ТЕАТРАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ ВОЛОГДЫ 
1780-1810-х годов

      «...Любопытно бы собрать достоверные сведения о бывших в Вологде театрах с самого их начала»,1 [Титов N. Заметки о бывших в Вологде театрах // Вологодские губернские ведомости. 1853. 31 октября. Часть неофициальная. № 44. С. 385.] - писали «Вологодские губернские ведомости» в 1853 году. Однако уже тогда эта идея казалась трудно осуществимой. Прошлое Вологодского театра либо объявлялось недостойным внимания мифом («открывался на короткое время и исчезал, не оставляя ни воспоминаний о себе, ни следов своего существования»; давались «немногие представления самых ничтожных пьес карикатур на театр»),2 [Хроника Вологодского театра и настоящее его состояние // Вологодские губернские ведомости. 1851. 17 ноября. Часть неофициальная. № 46. С. 520. (Без подписи).] либо восстанавливалось бережно, уважительно (это «зерно, из которого происходит в Вологде любовь к театру»),3 [Титов Н. Заметки о бывших в Вологде театрах. С. 385] но... по слухам и легендам. Единственный документальный источник, которым располагал Н. Титов, автор едва ли не первого и, по собственному признанию, «весьма неполного очерка»4 [ Там же. С. 387.]
      Вологодского театра, - книга А. А. Засецкого «Исторические и топографические известия о городе Вологде», изданная в 1782 году. Сегодня забыто и это. В чрезвычайно интересной по материалу главе о провинциальном театре XVIII — начала XIX века фундаментальной «Истории русского драматического театра»1 [Клинчин А. П. Провинциальный театр // История русского драматического театра. М., 1977. Т. 2. С. 191-228.] нет ни одного упоминания о Вологде. В летопись города, опубликованную в 1963 году, включено всего две записи... за целое столетие:
      «1770 год. - Артисты ярославского театра, организованного Волковым, дали первое в городе театральное представление. Была поставлена опера "Руслан"».
      «1800 год. — В городе состоялись спектакли пьес «Недоросль» Фонвизина, «Казак-стихотворец» Шаховского, комической оперы «Мельник» («Мельник — колдун, обманщик и сват» Аблесимова. - Р. Л.)».2 [ Летопись г. Вологды: 1147-1962. Вологда, 1963. С. 22, 26.]
      Однако театральная жизнь Вологды XVIII века не исчерпывается и не определяется этими событиями. Есть два совершенно авторитетных свидетельства, относящихся к одному и тому же моменту (открытие Вологодского наместничества в 1780 году) и совпадающих почти дословно: «даваны были в разные числа балы, консерты, маскерады и комедии». Одно из них принадлежит ярославскому и вологодскому генерал-губернатору А. П. Мелыунову,3 [См. письмо А. П. Мельгунова С. Г. Домашневу от 18 сентября 1780 года. Цит. по: Трефолев Л. Алексей Петрович Мельгунов — генерал-губернатор екатерининских времен // Русский архив. 1865. № 8. Стлб. 972.] другое (о нем уже упоминалось) - А. А. Засецкому.4 [Исторические и топографические известия по древности о России и частно о городе Вологде и его уезде собранные и сочиненные Алексеем Александровым сыном Засецким 1777 году, а потом от него же с пополнением исправлены по 1781 год. М., Унив. тип., у Н. Новикова, 1782. С. 53.]
      Эта интригующе скупая фраза, возможно, осталась бы единственным источником наших сведений о вологодском театре XVIII века, если бы не случайная находка, побудившая к долгим и трудным поискам. В рукописном отделении Российской национальной библиотеки, в составе коллекции Н. М. Михайловского, хранится «Собрание стихов, сочиненных во время бытности в Вологде господина] г[енерал]-губернатора] А[лексея] Петровича] М[ельгунова] на разные случаи». Сведений о времени и обстоятельствах приобретения «Собрания стихов...» нет. В описании рукописи, подготовленном сотрудниками Российской национальной библиотеки, сказано: «Автор не установлен. Стихи литературного значения не имеют». В листе использования рукописи не было ни одной записи.
      Вопреки ожидаемым разнообразию тематики, случайности отдельных текстов и несогласованности частей (вспомним заявленное в названии «на разные случаи»), сборник отличается единством замысла и продуманностью композиции. Пятнадцать стихотворений, вошедших в «Собрание ...», распадаются на две группы, составившие внутри целого более тесные и самостоятельные образования. Сначала идут четыре стихотворных посвящения: А. П. Мельгунову («На прибытие его высокопревосходительства»), его сыну Владимиру («Его Благородию Владимиру Алексеевичу» и «Ему же. Генваря 3 дня») и новому году («На новый год»). Затем — одиннадцать стихотворений, объединенных темой театра. Последовательность, в которой они выстраиваются (каждое стихотворение имеет помимо названия номер), довольно любопытна. Первые два стихотворения «На открытие театра», «На открытие и первую оперу» выполняют роль своего рода введения к «циклу». Названия почти всех остальных стихотворений совпадают с заглавием пьес: «На комедию «Гордость и бедность», «На «Святошную шутку», «На комедию «Мещанин во дворянстве», «На комедию «Сибиряк» и т.д. Воспользуемся этим материалом для реконструкции одного из эпизодов театральной жизни Вологды 1780-х годов. Сборник не датирован. Между тем в предпринятых нами разысканиях вопрос о времени его создания приобретает первостепенную важность. А. П. Мельгунов был вологодским генерал-губернатором в течение восьми лет, с 30 июля 1780 года, то есть с момента образования Вологодского наместничества, и до конца жизни — 2 июля 1788 года. Не этими ли хронологическими рамками (1780—1788) следует ограничить «Собрание стихов, сочиненных во время бытности в Вологде его высокопревосходительства г.г.г. А.П.М. на разные случаи»? Однако такое слишком буквальное толкование названия сборника неизбежно приведет к ложным заключениям. Назначенный в 1777 году ярославским наместником, А. П. Мельгунов и позднее, уже в должности ярославского и вологодского генерал-губернатора, постоянно жил в Ярославле. Он умер в этом городе и похоронен в Толгском монастыре. Значит, Мельгунов мог бывать в Вологде только наездами и довольно редко. Во всяком случае его приезд — событие, достойное стихотворного отклика. В этом убеждают и название первого стихотворения «На прибытие его высокопревосходительства», и детали, проясняющие цель поездки:

      Отныне новое трехлетие начнет,
      В котором более всяк житель процветет.1
      [РНБ. Ф. 487. Собр. Н. М. Михайловского. Ед. хр. 464. Л. 1 об. В дальнейшем ссылки на рукопись даются в тексте.]

      Пребывание Мельгунова в Вологде, безусловно, связано с торжествами по случаю его назначения вологодским генерал-губернатором на «новое трехлетие», то есть на новый срок. Если учесть, что открытие Вологодского наместничества состоялось 30 июля 1780 года, а под покровительством Мельгунова вологодская земля благоденствует шесть лет («покой  шесть лет  в сих странах обитает» — л. 1 об.), то описываемые события происходят в конце 1786 — начале 1787 года. Нет сомнений, что генерал-губернатор прибыл в Вологду накануне нового года. Напомним: одно из стихотворений сборника имеет название «На новый год», другое датировано 3 января. Но когда именно? Ответ, хотя и довольно приблизительный, находим в дневнике архиепископа Ростовского и Ярославского Арсения Верещагина. Упоминаний о поездке генерал-губернатора в Вологду здесь нет. Однако на фоне пристального внимания к особе его высокопревосходительства, бесчисленных перечислений его визитов, визитов ему, встреч на официальных церемониях, молебнах,2 [«7 декабря. В Ярославской приходской Петра Митрополита теплой Церкви  в кою собралось и все дворянство с генерал-губернатором  отправлен был благодарный молебен  Кушал у генерал-губернатора Алексея Петровича Мельгунова». - РНБ. Ф. 550. ОСРК. р. IV. 267/1.] в гостях отсутствие имени Мельгунова в течение довольно длительного времени может быть воспринято как доказательство его отсутствия в Ярославле. Последнее упоминание о Мельгунове в дневнике Арсения Верещагина за 1786 год относится к 12 декабря. Генерал-губернатора нет среди особ, присутствующих на проповеди архиепископа в Спасском монастыре 25 декабря и на праздничном обеде в его доме. Рождество Мельгунов, конечно же, встречал вдали от Ярославля: на письме генерал-губернатора к Василию Семеновичу (фамилию адресата установить не удалось) стоит: «декабря 23 дня 1786 года. Вологда».1 [ГАЯО. Ф. 72. Оп. 2. Ед. хр. 895. Л. 4.]Мельгунов покинул Вологду между 13 января (эта дата стоит на донесении наместника, отправленном из Вологды),2 [РГДЦА. Ф. 16. Разряд XVI. Ед. хр. 1012. Ч. 2. Л. 128. В письме Василию Семеновичу (?) от 6 января 1787 года наместник обещает выехать из Вологды «16 числа сего месяца». — ГАЯО. Ф. 72. Оп. 2. Ед. хр. 1385. Л. 4.] и 18 января, когда, судя по дневнику Арсения Верещагина, произошла первая в 1787 году встреча архиепископа с генерал-губернатором.3 [«По вечеру посетил господина генерал-губернатора ярославского Алексея Петровича Мельгунова». - РНБ. Ф. 550. ОСРК. 0. IV. 267/1.] А. П. Мельгунов пробыл в Вологде более трех недель. Театральные представления, скорее всего, давались на святках, то есть между Рождеством (25 декабря) и Богоявлением (Крещением Господнем) — 6 января.
      Открытие театра в Вологде для неизвестного сочинителя — факт всероссийского значения:

      Проснись, российского театра красота,
      Приятные имущь во действии уста!
      И на театр взведи свои теперь ты очи,
      Воздвигнуты в странах, лежащих к полуночи.
      (л. 3 об.)

      О новый наш театр! Колико ты блажен!
      Ты мужем каковым в сей месте соружен!
      (л. 3 об.)

      Последний стих, безусловно, относится к А. П. Мельгунову, страстному любителю и покровителю литературы и искусства. Как известно, Мельгунов принимал участие в переводах из Энциклопедии (3 ч. М., 1767) и был инициатором создания первого русского провинциального журнала «Уединенный пошехонец». Он поддерживал самые дружеские связи с драматургами М. И. Веревкиным, А. А. Волковым и, по свидетельству «Ярославских губернских ведомостей», во времена своего наместничества «увеселял гостей театром, составленным из благородных особ».4 [С. С. Первый наместник ярославский Алексей Петрович Мелыунов // Ярославские губернские ведомости. 1848. 28 мая. Часть неофициальная. № 22. С. 160.] Среди постоянных корреспондентов Мельгунова — Я. Сивере, немало способствовавший оживлению театральной жизни Новгорода и Твери.
      «Новый театр» открылся представлением драмы с голосами в 4 действиях «Розана и Любим» (Текст Н. П. Николева. Музыка И. И. Керцелли).1 [Эта пьеса была поставлена «благородным обществом» в декабре 1778 года «в Костроме, на домовом театре ярославского и костромского государева наместника  Алексея Петровича Мельгунова по случаю открытия Костромского наместничества». Цит. по: Костромской драматический. Ярославль, 1984. С. 16.] Автор стихов называет ее оперой (правильнее было бы сказать — комической оперой):

      Там нежности свои Розана и Любим
      Являют жаждущим соотчичам твоим.
      Я прямо назову всех действующих в оном,
      Отца Розанина, Милену и с Семьоном.
      (л. 3 об.)

      Судя по «Собранию стихов  на разные случаи», репертуар местного театра достаточно разнообразен. Это комические оперы «Мельник — колдун, обманщик и сват» (в 3 д. Текст А. О. Аблесимова. Музыка М. М. Соколовского. М., 1779)2 [Напомним, что в «Летописи города Вологды» о представлении этой оперы упоминается под 1800 годом.] и «Сбитенщик» (едва ли не самая популярная комическая опера в 3 д. Текст Я. Б. Княжнина. Музыка А. Булландта).3 [По сведениям Н. Титова, они с большим успехом шли и позже в 1816 (или 1817) году в «постоянном театре», созданном «по распоряжению  гражданского губернатора И. И. Винтера» и помещавшемся «в доме гимназии» // Вологодские губернские ведомости. 1853. 31 октября. Часть неофициальная. № 44. С. 385-386.] Заметим, что представление «Сбитенщика» в Вологде совпало по времени с ее постановками в Петербурге (1784) и Москве (1787). Из русских комедий на вологодской сцене ставились «Вздорщица» А. П. Сумарокова, «Сибиряк» и «Святошная шутка» И. Я. Соколова. Западноевропейская драматургия представлена комедиями Л. Гольберга «Гордость и бедность», Г. Ф.-В. Гроссмана «Только шесть блюд», Ж.-Б. Мольера «Мещанин во дворянстве» и лирической драмой М.-Ж. Седена (музыка П.-А. Монсиньи) «Дезертер», комической оперой Л. Ансома «Два охотника» (музыка Э.-Р. Дуни).4 [Некоторые из поставленных пьес части вологодской публики были, Конечно же, знакомы. Судя по книгопродавческим описям, комедию «Гордость и бедность» и комическую оперу «Два охотника» можно было приобрести «в Вологде, у Андрея Петровича г. Петрова», в 1779 году, а у купца Сухирина - в 1782. Быстро, за один 1782 год, разошлась комическая опера «Мельник — колдун, обманщик и сват». Драма с голосами «Розана и Любим» продавалась в лавке Сухирина в 1782—1785 годах, в 1784-1785 годах в продаже вновь появилась переведенная с французского комическая опера «Два охотника». Репертуар книжных лавок А. Петрова (1779) и Сухирина (1782—1785) реконструирован нами на основе книгопродавческих росписей, изданных в Университетской типографии, у Н. Новикова. См.: Сводный каталог русской книги гражданской печати XVIII века: 1725-1800. М., 1966. Т. 3. С. 478-479. №№ 8918-8922.]
      Есть основания предполагать, что композиция сборника в какой-то мере отражает порядок представлений пьес на вологодской сцене, вернее тех, на которых присутствовал автор. Отклик на спектакль нередко возникает как непосредственная реакция на зрелище и потому напоминает страницу дневника:

      X. На комедию «Сибиряк»

      Ты думаешь, на то театры суть на свете,
      Чтоб в праздности тебя лишь только забавлять.
      Не правда. Но чтобы в нас нравы исправлять,
      Какие суть у всех и каждому в примете.
      А что сие есть так,
      Сегодняшний открыл то ясно «Сибиряк».
      (л. 4 об.)

