В последнем предложении говорится о том, что природа возрождает духовный мир лирического героя. Но тут возникает еще один конфликт. Для отражения его используется антитеза: душа не знает, как выразить чувства, и герой не знает, как о них молчать. Примечательно то, что используется один отрицательный глагол «не знаю», но разные носители действия: «душа» и «я». Таким образом, возникает впечатление, что весь конфликт разворачивается во внутреннем мире лирического героя. Идет борьба между душой и его «я».
      Основную мысль стихотворения отражает особый ритмический рисунок. Строки с шестистопным и четырехстопным ямбом чередуются. Расположение пиррихиев и ударных стоп также довольно упорядочено. Часто используется параллелизм синтаксических конструкций. Противопоставления не выходят за рамки одного предложения.
      На основе этого выстраивается противостояние более широкого плана: потерянности человека и всеспасительности природы. Однако в то же время оно существует во внутреннем мире лирического героя.
      Мотивы разочарованности, непрочности земных благ, обращение к вечным ценностям присутствуют в данном произведении. Эти темы явно волновали Батюшкова в последний период его творчества».
      Анализ 178-й строфы IV песни «Странствований Чайльд-Гарольда» в переводе В. Левика, выполненный Екатериной Сабуровой. [Текст цит. по изданию: Байрон Дж. Г. Избранное. М., 1964.]
      «Вы когда-нибудь испытывали блаженный восторг и чувство неземной радости, находясь на крутом обрыве? Под ним - неистовый рев набегающих волн, вдалеке - прозрачная линия горизонта, и неясно, где предел морской и начало небесной сферы. Дерзкий и влюбчивый ветер кружится вокруг в диком танце, протягиваешь ему руку и летишь навстречу рождающемуся солнцу! Тогда приходит знание: именно этот полет и есть истинная жизнь без тесных оков ненужных правил и условностей. Именно этот полет - откровение природы, страстное желание - быть с ней единым, слитым целым.
      Необычно для начала стихотворения многоточие. Более привычно видеть его в конце. Здесь же оно создает впечатление, что первые строки появляются как бы ниоткуда, из молчащей тишины, в которой медленно, как лепестки распускающегося цветка, начинают звучать слова:
     
      ...Есть наслажденье в бездорожных чащах...
     
      Так же плавно происходит звуковая градация последующих строк, они наливаются упоительным в своей радости и торжественности звучанием, набирают силу и громкость:
     
      Мелодия - в прибое волн кипящих...
     
      О чем же с такой светлой радостью рассказывает поэт? О непроходимых чащах, крутых скалах и горных вершинах, гулком шуме волн... Казалось бы, все это должно изумить, испугать, заставить содрогнуться. Но нет и толики страха в этих строчках, а только «наслажденье» и «отрада». Таким образом, находим скрытый оксюморон, он не явный, завуалированный, потому что для поэта не было важным подчеркнуть это изумляющее несоответствие. У него была иная цель - не расплескать, донести до читателей полную чашу радости и восторга своей души. Параллельно это передается и на звуковом уровне, благодаря аллитерации. В словах «наслажденье» и «отрада» преобладает открытый гласный [а], создающий ощущение широты, полноты и яркости чувств.
      Стремительность звучания с третьей строки усиливают тире, заменяя собой отсутствующие в предложениях сказуемые. Даже графически они заставляют слова, а вслед за ними и образы двигаться быстрее.
      Если в первых двух строках мы наблюдали, всматривались, ощущали кожей горный ветер и тепло высокого солнца, то в следующей строке мы слышим мелодию моря. Проследим, какими нотами — звуками поет оно свою песнь:
     
      ...в прибое волн кипящих...
     
      Вот стремительно нарастает острый гребень волны — мы слышим рокотание [пр], с огромной силой и негодованием она обрушивается на берег долгим [о] и твердыми [б], [в], сонорными [л], [н], в смущении и приглушенном ворчании отступает назад — явно слышится затихающий шелест [щ]...
      И далее снова оксюморон:
     
      И голоса - в пустынной тишине.
     
      И снова оксюморон не явный, построенный на антитезе: звук - тишина. Это противопоставление усиливается эпитетом «пустынный». Мы представляем выжженную солнцем бесплодную, безжизненную песчаную равнину. Через этот образ выходим на новое противопоставление: жизнь (звук) - смерть (тишина).
      Вспомнив первые четыре строки, приходим к заключению, что и «бездорожные чащи», и головокружительная «горная крутизна», и музыка прибоя - все это жизнь, ее радостное и мощное звучание в противовес молчанию смерти.
      Первые четыре строки объединены еще и тем, что образ лирического героя в них почти не виден. На первом плане — чувства, ощущения - то вечное, незыблемое, что существует всегда, - приобретают обобщенный смысл. Его подчеркивает глагол «есть» в значении быть, употребленный дважды и дважды выраженный через тире. Благодаря ему жизнь приобретает еще одно толкование - жизнь вечная, бессмертие.
      Вторая часть стихотворения выходит уже на более личный уровень:
     
      Людей люблю — природа ближе мне.
      И то, чем был, и то, к чему иду я,
      Я забываю с ней наедине.
      В своей душе весь мир огромный чуя,
      Ни выразить, ни скрыть то чувство не могу я.
     
      Лирический герой здесь четко обозначен через личное местоимение «я». Но нельзя рассматривать отдельно, тем более противопоставлять две части стихотворения. Лишь вместе они составляют гармоничное целое (потому графически они не разделены на строены). В связи с общим и вечным толкованием первого четверостишия познается верный смысл второй части. Душа лирического героя подобна глубокой чаше, наполненной светом и любовью бесконечной жизни. Став частью мировой гармонии, он обрел «весь мир огромный» в своей душе. Наедине с природой — великой жизнью в вечности — над человеком уже не властна смерть, он получил бессмертие».
      Работы учениц убеждают в том, что имманентный анализ обладает большими возможностями. Он позволяет и выразить свои эмоции, возникшие в ходе чтения и анализа стихотворения, и почувствовать своеобразие авторских интонаций. Контекстуальный комментарий создает условия для развития чувств, мыслей в необходимом направлении.
      Но прежде всего работы учениц говорят о том, что стихи К. Н. Батюшкова интересны современным школьникам.
      П. А. Плетнев писал в 1822 году о Батюшкове: «Он, кажется, не верит, чтобы все, прекрасное для него, было прекрасным и для других, и потому его произведения, выдержавшие искус обдуманности, сбросили с себя личность времени и места, и вышли в таком виде, в каком без застенчивости могли бы показаться в древности, и в каком спокойно могут идти к будущим поколениям». [Плетнев П. А. Заметка о сочинениях Жуковского и Батюшкова // Плетнев П. А. Статьи. Стихотворения. Письма. М., 1988. С. 25.]


      II. ПУБЛИКАЦИИ И СООБЩЕНИЯ


     
      ПИСЬМА К К. Н. БАТЮШКОВУ
     
      Литературная ценность эпистолярного наследия К. Н. Батюшкова была осознана еще при жизни поэта. Уже в издания его сочинений 1834 и 1850 годов включались «для образца» некоторые письма, научная публикация которых развернулась в журналах второй половины XIX века. В третьем томе собрания сочинений Батюшкова, вышедшем к его столетнему юбилею под редакцией и с примечаниями выдающихся филологов Л. Н. Майкова и В. И. Саитова (СПб., 1886), было собрано 306 писем. В новом научном издании его сочинений - двухтомнике, составленном А. Л. Зориным и В. А. Кошелевым (М., 1989), - уже 429 писем. Таким образом, основная часть сохранившегося эпистолярного наследия Батюшкова введена в литературоведческий обиход.
      Гораздо менее повезло другой части батюшковского эпистолярия: письмам к поэту, написанным разными лицами. Они порой представляют не меньший интерес для изучения его биографии и для характеристики русского общественного и литературного быта первых десятилетий XIX века. Несмотря на важность и значимость этих писем, их опубликовано (в специальных научных журналах и сборниках) не более двух десятков.
      Писем к Батюшкову вообще было написано много. То, что лишь немногие из них сохранились, объясняется особенностями личности поэта. Батюшков никогда не хранил ни черновиков, ни писем; кроме того, в припадках душевной болезни, по крайней мере, дважды - в 1821 и в 1823 годах - уничтожал свой архив. Почти все письма к нему сосредоточены в фонде Батюшкова в Рукописном отделе Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН (фонд № 19). Это собрание документов имеет «вологодское» происхождение. Письма и творческие рукописи, вошедшие в него, относятся в основной своей части к десятилетию с 1806 до 1815 года и были сохранены зятем поэта П.А. Шипиловым в родовом имении селе Маклаково под Вологдой. П. А. Шипилов в 1815 году вывез туда батюшковские «бумаги» (о возвращении их поэт просил сестру в 1817 году), среди которых оказались и полученные поэтом письма. Материалы этого архива были неизвестны Л. Н. Майкову и не учтены в его классической биографии Батюшкова.
      Они и до сих пор остаются обработанными лишь частично. В предлагаемой подборке собрана лишь часть писем к Батюшкову, хранящихся в этом собрании. Кроме нашей публикации, можем указать на публикацию 18 писем и записок П. А. Вяземского к К. Н. Батюшкову, осуществленную В. А. Кошелевым: Литературный архив: Материалы по истории русской литературы и общественной мысли. СПб., 1994. С. 118-143. Требуют дальнейшего текстологического изучения письма к Батюшкову Д. В. Дашкова, П. Е. Лихачева, Л. Н. Львова, П. И. Полетики, Ю. Н. Трубецкого и других корреспондентов, которые также хранятся в составе названного фонда. Надеемся, что эта публикация поможет нам найти достойных последователей в этой работе.
      Приводимые в комментариях отрывки из писем Батюшкова цитируются по изданию: Батюшков К. Н. Соч.: В 2 т. М., 1989. Т. II. В скобках указываются том и страница.


