ПЕРВЫЕ ПОСЕЛЕНЦЫ

      Еще недавно в краеведческо-этнографическом музее села Кубенское на первом же от входа стенде можно было прочитать, что до XI в. всё Кубеноозерье было заселено чудскими племенами — весью и мерей. Теперь музей, возглавляемый Александром Николаевичем Романовым, переехал в новое помещение, стенд о веси и мери в экспозиции куда-то убрали.
      Любим мы сами сочинять сказки, а потом их себе же и рассказывать. Послушать, так у русского народа и земли своей никогда не было, всё мы воевали, колонизировали да угнетали братьев наших меньших. «Что мы за русские? — горько восклицал Федор Абрамов. — Почему ничего не щадим, все топчем свое? От богатства непомерного, от щедрости?» От беспамятства, добавлю, этой хронической болезни, от самоуничижения.
      «...А на Белом озере сидит весь» — такими словами автор Повести временных лет определил этническую принадлежность земель, расположенных вокруг Белозерска, на восточной границе которых располагалось и Кубеноозерье. Это утверждение стало среди историков, краеведов да и всех, кто интересуется русской историей и культурой, почти что культовым. Белозерье с чьей-то легкой руки стали называть (не в угоду ли туристам?) «страной Вису», то есть «страной обитателей племени весь». Доказательством тому стали не только туманные сведения и факты, дошедшие до нас, но и наличие финно-угорских топонимов и гидронимов на карте Русского Севера: все эти реки и речки Кокшеньги и Ельмы, города Череповец и Весьегонск, а также отдельные оставшиеся вкрапления в современное русское расселение деревень, где живут потомки летописной веси — нынешние вепсы.
      Великий подвиг освоения пустынных северных просторов, на которых встречались только отдельные племенные группы боязливой «белоглазой чуди » (именно такими обобщенными словами некоторые русские летописи называли все финно-угорские племена, как татарами называли всех тюрков, а немцами — всех европейцев), затерявшиеся в непроходимых лесах, на глухих озерах; великий труд заселения этих земель мы почему-то называем словом «колонизация». Но если отбросить все гипотезы-прожекты, оставить в сухом остатке здравого смысла историческую правду, то первым по-настоящему укорененным в северную землю народом стал русский народ, народ-первооткрыватель, народ-землепашец, народ-воин. Кочевники лопари (саамы) прошли по лесам, почти не оставив следов, финно-угры затерялись в них, ища новых природных пристанищ. Заселив в короткие сроки, быстро, как и всё, что он делал, когда был движим мечтой, огромные расстояния от Белого озера до Северной Двины, от Вологды до Поморья, русский народ в течение нескольких столетий обустраивал свою родину, с любовью ее украшал, стойко оборонял от недругов.
      Здесь, в вологодском Кубеноозерье, собралось ядро молодого тогда народа, его белая кость, не тронутая моральным разложением татарского ига, не порченная коррозией рационального европейского духа, здоровая в своей силе и крепкая на выносливость и борцовскую силушку. «Славяно-русское заселение и освоение Севера явилось этапом создания русской этнической территории, — пишут авторы академического исследования «Русский Север», — а русские-северяне стали особой этнокультурной частью народа с лишь им присущими особенностями материальной и духовной культуры» (Русский Север... С. 4).
      Нам осталось от тех времен множество свидетельств «о здоровых и крепких русских», многолюдно населявших просторы вокруг Кубенского озера и центральные районы Вологодской губернии. В Устье Кубенском они «предприимчивы, как прежние новгородцы», богаты, «живут на городской манер», «любят разные нововведения», у них нет праздности. В Заозерье народ «религиозен, честен, трудолюбив, весел, склонен к шуткам». В его «обычаях много хорошего, гуманного, разумного». Жители тех мест «среднего роста, иногда высокие, телосложения крепкого и стройного, смуглые, русоволосые». Такой перечень можно долго продолжать, когда рассказывается о сухонцах, кубянах, кокшарах, о всех, кто здесь жил с первых веков существования Русского государства. Его северная провинция не только поставляла в центральные и западные районы меха, соль и рыбу, но и сформировала особый тип людей, пришедших сюда ради лучшей жизни, не побоявшихся трудностей, отличавшихся, как замечательно сказано одним этнографом, «простотой воли».
