Конечно, сказалась мелиорация. 160 тысяч осушенных гектаров сегодня уже «работают». На первые сто тысяч потребовалось без малого пятнадцать лет (для справки: в 1965 году в области насчитывалась всего сотня дренированных гектаров), следующие сто тысяч мелиораторы обещают осушить в два раза быстрее. Объем нынешнего года - 18,5 тысячи гектаров.
Сказалось и общее повышение культуры земледелия (больше вносится удобрений, улучшилась обработка почвы, многие хозяйства своими силами проводят культуртехнические работы, особенно уборку камня), и совершенствование структуры посевов, и... В общем, весь комплекс. И уже не единицы, а десятки хозяйств в области (в прошлом году их было более полусотни) собирают более двадцати центнеров зерна, по 35 центнеров сена, более пяти центнеров льноволокна с гектара. Маяками становятся целые районы. На XXI областной партийной конференции такими маяками были названы Вологодский, Грязовецкий, Шекснинский и ряд других районов. Чем же характерен стиль работы этих райкомов партии?
Тринадцатый год возглавляет грязовецкую районную партийную организацию Валерий Дмитриевич Солдатенков. И все эти годы - поиск. Поиск путей повышения трудовой и общественной активности людей. Ну что, казалось бы, можно внести нового в соревнование, если в различных формах его уже и так участвуют все работающие. Любой добрый почин находит у грязовчан немедленный отклик, трудовое соперничество развито не только между бригадами, фермами, цехами, но и между предприятиями и хозяйствами. За звание «Лучший по профессии» соревнуются не только механизаторы, животноводы, рабочие промышленных предприятий и строек, но и специалисты. Оно присваивается зоотехнику и агроному, ветврачу и инженеру. Только знай управляйся с подведением итогов, они ведь и ежедневные, и пятидневные, и месячные и т. д. (за гласностью контроль у райкома особый). А в районе взяли да и ввели еще одну форму соревнования: на приз имени земляков Героев Социалистического Труда доярки А.Г. Ивановой, механизатора А.И. Шевелева, мастера-льновода О.В. Зязиной. И каким волнующим становится для животноводов районный слет передовиков, когда в празднично украшенном районном Доме культуры сама Александра Григорьевна Иванова вручает победителям почетные призы. И не потому ли бывает все труднее выявить победителей. Когда это соревнование только начиналось, условием было: 1000 центнеров молока за год от закрепленной группы коров. Тогда лишь единицы достигали такого результата. А в прошлом году уже более ста животноводов вышли на этот рубеж. В колхозе «Заря» Капитолина Алексеевна Блинова получила от своей группы почти 2000 центнеров молока, а Софья Михайловна Барабошина добилась наивысшего по району надоя на корову - 5040 килограммов.
Поучителен пример Грязовецкого района и в возрождении льноводства.
С давних времен на земле грязовецкой крестьянин выращивал лен. Именно здесь в начале пятидесятых годов шесть льноводов за высокие урожаи были удостоены звания Героя Социалистического Труда. А в последние пять-семь лет урожаи так упали, что эта когда-то высокодоходная культура в некоторых хозяйствах стала убыточной.
Почему? В чем истинная причина упадка льноводства? Обычные дежурные объяснения - культура трудоемкая, а людей нет, машин мало, капризы природы... Солдатенков слышал это не раз. Решили вынести разговор на пленум райкома. А чтобы разговор этот предметным был, провели экономические исследования - несколько месяцев ведущие специалисты района изучали возможности и условия в каждом хозяйстве, делали конкретные расчеты. Познакомились с опытом соревнующегося Шекснинского района (тамошний первый секретарь райкома партии Валентин Васильевич Елхачев «болеет» льном давно), побывали в ряде других льносеющих областей.
После пленума разговор о льне продолжали на общесовхозных и бригадных партийных собраниях. Всколыхнули всех - от мала до велика. В операцию «Лен-83» включились школьники и учащиеся ПТУ. Видел ли Солдатенков уже тогда будущие результаты общего подъема людей? 5,6 центнера льноволокна с гектара, перевыполнен план продажи льнопродукции, из 13,7 миллиона рублей прибыли, полученной хозяйствами в 1983 году, более пяти миллионов дал лен.
- Работает с людьми, а не вместо них, - так коротко, но очень точно охарактеризовал во время нашей беседы Анатолий Семенович стиль Солдатенкова.
С людьми, а не вместо них... И неудивительно, что в пример другим приводится сегодня работа едва ли не доброго десятка хозяйств этого района. Впрочем, и в других районах в один ряд с уже известными передовиками встают все новые. Взять хотя бы совхоз «Тотемский». Несколько лет назад это хозяйство возглавил Б.В.Жданов. Да, да, сын того самого Владимира Анатольевича Жданова, который три десятка лет председательствовал в «Сигнале». Председатель убеждал молодежь села оставаться на родной земле. А самое эффективное убеждение, как правило, - личный пример. Ничего не стоит даже самый искренний призыв, если он адресован только другим. Владимиру Анатольевичу краснеть не приходилось: сын не ушел от земли. Он заменил отца.
Как работает молодой директор?.. Как он мыслит?.. Вот фрагменты из беседы Б.В. Жданова с корреспондентом областной газеты.
- Борис Владимирович, с чего вы начали свою директорскую деятельность?
- С подбора специалистов. При сегодняшнем уровне производства директор, каким бы он ни был грамотным, опытным и прочее, один ничего не сделает.
- У вас в хозяйстве двенадцать комбайнов. А под зерновыми - более тысячи гектаров. При урожайности 32 центнера нагрузка на комбайн великовата. Почему совхоз не купит еще один-два уборочных агрегата?
- А зачем дополнительные комбайны, если наше сушильное хозяйство в прошлые годы не способно было справиться и с тем зерном, что намолачивали имеющиеся двенадцать. Вот построили две новые сушилки, теперь можно и комбайны покупать.
- А, между прочим, инструменты для оркестра вы уже купили, хотя Дом культуры еще только собираетесь строить.
- Тут другое дело. Молодежи в совхозе немало. Есть и желающие заниматься музыкой. Есть и руководитель - один из наших инженеров. Пусть пока в красном уголке занимаются...
Молодежи в хозяйстве действительно немало, хотя совхоз и находится в черте города. Загадка? Отнюдь. Строится жилье, есть свой магазин, детский комбинат, столовая... Люди знают, что здесь о них позаботятся.
Цена этой заботы - высокие урожаи, надои более трех тысяч килограммов молока от коровы. Рентабельность растениеводства - 60 процентов. Есть о чем подумать экономистам других хозяйств...
Разведчиками, захватившими важные плацдармы, называет первый секретарь обкома партии передовиков производства. Но вслед за разведкой должны выходить на передовые рубежи и остальные подразделения. Это нестареющий закон любого наступления. (Кстати, и в мирное время Анатолий Семенович часто прибегает к военной терминологии).
А наступление действительно продолжается... И как всегда, четко определено главное направление - резкое и повсеместное ускорение темпов интенсификации земледелия и животноводства. Поэтому наиважнейшая задача - последовательное повышение культуры земледелия. А с землей работают люди. И если специалистов в области сегодня уже девять тысяч, по 22 на хозяйство, то работников массовых сельскохозяйственных профессий - все еще острый недостаток. Об этой проблеме, о трудовом, патриотическом и нравственном воспитании молодежи шел серьезный разговор на последнем пленуме обкома партии. Такой опыт воспитания и закрепления молодежи на селе накоплен уже в Тарногском, Вологодском и ряде других районов. Характерная особенность этого опыта в том, что профориентационную работу школы, руководители хозяйств, партийные организации ведут не только с ребятами, но и с их родителями. Не могу не привести еще несколько цифр: каждый второй механизатор, каждый третий специалист в области - моложе тридцати лет...
Журнал «Кадры сельского хозяйства», № 5, 1984 г.
(Публикуется в сокращении).
Слово о секретаре обкома
Виктор Белоусов.