      ИЗ ПИСЕМ РОДНЫХ К К.Н. БАТЮШКОВУ
      (публикация П. Р. Заборова)

      Родственный круг значил для Константина Николаевича Батюшкова очень много. Так и не создавший собственной семьи, он ощущал сильнейшую потребность в постоянном общении с близкими, вникая в их заботы и душевные переживания, оказывая им посильную помощь, а также сообщая им о себе и нередко обращаясь к ним со всевозможными просьбами. В свою очередь, родные исправно отвечали Батюшкову, прекрасно понимая, сколь важно для него получать вести из дому и сколь нуждается он в их участии, в их добром слове, в их сердечном тепле. Писем из Вологды и Хантонова он ждал с нетерпением и, как правило, незамедлительно на них откликался.
      Батюшкову писали прежде всего сестры Александра (1783 - 1841) [Даты рождения и смерти родственников К. Н. Батюшкова установлены P. M. Лазарчук. См.: Лазарчук P. M. Гревенс Г. А. (Из архивных разысканий о волгодском окружении К. Н. Батюшкова) // Материалы по истории вологодского дворянства. Вологда, 2001.], Варвара, в замужестве Соколова (1791 - 1881), Елизавета, в замужестве Шипилова (1782 - 1853), и ее муж Павел Алексеевич Шипилов (1784 - 1856) , служивший по учебной части, позднее - директор училищ Вологодской губернии, 2-й Санкт-Петербургской гимназии и Гатчинского института, в течение многих лет управлявший имениями поэта. Обычно это были коллективные письма, столь характерные для дворянского быта той поры; лишь А. Н. Батюшкова, преимущественно жившая в Хантонове, вела с братом переписку независимо от остальных, но между Вологдой и Хантоновым шел интенсивный обмен полученными новостями. При этом П. А. Шипилов и А. Н. Батюшкова писали по-русски, а Е. Н. Шипилова и В. Н. Батюшкова - почти всегда по-французски.
      Публикуемые ниже 10 писем родных поэта расположены в хронологической последовательности. Орфография их и пунктуация, неустойчивые, а правильнее сказать - произвольные, по возможности выправлены; причем это касается как русских писем, так и (особенно) французских; сохранен лишь языковой колорит эпохи. Слова, написанные сокращенно, дополнены в угловых скобках, а испорченные места с разной степенью убедительности реконструированы - в квадратных; переводы и пояснения, введенные непосредственно в текст, даны курсивом.
     
      1
      Е. Н. и П. А. Шипиловы
      Е. Н. Шипилова
     
      Перевод: Мне очень приятно, мой милый брат, приветствовать вас и пожелать вам благополучия. Я хранила упорное молчание, ничего не сообщая вам о себе, потому что лишь несколько дней в нашем доме царит тишина или, лучше сказать, прекратились непрестанные слезы и сетования.
      Барина жизнь была в большой опасности: болезнь ее началась горячкою, нервными припадками, которые сопровождались судорогами лица, язык ее вываливался, головные боли лишали ее сил и едва ли не жизни; вот, дорогой брат, как мы проводим три недели между жизнью и смертью. Но благодаря божественному Провидению и неустанным заботам г-на Глазова [И. П. Глазов - вологодский штаб-лекарь.], который прилагал все возможные старания, чтобы спасти ей жизнь, она сейчас слаба, на днях ей снимут волосы, но опасность миновала. Александра приехала из Хантонова, нам пришлось послать за ней нарочного. Здоровье мое отменное, равно как и деток моих [Алексей, Александра и Прасковья Шипиловы.], которые передают вам привет. Я чувствительно вам благодарна за прелестные серьги. Мне нравится фасон, весьма хороша и работа. [Как явствует из указанного выше письма, речь идет о переделке принадлежавших Е. Н. Шипиловой серег. Батюшков писал ей: «Серьги твои отдал я Ка<терине> Фед<оровне>. Она заказала оправить их весьма искусному мастеру, и я их пришлю тебе к Святой. Они будут очень невелики, но фасон, кажется мне, довольно красив, якорь и цепь, как теперь носят» (II, 160).] Ежели Варино здоровье позволит, мы к 1 июня отправимся в Хантоново. Будьте здоровы, дорогой Константин, и вспоминайте иногда ту, что вас нежно любит. Остаюсь ваша преданная сестра
      Е. Шипилова.
     
      П. А. Шипилов
      Картузика, любезной Константин, не позабудь прислать.
      [Имеется в виду картуз табаку. Ср. в том же письме Батюшкова: «Здоров ли ты, любезный брат Павел Алексеевич? - что ты поделываешь? - а я тебе купил кнастеру самого лучшего и теперь ищу оказии отослать его. Не радуйся! — это один только картуз, затем что денег на покупку немного» (II, 160).]
     
      Е. Н. Шипилова
     
      Перевод: Варя благодарит вас за серьги, это очень милая вещица. Сообщите мне о себе. Как ваше здоровье и как проводите время?
      Адрес: Его благородию Константину Николаевичу Батюшкову в Москве на Никитской в доме ее превосходительства Катерины Федоровны Муравьевой. [Катерина Федоровна Муравьева (1771 - 1848), жена (к тому времени - вдова) Михаила Никитича Муравьева, писателя и государственного деятеля, двоюродного дяди Батюшкова.]
     
      ИРЛИ. Ф. 19. № 48. Л. 3, 4 об. (далее указываются только номера дела и листов).
      Датируется маем 1811 года по содержанию, а также по связи с письмом К. Н. Батюшкова к Е. Н. и П. А. Шипиловым от 17 марта 1811 года.
     
      2
      Е.Н. Шипилова
     
     
      Перевод: Дорогой Константин, как много горя и сожаления оставили вы, покинув нас, право же, это тронуло мое сердце. В то время, что вы жили у меня, вы проявили столько дружелюбия, ваша нежная забота обо мне никогда не изгладится из моей памяти. Что сказать вам еще? Здоровье, хотя и медленно, но возвращается ко мне, я все еще очень бледна и худа. Высшее счастье нахожу я в лоне моего семейства, обожая супруга и деток, вот истинная картина моей жизни. Александра уехала вчера; расставаясь со мною, она много плакала. Я дала ей слово навестить ее в воскресенье. Варинъка временами кашляет. Тетушка [Анна Львовна Караулова, урожденная Батюшкова (1758 - 1819).] уезжает в пятницу, потому-то Александра и уехала; на Пасху мы снова будем в Вологде; из Хантонова отправимся в Любим. [Уездный город Ярославской губернии.] Аркадий [Аркадий Аполлонович Соколов (не ранее 1778 и не позднее 1786 - 1843), вологодский дворянин, служивший по учебной части; с 1818 года был женат на В.Н. Батюшковой.] просил меня передать вам от него поклон, он уехал на второй день после вас. Семейство наше заметно уменьшилось. Алеша часто вспоминает своего дорогого дядинъку, Сашенька тоже; мадемуазель Параша начинает ходить. Мое почтение тетушке и привет кузенам. [Имеются в виду Катерина Федоровна Муравьева и ее сыновья Никита (1796 - 1843) и Александр (1802 - 1853), будущие декабристы.] Меня торопят, прощайте, мой милый друг, навсегда преданная вам
      Елизавета.
      Адрес: Милостивому государю господину Константину Батюшкову в Москве.
      № 48. Л. 5, 6.
      Датируется мартом 1811 года по содержанию, а также по связи с письмом А. Н. Батюшковой от 18 апреля 1811 года.
     
