15 августа 1917 года в Успенском соборе Московского Кремля произошло торжественное открытие первого после длительного перерыва Всероссийского Поместного Собора Православной Церкви. Поместный Собор заложил основы нового канонического устройства Православной Российской Церкви. Они заключались в следующем: высшая власть - законодательная, административная, судебная и контролирующая принадлежит Поместному Собору, периодически созываемому в составе епископов, клириков и мирян; управление Церковью возглавляется Патриархом. Высшее церковное управление образуют также избираемый Собором Высший Церковный Совет (решающий вопросы администрации и права), а также Священный Синод (в ведении которого находились пастырские и вероучительные вопросы)1 (1 Священный Собор Православной Российской Церкви: Собрание определений и постановлений: Приложения к Деяниям. М., 1918. 1:7-16; 4:3-12; РГИА. Ф. 833. Оп.1. Д. 35. Л. 310. Определение Священного Собора Православной Российской Церкви о мероприятиях к прекращению нестроений в церковной жизни. 6 (19) IV 1918 г.).
25 января 1918 года было принято беспрецедентное постановление, которое сыграло важнейшую роль в дальнейшей истории Русской Православной Церкви: Патриарху было предложено самому избрать несколько блюстителей патриаршего престола на случай непредвиденных обстоятельств – болезни, смерти, и т. д., при этом обеспечивалось сохранение их имен в тайне. Наконец, существенное значение имело и февральское постановление Собора о епархиальном управлении, восстанавливающее самобытное и самостоятельное достоинство каждого отдельного епископа: « Епархиальный архиерей, по преемству власти от святых Апостолов, есть предстоятель местной Церкви, управляющий епархией при соборном содействии клира и мирян... Архиерей пребывает на кафедре пожизненно и оставляет ее только по церковному суду или по постановлению высшей церковной власти... в исключительных и чрезвычайных случаях, ради блага церковного» 2 (2 Церковные ведомости. 1918. № 11- 12. С. 66- 68; Шкаровский М. В. Петербургская епархия в годы гонений и утрат 1917-1945. СПб., 1995. С. 20).
С первых дней Октябрьской революции на всей жизни Православной Церкви отразились кровопролитные столкновения противоборствующих сторон. Различные эксцессы, в том числе и по отношению к духовенству, не способствовали установлению лояльных отношений Церкви с новой властью. Почти сразу же они начали серьезно осложняться. Церковная политика новой власти основывалась во многом на двух предпосылках: мировоззренческой несовместимости марксизма с религиозной верой и отношении к Православной Церкви как к союзнице царизма, стороннице эксплуататорского строя, который подлежит ликвидации. И без того сложные отношения Церкви с советским правительством усугублялись экономическим и политическим хаосом в стране, перегибами местных властей. Последующие декреты правительства не оставляли никаких надежд на нормализацию отношений. Ряд пунктов декрета «Об отделении Церкви от государства и школы от церкви» заложил основы бесправного положения Церкви: религиозным обществам запрещалось владеть собственностью, они лишались прав юридического лица, осуществлялась национализация всего церковного имущества3 (3 Собрание узаконений и распоряжений Рабочего и крестьянского правительства РСФСР. 1918. № 18. Ст. 263). Эти ограничения не вытекали из принципа, провозглашающего религию является частным делом граждан (частные общества имели соответствующие права), и были вызваны, прежде всего, политическими и идеологическими соображениями. Именно указанные запреты наиболее тяжело отражались на деятельности Церкви. Декрет не предусматривал переходного периода. По высказыванию одного из будущих идеологов обновленчества профессора Б.В. Титлинова, в распоряжении Церкви оставалось очень мало времени на реорганизацию своих материальных средств на новых началах, так как имущество было по большей части конфисковано. Поместный Собор прямо назвал политику властей актом открытого гонения против Церкви 4 (4 Титлинов Б. В. Церковь во время революции. Петроград, 1924. С. 116).
