III

Небесный мир

      «С той стороны, с-под восточныя, выставала туча темная, грозная; из той из тучи темныя, грозныя выпадала Книга Голубиная. Ко славному кресту животворящему, ко этой Книге Голубиныя соезжалось сорок царей и царевичей, собиралось сорок королей и королевичей, много бояр со боярами. Из них было пять царей набольших: был Исай царь, Василей царь, Володумир царь Володумирович, был премудрой царь Давыд Евсеевич»... Такова запевка к старшему (мировому) стиху духовному, сложившемуся в стародавние годы в сердце народной Руси и - в десятках разносказов - распеваемому, начиная от студеного архангельского поморья и кончая степями южнорусскими. На этом стихе зиждятся устои вековечной народной премудрости, отвечающей пытливому духу могучего народа, сложившего свой сказ о миросозидании.
      Упала с неба, вышла из тучи, Книга Голубиная - «Божественская книга Евангельская»... Дивятся все собравшиеся «ко кресту животворящему», диву дались все «сорок царей, все царевичей, сорок князьев все князевичей, сорок попов, сорок дьяконов, много народу, людей мелкиих, христиан православныих. Никто (из них) ко книге не приступится, никто к Божьей ни пришатнется»... Много ли , мало ли времени прошло-минуло, - в стихе сказа нет... Но вот - расступились собравшиеся, «приходил ко книге премудрой царь, перемудрой царь Давыд Евсеевич, до Божьей до книги он доступается, перед ним книга разгибается, все Божественное писание объявляется»... Увидел это Володимир царь, в котором нетрудно узнать Владимира Красно-Солнышко, князя стольнокиевского, - подступает он к мудрейшему из собравшихся, держит свою речь к нему:

      «А ты гой eси, царь Давыд Евсеевич!
      Ты прочти Книгу Голубиную,
      Расскажи, сударь, нам про белый свет:
      Отчего у нас зачался белый свет,
      Отчего зачалось солнце красное,
      Отчего зачался млад-светел месяц,
      Отчего зачалася бела заря,
      Отчего зачались звезды частыя,
      Отчего зачались ветры буйные,
      Отчего зачался мир-народ Божий,
      Отчего зачались кости крепкия,
      Отчего взяты телеса наши?»

      На этих девяти предложенных царь-Володимиром вопросах -как на девяти китах - стоят-держатся все основы мира. Но не смутился царь Давыд Евсеевич, - на то он и был не только мудрый, а даже «перемудрый», - не задумавшись, ответил спрашивающему на каждое его слово вопросное. «А ты гой еси, Володумир царь, Володумир царь Володумирович!» - возговорил он: «Ино эта книга не малая, высока книга сороку сажень, на руках держать - не сдержать будет,а письма в книге не прочесть будет, а читать книгу ее некому. А сама книга распечаталась, слова Божий прочиталися. Я скажу, братцы, да по памяти, я по памяти, как по грамоте. У нас белый свет взят от Господа. Солнце красное от лица Божия, млад-светел месяц от грудей его, зори белыя от очей Божиих, звезды частыя - то от риз Его, ветры буйные от Свята-Духа, мир-народ Божий от Адамия, кости крепкия взяты от камени, телеса наши от сырой земли»... В приведенном ответе явственно слышится отголосок народного обожествления видимой природы. И теперь она еще живет и дышит каждым проявлением своего существования, обступая призраками древнеязыческих - злых и добрых, темных и светлых - божеств пахаря-хлебороба, думающего не об одном только хлебе насущном. А в дохристианскую пору - что ни шаг, то и могущественный дух восставал перед устремленным в глубь жизни суеверным взором отдаленных пращуров народной Руси наших дней.
      Небо является теперь, в представлении народа, престолом Божиим, а земля - подножием ног Его. В седые же времена, затонувшие в затуманенной бездне далеких веков, и Небо-Сварог, и Мать-Сыра-Земля представляли собою великих богов, с бытием которых неразрывными узами было связано все существование миров небесного и земного, и от воли которых зависели жизнь и смерть, счастье и горе человека - этой ничтожной песчинки мироздания, возомнившей себя царем природы.
      Небо славяно-русских народных сказаний о богах - светлый прабог, отец и полновластный владыка вселенной; земля - праматерь. В этом - их великая связь, от которой, как лучи от - солнца, расходятся во все стороны света белого причины всех других явлений бытия и небытия. Как видимый всем дивный, сверкающий звездами шатер небесный охватывает-прикрывает своей ризою все пределы земные, - так и древний прабог народа русского обнимал и прикрывал собой все существующее в поднебесном мире. Светила небесные - солнце, месяц и все тьмы-тем неисчислимой россыпи звездной - считались его детьми, созданными им от своей плоти и крови. Солнце, согревающее все живое лучами, солнце, приобщающее темную землю к свету небесному, пресветлое солнце - это светило светил - звалось в языческой Руси Даждьбогом, сыном Небу-Сварогу приходилось. «И после (Сварога) царствовал сынъ его именемъ Солнце, его же наричают Даждьбог... Солнце-царь, сын Сварогов, еже есть Даждьбог, бе бо муж силен»...- говорится об этом в Ипатьевской10)[10) Ипатьевская летопись - свод летописных списков, хранившихся в костромском Ипатьевском (Ипатском) монастыре. Происхождение этого свода относится исследователями к концу XIV - началу XV века] летописи. Обожествляя пресветлое солнце, народ русский величает его самыми ласковыми, самыми очестливыми именами. Оно является в его выработанном тысячелетиями мировоззрении добрым и многомилостивым, праведным и нелицеприятным заботником обо всем мире живых. Ниспосылая тепло и свет, осыпая мир щедрыми дарами своего непостижимого для смертных могущества, оплодотворяя не только землю, но и недра земные, оно является в то же самое время и грозным судьею-карателем всякой темной силы-нечисти и всех ее пресмыкающихся по земле слуг, нечестивых приспешников кривды. Может солнце счастливить своими благодеяниями, но в его непобедимой власти - и обездолить засухой, неурожаем и моровыми поветриями, от которых не отчитаться никакими причетами, которых не заклясть никакими заговорами-заклятиями - кроме обращенных из глубины стихийного сердца народного все к нему же - к пресветлому, всеправедному, всемогущему солнцу красному (=прекрасному).