Писатель и публицист. Многие годы был ведущим очеркистом газеты «Правда». Автор нескольких художественных и публицистических книг, вышедших в московских издательствах. Лауреат многих журналистских премий.
Никто не догадывался, что он собрался уходить. Накануне попросил подготовить письмо министру энергетики и электрификации и сам поправил в нем несколько фраз, чтобы еще рельефнее выступило главное, подписал - «секретарь обкома А. Дрыгин» и уехал в Череповец. В город, развернувшийся при нем в мощную стальную опору нашей индустрии. О сегодняшних делах здесь говорил повод для поездки: вручить сразу два переходящих знамени - на сталепрокатном и на металлургическом. Но чисто парадных выездов у первого секретаря обкома Анатолия Семеновича Дрыгина не было. И на этот раз он остался здесь для бесед с руководителями города, предприятий.
Последней была встреча с начальником «Череповецметаллургхимстроя» Лущенко. Заняла она без малого три часа. Речь у них шла о пятой домне, ее затянувшихся родах. Роды великанов легкими и не бывают. А пятая домна, «Северянка», станет крупнейшей. Но секретарь обкома давно подметил: за мощностью домны строители не прочь спрятать и собственные упущения, собственную нерасторопность.
- Булькнули на всю страну: «Сдаем!» И что получили? - напомнил Дрыгин собеседнику.
- Анатолий Семенович, вы же знаете: Госплан...
Знает. Госплан не выделил обещанного.
- Так вы и выделенного не освоили. Мало я вас песочил.
Он сказал это жестко, не почувствовав в собеседнике той тревоги, которая наполняла его самого. Воздух пронизан требовательным «Дай металл!», а по главному строителю получается, вроде и нечего рвать жилы, все равно потом придется ждать энергетический приклад.
- Вот этой отговорочки я тебе не дам. О прикладе я написал новому министру. - И уже поднимаясь, Дрыгин закончил: - Да-а, не такими хотел бы передать вас новому секретарю... Ну, что замер? Ухожу я завтра.
- Как? - только и вымолвил ошеломленный Лущенко.
- Не знаешь, как уходят? Пишут заявление. Просьбу рассматривают. И решают: обоснованна она или нет. Мою нашли обоснованной.
Попрощался, а главный строитель все не мог поверить услышанному. Когда человек двадцать четыре года занимает один пост и окружающие видят: занимает по праву, нам уже трудно разъединить пост и этого человека, они словно срастаются в наших глазах. А тут еще этот долгий разговор о домне с критическими уколами и дюжиной советов. Разговор о шагах, которые предстоит сделать строителям до пуска. Только пуск - это в будущем году. А он сказал, уходит завтра. Разве накануне ухода ночуют в гостинице? Или пекутся о делах, которым свершаться без тебя?
Вологжане хорошо знали первого секретаря обкома. Казалось, к его большому и устойчивому авторитету уже и нечего добавить. А Дрыгин добавил. И тем, как провел он последний день работы. И тем, что сказал с трибуны.
Это было его самое короткое выступление за двадцать четыре года. Три минуты. Но в эти считанные минуты он успел и поблагодарить собравшихся за совместную работу, и подчеркнуть, что сделать можно было больше, что область до сих пор не дотянула до удоев семьдесят седьмого года, что жилье и детские сады остаются слабым местом, что дают о себе знать промахи в организационно-партийной и воспитательной работе, что надо, наконец, по-настоящему налечь на заготовку кормов, ибо второго лета не будет.
Новичку в зале могло показаться, что попал он в область, хромающую на обе ноги. А вологодский актив узнавал своего первого секретаря, учившего их идти в оценках от максимума, не поглаживать самодовольно живот при успехе, а спрашивать себя: «И это все, что я мог?»
А ведь можно было построить речь в другом ключе. Поблагодарив актив, сказать: «Да, товарищи, поработали мы с вами неплохо, даже очень неплохо». И в подтверждение назвать цифры. Объем промышленного производства при нем, Дрыгине, увеличился в четыре с половиной раза...
Тогда, может, дела пошатнулись в последнее время?
И это не так. Промышленность задания пятилетки перекрывает и по темпам роста объемов производства, и по росту производительности труда. А на селе в прошлом году получен вполне приличный для севера урожай зерновых. Повезло, как никогда, с погодой? Так при той же погоде зерновые поля соседей выглядели куда скромнее.
Да и молочную графу секретарь мог бы осветить с иных позиций. Ведь всем тут известно: спад последовал за гибельным семьдесят восьмым, когда поля и луга превратились в трясину. Но в этом году область по удоям стремится повторить свое наивысшее достижение. Таков ход дел, однозначно свидетельствующий: область на подъеме. А первый секретарь обкома запросился на отдых. Не каждый поймет, потому что далеко не каждый поступает так, когда чувствует себя на коне.
Анатолий Семенович Дрыгин понимал: зал будет ждать от него объяснений. И с присущей ему прямотой сказал: жизнь усложняется, усложняются задачи, и решение их требует прилива сил, а в его возрасте рассчитывать на прилив не приходится, износились «моторесурсы».
Может, при этих словах кто-то еще пристальнее вгляделся в первого секретаря. Нет, за трибуной стоял все тот же человек-глыба. Это не мое сравнение, не раз слышал его от вологодских коммунистов, когда речь заходила о Дрыгине. Так воспринимали они своего первого и, надо думать, не только за могучую фигуру.
И вот он перед ними: все тот же зычный командирский голос, та же емкость мысли, разве что плечи чуть опустились.
Они еще не замечали перемен в нем. Но он-то себя знал. В прошлом году впервые пришлось отступить от правила, которому следовал неукоснительно: за год побывать в каждом районе не менее двух раз. А в условиях Вологодской области выполнить это непросто - до дальнего района тут все полтысячи километров. Но он ездил и летал, прихватив неизменные «бродни», сапоги выше колен, в которых доступно любое поле, любая ферма. Он знал, что у кого посеяно за тем лесочком и что за тем машинным двором...
Осенью же мог состояться такой диалог:
- И что дало поле за бугром?
- По двадцать четыре с половиной, Анатолий Семенович!
- А с чего ты таким победным тоном докладываешь? Ты же потерял по полтора центнера. Я помню это поле, там все двадцать шесть стояли.
Ему трудно было возражать, его знание шло от увиденного своими глазами, услышанного своими ушами. В каждом районе было три-четыре хозяйства, куда он заворачивал неизменно. Статичная фотография с натуры его не устраивала, ему нужна была картина движения: какие перемены идут в хозяйствах, в какую сторону, где можно ждать наращивания успеха, где появились тревожные трещинки? А для этого требовалась многократность наблюдений. В наборе хозяйств, за которыми он следил, были и сильные, и средние, и слабые. Если и через пять лет слабое не выбиралось на дорогу, он мог спросить председателя: «Когда же мы с тобой научимся работать?» Он уже не отделял себя от судьбы знакомого села.
Хотя ему-то, Дрыгину, в бытность директором ленинградского совхоза «Скреблово» хватило года, чтобы раскачать хозяйство. Да так, что пришлось тогда ссыпать хлеб и в конюшни: существовавшие склады не вместили собранного. Право не любить «топтунов» он заслужил не должностью, а результатами собственной работы в селе.
Зато к толковым руководителям относился с повышенным вниманием, к ним чаще наезжал и дольше там задерживался, через них проверял новинки, выуженные самим в многочисленных журналах. И самой убедительной критикой отстающих считал возможность собрать председателей и директоров, агрономов или зоотехников в лучшем хозяйстве и сказать: «Смотрите, чего добиваются люди под теми же тучами, с теми же пятью пальцами на руке».
Сколько среди этих инициативных, энергичных и смелых людей высмотрел он кандидатов на выдвижение. И уж напрасно тогда отговаривался Валентин Васильевич Елхачев, что он и по душе, и по образованию лесник и для райкома лучше поискать другого человека.
