А.П.ЧЕХОВ
КАШТАНКА
1. Дурное поведение
Молодая рыжая собака - помесь такса с дворняжкой -
очень похожая мордой на лисицу, бегала взад и вперед по
тротуару и беспокойно оглядывалась по сторонам. Изредка
она останавливалась и, плача, приподнимая то одну озяб-
шую лапу, то другую, старалась дать себе отчет: как это
могло случиться, что она заблудилась?
Она отлично помнила, как она провела день и как в
конце концов попала на этот незнакомый тротуар.
День начался с того, что ее хозяин, столяр Лука
Александрыч, надел шапку, взял под мышку какую-то дере-
вянную штуку, завернутую в красный платок, и крикнул:
- Каштанка, пойдем!
Услыхав свое имя, помесь такса с дворняжкой вышла
из-под верстака, где она спала на стружках, сладко по-
тянулась и побежала за хозяином. Заказчики Луки Алек-
сандрыча жили ужасно далеко, так что, прежде чем дойти
до каждого из них, столяр должен был по нескольку раз
заходить в трактир и подкрепляться. Каштанка помнила,
что по дороге она вела себя крайне неприлично. От ра-
дости, что ее взяли гулять, она прыгала, бросалась с
лаем на вагоны конножелезки, забегала во дворы и гоня-
лась за собаками. Столяр то и дело терял ее из виду,
останавливался и сердито кричал на нее. Раз даже он с
выражением алчности на лице забрал в кулак ее лисье
ухо, потрепал и проговорил с расстановкой:
- Чтоб... ты... из... дох... ла, холера!
Побывав у заказчиков, Лука Александрыч зашел на
минутку к сестре, у которой пил и закусывал; от сестры
пошел он к знакомому переплетчику, от переплетчика в
трактир, из трактира к куму и т.д. Одним словом, когда
Каштанка попала на незнакомый тротуар, то уже вечерело
и столяр был пьян, как сапожник. Он размахивал руками
и, глубоко вздыхая, бормотал:
- Во гресех роди мя мати во утробе моей! Ох, гре-
хи, грехи! Теперь вот мы по улице идем и на фонарики
глядим, а как помрем - в гиене огненной гореть будем...
Или же он впадал в добродушный тон, подзывал к се-
бе Каштанку и говорил ей:
- Ты, Каштанка, насекомое существо и больше ниче-
го. Супротив человека ты все равно, что плотник супро-
тив столяра...
Когда он разговаривал с нею таким образом, вдруг
загремела музыка. Каштанка оглянулась и увидела, что по
улице прямо на нее шел полк солдат. Не вынося музыки,
которая расстраивала ей нервы, она заметалась и завыла.
К великому ее удивлению, столяр, вместо того чтобы ис-
пугаться, завизжать и залаять, широко улыбнулся, вытя-
нулся во фрунт и всей пятерней сделал под козырек. Ви-
дя, что хозяин не протестует, Каштанка еще громче завы-
ла и, не помня себя, бросилась через дорогу на другой
тротуар.
Когда она опомнилась, музыка уже не играла и полка
не было. Она перебежала дорогу к тому месту, где оста-
вила хозяина, но, увы! столяра уже там не было. Она
бросилась вперед, потом назад, еще раз перебежала доро-
гу, но столяр точно сквозь землю провалился... Каштанка
стала обнюхивать тротуар, надеясь найти хозяина по за-
паху его следов, но раньше какой-то негодяй прошел в
новых резиновых калошах, и теперь все тонкие запахи ме-
шались с острою каучуковою вонью, так что ничего нельзя
было разобрать.
Каштанка бегала взад и вперед и не находила хозяи-
на, а между тем становилось темно. По обе стороны улицы
зажглись фонари, и в окнах домов показались огни. Шел
крупный пушистый снег и красил в белое мостовую, лоша-
диные спины, шапки извозчиков, и чем больше темнел воз-
дух, тем белее становились предметы. Мимо Каштанки,
заслоняя ей поле зрения и толкая ее ногами, безостано-
вочно взад и вперед проходили незнакомые заказчики.
(Все человечество Каштанка делила на две очень неравные
части: на хозяев и на заказчиков; между теми и другими
была существенная разница: первые имели право бить ее,
а вторых она сама имела право хватать за икры.) Заказ-
чики куда-то спешили и не обращали на нее никакого вни-
мания.
Когда стало совсем темно, Каштанкою овладели отча-
яние и ужас. Она прижалась к какому-то подъезду и стала
горько плакать. Целодневное путешествие с Лукой Алек-
сандрычем утомило ее, уши и лапы ее озябли, и к тому же
еще она была ужасно голодна. За весь день ей приходи-
лось жевать только два раза: покушала у переплетчика
немножко клейстеру да в одном из трактиров около при-
лавка нашла колбасную кожицу - вот и все. Если бы она
была человеком, то, наверное, подумала бы:
"Нет, так жить невозможно! Нужно застрелиться!"
2. Таинственный незнакомец
Но она ни о чем не думала и только плакала. Когда
мягкий пушистый снег совсем облепил ее спину и голову и
она от изнеможения погрузилась в тяжелую дремоту, вдруг
подъездная дверь щелкнула, запищала и ударила ее по бо-
ку. Она вскочила. Из отворенной двери вышел какой-то
человек, принадлежащий к разряду заказчиков. Так как
Каштанка взвизгнула и попала ему под ноги, то он не мог
не обратить на нее внимания. Он нагнулся к ней и спро-
сил:
- Псина, ты откуда? Я тебя ушиб? О бедная, бед-
ная... Ну, не сердись, не сердись... Виноват.