      Нет для солнца ни богатых, ни бедных, - всем одинаково разливает-раздает оно свои дары и кары: проходят перед его светлыми очами - по народному, пережившему века слову - только праведные и нечестивые. Нет для суеверного русского люда клятвы верней-страшнее клятвенного упоминания имени этого прекрасного светила. «Красна-солнышка не взвидать!» - осеняясь крестным знамением, произносит клянущийся пахарь, и крепко правдою слово его. «Ото всех уйдешь кривыми путями-дорогами, только не от очей солнечных», «Никто не найдет кривду, а солнышко красное выведет и ее на свежую воду!», «Человек целый век правды ищет, да не находит, а стоит выйти на небо солнышку, - только глянет, и правда - перед ним!» - говорит русский народ.
      Исследователем воззрений славян на природу - в первом томе его замечательного труда, положительно открывшего глаза изучению отечественного народоведения и народопонимания, записан любопытный простодушный сказ о каре Божией за непочтительность к Солнцу. Это было давно, - гласит он, - у Бога еще не было солнца на небе , и люди жили впотемках. Но вот, когда Бог выпустил из-за пазухи солнце, дались все диву, смотрят на солнышко и ума не приложат...А пуще - бабы! Повынесли они решета, давай набирать света, чтоб внести в хаты да там посветить; хаты еще без окон строились. Поднимут решето к солнцу, оно будто и наберется света полным-полно, через край льется, а только что в хату - и нет ничего! А Божье солнышко все выше да выше подымается, уж припекать стало. Вздурели бабы, сильно притомились за работой, хоть света и не добыли, а тут еще сверху жжет - и вышло такое окаянство: начали на солнце плевать. Бог прогневался и превратил нечестивых в камень...
      Воображение предков народа-пахаря, обожествляя животворное светило дня, отвело ему и особое жилище, куда оно удалялось на отдых после дневных трудов. Это жилище было, однако, не на западе, открывающем солнцу объятия перед наступлением ночи - этой темной стихии древнего Чернобога, а на востоке, в волшебном царстве Белбога, олицетворявшего собою стихию света-дня. Там, по народному сказанию, стоял дивный дворец солнца, весь построенный из чистого золота, каменьями-самоцветами разукрашенный. Вокруг дворца рос густой сад, все - яблони с золотыми яблоками; распевали в этом саду жар-птицы. Посредине дворца высился алмазный, покрытый пурпуром престол, на котором и отдыхало красное солнышко, скрывавшееся от темневшей земли. Каждым утром садилось оно в свою лучезарную колесницу и выезжало - светоносное - на белых, огнедышащих конях на свой небесный, проложенный тысячелетиями путь, неся миру благотворный свет и светлую радость. На Иванов день, когда оно, достигнув высшей точки стояния, поворачивается с лета на зиму, выезд солнца совершался с особой торжественностью: в колесницу впрягались не белые кони, а серебряный, золотой да бриллиантовый.
      У словаков11)[ 11) Словаки - славянские обитатели северной Венгрии, составлявшие одиннадцать веков тому назад ядро Велико-Моравского государства, покоренные мадьярами. С незапамятных времен живет это племя в местности, ограниченной с запада р. Моравою, с севера - Карпатами, с юга - р. Дунаем, с юго-востока - реками Уполь, Слапа и Тиса. По общей народной переписи в 50-х годах XIX-го столетия, число их достигало 1.630.000 человек, к 90-м же оно возросло до 2.200.000. Около полумиллиона их - лютеране, а все остальные - римско-католики; до ХIII-го столетия все они были сынами Православной Церкви. (С 1918 г. - в составе Чехословацкой республики; с 1992 - Словацкая республика - Прим. ред.)], западных родичей русского народа, существует: следующая сказка, изображающая в лицах смену времен года - борьбою двух враждебных стихий: весеннего освободителя солнца и его зимнего похитчика, - причем первый представляется воплощением всего светлого-доброго, а последний - прообразом темного зла. Здесь понятия о боге-солнце и боге-громовнике сливались воедино, и борьба стихий проявлялась в гулком грохоте летней грозы. Выходили, по словам сказки, на небесный простор два богатыря-соперника, бросались друг на друга с мечами-кладенцами... Длилась борьба, раздавался звон сшибавшихся друг с другом мечей, но не гнулась победа ни на ту, ни на эту сторону. Тогда кидали враги на небесную путину свое оружие. «Обернемся лучше колесами да и покатимся с небесной горы!» - предложил богатырь-весна своему ворогу: «Чье колесо будет разбито - тот и побежден будет!» Согласился богатырь-зима... Полетели-покатились с гор-горы оба соперника колесами яркими. И вот - налетело, ударилось колесо-весна об колесо-зиму, - налетело, раздробило его. Но не сдался противник, не сдался - из колеса добрым молодцем перекинулся, - стоит, а сам насмехается: «Не взяла твоя сила! Не раздробил ты меня, а только пальцы на ногах придавил!.. Обернемся-ка, брат, лучше в огонь-полымя, я - в белое, ты - в красное! Чье пламя осилит, тот над другим и верх взял!..»