      Мы не располагаем никакими данными о том или о тех, чьи положение и вкус определили выбор пьес, поставленных на вологодской сцене в конце 1786 — начале 1787 года. Однако совершенно очевидно, что в репертуаре театра преобладала демократическая тенденция. Давно и традиционно считается, что, лишенные самостоятельности, периферийные театры XVIII века были обречены заимствовать репертуар у Императорского публичного театра.1 [Гуревич Л. История русского театрального быта. М.; Л., 1939. Т. 1. С. 250.] Одиннадцать пьес, представленных на сцене губернского города, где в 1780 году жителей обоего пола было 7800 душ,2 [Савваитов П. Город Вологда в конце XVIII века // Вологодские губернские ведомости. 1855. 24 сентября. Часть неофициальная. № 39. С. 328.] убеждают в том, что провинция отнюдь не «оглядывалась на театры столицы»,3 [Гуревич Л. История русского театрального быта. Т. I. С. 250.] а шла своим собственным путем.
      Упоминание об актерах и впечатлении от их игры находим только в одном стихотворении, точнее, стихотворном обращении «О вы, прекрасные театра игроки!» Оно вызвано постановкой знаменитого «Дезертера» Седена (музыка Мон-синьи). И, думается, не случайно. Волнующая напряженность сюжета, в основе которого невинная шутка близких, обернувшаяся для влюбленных серьезными испытаниями и едва не приведшая их к гибели, пылкость и самоотверженность героев, лирика и патетика, — все это, безусловно, располагало и к проявлению актерских дарований, и к активному сопереживанию. Отзыв любопытен не только как частная оценка и субъективная реакция. Он передает характерные для зрителя второй половины XVIII века особенности восприятия драмы: она осваивается по преимуществу со стороны содержания, идеи. Однако конкретные средства их обнаружения, то есть игра актеров, еще не являются предметом анализа:

      Ты, Саблин! подражал несвойственной природе.
      Ты, Горской! показал, что чувства есть в народе.
      А все украсила, Екатерина, ты,
      Являя нежности и должны красоты.
      Все, правду мне сказать, игравши «Дезертера»,
      Не исключаючи и бедного актера,
      Достойны, я скажу, довольных вы похвал.
      (л. 6)

      Стихотворные отклики на театральные представления, как полагают исследователи, появились в русской литературе в конце 1750-х годов. Они печатались в газетах1 [[Ржевский А. А.] Стихи к девице Нелидовой на представление «во французской опере, называемой «Servante et Maitresse», роли Сербининой. Стихи девице Борщовой на представление во «французской опере, называемой «Servante et Maitresse», роли Пандолфовой // Санктпетербургские ведомости. 1773. 29 ноября. № 96.] и журналах2 [С[умароков] А. Мадригал («Любовны Прокрисы представившая узы...») // Ежемесячные сочинения, к пользе и увеселению служащие. 1756. Март. С. 273.] или выходили отдельными изданиями3 [[Ржевский А. А.] Стихи к девице Нелидовой  СПб., 1773; Ржевский А. А. Стихи девице Борщовой  СПб., 1773; Сумароков А. П. Письмо к девицам г. Нелидовой и г. Барщовой. СПб., 1774.] и потому могли быть известны вологодскому автору. Отличные по уровню мастерства, опыты профессионалов и продукция дилетанта сходны в главном — отсутствии конкретности описания игры актеров. Конечно, и здесь есть исключения, например, попытка изобразить словом «движения лица» актрисы, то есть приблизиться к решению тех задач, которые в XVIII веке были посильны только живописи Левицкого:

      Как ты, Нелидова, Сербину представляла,
      Ты маску Талии самой в лице являла,
      И, соглашая глас с движением лица,
      Приятность с действием и с чувствиями взоры,
      Пандольфу делая то ласки, то укоры,
      Пленила пением и мысли и сердца.
      Игра твоя жива, естественна, пристойна;
      Ты к зрителям в сердца и к славе путь нашла...1
      [Поэты XVIII века: В 2 т. / Сост. Г. П. Макогоненко и И. З. Сермана. Л., 1972. Т. 1. С. 297—298. (Библиотека поэта, большая серия).]

      По-видимому, не случайно «Стихи к девице Нелидовой на представление во французской опере, называемой «Servante et Maitresse», роли Сербининой» А. А. Ржевского (искусствоведы цитируют эти стихи как анонимные) вызывают в памяти знаменитый портрет смольнянок. Тем не менее отсутствие «конкретности описания игры актеров»,2 [Асеев Б. Н. Русский драматический театр XVII—XVIII веков. М., 1958. С. 399.] — как отмечает Б. Н. Асеев, — общая тенденция русской театральной критики до Карамзина.
      Выявление лиц, упоминаемых в «Собрании стихов...», необходимо и важно уже потому, что дает возможность установить социальный состав актеров, определить тип театра.
      Имя Александра Зузина3 [Мы даем эту фамилию в написании, которого придерживался А. Р. Зузин. - ГАЯО. Ф. 77. Оп. 2. Ед. хр. 178. Л. 1.] не названо прямо. Оно спрятано в начальных буквах строк трех стихотворений (V и VIII—IX), образовавших два акростиха. Нужны были серьезные основания для того, чтобы поставить рядом с обращениями к генерал-губернатору и его сыну посвящение еще одному лицу. Все три стихотворения связаны с театральной темой. Особенно любопытно первое «На открытие театра». Название, фиксирующее важность события... и адресат, обнаружению которого подчинены не только графика, но и предпосланное тексту двустишие, выполняющее роль дополнительного сигнала:

      Прочти начальные сих строк ты письмена,
      Кому те писаны, узнаешь без меня.
      (л.3)

Акростих, посвященный А. Р. Зузину
(РНБ. Ф. 487. Собр. Н. М. Михайловского. Ед. хр. 464. Л. 3)

      Как соотносится содержание стихотворения с заданными в акростихе словами? Почему стихотворение, открывающее театральный цикл, обращено именно к Александру Зузину? Не потому ли, что есть какие-то прямые, непосредственные связи между описываемым событием и адресатом:

      Какого дождались мы в сей град Амфиона!
      Старается он в нас пороки обругать.
      А чем? - Я не скажу. - Всяк может угадать.
      Наставил он людей, чтоб те людей ругали,
      Дурные их дела наружу представляли.
      Ревнивых, и скупых, и старых волокит,
      Завистливых, бродяг, льстецов и чародеев.
      Юпитер! помоги всех перечесть злодеев.
      (л.З)

      Что если мифологический Амфион — всего лишь прием, маскирующий реальное лицо? Но тогда Александра Зузина нужно искать за пределами губернского города Вологды. По данным «Месяцеслова с росписью чиновных особ...», надворный советник Александр Родионович Зузин в 1786-1787 годах был председателем верхней расправы Ярославского наместничества.1 [Месяцеслов с росписью чиновных особ в государстве  на лето  1787  СПб., [1787]. С. 164; Месяцеслов с росписью чиновных особ в государстве  на лето  1788  С. 153.] Однако о его роли в создании вологодского театра пока можно только догадываться.
      30 апреля 1786 года в Ярославле, на сцене домашнего театра А. П. Мельгунова, состоялась постановка трагедии А. Сумарокова «Синав и Трувор», в которой принял участие приехавший в Ярославль И. А. Дмитревский. Единственный известный нам источник, зафиксировавший факт творческого сотрудничества знаменитого актера и любителей-провинциалов (в мужских ролях были заняты чиновники Ярославского наместничества)2 [Советник казенной палаты коллежский асессор Алексей Алексеевич Горяинов, прокурор верхнего земского суда коллежский асессор Николай Михайлович Мусин-Пушкин, заседатель верхнего земского суда артиллерии капитан Федор Алексеевич Молчанов.] — стихи В. Д. Санковского. Одно из стихотворений, составивших эту своеобразную театральную рецензию, адресовано Клеопатре Александровне Зузиной. В примечаниях к тексту, подготовленных автором публикации А. А. Титовым, она названа «супругой надворного советника и Любимского предводителя дворянства (в 1789 году) А. Р. Зузина».3 [Ярославские губернские ведомости. 1889. 7 марта. Часть неофициальная. № 19. С. 5.] Однако известный краевед ошибался. Клеопатра Александровна была дочерью Зузина. Пройдет совсем немного времени, и она станет женой молодого князя Михаила Ивановича Вадбольского.4 [РНБ. Ф. 487. Оп. 2. О. 92. Л. 174 об.; О. 93. Л. 50. 202.] У нее печальная судьба. Овдовев в 24 года, Клеопатра Александровна посвятит себя воспитанию двух дочерей и сына Александра,1 [Ельчанинов И. Н. Материалы для генеалогии ярославского дворянства. Ярославль, 1913. Т. 2. С. 250.] появившегося на свет в 1791 году, уже после смерти мужа. В 1786 году ей всего девятнадцать.2 [Дата рождения княгини К. А. Вадбольской (1767) установлена на основании сведений, сообщаемых в «Московском некрополе». См.: Московский некрополь. СПб., 1907. Т. 1. С. 172.] Она играет сильную духом, не покорившуюся тирану Ильмену. Стихотворная рецензия Санковского позволяет нам заглянуть в домашний театр ярославского генерал-губернатора и увидеть то, что вызвало «хвалу всех зрителей и плеск вельможи града»:

      В театре ты была вчерашний день Ильменой,
      Довольны были все такою переменой:
      Осанку, выступку, произношенье слов —
      Все хвалят зрители и плещет Мельгунов.3
      [Ярославские губернские ведомости. 1889. 7 марта. Часть неофициальная. № 19. С. 5. В роли Ильмены на ярославской сцене выступала также дочь генерал-губернатора Е. А. Мельгунова. См. стихотворение «Высокопревосходительной девице Екатерине Алексеевне Мельгуновой. 1786 года апреля 30». — Там же. С. 5.]

      Зузин не мог не присутствовать на этом спектакле. Ведь на сцене рядом с прославленным Дмитревским — его дочь. Три года назад четверо его «несчастных сирот» потеряли мать, он — жену Анну Михайловну Зузину (урожденную Ярославову).4 [[См.: Лазарчук Р. М. К биографии «Амфиона» XVIII века: (портрет А. Р. Зузина работы художника Д. М. Коренева) // Ярославская старина. 1995. № 2. С. 23-25.] В апреле 1786 года А. Р. Зузин, конечно же, видел и слышал Дмитревского — не раз, и не только на сцене. Трудно представить, чтобы великий актер и педагог, человек, с полным правом писавший о себе: «...не было да и нет ни единого актера или актрисы, который бы не пользовался более или менее моим учением и наставлениями»,5 [Письмо И. А. Дмитревского члену Театральной дирекции А. А. Майкову (1802). Цит. по: Горбунов И. Ф. Первые русские придворные комедианты: Иван Афанасьевич Дмитревский // Горбунов И. Ф. Соч. СПб., 1910. Т. 3, ч. 5. С. 42.] — ограничился только исполнением роли Синава. Ведь он был на родине, здесь все напоминало о начале русского театра. В Ярославль Дмитревский, несомненно, приехал по приглашению наместника. Напомним, что из Петербурга, где генерал-губернатор пробыл в течение двух месяцев,1 [Указ об «отбытии» А. П. Мельгунова «ко двору», присланный из Вологодского губернского магистрата, городская дума получила 6 февраля 1786 года. - ГАВО. Ф. 476. Оп. 1. Ед. хр. 2. Л. 22.] Мельгунов возвратился 1 апреля 1786 года; 30 апреля на ярославской сцене возобновлена постановка «Синава и Трувора». Именно возобновлена.