- А ты думаешь, Дрыгин всегда писал статьи на темы партийной жизни? - останавливал Анатолий Семенович упирающегося кандидата. - Так вот: перед войной у этого Дрыгина вышла книжка, которая называлась: «Культура ягодников в Башкирии». Я и после войны о диссертации помышлял, а мне сказали: «Из тебя, брат, председатель райисполкома получится».
И начались в жизни Елхачева переезды из района в район. Скуповатый на похвалу, первый секретарь обкома редко высказывался вслух, как ему нравится то и это. Но вернувшись в Вологду, делился с членами бюро: «Смотрите, как развернулся Елхачев. По-моему, ему уже тесновато в Чагоде. Не передвинуть ли его в Шексну?»
Это была одна из забот Дрыгина: вовремя сменить масштаб руководителю, не дать ему «закиснуть» в привычном круге дел.
Но со временем Елхачев убедился, сколь взвешенно подходит Анатолий Семенович к каждому выдвижению. Не раз дома у него раздавался звонок первого секретаря обкома, Дрыгин по кадровым вопросам имел обыкновение советоваться на дому, когда его собеседник более раскован.
Называл несколько имен, спрашивал:
- Кого бы ты предпочел видеть начальником управления?
Слушал, перебивал:
- Постой, ты мне ангела с крылышками рисуешь. У него что, вовсе нет недостатков? Может, и я у тебя за ангела сойду?.. Ага, примолк. Не признаешь меня ангелом. Вот и давай о его слабине поговорим, не помешала бы она ему в этом кресле.
Потом Елхачев узнавал: Анатолий Семенович звонил еще пяти секретарям по тем же кандидатам.
Когда дело касалось авторитета и чистоты звания коммуниста, он не признавал компромиссов. Как было в истории с директором подшипникового завода Федуловым.
Федулов закладывал завод в Вологде, строил его и остался директорствовать, что случается нечасто. Значит, умел человек вести дело. И Вологда ответила этому заезжему руководителю всякими знаками почета. И вдруг обком узнает: на подшипниковом директор завел тайные премии, которые идут на угощение «нужных» людей в системе снабжения. Федулов и не стал отрицать. Только не надо смотреть на него такими глазами: будь нормальным снабжение завода металлом, зачем бы ему выставлять коньяки и подсовывать коробки? Он «спасал план».
- Они, что же, как фокусники, из рукава доставали металл и давали тебе? - спросил Дрыгин у директора. - Нет? Значит, отщипывали от других. На нечестности план строил? Кто-то прогрызал черные ходы в нашей экономике, а коммунист-руководитель подкармливал их, расшатывал распределительный механизм государства. Не знаю, как отнесутся члены бюро, я буду настаивать на твоем исключении из партии.
Федулова жалели, за него просили. Но среди уроков Дрыгина, которые преподал он своим товарищам, останется этот урок принципиальности. Когда все соображения и соображеньица отступают перед тем, что в партии зовется ленинскими нормами жизни. Да, ошиблись в Федулове. И надо иметь мужество признать это...
Учил товарищей Дрыгин поступаться местными интересами во имя государственных. С той же домной. В министерстве предложили вариант помощи в ускорении строительства. Но вариант требовал завоза новых людей, а от Череповца квартир. И не одну-две. Двести!
Оторвите от сердца двести квартир, приготовленных для своих горожан. Когда каждое третье письмо в обком партии - о жилье. Каждый второй пришедший на прием - по жилью. Вот почему на твое «прошу высказаться» у членов бюро вырывается тяжелый вздох. И все смотрят на тебя. Такие минуты с особой силой напоминают: ты первый, ты лучше всех знаешь, как быть. Будто к твоей должности выдают особые весы. Будто твоей душе неведома силовая борьба между «за» и «против».
Где же твой аргумент, который разрешит все?
Аргумент прост, и его отлично знают присутствующие. Но в твоих устах он должен выглядеть тем единственным углом зрения, под которым и следует смотреть сейчас на драгоценные квартиры, и он сказал:
- Научно-техническая революция без металла останется болтовней. А она, революция, и для тех, чью очередь мы сейчас отодвинем. Для них, правда, это слабое утешение. Но мы им можем ответить только одним: еще энергичнее браться за жилье.
Не этот ли выбор стоял перед глазами Анатолия Семеновича, когда у него, не привыкшего к жалобам даже под пристальным взглядом врачей, вырвалось:
- Хотя бы один гладкий день за двадцать четыре года. Хотя бы один!..
Один вроде складывался. Просто невероятно! Но в конце раздался горючий звонок писателя: в столичном издательстве «забодали» его рукопись.
- Что ж, неси свою рукопись. А возвращая, скажет:
- Я тут попортил тебе чуток.
Развяжет автор тесемки. А «чуток» - это сорок одна заметка на полях. Рецензенты в издательствах не читают с таким тщанием.
В литературе не сегодня заговорили о «вологодской школе». Не будем преуменьшать заслуги талантов. Но всякий ли критик, воспевающий самобытный талант, знает, что первый секретарь Вологодского обкома мог сказать:
- А не засиделся ли Василий Белов в своей Тимонихе? Разыщите, передайте: я еду в Огарково, на отчетное в колхоз «Родина», не составит ли он компанию?
В «Родине» у старейшины вологодских председателей Михаила Григорьевича Лобытова берут с гектара по 54 с половиной центнера хлеба. Это на вологодской земле!
Проходит время. И Василий Белов получает новое приглашение в «Родину». Писатель знает: память у первого секретаря отменная, как же тут Анатолий Семенович забыл, что уже показывал ему Огарково?
Напомнит и услышит в ответ:
- А я как раз думал: писателю интересно сравнить, куда дальше ступил Лобытов. Я вот не во второй, а в пятьдесят второй раз еду к нему. А все интересно.
«Еду к Лобытову». «Лечу в Великий Устюг». «Завтра буду у вас...»
И вот жизнь подвела к черте, когда он реже может сказать это. Выходит, надо вносить коррективы в стиль работы. Но он посчитал, стиль нельзя подстраивать под состояние собственного здоровья. Его можно и должно подстраивать только под требования жизни, которой нет дела ни до твоей привычки к положению, ни до интересов твоих домочадцев, ни до твоей охоты поработать еще.
И Анатолий Семенович Дрыгин сделал шаг в сторону. Как поступает солдат на посту, освобождая место смене.
В День Победы Вологда видела первого секретаря обкома в колонне ветеранов войны. В мундире полковника, с четырьмя боевыми орденами, с нашивками за три ранения. Вологда знала: Дрыгин был мужественным человеком. Но последний шаг требовал мужества особого рода, за которое не дают наград. Но которое всегда останется в цене.
На пост заступил Валентин Александрович Купцов. И в заслугу Дрыгину Вологда тоже запишет: подготовил себе смену.
Когда командир полка Дрыгин вел своих гвардейцев по Восточной Пруссии, белоголовый мальчишка в вологодской деревне переживал, достанут ли ему к школе букварь. Когда секретарь обкома Дрыгин получал свой первый трудовой орден за успехи на вологодской земле, тот выросший мальчонка, ставший вальцовщиком на Череповецком металлургическом, получал медаль «За трудовую доблесть». Когда Дрыгина избрали членом ЦК партии, молодой мастер Валентин Купцов был избран секретарем цехового парткома. И это выдвижение не обошлось без Дрыгина.
На фамилию Купцова он натолкнулся в центральной газете. В репортаже о наладке стана на Восточно-Словацком металлургическом комбинате в Кошице был такой отзыв рабочей бригады: «День и ночь работает с нами инженер Купцов из Череповца». Отзыв тем более отрадный, что пришелся он на период накала политических страстей в братской стране.
«Что там происходит?» - спрашивали со всех сторон инженера, когда, пустив стан, он вернулся на родной завод. На одном из митингов и услышал Дрыгин взволнованный рассказ Купцова. Рассказ, подкупавший не только зорко схваченной картиной. Молодой коммунист делился размышлениями по поводу увиденного, говорил, как противники социализма умеют цепляться к каждому нашему промаху, чтобы опорочить все наше дело. И таким выстраданным прозвучало его обращение к товарищам: «Как хотите, нельзя нам оступаться. Ни в чем».