Во второй столице России – Петрограде, представители клерикальной общественности весьма неоднозначно приняли послание патриарха Тихона «Об анафематствовании творящих беззакония и гонителей веры и Церкви православной» от 19 января 1918 года. В первой половине 1918 года церковная жизнь в Петрограде и епархии проходила под знаком сопротивления декрету от 20 января 1918 года. Неприятие последнего усугублялось тем, что священников нередко арестовывали не за контрреволюционную агитацию, а за нежелание помогать комиссиям по описи церковного имущества, которые действовали грубо, иногда намеренно оскорбляя религиозные чувства верующих. Хотя в самом Петрограде таких событий было меньше, однако и там обстановка оставалась напряженной.
В то же время группа петроградского «прогрессивного» духовенства и интеллигенции, в основном будущих деятелей обновленческого раскола, выступила за необходимость изменения церковной политики примирения с государственной властью. Кроме того, идеи о необходимости переустройства религиозной жизни, обновлении Церкви высказывались ими и ранее. Руководители «Всероссийского союза демократического православного духовенства и мирян» священники Александр Введенский и Александр Боярский критически оценили воззвание патриарха Тихона от 19 января, предававшее анафеме «врагов Церкви Христовой» Опубликовав свои замечания в газете «Правда Божия», они призвали «просветлять, одухотворять, просвещать» революцию, но ни в коем случае не анафематствовать ее. В декрете об отделении Церкви от государства усматривались, прежде всего, положительные стороны, ускорявшие дело «внутреннего церковного освобождения», хотя с рядом его положений и выражалось несогласие5 (5 Кузнецов А. И. Обновленческий раскол в Русской Церкви. Т. 1. Астрахань, 1956-1959. Машинопись. С. 83). Это был своеобразный реванш за то, что на Поместном Соборе 1917 года обновленцы оказались в меньшинстве. Но тогда они еще не решались открыто пойти на церковный раскол. Впоследствии А. Введенский замечал: «Мы решили остаться в Церкви, чтобы взорвать патриаршество изнутри»6 (6 Введенский А. И., протоиерей. Церковь и государство (Очерк взаимоотношений Церкви и государства в России за 1918-1922 гг.). М., 1923. С. 215). Следует заметить, что Октябрьскую революцию петроградская группа реформаторов встретила в целом положительно, еще около года продолжая активно пропагандировать свои взгляды. Под руководством А. Введенского стала выпускаться серия брошюр «Библиотеки по вопросам религии и жизни», рассчитанных на массового читателя. Авторитет А. Боярского был очень велик у рабочих юго-восточных районов столицы, в 1918 году вышла его книга «Церковь и демократия (спутник христианина-демократа)», пропагандировавшая идеи «христианского социализма».
Являясь сторонниками вовлечения духовенства в политику на стороне новой власти, петроградские обновленцы некоторое время безрезультатно пытались создать и христианско-демократическую партию. Уже в годы гражданской войны некоторые сторонники церковных реформ добивались у властей разрешения на создание широкой обновленческой организации. В 1919 году А. Введенский был принят председателем Коминтерна и Петросовета Г.Е. Зиновьевым и предложил ему заключить соглашение между Советским правительством и реформированной Церковью. Хотя сразу эта акция и не удалась, но в дальнейшем инициаторам была обещана поддержка. Завязывавшиеся контакты «реформаторов» с официальными властями в тот период порой на местах облегчали положение духовенства в целом. Так, когда в сентябре 1919 года в Петрограде планировались различные антицерковные акции – арест и высылка священников, изъятие мощей св. Александра Невского, митрополит Вениамин послал к Г.Е. Зиновьеву с заявлением будущих обновленцев А. Введенского и Н. Сыренского. Визит этой делегации возымел действие, антицерковные акции оказались отменены. Следует отметить, что митрополит Петроградский Вениамин был сам не чужд некоторым нововведениям. Он понимал, что некоторые предложения группы «демократического духовенства» являлись вполне справедливыми, в Православной Церкви назрела необходимость преобразований. В Петроградской епархии стал применяться русский язык при богослужении, практиковаться народное церковное пение.
