БЕЛОЗЕРСКОЕ КНЯЖЕСТВО
«Откуда есть пошла Русская земля», — выражение из Повести временных лет, ставшее устойчивым фразеологизмом. Что первый русский летописец подразумевал под словом «земля»? Просторы нашей Отчизны? Ее нивы, пастбища, деревни и города? Казалось бы, ответ прост. «О, Русская земля! Уже ты за холмом-шеломом!» — восклицал другой автор в «Слове о полку Игореве». Но «земля», поясню, в представлениях наших предков это — народ и государство. Понятие земля первично, оно предшествует понятиям Родина и Отчизна.
«Князь», «княжить», «княжество», в свою очередь, — это форма правления народом и государством, Русской землей. Княжества, как отдельные земли, формировались вокруг столицы-города с расположенными вокруг волостями, сельскими районами. «Волость » — это «власть». Так она расшифровывается по-церковнославянски. Но «волость » также считается и частью «земли», ее провинцией.
Последнее значение родилось в послекиевский период нашей истории. Первоначально князья княжили в своих волостях, на своих малых родинах. Отчизной для них была Русская земля, то есть государство (большая отчина). Государство «представляло собой не политический союз княжеств или областей (земель), а своего рода союз территорий, объединенных родством князей. Это была федерация не политическая, а генеалогическая...» (Еремян, Федоров. С. 15.)
Как мы видим, архаические и сакральные понятия рода и земли стали юридической основой начала русской государственности.
Принято считать, что сто лет с небольшим Кубеноозерье входило в состав удельного Белозерского княжества, выделившегося из Ростовского княжества в середине XIII в., а уже в следующем веке Заозерье и Кубена принадлежали ярославским и ростовским князьям.
Что же происходило на этих землях до образования Белозерского княжества? Город Белоозеро, он же юридически и территория, и местность, и волость, впервые упоминается в летописи в 862 г., когда здесь начал княжить Синеус, родной брат новгородского варяга Рюрика. Выдающийся русский историк А.А. Шахматов и наш современник академик Б.А. Рыбаков оспаривали существование Синеуса, считали его легендарным персонажем истории, хотя в Белозерье долгое время был известен Синеусов курган, могила варяжского правителя, умершего через два года после своего приезда в Белоозеро. Не буду вдаваться в эту полемику, она касается многовековой дискуссии отечественных историков по поводу так называемой норманнской теории возникновения Русского государства*[* Черту под этой полемикой подвела недавняя монография В.В. Фомина «Варяги и варяжская Русь» (2005), которую крупнейший историк нашего времени А.Н. Сахаров на страницах «Роман-журнала XXI век» назвал «окончательной» в решении т.н. норманнского вопроса. «Нет никаких оснований доказывать норманство варягов (варяжской Руси)», — заключает, рассмотрев все данные, все источники, все археологические находки и т.д., В.В. Фомин. На моем местном, кубенском материале это показывают раскопки в Минино. Шведский археолог Ева Свенссон, сравнивая раскопки на кубеноозерском берегу с произведенными ею рас копками на шведских селищах Скрамле и Скиннерудом, родственных по многим характеристикам, в том числе по толщине культурного слоя и протяженности, подчеркивает, что, если в Минино собрано 3700 средневековых предметов, то на шведских памятниках на порядок (!) меньше — соответственно 659 и 270 единиц. Причем мининская коллекция включает в себя «богатый и разнообразный набор вещей», а шведские находки являют собой «простой и однообразный бытовой и хозяйственный инвентарь». Хочется спросить: кто и кем должен был в те века при таком разном уровне жизни русских и скандинавов «володеть»?]. Меня в данном случае интересует другое.
«Почему составитель новгородского свода середины XI века, — спрашивает Н.А. Макаров, — поместил княжение Синеуса на Белоозеро? Может быть, ему были известны предания о некогда существовавшем здесь племенном княжении, о древности Белоозера как политического центра, связанного с Новгородом? Такое предположение не лишено правдоподобия, хотя пока оно не находит археологического подтверждения. Древнейший культурный слой Белоозера отложился в середине — самое раннее в первой половине X века» (Макаров. Русский Север: таинственное Средневековье. С. 85). Современный археолог выдвигает гипотезу, согласно которой, «праядро» племенного княжения находилось в Киснеме, волости на северном берегу Белого озера, где, судя по археологическим раскопкам, располагалось крупнейшее наряду с Белоозером средневековое поселение.