      И вот - обернулись враги-соперники в два пламени, и принялись они друг друга палить, - жгут-палят, осилить один другого не могут... Шел-проходил той дорогой прохожий - старый нищий с длинной седою бородой. Взмолилось к убогому белое пламя: «Старик! Принеси воды, залей красное пламя! Я тебе грош дам!» - «Не носи ему, принеси мне, я тебе червонец подарю, - только залей ты белое!» - перебило врага красное пламя. Червонец - не грошу медному чета: и залил старик пламя похитчика весеннего солнца... На том и сказке - конец. С этой сказкой стоит в несомненной связи соблюдающийся до сих пор на Руси обычай - скатывания горящего колеса с горы в ночь под Иванов день (с-23-го на 24-е июня).
      Немало пословиц, поговорок и различных присловий приурочено народной молвью крылатою к светилу светил небесных, пригревающему землю-кормилицу. Представляет его народ, даже и отрешившись от всяких призраков языческого суеверия, живым, одушевленным, все живящим и все одушевляющим. Как и человек -ходит оно, садится и встает; как и человек - оно веселится-радуется («играет») и слезится-плачет (дождь сквозь солнце), отуманивается грусть-тоскою, закрываясь тучами. Зимой, в морозную пору, станет ему невмоготу студено, наденет оно рукавицы да наушники,- знай себе идет путем-дорогою, с «пасолнцами», ложными солнцами12)[12) Ложные солнца - явление солнечного отражения на небе. Обыкновенно их бывает два - со светлым сиянием наверху («столбы») или на светлой раздвоившейся дуге («уши»)], по бокам... «Не пугай, зима, весна придет! Не страши, непогода, солнышко ведет ведрышко!» - так говорит народ-краснослов, а сам приговаривает: «Взойдет красно солнце - прощай, светел месяц!", «Взойдет солнышко и над нашими воротами, нечего ночью грозиться!», «Что мне золото - светило бы солнышко!», «Без милова не прожить, без солнышка не пробыть!» Хотя, по народному слову, солнышко и светит-сияет «на благие и злые», но из тех же уст вылетели на светлорусский простор речения: «На весь мир и солнышку не угреть!», «И красное солнышко на всех не угождает!» и т.п.
      Являясь олицетворением правды-истины, солнце представляется стихийной народной душе обличителем кривды. «У того совесть нечиста, кто не взглянет прямо в глаза солнышку!», «Вор на солнце не взглянет, а взглянул, так и глаза вытекут!», «На солнышко, что на смерть, во все глаза недобрый человек не взглянет!" - замечает посельщина-деревенщина, тороватая на присловья-поговорки всякие.
      При каких только случаях не вспоминается русскому народу красное солнышко! Если, к примеру сказать, начинают упрекать кого-нибудь в отсутствии щедрости, - «Не солнышко: всех не обогреешь!» - отговаривается он: «И на солнце не круглый год тепло живет!», «И солнышко зимой не греет!» Когда же добрые люди посмеиваются над чьей-либо излишней осторожностью, у того срывается в отповедь: «И сокол выше солнца не летает!» Скажите-ка краснослову, не боящемуся тягаться с неравными ему по положению людьми, чтоб он остерегался суда, - он, того и гляди, ответит, что-де: «Дальше солнца не сошлют!..», «Солнышка в мешок не поймаешь!» - махнет рукой мужик-простота, которому кто-нибудь станет давать совет приняться за неподходящее его крестьянскому обиходу дело. «Солнышко - золото, да не про нас!», «Солнышко с золотом рядом садится, ловишь его - в карман наложить норовишь, а все, братец ты мой, ни гроша в мешке не шевелится!» - подсмеивается сам над собою бобыль-бездомник, горькая головушка.
      Не один десяток связанных с солнцем примет, в стародавнюю пору подмеченных зорким глазом крестьянствующего на Святой Руси пахаря, ходит у нас в народе. «Когда солнышко закатилось, новой ковриги не починай: нищета одолеет!» - говорит выученный вековечной нуждою хозяйственный опыт. Но это - еще не примета, а вернее - тоже присловье. А вот и самые настоящие приметы друг дружку погоняют, одна перед одной торопятся свою речь вести, на времена года, на месяца да на дни, что на подорожный костыль, опираючись. «Если на Василия теплого (28-го февраля) солнце в кругах - жди, православный люд, большого урожая!» - гласит одна из них. «На Спиридона-солноворота (12-го декабря) медведь в берлоге поворачивается на другой бок», - перебивает ее другая, дополняя самое себя: «После солноворота прибудет дня хоть на воробьиный скок!», «Отколе ветер на солноворот, оттоле будет дышать до сорока мучеников (9-го марта)!» На смену этим готова идти и третья - «Не давай денег, как зайдет солнце!», и четвертая - «Как солнышко зайдет, не заводи ни с кем спора!»... Да и не перечесть всех, не пересказать, не переслушать. Простонародные русские загадки немало говорят о красном солнышке. «Сито, вито, кругловито», - гласит одна из них (тульская), - «кто ни взглянет, всяк заплачет!» «Не стукнет, не брякнет, ко всякому подойдет!», «Что милее на свете?» - спрашивают о нем новгородские загадчики. «Летом греет, зимой холодит!» - вторят вологжане-землекопы и прибавляют к этому: «Что всегда ходит, а с места не сходит?»... В Самарской губернии гуляют по людям такие загадки: «Красно яблочко на синей тарелочке катается!» да «Что на свете всего резвее?»; в Рязанской - «Что никогда не стоит?», «Что скорее всех по земле ходит?», «Что без огня горит?», «Что за красная девушка с неба в оконце глядит?»; в Симбирской - «Вертится вертушечка, золотая коклюшечка; никто ее не достанет: ни царь, ни царица, ни красная девица!» Про солнечные лучи на архангельском поморье сложили такую загадку: «На улице станушки, в избе рукава!» Близ самарской луки на старой Волге - «Барыня на дворе - рукава в избе!», «Белая кошка лезет в окошко!», «Из ворот в ворота лежит щука золота!», в новгородской округе - «Из окна в окно - золото бревно («веретено» по-иному, тихвинскому, разносказу)!», на курском рубеже - «Сырое суконце тянется в оконце!», у псковичей - «Пресное молоко на пол льют, - ни ножом, ни зубами соскоблить нельзя!», у ярославцев - «Секу, секу, не высеку: рублю, рублю, не вырублю (или «мету, мету, не вымету!»)», «Чего ни в избе не запрешь, ни в сундуке не схоронишь?» и т.д. О солнечном восходе от олончан, соседей чуди белоглазой, слывущих за ведунов-знахарей да за памятливых сказателей, пошли по народной Руси гулять такие две загадки: «Летит птичка-говорок через барский дворок, сама себе говорит: - Без огня село горит!» и «Встану на горку, на маковку, увижу Миколку на заполке!»