      Ты прибыл в Ярославль, и новый был Синав 
      Вчера ты сделал честь театру Мельгунова,
      Театр сей был давно, тобой родился снова,2 –
      [Ярославские губернские ведомости. 1889. 7 марта. Часть неофициальная. № 19. С. 5.]
      писал в послании «Ивану Афанасьевичу Дмитревскому» восторженный Санковский. Думается, что самый выбор пьесы (от кого бы ни исходила инициатива) вовсе не случаен. «Синав и Трувор» был в репертуаре Ярославского театра «еще до вызова Ф. Г. Волкова  в Петербург»;3 [Асеев Б. Н. Русский драматический театр XVII—XVIII веков. С. 144.] это одна из трех трагедий, представленных провинциальными актерами для Двора в конце января 1752 года, сразу после приезда в Царское Село. С «Синавом и Трувором» Сумарокова связано первое выступление ярославцев Ивана Дмитревского и Алексея Попова в составе труппы Сухопутного шляхетного корпуса. Наконец, Дмитревский приехал на родину в год 30-летия российского театра, указ об учреждении которого подписан императрицей Елизаветой Петровной 30 августа 1756 года. Неужели все эти «совпадения» случайны?
      Сведений о продолжительности поездки Дмитревского нет. Судя по дневниковым записям архиепископа Ростовского и Ярославского Арсения Верещагина,4 [«13 мая. Меня посетил российского театра инспектор Иван Афанасьевич Дмитревский». - РНБ. Ф. 550. ОСРК. 0. IV. 267/1.] 13 мая Дмитревский еще находился в родном городе. Можно предположить, что состоявшееся 30 апреля первое представление трагедии Сумарокова с участием знаменитого актера не было единственным. Успех ярославского театра, безусловно, ускорил открытие вологодского. Любопытно, что в репертуаре вологжан две пьесы петербургского актера, инспектора придворной драматической труппы в 1783—1785 годах И. Я. Соколова: комедии «Сибиряк» (впервые напечатана в 1807 году) и «Святошная шутка» (не опубликована до сих пор; рукопись пьесы хранится в Санкт-Петербургской театральной библиотеке, Малом театре, Российской национальной библиотеке).1 [РНБ. Ф. 550. ОСРК. 0. XIV. 36. Л. 195-230. Святошная шутка. Комедия в 5 д. Этот рукописный экземпляр комедии И. Я. Соколова не учтен Т. М. Ельницкой, составившей репертуарную сводку за 1750—1800 годы. См.: История русского драматического театра. Т. 1. С. 463.] Остается загадкой, как попали в Вологду эти рукописные пьесы. Через А. П. Мельгунова? Через Дмитревского? Ведь он хорошо знал И. Я. Соколова и не раз играл вместе с ним на петербургской сцене. Автор острой социальной комедии «Судейские именины», Соколов осмелился не только не подчиниться распоряжениям П. И. Мелиссино (он был членом Комитета для управления зрелищами и музыкою), но и пожаловаться на него императрице. Разгневанный Мелиссино добился увольнения Соколова из театральной дирекции и смещения его с поста инспектора русской труппы. Скандал произошел летом 1785 года. Заступничество очередного фаворита Екатерины II помогло Соколову возвратиться на сцену. Однако историю эту помнили. В таком случае постановка неопубликованных пьес опального драматурга может быть воспринята как выражение сочувствия и дружеской поддержки человеку, посмевшему нарушить «священный долг повиновения», попытавшегося отстоять свою позицию и защитить свое оскорбленное достоинство.2 [См. об этом: Мордисон Г. 3. История театрального дела в России: Основание и развитие государственного театра в России (XVI—XVIII века). СПб., 1994. Ч. 2. С. 433-434.] Актерская и драматургическая биография Соколова начиналась в Московском университете конца 1750-х годов.3 [См.: Документы и материалы по истории Московского университета второй половины XVIII века / Подгот. к печати Н. А. Пенчко. М., 1960. Т. 1. С. 374.] Тогда же, в 1759 году, в «Императорский Московский университет» был «записан студентом» В. Д. Санковский.4 [Формулярные списки служителей Вологодского наместничества за 1789 год. - ГАВО. Ф. 13. Оп. 1. Ед. хр. 329. Л. 36 об.] Свидетелем первых шагов студенческого театра в Москве5 [См. об этом: Вирен В. Н. Университетский театр в Москве // Ежегодник Института истории искусств. 1958. Театр. М., 1958. С. 167-178.] не мог не быть А. Р. Зузин, находившийся в «университете с 756 майя 4» до «757 марта 8».6 [Список председателя Ярославской верхней расправы Зузина. — РГАДА. Ф. 286. Оп. 1. Ед. хр. 746. Л. 63 об. - 64.] Вологда - Ярославль - Петербург - Москва... Январь 1787 года - 30 апреля 1786 - конец 1750-х годов... Расстояния и время оказываются в этой истории невероятно сближенными, а событие местного значения, всего лишь эпизод в жизни губернского города, — втянутым в общее течение культурной жизни страны. Механизм всех причинно-следственных связей еще не обнаружен. Но то, что уже стало известным, обнадеживает, заставляет думать и искать именно в этом направлении.
      Разыскание актеров, занятых в пьесе Седена «Дезертер», осложняется тем, что они названы только по фамилии:

      Ты, Саблин! подражал несвойственной природе.
      Ты, Горской! показал, что чувства есть в народе.
      (л. 6)

      Это потребовало довольно трудоемкой работы — систематического просмотра описей основных фондов Государственного архива Вологодской области и Государственного архива Ярославской области (наместническое правление, губернский магистрат, городская дума, приказ общественного призрения и др.), а также алфавитных указателей фонда № 286 «Герольдмейстерская контора» Российского государственного архива древних актов. И хотя с самого начала было совершенно очевидным, что география поисков может быть ограничена только Вологдой и Вологодским наместничеством (ведь речь в стихах идет отнюдь не о «гастролях», а о «нашем» (л. 3 об.), то есть вологодском театре), была поставлена задача обследовать дела всех Саблиных и всех Горских, имеющих отношение к Вологодскому, Ярославскому и Костромскому наместничествам.
      В Государственном архиве Вологодской области хранится несколько документов, связанных с именем Петра Ивановича Горского. Ознакомление с ними позволило выявить ряд интересных обстоятельств, дающих, как кажется, основание для того, чтобы «подозревать» его в причастности к театру. Послужной список П. И. Горского чрезвычайно любопытен: «Протоколист Петр Иванов сын Горский. 31 год. Из малороссиян. Сержантский сын. 1772 мая 22 вступил в Императорский Московский университет, где обучался латинскому, немецкому, итальянскому, греческому языкам, также математике, истории и географии, рисовать и фехтовать, и наконец произведен студентом 1780 июня 30.
      Слушал профессорские лекции красноречия на латинском и греческом языках, философию, чистую математику и экспериментальную физику.
      Наконец по желанию (курсив мой. — Р. Л.) уволен и определен канцеляристом в Вологодское наместническое правление 783 апреля 3. Не прошло и года, как 14 марта 1784 года П. И. Горский получил чин коллежского регистратора. С 25 июля 1785 года он протоколист Вологодского губернского магистрата. Последняя запись настораживает: «и находясь в губернском магистрате при сей должности...»1 [Послужные списки служащих Вологодского губернского магистрата. - ГАВО. Ф. 833. Оп. 1. Ед. хр. 564. Л. 6 об. - 7.] Формулярный список П. И. Горского датирован 4 января 1794 года. За восемь с половиной лет службы... никакого продвижения... Странное впечатление производит другой документ, датированный 22 ноября 1788 года: «Копия указа Вологодского наместнического правления о назначении Петра Горского на должность протоколиста Вологодского губернского магистрата...», то есть на ту самую должность, которую он занимал с 25 июля 1785 года. Есть смысл процитировать документ, содержащий одно существенное дополнение к биографии Горского: «...сего ноября 15 числа, явясь в наместническое правление, находившийся в Ярославле при домовой покойного господина здешнего генерал-губернатора  Алексея Петровича Мельгунова канцелярии оного магистрата протоколист Петр Горской объявил, что от его превосходительства господина отправляющего должность ярославского и вологодского генерал-губернатора  Евгения Петровича Кашкина приказано ему отправиться к надлежащей его должности во оной магистрат...»2 [Там же. Ед. хр. 316. Л. 1.] Почему эта отлучка не зафиксирована в послужном списке Горского? Что побудило Мельгунова перевести протоколиста Петра Горского в Ярославль и держать его «при домовой»? Многочисленные факты свидетельствуют о том, что Мельгунов умел замечать талантливых людей и помогать им. Однако в штате Вологодского наместнического правления П. И. Горский находился с апреля 1783 года, и, таким образом, у генерал-губернатора давно была возможность оказать ему покровительство. Отъезд вологодского чиновника в Ярославль, скорее всего, произошел после 25 июля 1785 года. Значит, судьбу Горского решили какие-то личные контакты с генерал-губернатором, а они не могли состояться ранее декабря 1786 — января 1787 года. Что же касается неудавшейся карьеры Горского, то здесь нет ничего неожиданного. Это участь многих любимцев Мельгунова. После смерти генерал-губернатора их ждут отставка или немилость, отъезд из Ярославля и прозябание в дальних углах наместничества.1[Такова судьба поэта, предполагаемого издателя «Уединенного пошехонца» титулярного советника В. Д. Санковского. В мае 1789 года (не прошло и года после смерти А. П. Мельгунова) он «расправный судья Яренской нижней расправы Вологодского наместничества». — ГАВО. Ф. 13. Оп. 1. Ед. хр. 329. Л. 36 об.] Судя по документам Государственного архива Вологодской области, в 1790-х годах П. И. Горскому постоянно сопутствуют бедность, преследования кредиторов, унизительные объяснения: «...в наличии к платежу того числа денег не имею и платить иным мне, кроме вычитаемого количества из получаемого мною жалованья  нечем».2 [Копия указа Вологодского наместнического правления о вычете денег из жалования на уплату вексельного долга регистратором Вологодского губернского магистрата Горским регистратору Плеского городового магистрата Крапивину. Начато 20 февраля 1790 года. Окончено 23 октября 1795 года. На 63 л. (ГАВО. Ф. 833. Оп. 1. Ед. хр. 377. Л. 10). См. также дело о «взыскании денег по векселю с протоколиста Горского в пользу купца Циаппе (22 января 1792 года — 7 июня 1794 года)». - Там же. Ед. хр. 440 и др.]
      Дальнейшие разыскания показали, что не всем этим документам можно верить и что в «деле» П. И. Горского, таком простом на первый взгляд, немало загадок и противоречий. Числясь в штате Вологодского наместнического правления, П. И. Горский, как было установлено, с самого начала своей служебной деятельности, то есть с апреля 1783 года, находился в Ярославле для «исправления дел» при канцелярии Мельгунова.3 [О назначении коллежским регистратором студента Московского университета П. Горского. - ГАЯО. Ф. 72. Оп. 2. Ед. хр. 227. Л. 1.] Бывал ли он в Вологде до 1786 года, неясно. Во всяком случае, даже такой важный акт, как приведение Горского к присяге по случаю награждения чином коллежского регистратора, не потребовал его присутствия в Вологде, а превратился в сущую формальность: подписанный в Ярославле присяжный лист Горского был возвращен в Вологодское наместническое правление уже после того, как оно «отрапортовало правительствующему Сенату».1 [ГАЯО. Ф. 72. Оп. 2. Ед. хр. 227. Л. 4.] Совершенно по-иному освещают документы, хранящиеся в Государственном архиве Ярославской области, и самое «возвращение» П. И. Горского в Вологду. «Высылке» этого чиновника из Ярославля предшествовала... просьба П. Ф. Мезенцева.2 [Генерал-поручик Петр Федорович Мезенцев (родился в 1733 или 1734 ГОДУ) находился в должности правителя Вологодского наместничества с мая 1784 по март 1792. Он скончался 8 апреля 1792 года и погребен в Прилуцком монастыре (РНБ. Ф. 487. Оп. 2. О. 93. Л. 117, 144, 145, 145 об.). Есть сведения о том, что П. Ф. Мезенцев был крестным отцом Константина Батюшкова.] 

Неизвестный художник. Портрет П. Ф. Мезенцева

Чем объяснить внезапно вспыхнувший интерес вологодского губернатора к судьбам «находившихся при канцелярии» Мельгунова «Вологодского наместнического правления регистратора Лобанова,3 [Вот несколько штрихов к его характеристике: Петр Лобанов, «определенный из обучающихся в Академии художеств, а потом в  Сухопутном шляхетном кадетском корпусе». При выпуске из корпуса награжден медалью. - РГАДА. Ф. 286. Оп. 1. Кн. 746 Л. 447] гражданской палаты канцеляриста Авдеева и губернского магистрата протоколиста Горского» и поспешность, с которой 19 июля 1788 года, спустя две недели после смерти генерал-губернатора, он потребовал «ныне же  выслать» этих чиновников к «настоящим их должностям»?4 [ ГАЯО. Ф. 77. Оп. 1. Ед. хр. 1462. Л. 1. ] А уклончивый ответ из Ярославля, в котором имя Горского вообще не упоминается и решение дела откладывается до «прибытия его высокопревосходительства» Е. П. Кашкина?.. Почему со смертью Мельгунова тотчас отпала необходимость в дальнейшем пребывании Горского в Ярославле? И как следует понимать фразу из письма П. Ф. Мезенцева: «Не уповаю я, чтобы была прямая надобность остаться более (курсив мой. — Р. Л.) при той канцелярии».5 ]Там же.] Почему новый генерал-губернатор Е. П. Кашкин удовлетворил просьбу П. Ф. Мезенцева? Вопросы... вопросы... вопросы...
      Столь же неожиданными оказались результаты поисков другого актера, занятого в постановке лирической драмы Седена (музыка Монсиньи) «Дезертер» (или «Беглец») и удостоенного похвального отзыва неизвестного сочинителя:

      О вы, прекрасные театра игроки!