Каштанка поглядела на незнакомца сквозь снежинки,
нависшие на ресницы, и увидела перед собой коротенького
и толстенького человечка с бритым пухлым лицом, в ци-
линдре и в шубе нараспашку.
- Что же ты скулишь? - продолжал он, сбивая паль-
цем с ее спины снег. - Где твой хозяин? Должно быть, ты
потерялась? Ах, бедный песик! Что же мы теперь будем
делать?
Уловив в голосе незнакомца теплую, душевную нотку,
Каштанка лизнула ему руку и заскулила еще жалостнее.
- А ты хорошая, смешная! - сказал незнакомец. -
Совсем лисица! Ну, что ж, делать нечего, пойдем со
мной! Может быть, ты и сгодишься на что-нибудь... Ну,
фюйть!
Он чмокнул губами и сделал Каштанке знак рукой,
который мог означать только одно: "Пойдем!" Каштанка
пошла.
Не больше как через полчаса она уже сидела на полу
в большой светлой комнате и, склонив голову набок, с
умилением и с любопытством глядела на незнакомца, кото-
рый сидел за столом и обедал. Он ел и бросал ей кусоч-
ки... Сначала он дал ей хлеба и зеленую корочку сыра,
потом кусочек мяса, полпирожка, куриных костей, и она с
голодухи все это съела так быстро, что не успела разоб-
рать вкуса. И чем больше она ела, тем сильнее чувство-
вался голод.
- Однако плохо же кормят тебя твои хозяева! - го-
ворил незнакомец, глядя, с какою свирепою жадностью она
глотала неразжеванные куски. - И какая ты тощая! Кожа
да кости...
Каштанка съела много, но не наелась, а только опь-
янела от еды. После обеда она разлеглась среди комнаты,
протянула ноги и, чувствуя во всем теле приятную исто-
му, завиляла хвостом. Пока ее новый хозяин, развалив-
шись в кресле, курил сигару, она виляла хвостом и реша-
ла вопрос: где лучше - у незнакомца или у столяра? У
незнакомца обстановка бедная и некрасивая; кроме кре-
сел, дивана, лампы и ковров, у него нет ничего, и ком-
ната кажется пустою; у столяра же вся квартира битком
набита вещами; у него есть стол, верстак, куча стружек,
рубанки, стамески, пилы, клетка с чижиком, лохань... У
незнакомца не пахнет ничем, у столяра же в квартире
всегда стоит туман и великолепно пахнет клеем, лаком и
стружками. Зато у незнакомца есть одно очень важное
преимущество - он дает много есть, и, надо отдать ему
полную справедливость, когда Каштанка сидела перед сто-
лом и умильно глядела на него, он ни разу не ударил ее,
не затопал ногами и ни разу не крикнул: "По-ошла вон,
треклятая!"
Выкурив сигару, новый хозяин вышел и через минуту
вернулся, держа в руках маленький матрасик.
- Эй ты, пес, поди сюда! - сказал он, кладя матра-
сик в углу около дивана. - Ложись здесь. Спи!
Затем он потушил лампу и вышел. Каштанка разлег-
лась на матрасике и закрыла глаза; с улицы послышался
лай, и она хотела ответить на него, но вдруг неожиданно
ею овладела грусть. Она вспомнила Луку Александрыча,
его сына Федюшку, уютное местечко под верстаком...
Вспомнила она, что в длинные зимние вечера, когда сто-
ляр строгал или читал вслух газету, Федюшка обыкновенно
играл с нею... Он вытаскивал ее за задние лапы из-под
верстака и выделывал с нею такие фокусы, что у нее зе-
ленело в глазах и болело во всех суставах. Он заставлял
ее ходить на задних лапах, изображал из нее колокол, то
есть сильно дергал ее за хвост, отчего она визжала и
лаяла, давал ей нюхать табаку... Особенно мучителен был
следующий фокус: Федюшка привязывал на ниточку кусочек
мяса и давал его Каштанке, потом же, когда она прогла-
тывала, он с громким смехом вытаскивал его обратно из
ее желудка. И чем ярче были воспоминания, тем громче и
тоскливее скулила Каштанка.
Но скоро утомление и теплота взяли верх над
грустью... Она стала засыпать. В ее воображении забега-
ли собаки; пробежал, между прочим, и мохнатый старый
пудель, которого она видела сегодня на улице, с бельмом
на глазах и с клочьями шерсти около носа. Федюшка, с
долотом в руке, погнался за пуделем, потом вдруг сам
покрылся мохнатой шерстью, весело залаял и очутился
около Каштанки. Каштанка и он добродушно понюхали друг
другу носы и побежали на улицу...
3. Новое, очень приятное знакомство
Когда Каштанка проснулась, было уже светло и с
улицы доносился шум, какой бывает только днем. В комна-
те не было ни души. Каштанка потянулась, зевнула и,
сердитая, угрюмая, прошлась по комнате. Она обнюхала
углы и мебель, заглянула в переднюю и не нашла ничего
интересного. Кроме двери, которая вела в переднюю, была
еще одна дверь. Подумав, Каштанка поцарапала ее обеими
лапами, отворила и вошла в следующую комнату. Тут на
кровати, укрывшись байковым одеялом, спал заказчик, в
котором она узнала вчерашнего незнакомца.
- Рррр... - заворчала она, но, вспомнив про вче-
рашний обед, завиляла хвостом и стала нюхать.