Но, как бы то ни было, «история Белоозера в IX веке остается туманной. Сегодня нам известно, что во второй половине IX столетия оно оказалось вовлеченным в международную торговлю, основной магистралью которой служил великий Волжский путъ...» (там же. С. 86.)
Волжский путь делал ответвление через Словенский волок к Кубенскому озеру и через Сухону выходил на Северную Двину. Кому принадлежал Словенский волок, кто его «оседлал», тому принадлежало и начало Двинского пути. В главе о Словенском волоке я упомянул, что первое письменное упоминание о нем относится к концу XIV в. (завещание Дмитрия Донского). Волость Волочок, как знаем из этого документа, ранее принадлежала местным удельным князьям.
Но вернемся к рассказу о начале Белоозера.
После Синеуса (примем упоминание этого летописного варяжского князя, мифического ли, реального ли, за условную точку отсчета истории Белозерья) этот край подчинялся новгородским князьям, Рюрику и Олегу. А кому тогда принадлежали кубенские земли? Сказать трудно, но в той же Повести временных лет, в которой упомянуто, что Синеус «седе на Белеозере», описан поход князя Олега за великим княжением в Киев с многонациональным, говоря по-современному, войском, включавшим отряды ильменских словен, чуди и веси, то есть тех племен, которые, без сомнения, уже проживали в окрестностях Кубенского озера или на его недалеких окраинах. По всей видимости, в эти века Кубеноозерье числилось за новгородцами, на что имеются и другие косвенные данные: от основания ими первых погостов на берегах озера (к примеру, Кубенского городка) до присутствия в языке современных кубян специфических новгородских слов и выражений.
В последующие десятилетия Белоозеро входило в состав Киевского государства. С этим периодом связан интереснейший эпизод древней русской истории, поведанный нам той же Повестью временных лет. Он стал темой многочисленных исследований и публикаций отечественных историков. В книге «Русский Север: таинственное средневековье» Н.А. Макаров подробнейшим образом анализирует это событие, которое летопись относит к 1071 г.
Тогда в Северной Руси случился хлебный недород, и этим бедствием воспользовались два язычника волхва, отправившиеся из Ярославля по Волге и Шексне до Белоозера, убивая по пути «лучших жен» и вербуя сторонников, которых набралось до 300 человек. В то же время на Белоозере находился киевский боярин Ян Вышатич, собиравший дань с местных жителей для великого князя Святослава Черниговского. Он бесстрашно вступил в схватку с язычниками, разбил их и пленил заводил всей смуты. В летописи приводится диалог киевского боярина с волхвами, напоминающий, по словам Н.А. Макарова, одновременно судебное разбирательство и богословскую полемику. Одержав победу в этом споре, Ян Вышатич отдает пленных на растерзание тем, у кого были убиты «лучшие жены».
В летописном рассказе имеется одна деталь, для нас небезынтересная. Волхвов схватили сами белозеры, когда Ян Вышатич пригрозил им, что останется собирать дань еще на год («Не иду от вас и за лето»). Значит, великий киевский князь, считая Белоозеро своей вотчиной, буквально «выбивал » из нее дань, чему, естественно, всеми силами сопротивлялись вольнолюбивые белозеры. Такой порядок взимания тогдашних податей был вообще принят при киевских, владимирских и московских князьях. Также поступали и предприимчивые новгородцы, ежегодно отправлявшие за данью на свои далекие окраины настоящие военные экспедиции.
Порядок «выбивания» податей сам по себе, как можно судить из рассказа о Яне Вышатиче, хотя и был административно апробированный, но весьма шаткий. Древние белозеры с неохотой выплачивали вроде бы положенную дань, то есть они еще не осознавали своей официальной статусности как жителей Киевского княжества. К бунту и возмущению против далекого вассала их мог подвигнуть любой смутьян, и если бы он сам не проливал безвинной крови, то еще неизвестно, чем могли бы кончиться такие народные волнения.
