"Я СЛЫШУ ПЕЧАЛЬНЫЕ ЗВУКИ,
КОТОРЫХ НЕ СЛЫШИТ НИКТО..." ЭПИГОНЫ РУБЦОВА
Значительный ущерб
"почвенной" лирике нанесли эпигоны:
"После того же Рубцова явилась огромная толпа
эпигонов, обманутых кажущейся простотой его
поэтики, - пишет Н. Дмитриев. - И вот в который раз
мы с зевотой читаем "ядреное" описание
русской баньки, завалинки, гармошки - того, что
призвано явиться свидетельством
"почвенности", с тоской сталкиваемся с
нытьем об осинках и дождиках, которое к
трагичности рубцовской лирики никакого
отношения не имеет". Пример подобного
рубцовского влияния (зеркальные мотивы, образы и
т.д.) - Элида Дубровина:
И однажды - тревожно, растерянно
-
Я пойму, глядя вслед журавлям,
Что люблю эту пору осеннюю
За щемящую жалость к полям,
Что люблю эту пору жестокую,
Без луча и надежды во мгле,
За мучительную и глубокую,
Непонятную нежность к земле.
По проторенной дорожке идет и
автор сборников "Опавшие яблоки" (2000) и
"Полыньи на реке" (2003) Василий Мишенев:
Моя дорога - к полю, к дому,
Моя дорога - средь берез.
Что-то очень знакомое слышится в
его "Никольских березах":
Хочу опять сдержать
Нахлынувшие слезы,
От солнца заслонясь
Взволнованной рукой,
Когда вокруг шумят
Никольские березы...
У Рубцова:
Я люблю, когда шумят березы,
Когда листья падают с берез.
Слушаю - и набегают слезы
На глаза, отвыкшие от слез.
Еще один известный мотив в
стихотворении В. Мишенева:
Свет берез на солнечной опушке.
Я стою, друзей со мною нет.
("Свет берез")
И еще раз:
Но жаль - друзей со мною нет.
("Зима. Безоблачный
рассвет...")
- это же строка из стихотворения
Н. Рубцова "В глуши"!...
Мне грустно оттого,
Что знаю эту радость
Лишь только я один:
Друзей со мною нет...
Все помнят рубцовскую
"Прощальную песню":
Мы с тобою как разные птицы!
Что ж нам ждать на одном берегу?
Может быть, я смогу
возвратиться,
Может быть, никогда не смогу.
А вот переделка В. Мишенева:
Наши годы, как гордые птицы,
Набирают легко высоту,
Не зови их назад возвратиться,
Не услышат они на лету.
Строфа из "Зимней ночи"
Рубцова звучит так:
Кто-то стонет на темном
кладбище,
Кто-то гибнет в буране - невмочь,
И мерещится мне, что в жилище
Кто-то пристально смотрит всю
ночь...
Копия В. Мишенева явно хуже
оригинала, в его пересказе она выглядит особенно
неуклюже:
Жутко в доме пустом
Одному в эту ночь,
Только ветер глухой
Бьется в окна мои...
Мишенев копирует рубцовские
восклицательные интонации ("Как воет ветер!
Как стонет ветер!"):
Какая вьюга!
И невозможно
Уснуть, забыться
Во сне тревожном.
И вопросительные ("Что
вспомню я? Черные бани По склонам крутых
берегов..."):
Родимый край!
Что видел я вокруг?
Среди полей -
Убогие деревни...
У Рубцова же вытащено Мишеневым
из контекста и перелицовано:
Надо мной облака, облака,
Ветром мысли относит, как дым...
("Я родное покинул
крыльцо...")
В оригинальном рубцовском
тексте:
И пусть над ней, печальные
немного,
Плывут, плывут, как мысли,
облака...
("Старая дорога")
У Рубцова:
Снова слышу я волнеье:
Что же, что же впереди?
("Гость")
У Мишенева - потухший вариант с
вялыми эмоциями:
Куда мы? Куда?
Что ждет впереди?