Она понюхала одежду и сапоги незнакомца и нашла,
что они очень пахнут лошадью. Из спальни вела куда-то
еще одна дверь, тоже затворенная. Каштанка поцарапала
эту дверь, налегла на нее грудью, отворила и тотчас же
почувствовала странный, очень подозрительный запах.
Предчувствуя неприятную встречу, ворча и оглядываясь,
Каштанка вошла в маленькую комнатку с грязными обоями и
в страхе попятилась назад. Она увидела нечто неожидан-
ное и страшное. Пригнув к земле шею и голову, растопы-
рив крылья и шипя, прямо на нее шел серый гусь. Нес-
колько в стороне от него, на матрасике, лежал белый
кот; увидев Каштанку, он вскочил, выгнул спину в дугу,
задрал хвост, взъерошил шерсть и тоже зашипел. Собака
испугалась не на шутку, но, не желая выдавать своего
страха, громко залаяла и бросилась к коту... Кот еще
сильнее выгнул спину, зашипел и ударил Каштанку лапой
по голове. Каштанка отскочила, присела на все четыре
лапы и, протягивая к коту морду, залилась громким,
визгливым лаем; в это время гусь подошел сзади и больно
долбанул ее клювом в спину. Каштанка вскочила и броси-
лась на гуся...
- Это что такое? - послышался громкий сердитый го-
лос, и в комнату вошел незнакомец в халате и с сигарой
в зубах. - Что это значит? На место!
Он подошел к коту, щелкнул его по выгнутой спине и
сказал:
- Федор Тимофеич, это что значит? Драку подняли?
Ах ты, старая каналья! Ложись!
И, обратившись к гусю, он крикнул:
- Иван Иваныч, на место!
Кот покорно лег на свой матрасик и закрыл глаза.
Судя по выражению его морды и усов, он сам был недово-
лен, что погорячился и вступил в драку. Каштанка оби-
женно заскулила, а гусь вытянул шею и заговорил о
чем-то быстро, горячо и отчетливо, но крайне непонятно.
- Ладно, ладно! - сказал хозяин, зевая. - Надо
жить мирно и дружно. - Он погладил Каштанку и продол-
жал: - А ты, рыжик, не бойся... Это хорошая публика, не
обидит. Постой, как же мы тебя звать будем? Без имени
нельзя, брат.
Незнакомец подумал и сказал:
- Вот что... Ты будешь - Тетка... Понимаешь? Тет-
ка!
И, повторив несколько раз слово "Тетка", он вышел.
Каштанка села и стала наблюдать. Кот неподвижно сидел
на матрасике и делал вид, что спит. Гусь, вытягивая шею
и топчась на одном месте, продолжал говорить о чем-то
быстро и горячо. По-видимому, это был очень умный гусь;
после каждой длинной тирады он всякий раз удивленно пя-
тился назад и делал вид, что восхищался своею речью...
Послушав его и ответив ему: "рррр...", Каштанка приня-
лась обнюхивать углы. В одном из углов стояло маленькое
корытце, в котором она увидела моченый горох и размок-
шие ржаные корки. Она попробовала горох - невкусно,
попробовала корки - и стала есть. Гусь нисколько не
обиделся, что незнакомая собака поедает его корм, а
напротив, заговорил еще горячее и, чтобы показать свое
доверие, сам подошел к корытцу и съел несколько гороши-
нок.
4. Чудеса в решете
Немного погодя опять вошел незнакомец и принес с
собой какую-то странную вещь, похожую на ворота и на
букву П. На перекладине этого деревянного, грубо сколо-
ченного П висел колокол и был привязан пистолет; от
языка колокола и от курка пистолета тянулись веревочки.
Незнакомец поставил П посреди комнаты, долго что-то
развязал и завязывал, потом посмотрел на гуся и сказал:
- Иван Иваныч, пожалуйте!
Гусь подошел к нему и остановился в ожидательной
позе.
- Ну-с, - сказал незнакомец, - начнем с самого на-
чала. Прежде всего поклонись и сделай реверанс! Живо!
Иван Иваныч вытянул шею, закивал во все стороны и
шаркнул лапкой.
- Так, молодец... Теперь умри!
Гусь лег на спину и задрал вверх лапы. Проделав
еще несколько подобных неважных фокусов, незнакомец
вдруг схватил себя за голову, изобразил на своем лице
ужас и закричал:
- Караул! Пожар! Горим!
Иван Иваныч подбежал к П, взял в клюв веревку и
зазвонил в колокол.
Незнакомец остался очень доволен. Он погладил гуся
по шее и сказал:
- Молодец, Иван Иваныч! Теперь представь, что ты
ювелир и торгуешь золотом и брильянтами. Представь те-
перь, что ты приходишь к себе в магазин и застаешь в
нем воров. Как бы та поступил в данном случае?
Гусь взял в клюв другую веревочку и потянул, отче-
го тотчас же раздался оглушительный выстрел. Каштанке
очень понравился звон, а от выстрела она пришла в такой
восторг, что забегала вокруг П и залаяла.
- Тетка, на место! - крикнул ей незнакомец. - Мол-
чать!
Работа Ивана Иваныча не кончилась стрельбой. Целый
час потом незнакомец гонял его вокруг себя на корде и
хлопал бичом, причем гусь должен был прыгать через
барьер и сквозь обруч, становиться на дыбы, то есть са-
диться на хвост и махать лапками. Каштанка не отрывала
глаз от Ивана Иваныча, завывала от восторга и несколько
раз принималась бегать за ним со звонким лаем. Утомив
гуся и себя, незнакомец вытер со лба пот и крикнул:
- Марья, позови-ка сюда Хавронью Ивановну!