Всё, что рассказано в Повести временных лет, имеет прямое отношение и к Кубеноозерью. Как и Белоозеро, оно больше тяготело к Новгороду, лишь формально входя в состав Киевского государства, платя ему дань. Не будучи самостоятельным образованием, бассейн Кубеноозерья был подвержен любому княжескому захвату. Здесь не было городов; большая протяженность озера разделяла прибрежные районы на отдельные территории, связь между которыми была только через водные пространства. Новгородское управление велось через городок Кубенский и село Лахмокурье (нынешнее Устье), призванные контролировать все передвижения на озере, выполнять иные, подчиненные функции.
О том, что в XI — первой половине XIII в. наш край относился к юрисдикции Великого Новгорода, говорит и тот факт, что, согласно карте церковных епархий, помещенной в первом томе «Православной энциклопедии», район Кубенского озера в эти века считался территорией новгородского владыки, а со второй половины XIII в. отошел к Ростовской епархии. Данный факт важно подчеркнуть, так как в отечественной истории нет точных данных, когда в Кубеноозерье воцарились ярославские князья и каким образом они «сели» на землях, принадлежавших новгородцам.
После ослабления и последующего распада древнерусского Киевского государства Белоозеро в конце XI в. попадает в состав Ростово-Суздальской земли. «...В политическом отношении Белоозеро входило в Ростовскую землю, — констатировал лучший специалист по истории землевладения Белозерского края А.И. Копанев. — Поэтому Всеволод Большое Гнездо выделил в 1207 г. сыну своему Константину вместе с Ростовым и Белоозеро. В 1218 г. Константин поделил свой удел между сыновьями: «Посла старейшего сына своего Василька Ростову на стол, а Всеволода на Ярославль на стол». К Васильку перешло, очевидно, и Белоозеро, так как после смерти его князем на Белоозере сделался его сын Глеб Василькович, который был основателем особого Белозерского княжества. Еще при жизни Константина из Ростовской земли выделился ярославский удел, а при жизни сына его Василька Константиновича из состава Ростовского княжества выделилось Белозерское княжество. Под 1238 г. в Никоновской летописи сообщается, что Глеб Василькович сел на Белоозере, хотя ему тогда было всего два года, так как он родился в 1236 г. 1238 г. можно считать началом самостоятельного Белозерского удела» (Копанев. С. 16).
Эти события для Кубеноозерья имели большое значение. Появился новый центр притяжения — Ростов и соседние ярославские земли. И хотя вокруг и на дальних подступах располагались еще владения Великого Новгорода, который, очевидно, с трудом удерживал у себя гигантские для того времени территории, не успевая за ними «присматривать» и ограничиваясь сбором дани, именно ростовцы начали активное освоение новых земель, в том числе и кубеноозерских.
Во времена Киевской Руси ростово-ярославские места назывались Залесьем (отсюда название славного города Переславля-Залесского на Плещеевом озере). За лесами, за долами проходила граница Северо-Восточной Руси, заселявшейся довольно поздно, в IX в. Первый город, возникший на этих территориях, был Ростов, ровесник Белоозера, упоминаемый Нестором в Повести временных лет в 862 г. Очевидно, он еще и раньше существовал, и ныне заштатный райцентр Ярославской области являлся в XII в. одним из крупнейших европейских городов, превосходя, к примеру, Лондон и по территории, и по населению. В XI в. северные границы Ростовского княжества простирались до Белозерья, южные — до рязанских раздолий, на западе — до Смоленска, а на востоке — до слияния Волги с Окой.
След, вернее, «осколок» ростовского присутствия в районе Кубенского озера существовал чуть ли не до конца XV в. в виде небольшого Бохтюжского княжества с центром в заозерском селе Архангельское.
В 2003 г. мы здесь побывали на Ганинских чтениях, в честь поэта Алексея Ганина, местного уроженца, друга Сергея Есенина.