      Поселились они здесь, как думается, и не без Божьего промысла. Путь их расселения указывал на восток и на север. Русским людям для осуществления своих планов нужны были исторические силы, необходимо было создать крепкий тыл, чтобы начать дальнейшее движение «встречь солнцу». До конца XVI — первых десятилетий XVII вв. в моих родных местах собирались сильные и выносливые крестьяне, здесь копилась энергия нового расширения, кубяне приумножали свои богатства, развивали свою культуру и чтили древние традиции.
      С 30-х годов XVII в. начался второй исторический этап народного заселения новых просторов. Теперь путь лежал за Урал, в Сибирь. Только за одно десятилетие в Енисейский край ушло около 40 процентов крестьян из Тотемского, Важского, Устюгского и Сольвычегодского уездов. В эти же годы в Тобольск из вологодских городов переселились 500 семейств. 150 красавиц-девиц были выданы замуж за сибирских казаков и стрельцов. Пока распахивалась сибирская целина, житница Севера вологодская Кокшеньга снабжала хлебом всю русскую Сибирь. А те из кокшаров, кто перебрался в Сибирь, кто имел навыки хлебопашества, и здесь начали сеять рожь, как мои родственники Кокшенёвы. «...Первая борозда, скажем, на виду Томского острога была проложена русским поселенцем не раньше 1606 г. В дальнейшем Томск завел торговлю хлебом собственного производства с менее разворотливыми городами» (Полуянов. С. 56).
      Три великих православных собора встали, как три брата, на всем протяжении западно-восточного золотого пояса Руси. И все они посвящены образу Софии Премудрости Божьей: первый, самый значимый, откуда есть и пошла земля Русская, в Великом Новгороде, второй в укрепление русского духа был поставлен Иваном Грозным в Вологде, и третий как символ света Христова в Сибири — в новом граде Тобольске.
      А как же чудь и весь? — спросит читатель. Что с летописной мерей? Куда они пропали?
      Насчет веси академик Н.А. Макаров, анализируя материал многолетних раскопок своей археологической экспедиции в Белозерье, доказательно разъяснил, что ареал расселения этого финно-угорского племени был западнее, особо не затрагивая земли вокруг Кубенского озера. В очерке «Раскопки в Минино» я подробнее остановлюсь на этом вопросе. Племя мери же вообще не имеет к нам отношения. Территорией его обитания считается Ростовская земля.
      Остается чудь. В Повести временных лет чудь упомянута среди «всех языцей» с пояснением — «заволочская чудь». Сейчас не место выяснять, где находилось древнее Заволочье. Здесь сколько исследователей, столько и мнений. И все-таки, согласно последним данным, территория Заволочья располагалась ближе к Двинским землям или была синонимична им (Поморская энциклопедия. Т. I. С. 160). Значит, и чудь жила локальными группами, начиная с Ваги, Кокшеньги и Тотьмы, а не вокруг Кубенского озера.
      Первыми же поселенцами в Кубеноозерье были ильменские словене. Коренная их родина находилась в ильменском Поозерье, «одном из наиболее населенных и развитых в сельскохозяйственном отношении районов древней Новгородской земли, протянувшейся узкой полосой в 4—5 километров на 20 километров вдоль северо-западного берега Ильменя, между озером и рекой Веряжей», — писал А.И. Копанев (История крестьянства Северо-Запада России. С.16). С конца I тысячелетия начался их великий исход на Север, носивший, как пишет Е.А. Рябинин, «общерусский характер» в связи с тем, что с XI в. Ладога уже подчинялась Киеву. Но и до этого века славяне активно переселялись на новые земли. «Западная часть Подвинья не позднее первой половины XI в. уже входила в сферу западной торговли с Пермью, осуществлявшейся по Сухоно-Вычегодскому пути...» (Рябинин. С. 25.) А этот путь, как известно, начинался с Кубенского озера.
      Т.А. Бернштам отмечает, что словене, переселяясь на новые земли, несли с собой специфические пространственные представления своей большой родины — территории приладожского протогосударства и этносоциума словен на озере Ильмень: «Переселенцы искали место, подобное земле исхода, которое они могли бы наполнить содержанием своей «картины мира » и восстановить прерванную связь космоприродного и социального бытия, по русскому присловью: «Наше место свято» (Бернштам. С. 260). Они искали «обязательное наличие крупного водоема», устанавливали погосты в низовьях крупных рек (там же. С. 289).