Через минуту послышалось хрюканье... Каштанка за-
ворчала, приняла очень храбрый вид и на всякий случай
подошла поближе к незнакомцу. Отворилась дверь, в ком-
нату поглядела какая-то старуха и, сказав что-то, впус-
тила черную, очень некрасивую свинью. Не обращая ника-
кого внимания на ворчанье Каштанки, свинья подняла
вверх свой пятачок и весело захрюкала. По-видимому, ей
было очень приятно видеть своего хозяина, кота и Ивана
Иваныча. Когда она подошла к коту и слегка толкнула его
под живот своим пятачком и потом о чем-то заговорила с
гусем, в ее движениях, в голосе и в дрожании хвостика
чувствовалось много добродушия. Каштанка сразу поняла,
что ворчать и лаять на таких субъектов бесполезно.
Хозяин убрал П и крикнул:
- Федор Тимофеич, пожалуйте!
Кот поднялся, лениво потянулся и нехотя, точно де-
лая одолжение, подошел к свинье.
- Ну-с, начнем с египетской пирамиды, - начал хо-
зяин.
Он долго объяснял что-то, потом скомандовал:
"Раз... два... три!" Иван Иваныч при слове "три" взмах-
нул крыльями и вскочил на спину свиньи... Когда он, ба-
лансируя крыльями и шеей, укрепился на щетинистой спи-
не, Федор Тимофеич вяло и лениво, с явным пренебрежени-
ем и с таким видом, как будто он презирает и ставит ни
в грош свое искусство, полез на спину свиньи, потом не-
хотя взобрался на гуся и стал на задние лапы. Получи-
лось то, что незнакомец называл "египетской пирамидой".
Каштанка взвизгнула от восторга, но в это время старик
кот зевнул и, потеряв равновесие, свалился с гуся. Иван
Иваныч пошатнулся и тоже свалился. Незнакомец закричал,
замахал руками и стал опять что-то объяснять. Провозив-
шись целый час с пирамидой, неутомимый хозяин принялся
учить Ивана Иваныча ездить верхом на коте, потом стал
учить кота курить и т.п.
Ученье кончилось тем, что незнакомец вытер со лба
пот и вышел, Федор Тимофеич брезгливо фыркнул, лег на
матрасик и закрыл глаза, Иван Иваныч направился к ко-
рытцу, а свинья была уведена старухой. Благодаря массе
новых впечатлений день прошел для Каштанки незаметно, а
вечером она со своим матрасиком была уже водворена в
комнатке с грязными обоями и ночевала в обществе Федора
Тимофеича и гуся.
5. Талант! Талант!
Прошел месяц.
Каштанка уже привыкла к тому, что ее каждый вечер
кормили вкусным обедом и звали Теткой. Привыкла она и к
незнакомцу и к своим новым сожителям. Жизнь потекла как
по маслу.
Все дни начинались одинаково. Обыкновенно раньше
всех просыпался Иван Иваныч и тотчас же подходил к Тет-
ке или к коту, выгибал шею и начинал говорить о чем-то
горячо и убедительно, но по-прежнему непонятно. Иной
раз он поднимал вверх голову и произносил длинные моно-
логи. В первые дни знакомства Каштанка думала, что он
говорит много потому, что очень умен, но прошло немного
времени, и она потеряла к нему всякое уважение; когда
он подходил к ней со своими длинными речами, она уж не
виляла хвостом, а третировала его, как надоедливого
болтуна, который не дает никому спать, и без всякой це-
ремонии отвечала ему: "рррр"...
Федор же Тимофеич был иного рода господин. Этот,
проснувшись, не издавал никакого звука, не шевелился и
даже не открывал глаз. Он охотно бы не просыпался, по-
тому что, как видно было, он недолюбливал жизни. Ничто
его не интересовало, ко всему он относился вяло и неб-
режно, все презирал и даже, поедая свой вкусный обед,
брезгливо фыркал.
Проснувшись, Каштанка начинала ходить по комнатам
и обнюхивать углы. Только ей и коту позволялось ходить
по всей квартире: гусь же не имел права переступать по-
рог комнатки с грязными обоями, а Хавронья Ивановна жи-
ла где-то на дворе в сарайчике и появлялась только во
время ученья. Хозяин просыпался поздно и, напившись
чаю, тотчас же принимался за свои фокусы. Каждый день в
комнатку вносились П, бич, обручи, и каждый день проде-
лывалось почти одно и то же. Ученье продолжалось часа
три-четыре, так что иной раз Федор Тимофеич от утомле-
ния пошатывался, как пьяный, Иван Иваныч раскрывал клюв
и тяжело дышал, а хозяин становился красным и никак не
мог стереть со лба пот.
Ученье и обед делали дни очень интересными, вечера
же проходили скучновато. Обыкновенно вечерами хозяин
уезжал куда-то и увозил с собою гуся и кота. Оставшись
одна, Тетка ложилась на матрасик и начинала грустить...
Грусть подкрадывалась к ней как-то незаметно и овладе-
вала ею постепенно, как потемки комнатой. Начиналось с
того, что у собаки пропадала всякая охота лаять, бегать
по комнатам и даже глядеть, затем в воображении ее по-
являлись какие-то две неясные фигуры, не то собаки, не
то люди, с физиономиями симпатичными, милыми, но непо-
нятными; при появлении их Тетка виляла хвостом, и ей
казалось, что она их где-то когда-то видела и люби-
ла.... А засыпая, она всякий раз чувствовала, что от
этих фигур пахнет клеем, стружками и лаком.