      3
      А. Н. Батюшкова
      Я к тебе пишу, любезной друг, из нашей пустыни [Имеется в виду Хантоново.], куда приехала в конце праздников. [Речь идет о Пасхе.] Ты можешь себе представить, по какой дороге я ехала, и еще скажу, что больная оставила город. Заезжала в Глуповское. Староста неотменно хотел выслать деньги на будущей почте. Твой флигель строится и, надеемся, будет весьма покоен. [Ср. в письме Батюшкова к А. Н. Батюшковой от 24 апреля 1811 года: «...не забудь о флигеле, о моем маленьком убежище» (II, 165).] Я нарочно более поспешила быть дома для постройки флигеля, и другие надобности принудили меня ехать в деревню. Ты можешь себе представить, в каком уединении [я] провожу время, надеялась на Ал<ександру> Аполлоновну [Сестра А. А. Соколова.], но была и ею обманута. Часто посещаю теплицу, читаю прекрасную книгу.[Роман Ф.-Ж. Вильмен д'Абанкура (1801).]
      Что ты делаешь, любезнейший друг? Чем решишь свою судьбу, ожидаю более нежели с нетерпением твоих писем. Я просила Вариньку незамедля мне переслать твои письма из Вологды. Дарья Ал<ексеевна> [Предположительно, сестра П.А. Шипилова.] сбирается к нам неотменно приехать в деревню. Я у ее обедала накануне моего отъезда в день ее рождения. Ах! любезной Константин, не мы одни угнетенны судьбою. Она нам пересказала свои семейственные обстоятельства, которые, право, весьма неприятны... Возьми ее теперешнее положение: имея троих детей и быть лишенною убежища... Ее свекра можно поставить на одну доску с А<лексеем> Н<икитичем>. [Алексей Никитич Шипилов, отец П. А. Шипилова.] Он отказывает сыну самые нуждные вещи. А со стороны П<авла> А<лексеевича> никакой помощи она не имеет. Это более нежели гнусно... Скажу тебе, милой брат, что» я каждную почту получаю письма от батюшки. [Николай Львович Батюшков (1752 - 1817).] Они обмыты моими слезами. Не могу вспомнить без содрогания, до какого положения самая бесчувствительная женщина [Вторая жена Н. Л. Батюшкова - Авдотья Никитична, урожденная Теглева (? - 1814).] его довела. Получа первой день праздника от батюшки письмо, оно меня столь сильно тронуло, что слов не нахожу, чтобы сказать. Батюшка пишет, его намерение ехать в мае в Тверь на теплые воды.
      Нарочного посылала на Новинскую станцию спросить, есть ли посланные письма из Вологды. Посланой возвратился и ничего не принес. Ты не можешь себе представить, сколь мне скучно, что не получаю ни от кого писем. Ради Бога, друг мой, утешь меня хоть одной строкой. Пиши прямо в Череповец. Дорога не позволяет и моим соседям ко мне приехать. Утренники у нас бывают весьма холодные, я боюсь, что ржи опять у нас не будет. Прощай, любезнейший друг, помни и люби хоть немного ту, которая тебя всечасно вспоминает.
      Александра Батюшкова.
     
      Перевод: Не можешь ли ты раздобыть для меня сонного порошку: я вовсе лишена этого дара небес. Шутки в сторону, не знаю, что и делать, дабы обрести сон. Целую руки дорогой тетушки и желаю здоровья ей, а также дорогим ее детям.
      Сего 18 апреля 1811.
      Адрес: В Москве на Никитской в доме ее превосходительства Катерины Федоровны Муравьевой. Его благородию Константину Николаевичу Батюшкову.
     
      № 25. Л. 1, 2.
     
      4
      П. А. Шипилов и В. Н. Батюшкова
      П. А. Шипилов
      Напрасно, любезный брат Константин Николаевич, так много горевал ты о медленности моей подавать объявление о твоих доходах [В начале апреля 1812 года Батюшков писал из Петербурга А. Н. Батюшковой: «Павел Алексеевич позабыл вовсе обо мне. Я просил его об объявлении моих доходов по суду так, как это ныне положено, и не получил от него ответа. Теперь прошу тебя, любезный друг, переслать сию записку в Глуповское к старосте, чтоб он напомнил о предъявлении брату Павлу Алексеевичу или сам предъявил; терять времени не должно; у нас май на дворе» (II, 207).]: оно уже подано и было бы гораздо прежде кончено, естьли бы глуповской твой староста был исполнительнее по моим приказам. Для справки о числе душ я вызывал его три раза и наконец, не дождавшись и с трудом выхлопотав сведение в Казенной палате, подал я объявление в минувший понедельник. За исключением 665 р. процентов в Совет с 3345 р. показанного доходу, должен ты будешь взнести в казну около 84 р., которые в назначенной срок, то есть в июне месяце, от вотчины взачет оброку представлены будут. Остается теперь отправить рекрутскую повинность. Дай Бог, чтоб тебе миновать двух рекрут. Буду стараться, но в успехе не ручаюсь. Естьли оба рекрута будут неизбежны, то уведомь меня, с угольских ли брать другого или из Менников. По моему мнению, казалось бы справедливее взять обоих из Глуповского, потому что там по ревизии 236, следовательно, каждый рекрут обходился бы со 118, а в Менниках всего только 74 души. Для облегчения же угольских менниковские могут издержки при отдаче рекрут взять на себя; впрочем, ожидаю твоего решения. Пожалуйста, поспеши ответом, потому что прием-набор рекрут начнется на Фоминой [Фомина неделя - вторая по Пасхе; в 1812 году день Пасхи приходился на 21 апреля.] и в исполнение манифеста должен быть кончен в 4 недели. Премного благодарен я, любезной брат, что ты и в столице не забываешь меня и расположен делать мне добро. Предложение твое прокурорского места [доставило много волнений] всему моему семейству. Тот кричит во все горло, советуя мне идти в прокуроры, другой со щетами в руках выкладывает мнимые доходы: одним словом, столько советов и планов богатства и изобилия, что я, право, боюсь, чтоб не разбить от восторга и досады всей моей посуды. Будем откровенны, любезной брат, для этого места нужен или умной и в законах сведущей человек, или, попросту сказать, алтынник. [Алтынник - корыстолюбец, взяточник.] Последним быть не могу, а первым и хотел бы, но не знаю, достанет ли на то моих способностей. Я очень уверен, что ты, по дружбе своей и при теперешних твоих обстоятельствах, ты много мне поможешь; но рассуди здраво, вижу ясно, что это место кроме хлопот и, может быть, весьма лестных похвал от министра мне ничего не доставит. Видимой или значущей пользы сделать я не могу и маленькое и без того расстроенное состояние вконец разорю. Впрочем, здесь слышно, что на место Остолопова определяется какой-то Зиновьев; тем лучше - у желающих и достойных перебивать шпагу не хочу; но естьли же ты находишь без затруднений возможность успеть в своем намерении, то, будучи определен, от царской службы отказываться не буду. К тому же прибавлю и то, любезной брат: благосклонность Ивана Ивановича Дмитриева тебе и самому пригодится. Итак, не спеши просить его для других: не всякой вельможа любит, чтоб его много просили... [В указанном выше письме Батюшков сообщал: «...Остолопов здесь; он, может быть (если верить его собственным словам), оставит место прокурора; хорошо б было постараться для Павла Алексеевича; я готов попросить сам Ивана Ивановича Дмитриева, если только правда, что Остолопов покидает место. Как бы то ни было, я уведомлю вас об этом и что должно делать в таком случае» (II, 207). В письме от 12 апреля тому же адресату Батюшков вернулся к этому вопросу: «Узнав наверное, что Остолопов отрешен от места, я, не говоря ни слова, поехал к Д. О. Баранову и просил его о сем месте для Павла Алексеевича. Он обещал поговорить с министром, и я ожидаю ответа. Если ответ будет благосклонен, то я и сам поеду к Ивану Ивановичу и буду ему напоминать; он ко мне очень хорошо расположен. Если же это не удастся, то что за беда! Мы привыкли к неудовольствиям. По крайней мере я со своей стороны сделал, что долг велел. Напиши к Павлу Алексеевичу об этом; он, верно, за это на меня не рассердится, хотя я и не спросясь за него просил. Это место ему прилично» (II, 208). Из этой затеи, однако, ничего не вышло: несмотря на хлопоты Дмитрия Осиповича Баранова (1773 - 1834), родственника Батюшковых, обер-прокурора 3-го департамента Сената, и его обращение к И. И. Дмитриеву (1760 - 1837), в то время - министру юстиции, на должность вологодского губернского прокурора вместо Николая Федоровича Остолопова (1782 - 1833) был определен Мирон Зиновьев.] Душевно порадовался узнавши, что определяют тебя к месту. [22 апреля 1812 года Батюшков был принят на должность помощника хранителя манускриптов Публичной библиотеки.] Слава в вышних Богу! Молва носится, что Алексей Николаевич Оленин занял место бывого Сперанского [После падения в марте 1812 года Михаила Михайловича Сперанского (1772 - 1839) временное «исправление» обязанностей государственного секретаря было возложено на Алексея Николаевича Оленина (1764 - 1843); впоследствии он был утвержден в этой должности и совмещал ее со многими другими - директора Публичной библиотеки, президента Академии художеств и т.д.]; говорят, что он любит в иностранцах занимать хорошее и полезное, чтоб с пользою передать своим соотечественникам; тем лучше - кто в добром нужды не имеет. Я недавно узнал, что Николай Иванович Гнедич получил владимирской крест; сердечно тому радуюсь и естьли он не совсем меня позабыл, то покорнейше тебя прошу свидетельствовать ему мое почтение и поздравить с получением государевой милости. Душевно желаю, чтоб эта ленточка скорее перешла с шеи на плечо. [Н. И. Гнедич получил орден Св. Владимира 4-й степени - эмалевый крест, который надевался на шею; для двух первых степеней этот орден представлял собой звезду с золотым крестиком, которую носили на ленте через плечо.] На сегодняшней почте полно писать. Будь здоров и не забывай
      П. Шипилова.
      11-го апреля 1812 года.
      Вологда.
     