Выделение удельного Белозерского княжества происходило в трагические для Руси времена нашествия татаро-монгол. Ростовцы с ярославцами первыми выступили против ордынцев в 1238 г. на реке Сить. В этом известном сражении в плен к татарам попал раненый ростовский князь Василько Константинович. Хан Батый, видя в бою его бесстрашие и воинскую храбрость, предложил перейти князю на его сторону. Василько отклонил даже мысль о предательстве. Долго его истязали, наконец, жестоко казнили и бросили тело в Шеринском лесу.
Василек Константинович стал первым русским героем, сложившим свою голову за родную землю. Образ мужественного князя, наряду с Дмитрием Донским и Александром Невским, звал к победе в борьбе с новыми захватчиками в годы Великой Отечественной войны, и не случайно о нем вспомнил поэт Дмитрий Кедрин, написавший поэму «Князь Василько Ростовский».
Раздел отцом Василька князем Константином Всеволодовичем, владевшим, напомню, Ростовым и «иными к тому пяти градами» — Белоозером, Мологой, Угличем, Устюгом и Ярославлем, своей большой вотчины привел к тому, что Кубеноозерье оказалось на границе двух удельных отчин. Территория одного из них — Ярославского, принадлежавшая князю Всеволоду Константиновичу, — простиралась до берегов реки Мологи и «стран заволгских (находившихся за Волгой) до Кубенского озера», другое — Ростовское вместе с Белоозером принадлежало князю Васильку Константиновичу. В.А. Кучкин, думаю, не случайно «отдал» Ростовской земле в конце XI в. лишь северо-западный берег Кубенского озера. Правда, в середине следующего, XII в., как считал этот авторитетный исследователь, всё Кубеноозерье вошло в состав Ростовского княжества. Но ярославские корни вскоре в Заозерье дали свои побеги. Самый крупный надел стал вотчиной ярославского князя Василия Давыдовича.
В 90-е гг. прошлого уже века (к сожалению, точного года не указано) вологодское издательство «Грифон» выпустило буклет, посвященный городу Белозерску. В нем воспроизведена карта Белозерского княжества, вбирающая в себя весь бассейн Кубенского озера. Меня заинтересовало в ней то, что на северо-западном берегу указана некая местность Новля, без всяких ссылок на какие-либо исторические документы. На этой карте Кубенское озеро обозначено как владения князя Глеба Васильковича Белозерского, включающие в себя три территории — на северо-востоке большое Заозерье, на юго-востоке — Кубена, на северо-западе — Новля.
На мой запрос в Белозерск ответила директор местного музея Галина Ивановна Алексеева. В буклете, сообщала она, была использована карта, составленная авторами книги «Очерки по истории края (Вологодская область)» Т.И. Осьминским, Н.В. Озериным и И.И. Брусенским. Книга вышла в Вологодском книжном издательстве в 1960 г. и не содержит в тексте ссылку на то, почему интересующая меня местность названа Новлей.
«Но не могли же, — думаю, — уважаемые историки и ответственные редакторы вместе с художником-картографом придумать не известную никому землю?!» Звоню в Вологду лучшему историку нашего края Юрию Сергеевичу Васильеву. «Да, — говорит он, — на странице 33 действительно имеется такая карта. Можно предположить, что Новля — это производное название от села Новленское. Вологодские историки, авторы книги, ориентируясь на более позднее Новленское княжество XIV—XV вв., обозначили на северо-западном берегу древнее «ядро» этой земли, назвав его сокращенно — Новля, потому что рядом указаны Кубена — от Кубенского княжества и Заозерье — от Заозерского княжества. Все их названия, как видно, происходят от удельных княжеств».
Мне, конечно, приятно, что часть Белозерского княжества занимает близкая для меня земля (кстати, почему не волость Сяма?), но не рождаются ли так легенды?