Когда она совсем уже свыклась с новой жизнью и из
тощей, костлявой дворняжки обратилась в сытого, выхо-
ленного пса, однажды, перед ученьем хозяин погладил ее
и сказал:
- Пора нам, Тетка, делом заняться. Довольно тебе
бить баклуши. Я хочу из тебя артистку сделать... Ты хо-
чешь быть артисткой?
И он стал учить ее разным выходкам. В первый урок
она училась стоять и ходить на задних лапах, что ей
ужасно нравилось. Во второй урок она должна была пры-
гать на задних лапах и хватать сахар, который высоко
над ее головой держал учитель. Затем в следующие уроки
она плясала, бегала на корде, выла под музыку, звонила
и стреляла, а через месяц могла с успехом заменять Фе-
дора Тимофеича в египетской пирамиде. Училась она очень
охотно и была довольна своими успехами; беганье с высу-
нутым языком на корде, прыганье в обруч и езда верхом
на старом Федоре Тимофеиче доставляли ей величайшее
наслаждение. Всякий удавшийся фокус она сопровождала
звонким, восторженным лаем, а учитель удивлялся, прихо-
дил тоже в восторг и потирал руки.
- Талант! Талант! - говорил он. - Несомненный та-
лант! Ты положительно будешь иметь успех!
И Тетка так привыкла к слову "талант", что всякий
раз, когда хозяин произносил его, вскакивала и огляды-
валась, как будто оно было ее кличкой.
6. Беспокойная ночь
Тетке приснился собачий сон, будто за ней гонится
дворник с метлой, и она проснулась от страха.
В комнате было тихо, темно и очень душно. Кусались
блохи. Тетка раньше никогда не боялась потемок, но те-
перь почему-то ей стало жутко и захотелось лаять. В со-
седней комнате громко вздохнул хозяин, потом немного
погодя в своем сарайчике хрюкнула свинья, и опять все
смолкло. Когда думаешь об еде, то на душе становится
легче, и Тетка стала думать о том, как она сегодня ук-
рала у Федора Тимофеича куриную лапку и спрятала ее в
гостиной между шкафом и стеной, где очень много паутины
и пыли. Не мешало бы теперь пойти и посмотреть: цела
эта лапка или нет? Очень может быть, что хозяин нашел
ее и скушал. Но раньше утра нельзя выходить из комнатки
- такое правило. Тетка закрыла глаза, чтобы поскорее
уснуть, так как она знала по опыту, что чем скорее ус-
нешь, тем скорее наступит утро. Но вдруг недалеко от
нее раздался странный крик, который заставил ее вздрог-
нуть и вскочить на все четыре лапы. Это крикнул иван
Иваныч, и крик его был не болтливый и убедительный, как
обыкновенно, а какой-то дикий, пронзительный и неес-
тественный, похожий на скрип отворяемых ворот. Ничего
не разглядев в потемках и не поняв, Тетка почувствовала
еще больший страх и проворчала:
- Ррррр...
Прошло немного времени, сколько его требуется на
то, чтобы обглодать хорошую кость; крик не повторялся.
Тетка мало-помалу успокоилась и задремала. Ей присни-
лись две большие черные собаки с клочьями прошлогодней
шерсти на бедрах и на боках; они из большой лохани с
жадностью ели помои, от которых шел белый пар и очень
вкусный запах; изредка они оглядывались на Тетку, ска-
лили зубы и ворчали: "А тебе мы не дадим!" Но из дому
выбежал мужик в шубе и прогнал их кнутом; тогда Тетка
подошла к лохани и стала кушать, но как только мужик
ушел за ворота, обе черные собаки с ревом бросились на
нее, и вдруг опять раздался пронзительный крик.
- К-ге! К-ге-ге! - крикнул Иван Иваныч.
Тетка проснулась, вскочила и, не сходя с матраси-
ка, залилась воющим лаем. Ей уже казалось, что кричит
не иван Иваныч, а кто-то другой, посторонний. И поче-
му-то в сарайчике опять хрюкнула свинья.
Но вот послышалось шарканье туфель, и в комнатку
вошел хозяин в халате и со свечой. Мелькающий свет зап-
рыгал по грязным обоям и по потолку и прогнал потемки.
Тетка увидела, что в комнатке нет никого постороннего.
Иван иваныч сидел на полу и не спал. Крылья у него были
растопырены и клюв раскрыт, и вообще он имел такой вид,
как будто очень утомился и хотел пить. Старый Федор Ти-
мофеич тоже не спал. Должно быть, и он был разбужен
криком.
- Иван Иваныч, что с тобой? - спросил хозяин у гу-
ся. - Что ты кричишь? Ты болен?
Гусь молчал. Хозяин потрогал его за шею, погладил
по спине и сказал:
- Ты чудак. И сам не спишь и другим не даешь.
Когда хозяин вышел и унес с собою свет, опять нас-
тупили потемки. Тетке было страшно. Гусь не кричал, но
ей опять стало чудиться, что в потемках стоит кто-то
чужой. Страшнее всего было то, что этого чужого нельзя
было укусить, так как он был невидим и в эту ночь долж-
но непременно произойти что-то очень худое. Федор Тимо-
феич тоже был непокоен. Тетка слышала, как он возился
на своем матрасике, зевал и встряхивал головой.