Послание патриарха Тихона, подписанное 17 ноября 1921 года, о запрещении нововведений в церковно-богослужебной практике оказалось неприемлемым для многих священнослужителей, во всем остальном послушных патриарху, и вызвало их протест. Митрополит Вениамин дал благословение пришедшей к нему делегации духовенства «служить и работать по-прежнему». Это был уже своего рода революционный шаг.
Из гражданской войны Русская Православная Церковь вышла в основе своей несокрушенной. Но уже к этому времени власти стали разрабатывать планы кардинального «решения» проблемы существования религиозных организаций в Советской России. Они расценивались как оппозиционная враждебная сила, к тому же располагавшая значительными материальными ценностями, которые предполагалось изъять7 (7 Введенский А.И., протоиерей. Церковь и государство (очерк взаимоотношений Церкви и государства в России за 1918-1922 г.г.), М.,1923. С.215; Кузнецов А.И. Обновленческий раскол в русской Церкви. Т.1. Астрахань, 1956-1959. Машинопись. С. 83). Таким образом, превращению выжидательного настроения властей в наступательное способствовали два важных фактора: появление внутри Православной Церкви течения, пошедшего навстречу властям, и голод 1921-1922 годов, давший благоприятный повод к экспроприации церковных ценностей. Указанные факторы завершают период неопределенности в отношениях власти и Церкви. Вместо стихийной борьбы, которая была спровоцирована декретами о свободе совести, начинаются систематические гонения. Эти гонения принимают различные формы, но преследуют неуклонно одну и ту же цель: рано или поздно искоренить религию. Первой формой систематической борьбы с Церковью была попытка противопоставить господствующей Церкви другие религиозные течения, зародившиеся внутри ее самой. Именно они оказались способными пойти на соглашение с властями. Но такое положение дел наблюдалось только в центре, периферия занимала наблюдательное положение и подобного рода эксцессов еще не знала, хотя эпизодические расправы с духовенством имели место 8 (8 Новгородские епархиальные ведомости. 1918. № 15-17. С. 3).
Подготовительная работа для решительного наступления на Церковь началась еще во второй половине 1921 года. При ГПУ был образован особый 3-й – церковный – отдел во главе с Е.А.Тучковым. Всеми доступными средствами он стал вербовать сотрудников среди мирян, духовенства и даже епископата. Произошла и коренная реорганизация органов контроля и надзора за Церковью на местах. Целью этого мероприятия была перерегистрация всех приходских общин, проверка состава их «двадцаток» и регистрация священнослужителей. Уже тогда проявилась тенденция к всеобъемлющему контролю за церковной жизнью. По сведениям петербургского историка М.В. Шкаровского, уже 21 марта 1922 года в докладной записке Госполитуправления в Политбюро откровенно предлагалось путем насильственного (противозаконного) вмешательства во внутрицерковную жизнь произвести своеобразный переворот. В записке указывалось, что «некоторые иереи стоят в оппозиции к реакционной группе синода, …они полагают, что с арестом членов синода им предоставляется возможность устроить церковный собор, на котором они могут избрать…лиц, настроенных более лояльно к советской власти». В опубликованной М.В. Шкаровским записке Л.Д. Троцкого от 30 марта 1922 года, без возражений утвержденной Политбюро, была практически сформулирована вся тактическая и стратегическая программа деятельности партийного и государственного руководства по отношению к обновленческому духовенству. Троцкий предлагает с помощью этого духовенства «повалить контрреволюционную часть церковников» и довести эту кампанию до полного организационного разрыва с прежней иерархией, до созыва нового собора и выборов новой иерархии 9 (9 Шкаровский М.В. Петербургская епархия в годы гонений и утрат 1917-1945. СПБ., 1995. С. 52-53).