      Ты, Саблин! подражал несвойственной природе.
      (л. 5 об., 6)

      Если это Иван Алексеевич Саблин, как мы предполагаем, то и он ярославец... В отличие от «сержантского сына» П. И. Горского, Саблин - дворянин, женат на «дворянской дочери» Катерине Федоровне Омельяновой. Он небогат. У него пять дворовых и «в общем владении с братом Олонецкой губернии Лодейнопольского уезда  в деревнях  двенадцать душ».1[См. формулярный список И. А. Саблина за 1792 год. - ГАЯО. Ф. 72. Оп. 2. Ед. хр. 1721. Л. 43 об. - 44.] Впрочем, по данным Российского государственного архива древних актов, «свидетельства» о своем «дворянстве» в Герольдмейстерскую контору И. А. Саблин не представлял.2 [РГАДА. Ф. 286. Оп. 1. Ед. хр. 854. Л. 839 об.] Он начал службу с декабря 1774 года учеником геодезии в Ярославском экономическом правлении. В 1778 году Саблин уже геодезист, коллежский регистратор; еще через год — «экономический казначей». С сентября 1780 года он жил в Вологде, куда был определен «на механическую ваканцию», с которой был уволен 20 августа 1786 года «в должности землемера». Следовательно, в конце декабря 1786 - начале января 1787 года, когда на вологодской сцене было поставлено одиннадцать пьес, 27-летний Иван Саблин служил частным приставом в Ярославской управе благочиния. Спустя год он — «директорский товарищ» в Ярославской конторе Государственного ассигнационного банка. Осенью 1790 года Саблин возвращается в Вологду уже в качестве стряпчего уголовных дел Вологодского верхнего земского суда:3 [Там же. Л. 824 об.- 825. - Формулярный список И. А. Саблина, составленный в 1794 году.] на эту должность «находящийся не у дел» коллежский секретарь назначен по ходатайству генерал-губернатора Кашкина.4 [Там же. Кн. 786. Л. 525.] По-видимому, дальнейшая судьба этого человека связана с Вологдой. В начале 1796 года он числится в «щетной экспедиции» казенной палаты Вологодского наместничества.5 [Там же. Кн. 852. Л. 496; Месяцеслов с росписью чиновных особ на лето  1796  С. 263.] Что-то не сложилось и здесь... Спустя десять лет мы видим его на прежнем месте - в уголовном суде; теперь он заседатель, у него чин коллежского асессора.1 [Месяцеслов с росписью чиновных особ  на лето  1804 - 34; Месяцеслов с росписью чиновных особ  на лето  1805  С 60.] Несмотря на «похвальные аттестаты», «благородное поведение»2 [РГАДА. Ф. 286. Оп. 1. Кн. 786. Л. 525.] и благосклонность генерал-губернаторов, служебной карьеры И. А. Саблин не сделал, так же как и его партнер в спектакле по пьесе Седена П. И. Горский. Смена службы, переезды, порой совершенно непонятные... Что гонит его, геодезиста и землемера, из Вологды в Ярославль на должность... частного пристава, а потом тянет назад, в Вологду? Метания, неустроенность... Насколько они связаны с артистическим даром того, чья игра могла заставить трепетать и плакать («Вы слезы действием из глаз моих тащили...» — л. 6). Вряд ли когда-нибудь мы узнаем об этой чужой и такой далекой жизни еще хоть что-нибудь помимо формулярного списка. Одно несомненно: «прекрасные театра игроки» - Горский и Саблин — ярославцы. Но тогда не связаны ли театральные постановки, описанные в «Собрании стихов...», с очередными гастролями и в таком случае правомерна ли вообще постановка вопроса о вологодском театре?
      Все эти загадки в какой-то мере проясняет документ, обнаруженный в фондах Государственного архива Ярославской области, - «Дело о занятии генерал-губернаторского дома в городе Вологде под театр. Начато 30 июля 1787 года. Окончено 18 августа 1787 года». 28 июля 1787 года (со времени известных нам театральных представлений в конце декабря 1786 — первой половине января 1787 года прошло всего полгода) вологодский губернатор Мезенцев сообщает Мельгуно-ву о «желании благородного общества» открыть в Вологде «публичный театр» и о намерении собрать нужную («довольную») сумму денег для строительства театрального здания. В письме содержится просьба разрешить «на первый случай (то есть до постройки нового театра. — Р. Л.) начало театральных представлений в сооруженном в доме вашего превосходительства театре».3 [ГАЯО. Ф. 72. Оп. 2. Ед. хр. 1382. Л. 1.] Мельгунов не только отвечает согласием, но и предписывает Иванову (из документов видно, что Трофим Стеданович Иванов, председатель Вологодского губернского магистрата, осуществлял надзор за строительством генерал-губернаторского дома)1 [ ГАЯО. Ф. 72. Оп. 1. Ед. хр. 583. Л. 11.] «отдать» «вещи, какие есть в театре  по описи».2 [Там же. Оп. 2. Ед. хр. 1382. Л. 3.] Так вот чем объясняется столь неделикатная по отношению к памяти Мельгунова настойчивость, с которой Мезенцев потребовал возвращения Горского в Вологду: просвещенный губернатор,3 [ См. об этом: Фортунатов Ф. Н. Заметки и дополнения вологжанина к статье об А. П. Мельгунове: (Из запаса семейных бумаг и памяти) // Русский архив. 1865. № 12, Стлб. 1481-1482.] радевший о процветании города, хотел заполучить для театра хорошего актера.
      На сцене вологодского публичного театра играли «приказные чины»,4 [«Людей из приказных чинов для такого представления охотно способных оказалось уже довольно и которые со временем обещают лучшие в том успехи и совершенства», — пишет П. Ф. Мезенцев. — ГАЯО. Ф. 72. Оп. 2. Ед. хр. 1382. Л. 1.]они же, скорее всего, были основными участниками спектаклей, состоявшихся зимой 1786—1787 года. Ярославцев было немного, и именно потому они удостоились высокой чести быть названными поименно: Александр Зузин, Горский, Саблин, Екатерина Мельгунова. Одобренные и ободренные Дмитревским, они решились выступить на вологодской сцене в роли, отчасти напоминающей культурную миссию великого актера, совсем недавно, 30 апреля 1786 года, осчастливившего Ярославль своим участием в постановке «Синава и Трувора».
      Думается, что акция такого рода осуществлялась не впервые. Н. Титов сообщает интересные подробности о театральных постановках по случаю открытия Вологодского наместничества в 1780 году: «Говорят, что для этого приезжали сюда актеры из Ярославля, что они выбирали и здесь способных для сцены людей; что на этом театре была поставлена волшебная опера, или балет, «Русалка». Если это справедливо, то можно вообразить, какое впечатление производили тогда эти чудеса на здешних жителей».5 [ Титов Н. Заметки о бывших в Вологде театрах. С. 385.] У Титова были серьезные основания для того, чтобы сомневаться: к середине XIX века проблематичным стал уже самый факт существования ярославского театра. А между тем в конце 1770-х годов в Ярославле был театр. Неоспоримое доказательство тому — стихотворения В. Д. Санковского, найденные нами в составе рукописного сборника XVIII века, хранящегося в Российской национальной библиотеке. Стихи называются «Сочиненное в Ярославле секретарем Санковским на представление трагедии французской и русской благородными на домовом театре государева наместника 1778 году ноября в 24 день». Они построены по уже знакомому нам принципу соединения стихотворных посвящений («К обществу») и обращений к актерам («Прасковье Семеновне Нарышкиной», «Александре Михайловне Арсеньевой», «Николаю Алексеевичу Замыцкому, Ярославского наместничества прокурору»).1 [РНБ. Q. XVII. 92. Л. 35 об. - 37.] Театральная рецензия Санковского позволяет с доверием отнестись к тому, о чем писал Н. Титов. Осторожность, оговорки краеведа («Если это справедливо...») совершенно естественны: ведь прошло более 80 лет... Но то, что в середине XIX века должно было восприниматься только как предание, теперь, когда найдены документы, подтверждающие «шефство» ярославского театра над вологодским, может рассматриваться как реальный факт. Наконец, именно под влиянием комедий, поставленных на вологодской сцене в 1780 году (то есть репертуара принципиально иного рода), во 2-м издании книги А. Засецкого «Исторические и топографические известия  о городе Вологде...» появляется важное уточнение: «меж тем от семинарии по вечерам бывают иногда театральные моралистические (курсив мой. — Р. Л.) представления».2 [Исторические и топографические известия  о России и частно о городе Вологде... С. 67.]

Акростих, посвященный А. Р. Зузину.
(РНБ. Ф. 487. Собр. Н. М. Михайловского. Ед. хр. 464. Л. 4-4 об.)

      В «сезон» конца 1786 — начала 1787 года (он совпал со святками) вологжане увидели на сцене одиннадцать спектаклей. Много это или мало? Напомним для сравнения, что в 1799 году актеры Тобольского театра (а они были профессионалами), согласно договору с управляющим театром, должны были поставить за год 42 спектакля.3 [Эти данные взяты нами из чрезвычайно интересной статьи А. Н. Копылова: Копылов А. Н. Тобольский театр на рубеже XVIII—XIX веков // Материалы научной конференции, посвященной 100-летию Тобольского историко-архитектурного музея-заповедника. Свердловск, 1975. С. 96.] В репертуаре вологжан четыре комические оперы и лирическая драма Седена «Дезертер» (музыка Монсиньи), сценическое воплощение которых создавало определенные сложности: требовались хор, вктеры, обладавшие вокальными данными, декорации особого типа. Трудно представить, чтобы в одиннадцати пьесах были заняты только «новички». Очевидно, какая-то театральная атмосфера поддерживалась в городе со времени открытия Вологодского наместничества, когда «даваны были в разные числа балы, консерты, маскерады и комедии».1 [Исторические и топографические известия  о городе Вологде... С. 53. ]
      Нет сомнений, что зимой 1786—1787 года актеры выступали на сцене театра, устроенного в генерал-губернаторском доме. Только так можно и нужно толковать стихи:

      О новый наш театр! колико ты блажен!
      Ты мужем каковым в сем месте соружен!
      И лица каковы тебя днесь открывают,
      Какие ж зрители здесь быть удостояют!
      Нет ни единого, кто б тщетен был похвал.
      Правитель твой тебе сие блаженство дал.
      (л. 3 об.)