- Чем вам не секретарь для цехового парткома? - сказал тогда Дрыгин секретарю горкома.
И верный своим правилам, стал следить: «Как там у Купцова?»
Дальнейшее продвижение Валентина Александровича Купцова может показаться слишком стремительным: заместитель секретаря заводского парткома, секретарь горкома в Череповце, Вологде... Через пять лет - новая ступенька. Дрыгин на это отвечал:
- А вы на фундамент смотрите. Столько лет вальцовщиком - это вам не мальчик, который не набрал баллы в институт и поплелся зарабатывать рабочий стаж. Тут - рабочая кость.
Верил и верит Анатолий Семенович в надежность рабочего человека. А Купцов еще и солдатом был на холодном Севере, и грузчиком на транспорте, и хлеб студента-заочника ему хорошо известен. Все это выработало в нем ту основательность, которую он принес потом в партийную работу. Основательность, помноженную на дар общения с людьми. А неспокойный год в Чехословакии, когда его, единственного на заводе советского человека, невольно втягивали в острые дискуссии о социализме и его судьбах, сформировал в нем политического бойца.
- А что до быстрого движения и молодости... Я ведь в его возрасте на первого пришел, - заключил Дрыгин. - И вроде не завалил дела.
Мог бы напомнить: на нелегкой партийной работе заслужил звезду Героя Социалистического Труда. Но не напомнил.
Это ценят другие...
Уже после пленума подошел к нему тот главный строитель Череповца. Сказал:
- Анатолий Семенович, вы же не сможете без дела. Отдохнете немножко и приезжайте. С вами мы домну вытянем.
- Думаешь, я теперь ругаться с тобой не стану?
- Ругайтесь. Но с вами - точно получится...
Анатолий Семенович Дрыгин остался жить на вологодской земле. Мне сказал:
- У внука тут много друзей. Жалко ему будет расставаться.
Думается, вологжане объяснили его решение полнее:
- Зачем же ему уезжать? Анатолий Семенович может ходить по Вологде с высоко поднятой головой.
А в ушах осталась его последняя фраза:
- Эх, не все успел?.. А что «не все»?
- Мало ли... Вот хотя бы: построили для Вологды теплицы на семь гектаров и уже считали себя чуть ли не героями. А ведь другие больше строят.
Видно, настоящие максималисты не меняются с уходом на пенсию.
Газета «Правда», 23.09.1985 г.
« Эх, ты, сынок!»
Анатолий Цветков.
С 1961 по 1983 год был на комсомольской, партийной, советской работе: инструктором и первым секретарем Череповецкого и Шекснинского райкомов комсомола, заведующим отделом Шекснинского райкома КПСС, инструктором обкома партии, секретарем Междуреченского райкома КПСС, заместителем председателя Советского райисполкома г. Вологды. С 1983 года до выхода на пенсию работал заместителем председателя правления областного общества «Знание». Автор трех сборников стихотворений, заслуженный работник культуры Российской Федерации.
Не лучшим образом началась у меня новая работа. Редкому человеку выпадает через неделю после получения обкомовского портфеля публично получить чувствительный тычок за недостатки в работе. И не от кого-нибудь, а от первого секретаря обкома партии.
Меня утвердили инструктором за три дня до нового года. А второго января нескольких работников, в том числе и меня, вызвал Анатолий Семенович Дрыгин и дал задание выехать в районы. Мне достался Грязовец. В области как раз шло обсуждение итогов пленума ЦК, на котором очень остро был поставлен вопрос повышения эффективности производства. Дрыгин сказал:
- Вы там поглубже проанализируйте причины перепадов в экономике, особенно - по сельскому хозяйству. Выясните причины недостатков, почему мер должных не принимается по их устранению. Внесите свои предложения в обком. Через неделю пойдут районные активы, постарайтесь, чтобы они получились самокритичными и деловыми.
Проанализировать... внести предложения... обеспечить.
Легко сказать. Для моих опытных коллег это, наверное, орешки, повседневная работа. Я же понятия не имею, что представляет из себя район, в котором мне предстоит всем этим заниматься, каково там положение дел, что за люди, работу которых мне надо изучить. Но главное - мне отродясь не приходилось сколько-нибудь конкретно анализировать состояние экономики, организации производства, тем более его технологии, не только по району, но даже по какому-нибудь захудалому колхозу. А тут я должен не только анализ, но и предложения высказать. Мое философское образование здесь помощник слабый, а двухлетнее заведование идеологическим отделом райкома не сталкивало с этими вопросами на практике.
Это - по содержанию предстоящей работы. Не меньшая проблема и в том, как мне лучше ее построить. Я ведь пока даже не очень четко усвоил для себя, что такое - инструктор обкома, какова моя компетенция, какие должны быть отношения между мною и райкомом.
Пошел со своими сомнениями к заведующему отделом Борису Зиновьевичу Веселову.
- Мы же с вами договаривались, - сказал я, - что вы дадите мне возможность познакомиться и с делами, и с районами зоны, побывать в них специально с целью знакомства. И о своей некомпетентности в этих вопросах, и о неопытности я вам говорил, когда еще был предварительный разговор о переводе меня в обком. Вы тогда сказали, что такими вопросами мне почти не придется заниматься и это не должно меня смущать.
Он ответил:
- Так оно и есть. Наш отдел конкретно и не занимается этими проблемами. Сейчас просто заболел инструктор сельхозотдела, курирующий твой район, и у нас некого, кроме тебя, туда направить. Жизнь есть жизнь. Очень-то ты не трусь, это даже хорошо, что сразу в дело окунаешься. Не теряй времени, готовься и езжай.
Два дня изучал бумаги по району в обкоме. Прояснилось мало что.
Поехал в район. В райкоме все заняты подготовкой актива. Кроме того, сейчас время годовых отчетов, подведения итогов, на эти же дни назначена куча мероприятий - идут собрания по обсуждению итогов съезда колхозников, готовится семинар актива. Всем не до меня. А я, руководствуясь райкомовскими взглядами на всякие вмешательства в работу райкома со стороны областных деятелей, проявляю деликатность и стараюсь не быть навязчивым. Три дня сижу в райкоме, роюсь в протоколах и сводках. В субботу планирую поездить по хозяйствам, заглянуть на фермы, поговорить с людьми на местах. Остальные три дня - на литературное оформление моих изысканий. Но в пятницу позвонили из обкома и приказали срочно выезжать - надо готовить справку.
В обком приехал к концу рабочего дня.
- Хорошо, что приехал, - сказал заведующий отделом. - Сегодня пиши. Пиши до одурения, пока можешь - время поджимает.
И я писал до одурения, до пяти часов утра. Поставил в конце справки свою подпись и вздохнул с удовлетворением. Не зря я считался в райкоме одним из лучших писак. Покажу мой труд начальству и вернусь в район.
В девять был в обкоме. Каково же было мое разочарование, когда, посмотрев мой опус, заместитель заведующего отделом Николай Иванович Белых начал заново его переписывать, фактически готовить новую справку. Вот тебе и лучший писака райкома! Писали мы с ним и субботу, и все воскресенье. Точнее, он писал, а я был на подхвате - запросить какие-то данные, что-то подсчитать... В воскресенье уже в двенадцатом часу, поставив последнюю точку, мой шеф заявил:
- Ну, вроде вчерне первый вариант готов. Завтра еще над ним поработаем и отдадим в печать.
На мое замечание, что больше подрабатывать нечего, и так от моей писанины рожки да ножки остались, сколько же можно вылизывать, шеф ответил:
- Это тебе сейчас так кажется. А завтра посмотришь на свежую голову и сам убедишься, что справка пока еще очень сырая: и факты не все достаточно убедительные, и отдельные выводы не очень четкие. Да и стилистику надо вылизывать - я вот сейчас уже вижу, что есть повторы, неточности, нескладные предложения. А ведь твоя справка - документ, которым будут пользоваться многие, и по ней судить о положении дел в районе. Вдруг окажется - ты вкладывал в предложение один смысл, а кто-нибудь другой, читая его, поймет иначе, что тогда?