В летописях ни слова нет о принадлежности Кубеноозерья только Белозерскому княжеству, нет в них и описания путешествия князя Глеба Васильковича в Устюг через Кубенское озеро, о котором впервые рассказал Паисий Ярославов в конце XV в. И вообще в сочинении Паисия Ярославова нет прямого указания, что Кубенское и Устюг — это вотчины князя Глеба: «...Иде на Бело езеро во свою отчину*[* Интересно, что Паисий Ярославов здесь дословно цитирует летопись (ПСРЛ, Т.10. С. 138), а дальше добавляет уже от себя], из Бела езера поиде ко граду Устюгу в судех рекою Порозобицею в Кубенское езеро».
Но и ничейными землями они, уже населенные, известные на Руси, быть не могли. Поэтому всматриваюсь в другие карты, которые воспроизводятся в книге В.А. Кучкина «Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X—XIV вв.». На одной из них представлены границы княжеств в середине XIV в.: западный берег Кубенского озера входит в состав Владимирского великого княжества, Заозерье — в Ярославское княжество, юг (Бохтюга) — в Ростовское княжество, городок Кубенский относится к Ярославскому княжеству. Следующая карта — уделы Северо-Восточной Руси к 1389 г., то есть четыре десятилетия спустя: западное побережье Кубенского озера входит в совместное владение московских великих князей и Новгородской республики, Заозерье остается принадлежностью ярославских князей, Бохтюга продолжает числиться за Ростовом.
Ни на одной карте нет даже упоминаний о Белозерском княжестве. Граница с ним проходила за пределами Кубенского озера по волости Волочок Словенский. Известно, откуда В.А. Кучкин черпал сведения для составления атласа владельческого землепользования. Карта княжеств 1389 г. ориентируется на завещание Дмитрия Донского. Прочитаем это место из духовной грамоты: «А сына своего князя Андрея благославляю куплею же деда своего Белым озером со всеми волостьми... А сына своего князя Петра благословляю куплею же своего деда Углечим Полем и что к нему потягло, да Тошною и Сямою» (Карамзин. Т. 5. С. 259). Если бы Кубеноозерье числилось в составе Белозерского княжества, то волость Сяма на западном берегу Кубенского озера, бесспорно, должна быть отнесена к «куплям своего деда», то есть Ивана Даниловича Калиты, и входила бы в число белозерских земель («всех волостей », как отмечено в грамоте). И тогда вряд ли бы единое Белоозеро Дмитрий Донской делил между двумя сыновьями: князю Андрею — одну часть, а князю Петру — другую.
Отсюда напрашивается один и тот же вопрос: а входило ли вообще Кубеноозерье в состав Белозерского княжества? Подчинялось ли ему административно?
Неизвестно, как попали во владения великого князя московского и две, указанные в завещании Дмитрия Донского волости — Сяма и Тошня (последняя волость названа по речке, впадающей в Вологду-реку). Правда, «след» этих приобретений я отыскал в одной из дарственных грамот Василия III Темного, датирующейся примерно 1453—1455 гг., о передаче «Пучских пустошей» Спасо-Каменному монастырю (сегодня это деревня Покровское по Кирилловской дороге, бывшее село, где, согласно великокняжеской грамоте, с тех пор размещалось монастырское подворье). Так вот, Василий Темный по традиции дарения «на помин своей души и его предков» ссылается на принадлежность ему этих земель «из старины», а именно — от прадеда. А прадедом великого московского князя был Иван Иванович Красный (годы княжения 1355—1359 гг.), сын Ивана Калиты. Но, вероятнее всего, в тексте грамоты имелся в виду сам Калита, просто слово «прадед» подразумевало тогда всех предков, начиная от деда и кончая далекими прапрадедами. К такому выводу подводит нас и активность самого Ивана Даниловича в этих северных от Москвы землях, и его устоявшаяся в истории репутация «собирателя русских земель» вокруг своего Московского княжества.
Калита «прикупил» Белоозеро с волостями между 1328 и 1339 гг. По завещанию Дмитрия Донского они отходили его сыну Андрею. А вот сыну своему Петру Дмитрий Иванович завещал, в частности, отдельные волости — Сяму и Тошню. Если бы Белоозеро было единым княжеством с той же Сямой, расположенной на западном берегу Кубенского озера, то вряд ли бы Донской разрывал единое территориальное образование «Белоозеро с волостьми» между своими сыновьями. Значит, Сямская волость не считалась к тому времени белозерским форпостом на юго-востоке этого княжества.