Где-то на улице застучали в ворота, и в сарайчике
хрюкнула свинья. Тетка заскулила, протянула передние
лапы и положила на них голову. В стуке ворот, в хрю-
канье не спавшей почему-то свиньи, в потемках и в тиши-
не почудилось ей что-то такое же тоскливое и страшное,
как в крике Ивана Иваныча. Все было в тревоге и в бес-
покойстве, но отчего? Кто этот чужой, которого не было
видно? Вот около Тетки на мгновение вспыхнули две туск-
лые зеленые искорки. Это в первый раз за все время зна-
комства подошел к ней Федор Тимофеич. Что ему нужно бы-
ло? Тетка лизнула ему лапу и, не спрашивая, зачем он
пришел, завыла тихо и на разные голоса.
- К-ге! - крикнул Иван Иваныч. - К-ге-ге!
Опять отворилась дверь, и вошел хозяин со свечой.
Гусь сидел в прежней позе, с разинутым клювом и расто-
пырив крылья. Глаза у него закрыты.
- Иван иваныч! - позвал хозяин.
Гусь не шевельнулся. Хозяин сел перед ним на полу,
минуту глядел на него молча и сказал:
- Иван Иваныч! Что же это такое? Умираешь ты, что
ли? Ах, я теперь вспомнил, вспомнил! - вскрикнул он и
схватил себя за голову. - Я знаю, отчего это! Это отто-
го, что сегодня на тебя наступила лошадь! Боже мой, бо-
же мой!
Тетка не понимала, что говорит хозяин, но по его
лицу видела, что и он ждет чего-то ужасного. Она протя-
нула морду к темному окну, в которое, как казалось ей,
глядел кто-то чужой, и завыла.
- Он умирает, Тетка! - сказал хозяин и всплеснул
руками. - Да, да, умирает! К вам в комнату пришла
смерть. Что нам делать?
Бледный, встревоженный хозяин, вздыхая и покачивая
головой, вернулся к себе в спальню. Тетке жутко было
оставаться в потемках, и она пошла за ним. Он сел на
кровать и несколько раз повторил:
- Боже мой, что же делать?
Тетка ходила около его ног и, не понимая, отчего
это у нее такая тоска и отчего все так беспокоятся, и
стараясь понять, следила за каждым его движением. Федор
Тимофеич, редко покидавший свой матрасик, тоже вошел в
спальню хозяина и стал тереться около его ног. Он
встряхивал головой, как будто хотел вытряхнуть из нее
тяжелые мысли, и подозрительно заглядывал под кровать.
Хозяин взял блюдечко, налил в него из рукомойника
воды и опять пошел к гусю.
- Пей, Иван Иваныч! - сказал он нежно, ставя перед
ним блюдечко. - Пей, голубчик.
Но Иван Иваныч не шевелился и не открывал глаз.
Хозяин пригнул его голову к блюдечку и окунул клюв в
воду, но гусь не пил, еще шире растопырил крылья, и го-
лова его так и осталась лежать в блюдечке.
- Нет, ничего уже нельзя сделать! - вздохнул хозя-
ин. - Все кончено. Пропал иван Иваныч!
И по его щекам поползли вниз блестящие капельки,
какие бывают на окнах во время дождя. Не понимая, в чем
дело, Тетка и Федор Тимофеич жались к нему и с ужасом
смотрели на гуся.
- Бедный Иван Иваныч! - говорил хозяин, печально
вздыхая. - А я-то мечтал, что весной повезу тебя на да-
чу и буду гулять с тобой по зеленой травке. Милое жи-
вотное, хороший мой товарищ, тебя уже нет! Как же я те-
перь буду обходиться без тебя?
Тетке казалось, что и с нею случится то же самое,
то есть что и она вот так, неизвестно отчего, закроет
глаза, протянет лапы, оскалит рот, и все на нее будут
смотреть с ужасом. По-видимому, такие же мысли бродили
и в голове Федора Тимофеича. Никогда раньше старый кот
не был так угрюм и мрачен, как теперь.
Начинался рассвет, и в комнатке уже не было того
невидимого чужого, который пугал так Тетку. Когда сов-
сем рассвело, пришел дворник, взял гуся за лапы и унес
его куда-то. А немного погодя явилась старуха и вынесла
корытце.
Тетка пошла в гостиную и посмотрела за шкаф: хозя-
ин не скушал куриной лапки, она лежала на своем месте,
в пыли и паутине. Но Тетке было скучно, грустно и хоте-
лось плакать. Она даже не понюхала лапки, а пошла под
диван, села там и начала скулить тихо, тонким голоском:
- Ску-ску-ску...
7. Неудачный дебют
В один прекрасный вечер хозяин вошел в комнатку с
грязными обоями и, потирая руки, сказал:
- Ну-с...
Что-то он хотел еще сказать, но не сказал и вышел.
Тетка, отлично изучившая во время уроков его лицо и ин-
тонацию, догадалась, что он был взволнован, озабочен и,
кажется, сердит. Немного погодя он вернулся и сказал:
- Сегодня я возьму с собой Тетку и Федора Тимофеи-
ча. В египетской пирамиде ты, Тетка, заменишь сегодня
покойного Ивана Иваныча. Черт знает что! Ничего не го-
тово, не выучено, репетиций было мало! Осрамимся, про-
валимся!