      С представлением о солнце объединяется у всех народов понятие о двух его сестрах - утренней заре (старшей) и вечерней (младшей). У древних славян существовала одна солнцева сестра - богиня Дева-Зоря, будившая поутру красно солнышко или встречавшая его перед отправлением в путь-дорогу, а ввечеру укладывавшая его спать или провожавшая домой в его волшебное царство, к золотому дворцу. «Заря-зоряница, солнцева сестрица, красная девица!» - величает ее в своих заговорах народная Русь, наделяя ее чудодейною силою: разгонять тьму, убивать нечисть и оплодотворять семена злаков, созданных на потребу человеческую. Так, еще до сих пор существует в захолустных уголках неоглядной-необъятной родины народа-пахаря обычай выставлять на семь утренних зорь приготовленное для посева зерно. На зорьке спрыскивают ключевой водою больных - для излечения от тяжких недугов. По цвету зорь гадают не только о погоде, но и о судьбе: и в том, и в другом случае слишком яркий (багряный, кровавый) цвет не предвещает добра. К вечерней заре обращаются в заговорах на унятие крови. «На море-окияне», - начинается один из них, подслушанный в разных концах неоглядной родины русских сказаний, - «сидит красная девица, заря-зоряница, швея-мастерица. Держит швея иглу булатную, вдевает нитку рудожелтую, зашивает раны кровавыя. Нитка оборвись, кровь - запекись!»
      «Зарей-красавицею» величает народная Русь каждую из солнцевых сестер, но тут же сама себя оговаривает цветистым - что зорька майская - присловьем: «Вешний цвет духовитей осеннего, утренняя зорька краше вечерней!» В народном воображении заря является олицетворением счастья-радости. «И на нашей улице будет праздник, и над нашей крышею займется заря!», «Ждет, не дождется горюша горькая ясной зорьки, счастливых деньков!», «Долго ль до зореньки, - тосковал соловушек. Близко ль до счастьица, - плакала девица!» - можно услышать крылатую молвь деревенскую. Всю жизнь проводит пахарь-народ в труде: в поте лица своего он - по завету Божию - свой черствый хлеб ест. Тысячелетнее дитя природы, кончает он работу на вечерней заре, подымается с жесткого ложа к новому труду - только успеет зажечь пожаром восток утренняя заря-зоряница, красная девица. Одна заря его в дом вгонит, другая на поле выгонит. И так ведется у него изо дня в день, из года в год, из века в век. «Пых-пых по горам - не спи по зарям!» - приговаривает седая простонародная мудрость. «Зарю проспать - гроша («рубля» - по позднейшему разносказу) не достать!» - добавляет она: «Заря работу родит, работа - деньгу растит!», «День денежку берет, заря денежку кует!», «Заря и мужика золотом осыплет!», «До утренней зари не гляди в окно; вспыхнет заря - вставать пора!»
      Связано с понятием о заре немало всяких примет на Руси. Тому, кто хочет копать колодец, умудренные долголетними наблюдениями добрые люди дают совет - выходить из хаты по утренним зорькам до семи раз и присматривать зорким глазом: где первый пар (туман) ложится. «Выдь на семь зорь, увидишь семь белых озер, - на котором хочешь, на том и колодец роешь!» - гласит мудрое слово. Числу семь придается в русском народе особое таинственное значение. Оно вообще пользуется в памятниках живой народной речи большим почетом. Так - можно встретить во многом-множестве сказаний не только семь зорь, но и семь ветров, семь холмов, семь русалок, семь небес, семь вещих дев, семь гремячих ключей, семь замков-печатей, семь засовов, семь башен, семь переходов и т.д.
      Об утренней заре, загорающейся над грудью Матери-Сырой-Зе-мли после первого весеннего дождя, дошла до наших дней такая присказка, цветами слова изукрашенная: «Заря-зоряница, красна-девица, по лесу ходила, ключи потеряла, месяц видел, солнце скрало!»... «По заре зарянской катился шар вертлянский, никому его ни обойти, ни объехать!» - говорит живая великорусская речь про солнце. С древнеязыческим почитанием богини Зори имеет несомненную связь повсеместно соблюдающийся на Руси обряд оплакивания зари невестою. Заря то и дело поминается в обрядовых свадебных песнях («Не бела заря, в окошечке заря взошла, не светел-то месяц, дорожку месяц просветил...» и многое другое). Захолустными деревнями-селами ходит по людям сохранившееся чуть не от стародавних времен язычества поверье о том, что - если обнести только что родившегося ребенка семь раз вокруг бани, то будут бежать от него всякие болести. «Заря-зарина («орина» - по иному разносказу), - причитается при этом, - заря-скорина, возьми с раба Божия, младенца (имярек) зыки и рыки дневные и ночные!» Растению зоря13)[13) Зоря - высокое многолетнее растение, разводимое в садах, но нередко встречающееся и в диком состоянии. Корень зори в народной медицине применяется до сих пор с самыми разнообразными назначениями] (любисток, гулявица, сильный-цвет) придается суеверными людьми сила приворотного зелья.