      Район Кубенского озера в этой связи идеально совпадал с их пространственными представлениями, напоминал им родные места. Первыми становищами славян здесь были мыс Антоний в устье Порозовицы, местность Подол в устье Уфтюги, Лахмокурье и Чирково в устье Кубены, Кривая лука в истоке Сухоны, городок Кубенский на юго-западе, контролирующий с высоких холмов все озеро и его округу. В Кубеноозерье на множестве рек и речек водилось немало бобров, единственного пушного зверя, чье мясо употреблялось человеком в пищу, а охота на них называлась бобровыми гонами. Не зря соседнее Белозерье называли страной Бобра. Добываемые здесь шкурки животных вывозились на рынки Аравии, Греции и других стран. Кости бобров во множестве найдены в археологических раскопках у деревни Минино. Довольно быстро они были истреблены*[* Их плотины я видел только в 70-х гг. под Харовском, рядом с родиной В.И. Белова. Но те места и до сего дня считаются дальней глубинкой]. Первопоселенцев привлекало и обилие рыбы, особенно в Кубенском озере.
      Чем севернее располагались русские земли, тем мощнее и разветвленнее становились водные пути, три из которых считались главными: Балтийско-Ладожско-Онежский (западный путь), Каспийско-Волжско-Белозерский (с юга на север через всю Русь) и Беломорско-Онего-Лачский (в обратную сторону, с севера на юг). Все эти путеводные и, не будет преувеличением сказать, судьбоносные для истории страны водные развязки соединялись в одном центре, в ключевом звене всех трех систем — на Беломорско-Каспийском водоразделе великих рек Восточной Европы.
      Кубенское озеро находится в этой узловой точке, где сходятся водные пути юга и севера, запада и востока. Они, эти торговые, промышленные и миссионерские дороги, во многом определяли характер и действия противоборствующих сил отечественной истории, за владение ими многие столетия шла непрекращающаяся борьба.
      Историки В.О. Ключевский, С.Ф. Платонов и современные ученые, с одной стороны, считают, что в X—XIII вв. происходило взрывообразное освоение территории Русского Севера. С другой стороны, историки П.С. Ефименко, А.А. Кизеветтер и А.Н. Насонов полагают, что заселению предшествовали военные походы, во время которых местное население, может быть, та же чудь, облагалось данью. Остальные исследователи придерживаются мнения, что на Русском Севере имел место и тот, и другой процесс заселения.
      Движение на восток происходило постепенно, по своему характеру оно носило мирный характер и не являлось завоевательским. Согласно мнению археолога Н.А.Макарова, многолетние раскопки по всему Белозерью показали, что от насильственной смерти мало кто погибал в этом краю. В захоронениях единичны следы колотых и резаных ран. Земли в этих краях считались свободными, таковыми они оставались вплоть до новых веков. За волей сюда и шли.
      Потомки белозерской веси (нынешних вепсов) спокойно дожили до нашего времени. Я бывал в их деревнях Пондала и Куйя, что за Белозерском, в глухих лесах под Шолой, собираясь записать народные вепсские предания и песни. Даже древние старушки ничего уже не помнили, кроме частушек на родном языке: «Мина вепсан ма пей тулень, кобылы же бемлома...». Что-то типа: «Я из земли вепсов приехал на кобыле без узды...» Кобыла, как видим, — русское слово. Вместе с навыками земледелия всадничество также было позаимствовано у славян.
      Наши известные историки не располагали данными раскопок, в частности, у кубеноозерской деревни Минино. Здешние археологические материалы однозначно говорят о том, что уже в XI в. эти земли были заселены крестьянами, многие из которых приняли уже крещение. Поселение Минино в те века не представляло собой нечто уникальное, в силу каких-то природных особенностей притягивавшее к себе первых поселенцев. Это был обычный, рядовой поселок в дельте небольшой реки. На побережье Кубенского озера без труда можно найти места и получше, удобнее для заселения. Наш сосед Виктор Алексеевич Красиков всё удивлялся в Минино — чем же таким привлекли здешние места наших предков, Коробово-то расположено гораздо в лучших природных условиях... «И то верно, — ответили ему археологи, — только в Коробово, где мы собирали подъемный материал, на месте первого поселения в устье Ельмы воздвигнута дача, строительство которой стерло все следы древности. Так же бесследно исчезли первопоселения и в других местах Кубеноозерья».