Затем он опять вышел и через минуту вернулся в шу-
бе и в цилиндре. Подойдя к коту, он взял его за перед-
ние лапы, поднял и спрятал его на груди под шубу, при-
чем Федор Тимофеич казался очень равнодушным и даже не
потрудился открыть глаз. Для него, по-видимому, было
решительно все равно: лежать ли, или быть поднятым за
ноги, валяться ли на матрасике, или покоиться на груди
хозяина под шубой...
- Тетка, пойдем, - сказал хозяин.
Ничего не понимая и виляя хвостом, Тетка пошла за
ним. Через минуту она уже сидела в санях около ног хо-
зяина и слушала, ка он, пожимаясь от холода и волнения,
бормотал:
- Осрамимся! Провалимся!
Сани остановились около большого странного дома,
похожего на опрокинутый супник. Длинный подъезд этого
дома с тремя стеклянными дверями был освещен дюжиной
ярких фонарей. Двери со звоном отворялись и, как рты,
глотали людей, которые сновали у подъезда. Людей было
много, часто к подъезду подбегали и лошади, но собак не
было видно.
Хозяин взял на руки Тетку и сунул ее на грудь, под
шубу, где находился Федор Тимофеич. Тут было темно и
душно, но тепло. На мгновение вспыхнули две тусклые зе-
леные искорки - это открыл глаза кот, обеспокоенный хо-
лодными жесткими лапами соседки. Тетка лизнула его ухо
и, желая усесться возможно удобнее, беспокойно задвига-
лась, смяла его под себя холодными лапами и нечаянно
высунула из-под шубы голову, но тотчас же сердито за-
ворчала и нырнула под шубу. Ей показалось, что она уви-
дела громадную, плохо освещенную комнату, полную чудо-
вищ; из-за перегородок и решеток, которые тянулись по
обе стороны комнаты, выглядывали страшные рожи: лошади-
ные, рогатые, длинноухие и какая-то одна толстая, гро-
мадная рожа с хвостом вместо носа и с двумя длинными
обглоданными костями, торчащими изо рта.
Кот сипло замяукал под лапами Тетки, но в это вре-
мя шуба распахнулась, хозяин сказал "гоп!", и Федор Ти-
мофеич и Теткою прыгнули на пол. Они уже были в малень-
кой комнате серыми дощатыми стенами; тут, кроме неболь-
шого столика с зеркалом, табурета и тряпья, развешанно-
го по углам, не было никакой другой мебели, и, вместо
лампы или свечи, горел яркий веерообразный огонек, при-
деланный к тумбочке, вбитой в стену. Федор Тимофеич об-
лизал свою шубу, помятую Теткой, пошел под табурет и
лег. Хозяин, все еще волнуясь, и потирая руки, стал
раздеваться... Он разделся так, как обыкновенно разде-
вался у себя дома, готовясь лечь под байковое одеяло,
то есть снял все, кроме белья, потом сел на табурет и,
глядя в зеркало, начал выделывать над собой удивитель-
ные штуки. Прежде всего он надел на голову парик с про-
бором и с двумя вихрами, похожими на рога, потом густо
намазал лицо чем-то белым и сверх белой краски нарисо-
вал еще брови, усы и румяны. Затеи его этим не кончи-
лись. Опачкавши лицо и шею, он стал облачаться в ка-
кой-то необыкновенный, ни с чем не сообразный костюм,
какого Тетка никогда не видала раньше ни в домах, ни на
улице. Представьте вы себе широчайшие панталоны, сшитые
из ситца с крупными цветами, какой употребляется в ме-
щанских домах для занавесок и обивки мебели, панталоны,
которые застегиваются у самых подмышек; одна панталона
сшита из коричневого ситца, другая из светло-желтого.
Утонувши в них, хозяин надел еще ситцевую курточку с
большим зубчатым воротником и с золотой звездой на спи-
не, разноцветные чулки и зеленые башмаки...
У Тетки запестрило в глазах и в душе. От белолицей
мешковатой фигуры пахло хозяином, голос у нее был тоже
знакомый, хозяйский, но бывали минуты, когда Тетку му-
чили сомнения, и тогда она готова была бежать от пест-
рой фигуры и лаять. Новое место, веерообразный огонек,
запах, метаморфоза, случившаяся с хозяином, - все это
вселяло в нее неопределенный страх и предчувствие, что
она непременно встретится с каким-нибудь ужасом, вроде
толстой рожи с хвостом вместо носа. А тут еще где-то за
стеной далеко играла ненавистная музыка и слышался вре-
менами непонятный рев. Одно только и успокаивало ее -
это невозмутимость Федора Тимофеича. Он преспокойно
дремал под табуретом и не открывал глаз, даже когда
двигался табурет.
Какой-то человек во фраке и в белой жилетке загля-
нул в комнатку и сказал:
- Сейчас выход мисс Арабеллы. После нее - вы.
Хозяин ничего не ответил. Он вытащил из-под стола
небольшой чемодан, сел и стал ждать. По губам и по ру-
кам его было заметно, что он волновался, и Тетка слыша-
ла, как дрожало его дыхание.
- M-r Жорж, пожалуйте! - крикнул кто-то за дверью.
Хозяин встал и три раза перекрестился, потом дос-
тал из-под табурета кота и сунул его в чемодан.
- Иди, Тетка! - сказал он тихо.
Тетка, ничего не понимая, подошла к его рукам; он
поцеловал ее в голову и положил рядом с Федором Тимофе-
ичем. Засим наступили потемки... Тетка топталась по ко-
ту, царапала стенки чемодана и от ужаса не могла произ-
нести ни звука, а чемодан покачивался, как на волнах, и
дрожал...
