Что теплый ветр в стране сей ныне повевает
И оскорбленные сердца в нас согревает?
Не мира ль ангел к нам от южных стран летит
И ветки масличны со лаврами дарит?
Навстречу все ему усердно поспешайте,
И сей Богини дар Российской лобызайте.
Как древле Самуил во некий град входил,
Встречающий народ ему так говорил:
О прозорливче! что пришествия виною?
Ты мир ли, Святче! к нам приносиши с собою?
Был оный Самуил Пророк и судия,
Так устрашился град, увидевши сия.
Все думали, что гнев он божий проречет
Или как судия судити их грядет....
Но мы и весь сей град, когда тебя встречаем,
Такие робости в себе не ощущаем.
Не гнев Богини к нам приносишь ты с собой;
Но утвердить грядешь
<...>шийся покой,
Чрез шесть лет в сих странах который обитает
И кажда жителя по свойству услаждает.
Отныне новое трехлетие начнет,
В котором более всяк житель процветет.
Узревши земледел всходящую денницу,
Одету в тонкую и светлу багряницу,
С великой радостью к трудам своим спешит,
Услышав воин звук, что барабан гремит,
На дело он свое усердно поспешает,
На тысящи врагов бесстрашно он дерзает.
Вы нам являетесь во образе денницы,
Изображающей желания царицы,
И возбуждаете от сна всех ко трудам,
Нет места уж теперь беспечным долгим снам.
Ваш глас есть, яко глас орудии военных,
Всех ободряющий к трудам мужей почтенных.
Услышав оный глас, всяк к должности спешит;
Последний первого, как можно, передит;
А первый тщится долг свой в точности исправить,
Преемник думает себя пред ним прославить.
Таков есть ваш приход! - Так что теперь реку?
Достойные слова откуда извлеку?
Которыми б возмог я радость изъявити,
Которыми б возмог я сердце вам открыта.
Но нет!... Я чувствия не силен изъяснить;
Так должен я сей стих с Давыдом заключить:
Господь да сохранит твой вход и исхожденье
Отныне и до век. — Вот чувств всех заключенье.
Кто хочет знать, кому написан сей стишок,
Прочти начальные всех письмена сих строк.
Великаго Отца и мудрого в делах,
Лишенный матери в младых своих летах,
А только отческим призрением хранимый,
Достоинствам Отца быть в службе равным зримый
И ревностный в делах быть подражатель тщись,
Меж сверстников своих превыше возносись,
И в добродетелях явись отцу ревнитель,
Рачительный о всех будь бедных попечитель.
Могущ доставити несчастному покой,
Елико можеши, в том бодрственно настой.
Ласкателей всегда, как яда, удаляйся.
Гони пороки прочь. Друг добрым быть старайся.
Увидишь за сие награду от небес,
Наполнится твоя предивных жизнь чудес.
Останется твое повсюду имя славно,
Великостью души и добрых дел похвально.
В ошибку мне того прошу я не поставить,
Что Вас вчерашний день я не успел поздравить.
Незнание тому об оном дни виной,
Что в оный день на свет явили зрак вы свой.
Теперь я то узнал. — Так Вас с тем поздравляю,
Счастливых дней в Ваш век с усердием желаю.
Живи, цвети, расти, во всем преуспевай
И род свой сам собой по все дни украшай.
Се новый год настал! Вас с оным поздравляю.
Чтоб лучше старого он был, я всем желаю.
Желаю, чтоб старик исправился в сей год,
И больше не был бы смешной у всех урод.
Желаю, чтоб и все беспутные младые
Оставили свои поступки все дурные.
Чтоб пременились все во всех своих делах,
Как пременяются минуты в временах.
Желаю и купцам за промысл свой приняться,
А со дворянами нисколько не верстаться.
Чтобы исправились судьи в своих делах,
И не кривили бы злом стрелки на весах.
Чтобы крестьяне все о[т]стали от бездельства,
А прилежали бы к трудам для земледельства.
О! ежели бы все желания писать,
Так не успел бы я вас с сим днем поздравлять.
Прочти начальные сих строк ты письмена.
Кому те писаны, узнаешь без меня.
*
Ах! если б можно мне взнестися на Парнас,
Лицо увидеть там и Муз, и Аполлона.
Единожды узрев их, в тот сказал бы час:
Какого дождались мы в сей град Амфиона! –
Старается он в нас пороки обругать.
А чем? — Я не скажу. — Всяк может угадать.
Наставил он людей, чтоб те людей ругали,
Дурные их дела наружу представляли.
Ревнивых, и скупых, и старых волокит,
Завистливых, бродяг, льстецов и чародеев,
Юпитер! помоги всех перечесть злодеев.
Зубами скрежешь ты. — Так видно, что сердит,
И днесь открытого театра ненавидишь?
Не одного меня, сим многих ты обидишь.
Проснись, российского театра красота,
Приятные имущ во действии уста!
И на театр взведи свои теперь ты очи,
Воздвигнуты в странах, лежащих к полуночи.
Там нежности свои Розана и Любим
Являют жаждущим соотчичам твоим.