      Письмо П. Ф. Мезенцева А. П. Мельгунову возвращает этим строчкам — и одновременно названию цитированного стихотворения («На открытие ж и первую оперу») — совершенно конкретный, буквальный смысл: речь идет не только о спектаклях, но и о здании, о театре, «сооруженном», «воздвигнутом в странах, лежащих к полуночи» (л. 3 об.). Открытие его было приурочено к торжествам по случаю назначения А. П. Мельгунова вологодским генерал-губернатором на «новое трехлетие». Таким образом, благодаря архивным материалам становится известен самый факт существования в доме наместника театральной залы, а наш сюжет невольно переключается в иную область.
      В литературе об архитектуре Вологды история генерал-губернаторского дома освещается — и не без оснований - чрезвычайно лаконично. По свидетельству М. В. Фехнер, автора самой интересной и документированной монографии о Вологде, хранящиеся в Российском государственном историческом архиве графические материалы (Дом генерал-губернатора. Чертеж по натуре и план второго этажа) относятся к 1798—1806 годам.2 [См. об этом: Фехнер М. В. Вологда. М., 1958. С. 102.] Они составлены вологодским губернским архитектором Александром Соколовым уже после того, как «новопостроенный генерал-губернаторский дом, стоящий ныне праздно»,1 [Копия указа Сената о переводе присутственных мест города Вологды в генерал-губернаторский дом. — ГАВО. Ф. 18. Оп. 1. Ед. хр. 3. Л.1.] был приспособлен под здание присутственных мест. Пожар 1831 года превратил дом в развалины. Спустя сорок лет он подвергся основательной перестройке: уменьшен по длине, надстроен на один этаж. В архитектурном облике здания на углу Пречистенской набережной и улицы Зосимовской (теперь здесь размещается школа № 1) от прежнего генерал-губернаторского дома остались отдельные фрагменты: декоративные филенки между рядами окон первого и второго этажа и обработка нижнего этажа угловой ротонды. В определении архитектурного стиля особняка нет единства. По мнению М. В. Фехнер, в «пластической трактовке и декоративной насыщенности фасада еще чувствуются отзвуки барокко».2 [Фехнер М. В. Вологда. С. 103.] Те же элементы декора Г. Бочаров и В. Выголов рассматривают уже как раннеклассицистические.3 [Бочаров Г., Выголов В. Вологда. Кириллов. Ферапонтове Белозерск. М., 1979. С. 97.]
      Исследователей архитектуры старой Вологды, безусловно, заинтересуют два дела из собрания Государственного архива Ярославской области. Первое (на 250 листах) датировано 1780— 1787 годами и связано со строительством генерал-губернаторского дома, второе — о капитальном ремонте — относится к 1788—1791 годам и включает 131 лист. Мы найдем в этих документах имена подрядчиков и мастеровых - плотников, маляров, резчиков; разыщем сведения о ходе строительных работ, характере используемых материалов и денежных расходах. Они помогут представить анфиладу парадных залов и даже увидеть — так подробно и зримо ее описание — тронную во всем великолепии золота, мрамора, бархата: на «потолке среди залы представлено чистейшее небо»; «против портрета ее величества на другой стене, на мраморном бюсте, - турецкие поверженные трофеи, а вверху, в рамах, две трубы, венец и две ветви, сплетенные, лавровая и масличная»; «на той же стене, по другую сторону дверей, эмблема в рамах с гирляндами на открытие наместничества»; «над четырьмя дверями в супортах гербы двенадцати городов Вологодской губернии, обвешанные гирляндами и окружающие двумя ветми, пальмовой и лавровой, представляющие увенчанные спокойствием». В нишах, между мраморных колонн, под оркестром, три статуи на бюстах: Минерва, Фемида, Филантропия...1 [См.: О генерал-губернаторском доме в городе Вологде. 31 августа 1780 - 29 октября 1787. - ГАЯО. Ф. 72. Оп. 1. Ед. хр. 583. Л. 145 об., 145.] Описания театра нет. Реконструкция его архитектурного облика и интерьера осложняется тем, что в описях (их две) учтены лишь «мебель и прочий убор». План, фасад генерал-губернаторского дома, смета, составленные ярославским губернским архитектором И. М. Левенгагеном, естественно, отправлены в Вологду.2 [ Там же. Л. 61.] Надежд на их обнаружение нет. Все графические материалы, хранящиеся в Государственном архиве Вологодской области, погибли во время пожара 1920 года. Вот почему мы решаемся на реконструкцию, заранее представляя, сколь несовершенным и неполным окажется подготовленное нами описание.
      Определить местонахождение театра в анфиладе парадных залов второго этажа непросто. Судя по описи в деле о строительстве генерал-губернаторского дома (1780—1787), театр располагался между большим кабинетом и официантской. Это было четвертое по порядку помещение: тронная, аудиенц-камора, большой кабинет, театр...3 [Там же. Л. 233, 232 об., 232.] Однако в описи, составленной 7 февраля 1789 года, театр назван уже предпоследним (между буфетом и парадным крыльцом).4 [Там же. Оп. 2. Ед. хр. 1575. Л. 83, 84. (Дело о капитальном ремонте генерал-губернаторских домов в Ярославле и Вологде. Опись и оценка их имуществ. 31 июля 1788 - 20 декабря 1791).] Доверившись этому документу, мы принуждены будем признать, что в период с 29 октября 1787 года до 7 февраля 1789 года дом подвергся перестройке, результатом которой стало перенесение театра в другой конец здания. Такое предположение должно быть отвергнуто сразу: ведь порядок следования всех остальных помещений в обеих описях совершенно совпадает. Из документов видно, что строительство генерал-губернаторского дома закончилось уже к весне 1783 года,5 [Фехнер М. В. Вологда. С. 102.] а отделочные работы и «убранство» дворца мебелью и зеркалами продолжалось до конца апреля 1786 года. Думается, что расхождение описей в этом единственном случае объясняется либо небрежностью, допущенной писарем и исправленной в конце работы, либо колебаниями составителей: ведь к 1789 году находящееся в театре имущество фактически принадлежало «обществу».
      Каменный генерал-губернаторский дом, сооруженный на старом подворье Соловецкого монастыря, представлял собой здание «о двух этажах  нижний со сводами, а верхний этаж с накатными потолками и полами».1 [ГАЯО. Ф. 72. Оп. 1. Ед. хр. 583. Л. 200 об.] Длина дома «по лицевой стороне» на 41, «поперешнику» на 10 «сажен» (то есть соответственно — 87,33 м и 21,3 м), «вышиною  в 16 аршин» (11,36 м). Как соотносятся эти объемы с пространством театра, сказать трудно. О размерах театрального зала можно судить лишь по некоторым косвенным деталям: помещение отапливалось двумя печами, имело «пять окончин летних» и три двери. Представление о композиции театра отчасти дает описание лож. Они располагались в три яруса. Сначала шли «нижние ложи», их десять. От них («в средине ложи», как сказано в описи) тянулись две лестницы к средним ложам. Их одиннадцать. Очевидно, генерал-губернаторская ложа находилась в центре зала. Она имела отдельный вход: «...при ней дверь на петлях с железным замком». В трех ложах (каких именно, не уточняется) висели «гарусные занавесы», «обложенные» «мишурными газами». В верхнюю ложу вела деревянная лестница с поручнями.
      «Тесовый оркестр» отделяла от театрального зала «передняя занавеса». Составитель описи педантично заметил: «Оная занавеса с дырами». Музыканты занимали две деревянные лавки. Театр освещался множеством свечей: их вставляли в хрустальную люстру, шесть «ввертных» железных подсвечников на двух «музыкантских столах» и два «хрустальных с подвесами», украшавших губернаторскую ложу. На кулисах — сорок «подсвечных трубок жестяных на деревянных кружках».2 [Там же. Оп. 2. Ед. хр. 1575. Л. 83, 83 об. - 84, 83 об.]
      Оформление сценической площадки подчинено принципам, традиционным для русского театра. Применялись кулисные декорации, состоящие из задника («задняя картина из фламского полотна»), боковых кулис и «расписанной» «опускной» «передней занавесы из фламского полотна». Судя по описи, в театре использовались декорации двух типов. Интерьерная — для комедий и драм — и пейзажная — для комических опер. Первая представлена «кулисами комнатными» (их десять), «воздухами комнатными» (их пять), «комнатной картиной», задней картиной со «створенными дверьми».1 [ГАЯО. Ф. 72. Оп. 2. Ед. хр. 1575. Л. 83 об.] Остается догадываться, как из этих многочисленнях элементов декорационного оформления возникало пространство дома г-на Журдена («Мещанин во дворянстве» Ж.-Б. Мольера) и богатого петербургского заводчика Полнодомова («Сибиряк» И. Я. Соколова), рождался интерьер «апартаментов» обедневшего испанского вельможи, в доме которого «нет ни ложки, ни плошки».2 [Гордость и бедность, комедия в пяти действиях г. Гольберга / [Перевел Иван Кропотов]. М., 1788. С. 7.] Появление пейзажных декораций на русской сцене связывают с именем Джузеппе Валериани.3 [См. об этом: Сыркина Ф. Я., Костина Е. М. Русское театрально-декорационное искусство. М., 1978. С. 38-42.] В описи они именуются «лесными кулисами». Их десять — и не случайно. Напомним, что в комической опере «Розана и Любим» (ее постановкой открылся сезон 1786—1787 года) «театр представляет луг, окруженный лесом»; в «Мельнике...» — «с одной стороны лес, вдали по холмам малые деревеньки  Напереди ж всего дерево»;4 [Цит. по: Русская комедия и комическая опера XVIII века / Ред. текста и вступ. статья П. Н. Беркова. М.; Л., 1950. С. 175, 219.] а действие комической оперы Л. Ансома «Два охотника» происходит «в густом лесу».5 [Два охотника, комическая опера в одном действии г. Ансома / Переведена с французского. СПб., 1779. С. 3.]
      В документах имеются указания на материал, из которого делались декорации: фламское (то есть голландское) полотно и равендук — полотно, употребляемое для изготовления парусов («кулисы ж сделаны новые на две декорации из оставшегося от полов равендуку»).6 [ГАЯО. Ф. 72. Оп. 1. Ед. хр. 583. Л. 153.] На «краски, мел и клей», затраченные при оформлении театра, израсходовано 13 руб. 34 коп.7 [ Там же. Л. 220.] Живописные работы в театре, очевидно, осуществлялись во второй половине 1786 года. Во всяком случае «Опись находящемуся в генерал-губернаторском доме мебели и пр. убору» (она может быть датирована январем 1786 года) зафиксировала только «одну люстру хрустальную», «затворку и дверцы медные литые».1 [ГАЯО. Ф. 72. Оп. 1. Ед. хр. 583. Л. 233.]
      По-видимому, в это время еще ведутся переговоры с будущим художником-декоратором. 1 апреля 1786 года Т. С. Иванов, главный надзиратель за строительством генерал-губернаторского дома, сообщает А. П. Мельгунову: «На прошедшей неделе от Зузина живописца получил письмо, которым просит за расписку театра 70 руб. за одну работу».2 [Там же. Л. 153.] Заметим, что такая же сумма была выплачена «живописцам за расписывание в зале и балдахина»,3 [Там же. Л. 222.] деталь, дающая представление, пусть и весьма отдаленное, об объеме выполненных работ. Вологодский театр расписывал ярославец, живописец, рекомендованный Зузиным. Полагаем, что это был Дмитрий Михайлович Коренев (1742-1826),4 [Шемякин А. И. О датах жизни художника Д. М. Коренева // Ярославская старина. 1997. Вып. 4. С. 147-149.] «удивительный провинциальный портретист»,5 [ Федорова И., Ямщиков С. [Вступ. ст.] // Ярославские портреты XVIII-XIX веков. М., 1986. С. 12.] чье искусство, благодаря реставраторам, совсем недавно возвращено в нашу культуру. Аргументируем свою гипотезу.
      В документах о строительстве генерал-губернаторского дома художник упоминается дважды: прямо («за портрет ее величества Кореневу» — 150 руб.) и косвенно («в Ярославле  за портрет ее величества 150 руб.»).6 [ ГАЯО. Ф. 72. Оп. 1. Ед. хр. 583. Л. 217, 225 об. ] Скорее всего, речь идет об одном и том же портрете. Вторая запись взята из подробного (сводного) отчета о расходе денежных сумм. В вологодском доме А. П. Мельгунова находилось два портрета Екатерины II: в тронной, «в рамах золоченых, вокруг рам обито малиновым бархатом и обшит золотым галуном, балдахин золоченый», и в аудиенц-каморе.7 [ Там же. Л. 232, 232 об.] Какой из них принадлежал кисти Д. М. Коренева, неясно. Судьба этого портрета неизвестна. Замечательно другое — новые архивные документы выявляют истинные масштабы творчества Коренева и новые грани его таланта. Известный до сих пор лишь как автор «большого числа портретов ярославских жителей разных сословий»,8 [Ярославские портреты XVIII—XIX веков. № 15.] он предстает художником, способным выполнять почетные официальные заказы за пределами родного города. Он не только портретист, но и декоратор.
      Примечательно то, что в сознании председателя Вологодского губернского магистрата Т. С. Иванова Д. М. Коренев существует как «Зузина живописец». Ярославские документы возвращают нас к тому, чье имя, пусть и спрятанное в акростихах, дважды возникает в самых «ответственных» стихотворениях театрального цикла неизвестного вологжанина.1 [РНБ. Ф. 487. Собр. Н. М. Михайловского. Ед. хр. 464. Л. 3-4 об.] Александр Родионович Зузин, надворный советник, председатель верхней расправы Ярославского наместничества, и художник из купцов... Почему эти имена оказались рядом? Коренев писал Зузина: портрет находится в Ярославском историко-архитектурном музее-заповеднике. Тогда, может быть, Зузин рекомендовал Коренева для «росписи театра»? Но ведь в 1780-х годах Коренев создал портретную галерею жертвователей, именитых людей города, на средства которых построен ярославский Дом призрения ближнего; наконец, он написал парадный портрет самого Мелыунова и, следовательно, был известен генерал-губернатору как художник.2 [Портрет находится в экспозиции Ярославского историко-архитектурного музея-заповедника.] Дополнительные штрихи к биографии А. Р. Зузина обнаруживаем в деле «О постройке в городе Вологде губернаторского дома (1 августа 1781 — 16 мая 1786). Осенью 1783 года коллежский асессор Зузин безуспешно пытался получить подряд на строительство губернаторского дома в Вологде. Ему было отказано от торгу: слишком большой показалась Мелыунову затребованная Зузиным сумма.3 [ ГАЯО. Ф. 72. Оп. 1. Ед. хр. 1432. Л. 13, 13 об., 14, 19.]

Д. М. Коренев. Портрет А. Р. Зузина

      Однако к строительству генерал-губернаторского дома в Вологде Зузин не имел никакого отношения (имена подрядчиков в документах названы). Одно несомненно: участие Зузина в создании вологодского театра не может быть сведено к простому посредничеству. Однако, в чем конкретно оно заключается, остается загадкой. Был ли он непосредственно причастен к постановке на вологодской сцене одиннадцати пьес или надворному советнику Зузину принадлежала только идея объединения усилий ярославских и вологодских актеров, создания совместных спектаклей? Может быть, именно так следует понимать слова неизвестного сочинителя: «Наставил он людей...»? Наконец, почему автор стихов называет Зузина Амфионом? Известно, что сын Зевса и фиванской царевны Антиопы обладал божественным даром игры на кифаре. Значит ли это, что столь же необыкновенными музыкальными способностями был наделен и наш герой или сводить подобное сопоставление к слишком прямым аналогиям вообще не следует? Так это или иначе, но имя А. р. Зузина должно остаться в истории нашего края: ведь именно с ним вологжане связывали открытие своего нового театра.
      Зузин был яркой, духовно богатой личностью.1 [См. об этом: Лазарчук Р. М. К. биографии «Амфиона» XVIII века... С. 25.] Д. М. Коренев писал его портрет с большой симпатией. Доброе лицо, едва заметная улыбка... Может быть, - от неловкости — ведь портрет создавался для публичного обозрения, для галереи, призванной в назидание потомству увековечить добрые дела своих сограждан. В списке благотворителей ярославского Дома призрения ближнего А. Р. Зузин значится под 1786 годом.2 [Скульский А. В. Исторический очерк столетнего существования Дома призрения ближнего в Ярославле. 21 апреля 1786—1886. Ярославль, 1886. С. 81.]
      Этим временем может быть датирован и портрет. Зузину всего 43 года.3 [Дата рождения Зузина (1743 или 1744) установлена нами на основании его формулярных списков. См. об этом: Лазарчук Р. М. К биографии «Амфиона» XVIII века... С. 23.] Он полон сил, энергии, планов и еще не знает, что прожил лишь половину отмеренного судьбой срока, что его ждет грустная, одинокая старость. Он потеряет единственного сына, подполковника Пермского пехотного полка, Николая Зузина, убитого под Фридландом в 1808 году. Он уйдет в отставку в 1823 году, после шестидесяти пяти лет «беспорочной» службы, только «по причине глубокой старости и потери сил». Его наградят орденами Святого Владимира (IV и III степени) и Святой Анны (II степени), он получит «пять благоволений» от императора Александра I и завершит служебную карьеру в чине действительного статского советника. Но «ни имений, ни доходов, которыми бы он мог пристойно содержать себя», Зузин не наживет. С 1799 года он живет во Владимире,4 [Владимирский период жизни А. Р. Зузина реконструирован по документам РГИА. См. дело «Об увольнении председателя Владимирской уголовной палаты Зузина от службы с пенсионом». — РГИА. Ф. 1263. Оп. 1. Ед. хр. 326. Л. 441-444.] далеко от Ярославля и Вологды, с которыми теперь его соединяли только воспоминания.
      Возникновение вологодского театра было связано с общими процессами активизации театральной жизни провинции: «в десятилетнее время и меньше  везде слышим театры построенные и строящиеся, на которых заведены довольно изрядные актеры».5 [Драматический словарь, или Показания по алфавиту всех российских театральных сочинений и переводов  М., 1787. С. [6].] Как и другие периферийные театры, вологодский начинался с представлений, приуроченных к торжествам: открытию Вологодского наместничества в 1780 году («комедии», данные «в разные числа»)1 [Исторические и топографические известия  о городе Вологде…С. 53.] или приезду назначенного на «новое трехлетие» генерал-губернатора (конец декабря 1786 - первая половина января 1787 года). Как все театры в губернских городах, вологодский был учрежден «сверху»: он создавался по инициативе наместника. Горячий поклонник театрального искусства, просветитель и меценат, А. П. Мельгунов,2 [См. об этом чрезвычайно интересную книгу: Ермолин Е. А., Севастьянова А. А. Воспламененные к отечеству любовью: (Ярославль 200 лет назад: культура и люди). Ярославль, 1990. С. 7-67.] конечно же, причастен к самой идее совместных спектаклей двух театров, объединивших на вологодской сцене актеров разных сословий. Среди них его 16-летняя дочь Екатерина Мелыунова;3 [В замужестве княгиня Е. А. Волконская (1770—1853), овдовела в 1812 году. В подмосковном Суханове (усадьба перешла к ней после смерти брата, Владимира Мелыунова, в 1804 году), был театр, помещавшийся в левой колоннаде господского дома. См. об этом: Иваск У. Г. Село Суханово, подмосковная светлейших князей Волконских. М., 1915. С. 24-25, 36. Находящийся в Государственном музее искусств Узбекистана (Ташкент) портрет Е. А Волконской (Мельгуновой) датируется началом 1790-х годов и приписывается В. Л. Боровиковскому.] в «Дезертере» Седена она, несомненно, играла Луизу, любящую и самоотверженную, и играла тонко, прекрасно... Не случайно ее «заметил» и «выделил» неизвестный рецензент:

      А все украсила, Екатерина, ты,
      Являя нежности и должны красоты.
      (л. 6)

В. Л. Боровиковский. Портрет Е. А. Волконской

      В одном спектакле с ней занят и «бедный актер»:

      Все, правду мне сказать, игравши «Дезертера»,
      Не исключаючи и бедного актера,
      Достойны, я скажу, довольных вы похвал.
      (л. 6)

      Кто он? Почему так назван, мы не знаем. Однако, кажется, такие контрасты наместника нисколько не беспокоили. «Сбор с театра» разделили между всеми актерами.4 [ГАЯО. Ф. 72. Ед. хр. 1420. Л. 38.] Вологодское общество поддержало начинания генерал-губернатора, нашлись таланты, объявились граждане, готовые для пользы и процветания Вологды пожертвовать деньги на строительство театрального здания. Можно не сомневаться, спектакли, поставленные в «святочный сезон» 1786—1787 года, собрали многочисленную зрительскую аудиторию. На конец декабря 1786 - начало января 1787 года были перенесены дворянские выборы (в 1780 и 1783 годах они «происходили» в июле).1 [ГАВО. Ф. 833. Оп. 1. Ед. хр. 269. Л. 1-2 об. ] Таким образом, слава о «новом нашем театре» (л. 3 об.) достигла самых отдаленных уголков Вологодской губернии. Спектакли задумывались наместником как демонстрация просветительских возможностей театра, призванного стать «училищем» добродетели:

      В тебе увидим мы пороки пораженны,
      А честные дела от всех людей почтенны.
      Ты нам училищем будь в нравах и делах
      И утешением в прискорбных временах.
      (л. 3 об.)