Наиболее показательный пример -
перепев рубцовских "Журавлей" на разные
лады:
Вот уже развернулись широко
И с достоинством дальше летят,
Замирает душа одиноко,
Чтоб услышать, как крылья шумят.
("Наши годы")
Но осень настала - они поднялись,
И вот уже нет мне покоя...
("Журавли")
Провожаю восторженным взглядом
Надо мной пролетающий клин,
Никого, к сожаленью, нет рядом,
Я стою среди поля один.
Пережив и пургу, и разлуку,
Так непросто всю радость понять.
Сердцем чувствую сладкую муку
И хочу от нее зарыдать.
("Поднебесные птицы")
И еще о журавлях, еще одна
вариация на ту же тему:
Наш путь - на север,
А над нами - к югу клином журавли.
Машу им долго вслед, и холодно
рукам.
("На пароходе")
- в рубцовских "Журавлях"
"машут птицам согласные руки...".
Николай Рубцов вывел
бессмертную поэтическую формулу:
Я слышу печальные звуки.
Которых не слышит никто...
("Прощальное")
А вот корявый мишеневский ее
вариант:
Моя душа вдруг слышала такое,
Чего другим услышать не дано!..
("Слух души")
В стихотворении В. Мишенева
"Майский ветер" обращают на себя внимание
ассоциации, связанные с рубцовским шедевром "В
минуты музыки" ("Но все равно в жилищах
зыбких - Попробуй их останови! - Перекликаясь,
плачут скрипки О желтом плесе, о любви."):
Еще не голос - шепот дальний
Окрест блуждающей любви,
В душе он будит звук начальный,
А с ним - волнение в крови.
Но это только внешнее сходство.
У Рубцова - лиризм и образный ряд находятся в
гармонии, у Мишенева - невнятность, "блуждающая
любовь".
Стихотворение "Мне такая уж
выпала доля..." целиком соткано из чужих, да к
тому же и затасканных образов: "родная
сторона", "тихое поле", "березовая
грусть", "священная Русь", "вольная
воля", "крылья весны" и т.п. Все это
напоминает пародию на некий "общерусский"
текст.
Кроме того, нельзя же так
откровенно заимствовать у А. Яшина ("Мне
никогда земля не будет пухом..."):
Нам за грехи,
Как прежде
Мягким пухом
Уже земля
Не будет никогда!
("Тщеславие - хотим оставить
след...")
Можно долго перечислять
вторичные стихи В. Мишенева: "Летний
праздник" (Н. Рубцов, "Я буду скакать...");
"Падает снег" (Н. Рубцов, "Выпал снег");
"Зазвучали праздничные звоны..." (Н. Рубцов,
"Уединившись за оконцем"); "Откуковали в
лесу недалеком кукушки..." (Н. Рубцов,
"Песня"); "На болоте" (Н. Рубцов,
"Осенние этюды"); "Осенью" (Н. Рубцов,
"Нагрянули"); "Ветер листья унес к темноте
борозд..." (Н. Рубцов, "Письмо"); "Красная
смородина" (Н. Рубцов, "В лесу"); "Грибные
места" (Н. Рубцов, "Зеленые цветы") - и этот
ряд далеко не полон...
Положительные и даже
восхищенные отзывы В. Белова и В. Астафьева
получил сборник В. Мишенева "Опавшие
яблоки". Согласиться с ними, несмотря на весь
их авторитет больших русских писателей, не
позволяют факты. Вместо послесловия к книге В.
Мишенева "Полыньи на реке" помещено письмо
В. Астафьева: "Где-то нет-нет скользнет отблеск
рубцовской строки, но из-под его обвораживающего
влияния, будучи вологжанином, трудно выбраться,
загасить в себе..." Слишком мягкая оценка
поэзии, полностью зависимой от Рубцова.
Несамостоятельность,
вторичность, подражательность, зависимость от
поэтического мира Рубцова, от его образного ряда
и языка - вот диагноз, который нужно поставить как
В. Мишеневу, так и всем рубцовским эпигонам.