В понедельник только после обеда справку отдали в машинописное бюро. Пришлось кое-что подправлять в ней и после просмотра заведующим отделом.
Удалось выехать в район лишь во вторник вечером, накануне актива.
В среду утром в кабинете первого секретаря райкома Мохова ожидаем приезда Дрыгина. Пока есть время, еще раз сверяю с Моховым правильность данных, которые я указал в справке. По областной сводке, которой я руководствовался, район не справился с годовым планом продажи мяса государству, а Мохов утверждает, что план не только выполнен, но и перевыполнен.
Вызвали районного инспектора госстатистики. Тот подтвердил правоту Михаила Петровича. Замечаю для себя, что надо будет сказать об этой поправке секретарю обкома, что я перед началом актива и сделал.
Он прибыл в райком около десяти часов и сразу предложил проехать по району. В некоторых хозяйствах он уже побывал по пути из города. Сели в обкомовскую «Волгу» и поехали в откормочный совхоз. Остановились у конторы. Пока Мохов ходил за директором совхоза, Дрыгин спросил у меня:
- Сколько дней тут находишься?
- Четыре.
- Ну, где побывал, на каких фермах?
- Нигде, Анатолий Семенович, ни на одной ферме.
В это время вернулся Мохов с директором, и разговор прервался.
Оставив машину на дороге, идем по узенькой тропке к длинному приземистому зданию телятника. Идем, соблюдая субординацию: впереди - Дрыгин, за ним - директор, замыкаем шествие мы с Моховым. Директор поясняет:
- На этом телятнике проводит свои исследования заместитель заведующего сельхозотделом обкома партии Песьяков.
Дрыгин заглядывает в котельную. Там сидят несколько мужиков. Дрыгин спрашивает:
- Перекур? И сколько времени уже сидите? Чем вы должны заниматься? Сено возите? Так чего же поставили сани, а не разгружаете? Сколько рейсов сделали сегодня?
Мужики сразу надевают рукавицы и выходят.
Идем по узкому и грязному проходу между стоящими на привязи телятами. На дворе грязно, телята заросли навозом, вид у них не очень жизнерадостный. Дрыгин спрашивает:
- Ну, которые тут подшефные Песьякова?
Директор показывает. Подходит к ним. Дрыгин снова интересуется:
- Им сколько - месяца четыре? - ощупывает теленка руками. - А рацион какой?
Постояв около телят, идем по двору дальше. Дрыгин заглядывает в кормушки, пробует поступление воды в автопоилки, даже включает ненадолго навозный транспортер, заглядывает во все закутки. В кормовом тамбуре обнаруживает мертвого теленка.
- Экспериментаторы! - про себя говорит он и вдруг обрушивается на директора. - А ты чего это, значит, по лужам в валенках шлепаешь? По фермам, что ли, не ходишь - так вырядился?
- Извините, - смешался тот, - но я сегодня первый раз и одел-то валенки, не планировал идти на ферму. До этого все время в ботинках ходил.
- Тоже не дело. Что ты за директор - в ботиночках разгуливать! Это значит, что в дальних бригадах, куда на лошадке только можно проехать, ты не бываешь. Я не доволен и порядком на ферме, и твоей работой.
Резко поворачивается и быстро идет к машине. Мы с Моховым едва успеваем за его высокой, массивной фигурой.
Заехали на вновь построенный кирпичный завод, который только-только начал давать продукцию. Я впервые близко видел работу нашего партийного лидера, и меня здесь, как и в совхозе, поразила его компетентность, кажется, во всех вопросах, умение быстро схватить общую картину на предприятии, сориентироваться в ней, вникнуть в детали, увидеть просчеты, неиспользованные возможности и показать их другим.
В цехе сортировки он заметил, что много кирпича уходит в брак. Директор завода, пожилой, какой-то затурканный на вид мужчина, не мог назвать причин низкого качества. Дрыгин сказал:
- Ну, ладно, если ты не знаешь, я тебе покажу.
Прошел по всей технологической линии и показал. Причину обнаружили в смесительном цехе. При смешивании глины в нее попадало много льда, который при формовке и обжиге вызывал полости и трещины в кирпиче.
- Вы что, сами не могли этого заметить и устранить? - насел Дрыгин на директора завода. - И на то, что не работает отопление в смесительном цехе, не ссылайтесь. Вы акт о приемке подписали? Подписали. Так что спрос за работу всего предприятия с тебя.
На собрании районного актива он в пух и прах разнес и злополучного совхозного руководителя, и директора завода, и других хозяйственников. Да и Мохову досталось. После актива Мохов пригласил Дрыгина на ужин.
- Не буду я с вами за столом рассиживать. Вот поправите дела - тогда и приглашайте, - резко ответил тот. А на следующее утро на совещании аппарата обкома он дал оценку и моей работе:
- Вот наш молодой инструктор Цветков четыре дня пробыл в районе и ни на одной ферме не побывал. Так работать нельзя. Если мы не станем встречаться с людьми, бывать в коллективах, то выродимся в чиновников и бюрократов, а их и так хватает. И само собрание актива, которое готовил Цветков, мне не понравилось - доклад и выступление некритичны, все бьют себя в грудь - мы да мы - хотя район катится вниз по всем показателям. И справкой, которую мне подготовили, я почти не воспользовался - не нашел там толкового анализа. Учтите, товарищ Цветков, и все остальные тоже.
После этого многие мне говорили: «Ничего, держи нос по горизонту, кому из нас не перепадало, еще похлеще бывало». Советовали, находясь в командировке в районе, стараться не попадать на глаза приезжающему туда высокому областному начальству и уж, тем более, без особого приглашения не садиться с ним в одну машину. А я-то в своей первой обкомовской командировке поступал как раз наоборот. Кое-кто из моих новых коллег после этого стал в общении со мной настолько официальным, что я предпочитал ходить по обкомовским коридорам встречным с ними курсом, только этажом выше или ниже их.
Сам я, конечно, свою неудачу переживал болезненно. «Дурак, - думал я, - чего не сиделось в своем районе, в область, видите ли, потянуло. А тут, кроме всяких там эмоциональных устремлений, голову надо еще иметь. Нету толку, шел бы в няньки», - вспомнил я любимую поговорку одноклассника Лени Осинина.
Мою депрессию нарушил сам же Дрыгин. Столкнулись мы с ним как-то носом к носу в обкомовских дверях.
- Погоди, товарищ Цветков, - сказал он, - не торопись. Ты чем сейчас занимаешься, как живешь?
- Живу смирно, занимаюсь делом, Анатолий Семенович, - ответил я.
- Эк, растопорщился, - заметил Дрыгин, - обиделся, небось, за ту оплеуху, а? Ничего, ты молодой, тебе это вперед наука. Человек ты, мне кажется, толковый, шекснинцы, да и твои новые обкомовские товарищи отзываются положительно. Так что не тужи, набирайся опыта, и все будет ладно. Может, мы тебя еще и поучиться направим. Сколько лет-то?
- Двадцать семь.
- Двадцать семь, а надулся. Эх, ты, сынок, - и пошел вверх по лестнице высокий, массивный и... старый.
Через полтора года я в самом деле стал слушателем Высшей партийной школы при ЦК КПСС.
Не потускнел образ
Сергей Черепанов.
Работал в Великоустюгском горкоме комсомола, в местной газете «Советская мысль», собкором газеты «Красный Север». В 1983 году был назначен редактором вологодской районной газеты «Маяк».