      По-видимому, театральные представления в Вологде продолжались и после отъезда Мельгунова. Из документов видно, что в июне 1787 года «на театре» в доме наместника «по два дни представлена была комедия». Протест Иванова («я более без дозволения Вашего превосходительства допустить не могу»)2 [ГАЯО. Ф. 72. Оп. 2. Ед. хр. 1382. Л. .3] побудил вологодского губернатора Мезенцева обратиться к Мельгунову за официальным разрешением. Летом 1787 года в Вологде был открыт публичный театр. Дата эта должна быть включена в летопись культурной жизни города - и равно — русского театра XVIII века. Утверждая так, мы, естественно, не можем не сознавать недостаточность приводимых нами доказательств. Что если театральные представления летом 1787 года не имели продолжения и речь должна идти не о факте, а всего лишь о намерении?.. Попытки обследовать с этой точки зрения официальные документы, рапорты генерал-губернаторов императрице за 1787-1791 годы, в частности, оказались безрезультатными. Здесь сообщалось о «событиях чрезвычайных, важных и примечания достойных» (пожары, наводнение, град, открытие ярославского Дома призрения).3 [РГАДА. Ф. 16. Разряд XVI. Ед. хр. 1014.] Очевидно, открытие театра к таковым не относилось. Заметим, что в донесениях вологодского генерал-губернатора А. П. Мельгунова за январь 1787 года4 [ Там же. Ед. хр. 1012. Ч. 2.] информации о театральных представлениях по случаю его назначения генерал-губернатором на новый срок нет. А ведь спектакли были...

Д. М. Коренев. Портрет А. П. Мельгунова

      Сведения, подтверждающие существование театра в Вологде, были обнаружены там, где их менее всего можно было ожидать, — в дневнике одного почтенного вологжанина. Алексею Тихоновичу Ярославову уже исполнилось 65. Он родился 30 сентября 1726 года в «старинной вотчине и доме отца (своего) в сельце Нестерове,1 [ Теперь село Нестерово Шекснинского района Вологодской области.] которое тогда было Ярославского уезду в Череповской волости».2 [РНБ. ф. 487. Оп. 2. О. 92. Л. 109 об.]
      Судя по всему, у дворянского сына Алексея Ярославова не было в столице богатого и влиятельного «заступника». Став в 1737 году солдатом, он был произведен в обер-офицеры из нижних чинов и, значит, хорошо знал, что такое солдатская служба. За плечами «лейтенанта ранга майора» Астраханского пехотного полка А. Т. Ярославова (он состоял в штате генерал-фельдмаршала графа П. С. Салтыкова) - кампании 1759—1760 годов (военные походы в Финляндию и Пруссию, «баталии Пальциховская и Франфорская»). В 1761 году Ярославов ушел в отставку (с награждением чином подполковника). Спустя восемь лет он вернулся на службу, теперь статскую. А. Т. Ярославов живет в Вологде со второй половины 1780 года, то есть с открытия Вологодского наместничества. По документам 1781 года — он советник Вологодской казенной палаты,3 [Биография А. Т. Ярославова реконструирована нами по его формулярному списку. - ГАЯО. Ф. 77. Оп. 1. Ед. хр. 364. (Нумерация листов отсутствует).] сослуживец Андрея Петровича и Данила Андреевича Петровых. Состояние позволяет ему жить в отставке4 [Во второй половине 1782 года А. Т. Ярославов отставлен от службы из-за болезни. - ГАЯО. Ф. 72. Оп. 1. Ед. хр. 1258. Л. 10-10 об.] и достатке, а мягкий характер, доброта и хлебосольство делают дом А. Т. Ярославова открытым для многочисленной родни, бывших сослуживцев, просто знакомых — вологодских чиновников, священнослужителей, купцов и окрестных помещиков. В течение почти двух лет (с 1 июля 1790 года по 13 июля 1792 года)5 [А. Т. Ярославов скончался И августа 1792 года. — ГАВО. Ф. 496. Оп. 8. Ед. хр. 48. Л. 142.] он день за днем с завидной пунктуальностью вносит в свой дневник все, чему оказался свидетелем. Огромному и разнообразному материалу тесно в пределах четко обозначенных рубрик: «Были у нас», «Обедали у нас», «Ужинали», «Приход денег», «Расход денег», «О погоде». Живая жизнь врывается на страницы журнала и путает все. В «Дневных записках»1 [Приведем полное название дневника А. Т. Ярославова — «Дневные мои для памяти записки, или журнал дневной». — РНБ. Ф. 487. Оп. 2. О. 90 (1 июля - 31 декабря 1790) - Т. 1; О. 91 (1 января 1791 - 3 июля 1791) - Т. 2; О. 92 (4 июля 1791 - 31 декабря 1791) - Т. 3; О. 93 (1 января 1792 - 13 июля 1792) - Т. 4. В дальнейшем ссылки на «Дневные записки» А. Т. Ярославова даются в тексте.] А. Т. Ярославова нашлось место новостям местного и российского масштаба, сообщениям из «Московских ведомостей» и слухам, «реестру» подарков, полученных к 65-летию, и изображению торжеств в Вологде по случаю заключения мира со Швецией (на молебне в соборе присутствовали «все пленные шведские штаб- и обер-офицеры» (О. 90. Л. 100 об. — 101), описанию освящения «вологодского городового нашего дома»2 [В 1790 году на имя жены Алексея Тихоновича - Федосьи Степановны Ярославовой — был куплен «дом с землею» «в Первой части, на Соборном мосту» (№ 882). - ГАВО. Ф. 496. Оп. 1. Ед. хр. 4211. Л. 1407 об. - 1408.] (О. 90. Л. 80 об.) и воспоминаниям о покойных родителях. Сам того не подозревая, А. Т. Ярославов создал энциклопедию вологодской жизни начала 1790-х годов. Четырехтомный журнал Ярославова стал своеобразным дополнением к «Историческим и топографическим известиям по древности о России и частно о городе Вологде...», созданным А. А. Засецким — «крестовым братом» и «добрым приятелем» (О. 93. Л. 88) Алексея Тихоновича. Только эту свою роль — роль вологодского летописца — А. Т. Ярославов едва ли сознавал. По-видимому, он писал только для себя, во всяком случае выходов к читателю, реальному или воображаемому, в «Дневных записках» Ярославова нет.
      Выявить материал, относящийся к театру, оказалось не просто, и не только потому, что журнал Ярославова — это почти две тысячи страниц, исписанных мелким, убористым почерком. Алексей Тихонович — не театрал. Он вообще не посещает театр по принципиальным соображениям: «...видеть представления любовные людям наших лет — грех» (О. 90. Л. 215). А. Т. Ярославов — обычный средний человек, получаюший по почте «Московские ведомости»,1 [Отметим любопытную подробность, характеризующую нравы вологодского дворянства. Брат А. Т. Ярославова П. С. Волков каждую неделю посылает к нему крестьянку за московской газетой «и, прочитав, присылает обратно, а свою не заведет от скупости» (О. 92. Л. 131 об. -132). Платон Степанович Волков — дед отставного подпоручика вологодского помещика Платона Григорьевича Волкова, которого в мае 1829 года напуганные чиновники города Устюжны приняли за ревизора. О П. Г. Волкове см.: Панов В. Еще о прототипе Хлестакова... // Север. 1970. № 11. С. 125-127; Гура В. В. «С Пушкиным на дружеской ноге» // Гура В. В. Времен соединенье: Очерки. Портреты. Этюды. Обзоры. Архангельск, 1985. С. 147-159.] знающий цену книге (зятю Михаилу Ивановичу Клементьеву он дарит «Анекдоты Петра Великого» в «бумажном переплете», принадлежащие его сыну — бригадиру и кавалеру Тихону Алексеевичу Ярославову), но откровенно предпочитающий чтению (этому «обеду духовному» (О. 92. Л. 146 об.) игру в пикет или послеобеденную беседу с очередным гостем (О. 90. Л. 29 об.; О. 91. Л. 41 об.; О. 92. Л. 109 об., 146 об.). Стихия Алексея Тихоновича - быт, дела, радости и заботы, печали и тревоги его семьи, близкой и далекой родни (Волковых, Соколовых, Зузиных, Черевиных,2 [Солигаличский помещик Петр Иванович Черевин — владелец усадьбы Нероново, получившей огромную известность благодаря созданным там художником Григорием Островским портретам семьи Черевиных и их родственников. П. И. Черевин был женат на Марии Михайловне Ярославовой (дочери двоюродного брата Алексея Тихоновича и родной сестры Анны Михайловны Зузиной - жены А. Р. Зузина). Третья дочь Михаила Ивановича Ярославова, Фекла Михайловна, была замужем за пошехонским помещиком Аполлоном Степановичем Соколовым, родным братом матери Александры Григорьевны Бердяевой (в замужестве Батюшковой) Елизаветы Степановны. А. Г. Бердяева-Батюшкова приходилась двоюродной сестрой Николаю Степановичу Бердяеву, женатому на дочери А. Т. Ярославова — Наталье Алексеевне. См.: Лазарчук Р. М. Родословная Бердяевых: Новые материалы к биографии К. Н. Батюшкова //Череповец: Краеведческий альманах. Вологда. 1996. Вып. 1. С. 139-149.] Бердяевых, Батюшковых, Клементьевых). В «Дневных записках» Ярославова нет и не может быть полной и реальной картины театральной жизни Вологды начала 1790-х годов. Театральный «слой» его журнала очень тонок. Эта тема «выплывает» на страницах дневника редко, порой совершенно случайно. Она практически не разрабатывается сама по себе, вне связи с жизнью дома Ярославовых.
      Первая запись, относящаяся к нашему сюжету, появляется в дневнике Алексея Тихоновича Ярославова только 7 декабря 1790 года. Суббота: «Вчера  приезжала к нам  вице-губернаторша Воейкова  Она Феню приглашала завтра в благородный театр. А вчерась актер Резанов на вход в театр и билет понес. Но Феня отрекалась болезнью». 8 декабря 1790 года. Воскресенье: «Обедали у нас зять Николай с женой Натальей и с дочерьми их, с Прасковьей и с Александрой  После обеда приехал Гневашев с женой, и все, кроме нас с Феней  поехали в театр. А Феня имела билет, но за слабостью здоровья в театр не ездила. Да видеть представления любовные людям наших лет — грех. Из театра со всеми возвратились к нам» (О. 90. Л. 214, 214 об., 215). При всей лаконичности сообщений историк театра тем не менее может извлечь из них главное. Рождественским постом в Вологде шли спектакли, в постановке которых участвовало благородное общество. Значит, театр любительский. Если и не для немногих, то явно не для всех. Денег за вход не платят, но пускают в театр только по билетам. Мы едва ли ошибемся, предположив, что текст приглашения заносился на изящные карточки, отпечатанные в столицах. Еще в 1785 году в лавке вологодского купца Сухирина можно было купить «билеты концертные, бальные, театральные по 3 копейки».1[Роспись российским книгам, которые продаются без переплета и в разных переплетах в Университетской книжной лавке, что у Никольских ворот, в Москве. Также можно получить сии книги  в Вологде, у купца Сухирина  М., 1785. С. 99.] «Благородному театру» покровительствуют Василий Иванович Воейков (вице-губернатор, или «поручик правителя», в 1790— 1796 годах)2 [Губернский служебник, или Список генерал-губернаторам, правителям, поручикам правителя, председателям уголовной и гражданской палат и дворянским предводителям в 47 наместничествах (губерниях) (1777-1796) / Сост. Кн. X. Туркестановым. СПб., 1869. С. 41. Дата начала службы уточнена нами по «Месяцеслову с росписью чиновных особ в государстве на  1791 ». С. 307.] и его жена, Авдотья Александровна (О. 90. Л. 214; О. 93. Л. 198 об.), урожденная княжна Касаткина-Ростовская.3 [См. об этом: Ельчанинов И. Н. Материалы для генеалогии Ярославского дворянства. Т. 2. С. 488.] Спектакли проходят в послеобеденное время, иногда Воейков оставляет зрителей на ужин (О. 93. Л. 43 об.). Но тогда не значит ли это, что «благородный театр» находился в доме вице-губернатора? Установить его адрес оказалось несложно. По видетельству друга А. Н. Радищева П. И. Челищева, посетившего Вологду в ноябре 1791 года, вице-губернатор В. И. Воейков жил во «дворце с домовою церковью».1 [Путешествие по Северу России в 1791 году: Дневник П. И. Челищева / Издан под наблюдением Л. Н. Майкова. СПб., 1886. С. 213.] В «Ведомости о числе строений и жителей по городам Вологодского наместничества за 1791 и 1792 годы» единственное из казенных строений, называемое «домом с церковью», значится как дом, «сооруженный для жительства господину генерал-губернатору».2 [ГАВО. Ф. 13. Оп. 1. Ед. хр. 401. Л. 7, 42.] Сомнений нет, в начале 1790-х годов спектакли даются на тех же сценических подмостках, что и в 1787 году, — в театральной зале дома наместника. Репертуар остается прежним - «любовные представления» (О. 90. Л. 215), то есть комедии и комические оперы. Последнее упоминание о «благородном театре» в дневнике Ярославова относится к 9 февраля 1792 года: «После [обеда] Григорий [Платонович] Волков ездил за билетами для входу в оперу к вице-губернатору Воейкову в нашем экипаже» (О. 93. Л. 64). Появлению этого (столь важного для историка театра) сообщения мы обязаны случаю. Вряд ли мы когда-нибудь узнали о том, что театральные представления у Воейкова продолжаются и в начале 1792 года, что в репертуаре «благородного театра» есть И музыкальные спектакли, если бы не привычка педантичного Алексея Тихоновича отмечать в своем журнале, кто, когда И почему пользовался его экипажем. В эти же годы в городе существовал и частный театр. А. Т. Ярославов называет его «новым вольным театром» (О. 90. Л. 241 об.). Почему «новым»? По отношению к чему «новым»? К «благородному театру»? Тогда речь идет просто о еще одном театре. Или это не первый опыт антрепризы в Вологде и дарованным императрицей правом «всякому заводить благопристойные для публики забавы, держася только государственных узаконений»,3 [См. указ от 12 июля 1783 года об учреждении Комитета для управления зрелищами и музыкою. — Архив Дирекции императорских театров. СПб., 1892. Вып. 1. Отд. II. С. 115.] кто-то уже воспользовался ранее? Содержателем «вольного театра» был «богатый вологодский помещик», поручик Семен Андреевич Брянчанинов (О. 91. Л. 3 об.). Он принадлежал к Покровской ветви старинной дворянской фамилии (потомство Михаила Борисовича Брянчанинова). Сын бригадира Андрея Михайловича Брянчанинова,1 [Соколова Л. Д. Родословие семьи Брянчаниновых // Городок на Московской дороге: Историко-краеведческий сборник. Вологда, 1994. С. 47—48.] он начал военную службу в 1765 году «артиллерии в Московской арсенальной роте капралом»2 [ГАЯО. Ф. 72. Оп. 2. Ед. хр. 1721. Л. 36 об.-37.] и в 1772 году «по прошению его за болезньми  отставлен с награждением за добропорядочную службу  поручичьим чином».3 [Соколова Л. Д. Родословие семьи Брянчаниновых. С. 59-60.] Начиная с 1780 года, то есть с момента открытия Вологодского наместничества, С. А. Брянчанинов значится на выборной должности заседателя верхнего земского суда.4 [ ГАЯО. Ф. 72. Оп. 2. Ед. хр. 1721. Л. 36 об. - 37.] (Напомним, в 1780—1781 годах заседателем верхнего земского суда был и дальний родственник Семена Андреевича - Афанасий Матвеевич Брянчанинов). По вологодским меркам владелец частного театра действительно богат. У него 324 души в разных уездах Костромского и Вологодского наместничеств. 73 души числятся за его женой, дочерью коллежского асессора Дмитрия Ивановича Волоцкого, Павлой Дмитриевной. В 1792 году ему всего 37.5 [ Там же.] Какой жизненный срок был отпущен Семену Андреевичу судьбою, мы не знаем. Дожил ли он до женитьбы своего сына Александра (1784—1875) на дочери Афанасия Матвеевича Брянчанинова, Софье Афанасьевне (между 1784—1787 — 1832), знал ли о рождении внука Дмитрия (1807-1867), будущего Святителя Игнатия, успел ли увидеть великолепный (в стиле раннего классицизма) барский дом в селе Покровском,6 [Оно было пожаловано предкам С. А. Брянчанинова за «Смоленское сидение» 1617 года.] находящемся недалеко от Грязовца, неизвестно. Единственная и случайная подробность из жизни С. А. Брянчанинова конца 1790-х годов обнаруживается благодаря неграмотной записи мастера Андрея Арефьева на роскошном окладе книги из родовой усадьбы Брянчаниновых села Покровского: «Евангелие домовое Семена Брянчанинова аправлено в серебро 1798 года августа 30 день. Весу в аправе фунт четырнатцать залатников с палавиною».7 [См. об этом: Памятники письменности в музеях Вологодской области: Каталог-путеводитель. Ч. 2. Вып. 2: Книги кириллической печати Вологодского областного музея / Под общей ред. профессора П. А. Колесникова. Вологда, 1985. С. 87. № 304 (1017). Евангелие. Киев. Тип. Печерской лавры, 1781 январь.]
      В нашем сюжете — деталь немаловажная. Мы знаем дату рождения С. А. Брянчанинова (1755), а теперь и то, что он умер не ранее 30 августа 1798 года. Другие сохранившиеся до наших дней «свидетели» жизни Семена Андреевича — его книги, «путеводители, наставники, друзья»,1 [Вяземский П. А. Стихотворения / Вступ. ст. Л. Я. Гинзбург / Сост., подгот. текста и примеч. К. А. Кумпан. Л., 1986. С. 187. (Библиотека поэта, большая серия).] как сказал бы П. А. Вяземский. Часть его библиотеки (книги с владельческими записями и оттисками печатки СБ (бирюзового цвета) или гербовой печати Брянчаниновых) была вывезена из Покровского сразу после революции и находится в Вологодской областной научной универсальной библиотеке. У С. А. Брянчанинова была репутация вольнодумца, и, по-видимому, не случайно. Помимо списка трактата Фонтенеля «Разговоры о множестве миров» в переводе Кантемира (инв. № Р350663), в его библиотеке находился «Кандид, или Оптимисм» Ф.-М. Вольтера. Пер. с фр. СПб., 1769 (инв. № Р104793).2 [См. об этом: Мартынов И. Ф. Провинциальные книголюбы XVIII века: (по материалам книговедческого обследования библиотек, музеев и архивов Вологды. 1976 г.) // Русские библиотеки и частные книжные собрания ХVI-ХIХ веков. Л., 1979. С. 132.] Об особом пристрастии отца и сына Брянчаниновых к драматическим сочинениям уже писали.3 [Там же.] Теперь можно с уверенностью сказать, что для Семена Андреевича собирание подобной литературы было не только Проявлением любви к театру, но и следствием чисто профессионального интереса. По этому фрагменту библиотеки С. А. Брянчанинова можно в какой-то мере судить о репертуаре театра, содержателем которого он был. Назовем лишь некоторые из изданий такого рода. Их принадлежность С. А. Брянчанинову подтверждается владельческими записями и оттисками печати (комедии М. И. Веревкина «Так и должно» (М., 1774) и «Точь в точь» (СПб., 1785), «Сочинения и переводы» В. И. Лукина (ч. II. СПб., 1765), «Комедии из театра г. Ж.-Б. Мольера» (М., 1760), комедии «Опекун обманут, бит и доволен» г. Данкура [перевел с французского А. А. Волков] (СПб., 1778), «Обманутый жених» Л. Гольберга (переведена с немецкого А. Шурлиным) (М., 1768), «Нечаянная женитьба» И. Берга (СПб., 1766), комедия с песнями в одном действии «Лоретта» (сочинение Мальзевиля. Музыка Ж.-Н. де Меро.