      Не дают однозначного ответа археологи на вопрос, кто же жил в Минино в начале XI в. — славяне, финно-угры?.. Топонимические названия, в основном, это реки, говорят о том, что и весь, и чудь в наших краях побывали, но долго не задержались. Финно-угры, как лесной народец, любили укромные места, нехоженые земли с небольшими рыбными озерами и малыми реками. Эти племена передвигались по всему северу в поисках все новых и новых стоянок, на которых можно какое-то время вольготно просуществовать за счет охоты и рыболовства. Как только лесные и водные угодья истощались, племена поднимались с насиженных мест и уходили искать новые земли. Они прошли, точнее, проплыли насквозь север к Заволочью.
      Многочисленные славянские поселенцы с ними иногда сталкивались, перенимая у них названия рек и озер, что убедительно говорит о дружеском и мирном соседстве этих народов. Но в кубеноозерской топонимике, кроме названия одной из деревень — Лохмокурье (на месте, где нынешнее село Устье), практически нет угро-финских названий местности, что опять-таки свидетельствует — первыми из народов, «севшими» на землю в этих краях, были славяне. «Заселение края славянами, — делает такой же вывод вологодский профессор Ю.И. Чайкина, — из пределов Новгородских и Ростово-Суздальских земель началось в VIII— IX вв.» (Чайкина. С. 3—4).
      Но как же быть с преданиями о «воинственной чуди» и с легендами об «исчезающей чуди», которые широко бытовали на Русском Севере? В Вологодском крае все они записаны в лесной глубинке, в основном, в Кокшеньге и Тарноге. Как и предания о «панах», эти легенды в своей повествовательной основе собирательны и многозначны: «дикая и лешая чудь» — это и пришельцы неведомо откуда, и разбойники, и язычники, и лесные чудища. Так же народная фантазия окрестила и «панов » — это не только поляки, появившиеся в Кубеноозерье в Смутное время. Это «персонажи собственно исторической прозы, — пишет Н.А. Криничная. — В них (в «панах») можно видеть в разной степени реальных первопоселенцев, аборигенов, язычников, внешних врагов (польско-литовских интервентов), разбойников, помещиков и, наконец, людей, живших до нынешнего поколения и оставивших после себя следы загадочной материальной культуры. Образ «панов», как и образ «чуди», — один из ярких показателей специфики преданий Русского Севера» (Криничная. С. 17).
      Не исключено, что чудь, как и другие племена, уходила на север и на восток под влиянием славянского расселения. Несмотря на спокойный и миролюбивый нрав новых поселенцев, чудь не хотела жить с ними рядом и искала места поглуше и поукромнее. Но и туда добирались славяне. Среди них встречались люди отнюдь не ангельского характера. Например, тем же кокшарам некоторые источники приписывают буйный, дерзкий и грубый нрав. Такие соловьи-разбойники могли не только с чудскими племенами схлестнуться, но и со своими соседями-славянами по Сухоне-реке и по Заозерью, что иной раз и происходило.
      Чтобы помужествовать, как поется в песне, с «первобытным хаосом» необходимы были определенные свойства человеческой натуры — смелость и отвага, доброта и чувство товарищества, любознательность и активность. Обстоятельства внешнего мира выковывали тяжелым природным молотом на наковальне жизни неординарный характер человека. Книга «Лад» Василия Белова начинается с таких слов: «Столетия гранили и шлифовали жизненный уклад, сформированный еще в пору язычества. Все, что было лишним, или громоздким, или не подходящим здравому смыслу, национальному характеру, климатическим условиям, — все это отсеивалось временем. А то, чего недоставало в этом всегда стремившемся к совершенству укладе, частью постепенно рождалось в глубинах народной жизни, частью заимствовалось у других народов и довольно быстро утверждалось по всему государству» (Белов. Повседневная жизнь Русского Севера. С. 6).
      К XII—XIII вв. в истории Севера получили свои самоназвания группы населения, отличающиеся друг от друга в частностях, единые в главном: белозеры, двиняне, кокшары, пинежане, устюжане... Среди них значились и кубяне.
      Нужно гордиться современным кубянином, или кубеноозером, предками которого были славяне, наследники первой русской государственности на Ладоге. По характеру независимый и свободолюбивый, примерный семьянин, труженик, каких поискать, христианин, умница-грамотей и хранитель традиций, кубеноозер может спокойно отсчитать в глубь веков 50 поколений своих предков, которые утвердились здесь и достойно жили на своей земле.
     


К титульной странице
Вперед
Назад