В начале семидесятых годов, вернувшись после службы в армии в родной Великий Устюг, я был приглашен на работу в горком комсомола. Мне поручили курировать комсомольские организации на селе. А Анатолий Семенович Дрыгин в каждый свой приезд интересовался сельским хозяйством. Оно менялось в лучшую сторону, но не такими темпами, как промышленность, которая преобладала в районе с двумя городами. Контраст был разительный. Об этом в каждом выступлении Дрыгина на партийно-хозяйственных активах «гремел гром и метались молнии». Но тон голоса его сразу менялся, когда он рассказывал об увиденном лично хорошем урожае, о людях, которые его вырастили. Инициативных, грамотных специалистов он сразу брал на заметку, вскоре они становились руководителями хозяйств, потом постоянно следил, не ошибся ли в выборе. О таких его решениях в партийных кругах ходило много разговоров и даже своего рода легенд. Свои поездки по полям и фермам он любил совершать без сопровождения местного начальства. Сверял увиденное с услышанным с трибун. Реплики с его стороны потом были соответствующие.
В начале 70-х годов самые высокие урожаи картофеля, даже в областном масштабе, начали получать в совхозе «Красавино». Здесь на широких площадях стали выращивать перспективные сорта, применять машинные технологии возделывания и уборки. Все новое, что видел в своих поездках, Анатолий Семенович каждый раз отмечал, а за промахи считал достаточным пожурить. Был уверен, что директор совхоза А.В. Филатов сам примет правильное решение с учетом всех обстоятельств. Признаком особого внимания Дрыгина к сельскому хозяйству устюжане посчитали и перемены в районном руководстве, которые произошли в 1973 году. Горком партии возглавил опытный партийный работник и аграрник со стажем Н.Н. Трудов. Одновременно был сменен и директор треста совхозов, куда в ту пору входили все ведущие хозяйства района. Им был назначен инициативный руководитель Г.Н. Колпаков. Он стал обращать особое внимание на отстающие хозяйства, особенно те, которые имели более высокий потенциал для развития, нацеливал на аналитические материалы и нас, журналистов. В то время я уже заведовал сельхозотделом в местной газете «Советская мысль». Аграрные проблемы стали более понятны, чем во время работы в комсомоле. Геннадий Николаевич не считал зазорным лично пригласить того или иного журналиста в поездку с собой, а позднее, когда стал первым секретарем Вологодского райкома, часто заходил в редакцию районной газеты, чтобы поделиться своими мнениями по той или иной проблеме. И тогда, и теперь район был самым крупным среди сельскохозяйственных районов области. В марте 1983 года меня перевели на работу редактором вологодской районной газеты «Маяк».
- Анатолий Семенович постоянно следит за работой Вологодского района, из всех районок ему на стол кладут каждый номер только вашего «Маяка», - такими словами напутствовали меня в обкоме перед назначением редактором.
Не осталось в памяти ни одного посещения Дрыгиным здания, где размещался на улице Герцена в Вологде райком партии. Наверное, в этом не было нужды. В районе бытовало мнение, что надо перевести все руководящие органы в село Кубенское, но там был и остается до сих пор только районный Дом культуры. Здесь и проходили все главные партийно-хозяйственные мероприятия, куда приезжал Дрыгин. Район постоянно получал Всесоюзные Красные знамена за свои успехи. В большинстве случаев вручал их лично первый секретарь обкома.
И еще была традиция, связанная с известным всем колхозом «Родина». На каждое годовое собрание колхозников сюда приезжал лично Дрыгин. Также по установившейся традиции районную власть представляли: первый секретарь райкома, предрик и редактор газеты. Первое собрание, на котором я присутствовал, меня очень удивило.
Но тут требуется предисловие, чтобы вспомнить дух той далекой уже эпохи. Передовой опыт колхоза «Родина» описывался во всех газетах области. Нередко эти публикации содержали рекомендации, когда и что сеять, на какую глубину пахать, когда начинать уборку... Любой агроном или зоотехник все это изучал в институте или техникуме, но, получив назначение даже не в самое захудалое хозяйство, сталкивался с устоявшимися взглядами, что в наших условиях надо делать иначе. А если звучали ссылки на опыт «Родины», то ответ был один: на нее ведь сыплется манна небесная. И это мнение было очень расхожим по области.
Когда мы познакомились с М.Г. Лобытовым, он предложил просто побывать в хозяйстве, про все, что интересует, спросить сначала в мастерских, на фермах, а если что неясно, пожалуйста, к нему. Но так уж получилось, что редакторская работа затянула, поездка в «Родину» задержалась надолго. Первый секретарь райкома Колпаков посоветовал мне побыстрее изучить ситуацию во всех хозяйствах района. Решил начать с самого дальнего - совхоза «Нефедово». Материально-техническая база его оказалась сравнимой с той, какой располагал в Великоустюгском районе тогда только лучший совхоз «Красавино», а результаты в «Нефедове» - совсем другие. Поделился возникшими вопросами с Колпаковым. Он сказал, что таких контрастов еще много, главное зависит от людей. В этом пришлось убедиться на других хозяйствах района. Знакомство с «Родиной» было в числе последних. Все предвзятые мнения о ней рассеялись сами собой. А отношение Дрыгина к результатам работы прославленного хозяйства приоткрылось на общем собрании колхозников в переполненном зале ДК в Огаркове в конце января 1984 года.
В отчетном докладе Лобытова не было потока цифр, но были названы имена всех, кто отличился в труде. Чувствовалось, что сидящие в зале ждут этих оценок. И они звучали. Потом были выступления специалистов. Они говорили о результатах, вскользь - о том, чего хотят добиться в новом году, дескать, вдруг пообещаем, но не выполним. Дрыгин внимательно слушал всех, репликами никого не перебивал. И вот слово было предоставлено ему. Зал затих. Он начал с рассказа о том, каких результатов добились в лучшем колхозе Московской области. Чувствовалось, что он там побывал.
- По надоям на фуражную корову вы от них отстаете, а вот по урожайности зерновых обошли. Так надо догонять и по надоям. Чем вы хуже москвичей? Вон сколько у вас хороших работников. Я на вас надеюсь, - вот смысл его выступления перед всем собранием.
Дальше разговор был продолжен с участием всех членов правления колхоза уже в малом зале конторы за накрытым столом. Здесь первое слово взял Дрыгин.
- Если кому-то показалось, что на собрании я вас только ругал, то прошу извинения. Вы очень хорошо поработали. Спасибо. Молодцы! За ваше здоровье!
Позднее, когда беседа возобновилась уже в более непринужденной обстановке, Анатолий Семенович и здесь внимательно слушал всех, уезжать не торопился. Он очень уважал Михаила Григорьевича Лобытова. А тот был человеком исключительной простоты и скромности.
Анатолий Семенович, как и подавляющее большинство партийных лидеров той поры, близко мало общался с журналистами, но от этого его образ в наших глазах не тускнеет.
ГЛАВА VII
НАДЕЖДА И ОПОРА
Еще с войны Анатолий Семенович Дрыгин вынес убеждение, что не только силой приказа можно поднять бойцов в атаку. Нужны личный пример, горячее комиссарское и командирское слово. Поэтому идеологическому обеспечению уже мирной работы он отводил не последнюю роль.
В конце 1971 года вышло постановление ЦК КПСС «Об участии руководящих и инженерно-технических работников Череповецкого металлургического завода в идейно-политическом воспитании членов коллектива». Комиссарами мирных будней стали теперь руководители всех рангов, техническая и творческая интеллигенция.
* * *
Житейские перекрестки
Василий Другов.
Воевал вместе с А.С. Дрыгиным в одном полку. После войны - инструктор, завотделом Тарногского райкома КПСС, первый секретарь Вологодского райкома партии, начальник управления кадров Вологодского совнархоза, секретарь обкома партии. С 1969 по 1985 годы - заместитель и первый заместитель завотделом административных органов ЦК КПСС, курировал Минобороны, КГБ, МВД, суд, прокуратуру. С 1985 года - заместитель министра МВД СССР. Отмечен 40 наградами, в том числе орденом Октябрьской революции, Отечественной войны I и II степеней, тремя орденами Трудового Красного Знамени.
Об Анатолии Семеновиче Дрыгине я мог бы вспомнить многое. Все-таки проработали вместе свыше двадцати лет. Так уж получилось, что жизненные дороги наши постоянно перекрещивались. А познакомились мы на войне во время освобождения Южной Украины. Дрыгин в то время был командиром, а я - начальником инженерной службы полка.