      В. Н. Батюшкова
     
      Перевод: Очень давно уже, дорогой Константин, не бралась я за перо, чтобы вам написать. Здоровье мое - не из лучших, около трех недель я харкала кровью; но, слава Богу, сейчас это кончилось. Наверное никакой опасности не было, грудью я не страдала, но при всем том последствия могли быть скверными. Сестра Елизавета и поныне не может выздороветь, все еще хворает; она вас обнимает, равно как и детки ее, которые чувствуют себя хорошо. Благодарю вас за пояс, который вы мне купили. [Ср. в письме Батюшкова к А. Н. Батюшковой от начала апреля 1812 года: «Сестрам посылаю по поясу модному» (II, 207).] До встречи, дорогой Константин, будьте здоровы и одновременно думайте иногда о совершенно преданной вам сестре
      Варваре Батюшковой.
      Очень нежно обнимаю Гришу.
      [Григорий Абрамович Гревенс (1803 - около 1887), племянник Батюшкова, сын статского советника Абрама Ильича Гревенса и Анны Николаевны Батюшковой, к тому времени покойной; с 1833 года Г. А. Гревенс являлся опекуном тяжело больного поэта.]
     
      П. А. Шипилов
      Иван Яковлевич Третьяков [Иван Яковлевич Третьяков — чиновник Вологодской удельной конторы, к услугам которого Батюшков прибегал неоднократно, хотя и находил, что тот «довольно бестолков» (II, 367).] просит покорнейше по приложенной у сего записке приказать верному человеку выправить ее и есть ли что будет надобно на издержки по течению дела, то уведомить о количестве.
     
      № 49. Л. 1, 2.
     
      5
      Е. Н. Шипилова и В. Н. Батюшкова
      Е. Н. Шипилова
     
     
      Перевод: Я только что проснулась и начну мое письмо пожеланием вам доброго утра. Что поделываешь, друг, как проводишь время? А я веду жизнь совершенно домоседную, болезнь моя все еще пройти не может, и, поскольку я уже на третьем месяце, невозможно принять почти никакого лекарства; так что остается лишь терпеть. Я попрошу вас узнать, дорогой Константин, могу ли я получить некую денежную ссуду, заложив в Петербурге 40 моих крестьян. Ради Бога, друг, постарайтесь сделать это для меня, право же, долги мучат нас до потери рассудка. Сумма эта будет невелика - 2800, думаю, что это легко удастся сделать, ради Бога, известите меня с первою же почтой, и еще одно небольшое поручение: распорядитесь из этой нанки [Хлопчатобумажная ткань, иначе - китайка.] сшить мне утренний туалет наподобие того, что я вам посылаю, но более длинный и просторный, что-нибудь поизящнее. Мне совсем нечего надеть, не сердитесь, что я даю вам это поручение, часто такое случаться не будет, прикажите отделать его так, как теперь носят. Варе не везет, здоровье ее неважное, она нередко харкает хровъю. Г. Глазов предписал ей пить козье молоко с крапивой, что она и начнет на днях, и надо будет продолжать это шесть недель. Грудь ее от этого не страдает, это лишь почечуй, но необходимо соблюдать осторожность. Только у старика [А. Н. Шипилов.] здоровье мало сказать хорошее, он бродит из одного покоя в другой, считает деньги, легким шагом поднимается по лестнице, доходит до моей комнаты, затем возвращается, сердится, что не обедают вовремя, дуется на всех и ложится спать. Так и проходит его старость, и ни единой мысли ни о нашем нынешнем положении, ни о будущем. Какое же сердце не забьется сильнее при виде собственного дитяти; я, при всей моей бедности, отдала бы деткам своим ценою крови последнее, что имею. Довольно размышлений, будьте здоровы и думайте о вашей нежной сестре
      Е. Шипиловой.
      Алеша обнимает вас, равно как и двое других карапузов.
      16 мая 1812 года.
      В.Н. Батюшкова
     
     
      Перевод: Добрый день, дорогой Константин, для чего же так лениться и не подавать о себе вестей. Что вы поделываете, дорогой друг, и хорошо ли себя чувствуете? Что до меня, то к великому моему огорчению я этого сказать не смею. Я получила письмо от Александры, в котором она извещает нас, что вы уже занимаете место в Библиотеке и что вы заказали для нее свой портрет [1 мая 1812 года Батюшков сообщал А. Н. Батюшковой: «Я на сих днях сделал глупую издержку; ты никогда не угадаешь, на что я бросил сто рублей: на мой портрет, нарисованный карандашом одним из лучших здешних художников. Я тебе оный пришлю с первой удобной оказией. Он очень похож и хорошо нарисован» (II, 211). Автором этого не сохранившегося портрета был О. А. Кипренский.]; мне не терпится его увидеть. Кстати, сестрица Елизавета как раз подходит ко мне, она просит написать вам, что на днях г-жа Линеман [Знакомая Батюшковых - Шипиловых. Позднее Батюшков иронически отозвался о манере г-жи Линеман одеваться, сравнив ее в этом отношении с Жерменой де Сталь: «...я видел недавно славную сочинительницу «Коринны» и «Дельфины», мадам Сталь, с которой провел целый вечер у г<рафини> Строгоновой; она едет в Америку. У ней дочь красавица, а она одевается на манер Линеманши» (II, 226)] соблаговолила передать вам привет не помню уже в каких словах: она оборачивается ко мне и, скривившись, говорит: «У вашего братца самое неапетитное лицо». Надобно и тем быть довольным, потому что она очень редко говорит: она в ипохондрии. В последнем моем письме я тебя просила мне прислать шелку тамбурного. А теперь я тебя попрошу мне купить жилет получше, и что будет стоить я не замедлю деньги отослать; я хочу подарить его г-ну Глазову. Но пора кончать письмо, почта уходит. До встречи, дорогой Константин, желаю вам счастья и здоровья. Совершенно преданная вам
      Варвара Батюшкова.
      Нежно обнимаю Гришу.
     
      №48. Л. 1,2.
     
      6
      В.Н. Батюшкова
     
      Перевод: Я чувствительно вам благодарна, дорогой Константин, что вы иногда думаете о вашей Вариньке, и только леность ее ручки мешает ей несколько исправнее подавать вам о себе вести. Выздоровление сестры Елизаветы явилось истинным счастьем для меня, уже почти утратившей всякую надежду. Я нахожу, что портрет ваш очень похож, и я рассматриваю его всегда со сладкою радостью. Здоровье мое все еще очень слабое; но до свиданья, уже поздно. Совершенно преданная вам
      Варинька.
      №26.
      Датируется июнем-июлем 1812 года, поскольку именно в это время Батюшков отослал родным свой портрет (II, 217).
     
