А.П.ЧЕХОВ
ОТ НЕЧЕГО ДЕЛАТЬ

     Николай Андреевич Капитонов,  нотариус,  пообедал,
выкурил сигару и отправился к себе в спальную отдыхать.
Он  лег,  укрылся от комаров кисеей и закрыл глаза,  но
уснуть не сумел.  Лук,  съеденный им вместе с окрошкой,
поднял  в  нем такую изжогу,  что о сне и думать нельзя
было.                                                  
     - Нет, не уснуть мне сегодня, - решил он, раз пять
перевернувшись с боку на бок. - Стану газеты читать.   
     Николай Андреич встал с постели,  набросил на себя
халат и в одних чулках,  без туфель, пошел к себе в ка-
бинет за газетами.  Он и не предчувствовал, что в каби-
нете ожидало его зрелище, которое было гораздо интерес-
нее изжоги и газет!                                    
     Когда он переступил порог кабинета, перед его гла-
зами открылась картина:  на бархатной кушетке,  спустив
ноги на скамеечку, полулежала его жена, Анна Семеновна,
дама тридцати трех лет;  поза ее,  небрежная и  томная,
походила на ту позу, в какой обыкновенно рисуется Клео-
патра египетская,  отравляющая себя змеями.  У ее изго-
ловья на одном колене стоял репетитор Капитоновых, сту-
дент-техник 1-го курса,  Ваня Щупальцев, розовый, безу-
сый  мальчик  лет  девятнадцати - двадцати.  Смысл этой
"живой" картины нетрудно было понять:  перед самым вхо-
дом  нотариуса  уста барыни и юноши слились в продолжи-
тельный, томительно-жгучий поцелуй.                    
     Николай Андреевич остановился как вкопанный,  при-
таил дыхание и стал ждать,  что дальше будет, но не вы-
терпел и кашлянул. Техник оглянулся на кашель и, увидев
нотариуса,  отупел  на  мгновение,  потом  же вспыхнул,
вскочил и выбежал из кабинета.  Анна  Семеновна  смути-
лась.                                                  
     - Пре-екрасно! Мило! - начал муж, кланяясь и расс-
тавляя руки. - Поздравляю! Мило и великодушно!         
     - С вашей стороны  тоже  мило...  подслушивать!  -
пробормотала Анна Семеновна, стараясь оправиться.      
     - Merci! Чудно! - продолжал нотариус, широко ухмы-
ляясь.  - Так все это, мамочка, хорошо, что я готов сто
рублей дать, чтобы еще раз поглядеть.                  
     - Вовсе  ничего  не  было...  Это  вам так показа-
лось... Глупо даже...                                  
     - Ну да, а целовался кто?                         
     - Целовались - да,  а больше...  не понимаю  даже,
откуда ты выдумал.                                     
     Николай Андреич  насмешливо  поглядел на смущенное
лицо жены и покачал головой.                           
     - Свеженьких огурчиков на старости лет захотелось!
- заговорил он певучим голосом. - Надоела белужина, так
вот к сардинкам потянуло.  Ах ты, бесстыдница! Впрочем,
что  ж?  Бальзаковский  возраст!  Ничего не поделаешь с
этим возрастом! Понимаю! Понимаю и сочувствую!         
     Николай Андреевич сел у окна и забарабанил пальца-
ми по подоконнику.                                     
     - И впредь продолжайте... - зевнул он.            
     - Глупо! - сказала Анна Семеновна.                
     - Черт  знает,  какая жара!  Велела бы ты лимонаду
купить, что ли. Так-то, сударыня. Понимаю и сочувствую.
Все эти поцелуи, ахи да вздохи - фуй, изжога! - все это
хорошо и великолепно,  только не следовало бы, матушка,
мальчика  смущать.  Да-с.  Мальчик  добрый,  хороший...
светлая голова и достоин лучшей участи. Пощадить бы его
следовало.                                             
     - Вы  ничего  не понимаете.  Мальчик в меня по уши
влюбился,  и я сделал ему приятное... позволила поцело-
вать себя.                                             
     - Влюбился...  -  передразнил  Николай Андреич.  -
Прежде чем он в тебя влюбился, ты ему небось сто запад-
ней и мышеловок поставила.                             
     Нотариус зевнул и потянулся.                      
     - Удивительное дело! - проворчал он, глядя в окно.