      Не только солнце со своими красавицами-сестрами, но и месяц и звезды были обоготворяемы славянином-язычником. О них дошло до наших дней многое-множество преданий, сказаний, поверий и присловий. Месяц представлялся воображению древнего народного суеверия то супругом солнца, то его супругою (когда именовался луною). Понятие об этом неоднократно изменялось, шествуя по бесконечной путине веков. По одним сказаниям, солнце является богиней (царицею) небесных пределов и - при повороте с зимы на лето - наряжаясь в цветной праздничный сарафан и кокошник с каменьем самоцветным, выезжает из своих золотых палат навстречу супругу-месяцу.
      Пляшет солнышко, играет лучами от радости - в предчувствии желанной встречи, заливает всю ширь и даль поднебесную золотыми волнами счастия. С первыми заморозками, молвит предание, солнце разлучается со светлым супругом-месяцем вплоть до самого возвращения на белый свет весны: муж в одну сторону, жена - в другую. Не подает ни тот, ни другая о себе весточки во всю зиму-зимскую. Встретится Весна-Красна с Зимой-Мораною, тут - и им первое свиданье после долгой разлуки живет. Собирателем сказаний русского народа Сахаровым14)[14) Иван Петрович Сахаров - один из отцов современной русской этнографии - родился в 1807 году, умер в 1863. Был сыном тульского священника, высшее образование получил в московском университете на медицинском факультете, был врачом московской городской больницы, преподавателем палеографии (истории письма по рукописным памятникам) в училище правоведения и Александровском лицее и членом географического и археологического обществ. Из его трудов самый капитальный - два тома «Сказаний русского народа»; затем следуют: «Путешествия русских людей», «Песни русского народа», «Русские народные сказки» и др.] записано поверье о том, что принимаются встретившиеся супруги рассказывать друг другу о своем житье-бытье в разлуке, все - без утайки - говорят на радостях. Не диво, что эти россказни размолвкой и на ссору наведут. Пойдет такая перепалка-перебранка, что даже земля затрястись может с перепуга. Горденек месяц, - говорят рассказывающие об этом, - от него и ссора зачинается. Добрая встреча солнца с месяцем - и дни будут ясные, худая - на худую погоду наведет, на туманы да на изморозь плакучую. Весною, при первой грозе, по старинному сказанию, совершается брак солнца с месяцем, каждогодно после их разлуки обновляясь грозным торжеством природы.
      Звезды частые - бесчисленное потомство ясноликой обожествленной стародавнею стариной любвеобильной-светоносной четы, солнцевы да месяцевы любимые детки.

      «Ясное солнце - то господыня,
      Ясен месяц - то господарь,
      Ясни зирки (звезды) - то его дитки...» -

      поется в южнорусской песне-колядке. Тамбовские девушки еще и теперь распевают старинную песню о перевозчике. «Перевозчик, добрый молодец! Перевези меня на свою сторону!» - молит-просит девица удалого перевозчика. «Я перевезу тебя, за себя возьму!» - отвечает он. «Ты спросил бы меня, чьего я роду, чьего племени?» -отговаривается красавица:

      «Я роду (-то) ни большого, ни малого:
      Мила матушка - красна солнушка,
      А батюшка - светел-месяц,
      Братцы у меня - часты звездушки,
      А сестрицы - белы зорюшки!»

      «Солнце - князь, луна - княгиня», - гласит народная поговорка. По этой последней - луна (месяц) является Солнцевой супругою, - с чем совершенно сходятся языческие сказания о светозарной жене Даждьбога.
      Творческому воображению пахаря наших дней небо представляется светлым теремом Божиим - со звездами вместо окон. Из этих окон смотрят на белый свет святые ангелы Господни. Нет счета-числа воинству небесному: сколько людей в мире - столько и ангелов. У каждой живой души - свой ангел-хранитель. Народится человек, и ангела нового посылает Бог стеречь-беречь его от греха напрасного-наносного, от ухищрений нечистой силы дьявольской. Прорубит ангел новое окошечко из Божьего терема, сядет у него да и смотрит, глаз не спускаючи с доверенного его попечению сына земли. «Смотрит ангел, а сам каждое дело земное в книгу небесную записывает. А людям-то кажется, что это все звезды сверкают!» - гласит народное слово. Умер человек, захлопывается ставнями окно, падает и его звезда с выси небесной на грудь земную. Кто увидит такую звезду да успеет сказать свое пожелание, - сбудется, не минуется. В русских простонародных сказках и солнце, и месяц смотрят в небесные окна. Да не в одних сказках, а и прибаутках разных, и в причетах. «Солнышко-ведрышко, выгляни в окошечко! Твои детки плачут, пить-есть просят!» - кличут солнцу во время ненастья, затягивающегося не на день, не на два, а Бог весть - на сколько дней. «Месяц ты, месяц, золотые твои рожки! Выглянь в оконце, подуй на опару!» - причитают бабы-хозяйки, приготовляя блинную опару для поминок и становясь при этом непременно «супротив месяца». Кто часто смотрит на звездную россыпь - у того, по старинной примете, глаза будут зоркие. В заговорах можно встретить свидетельство об этом. «Господи Боже, благослови принять от синя моря силы, от сырой земли - резвоты, от частых звезд - зрения, от буйна ветра - храбрости!» -молит один из них, каждым своим словом проникая в суеверную душу охваченного объятиями природы, с колыбели до гробовой доски верного ей пахаря.