В полку о нем легенды ходили: мужественный, отважный, сильный, он не раз поднимал солдат в атаку. Два боевых ордена Красного Знамени - такие награды надо было заслужить... Кстати, и со своей будущей женой он познакомился на войне, она была сержантом в той же гвардейской дивизии.
Подчиненные Дрыгина любили. Несмотря на свою повышенную требовательность к другим и себе самому, он никогда не обижал младших по званию. Задачи перед каждым командиром ставил конкретные и всегда старался помочь в их решении.
Даже после войны, на гражданке, он в душе оставался военным человеком. Помню, однажды поставил передо мной задачу:
- Через два года наша область должна занять второе место в Ленинградском военном округе по подготовке молодежи к службе в армии.
- Слушаюсь, товарищ подполковник, - отрапортовал я и взял под козырек.
- А раз слушаешься, то и делай, спрошу с тебя строго, - усмехнулся он.
Под его руководством были приняты все необходимые меры - на пост военкома назначен бывший начальник штаба вологодской дивизии, проведена большая кадровая и организационная работа. К решению задачи подключились не только партийные органы, но и комсомол, профсоюзы. Результаты не замедлили сказаться: через два года наша область заняла второе место в округе после северной столицы. А раньше мы в хвосте плелись...
Руководить областью отнюдь не легче, чем командовать полком. Но сумел Анатолий Семенович воспользоваться в мирной жизни тем, что накопил в военной: богатым опытом работы с людьми, решительностью и напористостью. К примеру, во время войны он после боев всегда отдыхал вместе с однополчанами, не деля их по званиям и рангам. И на гражданке ввел такую традицию - совместный отдых. Все праздники были «расписаны» за членами бюро обкома. Я отвечал за подготовку Дня Победы, командир вологодской дивизии генерал Крутских - за 23 февраля, председатель облисполкома Власенко - за праздник Октября... При Дрыгине стали активно отмечать и профессиональные праздники. Людей награждали в торжественной обстановке, вручали Почетные грамоты. Вологодская область пять раз становилась участницей ВДНХ. И пять раз Анатолий Семенович получал золотые медали за большие достижения области в животноводстве.
Но не только тружеников села привечал Анатолий Семенович - настоящие профессионалы в любой отрасли привлекали его внимание. Очень лояльно, по-отечески относился он к творческой интеллигенции. Честно скажу, одно время область по работе творческих союзов была не на высоте. И тогда вот что он придумал: устраивать рейды работников культуры по городам и весям. Раз в два года в Вологде «трубили большой сбор» - собирали вместе писателей и поэтов, родившихся на вологодской земле и проживающих на территории СССР. Арендовали катер «Михаил Светлов», брали с собой артистов и -вперед по Сухоне-реке от Вологды до Великого Устюга. Останавливались часто - посещали предприятия, колхозы, учебные заведения на всем пути. Конечно, со стороны руководства области это была большая поддержка писателям: они лучше узнавали жизнь из рассказов простых тружеников, черпали сюжеты будущих произведений. Об этом начинании вологжан даже появились статьи в центральной прессе.
Однажды вызвал меня к себе Дрыгин и говорит:
- Съезди в Архангельск, узнай, как там Ольге Фокиной живется. Хорошая она поэтесса, надо пригласить ее к нам.
Я съездил. Оказалось, что жилищные условия у Ольги Александровны неважные. Зашел к секретарю обкома Виноградову:
- Отдай, - говорю, - нам Фокину в Вологду, плохо вы к ней относитесь.
Он засмеялся и говорит:
- Если согласна, пусть переезжает.
Так и решился вопрос.
Дрыгин был настоящим хозяином области, все видел, во все вникал. Сидим как-то у него в кабинете, а он и говорит:
- Василий Иванович, ты за идеологию и образование отвечаешь, поэтому задам тебе задачу не из легких. Здание нашего пединститута, сам знаешь, совсем пообносилось, нужно новое строить. Вот тебе командировка в Москву: реши вопрос о выделении средств на строительство нового здания. Поезжай на пять, семь, десять дней, но без разрешительной бумаги Совмина не возвращайся.
Я взял с собой заместителя председателя облисполкома, заведующего облоно, а в Москве мы подключили к решению проблемы нашу землячку Лидию Лыкову. И что вы думаете, нам понадобилось восемь дней. Запомнилась последняя встреча в столице. Предсовмина Говоров оглядел всех собравшихся и говорит:
- Вот тут сидят вологжане, ужас какие упрямые. А упрямство по законам формальной логики - это второй ум. Что же, придется подписать им разрешение.
Привезли мы нужные документы в Вологду, а Дрыгин улыбается:
- Молодец, поздравляю. Но тут еще один вопрос появился. Надо открыть в Вологде политехнический институт. Подшипниковый завод мы построили, а для него ведь кадры нужны. Будем их сами ковать. Помещение для института и общежитие для преподавателей найдем.
Опять я в столицу отправился. Решал на этот раз проблему в ЦК партии. Там пошутили:
- Ну вы, вологжане, и нахалы.
Собрали группу ректоров и поставили задачу: необходимо помочь глубинке, не жалейте - отдавайте преподавателей... Так вот и появился политех на Вологодчине.
Приятно отметить, что добрая память о Дрыгине живет в сердцах вологжан. Я сам убедился в этом, когда в августе 2005 года побывал на 70-летии Тарногского района. Я ведь родился там, учился, три года после войны работал. Приятно было вновь увидеть родные лица. Собрались мы в доме у моего брата и стали вспоминать. Добрались и до первых секретарей обкома партии. И если до этого кипели жаркие споры, то тут присутствующие пришли к единому выводу:
- Лучше Дрыгина секретаря не было. Мы не только уважали его, но и обожали. Анатолий Семенович работал так, что аж пар от него шел, и нам жару поддавал. А вечером шел с нами ужинать, вместе песни и частушки пели, стихи читали. Словом, не чурался простых тружеников. Любили его за отзывчивость, умение общаться. На ходу мог решить важнейший вопрос...
Я был согласен со всем, что говорили о Дрыгине в тот вечер тарножане. Редкий руководитель обладает таким умением подбирать и растить кадры, не давать их в обиду. Что скрывать, бывало, и перегибал палку, но быстро отходил, извинялся, крепко пожмет руку и скажет:
- Извини, я ведь не просто так, а за дело.
У Анатолия Семеновича всегда было планов выше головы. Никогда не уходил он от решения острых вопросов. И когда ему дважды предлагали переехать в Москву, он отказывался:
- Здесь я больше пригожусь.
«Я пригласить хочу на танец Вас...»
Ольга Фокина.
Член Союза писателей России, автор более 20 сборников стихов. Лауреат Государственной премии РСФСР им. Горького, премий им. Твардовского, Яшина, Рубцова. Награждена орденами Трудового Красного Знамени, «Знак Почета», Дружбы народов, Почета. Неоднократно отмечалась премиями журнала «Наш современник». На ее стихи написано немало популярных песен, которые исполняют звезды российской эстрады.
На днях мне пришлось побывать в одном из помещений гостиницы «Золотой якорь». Оказалось, что от гостиницы осталось только название - все ее былые номера заняты разными организациями. Я поднималась на четвертый этаж по выщербленным ступеням когда-то шикарно оформленной лестницы, с грустью отмечая безжалостность проносящегося времени, не-щадящего даже мрамор...
Сорок с лишним лет назад я впервые ступила на вологодскую землю, и эти ступени проводили меня до приютившего на неделю четырехместного номера, а может, и шестиместного: большая роскошь мне была не по карману. Стоял октябрь, - из архангельской деревни братья провожали меня до пристани Абрамково на Северной Двине по уже нетающему снегу... И странно и печально мне было плыть до Котласа по черной воде среди белых берегов. Тепло верхней (багажной) полки переполненного пассажирами вагона мгновенно выветрилось на перроне вологодского вокзала, мимо которого в последние пять лет дважды в году я проезжала в Москву - на учебу в Литературный институт, и обратно - к маме на каникулы.