- Поцелуй я так же безгрешно,  как ты сейчас,  девушку,
на  меня черт знает что посыплется:  злодей!  соблазни-
тель! развратитель! А вам, бальзаковским барыням, все с
рук сходит.  Не надо в другой раз лук в окрошку класть,
а то околеешь от этой изжоги...  Фуй! Погляди-ка скорей
на твоего обже! Бежит по аллее бедный финик, словно ош-
паренный,  без оглядки.  Чай,  воображает,  что я с ним
из-за такого сокровища,  как ты, стреляться буду. Шкод-
лив,  как кошка,  труслив,  как заяц. Постой же, финик,
задам я тебе фернапиксу!  Ты у меня еще не этак забега-
ешь!                                                   
     - Нет, пожалуйста, ты ему ничего не говори! - ска-
зала Анна Семеновна.  - Не бранись с ним,  он нисколько
не виноват.                                            
     - Я браниться не буду, а так только... шутки ради.
     Нотариус зевнул,  забрал газеты и,  подобрав  полы
халата,  побрел к себе в спальню. Повалявшись часа пол-
тора и прочитавши газеты, Николай Андреич оделся и отп-
равился  гулять.  Он  ходил  по саду и весело помахивал
своей тросточкой, но, увидав издалека техника Щупальце-
ва,  он  скрестил на груди руки,  нахмурился и зашагал,
как провинциальный трагик,  готовящийся к встрече с со-
перником. Щупальцев сидел на скамье под ясенью и, блед-
ный,  трепещущий,  готовился к тяжелому объяснению.  Он
храбрился, делал серьезное лицо, но его, как говорится,
крючило. Увидав нотариуса, он еще больше побледнел, тя-
жело перевел дух и смиренно поджал под себя ноги. Нико-
лай Андреич подошел к нему боком,  постоял молча и,  не
глядя на него, начал:                                  
     - Конечно,  милостивый государь,  вы понимаете,  о
чем я хочу говорить с вами.  После того,  что я  видел,
наши  хорошие  отношения  продолжаться не могут.  Да-с!
Волнение мешает мне говорить,  но... вы и без моих слов
поймете,  что я и вы жить под одной крышей не можем.  Я
или вы!                                                
     - Я вас понимаю,  - пробормотал техник, тяжело ды-
ша.                                                    
     - Эта дача принадлежит жене,  а потому здесь оста-
нетесь вы,  а я...  я уеду.  Я пришел сюда не  упрекать
вас,  нет! Упреками и слезами не вернешь того, что без-
возвратно потеряно.  Я пришел затем, чтобы спросить вас
о ваших намерениях... (Пауза.) Конечно, не мое дело ме-
шаться в ваши дела,  но, согласитесь, в желании знать о
дальнейшей судьбе горячо любимой женщины нет ничего та-
кого... этакого, что могло бы показаться вам вмешатель-
ством. Вы намерены жить с моей женой?                  
     - То  есть как-с?  - сконфузился техник,  подгибая
еще больше под скамью ноги.  - Я...  я не знаю. Все это
как-то странно.                                        
     - Я вижу, вы уклоняетесь от прямого ответа, - про-
ворчал угрюмо нотариус.  - Так я вам прямо говорю:  или
вы  берете  соблазненную  вами женщину и доставляете ей
средства к существованию,  или же мы стреляемся. Любовь
налагает известные обязательства,  милостивый государь,
и вы,  как честный человек,  должны понимать это! Через
неделю я уезжаю, и Анна с семьей поступает под вашу фе-
рулу. На детей я буду выдавать определенную сумму.     
     - Если Анне Семеновне угодно,  - забормотал юноша,
- то я...  я, как честный человек, возьму на себя... но
я ведь беден! Хотя...                                  
     - Вы благородный человек!  -  прохрипел  нотариус,
потрясая руку техника.  - Благодарю!  Во всяком случае,
даю вам неделю на размышление. Вы подумайте!           
     Нотариус сел рядом с техником и закрыл руками  ли-
цо.                                                    
     - Но что вы сделали со мной!  - простонал он. - Вы
разбили мне жизнь...  отняли у меня женщину,  которую я
любил больше жизни. Нет, я не перенесу этого удара!    
     Юноша с  тоской  поглядел  на  него и почесал себе
лоб. Ему было жутко.                                   
     - Сами вы виноваты,  Николай Андреич!  -  вздохнул
он.  - Снявши голову,  по волосам не плачут. Вспомните,
что вы женились на Анне только из-за денег... потом всю
жизнь вы не понимали ее, тиранили... относились небреж-
но к самым чистым, благородным порывам ее сердце.      