Титульный лист комедии М. И. Веревкина "Так и должно"

      Перевел с французского К*** В*** У***) (М., 1781), комическая опера Ш.-Ж. Фенуйло де Фальбера «Двое скупых», музыка А.-Э.-М. Гретри (переведена с французского Ф. Геншем) (М., 1783) и др.). Примечательна запись на внутренней стороне задней обложки трагедии Сумарокова «Синав и Трувор» (СПб., 1768) (инв. № Р104915), сделанная рукою С. А. Брянчанинова: «В роли Гостомысловой — 304 строки, в роли Ильщениной — 431 строка». Не значит ли это, что в театре Брянчанинова ставились не только комедии и комические оперы, но и трагедии. И снова «Синав и Трувор». Только теперь (возможно) на вологодской сцене...

Запись на внутренней стороне задней обложки трагедии А. П. Сумарокова "Синав и Трувор".
Автограф С. А. Брянчанинова

      Сведений, относящихся к характеристике публики, в журнале Ярославова немного. Мы не видим местной публики в Театре и потому не знаем, как она ведет себя там: «грызет орехи», «шумит», «кричит», «во своевольствие преобратя свободу», или она съезжается только для того, чтобы «внимати и молчать»,1 [Сумароков А. П. Пиит и друг его // Сумароков А. П. Избр. произведения. / Вступ. ст., подгот. текста и примеч. П. Н. Беркова. Л., 1957. С. 187, 186. (Библиотека поэта, большая серия).] и вологодский зритель начала 1790-х годов был тем самым «разумным зрителем»,2 [Там же. С. 187.] о котором мечтал недовольный поведением московской публики А. П. Сумароков. Нет в дневных записках Алексея Тихоновича и отзывов о спектаклях. Ценность этого исторического источника в другом. Он сохранил некоторые подробности околотеатрального быта. Театр посещают не только «настоящие городовые обыватели», но и помещики, живущие в окрестных селах. Ездят всей семьей.
      Но иногда дочери Ярославова, Наталья Бердяева и Александра Клементьева, отправляются на представление и без мужей (О. 93. Л. 43 об.). В театр возят детей (О. 90. Л. 241 об.). Последнее особенно важно. Значит, театральный вкус, воспитываемый с детства, уже воспринимается как одно из проявлений светскости и образованности. Попав в петербургский пансион (это произошло в начале 1791 года (О. 90. Л. 239 об.), тринадцатилетняя внучка А. Т. Ярославова Прасковья Бердяева (О. 90. Л. 241 об.) не должна была чувствовать себя провинциальной дикаркой. В губернской Вологде, откуда она приехала в столицу, посещение театра уже стало частью женского воспитания. Дочери Ярославова часто бывают и подолгу живут в Петербурге (О. 92. Л. 131 об.; О. 93. Л. 117 об.) и, конечно же, посещают столичные театры, а возвратившись в родной город, рассказывают об увиденном, делятся впечатлениями, сравнивают... Судя по журналу А. Т. Ярославова, губернский центр отнюдь не находился в изоляции. Местные жители отправлялись в столицы по делам; вологжан, находящихся в Москве и Петербурге на службе, например, А. Д. Резанова, В. А. Олешева и др. (О. 92. Л. 87-87 об.; О. 93. Л. 6) ждали в Вологде и губернии родня, имения, заботы и обязанности помещика. И те, и другие привозили новости и, надо полагать, не только политические (О. 92. Л. 131 об.).
      «Дневные записки» Ярославова зафиксировали важнейшие изменения, которые происходят в культуре провинциального города. Она испытывает сильное влияние столичной, европейской культуры. Возникновение вологодского театра не было единственным результатом этого процесса. Воздействие столичной культуры распространяется и на сферу развлечений. В начале 1790-х годов маскарад перестает быть лишь составной частью обширной празднично-зрелищной программы, приуроченной к торжествам (по случаю открытия Вологодского наместничества 30 июля 1780 года или народного училища 22 сентября 1786),1[ «...в вечеру же весь город был иллюминован, и в доме Собрания благородного общества дан маскерад и ужин». - Уединенный пошехонец. 1786. Ч. II. С. 666.] а значит, редким событием в жизни губернского города. Оттесняя другие, традиционные виды развлечений, маскированный бал стал обычным явлением. Эта культурная новация инициирована местным дворянством «в угождение губернатору Мезенцеву и фамилии его» (О. 91. Л. 16). Содержателем маскарада был Семен Андреевич Брянчанинов. Иногда маскированный бал давался сразу после спектакля и был естественным «игровым приложением» к нему. Однако чаще всего маскарад имел характер самостоятельного празднества, собиравшего большое число участников. 28 декабря 1791 года (в святки) из дома Ярославова «пополудни 6 часу поехали в маскарад» почти все его гости («итого 21 персона», — заметит педантичный Алексей Тихонович. - О. 92. Л. 243 об. — 244). Вряд ли выбираемые вологодским обществом маски, а следовательно, и разыгрываемые им роли отличались особой изобретательностью. Для «превращения» подполковника Михаила Матвеевича Зубова1 [В Вологодской областной универсальной научной библиотеке им. И. В. Бабушкина находится 21 книга, принадлежавшая подполковнику М. М. Зубову. - Русская книга XVI—XVIII веков в фондах Вологодской областной библиотеки им. И. В. Бабушкина: Каталог. Вологда, 1980. С. 284.] в «претолстого старика» потребовались... сюртук Алексея Тихоновича Ярославова и «две большие пуховые подушки» (О. 91. Л. 57 об.). В простоте и «домашности» маскарадного костюма, по-видимому, сказывалось естественное для провинциальной культуры стремление снять напряженность двух конфликтующих в ней начал: нового и традиционного, национального и европейского Как бы то ни было, но переодевание, скрывая подлинное лицо, делало поведение дворян, скованных в повседневном общении рамками служебной иерархии и знатности рода более свободным, а общение - непринужденным. Вологжане умели веселиться. Некоторым из них явно недоставало времени, отведенного для маскарада. Тогда веселье переносилось в дом Балом, продолжавшимся до «второго часа пополуночи», завершился в доме Ярославовых маскарад, состоявшийся 12 января 1791 года. Инициатором бала был зять Алексея Тихоновича - Николай Степанович Бердяев. На танцевальном вечере играли музыканты Бердяева, скорее всего, оркестр из его усадьбы Дубровка (О. 91. Л. 16). Строго определенных дней для маскарада не было, его проведение прекращалось только на время великого поста (О. 91. Л. 16). За вход в театр платили 1 рубль, в маскарад - 1 рубль (О. 90. Л. 241 об.; О. 91. Л. 3 об.). Приведем для сравнения данные о стоимости билетов в Императорских театрах, ориентированных на «благородную» публику. За место в партере (стоя) платили один рубль, сидя - полтора рубля. Кресла и места балкона стоили два рубля с полтиной.