Таким образом, власти изначально планировали использовать обновленцев в своих целях, а затем, по существу, предать их. Сами по себе, оппозиционные силы внутри Церкви, не имели большого веса и авторитета и не могли нарушить ее единство. Поэтому государственная власть взялась за это дело, опираясь на внутрицерковную оппозицию, чтобы достигнув желаемого результата, развернуть кампанию против этой оппозиции.
При проведении в жизнь декрета Совета народных комиссаров от 20 января 1918 года Президиум Новгородского губисполкома 3 июня 1918 года издал постановление о передаче в ведение отдела народного образования зданий Епархиального дома, духовной семинарии и духовного училища. Чрезвычайное собрание православных приходских советов Новгорода и правления Союза во имя Святой Софии выразило несогласие с решением Президиума и обосновало юридически его неправомочность. Решение собрания не возымело никакого действия на власть. До конца 1918 года внедрением Декрета практически никто не занимался. Только к концу 1918 года «ликвидационный» отдел приступил к своим обязанностям. Первой и важной задачей для верующих, согласно циркулярного предписания председателя новгородского «ликвидационного» отдела И. Терауда, стало прохождение официальной процедуры регистрации религиозной общины. Для этого было необходимо сформировать группу членов-учредителей общины, затем составить и зарегистрировать ее устав. Только после регистрации открывалась возможность заключения договора на аренду храма, который вместе со всем его имуществом считался народным достоянием. В пределах Новгородской епархии указанные процедурные моменты начали действовать в 1920 году, более ранних упоминаний в архивных документах нами не обнаружено. В губернской типографии была выпущена брошюра под названием «Положение об отделении Церкви от государства», которая как руководство к действию в начале января 1919 года была разослана во все волостные исполкомы Новгородской губернии. Не встретив среди верующих ярко выраженного сопротивления Декрету об отделении Церкви от государства, новгородские властные структуры надеялись на достаточно быстрое и безболезненное осуществление закона. Уверенность вселяла и проведенная в печати кампания по дискредитации «политического лица духовенства» и органов церковного управления. Срок для выполнения поставленной задачи был определен в 1,5-2 месяца. 15 мая 1919 года года губернский «ликвидационный» отдел потребовал от уездных исполкомов в недельный срок выслать все договоры с религиозными общинами и описи имущества церквей. Очередной циркуляр был направлен в уезды 6 ноября 1919 года. В нем было обращено внимание местных властей на то, что «проведение в жизнь Декрета об отделении Церкви от государства в уездах стоит бесподвижно на одном месте». Видя, что «ликвидационный» отдел не справляется с порученной ему миссией, губернские власти обратились за содействием в Петроград. 7 мая 1920 года в Новгород приехал Н.Н. Левендаль для временного замещения должности заведующего подотделом по проведению в жизнь Декрета. В 1920 году на места стали предприниматься практические шаги по осуществлению отделения Церкви от государства при постоянном напоминании губернских властей. Вполне закономерно, что только к началу 1920 года в губернский отдел юстиции стали поступать договоры, подписанные с религиозными общинами о пользовании храмами и храмовым имуществом, как это и предписывалось Декретом 10 (10 ГАНО. Ф. Р. 121. Оп. 1. Д. 2. Л. 20; Ф. Р. 268. Оп. 1. Д. 121. Л. 1, 115, 31; Ф. Р. 277. ОП. 1. Д. 160. Л.5, 6). В удаленных от епархиального центра уездных городах передачи храмов и церковного имущества в пользование верующих происходят еще позже. 9 октября 1920 года Череповецким горисполкомом был составлен акт о передаче в пользование граждан города Череповца и окрестных деревень Воскресенской, Троицкой, Покровской и Николаевской церквей с составлением описи их имущества. Верующие г. Череповца и окрестных деревень – Матурино, Борок, Яконское, Обухово, Большое Шубацкое приняли от Череповецкого Совета рабочих и крестьянских депутатов «в бессрочное и бесплатное пользование два соборных храма: Воскресенский и Троицкий, кладбищенскую Покровскую церковь, Матуринскую Николаевскую церковь». Указанные храмы были переданы «исключительно для удовлетворения религиозных потребностей»11 (11 ЧЦХД. Ф. 18. Оп. 1. Д. 1. Л. 1). При каждом случае передачи храма непременно должен был присутствовать председатель исполкома, призванный контролировать и разъяснять процедуру официальной регистрации во избежание недоразумений. К тому времени община должна была составить и утвердить списки учредителей. Принимался заранее подготовленный устав общины, зарегистрированный в Череповецком губернском отделе юстиции. Устав включал в себя два раздела: «Общие положения» и «Внутренняя организация общины». Второй раздел подразделялся на главы: «Внутренняя организация общины», «Деятельность общины», «Управление делами общины».