Скорее всего, в годы княжения Ивана Даниловича Калиты Сямой уже владели ярославские князья. Калита, как известно, выдал за князя Василия Ярославского свою дочь Евдокию. Не случился ли уже тогда передел земельной собственности? Родственники жили не всегда мирно, происходили и крупные раздоры. «Новгородская летопись, — указывает В.А. Кучкин, — сохранила известие о том, что, когда в 1339 г. Василий Ярославский отправился в Орду, Калита выслал большой отряд... Ярославский князь пошел к хану вместе с белозерским князем Романом.
Такая совместная поездка, стремление Калиты помешать ей наталкивают на мысль, не был ли вызван междукняжеский конфликт расширением владений великого князя Ивана Даниловича в районе Вологды, что ущемляло интересы как Романа Белозерского, так и Василия Ярославского, владевшего Кубеной и Заозерьем, т.е. землями, прилегавшими к Кубенскому озеру» (Кучкин. С. 285).
Конфликт со своим зятем для Калиты мог закончиться и вполне мирно, договором о передаче Сямы и Тошни Москве, что вполне устраивало московского тестя, ибо открывало ему дорогу на приобретенное («купленное») «Белоозеро с волостьми». Все вышеназванные князья здесь должны были выступить «за един», так как общим противником в этих краях для них являлся Великий Новгород.
Таким образом, уже к середине XIV в. большая часть юго-западного берега Кубенского озера (волость Сяма и Пучские пустоши) отошла к Московскому великому княжеству, а Кубенский городок с окрестными деревнями и Новленское княжество (Новлю) «держал» ярославский князь. Он же правил и володел всем Заозерьем, кроме небольшой территории на берегу реки Бохтюга, принадлежавшей «по старине» ростовцам. Новгородцев уже стали забывать в здешних краях, когда они о себе напомнили кровавым набегом в 1398 г.
Появлялись на озере и ладьи соседей белозеров. В XIII в. мог здесь проплывать и первый удельный князь Глеб Василькович Белозерский, являвшийся, как пишет Н.А. Макаров, «крупной политической фигурой» своего времени.
Судьба этого князя по-своему показательна для тех драматических десятилетий. В девять лет он первый раз отправляется из Ростова в Орду. Как он, мальчишка, чувствовал себя среди убийц своего отца? Но сама жизнь заставляла ладить с татарами, искать с ними компромиссы, идти им на уступки. Сила солому ломит. Русь пока не была готова к сопротивлению, хотя время от времени, в том числе и в Ростовской земле, восставала против иноземцев.
Дипломатическими уступками, вопросами сбора дани была вызвана и поездка князя Глеба к своему вассалу, хану Сартаку в 1249 г. В 1251 г., когда ему исполнилось 14 лет, он наконец «сел» в Белоозере, в своей новой вотчине, переехав туда из Ростова. На то он получил ярлык от ордынцев. Через шесть лет Глеб Белозерский «сбирается» в Орду в третий раз. Первым из русских князей он женится на ханской дочери, принявшей по традиции тех лет православие. Теперь он, уже татарский зять, с большой честью принимается в Орде, куда приезжал еще трижды — в 1269, 1271 и в 1277 гг. Последняя поездка с сыном Михаилом совпала со смертью в Орде ростовского князя Бориса. Вместо него на ростовское княжение татары поставили своего родственника Глеба Васильковича. Но недолго владел он своей отчиной — 13 декабря 1278 г. умер на 42-м году жизни.
Историк А.И. Копанев замечает, что Белозерское княжество, детище князя Глеба, в котором он открыл Усть-Шехонский монастырь, строил церкви, украшал их иконами, пережило судьбу всех мелких уделов на Руси, хотя его политическая история не так уж богата событиями. Но что понимать под «событиями»? Куликовская битва разве не событие? (Копанев. С. 5.)