      Светлый спутник земли, слывущий по иным местам народной Руси за «казачье солнышко», обожествлявшийся в седую старь времен, и теперь еще напоминает деревенскому хлеборобу о пережитках поклонения ему. «Месяц, месяц молодой! Табе рог золотой, табе на увеличенье, а мне на доброе здоровье!» - причитают смоленские (Краснинского уезда) крестьянки, становясь перед «молодиком» -молодым месяцем. От рождения молодого месяца до полнолуния, по народному поверью, счастливые дни, а как пойдет-пойдет месяц на ущерб, выплывет и всякое несчастье на белый свет. Если кому посчастливится увидеть с правой стороны от себя народившийся месяц, да спохватится увидевший показать месяцу хоть копейку медную (не говоря уже о серебряной или золотой монете) перевода у того деньгам не будет, «ничего не видя разбогатеет!». Слева покажется, - надо поклониться месяцу в пояс, чтобы защитил он от хворобы всякой раба Божия... Всякую работу советуют добрые люди зачинать тогда, когда растет-подрастает светел-месяц. И скотину-животину лучше колоть в полнолунье, по уверению скотоводов да мясников, придерживающихся обычаев старины: ущербает месяц - и скот худеет, с тела спадает. На ущерб месяца даже сеять хлеб нехорошо: зерно выйдет тощее. Засеянное в новолунье поле дает густой-частый хлеб, созревающий на диво скоро; в полнолуние посеешь, - тихо станет расти хлеб, да зато умолотист будет. Хочет хозяйка, чтобы бел-волокнист уродился лен, - сей его, баба, на молодой месяц! А надо ей собрать побольше семени льняного, - жди полнолунья!.. Не начинают строить знающие всякое словцо люди и новой хаты на лунном ущербе, ни леса не рубят, ни печей не кладут; все это ждет своего череда вплоть до нового месяца. Только тогда, - говорят старики, - и можно поручиться за доброе житье-бытье в новом доме. Захочет молодой мужик выделиться из большой семьи, свое хозяйство повести наособицу, - тоже, кто поосторожнее, поджидают новолунья счастливого, - чтобы множилась «собина» на новом месте, а не шел старый достаток на убыль...
      Против такого почитания светил ночи восставали русские строгие блюстители церковных уставов еще в XVII веке. Вот, например, любопытный отрывок из одного такого поучения: «Мнози неразумнии человецы, опасливым своим разумом веруют в небесное двизание, рекше во звезды и в месяц, и разчитают гаданием, потребных ради и миролюбивых дел, рожение месяцу, рекше - молоду; иние ж усмотряют полнаго месяца, и в то время потребнаи своя сотворяют; инии ж изжидают ветхаго месяца... И мнози неразумнии человецы уверяют себе тщетною прелестью, понеже бо овии дворы строят в нарожение месяца; инии же храмины созидати начинают в наполнение месяца; иние же в таж времена женитвы и посягания учреждают. И мнози баснословием своим по тому ж месячному гаданию и земная семена насаждают и многая плоды земныя устрояют»...
      Звезды - тоже, что и месяц, оказывают, по уверению умудренных жизненным опытом домохозяев, влияние на урожай. Вот некоторые из приурочиваемых к ним примет. Ясная звездная россыпь и ночь под Рождество, - изобильного урожая ягод да грибов поджидают девки красные. Ярки звезды во все святочные ночи, - так и ypoжай будет добрый, и пчела - Божья работница - роиться хорошо станет, и гречиху-дикушу сеять можно без опаски перед градом, и овцы ягниться примутся дружнее дружного. Яркая игра звезд перед яровым севом - к богатой яровине. Во многих простонародных поговорках звезды зовутся небесным стадом; а пастухом у них - месяц рогатый. «Месяц, месяц, серебряные твои рожки, золотыя твои ножки! Паси-береги овец моих, как пасешь-бережешь ярок небесных - звезды частыя!» - можно и теперь еще услышать во многих поволжских деревнях перед первым выгоном овец на пастбище весеннее, на траву-мураву на зеленую.
      Среди пословиц и всяких иных памятников народного слова, собранных незабвенным в летописях русского народоведения В.И. Далем15)[ 15) Владимир Иванович Даль - которого можно с полной справедливостью назвать кладоискателем живого великорусского слова, был нерусским по происхождению, но более русским по духу, чем многие русские по крови. Он родился 10-го ноября 1801 года в местечке Лугань, Славяносербского уезда, Екатеринославской губернии, от отца-датчанина и матери-полунемки-полуфранцуженки. Будущий «Казак Луганский» (псевдоним Даля) обучался сперва в морском кадетском корпусе, а затем - после нескольких лет морской службы - поступил на медицинский факультет дерптского университета, но курса не окончил, а в 1829 году, вследствие нужды во врачах по случаю русско-турецкой войны, был зачислен во вторую действующую армию. Еще с 1819 года он начал собирать материалы по изучению русского народного языка и быта. В 1830 году появился в «Московском Телеграфе» первый печатный опыт Вл. И-ча, в 1832 году вышла книжка его «Русские сказки. Первый пяток Казака Луганского», и с этой поры он всецело отдался литературе и науке народоведения. Переезжая из одного конца России в другой - из Москвы в Оренбург, из Оренбурга - в Нижний Новгород и т.д., он обогатил себя неисчерпаемой сокровищницею слова. В 1834-1839 годах появились «Были и небылицы», упрочившие его литературную известность во времена Белинского. В 1846 году вышло «Собрание сочинений Казака Луганского», в 1853 году - «Матросские досуги», в 1861 году - «Картины русского быта» и одновременно - «Полное собрание сочинений В.И. Даля», а также - первый выпуск его бессмертного труда, стяжавшего ему навеки признательность России - «Словаря живого великорусского языка». Это четырехтомное издание, на которое Даль затратил 47 лет труда, выходило до 1867 года выпусками. В 1862 году были изданы собранные им «Пословицы» (до 37000). Умер великий русский народовед 22-го сентября 1872 года в Москве, где и похоронен на Ваганьковском кладбище], встречается много относящегося к светилам темной ночи... Месяц, по народному представлению, не то, что солнце, согревающее целый мир, растящее хлеб в поле и всякий плод земной; он -«светит, да не греет, только напрасно у Бога хлебушко ест...» Потому-то и приговаривает пахарь в лунную ночь: «Как месяц ни свети, а все не солнышко!», «Грело б красное солнышко, а месяц - как себе знает!», «Светило бы солнце, а месяц - даром!»...