Согласно положениям устава верующие обязывались не допускать антивластных действий. К их перечню были отнесены «политические собрания враждебного советской власти направления, раздача или продажа книг, брошюр, листков и посланий, направленных против советской власти или ее представителей, произнесение проповедей и речей, совершение набатных тревог для созыва населения в целях возбуждения его против советской власти». В связи с перечисленными положениями верующие обязаны были подчиняться всем распоряжениям местного Совета рабочих и крестьянских депутатов, в том числе и распорядка пользования колокольнями. Религиозные общины получали в распоряжение здания храмов и богослужебные предметы на следующих условиях: - оберегать вверенные им предметы и здания, - не проводить в получаемых в пользование помещениях собраний, проповедей против советской власти, а также не заниматься благотворительной деятельностью, - содержать храм на свои средства, - допускать в помещения представителей Советов.
Нарушение данных положений влекло за собой уголовную ответственность. По предложению властных структур в текст договора обязательно вносилось следующее дополнение: «…договор этот Советом рабочих и крестьянских депутатов может быть расторгнут».
В соответствии с уставом членом религиозной общины мог быть любой гражданин не моложе 19 лет. Для этого требовалось написать заявление о желании вступить в общину. Главным органом общины выступало собрание всех ее членов, которое предполагалось созывать регулярно, два раза в год. В экстренных случаях по просьбе тридцати и более членов общины собрание могло быть созвано в любое назначенное время. В компетенцию собрания входили дела связанные: с ремонтом храма, со спорными имущественными вопросами, регулированием состава причта и его материальным обеспечением, избранием кандидатов на вакантные должности, обсуждением поведения членов общины в случае несоответствия его общепринятым правилам, определением количества членов правления общины и их избрание, утверждением приходо-расходных смет и контролем за их выполнением, вопросами прекращения деятельности общины. Решения принимались простым большинством голосов, достаточным считалось наличие хотя бы 1/ 20 части членов общины. К компетенции указанной части относились следующие вопросы: изменение и дополнение устава, определение количества церковного причта, упразднение должностей в правлении общиной, прекращение деятельности общины. Для положительного решения этих вопросов требовалось согласие 2/3 от всех присутствующих членов общины 12 (12 ЧЦХД. Ф. 18. Оп. 1. Д. 1. Л. 1- 2).
Для ведения текущих дел собрание избирало правление (президиум) общины. Правление созывало общие собрания, руководило хозяйственными вопросами, составляло проекты финансовых смет и распоряжалось финансами общины, проводило прием новых членов и вело их списки, решало спорные вопросы в деятельности общины, заботилось о поддержании порядка в ходе богослужения. Президиум религиозной общины возглавлялся председателем общины. Постоянными членами президиума состояли казначей и секретарь (делопроизводитель). Избиралась ревизионная комиссия в составе трех человек, занимавшаяся проверкой финансовой деятельности президиума13 (13 ОПИ УКМ. Ф. 3 (Ц), К. 11. Д. 2. Л. 20).