Не пострадав от татаро-монгольского ига, не испытав на себе жестокостей ордынских набегов, Белоозеро тем не менее одним из первых удельных княжеств откликнулось на призыв Дмитрия Донского объединиться для битвы с Мамаем. В «Задонщине» приведены слова великого князя: «Ради земли Русской и веры христианской, чтобы старые рассказывали, а молодые помнили». В древнерусском тексте, написанном еще при жизни московского князя, сказано более афористично: «...а старым повесть, а молодым память».
Особой храбростью, как о том повествуют все известные нам летописные источники, отличились на Куликовом поле дружины князей белозерских, которые «чести себе добыли и славного имени». В «Задонщине» они названы «отважными», а в «Сказании о Мамаевом побоище» говорится «о прекрасно снаряженном войске их».
Дружины князей белозерских приняли на себя вместе с ярославцами на левом фланге русских войск главный удар татар. Три с половиной часа, по подсчетам историков, то есть практически всё время битвы, шла смертельная сеча с переменным успехом на левом фланге. Здесь были самые тяжелые наши потери, мало кто из русских ратников выжил. Дрогни они под градом каленых стрел, под ударами многопудовых пик, под саблями противника — и каков бы был окончательный результат битвы? Еще неизвестно. Поэтому после сражения именно к ним, поверженным, но не отступившим, тут же направился Дмитрий Донской, «слезами обливаясь». «Лежали убитые вместе князья белозерские: настолько твердо бились, что один за другого погибли», — как описывает эту скорбную картину «Сказание о Мамаевом побоище».
«Задонщина » насчитывает двенадцать князей белозерских, сложивших свои головы, а в «Летописной повести» о Куликовской битве называются среди «убитых в схватке» только князь Федор Романович Белозерский и его сын Иван. «Сказание о Мамаевом побоище» расширяет поименный список белозерских князей, участвовавших в битве: «князь Федор Семенович, князь Семен Михайлович, князь Андрей Кемский, князь Глеб Каргопольский и андомские князья». Комментатор этих текстов Л.А. Дмитриев сообщает, что не все сведения здесь точны: «Федор Иванович (в «Сказании...», как и в «Задонщине», ошибочно — Семенович) и его сын Иван погибли во время битвы. Мелкие удельные княжества — Кемское, Карголомское (в «Сказании...» названо Каргопольским) и Андомское входили в состав Белозерского княжества и существовали только в конце XIV — начале XV в. Имена Андрея Кемского и Глеба Карголомского, кроме «Сказания...», в других источниках не встречаются». В.А. Кучкин утверждает, что на Куликовом поле погибли последний суверенный белозерский князь Роман Белозерский и его сын Иван.
Кто же прав?
Обратимся к родословным книгам, в которых белозерские князья ведут свой род от князя Василька Константиновича Ростовского, о котором я уже рассказал. Он оставил двух наследников, Бориса и Глеба. Последний правил, как известно, на Белоозере и был первым удельным князем белозерским. У Глеба Васильковича, в свою очередь, также было два сына: Демьян (бездетен) и Михаил, ездивший, напомню, в 1277 г. с отцом в Орду. У последнего вновь родились двое сыновей — Федор и Роман. Здесь в родословных книгах имеется расхождение — говорится о бездетности то Федора, то Романа, — повлекшее за собой путаницу в именах героев Куликовской битвы.
Так чьими же сыновьями (опять их родилось двое!) были Федор и Василий? Логично было бы предположить, что свое имя старший из них, Федор, получил в честь своего отца, а не в честь своего дяди. Федор был, очевидно, долгожданным первенцем. Значит, он звался Федором Федоровичем. Его брат Василий Федорович позднее стал князем Сугорским, то есть получил небольшой удел — княжество Сугорское.
И все же большинство документов и наиболее компетентные современные исследователи (например, В.А. Кучкин) утверждают обратное: отцом сыновей Федора и Василия был князь Роман, чье имя исчезает со страниц летописей с 1339 года.
Оставлю пока расшифровку этого темного места в родословной белозерских князей и напомню, что именно князь Федор геройски погиб со своим сыном Иваном на поле Куликовом. Об этом говорят все известные нам летописи и родословцы.