      Мастер наш русский народ применять подсказанные ему стародавнею стариной поговорки ко всяким случайностям своей несложной, нехитрой, - но и при этом далеко не всем стоящим в стороне от нее понятной, - жизни. «Как молодой месяц покажется да и спрячется!» - говорят, например, о редком госте хлебосольные хозяева. «Пропал, как молодой месяц!» - приговаривают другие. «Светил бы мне месяц, а по частым звездам - колом бью!» - добавляют они к сказанному, если им ответят, что у них - и так гостей много, всех-де не переугощать!.. «Всю ночь собака пролаяла на месяц, а месяц того и не знает!» - не в бровь, а прямо в самый глаз попадает любящим сплетни-пересуды присловье, подслушанное на старой Волге (в Симбирской губернии). Чересчур привередливые красавицы, слишком разборчивые невесты получают на свою долю особый, не очень-то приходящийся им по нраву прибауток: «Еще какого жениха захотела - во лбу месяц, а на затылке ясны звезды?».
      Простонародные приметы, на которые за последнее время обращают внимание и ученые погодоведы, дают немало советов сельским хозяевам. Когда, - гласят они, - месяц народится на полдень (вниз) рогами, то - если это зимнее время - будет до самого ущерба его стоять тепло, а если время летнее - жара. Смотрят у молодого месяца на полночь (вверх) рога, - быть зимой холоду, а летом - ветрам. Кверху подняты рога, да нижний-то покруче - так первая половина месяца будет морозная (зимой); либо (летом) ей ветер покоя не даст. А если нижний рог пологий, - переносит мужик примету на вторую половину месяца. Крутые месяцевы рога заставляют ожидать ведра, пологие - ненастья непогожего. Задернут месяц тусклою дымкой, - размокропогодится на дворе; а если смотрит он во все глаза на православных, и на мокром месте сухо будет. В синеве месяц -к дождю, в красне - к ветру, с ушами - к морозу. Если перед новолунием выдадутся ненастные деньки, - «молодой месяц обмывается!» - говорит деревня. В Пермской губернии примечают, что если праздник Крещения Господня придется под полный месяц, то сплошь-да-рядом бывают по весне большие полые воды. Воронежцы заприметили, что - если «обглядится» новый месяц в трое суток, так до ущерба ведро будет без перемены, а если с новолунья три дня дождем небо плачется - не установиться красной погоде вплоть до самого конца месяца.
      Любит русский народ загадки загадывать. «Загану-ка я загадку, перекину через грядку!» - приговаривает он, уверенный в том, что от загадки до разгадки - семь верст правды. «Синенька шубенка крыла весь мир!» - загадывает он о небе. Месяц представляется ему то «сивеньким жеребчиком», глядящим через прясло (Калужская губерния), или «белоголовой коровой», смотрящей в подворотню (Псковская губерния), то медведем, то «лысым мерином с белыми глазами» (Симбирская губерния). В симбирских же деревнях повторяют о нем такую загадку: «С вечера сивый жеребец в подворотню глядит, в полночь жеребец через кровлю бежит!»; в самарских - загадывают и так: «Маленький, курбатенький - всему миру свет!», «За новым за двором стоит чашка с творогом!»; в новгородских - «Идет лесом - не треснет, идет полем - не плеснет!» и т.д. «Над бабушкиной избушкой - хлеба краюшка; хочет есть старуха, тянется-потянется, а все не достать!» - загадывает народ о месяце. «Кругло, а не месяц; зелено, а не дубрава; с хвостом, а не мышь?» - сыплет он вопросами, что из мешка трясет, а о разгадке спросят, репа - скажет... По старинному поверью, в конце каждого земного месяца Бог свой небесный месяц ножом режет на звезды. «Оттого-то все их и больше на небе!» - догадывается народная молвь. Ходит предание, что на луне Каин - в наказанье за пролитую на земле кровь - веки вечные убивает Авеля. Смотрят деревенские простецы на месяц, а мысли-то у них сами собою так и перелетают к этому преданию. Есть, говорят, - и такой догадливый люд, что все сбиваются на том - кто именно кого убил: Каин - Авеля, или Авель - Каина. Впрочем, это уже относится тоже к маловероятным преданиям не только сметливой, но и смешливой, старины-матушки.
      Звездное небо представляется глазам зоркого пахаря «грамоткой», написанной по синему бархату. «Не прочесть этой грамотки, -говорит он, - ни попам, ни дьякам, ни умным мужикам». А между тем, для последних-то, оказывается, эта грамотка является не совсем тайной, - недаром они с поразительной для оторванного от природы горожанина точностью угадывают по расположению звезд время ночи. Ночное звездное небо - такие же безошибочно-верные часы для деревенского путника, что и крикливый вестник полночи петух - на дворе.