Реалии общинно-религиозной жизни дополнялись практикой грубого вмешательства государства в деятельность общины. Все вопросы, которые предполагались к обсуждению на заседаниях органов руководства религиозной общиной, должны были быть утверждены предварительно в административном отделе Череповецкого уездного исполкома. Там же подлежали утверждению и списки членов общины.
Из Устава вытекало неписаное обязательство – налаживание взаимоотношений с органами государственной власти. Ответственность за все это разделяли и несли руководители общины. Получалось, что Устав с одной стороны создавал благоприятные условия для нормального функционирования религиозной общины и предполагал тесное взаимодействие клира и мирян в реализации поставленных задач. С другой стороны вся деятельность общины оказывалась практически под пристальным вниманием и наблюдением властей, могущих трактовать положения Устава по своему усмотрению.
По наблюдениям И.В. Спасенковой новые правовые условия жизнедеятельности прихода с 1918 года значительно изменили и дополнили традиционные обязанности членов общины по содержанию приходского храма: произведение всех платежей по аренде, налогам, страховым взносам, ремонту и отоплению, материальное обеспечение членов причта. В таких условиях прихожане возрождали традиционный опыт солидарного участия в сборе средств, необходимых для реализации поставленных задач14 (14 Спасенкова И. В. Православная традиция русского города в 1917-1930-е гг. (на материалах Вологды). Автореф. дис. к. и. н., Вологда, 1999. С. 20- 21). Устав общины в качестве важных целей предполагал совместные молитвы, совершение религиозных таинств и обрядов, произнесение проповедей и слов. Но самым главным, конечно, признавалось таинство Евхаристии, как основы основ христианского культа. Таким образом, смысл своего существования любая приходская община видела в братском единении вокруг Божественной литургии.
Летом 1919 года патриарх Тихон принял решение об увеличении числа епископов. Уже 20 августа 1919 года этот вопрос рассматривал Новгородский епархиальный совет. Исполнение решения епархиального совета было обязательным для приходов Череповецкой губернии, созданной на первом губернском съезде Советов 5 июня 1918 года. В состав Череповецкой губернии вошли: Череповецкий, Устюженский, Кирилловский, Белозерский, Тихвинский уезды, ранее относившиеся к Новгородской губернии15 (15 ЧЦХД. Научно-справочная библиотека. № 689. С. 50). Поскольку Новгородская и Старорусская епархия включала в себя две губернии – Новгородскую и Череповецкую, то титул епархиального архиерея предполагалось заменить на «Новгородский и Череповецкий». Новгородский епархиальный совет предполагал устроить местопребывание викарного епископа с титулом «Крестецкий» в самом Новгороде. Титул епископа Крестецкого встречается на ряде посланий из Новгорода, адресованных причту Череповецкого Воскресенского собора. В некоторых уездах епархии предполагалось учредить викариатства для лучшего управления приходами удаленных от епархиальных центров территорий. При этом сохранялись Тихвинская и Кирилловская викарные кафедры и вновь учреждались Старорусская, Боровичская и Устюженская (с пребыванием епископа в г. Череповце) викарные кафедры. Однако эта нужная и полезная для Церкви реформа начала воплощаться лишь в 1921 году, когда советская власть почти парализовала церковное управление на общеепархиальном уровне. Из всех упомянутых викарных кафедр замещенной оказалась только Череповецкая, возглавляемая епископом Тихоном (Тихомировым) с 7 апреля 1920 года, в этом же году перемещенным в г. Кириллов16 (16Бовкало А.А. Постановление 1919 года об увеличении числа епископов // Ежегодная богословская конференция Свято-Тихоновского богословского института. Материалы 1992-1996 гг., М., С. 339-341).