В Вологду меня пригласили посмотреть, и если понравится, остаться на жительство, члены создаваемой тогда Вологодской писательской организации И.Д. Полуянов и С.В. Викулов. Организация к тому времени (1963 год) была малочисленной (5-7 человек) и нуждалась в пополнении, а я, только что (в июне 1963 года) принятая в члены Союза с единственным сборником стихов выпускница Литинститута им. Горького, нуждалась в крыше над головой и месте работы, соответствующем диплому, где профессия обозначалась «литературный работник».
Викулов, ответственный секретарь Вологодской писательской организации, на момент моего появления в Вологде отсутствовал. Я разыскала Полуянова, вместе с которым мы оказались в гостях у критика В.В. Гуры, профессора Вологодского педагогического института, и втроем, дабы не терять времени зря, отправились в обком партии к секретарю по идеологии А.А. Сталю. Он принял нас, но вместо ответа на вопрос по моему жизнеустройству почему-то стал выговаривать Полуянову свое неудовольствие за какую-то его недавнюю статью, опубликованную в газете «Красный Север». Лишь в конце нашего недолгого присутствия он бросил в мой адрес: «Ищите себе угол, ищите работу, а годика через три посмотрим, чего вы стоите».
Под резкими порывами леденящего ветра, пересыпанного стреляющими острыми льдинками снежной крупы, я вернулась в «Золотой якорь», пронизываемый тем же вездесущим ветром сквозь щели в незакупоренных окнах, всерьез подумывая, не сняться ли мне с этого якоря и не вернуться ли домой, пока ходят пароходы по Северной Двине...
Однако через день-другой вернулся в Вологду Викулов и повел меня знакомой уже дорогой в обком, но не к Сталю. Оставив меня в приемной первого секретаря обкома А.С. Дрыгина, сам решительно вошел в его кабинет. Минут через 5-10 мы уже были у завсектором печати В.Т. Невзорова, направившего меня на работу в редакцию газеты «Вологодский комсомолец» в качестве литсотрудника. И разрешение на получение ордера на жилье уже лежало у меня в кармане! В тот вечер я открыла своим ключом дверь комнаты № 18 в двухэтажном флигелечке по адресу улица Октябрьская, 19 (общежитие совпартшколы), при котором была дешевая столовая, замечательный душ, интересные соседи - В.И. Белов, В.И. Аринин... Туда заглядывал в гости к нам Н.М. Рубцов, наезжая в Вологду из столицы, где учился.
Викулов не жалел сил для организации писательского дела на родине. Кажется, году в 64-м в Вологду съехались со всех концов России писатели-земляки. Были организованы поездки в города Вологодчины, выступления в библиотеках, домах культуры, рабочих аудиториях. На этих встречах я впервые увидела Константина Коничева, Дмитрия Голубкова, был и знакомый уже по Москве Юрий Арбат... Я тоже принимала участие во встречах с читателями, меня, как и Рубцова, тоже пригласили на заключительный, прощальный ужин в столовой облисполкома на улице Ленина.
Столы стояли буквой «П», мы, «мелкая шушера», присели к столу в самом конце одной из опор этой «П». За центральным столом заметно возвышалась над остальными красивая голова Дрыгина (я его лицезрела впервые), а около - московские и ленинградские гости, работники обкома, вся власть.
Ужин проходил довольно торжественно, хозяева и гости произносили тосты, читали стихи. Мы, периферия (Борис Чулков, Николай Рубцов, я в их числе), заявлять о себе не помышляли, вполне удовлетворяясь добрососедством пишущей братии. Неожиданно Викулов покинул свое центральное местоположение и, подойдя ко мне, тихонько попросил прочесть «то стихотворение, которое запрещали читать в Москве». Слово мне тут же было предоставлено, и я без предисловий наизусть прочла свое, еще нигде не напечатанное стихотворение:
«Поддалась всеобщим уговорам
И уж не в мечтах, а наяву
Мать моя на поезде, на скором,
Первый раз приехала в Москву...»
и т.д. - о впечатлении пожилой колхозницы, о тогдашней Москве (в моей, конечно, интерпретации). Публика аплодировала... Но через минуту поднявшийся со стула во весь свой рост Анатолий Семёнович, сурово и неподвижно глядя в невидимую перед собой точку, обрушил на наши головы свое, мягко говоря, несогласие с моей «констатацией фактов» о том, что «в колхозе некому косить», что «робят - однорукий да горбатый», что «зарастают елкой новины»...
Он заботился о репутации не столь давно вверенной ему Вологодчины и о репутации себя как руководителя, - он был явно честолюбив, и у него «в колхозах - все хорошо!»
Застолье примолкло в некоторой растерянности. Был объявлен «антракт», и сидящего на своем месте Дрыгина сразу плотно обступили писатели, что-то горячо ему объясняя и доказывая.
Потом зазвучала музыка, и вместе с народом, рассеявшимся вдоль стенок обширного зала, я с замиранием сердца наблюдала неотвратимое приближение к моей персоне величественной фигуры Анатолия Семеновича. Приблизившись, он чуть склонил голову, приглашая меня на тур вальса. Ни одна новая пара не присоединилась к нашему дуэту. Вальсировал он, несмотря на монументальность фигуры, великолепно, удивительно легко и грациозно, однако не проронил ни слова, тем самым утвердив меня в мысли, что мнение увещевавших его писателей уважает, но свое оставляет при себе и в силе. Я тоже не чувствовала себя виноватой, ибо писала правду о родной архангельской деревне и вовсе не замахивалась на приобщение к ней земель вологодских, о положении дел в которых еще ничего, по существу, не знала.
Закончился вальс, закончился и «антракт», все снова заняли места за столами, тосты и речи продолжились, к неприятному инциденту больше никто не возвращался.
Гости разъехались, я осталась в Вологде. Как и было обещано, через полгода мне была выделена однокомнатная квартира, потом, по мере увеличения семьи, последовали двухкомнатная и трёхкомнатная, - без всяких на то просьб и усилий с моей стороны: начальство явно заботилось о моей персоне, не ставя никаких условий, не предъявляя никаких претензий. Меня поняли. Мне - поверили.
В прессе врать нехорошо
Эдуард Леонидов.
Комсомольский и партийный работник, журналист. Длительное время работал в Вологодском обкоме КПСС, курировал средства массовой информации. Член Союза журналистов России, член общественной редакции тематического выпуска «Голос ветерана» газеты «Красный Север».
Более восьми лет я работал ответственным секретарем журнала «Политическая агитация», который издавал отдел пропаганды и агитации обкома КПСС. Существовала традиция: к годовщине Октября, Первомаю, Новому году открывать номер статьей кого-нибудь из руководителей области. Однажды дал согласие выступить в журнале и А.С. Дрыгин.
Номер уже был готов к печати, а верстка заглавного материала автором еще была не прочитана: Анатолий Семенович приболел. Истекал срок выпуска, нервничали и редактор, и я, и работники типографии. И вот буквально за день до выпуска журнала утром звонит мой телефон.
- Здравствуй, это Дрыгин. Статья при тебе?
- Здравствуйте, Анатолий Семенович. Да, при мне.
- Ну тогда сегодня после обеда заходи ко мне.
Мои соседи по кабинету хохочут:
- Хватит, Эдуард, разыгрывать, ишь чего придумал: сам Дрыгин ему звонит, будто делать нечего.
Но поняв, видно, по моему лицу, что это не шутка, умолкли. Часа в три звонит секретарь Дрыгина, сообщает, что Анатолий Семенович меня приглашает. Взяв два экземпляра верстки, поднимаюсь в приемную. Технический секретарь открывает дверь в кабинет:
- Анатолий Семенович, Леонидов - по вашему вызову.
- Ни с кем меня не соединяйте, никого не впускайте. Буду работать с прессой.
Пожал мне руку, сел за стол, предложил мне сесть рядом. Включил настольную лампу с зеленым абажуром. Подал ему верстку, второй экземпляр положил перед собой. Анатолий Семенович взял тонко отточенный карандаш: