба-
тывался и в Риме, и в Польше. И там, и тут полагали,
что для успеха дела необходимо привлечь к нему в ка-
честве орудия Москву, а чтобы удобнее пользоваться этим
орудием, нужно было его подчинить папе. Иван Грозный
высказался сочувственно о борьбе с турками, но не хотел
и слышать об унии с католиками, а это делало союз его
для Римской церкви ненадежным. Москве нужно было навя-
зать католика-государя - так думали Стефан Баторий и
Поссевин, считая это лучшим средством окатоличить Моск-
ву и заручиться ее помощью. Православие же в западной
Руси можно, как предполагали, легко истребить и прямо.
Так широкая политическая утопия сплеталась с ре-
альными интересами Польши и католичества в западной Ру-
си и вызвала в ней оживленную пропаганду католичества.
Иезуиты принялись за истребление православной схизмы,
сперва выступив с печатным словом: появилась книга "О
единстве Церкви Божьей" Петра Скарги, который проводил
мысль о необходимости церковной унии с католическими
догматами и православной обрядностью. Потом настала
очередь и практической пропаганды. Народное образование
переходило в руки иезуитов, и православное юношество
воспитывалось в католических взглядах. Создавалась мас-
са неприятностей православным во всех сферах их жизни и
деятельности, от запрещения крестных ходов до простых
уличных побоев. Много лиц из высшего дворянского класса
прямо совращалось в католичество, и это совращение шло
так успешно, что скоро в православии осталось меньшинс-
тво западнорусского дворянства.
Православные люди почувствовали опасность и поняли
необходимость энергического отпора. На правительство
они не могли надеяться: и в Стефане Батории, и в его
преемнике Сигизмунде 111 они видели гонителей своей ве-
ры. Православная иерархия в западной Руси не стояла на
высоте своего положения по распущенности нравов, чисто
светским стремлениям и разладу в своей среде; к тому же
она не имела политического значения в стране. Общество,
таким образом, было представлено собственным силам.
Сперва его поддерживала западнорусская аристократия:
кн. Константин Острожский, например, заводил школы
и типографии для печатания православных книг и всячески
заботился о поддержании православия. Но аристократия
вследствие пропаганды иезуитов мало-помалу переходила в
католицизм, благодаря чему получила большие политичес-
кие права. С изменой аристократии борьба всей тяжестью
легла на мелкий западнорусский люд. Он и вынес ее на
своих плечах, пользуясь для борьбы теми средствами, ка-
кие давала ему церковная организация. Городское населе-
ние западной Руси имело свои братства -- рачителей V.
покровителей церкви. Они создались в условиях городско-
го самоуправления (на "Магдебургском праве") и получили
большое развитие в некоторых городах (Львов, Киев и
др.). Заботясь о благосостоянии церквей, братства при-
няли на себя и заботу о целости и чистоте православия и
привлекли к этому делу не только горожан, но и дворян,
уцелевших от принятия латинства. В борьбе своей с като-
ликами, стараясь о сохранении своей веры и развитии
просвещения, об исправлении нравов, братства не могли
не заметить недостатков своих иерархов. Виднейшие за-
паднорусские братства в видах исправления иерархии по-
лучили от восточных патриархов право контроля и суда
над своими архиереями (в конце XVI в.). Обороняясь от
латинства, они преследовали свою иерархию и этим не-
вольно создавали антагонизм в среде православных.
Преследование со стороны паствы сделало положение
православных пастырей невозможным: их теснили и свои
люди, и католики, и правительство. Не желая переделы-
вать свою жизнь на более строгий лад, но желая приоб-
рести лучшее положение в государстве, некоторые правос-
лавные епископы задумали добиться этого путем унии с
католичеством. Мысль об унии созрела в голове Луцкого
епископа Кирилла Терлецкого, понравилась многим еписко-
пам и встретила поддержку у Брестского епископа Ипатия
Поцея и Киевского митрополита Михаила Рагозы. Готов-
ность к унии была заявлена королю Сигизмунду под стро-
гой тайной, а затем Терлецкий и Поцей поехали в 1595 г.
в Рим и от имени всех западнорусских епископов заявили
папе готовность подчиниться его авторитету.