Меня интересует другое: были ли среди участников битвы другие родовитые белозеры и кубеноозеры? Север Руси, куда не доходили татаро-монгольские конницы и куда, спасаясь от гибели, бежали многие русские люди из волжско-окского междуречья, мог выставить на решающую битву с Мамаем действительно хорошо вооруженные полки во главе со славными князьями, воеводами и боярами. Я намеренно составил такой ряд. Почему бы не предположить, что полки белозеров, которые заслужили от древнерусских летописцев наивысшие похвалы (приведу еще пример из Никоновской летописи: «Мужественные и крепкие зело, славные удальцы»), возглавлялись не только князьями, но и местными воеводами, боярами? Та же Никоновская летопись, указывающая цифру восьмерых убиенных князей белозерских, добавляет «и со множеством бояр их», а когда перечисляет имена убитых белозерских князей, то, будто забывая о приведенной цифре потерь, называет опять-таки двоих князей, Федора и Ивана.
А что, если другими отрядами белозеров командовали не князья, а воеводы и бояре, имена которых остались для нас не известными? Все они погибли в тот день. Поэтому и путаются летописцы и древнерусские историки в количественном обозначении павших, выделяя только князей, которых знали по имени-отчеству.
Согласно «Летописной повести» о Куликовской битве, во время сражения произошло небесное знамение: «Видели благочестивые в девятом часу, как ангелы, сражаясь, помогали христианам, и святых мучеников полк, и воина Георгия, и славного Дмитрия, и великих князей тезоименитых — Бориса и Глеба. Среди них был и воевода совершенного полка небесных воинов — архистратиг Михаил». В одном ряду с небесным воинством, пришедшим на помощь православным ратникам, сражались два самых почитаемых на Руси святых, овеянных ратной и мученической славой, — Георгий Победоносец и «славный» Димитрий Солунский. Слава одного — Георгия (по-народному Егория) — державная. Слава другого — Димитрия — местная, удельная.
На историческом стыке державного и удельного и создавалось трудами ратными и праведными Белозерское княжество. Рядом столь же успешно развивались богатые княжества в Кубеноозерье.
Русское воинство гордилось подвигом своих витязей с Белого озера. Белозерский полк многие столетия славился своей выучкой, отвагой и смелостью в императорской армии. В Крымскую войну 1854—1855 гг. белозерцы героически защищали город-герой Севастополь. На улице города русской славы, носящей имя Белозерской, установлена мемориальная доска в память погибших офицеров и нижних чинов Белозерского полка. В самом же Белозерске долгое время не было никаких мемориальных упоминаний о своих героических предках, погибших, но не отступивших ни на шаг на поле Куликовом.
Случай вспомнить об этом представился в 2005 году, когда после 60-летия Великой Победы следовала другая памятная годовщина — 625-летие Куликовской битвы. Я весной передал губернатору Вологодской области В.Е. Позгалеву письмо с просьбой не забыть и второй юбилей и предложил установить гранитный камень-валун в память о наших предках, которые, по словам Дмитрия Донского, погибли «ради земли Русской и веры христианской, чтобы старые рассказывали, а молодые помнили».
Реакция, к моей радости, последовала незамедлительно: в области была создана юбилейная комиссия; первого сентября во всех вологодских школах прошли Уроки мужества, посвященные куликовской дате, а в конце октября на территории Белозерского кремля, у древнего Спасо-Преображенского собора состоялось торжественное открытие не какого-то там памятного камня, а настоящего гранитного памятника-символа с выкованным местными умельцами железным свитком, на котором выгравированы такие слова: «В год 625-летия Куликовской битвы в память князей белозерских с дружиною, погибших «ради земли Русской и веры христианской, чтобы старые рассказывали, а молодые помнили» (Дмитрий Донской), от благодарных потомков».
Теперь этот памятник стал местом, где белозерская молодежь отмечает военные годовщины и воинские праздники, где проходят театрализованные представления, восславляющие удаль, мужество и честь солдат-белозерцев.