136
ми столбиками вместо крестов. Караваны надменных
верблюдов. Черномазые сенегальцы, фески, чужие обы
чаи, говор. Уходили в лес, в поля или сидели на берегу
моря. И здесь все дышало отлетевшей жизнью чуждых
народов.
За узким Геллеспонтом серели вдымке холмистые бере
га Малой Азии. Оттуда по плавучему мосту переправлялись
в Галлиполи полчища Ксеркса войною на греков!.. По Гал
липоли гремели доспехами рыцари, поднявшие меч за ос
вобождение Гроба Господня из рук неверных. В Галлиполи
высадились турки, обрушившиеся на славянские страны. В
лесах находили скелеты. Рядом с ними черные каски с по
тускневшим орлом.
И потому ли, что было все чуждо кругом, или потому, что
душа тосковала по родной земле, внезапно вставали родные
картины. Промчится с победным визгом черная стайка
стрижей —и вдруг вспоминается песчаный обрыв над за
водью тихой реки. В том обрыве круглые дырки в гнезда
стрижей... Подует ветер —и будто доносятся запахи мед
вяных лесов... Шумит о камни неумолчный прибой — и
чудится гул величавого бора...
Переносятся мысли на близких. Что с ними теперь? Пла
чут плачем Ярославны... И никто не знает о нашей судьбе.
Опрокинуты в море... Кто в том виновен? Где правда? У нас
или у нашего народа, изгнавшего нас? Нам казался народ
обезумевшим, а, быть может, мы сами были безумными...
Зверь из бездны таился и в каждом из нас... Во многом ви
новны...
Металась душа, тосковала и жаждала очищения от греха
и крови, от грязной накипи буйных лет.
Полковые церковки были полны. В них все дышало
горячей верой. Иконы, любовно расписанные на досках
из-под ящиков, церковная утварь, искусно вырезанная
из консервных банок, медные гильзы и обрубки рель
сов, подобранные под колокола...
Вдни Великого Поста усердно молились о целомудрии,
смиренномудрии, терпении и любви...
—
Тоскуют, тоскуют люди, —говорил А.П. —Опять один
не выдержал, застрелился.