- А вот и я! - громко крикнул хозяин. - А вот и я!
Тетка почувствовала, что после этого крика чемодан
ударился о что-то твердое и перестал качаться. Послы-
шался громкий густой рев: по ком-то хлопали, и этот
кто-то, вероятно рожа с хвостом вместо носа, ревел и
хохотал так громко, что задрожали замочки у чемодана. В
ответ на рев раздался пронзительный, визгливый смех хо-
зяина, каким он никогда не смеялся дома.
- Га! - крикнул он, стараясь перекричать рев. -
Почтеннейшая публика! Я сейчас только с вокзала! У меня
издохла бабушка и оставила мне наследство! В чемодане
что очень тяжелое - очевидно, золото... Га-а! И вдруг
здесь миллион! Сейчас мы откроем и посмотрим...
В чемодане щелкнул замок. Яркий свет ударил Тетку
по глазам; она прыгнула вон из чемодана и, оглушенная
ревом, быстро, во всю прыть забегала вокруг своего хо-
зяина и залилась звонким лаем.
- Га! - закричал хозяин. - Дядюшка Федор Тимофеич!
Дорогая Тетушка! Милые родственники, черт бы вас взял!
Он упал животом на песок, схватил кота и Тетку и
принялся обнимать их. Тетка, пока он тискал ее в своих
объятиях, мельком оглядела тот мир, в который занесла
ее судьба, и, пораженная его грандиозностью, на минуту
застыла от удивления и восторга, потом вырвалась из
объятий хозяина и от остроты впечатления, как волчок,
закружилась на одном месте. Новый мир был велик и полон
яркого света; куда ни взглянешь, всюду, от пола до по-
толка, видны были одни только лица, лица, лица и больше
ничего.
- Тетушка, прошу вас сесть! - крикнул хозяин.
Помня, что это значит, Тетка вскочила на стул и
села. Она поглядела на хозяина. Глаза его, как всегда,
глядели серьезно и ласково, но лицо, в особенности рот
и зубы, были изуродованы широкой неподвижной улыбкой.
Сам он хохотал, прыгал, подергивал плечами и делал вид,
что ему очень весело в присутствии тысячей лиц. Тетка
поверила его веселости, вдруг почувствовала всем своим
телом, что на нее смотрят эти тысячи лиц, подняла вверх
свою лисью морду и радостно завыла.
- Вы, Тетушка, посидите, - сказал ей хозяин, - а
мы с дядюшкой попляшем камаринского.
Федор Тимофеич в ожидании, когда его заставят де-
лать глупости, стоял и равнодушно поглядывал по сторо-
нам. Плясал он вяло, небрежно, угрюмо, и видно было по
его движениям, по хвосту и поусам, что он глубоко пре-
зирал и толпу, и яркий свет, и хозяина, и себя... Про-
танцевав свою порцию, он зевнул и сел.
- Ну-с, Тетушка, - сказал хозяин, - сначала мы с вами
споем, а потом попляшем. Хорошо?
Он вынул из кармана дудочку и заиграл. Тетка, не
вынося музыки, беспокойно задвигалась на стуле и завы-
ла. Со всех сторон послышались рев и аплодисменты. Хо-
зяин поклонился и, когда все стихло, продолжал иг-
рать... Во время исполнения одной очень высокой ноты
где-то наверху среди публики кто-то громко ахнул.
- Тятька! - крикнул детский голос. - А ведь это
Каштанка!
- Каштанка и есть! - подтвердил пьяненький, дре-
безжащий тенорок. - Каштанка! Федюшка, это, накажи бог,
Каштанка! Фюйть!
Кто-то на галерее свистнул, и два голоса, один -
детский, другой - мужской, громко позвали:
- Каштанка! Каштанка!
Тетка вздрогнула и посмотрела туда, где кричали.
Два лица: одно волосатое, пьяное и ухмыляющееся, другое
- пухлое, краснощекое и испуганное, ударили по ее гла-
зам, как раньше ударил яркий свет... Она вспомнила,
упала со стула и забилась на песке, потом вскочила и с
радостным визгом бросилась к этим лицам. Раздался оглу-
шительный рев, пронизанный насквозь свистками и пронзи-
тельным детским криком:
- Каштанка! Каштанка!
Тетка прыгнула через барьер, потом через чье-то
плечо, очутилась в ложе; чтобы попасть в следующий
ярус, нужно было перескочить высокую стену; Тетка прыг-
нула, но не допрыгнула и поползла назад по стене. Затем
она переходила с рук на руки, лизала чьи-то руки и ли-
ца, подвигалась все выше и выше и, наконец, попала на
галерку...
Спустя полчаса Каштанка шла уже по улице за людь-
ми, от которых пахло клеем и лаком. Лука Александрыч
покачивался и инстинктивно, наученный опытом, старался
держаться подальше от канавы.
- В бездне греховней валяюся во утробе моей... -
бормотал он. - А ты, Каштанка, - недоумение. Супротив
человека ты все равно, что плотник супротив столяра.
Рядом с ним шагал Федюшка в отцовском картузе.
Каштанка глядела им обоим в спины, и ей казалось, что
она давно уже идет за ними и радуется, что жизнь ее не
обрывалась ни на минуту.
Вспомнила она комнатку с грязными обоями, гуся,
Федора Тимофеича, вкусные обеды, ученье, цирк, но все
это представлялось ей теперь, как длинный, перепутан-
ный, тяжелый сон...