      Не все звезды для русского хлебороба одинаковы. Знает он, что «звезда от звезды разнствует во славе», а потому и различает если не все, то хотя некоторые из жемчужин россыпи звездной. Так, знает он «Вечерницу» - первую вспыхивающую вечером звезду, назовет и «Денницу» - позднее всех своих сестер погасающую на небе, только-только не встречающуюся с утреннею раннею зорькой.
      На деревенской Руси, среди старожилов, всегда были - и теперь есть - свои самобытные звездочеты, знающие не только звезды «блудячую» (планету) да «хвостатую» (комету), появляющуюся, по их словам, не то к войне, не то к голоду, или к моровому поветрию, либо к какому-нибудь другому народному бедствию, а различающие почти всякое светило в звездном царстве, раскинувшемся по синему небу. Так, например, - говорят они, - есть на свете «Чигирь-звезда». Это - не что иное, как Венера науки о звездах. Чигирь-звезда предсказывает человеку счастье и несчастье. В начале XIX-го столетия ходил на Руси в списках следующий сказ старинных звездочетов об этой звезде: «Сия бо звезда едина именем Чигирь есть меж всеми звездами, десять мест во всяком месяце имеет, а по трижды приходит на всякое место коегождо месяца. Сие бо есть великая мудрость. Аще кто добре горазд и разумеет месячному нарождению, той видит и кий круг ведает сия звезда Чигирь. Аще ехати, или идти куда, или селиться, - смотри, на которую сторону та звезда стоит: аще она станет противу, и ты противу ея не езди никуды. Во дни первый, одиннадцатый и двадцать первый состоит Чигирь на востоце, и ты храмины не ставь, на дворе главы своей не голи. Во дни вторый, дванадесятый и двадцать вторый стоит Чигирь меж востоком и полуднем, и... рожденное будет курчя и бесплодно. Во дни третий, тринадцатый и двадцать третий стоит Чигирь на полдни, и ты в те дни в полдни не купайся, в баню не ходи: изойдешь лихом, или учинится переполох». Большая Медведица слывет в народной астрономии за «Сажар» (или «Стожар») звезду. По этому созвездию советуется охотникам выходить смело на всякого дикого зверя, кроме одного только медведя. Плеяды, по народному определению - «Утиное Гнездо»; Пояс Ориона - «Кичаги», Арктический Пояс - «Железное Колесо», Млечный Путь - «Становище». Три звезды, находящиеся подле Млечного Пути, зовутся «Девичьими Зорями». Падающие звезды, при виде которых старые богобоязненные люди причитают свое «Аминь, аминь! Рассыпься!», а молодые произносят заветные желания, - зовутся «Маньяком».
      О «Девичьих Зорях» дошло до наших дней старинное сказание. Жили-были, гласит оно, - на белом свете три сестры («родством и дородством - сестра в сестру»). Жили они в одном доме, без отца-матери: «сами правили домом, сами пахали, сами хлеб продавали». Проторяли к сестрам дорожку свахи-сваты, да было им всем диво-дивное: «Придут к воротам, ворота сами растворяются; пойдут к избе - двери сами отойдут настежь; взойдут в избу - в избе нет ни живого, ни мертвого, как после мора. Постоят, постоят, так и пойдут ни с чем. Выйдут на улицу, посмотрят на окна, а у окон сидят три сестры вместе, прядут одну кудель»... Стали все за это считать трех сестер ведьмами; и надумали бабы-свахи сжить девок со свету. Чего-чего только они ни придумывали, лишь бы загубить их! Поджигали даже то городьбу их, то избу: и огонь не берет... По знахарям-ведунам хаживали: и те ума не приложат, что с тремя сестрами сделать!
      Увидали-подглядели однажды ночью зоркие бабьи глаза, что летит поднебесьем Огненный Змей прямо к дому ненавистных им трех сестер: «полетал-полетал, да и прочь полетел: и Змей их не берет!» Но вот - мало ли, много ли времени прошло: умерли сестры, все сразу. Узнали об этом свахи-бабы, пошли поглядеть на покойниц, - пошли, а самих страх берет: послали наперед себя мужиков. Пошли, осенясь крестным знамением, мужики, подошли к городьбе, - «городьба расступилась на четыре стороны», подошли к избе, - «изба рассыпалась на мелкие щепки». Сказание заканчивается словами: «Тут-то мужики догадались, что те три сестры были прокляты на роду. Да и после смерти им худое житье досталось: век гореть зорями. Вот их уже немного осталось: только три пятнышка»...
      По девичьей примете, звезды падают не только к ветру, как говорят старые люди, а и к девичьей судьбе: в какую сторону о Святках звезда упадет, когда на нее смотрит загадывающая девушка, - в той стороне и «суженый» (жених) ее живет.
      Немало говорят о звездах и сельские поговорки, каждая из которых не мимо молвится. «Не считай звезды, а гляди под ноги: ничего не найдешь, так хоть не упадешь!» - замечают рассеянному человеку-верхогляду, приговаривая: «Жить живи, да решетом звезды в воде не лови!», «Часты звезды, ярки звезды, да рассыпчаты: сладки речи, звонки речи, да обманчивы!» и т.д. Простонародные загадки говорят о звездах в таких словах, как, например: «Рассыпался горох - на тысячи дорог!», «Вся дорожка осыпана горошком!», «Поле (небо) не меряно, овцы не считаны, пастух (месяц) рогатый!»
      Нельзя назвать особенно точными «астрономические» наблюдения, веками слагавшиеся в народной Руси; но все они, но каждая пословица, каждое поверье о небесном мире, говорят о том, что не одним только хлебом насущным жив наш народ-пахарь, - хотя дума об этом нелегко достающемся всякому трудящемуся человеку даре Божием и не отходит от хлебороба до гробовой доски.
     


К титульной странице
Вперед
Назад