      7
      П. А. и Е. Н. Шипиловы. В. Н. Батюшкова
      П. А. Шипилов
      Любезной брат Константин Николаевич! Продолжительное твое молчание чрезмерно нас сокрушает и, находясь в совершенном недоумении, не знаем отгадать причины оного. Поспеши, любезной и милой друг, всех нас успокоить хотя одною строчкою. - Я думаю, что сестра Александра уведомила уже о поспешном нашем отъезде из Хантонова, но по получении вчера естафета с Высочайшим повелением о прекращении нашего ополчения мы опять на сих днях возвращаемся в деревню. [6 июля 1812 года был обнародован манифест о повсеместном сборе «новых сил, которые, нанося новый ужас врагу, составляли бы вторую ограду в подкреплении первой и в защиту домов, жен и детей каждого и всех», т.е. ополчения. Однако манифест 18 июля ограничивал сбор ратников 16 губерниями, в число которых Вологодская не входила (см.: 1812 - 1912. Отечественная война и русское общество. М., 1912. Т. 5. С. 44).] - Не могу, любезной брат, не похвалить обоих твоих старост за усердие и полную готовность их исполнять волю Монарха. Такая ревность на службу Отечества достойна быть доведенной до твоего сведения. - В случае вторичного приглашения дворян к ополчению надеюсь, что и тогда я не буду забыт и меня назначут (так же, как и ныне было) к отправлению с людьми; а потому и стараюсь сколько возможно привести дела мои в порядок. На сей предмет решился я заложить все имение без остатку и умоляю тебя всем, что тебе свято и любезно, не оставить меня твоею помощью. С будущей почтой отправлю к тебе доверенность и свидетельство на Лизинькино имение, а вскоре потом и на нижегородское. Ради Бога, любезной брат, заложи как то, так и другое, в 12-летней банк, чем окажешь великое благодеяние твоему преданному
      П. Шипилову.
      25 июля 1812 года.
      Вологда.
      После вчерашнего естафета все дворяне начали разъезжаться по деревням, будучи уверены о сильном поражении неприятеля, как то видно из газет [Об успешных операциях русских войск в июле 1812 года писали, например, «Прибавления к С.-Петербургским ведомостям» (№ 55-57, 60).]; но притом чувствительно будет для вологжан, естьли в случае надобности лишатся они щастия и славы быть призваны на поражение врага Бога и человеков. Так, любезной брат, не хвастаясь можно сказать, что вологодские дворяне горят нетерпением отмстить дерзкому французу за нарушение покоя нашего любезного Отечества.
     
      В. Н. Батюшкова
     
     
      Перевод: Мой дорогой Константин, скажу вам лишь два слова. Слава Богу, чувствую я себя хорошо, сейчас я в Вологде, но дня через три мы возвратимся в деревню. Прощайте, будьте здоровы и думайте иногда о совершенно преданной вам
      Варинъке.
      Е. Н. Шипи лова
     
      Перевод: Мой дражайший брат, умоляю вас не отказать мне заложить мое имение, мне будет очень приятно принять это благодеяние из твоих рук. Постарайтесь, дорогой друг; здоровье мое - не из лучших, дети мои чувствуют себя хорошо; ради Бога, друг; горе терзает меня, подобно ястребу: средства мои очень скудные. В Вологду я ехать не думала и денег к этому времени не собрала. Я взяла у тебя 200 р., уверена, что ты недоволен не будешь. Прощай.
      Лиза.
     
      П. А. Шипилов
      Сделай милость, любезной брат, купи для меня один екземпляр нынешнего войскового устава и пришли с почтою.
     
      № 49. Л. 3, 4.
     
      8
      А. Н. Батюшкова
      Сего 29 июля 1812.
      Я к тебе, мой милый друг, не писала [недели] с две почти, причиною сему известные обстоятельства, которые навлекли в нашей пустыне немалые беспокойства. Г<-жа> Линеман приехала к нам с намерением провести две недели; спустя три дня ее приезда получает от ее мужа письмо, в котором пишет, чтобы она не замедлила ни часом быть домой. Пав<ел> Ал<ексеевич> и Ар<кадий> Ап<оллонович>, простясь с нашею пустынею, поскакали [в] Вол<огду>. - Сестра осталась неутешною, тем более, [что слух] дошел, что господа будут в скором времени отправляться. Не дожидая ответа от П<авла> А<лексеевича>, который с намерением взял мою коляску, чтобы сестра не поспешила с своим приездом в В<ологду>, несмотря на никакие беспокойства, поехала на твоих дрожках, а детей посадила в кибитку. Я осталась дома в Хан<тонове>; ты можешь себе представить мое положение. Варинька хотела остаться со мною. Я ее принудила ехать в В<ологду>. Сестры, приехавши в город, послали нарочного, чтобы я не замедлила с своим приездом к ним. Собравшись оставить мою пустыню, за долг себе поставила взять с собою благословление наших родителей и, милый друг, твой портрет. В 20 верс<тах> от В<ологды> получаю письмо от Вариньки, в котором извещает о благополучном известии, что П<авел> Ал<ексеевич> остается дома. [Речь идет о сборе ополчения и предстоявшем в связи с этим отъезде П. А. Шипилова, а также других вологодских дворян.] - Я не помню, чтобы когда-нибудь была столь обрадована: с слезами принесла молитву к небу. [Ты] засмеешься, мой друг, когда скажу, что бывши в 20 верс<тах> от городу, несмотря на все беспокойства, перенесенные в дороге, и еще более при получении ежечасно самые неприятные известия, я не решилась ехать в В<ологду>. Причиною сему, что сестры ко мне писали, чтобы я забралась из деревни на долгое время жить в В<ологде>. [Такая настойчивость была вызвана тревожной и неясной обстановкой первых месяцев войны. Приблизительно то же рекомендовал сестре и Батюшков в письме от 9 августа 1812 года: «Я теперь вправе дать тебе совет и желаю, чтоб ты его послушалась, а именно: не расставайся с сестрами; ради Бога, будьте вместе; вот единственный способ быть покойнее, и лучше вместе жить в Вологде, нежели теперь одной в Хантонове» (II, 225).] Мой екипаж состоял в девяти лошадях. Не имея больших денег, чем содержать взятых со мною людей, принуждена была ехать в Хан<тоново>. Увидевши наши леса, пролила самые чувствительные слезы к небу. Никогда наш сад до последней травки меня столь много не прельщали.
      Ожидаю П<авла> А<лексеевича> и сестер послезавтра. Бедная Лиза была достойна сожаления, тебе известны ее обстоятельства [Намек на беременность Е. Н. Шипиловой.]... Вчерашний день получила письмо от батюшки, в котором пишет, чтобы мы с Варинькой приехали к нему на неделю. Зная на опыте, [что] сие свидание ему более огорчения причинит, [нежели] утешения, я не решаюсь на сию поездку. [Батюшков разделял эти сомнения. «Что же касается до поездки к батюшке, - писал он в цитированном выше письме, - то, мой милый друг, я тебе ничего сказать не могу решительного; кажется, лучше не ездить. Пиши к нему чаще; утешай его, как можешь» (II, 225).] Я намерена не выезжать из дер<евни> до зимы, минутное мое отсутствие уже причиняет беспорядок. Прощай, мой друг, будь здоров и спокоен. По гроб твоя верная сестра
      Александра.
      Адрес: В С.Петербурге в доме господина Балабина возле Императорской библиотеке. Его благородию милостивому государю Константину Николаевичу Батюшкову. - Подателю дано будет.
     
      № 25. Л. 3,4.
     
      9
      П. А. Шипилов
      Июня 10-го 1813 года. Вологда.
      Не сердись на меня, любезной брат, что я до сих пор не продал еще твою пустошь. Будучи уверен старостою, что не дают за нее более 50 р., я почти уже решился не продавать за такой бесценок; но, вызвав к себе на прошедшей неделе покупщика, узнал много несогласного с тем, что староста мне докладывал. Вместо 50 р. прежней цены он дает уже по 20 р. за каждую десятину, и надеюсь и более получать; итак, сговорившись с ним, не умедлю кончить это дело к твоему удовольствию. [Батюшков сильно нуждался в деньгах в связи с вступлением в военную службу. «Бога ради, постарайся о пустоше, еще раз прошу тебя, - писал он А. Н. Батюшковой 14 июля 1813 года, — мне деньги весьма нужны в армии. Занять негде и нельзя. Не могу поверить, чтоб нельзя было продать лоскута земли» (II, 256).]
      Прилагаемое у сего свидетельство на мое имение и доверенность [на твое] имя с правом передать оную кому заблагорассудишь, [прошу тебя], любезной друг, не упуская времени представить оную в банк для займа денег. Предпочтительнее желал бы я занять в банке, потому что 1-ое тут выдадут мне за каждую душу по 100 р., 2-ое срок займа на 12 лет и 3-е уплата предоставляется на волю заимщика, как он захочет - погодно или все деньги вдруг внести в последнией 12-й год. Находя сии условия выгоднейшими, прошу тебя постараться занять в банке; сделать сие, думаю, не труднее, как и в ломбард закладывать, и особливо естьли попросить Катерину Федоровну поговорить об этом Сергею Михайловичу Лунину. [Сергей Михайлович Лунин (? - 1817) - зять (муж сестры) М. Н. Муравьева.] В случае необходимости, судя по стечению обстоятельств, передать кому-либо доверенность мою для займа и получения из банку или ломбарду денег, ты можешь сделать беспрепятственно, а в выборе тобою верного и деятельного человека остаюсь уверенным.
      Естьли деньги тебе будут нужны, то ради Бога не занимай у других и возьми лучше из той суммы, которую получишь в залог моего имения. Исполнением сей просьбы много одолжишь меня и тем более, что не нужно мне будет за лишнее количество платить весовые и полупроцентные на почте деньги. Возьми, любезной брат, буде тебе нужно и все 950 р., следующие [тебе] за вторую половину оброка нынешнего году, а я могу [получить] их сполна осенью и зимою с крестьян твоих. Остающиеся же затем 650 р. оброка отправлю немедленно в ломбард для уплаты процентов по займу твоему; но для скорости, ежели рассудишь, то сам взнеси из моих денег, а я по уведомлении твоем остановлюсь посылать.
      На прошедшей почте получил я письмо от Вяземского. Он лежал два месяца больной в Ярославле [В Ярославле кн. П. А. Вяземский оказался в числе московских беженцев. Ср. его письмо к А. И. Тургеневу от 16 октября 1812 года (Остафьевский архив князей Вяземских. СПб., 1899. Т. 1. С. 4).], а теперь здоров и пользуется деревенским воздухом в своей подмосковной. Прощай, любезной брат, до свидания, не забывай преданного
      П. Шипилова.
      Адрес: Его благородею милостивому государю Константину Николаевичу Батюшкову.
     