Я прямо назову всех действующих в оном,
Отца Розанина, Милену и с Семьоном.
Что все стараются детьми твоими быть:
К тому начальник их желает приводить
Любовью, ласкою, словами и наградой,
Чтоб были оные в дни скучные отрадой.
О новый наш театр! колико ты блажен!
Ты мужем каковым в сем месте соружен!
И лица каковы тебя днесь открывают,
Какие ж зрители здесь быть удостояют!
Нет ни единого, кто б тщетен был похвал.
Правитель твой тебе сие блаженство дал.
В тебе увидим мы пороки пораженны,
А честные дела от всех людей почтенны.
Ты нам училищем будь в нравах и в делах
И утешением в прискорбных временах.
Узрев во бедности гишпанцев горделивость,
Вообрази себе соотчичей кичливость.
Скажи: о господа! что родом хвалитесь,
Имея лишь одну пред всеми тщетну спесь.
Престаньте возносить надменно ваше око:
Ведь благородство несть без честных дел высоко.
Не предков славою пред светом возносись,
Но их прославити ты сам собой потщись.
В неблагородных ты когда делах бываешь,
Тем рода своего ты славу помрачаешь.
Не гордостью свой род, делами прославляй,
Хоть родом ниже кто, того не презирай.
Сколь гордость есть гнусна, в театре зрев, смеялись.
О! если б от сего все горды исправлялись;
Сказал бы я тогда театру похвалы,
Что гонит он дела, достойные хулы.
Ах, миленький Чернай, колико беден ты!
Лишившися ума, стал ровно как скоты.
Един лишь только вид имеешь человека.
Колико вижу я подобных вам людей,
Средь просвещеного кочующих здесь века!
Ах, как смеялися те глупости твоей!
Но сами таковы ж, да только что не знают:
Для наученья их театр здесь учрежден,
Рассматривай себя, кто чем ни заражен.
Зазнавшийся купец быть дворянином хочет.
Юрит* [* Юрить — метаться, суетиться, соваться во все стороны]
не кстати все. С служанкой всяк <...> хохочет.
Затеи таковы у многих есть купцов,
И многие хотят занять спесь у козлов. -
На что ж театры им, коль их не исправляют.
Ты думаешь, на то театры суть на свете,
Чтоб в праздности тебя лишь только забавлять.
Неправда. Но чтобы в нас нравы исправлять,
Какие суть у всех и каждому в примете,
а что сие есть так:
Сегодняшний открыл то ясно «Сибиряк».
Почтенный бригадир! изволь ты мне сказать:
На что ты вздумал то, что есть все здесь, ругать.
Не я тому виной, я думаю, ты скажешь.
Нет, право! никому ты в этом не укажешь.
Здесь не такой народ, чтоб он себя узнал,
Когда б в комедии его кто представлял.
Он думает, насчет другого представляют,
Смеется сам себе, как нрав его являют.
А вы, охотники, мне показали в точь
И ты, крестьянская несчастна Дуня дочь,
Что на надежду нам положиться не можно.
Чего не получил, хотя дают, то ложно.
Хоть, мельник, не был ты пречудный ворожец,
Но в действии ты был удалый молодец.
Ты дело славное, чем? Хитростью спроворил,
Всех наших молодцов толико
<нрзб.> творил.
Увидя девушку, полюбят без конца,
Не зная, что она во власти у отца.
Но матери у нас есть вздорщицы такие,
Которых нравы мы здесь видели дурные.
И тех, и сих театр изрядно представлял,
И редкий кой бы их среди себя не знал.
Не знаю, что сказать советнику такому,
Кой только шесть лишь блюд к столу приготовлял,
Когда б он это знал,
Жена его родней есть ирою какому,
То б тетка их
Не знала забубен своих.
Своих осьмнадцать блюд готовить не велела,
Когда уж и куска та в доме не имела.
Но нет, обычай здесь; возьмешь ли ты жену,
То это в дом введет лишь только сатану,
Которая б тебя и мучила всечасно;
И чтоб любовию всегда пылала страстно.
Таких премножество на свете дураков.
И самый оный есть, я думаю, таков.
О вы, прекрасные театра игроки!
На что явилися глазам моим впреки?
Ты, Саблин! подражал несвойственной природе.
Ты, Горской! показал, что чувства есть в народе,
А все украсила, Екатерина, ты,
Являя нежности и должны красоты.
Все, правду мне сказать, игравши «Дезертера»,
Не исключаючи и бедного актера,
Достойны, я скажу, довольных вы похвал.
Ах, лучше бы я вас в сих ролях не видал.
Вы слезы действием из глаз моих тащили,
Но дураков никак на путь не обратили.
Когда бы знали все большие господа,
Что от торговок им случается беда,
Тогда б разносчиков те в дом свой не пускали
И всяких побродяг из дому выгоняли.
Но то на их беда, что те таких людей
И любят и хранят, кто оным есть злодей.
Мы чрез «Сбитенщика» нечаянно узнали,
Что домы многие чрез сих людей пропали.