      Городские власти, несомненно, поддерживают «новый вольный театр» С. А. Брянчанинова. «С объявлением» о спектакле в дом Ярославовых явился «поутру квартальный надзиратель прапорщик Никита Иванович Серков» (О. 91 Л 3 об ) Низшие полицейские чины привлекались к оповещению жителей столицы о спектаклях еще с начала 1780-х годов однако подобная (и не очень эффективная для Петербурга) практика распространялась только на государственные городские театры.1 [Мордисон Г. З. История театрального дела в России: Основание и развитие государственного театра в России (XVI-XVIII века) Ч. II С. 372-373] Наконец, театральные представления и маскарады даются в доме «головы градского» вологодского купца Матвея Федоровича Колесова (О. 91. Л. 3 об.). На условиях аренды (по опыту Петербурга и Москвы)? Или безвозмездно?.. Матвей Колесов (17452 [ Год рождения М. Ф. Колесова установлен на основании сведений, сообщаемых в «Городовой обывательской книге» за 1792 год. – ГАВО. Ф. 496. Оп. 1. Ед. хр. 4211.Л. 507 об.]- 4 марта 17953 [Там же. Оп. 8. Ед. хр. 51. Л. 48.] был купцом первой гильдии, владельцем двух каменных лавок в Гостином дворе и семнадцати — на берегу реки Золотухи. Ему принадлежали «солодовенный завод», «железная и бумажная фабрика». Он вел торги не только в городе, но и «в других иностранных государствах». Огромный капитал (25000 руб.)1[ГАВО. Оп. 1. Ед. хр. 4211. Л. 507 об.-508, 1411 об.] позволял М. Колесову не только выигрывать на торгах подряды на казенное строение,2 [В 1784 году М. Ф. Колесов приобрел таким образом право на строение «из собственных материалов и своими работными людьми» губернаторского дома в Вологде. - ГАЯО. Ф. 72. Оп. 1. Ед. хр. 1432. Л. 13, 18 об.] но и делать городу щедрые подарки. В 1787 году он «собственным иждивением соорудил врата губернского города Вологды».3 [Цит. по: Зайцев В. В. Из истории учреждения медали для награждения вологодского купца Матвея Колесова // Послужить Северу...: Историко-художественный и краеведческий сборник. Вологда, 1995. С. 85.] По решению Сената была учреждена золотая наградная медаль, на лицевой стороне ее - портрет Екатерины II, на оборотной — надпись: «Вологодскому гражданину Матвею Колесову за похвальное деяние в сооружении им в Вологде въездных ворот. 1793».4 [Там же. С. 87.] Не исключено, что городской голова — и это был жест, естественный для человека его положения, — предоставил для театральных представлений и маскарада помещение в одном из своих восьми (пяти каменных и трех деревянных) домов5 [ГАВО. Ф. 496. Оп. 1. Ед. хр. 4211. Л. 507 об. (Описание домов М. Колесова см. в «Деле о продаже с публичного торга имущества купца Колесова». 14 ноября 1800 года. - Там же. Ф. 178. Оп. 10. Ед. хр. 1414. Л. 3-4 и др.).] безо всякой платы.6 [Подобная традиция существовала и позднее. В 1841 году спектакли шли в «громаднейшем» доме вологодского откупщика В. А. Кокорева. См. об этом: Иванов Н. Воспоминания театрального антрепренера // Исторический вестник. 1891. № 10. С. 78.] Он любил свой город и, как настоящий хозяин, заботился о его процветании. Вероятно, дом Матвея Колосова был для «нового вольного театра» С. А. Брянчанинова временным пристанищем. По свидетельству П. И. Челищева, посетившего Вологду в ноябре 1791 года, здесь «от Приказа общественного призрения строится большой дом для дворянства, несчастно рожденных и для лазарета; отделывается каменный театр».7 [Путешествие по Северу России в 1791 году: Дневник П. И. Челищева. С. 213.] Стало быть, благородное общество» собрало «довольную сумму»1 ГАЯО. Ф. 72. Оп. 2. Ед. хр. 1382. Л. 1.] и осуществило свои планы. Его местонахождение известно. Он располагался в здании бывшего Главного народного училища, открытого в 1786 году и в 1804 году преобразованного в гимназию2 [Впервые, как кажется, эта мысль была высказана краеведом И. А. Тюрниным. См.: Тюрнин И. А. Третий период истории города Вологды: (Со второго десятилетия XVIII века до 60-х годов XIX века). - ГАВО. Ф. 652. Оп. 1. Ед. хр. 34. Л. 9 об. См. об этом также: Фехнер М. В. Вологда. С. 126; Соколов В. Вологда: История строительства и благоустройства города. Архангельск, 1977. С. 60, 74.] (теперь технический университет). По документам 1791-1793 годов принадлежащий Приказу общественного призрения «странноприимный и училищный» дом («каменный по плану») числился как «еще не совсем сооруженный»,3 [ГАВО. Ф. 13. Оп. 1. Ед. хр. 401. Л. 7 об., 42.] но театр при нем «отделывался» уже в ноябре 1791 года. Со строительством театра спешили... Создателем «училищного» дома считают Петра Бортникова4 [Фехнер М. В. Вологда. С. 126; Бочаров Г., Выголов В. Вологда. Кириллов. Ферапонтово. Белозерск. С. 98.] (он был в эти годы вологодским губернским архитектором).5 [Лазарчук Р. М. Вологодский губернский архитектор Петр Федотович Вортников: (опыт реконструкции биографии и творчества) // Культура Русского Севера: Традиции и современность. Череповец, 1990. С. 24-27.] Однако никакими документальными сведениями об авторе проекта и времени его создания мы пока не располагаем.
      «Училищный» дом, двухэтажный каменный, «с мезонином на одном углу», находился «на парадной площади», в «Первой части города». Это «крайне прочно и хорошо построенное» здание, одно из крупнейших в губернской Вологде конца XVIII века, имело длину «по лицу к площади» 31,5 сажен (67 м), «в заворот в улицу Петровку» — 29 сажен, 2,5 аршина (~ 63 м); ширину «к площади 7 сажен 1 аршин и 8 вершков» (~ 16 м), «от Петровки 4 сажени, 1 аршин, 8 вершков» (9,6 м). Дом высотою 14 аршин (~ 10 м) был «покрыт деревянною кровлею, с тремя фронтонами и тринадцатью слуховыми окнами, с балюстратом; в фронтонах и слуховых окнах шестнадцать окончин».6 [ГАВО. Ф. 438. Оп. 3. Ед. хр. 510. Л. 7 об., 9, 8.]
      Театр размещался в «большой зале»7 [Титов Н. Заметки о бывших в Вологде театрах. С. 386.] второго этажа. Места идя зрителей различались по степени удобства, а значит, и цене: «кресла с номерами», «скамейки» с «номерами» и без «номеров».1 [См. об этом: Театральная афиша 1809 года // Вологодский иллюстрированный календарь: 1894. Вологда, 1893. С. 62.] По свидетельству Н. П. Титова, театр был «устроен  очень удобно  можно сказать, даже с некоторою роскошью»,2 [Титов Н. Заметки о бывших в Вологде театрах. С. 386.] давно и навсегда утраченной. Описания театра не сохранилось. Единственная деталь его оформления, упоминаемая в документах, — «накатный» потолок («...на театральной зале сделать весь новый накат  по назначению архитектора»),3 [ГАВО. Ф. 438. Оп. 3. Ед. хр. 510. Л. 35, 57 об.] и потому интерьер вологодского театра теперь невозможно представить даже мысленно.
      Училище (позднее гимназия) и театр находились рядом, в одном здании. Соседство отнюдь не случайное. В подобном объединении двух центров просвещения, несомненно, проявилась общая тенденция времени. Собственный театр при учебных заведениях уже норма для столицы4 [О театрах в учебных заведениях Петербурга и Москвы см.: История русского драматического театра. М., 1977. Т. 1. С. 275—277.] и все еще редкость в провинции,5 [О театре при дворянском училище в Твери см.: Рак В. Д. Переводчик В. А. Приклонский: (материалы к истории тверского «культурного гнезда» в 1770—1780-е годы) // XVIII век. Сб. 13: Проблемы историзма в русской литературе: Конец XVIII — начало XIX века. Л., 1981. С. 259.] но значение театра в воспитании юношества осознают и здесь. Именно заботой о распространении просвещения среди «обучающихся в общенародных школах» продиктовано принятое в 1790 году решение Архангельского Приказа общественного призрения учредить в «сем городе», «на площади», «небольшой театр».6 [Попкова А. Н. Государственный архив Архангельской области // Материалы к истории русского театра в государственных архивах СССР: Обзоры документов. XVII век — 1917 год / Ред.-сост. И. Ф. Петровская. М., 1966. С. 186.]
      События и факты, выявленные нами в процессе разысканий, связаны с отдельными эпизодами театральной жизни Вологды конца XVIII века. В общей и сложной картине - это всего лишь фрагменты, небольшие и немногочисленные. Но, без сомнения, важные. Найденные материалы существенно меняют наше представление о жизни вологодского «культурного гнезда» в 80—90-е годы XVIII века; однако они имеют и более широкое значение, ведь «история провинциальных театров у нас не только не разработана, но, можно сказать, едва тронута».1 [Гуревич Л. История русского театрального быта. Т. 1. С. 196.]
      В начале XIX века за Вологдой уже утвердилась репутация театрального города. Сохранились сведения о гастролях актера «российского придворного театра господина Петрова». 26 сентября 1809 года на «благородном театре» в «училище» он выступил в роли всех действующих лиц комедии А. И. Клушина «Алхимист, или Один за семерых».2 [Вологодский иллюстрированный календарь: 1894. С. 62. В афише, написанной «на полулисте бумаги чернилами», автором комедии ошибочно назван «г-н Эмин».] Как знать, может быть, этой театральной атмосфере город обязан собственному театру? Кажется, ему удалось избежать печальной участи некоторых провинциальных театров.3 [Например, архангельского. Задуманный и устраиваемый широко, с Размахом, он просуществовал всего несколько лет. По предложению казенной палаты с 1797 года деревянный театр должен был «использоваться» «под гауптвахту и темницу»; каменный (еще не достроенный) в 1799 году уже рекомендовалось «переделать» в «запасной хлебный магазин». - Попкова А. Н. Государственный архив Архангельской области. С. 187.] Известно, что в 1816 (или 1817) году «по распоряжению гражданского губернатора И. И. Винтера» был открыт, точнее, «возобновлен» (с начала XIX века «театры в Вологде почти не прекращались») «постоянный театр». Эта информация заслуживает безусловного доверия: она принадлежит Николаю Петровичу Титову, вологжанину, родившемуся в 1802 году и сохранившему в своей памяти факты, подробности, имена... Содержателем «небольшой» труппы был «некто Петров». Помимо профессиональных актеров, «к участию» приглашались «желающие из служащих и других лиц». «Охотников» явилось много. Среди актеров-любителей «особенно отличались г.г. Крылов и Журавлев». «Пьесы исполнялись весьма старательно», «удачно». «Особенно эффектно» была поставлена в бенефис одного актера пьеса А. Шаховского «Казак-стихотворец». «Чрезвычайно привязанная» к своему театру, вологодская публика «поддерживала его всеми средствами».4 [Титов Н. Заметки о бывших в Вологде театрах. С. 385, 386.]
      Почти четверть века вологодский театр располагался в «училищном доме». Но гимназия росла. Театр и «дворянское танцевальное собрание»5 [См. об этом: РГИА. Ф. 1263. Оп. 1. Ед. хр. 176. Л. 225.] становились для нее обременительными. Судя по документам Российского государственного исторического архива, уже к сентябрю 1819 года театр был «выведен» из дома, принадлежащего Приказу общественного призрения, а «зала, в которой он находился, отдана для училищного же помещения».1 [РГИА. Ф. 1263. Оп. 1. Ед. хр. 176. Л. 227.] Но и спустя несколько лет (по крайней мере, в январе 1822 года) в одном из амбаров этого дома еще «хранились театральные вещи».2 [ГАВО. Ф. 438. Оп. 3. Ед. хр. 510. Л. 46.] Для вологодского театра наступили тяжелые времена. Неустроенность, скитания... И все же некоторые из его адресов в 1820-1830-е годы известны: они сообщены Н. Титовым.3 [Титов Н. Заметки о бывших в Вологде театрах. С. 386.]
      Опубликованный почти 150 лет назад в местной печати великолепный очерк истории вологодского театра 1780—1820-х годов, написанный Н. П. Титовым, теперь забыт безнадежно. О том, что в Вологде конца XVIII — первой четверти XIX века был театр, бегло упоминается лишь в двух-трех монографиях об архитектуре города.4 [Фехнер М. В. Вологда. С. 126; Соколов В. Вологда: История строительства и благоустройства города. С. 60, 74.] В новейших литературно-краеведческих очерках утверждается противоположное. Но театр в Вологде был, и в репертуаре его — «Недоросль» Фонвизина, «Хвастун» и «Сбитенщик» Княжнина, «Мельник — колдун, обманщик и сват» Аблесимова, «Модная лавка» Крылова.5 [Титов Н. Заметки о бывших в Вологде театрах. С. 386.]
      Тусклой и бессодержательной нередко представляется современному вологжанину жизнь его родного города два столетия назад. Бытие его рядовых обитателей, а «приказных чинов» в особенности, рисуется только серыми и черными красками. Будем благодарны времени и счастливым обстоятельствам, сохранившим следы истинного культурного облика вологжанина конца XVIII века. И еще — будем помнить. Ведь только память может противостоять забвению.

К титульной странице
Вперед
Назад