     - Это она вам сказала?  - спросил Николай Андреич,
вдруг отнимая от лица руки.                            
     - Да, она. Мне известна вся ее жизнь, и... и верь-
те, я полюбил в ней не столько женщину, сколько страда-
лицу.                                                  
     - Вы  благородный человек...  - вздохнул нотариус,
поднимаясь. - Прощайте и будьте счастливы. Надеюсь, что
все, что тут было сказано, останется между нами.       
     Николай Андреич еще раз вздохнул и зашагал к дому.
     На полдороге встретилась ему Анна Семеновна.      
     - Что,  финика своего ищешь?  - спросил он. - Сту-
пай-ка погляди, в какой пот я его вогнал!.. А ты уж ус-
пела ему поисповедаться! И что у вас, бальзаковских, за
манера,  ей-богу! Красотой и свежестью брать не можете,
так с исповедью подъезжаете, с жалкими словами! Наврала
с три короба! И на деньгах-то я женился, и не понимал я
тебя, и тиранил, и черт, и дьявол...                   
     - Ничего я ему не говорила! - вспыхнула Анна Семе-
новна.                                                 
     - Ну,  ну... я ведь понимаю, вхожу в положение. Не
бойся, не выговор делаю. Мальчика только жалко. Хороший
такой, честный, искренний.                             
     Когда наступил вечер и всю землю заволокло  потем-
ками, нотариус еще раз вышел на прогулку. Вечер был ве-
ликолепный.  Деревья спали, и казалось, никакая буря не
могла разбудить их от молодого,  весеннего сна. С неба,
борясь с дремотой,  глядели звезды. Где-то за садом ле-
ниво  квакали лягушки и пискала сова.  Слышались корот-
кие, отрывистые свистки далекого соловья.              
     Николай Андреич,  проходивший в потемках под широ-
кой липой, неожиданно наткнулся на Щупальцева.         
     - Что вы тут стоите? - спросил он.                
     - Николай  Андреич!  - начал Щупальцев дрожащим от
волнения голосом.  - Я согласен на  все  ваши  условия,
но... все это как-то странно. - Вдруг вы ни с того ни с
сего несчастны...  страдаете и говорите, что ваша жизнь
разбита...                                             
     - Да, так что же?                                 
     - Если вы оскорблены,  то... то, хоть я и не приз-
наю дуэли,  я могу удовлетворить вас.  Если дуэль  хоть
немного облегчит вас, то, извольте, я готов... хоть сто
дуэлей...                                              
     Нотариус засмеялся и взял техника за талию.       
     - Ну,  ну...  будет!  Я ведь пошутил,  голубчик! -
сказал он. - Все это пустяки и вздор. Та дрянная и нич-
тожная женщина не стоит того,  чтобы вы  тратили  из-за
нее хорошие слова и волновались.  Довольно, юноша! Пой-
демте гулять.                                          
     - Я... я вас не понимаю...                        
     - И понимать нечего. Дрянная, скверная бабенка - и
больше ничего!..  У вас вкуса нет, голубчик. Что вы ос-
тановились? Удивляетесь, что я такие слова про жену го-
ворю?  Конечно, мне не следовало бы говорить вам этого,
но так как вы тут некоторым образом лицо заинтересован-
ное, то с вами нечего скрытничать. Говорю вам откровен-
но:  наплюйте!  Игра не стоит свеч. Все она вам налгала
и,  как "страдалица",  гроша медного не стоит.  Бальза-
ковская барыня и психопатка.  Глупа и много врет. Чест-
ное слово, голубчик! Я не шучу...                      
     - Но ведь она вам жена! - удивился техник.        
     - Мало ли чего! Был таким же, как вот вы, и женил-
ся,  а теперь рад бы разжениться, да - тпррр... Наплюй-
те,  милый!  Любви-то  ведь никакой,  а одна только ша-
лость,  скука. Хотите шалить, так вон Настя идет... Эй,
Настя, куда идешь?                                     
     - За квасом, барин! - послышался женский голос.   
     - Это я понимаю, - продолжал нотариус, - а все эти
психопатки,  страдалицы...  ну их! Настя дура, но в ней
хоть претензий нет... Дальше пойдем?                   
     Нотариус и техник вышли из сада, оглянулись и, оба
разом вздохнувши, пошли по полю.                       

К титульной странице