Когда западная Русь узнала о деле своих епископов,
она не пристала к нему и готова была оружием противить-
ся введению унии. На Варшавском сейме русские вельможи
потребовали свержения епископов за самовольную унию. В
западнорусской церкви произошел, таким образом, откры-
тый раскол, который думали потушить церковным собором в
Бресте осенью 1596 г.; здесь этот раскол был только
оформлен: православные лишили епископов-униатов их са-
на, униаты же наложили проклятие на духовенство, верное
православию. Уния так и не состоялась.
Но папство имело право считать и считало унию сос-
тоявшейся, потому что имело в своих руках грамоту на
унию от лица всей западнорусской иерархии. На эту точку
зрения стало и польское правительство: оно рассматрива-
ло теперь православных как еретиков, ослушников своей
иерархии, а также и польского правительства.
Полноправная литовско-русская религия обратилась в
"презренную хлопскую схизму" (ибо исповедовалась по
преимуществу низшими классами) и подлежала преследова-
нию, которое тотчас же и началось. Православные не име-
ли священников, богослужение совершалось в полях, ибо в
городах было запрещено, детей возили крестить за 100
верст, в иных местах церкви отдавались на откуп евреям,
которые облагали богослужение в них и требы произволь-
ными поборами. Униат епископ Полоцкий Иосафат Кунцевич
выбрасывал из могил православных на съедение собакам.
Но и при таких условиях православные держались и отсто-
яли за собой Киево-Печерскую лавру и митрополичью ка-
федру в Киеве, духовную академию (трудами Петра Моги-
лы); добиваясь некоторых постановлений, благоприятных
для православия, на сеймах, заводили школы и благотво-
рительные учреждения. Все это были легальные способы
борьбы с польско-католическим гнетом. Но были и неле-
гальные -- восстания, в которых главная роль принадле-
жала казачеству.
II. Казачество на окраинах Литовско-Польского го-
сударства формировалось довольно давно. С появлением
Крымской Орды на степных границах литовско-польских
стали появляться вольные общины казаков, как бы погра-
ничная милиция для борьбы с татарами. Казаки не только
отбивали татарские набеги на Литву и Польшу, но и сами
нападали на Крым и Турцию. Они считались подданными
Литвы и Польши, но не повиновались своему государству.
Их борьба с татарами вообще была полезна для государс-
тва, но их разбои на Черном море вели к крупным непри-
ятностям для Польши со стороны Турции и Крыма. И то и
другое обстоятельство заставляли польское правительство
в XVI в. серьезно думать о том, чтобы забрать казаков
под надзор и контроль государства. Польские власти ста-
рались образовать из казаков свои правительственные от-
ряды и с их помощью понемногу водворить порядок на
степной окраине. В то же время они поощряли шляхетскую
колонизацию Украины, благодаря которой свободное насе-
ление Украины -- "казаки" -- обращались в "хлопов" или
крепостных крестьян, и на Украине водворялся обычный
для Польши общественный порядок. Благодаря мероприятиям
королей XVI в., у казаков, поверстанных на службу, раз-
вилось к концу XVI столетия известное самоуправление:
они выбирали гетмана, войсковую старшину (судья, пи-
сарь, полковники и др.) и разделялись на полки (окру-
ги), нов полках было лишь определенное число (600) пол-
ноправных казаков, называемых реестровыми, т.е. зане-
сенными в списки (реестры). Остальное население Поднеп-
ровья считалось как бы простыми крестьянами. В 1590 г.
против него были приняты особые стеснительные меры с
целью обуздать его своеволие;
нереестровых казаков включили в хлопство и начали
вместе с землями отдавать польской шляхте, селившейся в
казачьей Украине. А между тем от этого самого хлопства,
от усилившегося гнета Польши и панов крестьянство спа-
салось именно на Днепре, выходя из Польши и Литвы.
Особенности польского строя водворились в Украине
после Люблинской унии в 1569г., когда она стала поль-
ской областью. Но в то же время эти особенности стали
торжествовать и во всем Литовском государстве, а в са-
мой Польше аристократический дворянский порядок обозна-
чался все более и более резкими чертами. Эти обстоя-
тельства вызывали усиленное выселение недовольных людей
из середины государства в южную степь, а польское пра-
вительство усиленно старалось завладеть этой степью.
Таким образом, Украина переставала быть убежищем недо-
вольных как раз тогда, когда число их возросло, и это
вызвало крупные общественные беспорядки. Нереестровые
казаки от панских рук уходили все южнее, ближе к тата-
рам и образовали за порогами Днепра своеобразный оплот
казачества -- Сечь Запорожскую. Там окрепла казаческая
традиция, продолжалась борьба с магометанским миром,
туда стремились все недовольные государственными поряд-
ками в Польше и Украине. Когда же Польша задумала нало-
жить руку на Запорожье, поднялся ряд известных казачьих
восстаний. Под предводительством своих гетманов (Ко-
синский, Лобода, Наливайко, Тарас, Павлюк, Остраница)
казаки бросались на Польшу, действуя во имя религиозной
и гражданской независимости русской народности. Эти
восстания не удавались, и поляки разоряли даже Сечь,
забирали крепче и крепче Украину, больше и больше дави-
ли народ. После усмирения возмущения обыкновенно усили-
вался прилив польского элемента -- панов и ксендзов --
в Украину, и казачество обращалось в холопов этих при-
шельцев. Такой порядок, конечно, не мог удовлетворить
жителей Украины, общая беда теснее связывала казаков с
хлопами; восстания принимали характер не исключительно
казачьих, а земских, и поддерживались крестьянами всей
западной Руси.
К половине XVII в. недовольство не только за поро-
гами, но и во всей Украине возросло до крайней степени.
Когда в 1648 г. с помощью крымских татар войсковой пи-
сарь Богдан Хмельницкий поднял новое восстание каза-
чества, на его сторону стала вся Украина-- и казачья, и
крестьянская. Поднялась вся народность за народную сво-
боду и веру Сказались, словом, результаты религиозного
и общественного польского режима. С помощью татар
Хмельницкий победил поляков и под Зборовом заставил ко-
роля Яна Казимира согласиться на возвращение казачеству
его прежних вольностей. Число реестровых казаков было
доведено до 40 000. Но это не могло удовлетворить Укра-
ину потому что восстала вся Украина, а улучшилось поло-
жение одних казаков, остальные же русские и православ-
ные люди должны были снова стать под власть поляков.
Поэтому восстание поднялось снова, и во главе опять был
Хмельницкий. Союзник казаков, крымский хан, изменил
Хмельницкому, и под Белой Церковью был заключен с поля-
ками невыгодный для казачества договор, уменьшивший
число казаков на 20 000. Для Хмельницкого было ясно,
что этим дело не кончится: но ясно было и то, что у Ук-
раины нет сил одной бороться против Польши. Естествен-
нее всего было искать помощи в единоверной Москве.
В 1651 г. Хмельницкий обратился к царю Алексею с
просьбой принять "Малороссию под свою руку". В Москве
не решились сразу на присоединение этой польской об-
ла-сти и, стало быть, на войну с Польшей. Царь Алексей
дипломатическим путем заступился за Малороссию, но это
не привело ни к чему. Хмельницкий был вынужден снова
воевать и снова просил Москву о подданстве. Тогда Земс-
кий собор в Москве решил в 1653 г. принять Малороссию,
и 8 января 1654 г. Украина присягнула царю Алексею Чис-
ло реестровых казаков определено было в 60 000. Мало-
россии оставлено было ее общественное устройство и са-
моуправление, гетману -- право дипломатических сношений
(кроме польских и турецких). Соединенные силы Украины и
Москвы нанесли полякам в 1654--1656 гг. ряд сильных по-
ражений, поставивших Польшу на край погибели, тем более
что на нее одновременно наступали и шведы. Но Польша
была спасена раздором России и Швеции и добилась пере-
мирия с Россией, уступив малорусские и белорусские зем-
ли.
Так приобрела Москва русские земли, давно утерян-
ные Русью. Но удержать эти земли было нелегко при тех
затруднениях, какие создавались и самой Малороссией, и
ее соседями. В Малороссии вся вторая половина XVII в.
была временем смуты; в этой прежде неустроенной казачь-
ей Украине в XVI и XVII вв. под влиянием Польско-Ли-
товского государства сложился известный общественный
порядок;
рядом с казачеством, вольным, записанным в реест-
ры, появляется польское панство, закабалявшее себе ка-
заков, не записанных в реестры; умножается городское
население, получавшее особые права из среды самого ка-
зачества, выделяется класс более зажиточных и влиятель-
ных людей -- "старшИна", которая стремится отождествить
себя с дворянством. Когда произошло отделение Украины
от Польши и исчезло польско-литовское дворянство из Ма-
лороссии, новые владетели дворянских земель ("старши-
на") стремятся выделиться из казачества "или в виде
шляхты Польской, или в виде дворянства Московского", по
выра-жению С. М. Соловьева. Такое стремление их к пре-
обладанию в стране встречает отпор в остальной массе
освобо-дившегося от панства казачества. Между казачест-
вом де-мократическим и старшиной идет глухая борьба.
Города малороссийские заботятся лишь об утверждении
Москвой их прав, и там, где их интересы сталкиваются с
казачьими, не жалеют последних. Духовенство поступает,
как города. В Малороссии все идет врозь и каждая об-
щественная груп-па добивается у Москвы лучшего обеспе-
чения исключи-тельно своих интересов в ущерб другим. В
этой "войне всех против всех" Москве приходилось играть
роль примири-тельницы и умиротворительницы, удовлетво-
ряя одних и возбуждая недовольство других. Медленно
справлялась Москва со своей задачей в Малороссии, не
имея твердой опоры в стране и утверждая свое влияние
лишь на симпатии демократических слоев, тогда как верх-
ние слои населения большей частью тянули к Польше с ее
аристократиче-ским складом. Несмотря на постоянные сму-
ты -- "измену" малороссиян Москве, Москва крепко дер-
жится за Мало-россию и все крепче и крепче привязывает
ее к себе (осо-бенно левый берег Днепра). Уже и в 1657
г. казачья старшина стала давать себя знать Москве. По
смерти Богдана Хмельницкого гетманство бы-ло захвачено
писарем Иваном Выговским, человеком польских симпатий,
представителем казачьей старшины. Но против него встал
полтавский полковник Мартын Пушкарь, простое казачество
и Запорожье. Началось меж-доусобие, в котором погиб
Пушкарь и восторжествовал Выговский. В 1658 г. Выговс-
кий передался Польше и нанес в 1659 г. страшное пораже-
ние московским войскам под Конотопом. Но он был сверг-
нут самими казаками, и гетманом стал Юрий Хмельницкий
(сын Богдана), который присягнул Москве, но, когда на-
чалась вторая война у Мо-сквы с Польшей, передался по-
лякам. Однако левая сторо-на Днепра осталась верной
Москве и избрала в 1662 г. осо-бого гетмана, запорожца
Брюховецкого. По Андрусовскому перемирию в 1667 г. меж-
ду Польшей и Московским государством, левобережная Ук-
раина оста-лась навеки за Москвой. Брюховецкий явился
покорным подданным и сам хлопотал об уменьшении мало-
российской автономии. Но это вызвало общее недовольство
на Украине, которое увлекло самого Брюховецкого в 1668
г. к отпадению от Москвы. Не имея твердой политики,
Брюховецкий скоро погиб в смутах, и население левого
берега снова потянуло к Москве, не желая польских по-
рядков. Представителем этих демократических симпатий
явился гетман Многогрешный, которого старшина успел
свергнуть, оклеветав в Москве. Только с 1672 г., с гет-
манством Ивана Самойловича, наступило внутреннее спо-
койствие на левом берегу Днепра. Зато явилась внешняя
опасность. Правая польская сторона Днепра от Польши пе-
редалась Турции. Турецкий султан Магомет IV в 1672 г.
предпринял поход для покорения всей Украины, таким об-
разом началась война Москвы с турками, продолжавшаяся
до 1681 г.;
театром ее был правый берег Днепра, который Москве
не удалось приобрести, зато она крепко завладела левым
берегом. И в этом заключался уже громадный успех. При-
соединение Малороссии было первым важным наступательным
шагом Московского государства относительно Польши. До
сих пор Москва почти всегда оборонялась и перевес сил
был по большей части на стороне Польши; с этого же мо-
мента отношения соседок окончательно меняются. Москва,
ясно, сильнее Польши и наступает на нее, мстя за преж-
ние обиды и возвращая старинные свои земли. Вместе с
тем, еще недавно обессиленная смутой, она теперь с каж-
дым годом вырастает в глазах прочих своих соседей и по-
лучает все больший и больший дипломатический вес, нес-
мотря на внутренние свои затруднения. Московские дипло-
маты, действовавшие в то время, могли быть вполне до-
вольны своей деятельностью.
Время царя Федора Алексеевича (1676-1682)
В борьбе старого и нового порядка победа скоро
склонилась на сторону новшеств, получивших право граж-
данства в умах и перешедших в жизнь при сыновьях Алек-
сея Михайловича. Для того чтобы узаконить новшества,
необходимо было, чтобы московский государь склонился на
сторону нового порядка, стал за него сам, -- и мы ви-
дим, что оба сына Алексея Михайловича, Федор и Петр,
стояли очень определенно на его стороне. Но история
культурной реформы при Федоре Алексеевиче очень отлича-
ется от последующей преобразовательной эпохи.
При Федоре Алексеевиче реформа не выходила из
Москвы и придворного мира, она касалась только верхних
слоев московского общества и только в них развивалась.
В глазах народа в это время государственные мероприятия
еще не были реформацией.
Затем, при Федоре Алексеевиче, и характер реформы
был иной, чем при Петре. При первом мы наблюдаем влия-
ние киевское и греческое, и культурные новшества служат
преимущественно интересам церкви, а заимствование с за-
пада идет, как прежде при Алексее Михайловиче, еще без
системы, удовлетворяя лишь частным практическим нуждам
государства, что мы видим, например, в устройстве войс-
ка по европейскому образцу. При Петре Великом действует
не только киевское влияние, но и западное; в то же вре-
мя и область реформы расширяется, не ограничиваясь од-
ной церковной сферой и высшим классом, новшества систе-
матически охватывают все стороны жизни, весь государс-
твенный организм.
Но и при Федоре, и при Петре, как уже замечено,
для успеха новшеств необходима была не одна санкция, но
и почин верховной власти. Хотя само русское общество в
значительной своей части и понимало необходимость ре-
формы, тем не менее своими силами оно не могло идти ей
навстречу, так как не представляло в себе никаких креп-
ких и самостоятельных общественных союзов, которые мог-
ли бы осуществить реформу; местные же союзы, установ-
ленные государством, все существовали в интересах пос-
леднего, не проявляя самостоятельной деятельности.
Только отдельные лица в пределах своей частной жизни
могли вводить новшества, но это так и оставалось личным
делом (как это и было при Алексее Михайловиче) и не
развивалось далее, если правительство не сочувствовало
этому делу. Поэтому осуществить реформу могло одно
только правительство своим авторитетом.
Слабый и больной Федор Алексеевич немного сделал в
в этом направлении, но драгоценно и то, что он личными
симпатиями определеннее своего отца стал на сторону ре-
формы. Воспитанник Симеона Полоцкого, знавший польский
и латинский языки, слагавший вирши, Федор сам стал ки-
евлянином по духу и дал простор киевскому влиянию, ко-
торое вносило к нам с собой и некоторые, мало, впрочем,
заметные, польские черты.
Федор Алексеевич вступил на престол четырнадцати
лет. Еще мальчиком был он чрезвычайно хилым и болезнен-
ным. В царской семье господствовал раздор, происходила
борьба между двумя партиями: с одной стороны, стояла
партия Наталии Кирилловны Нарышкиной, мачехи Федора, с
другой -- сестер и теток царя, около которых группиро-
валась родня первой жены царя Алексея, Марии Ильинишны,
-- Милославские. Последние одержали верх, результатом
чего было падение Артамона Сергеевича Матвеева. За при-
верженность к западной науке он был обвинен в чернокни-
жии и отправлен в ссылку в город Пустозерск. Но влияние
Милославских, погубивших Матвеева, недолго длилось: их
заменили любимцы царя Федора, постельничий Языков и
стольник Лихачев, люди образованные, способные и добро-
совестные. Близость их к царю и влияние на дела были
очень велики. Немногим меньше было значение князя В. В.
Голицына. В наиболее важных внутренних делах времени
Федора Алексеевича непременно нужно искать почина этих
именно лиц, как руководивших тогда всем в Москве.
В первое время царствования Федора московское пра-
вительство всецело было поглощено внешними делами --
вмешательством турок в малороссийские дела и беспоряд-
ками в самой Малороссии. С большими только усилиями
удалось (в 1681 г.) удержать за собой новоприсоединен-
ный край. И благодаря таким внешним осложнениям во
внутренней деятельности правительства при Федоре неза-
метно никакого почти движения до последних лет его
царствования. Зато в самом его конце под влиянием новых
любимцев царя оживилась эта внутренняя деятельность и
оставила по себе несколько любопытных мер и проектов.
В самые последние дни царствования Федора Алексее-
вича был, например, составлен проект высшего училища.
или так называемой Греко-Латинской академии (этот про-
ект напечатан в VII томе Древней Российской Вивлиофи-
ки). Он возник таким образом: с Востока в Москву прие-
хал монах Тимофей, сильно тронувший царя рассказом о
бедствиях Греческой церкви и о печальном состоянии в
ней науки, так необходимой для поддержания на Востоке
православия. Это подало повод учредить в Москве духов-
ное училище на 30 человек, начальником которого был
сделан сам Тимофей, а учителями -- два грека. Целью
этого предприятия, было, таким образом, поддержание
православия. Но этим небольшим училищем не довольству-
ются, -- и вот появляется проект академии, характер ко-
торой выходит далеко за пределы простой школы. В ней
должны были преподаваться грамматика, пиитика, ритори-
ка, диалектика и философия "разумительная", "естествен-
ная" и "правая". Учителя академии должны были все быть
с Востока и, кроме того, с ручательством патриархов. Но
этим еще не исчерпывалась задача академии, -- академия
должна была следить за чистотой веры, быть орудием
борьбы против иноверцев, из нее должны были выходить
апологеты православия, ей присваивалось право суждения
о православии всякого, и иноземца, и русского. "Мос-
ковская академия, по проекту царя Федора, -- говорит
Соловьев, -- это цитадель, которую хотела устроить для
себя православная церковь при необходимом столкновении
своем с иноверным западом; это не училище только, это
страшный инквизиционный трибунал. Произнесут блюститель
с учителями слова виновен в неправославии, -- и костер
запылает для преступника" (Ист. России, XIII, гл. 11).
Нужно заметить, что академия была учреждена после смер-
ти Федора, и первыми ее учителями были вызванные с Вос-
тока ученые братья Лихуды (Иоаникий и Сафроний).
Другим замечательным актом царствования Федора бы-
ло уничтожение местничества. В конце 1681 г. в Москве
были собраны две комиссии: одна состояла из выборных от
служилого сословия и была призвана с целью обсуждения
лучшего устройства военных сил или, как сказано в ука-
зе, "для устроения и управления ратного дела", а другая
состояла из выборных от тяглых людей и занималась выра-
боткой новой системы податей. Обе действовали под руко-
водством князя В. В. Голицына. Этот съезд выборных да-
вал полный состав Земского собора, но комиссии тем не
менее не соединились в соборе ни разу и заседали в раз-
ное время. Тяглая комиссия кончилась ничем, хотя пока-
зала лишний раз неудовлетворительность податной системы
Московского государства и дала собой лишний прецедент
Петру Великому при замене поземельной подати подушным
окладом. Служилая комиссия, напротив, имела важные пос-
ледствия: кроме того, что ею были проектированы различ-
ные реформы в военном устройстве, выборные люди в своих
работах пришли к мысли подать государю челобитье об
уничтожении местничества. По этому поводу 12 января
1682 г. государь созвал торжественное собрание духо-
венства, думы и выборных придворных чинов для обсужде-
ния челобитья и уничтожения "мест". Может показаться
странным с первого раза, почему в заседании участвовала
не служилая комиссия, а только выборные высших чинов,
но дело в том, что, во-первых, государь знал из самого
челобитья мнение комиссии относительно этого вопроса,
а, во-вторых, именно в высших слоях местничество и было
крепко; высшие слои преимущественно практиковали его и
были наиболее заинтересованы в вопросе об уничтожении
этого обычая. На вопрос царя духовенству о местничестве
патриарх отвечал: "Аз же и со всем освященным собором
не имеем никоея достойныя похвалы принести великому ва-
шему царскому намерению за премудрое ваше царское бла-
говоление". Бояре же и придворное дворянство сами про-
сили уничтожить "места" -- "для того: в прошлые годы во
многих ратных посольствах и всяких делах чинились от
тех случаев великия пакости, нестроения, разрушения,
неприятелям радование, а между нами (служилыми) богоп-
ротивное дело -- великия, продолжительныя вражды". Ру-
ководствуясь подобными ответами, царь указал сжечь раз-
рядные книги, в которых записывались местнические дела,
и отныне всем быть без мест. На это собрание единодушно
отвечало: "Да погибнет в огне оное богоненавистное,
враждотворное, братоненавистное и любовь отгоняющее
местничество и впредь -- во веки". Так передает "Собор-
ное уложение" 1682 г. об уничтожении местничества. Но
еще за 70--80 лет перед тем боярство очень крепко дер-
жалось за право местничества, а бояре говорили: "То им
смерть, что им без мест быть". По какой же причине на-
рушился старый обычай без малейшего сопротивления со
стороны тех, которые шли когда-то под опалу и в тюрьму,
отстаивая родовую честь? Дело в том, что места были от-
носительны; само по себе низкое место не бесчестило ро-
довитого человека, если только такие же места занимали
с ним одинаково родовитые люди. Поэтому, чтобы считать-
ся местами, надо было помнить относительную честь ста-
родавних честных родов. Но в XVII в, родовитое боярство
или повымерло (одними из знатнейших в то время счита-
лись князья Одоевские, которые в XVI в. далеко не были
такими), или же упало экономически (у некоторых из тех
же Одоевских не было ни поместий, ни вотчин). Вследс-
твие этого при частных пробелах в рядах боярства и при
многих захудалых линиях считаться местами было очень
трудно. Далее, в счеты родовитой знати в XVII в. впуты-
вается постоянно неродовитое дворянство, поднявшееся по
службе благодаря упадку старого боярства. (В 1668 г.,
например, из 62 бояр и думных людей только 28 принадле-
жали к тем старым родам, которых предки в XVI в. были в
думе). Но хотя это новое дворянство и местничалось, од-
нако оно вряд ли могло дорожить этим обычаем: для него
было выгоднее заменить повышение помощью местничества
началом выслуги. Старое же боярство, затрудненное в
своих счетах убылью и понижением своих членов, проиг-
равшее на службе при столкновении с новыми передовыми
чинами московской администрации, равнодушно смотрело на
частые отмены "мест", которые постоянно были в XVII в.
Местничество практически становилось неудобным вследс-
твие распадения старого боярства и именно поэтому теря-
ло свою ценность для этого боярства, не приобретая жи-
вого смысла для новой служебной аристократии. Проф.
Ключевский по этому поводу справедливо отмечает, что
"не боярство умерло, потому что осталось без мест, чего
оно боялось в XVI в., а места исчезли, потому что умер-
ло боярство, и некому стало сидеть на них". В связи с
уничтожением местничества тот же ученый ставит возник-
ший при Федоре так называемый "Проект устава о служеб-
ном старшинстве бояр". Этот проект впервые ясно выразил
необычную в Московском государстве мысль о полном раз-
делении гражданских и военных властей. С другой сторо-
ны, этот проект предлагал учреждение постоянных намест-
ничеств (Владимирского, Новгородского и др.) и устанав-
ливал строго старшинство одного наместника над другим.
Однако все эти предначертания не были осуществлены, и
замены родового старшинства (в местничестве) старшинс-
твом служебным (по должности) не последовало.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Взгляды науки и русского общества на Петра Великого
В научных трудах очень часто XVIII и XIX вв.
представляются особым периодом в историческом развитии
нашей государственной жизни. Этому периоду усвоено нес-
колько названий: одни зовут его "Императорским", другие
"Петербургским", третьи просто называют это время новой
русской историей.
Новую русскую историю обыкновенно начинают с так
называемой эпохи преобразований нашего общественного
быта. Главным деятелем этих преобразований был Петр Ве-
ликий. Поэтому время его царствования представляется
нашему сознанию той гранью, которая отделяет старую
Русь от преобразованной России. С этой грани нам и
должно начать свое изучение последней и прежде всего,
стало быть, познакомиться с сущностью преобразований и
с преобразовательной деятельностью Петра.
Но деятельность Петра до сих пор не имеет в нашем
общественном сознании одной твердо установленной оцен-
ки. На преобразования Петра смотрели разно его совре-
менники, смотрим разно и мы, люди XIX и начала XX в.
Одни старались объяснить себе значение реформы для пос-
ледующей русской жизни, другие занимались вопросом об
отношении этой реформы к явлениям предшествовавшей эпо-
хи, третьи судили личность и деятельность Петра с
нравственной точки зрения.
Ведению историка подлежат, строго говоря, только
две первые категории мнений, как исторические по своему
существу. Знакомясь с ними, мы замечаем, что эти мнения
иногда резко противоречат друг другу. Происходят такие
несогласия от многих причин: во-первых, преобразования
Петра, захватывая в большей или меньшей степени все
стороны древнерусской жизни, представляют собой такой
сложный исторический факт, что всестороннее понимание
его трудно дается отдельному уму. Во-вторых, не все
мнения о реформах Петра выходят из одинаковых основа-
ний. В то время как одни исследователи изучают время
Петра с целью достичь объективного исторического вывода
о его значении в развитии народной жизни, другие стре-
мятся в преобразовательной деятельности начала XVIII в.
найти оправдания тех или иных своих воззрений на совре-
менные общественные вопросы. Если первый прием изучения
следует назвать научным, то второму всего приличнее
название публицистического. В-третьих, общее развитие
науки русской истории всегда оказывало и будет оказы-
вать влияние на представления наши о Петре. Чем больше
мы будем знать нашу историю, тем лучше мы будем пони-
мать смысл преобразований. Нет сомнения, что мы нахо-
димся в лучшем положении, чем наши предки, и знаем
больше, чем они, но наши потомки то же скажут и о нас.
Мы откинули много прежних исторических заблуждений, но
не имеем права сказать, что знаем прошлое безошибочно
-- наши потомки будут знать и больше, и лучше нас.
Но говоря так, я не хочу сказать, что мы не имеем
права изучать исторические явления и обсуждать их. По-
винуясь присущему нашему духу стремлению не только
знать факты, но и логически связывать их, мы строим на-
ши выводы и знаем, что самые наши ошибки облегчат рабо-
ту последующим поколениям и помогут им приблизиться к
истине, так же как для нас самих поучительны и труды, и
ошибки наших предков.
Не мы первые начали рассуждать о Петре Великом.
Его деятельность уже обсуждали его современники. Их
взгляды сменялись взглядами ближайшего потомства, су-
дившего по преданию, понаслышке; а не поличным впечат-
лением. Затем место преданий заняли исторические доку-
менты. Петр стал предметом научного ведения. Каждое по-
коление несло с собой свое особое мировоззрение и отно-
силось к Петру по-своему. Для нас очень важно знать,
как в различное время видоизменялось это отношение к
Петру нашего общества.
Современники Петра считали его одного причиной и
двигателем той новизны, какую вносили в жизнь его ре-
формы. Эта новизна для одних была приятна, потому что
они видели в ней осуществление своих желаний и симпа-
тий, для других она была ужасным делом, ибо, как им ка-
залось, подрывались основы старого быта, освященные
старинным московским правоверием. Равнодушного отноше-
ния к реформам не было ни у кого, так как реформы заде-
вали всех. Но не все одинаково резко выражали свои
взгляды. Пылкая, смелая преданность Петру и его делу
отличает многих его помощников; страшная ненависть слы-
шится в отзывах о Петре у многих поборников старины.
Первые доходят до того, что зовут Петра "земным богом",
вторые не страшатся называть его антихристом. И те, и
другие признают в Петре страшную силу и мощь, и ни те,
ни другие не могут спокойно отнестись к нему, потому
что находятся под влиянием его деятельности. И предан-
ный Петру Нартов, двадцать лет ему служивший, и ка-
кой-нибудь изувер-раскольник, ненавидевший Петра всем
своим существом, одинаково поражены Петром и одинаково
не способны судить его беспристрастно. Когда умер Петр
и кончилась его реформационная деятельность, когда пре-
емники, не понимая его, часто останавливали и портили
начатое им, дело Петра не умерло и Россия не могла вер-
нуться в прежнее состояние. Плоды его деятельности --
внешняя сила России и новый порядок внутри страны --
были на глазах у каждого, а жгучая вражда недовольных
стала воспоминанием. Но многие сознательно жившие люди
и долго спустя после смерти Петра продолжали ему удив-
ляться не меньше современников. Они жили в созданной им
гражданской обстановке и пользовались культурой, кото-
рую он так старательно насаждал. Все, что они видели
вокруг себя в общественной сфере, вело начало от Петра.
О Петре осталось много воспоминаний; о том же, что было
до него, стали забывать. Если Петр внес в Россию свет
просвещения и создал ее политическую силу, то до него,
как думали, была "тьма и ничтожество". Так приблизи-
тельно характеризовал допетровскую Русь канцлер граф
Головкин, поднося Петру титул императора в 1721 г. Он
выразился еще резче, говоря, что гением Петра мы "из
небытия в бытие произведены". В последующее время эта
точка зрения замечательно привилась: Ломоносов называл
Петра "богом", ходячее стихотворение звало его "светом"
России. Петра считали творцом всего, что находили хоро-
шего вокруг себя. Видя во всех сферах общественной жиз-
ни начинания Петра, его силы преувеличивали до сверхъ-
естественных размеров. Так было в первой половине XVIII
в. Вспомним, что тогда не существовало еще исторической
науки, что возможность просвещения, данная Петром, соз-
дала еще лишь немногих просвещенных людей. Эти немногие
люди судили Петра по тому преданию, какое сохранилось в
обществе о времени преобразований.