      № 49. Л. 5, 6 об.
     
      10
      Е. Н.. П. А. и А. П. Шипиловы
      Е. Н. Шипилова
      28 января 1815. Вологда.
     
     
      Мне хочется красной меди, четвероугольной, малинькой, чтобы самой разливать; пожалуй, пришли скорее, приедешь, попотчиваю хорошим чаем; самовару нет, и чаю не будет! [Ответ на следующие строки из письма Батюшкова к Е. Н. Шипиловой от 17 января 1815 года: «Я получил твое письмо, любезный друг и сестра Лизавета Николаевна, и, конечно, исполнил бы твою комиссию без замедления, если б знал, первое - какой самовар тебе надобен в такую цену, английский или русский, и притом, какой формы. Вот это меня остановило - и еще одно размышление. Со старостою я послал к тебе портер, а к Александре Николаевне - самовар. Не об нем ли ты и пишешь? Если об нем, то вдвойне и посылать нечего. Но как бы то ни было, тебе только стоит отписать ко мне слово о самоваре, и он полетит к тебе; не в одном этом случае я доказывал, что я исправный комиссионер» (II, 319-320). Просьбу Е.Н. Шипиловой Батюшков выполнил лишь 23 февраля 1815 года: «Лизавете Николаевне посылаю самовар с Иваном Семеновичем Батюшковым, - писал он П.А. Шипилову, - он берет на себя доставить его в Вологду» (II, 323).] Я все еще страдаю, Бог ведает, когда эта болезнь кончится; ты меня, я думаю, не узнаешь, пока я тебя не обниму. Я очень похудела и бледна, как смерть. Будь здоров, не забывай меня, а самовар пришли поскорее. Твоя сестра и друг
      Е. Шипилова.
      Перевод: Дорогой Константин! Благодарю тебя за портер [ porter - cорт крепкого и горьковатого черного пива.], не знаю, поможет ли он мне. Лиза наполняет бокал и поднимает его за здравие горячо любимого брата. Никогда, никогда не забуду я этого внимания с твоей стороны. Самовар не выходит у меня из головы, ребячество мое таково, что когда пришла почта, я сказала себе: он наверное послал мне самовар. Бога ради, любезной друг, не противься моим просьбам.
     
      П.А. Шипилов
      Благодарю, много благодарю тебя, любезной брат, за трубку. Я буду беречь ее и с искреннею признательностию сохраню как залог дружбы твоей и воспоминания и в отдаленных землях о России. - Касательно сбавки твоей оброка с Глуповской вотчины признательно скажу, что я на такое положение не совсем бы мог согласиться. Вот мои причины. Рассмотря их, ты, может быть, согласишься или по крайней мере дашь мне решительный ответ. В Менниках 77 душ по ревизии и по нынешнему положению надбавлено на них 280 р., а в Глуповском 236 душ, но прибавляем к прежнему оброку только 360 р. посуди сам, естьли тут какое-либо равенство. На каждую ревизжскую душу в Менниках прибавлено по 3 р. 3/4, а глуповским по теперешнему росписанию придет с небольшими по 2 р., естьли они и 88 повытков [Повыток - душевой или тягловый сбор.] будут оплачивать. Теперь по короткости времени более и пространнее писать не могу, но рассуди о сем внимательнее, уведомь меня, чего должен я держаться. - Александр Линеман [Знакомец Батюшковых - Шипиловых.] сказывал мне, что твой перевод в гвардию уже сделан. Ты, милой брат, в котором ты полку и получил [ли] Владимира? [Перевод Батюшкова в гвардию, о котором он долго хлопотал, так и не состоялся; не получил он и ордена Св. Владимира.] Дай Бог тебе здоровья и щастия. Помни навек тебе преданного брата
      П. Шипилова.
     
      А.П. Шипилов
      Милой дядинька!
      Вы меня оставили - я еще не умел пера взять в руки, а теперь могу уже написать, что я люблю и помню вас. Когда приедете, то скажу вам басеньку наизусть. Призжайте, дядюшка, маминька и папинька вас ждут, и я побегу вам навстречу. Саша вам кланяется. Прощайте. Помните вашего малинького Алешу.
     
      № 49. Л. 7, 8.
     
      ПИСЬМА Н. Л. БАТЮШКОВА К К. Н. БАТЮШКОВУ
      (публикация P. M. Лазарчук)

      К. Батюшкову было шесть лет, когда заболела его мать, и не было восьми, когда она умерла. Значит, отец должен был заменить ему и мать. Смог ли? Между тем именно «общество родителей, благие примеры», «летний деревенский воздух», «счастие», которые даются «редко, очень редко, даже и детям», стали основными составляющими созданной поэтом концепции «домашнего воспитания». [Батюшков К. Н. Соч.: В 2 т. М., 1989. Т. II. С. 388. В дальнейшем ссылки на это издание даются в тексте.] Связаны ли эти представления с его собственным детством или они рождались «от противного» и были всего лишь неосуществленной мечтой о Доме и Семье?
      Отношения К. Н. Батюшкова с отцом стали осознаваться нашей наукой как проблема лишь с конца 1980-х годов, когда отчетливо обнаружились противоречия и в «характеристиках» Николая Львовича, и в оценках его взаимоотношений с сыном. Тревожит вовсе не отсутствие единства в суждениях исследователей. Оно воспринималось бы совершенно естественно, если бы вело к постижению реальной сложности характера Н. Л. Батюшкова. Поляризация мнений столь велика, что кажется, будто речь идет о разных людях. Кто же он, Николай Львович Батюшков? Опальный дворянин [Майков Л. Батюшков, его жизнь и сочинения. СПб., 1896. Изд. 2-е, вновь пересмотр. С. 7; Лазарчук P. M. Новые архивные материалы к биографии К. Н. Батюшкова (о принципах построения научной биографии поэта) // Русская литература. 1988. № 4. С. 148-164.], «насильственно отстраненный от служебно-политического поприща родовитых дворян XVIII века» [Благой Д. Судьба Батюшкова // Благой Д. Три века: Из истории русской поэзии XVIII, XIX и XX вв. М., 1933. С. 17.], или «преуспевающий чиновник»? [Кошелев В. Константин Батюшков: Странствия и страсти. М., 1987. С. 12-13.] «Знаток и почитатель французской литературы и просветительной философии, великий книголюб», которому будущий поэт «обязан» «высотою культурного уровня» [Благой Д. Судьба Батюшкова. С. 17.], или заурядный человек, не понимавший сына и не ладивший с ним «всю жизнь»? [Кошелев В. Константин Батюшков: Странствия и страсти. С. 93, 251 и др.] Полагаем, что публикуемые письма Н. Л. Батюшкова к сыну хотя бы отчасти приблизят нас к истине.
      Николай Львович Батюшков родился в 1752 году. [Дата рождения установлена на основании сведений, сообщаемых в его послужном списке: в 1786 году Н. Л. Батюшкову было 34 года. - ГАЯО. Ф. 72. Оп. 2. № 859. Л. 35 об. - 36.] Подобно многим представителям своего старинного рода, он выбрал военную службу. В 1767 году (с этой даты начинается формулярный список отца поэта) он числился сержантом Кексгольмского полка, но уже в октябре 1771 года был отставлен «за болезнями» в чине подпоручика. В 1774 году Н. Л. Батюшков возобновил службу. Он поручик Архангелогородского полка, участник сражений с турками «за Дунаем при Туртукае и местечке Разграде» под командою генерал-аншефа графа И. П. Салтыкова. [Там же.] Однако военной карьеры отец поэта не сделал. В декабре 1776 года последовала вторичная отставка, но уже «без награждения чином». Ей предшествовала длительная и тяжелая болезнь. [См.: заключение лекаря г. Устюжны. - РГАДА. Ф. 596. Оп. 1. № 1549.] По-видимому, женитьба на дочери вологодского помещика подполковника Григория Григорьевича Бердяева Александре Григорьевне (между 1776 и 1779 годами) заставила Николая Львовича искать место по «статской части». Внешне карьера Батюшкова на новом поприще кажется вполне благополучной: с 1790 года он губернский прокурор Вологодского наместничества, в 1792 - 1794 годах - Вятского; кавалер ордена св. Владимира 4-й степени - с 1793. [Основные факты «служебной» биографии Н. Л.Батюшкова установлены В. А. Кошелевым. См.: Кошелев В. Константин Батюшков: Странствия и страсти. С. 14.] Но как медленно и трудно продвигался он по иерархической лестнице. За назначением на гражданскую службу Николай Львович прибыл в Петербург и прождал там более полугода. Однако вместо Уфимского наместничества, генерал-губернатором которого И. В. Якоби Батюшков был «обнадежен» [Письмо М. Н. Муравьева к отцу Н. А. Муравьеву от 14 июня 1781 года. - ОПИ ГИМ. Ф. 445. Собрание Чертковых. № 52. Л. 5 об.], попал на должность прокурора губернского магистрата в далекий Великий Устюг (1781 - 1785). Дважды, в 1794 и 1796 годах, Сенат представлял надворного советника Батюшкова к награждению чином коллежского советника. Несмотря на блестящие аттестации и ходатайство высокого покровителя генерал-прокурора графа А. Н. Самойлова, Екатерина II «всеподданнейший доклад» Сената не подписала. Чина коллежского советника Батюшков был удостоен только после смерти императрицы. Награждение состоялось 5 апреля 1797 года. Николаю Львовичу уже 45. Предприимчивые люди обыкновенно становились коллежскими советниками к тридцати годам. [Пушкин А. С. О народном воспитании // Пушкин А.С. Собр. соч.: В Ют. М., 1976. Т. 7. С. 308.] Неудачи Н. Л. Батюшкова по службе, особенно заметные на фоне блестящей карьеры его младшего брата, Л. Н. Майков объяснял опалой, с юности тяготевшей над отцом поэта. [Майков Л. Батюшков, его жизнь и сочинения. С. 7.] Он был привлечен к следствию по делу дяди, Ильи Андреевича, обвинявшегося в причастности к заговору против Екатерины П. [Барсуков А. Батюшков и Опочинин (Следственное дело «о говорении важных злодейственных слов») // Барсуков А. Рассказы из русской истории XVIII века по архивным документам. СПб., 1885. С. 195-242.] Публикуемые письма приоткрывают и другие причины царской немилости - скрытое противостояние «Безбородко, Завадовскому и подобным им» (№ 2); «своим», «надежным» Николай Львович так и не стал. Можно представить, чем была для Н. Л. Батюшкова, воспитанного на идеалах просветительской философии XVIII века, прокурорская служба, воспоминания о которой мучительны для него и десять лет спустя: «...коль несносно читать, а иногда и подписывать: высечь его кнутом, вырвать ноздри, послать на каторгу, а за что и почто Бог ведает» (№ 2). Уволенный «от службы до выздоровления» в конце 1796 - начале 1797 года, отец поэта вышел в отставку только в 1815 году. В течение восемнадцати лет он находился «не у дел». Может быть, все еще надеялся быть полезным? У Н. Л. Батюшкова была трудная судьба... Добавим к этому тяжелую болезнь и смерть жены. На руках Николая Львовича пятеро детей. Своей матери он лишился в 12-летнем возрасте.
      Л. Н. Майков считал отца поэта «человеком по своему времени хорошо образованным». [Майков Л. Батюшков, его жизнь и сочинения. С. 7.] Публикуемые письма подтверждают эту оценку документально. Дополним духовный портрет Н. Л. Батюшкова несколькими деталями из других архивных источников. В описи книг села Даниловского значится «книга нотная Николая Львовича». [РГИА. Ф. 840. Оп. 1. № 63. Л. 16 об.] Французскому языку отец поэта «не учился» и своему знакомству «с великими людьми Вольтером, Жан Жаком Руссо, Мармонтелем и пр. и пр.» обязан лишь собственному «прилежанию». Свободно читая по-французски, он писал на этом языке с «помощью лексикона». [Батюшков Н. Л. Письма дочери Юлии Николаевне. - РНБ. Ф. 50. Оп. 1. № 31. Л. 9 об. - 10.]
      Публикуемые письма относятся к 1808 - 1812 годам - самому сложному периоду в отношениях отца и сына. Женитьба Николая Львовича на А. Н. Теглевой поссорила его с детьми. Из писем видно, как тяжело переживает он этот конфликт и какие усилия предпринимает для того, чтобы «остаться» для Константина «отцом и другом» (№ 2). Очевидно, «мир, дружба, любовь и согласие» (№ 1) возвращались в семейство Батюшковых нелегко. Ни в одном из писем Николая Львовича не упоминается ни о второй жене, ни о дочери Юлии от второго брака. Случайность или молчаливый договор? Ведь убежденность в невозможности «согласовать» «благополучие» отца с «благополучием нашим и его жены» (II, 165) в сознании К. Н. Батюшкова сохранилась надолго. Письма Николая Львовича дают возможность не только выслушать другую сторону (несчастного отца), но и понять, что разлад между ними не затронул главного - жизненной позиции, убеждений, духовной близости. Поразительно совпадение оценок и вкусов. С какой гордостью пишет Николай Львович о литературных успехах сына: «Читал, мой друг, твои «Воспоминания», читал и плакал <...> от радости и восхищения, что имею такого сына». Не удивительно и то, что именно отец предсказал этим стихам «бессмертие» (№ 2). Он любил сына «больше, нежели сам себя» (№ 5), и только им «навсегда» «надеялся быть счастливым» (№ 1).
      Письма Н. Л. Батюшкова оставляют грустное впечатление: за ними неоправдавшиеся надежды, болезни, тревога за детей, томительное ожидание писем от сына, одиночество... Спасали книги. Он перечитывал их по нескольку раз. В родовой усадьбе Батюшковых, селе Даниловском, была большая библиотека.
      Публикуемые письма - лишь малая часть эпистолярного наследия Н. Л. Батюшкова: он писал сыну часто [См. письма К. Н.Батюшкова: «Отец написал мне много писем...» (II, 86); «от батюшки письмо за письмом» (II, 466).], с каждой почтой, то есть два раза в неделю. Но и сохранившихся пяти писем достаточно для того, чтобы составить представление об их стилистике. Язык его чувств - это язык сентиментальной литературы: «Ты был свидетелем, мой друг, какие горькие слезы пролил я при твоем из Даниловского отъезде. Они не могут падать на ланиты у того, кто не имеет души и чувствительного сердца» (№ 1). Его письма, безусловно, связаны с эпистолярной культурой конца XVIII - начала XIX века, хотя в них и нет той свободы, которая свойственна дружескому письму предпушкинской поры, и письмам его сына в частности. На этом фоне письма Н. Л. Батюшкова могут показаться архаичными. Источники подобной «архаики» следует искать в Библии [В библиотеке Батюшковых были: Псалтирь следовательная большая, Новый завет, Евангелие толковое, Священная история, Книга Иова и другая духовная литература. См.: Опись имущества Л. А. Батюшкова в селе Даниловском. - РГИА. Ф. 840. № 63. Л. 11 об.] или (реже) античном мифе, на которые сознательно проецируется его собственная жизнь. Свои мучения Н.Л. Батюшков сравнивает с мучениями Прометея, свою бедность уподобляет бедности многострадального Иова. Коварство окружающих его врагов он рисует красками библейского царя и пророка Давида, а превратности судьбы, вознесшей «из ничтожности» «Безбородко, Завадовского и подобных им», осмысляет в контексте судеб ветхозаветных Моисея и Давида: так «всегда было и будет» (№2). Не потому ли столь многочисленны в письмах Н. Батюшкова цитаты из Псалтири (№ 1-2) и так высок, патетичен его стиль: «О надежда! О любезная надежда, исполни мое желание к общему благополучию тех, кои достойны того, чтоб быть в числе оных. А ты, зависть и злоба и ненасытное желание завладеть имением ближнего, удались в мрачное жилище, где ужас и отчаяние царствуют» (№ 1). Такие пассажи соседствуют с бытовой деталью, просьбами, деловой информацией. Иногда письмо становится торопливым, коротким, сухим (№ 4).
      Научная ценность предлагаемой публикации не ограничивается сферой семейных отношений. Письма Николая Львовича расширяют наши представления об окружении поэта. Одно из этих лиц (князь К. К. Любомирский) установлено нами благодаря упоминаниям в других источниках. [Остафьевский архив князей Вяземских. СПб., 1899. Т. И. С. 200-201; Вяземский П. А. Записные книжки (1813 - 1848). М., 1963. С. 236.] Фогеля и Петерсона биографам поэта еще предстоит разыскать.
      Письма Н. Л. Батюшкова сыну печатаются по автографам (ИРЛИ. Ф. 19. № 24). Орфография и пунктуация писем (за исключением некоторых характерных особенностей) приближены к современным. Отдельные фрагменты из писем публиковались ранее. См.: Кошелев В. 1) Вологодские давности: Литературно-краеведческие очерки. Архангельск, 1985, 2) Константин Батюшков: Странствия и страсти. М., 1987; Лазарчук P. M. Новые архивные материалы к биографии К. Н. Батюшкова (о принципах построения научной биографии поэта) // Русская литература. 1988. № 4.
      Впервые: Русская литература. 1992. № 4. С. 72-81. Для настоящего издания переработано и дополнено.
     
      1
      24 июня 1806 года. С. Даниловское.
      Любезный сын мой, Константин Николаевич.
      По возвращении моем из Избоищ от тетушки моей Анны Андреевны [Анна Андреевна Батюшкова - сестра Льва Андреевича Батюшкова, тетка Николая Львовича.] получил я твое письмо, распечатал и, прочитавши несколько раз с глубоким вниманием, обмочил его радостными слезами. Этому свидетель Бог, а не кто другой. - Оставь, мой друг, вперед писать мил<остивый> госуд<арь> батюшка. Пусть будет по-прежнему, и тогда-то вознесенный на меня меч клеветниками моими обратится на главу их. И [в] ту яму, которую искусственно они рыли для меня, впадут они сами. По слову песни певца царя и пророка Давида [Давид (Хв. до н.э.) - пастух, пожалованный в царские оруженосцы и провозглашенный царем Израиля и Иудеи; по преданию, искусный музыкант и поэт, автор Книги псалмов.] - изры ров и ископа яму, впадут юже содела. [Неточная цитата из Псалтири, псалом 7, стих 16.] - Время откроет тебе глаза, и завеса, покрывавшая оные, спадет, и тогда-то ты увидишь ясно, что зависть и ненасытное желание поглотить все, что ближний имеет, были источником сих громовых как для меня, так и для тебя ударов. - Но благодарение всевышнему, что туча сия, угрожавшая мне падением и отчаянною смертию, кажется, удаляется от глаз моих. - Ты теперь в состоянии восстановить опять мои весенние дни; так я истину говорю, что Бог и ты, любез<ный> сын, в состоянии, повторю, восстановить мое спокойствие, кое с 1 января сего високосного года и до сего часу исчезло в душе моей. - А я тебе клянусь, что с моей стороны все забыто и предано в архив забвения. Ты был свидетелем, мой друг, какие горькие слезы пролил я при твоем из Даниловского отъезде. Они не могут падать на ланиты у того, кто не имеет души и чувствительного сердца. Так, я думаю, ты сему поверишь, ибо ты был, повторю, свидетель. - Я ничего теперь более не желаю и ничего более у тебя не прошу, как только того, чтоб мир, дружба, любовь и согласие восстановлено было в нашем семействе (выключая однако ж Гр<евенса> [Абрам Ильич Гревенс (1760 - 1827) - муж сестры Батюшкова Анны Николаевны.] и подобных ему), где завистливые люди, не находя иногда других слов, с злобною улыбкою и с искошенными глазами говаривали: - Этот отец хуже старой бабы, что ему дети ни скажут, что ни пожелают, все для них готово. - Слыша таковые упреки, смеялся я их железному сердцу и каменной душе. Теперь же, мой друг, смех их и критика меня истинно убивают. И для того, сколько можно, удаляюсь от их общества иногда под видом болезни, а иногда и Бог знает какую им неправду говорю. За сим-то резоном и теперь не поехал на званый праздник и торжество именин ко Львиному отцу [Речь идет об отце двоюродного брата К. Н. Батюшкова (Льва Ивановича Караулова) премьер-майоре Иване Семеновиче Караулове (1739 - 1812). Женат на сестре Н. Л. Батюшкова Анне Львовне (1758 - 1819). Тверской помещик, владелец с. Ладожского с деревнями Весьегонского уезда.], поелику там Шварцы [Лейб-гвардии подпоручик Максим Максимович Шварц (1772 -1843), тверской помещик, владелец с. Юрьево Весьегонской округи. По сведениям Государственного архива Тверской области, ему принадлежали деревни Воскресенское и Нежгутово Бежецкого уезда (ГАТО. Ф. 663. Оп. 1. № 160. Л. 1). Елизавета Осиповна Шварц (1777 - 1851), его жена, урожденная Баранова.] и прочие того же покрою, посмеялись бы довольно насчет моей невинности. Пусть будут смеяться за глазами, мне все не так чувствительно. Но, кажется, и полно о сем продолжать. - Желаю, чтоб ты был здоров, спокоен, счастлив, все зависит от твоей власти успокоить себя и меня, когда ты не будешь верить тем, кои, надев на рожи лисьи маски, истинно имеют волчью кожу и таковую ж душу. Но рано или поздно откроется, кто они таковы. Но о <н>их должно замолчать - время не словами, а практикою покажет тебе, что я говорю тебе правду и правду такую, что не имею ни малой причины тебе сказать лесть. - Мои дни уже при закате солнца. Светило сие скоро сокроется на вечность от глаз моих. Но я не могу закрыть спокойно очей моих, когда не прижму тебя к отеческой моей груди, на которую ты и в самую последнюю минуту моей жизни прольешь теплоту благотворную; и тогда-то истинно, сын мой, будешь и ты спокоен, что остатки дней отца твоего, растворенные почти всю жизнь по неведомым судьбам чашею горести и желчи, усладишь, успокоишь и восстановишь счастие того, который навсегда тобою надеялся быть счастливым. - О надежда! О любезная надежда, исполни мое желание к общему благополучию тех, кои достойны того, чтоб быть в числе оных. А ты, зависть и злоба и ненасытное желание завладеть имением ближнего, удались в мрачное жилище, где ужас и отчаяние царствуют. Но полно и о сем. Мысленно тебя целую и прижимаю к сердцу моему. В ожидании скорого твоего ко мне приезду остаюсь отец твой и истинный твой друг
      Николай Батюшков.
      P.S. Я слышал от старого Осипа [Осип Шитой - крепостной К. Н. Батюшкова.], что ты, мой друг, Петерсона [Возможно, тверской частный пристав, история которого получила широкую огласку благодаря указу Сената от 7 октября 1803 года. Поверив ложному доносу, тверской губернатор князь Ухтомский предписал частному приставу Петерсону, земскому исправнику Шатунову и двум солдатам «сделать самый верный осмотр» с целью отыскания клада в доме крестьян помещицы Карманалеевой Григория и Василия Ларионовых, проживавших «в сельце Федосееве» Бежецкого уезда. Ночью «с зажженными лучинами», связав хозяев, частный пристав и земский исправник перерыли весь дом. Не найдя клада, они отдали крестьян «под стражу», обвинив их в посягательстве на жизнь исполнителей закона. Бежецкий уездный суд (а потом и Тверская палата уголовного суда, утвердившая это решение) приговорил одного из крестьян «отослать в Сибирь на поселение», другого — содержать «под караулом». Вмешательство вице-губернатора Арсеньева спасло их от несправедливого приговора. Сенат признал «наряжение следствия» «незаконным». С Петерсона и Шатунова был взыскан большой штраф. См.: Поли. собр. законов Российской империи с 1649 года. СПб., 1830. Т. XXVII. С. 915-918.] отпускаешь. Сделай для меня чувствительное одолжение, уговори его, чтоб он ко мне приехал. Я для сего нарочного за ним послал, пару лошадей и телегу. Может быть, ты хочешь знать, к чему мне он нужен. Я тебе на сие отвечаю, потому что в скуке моей лучше я хочу говорить <с> сумасшедшим, нежели с теми, кои меня ненавидят. Еще повторю просьбу мою о присылке его. Уверь, что здесь множество кладов. Эта мысль и надежда склонят его оставить Хантоново [Хантоново - имение К. Н.Батюшкова, находившееся в Пошехонском уезде Ярославской губернии и доставшееся поэту в наследство от матери.], где он и день и ночь думал сыскать сокровища, но остался всегда бедным трусом. - Две дыни, которые только что поспели, и огурцы к тебе посылаю. - Поспеши приездом утешить отца твоего и друга. Привези белого рому, он, думаю, давно уже в Вологде, на который я доставил и деньги Елиз<авете> Ник<олаевне>.[ Елизавета Николаевна Батюшкова, в замужестве Шипилова (1782 - 1853), - сестра К. Н. Батюшкова.] - Стерлядей живых закажи для меня 300 маленьких междоумков [Междоумок (устар.) - то, что не может быть отнесено к какому-либо определенному разряду, сорту.]. Эта безделица стоит 30 руб<лей>. А из больших, я надеюсь, что своей ловли подаришь мне тогда, сколько рассудишь, с Петерсоном пришли.


К титульной странице
Вперед
Назад