А.П.ЧЕХОВ
КАЗАК
Арендатор хутора Низы Максим Торчаков, бердянский
мещанин, ехал со своей молодой женой из церкви и вез
только что освещенный кулич. Солнце еще не всходило, но
восток уже румянился, золотился. Было тихо... Перепел
кричал свои "пить пойдем! пить пойдем!", да далеко над
курганчиком носился коршун, в больше во всей степи не
было заметно ни одного живого существа.
Торчаков ехал и думал о том, что нет лучше и весе-
лее праздника, как Христово воскресенье. Женат он был
недавно и теперь справлял с женой первую пасху. На что
бы он ни взглянул, о чем бы ни подумал, все представля-
лось ему светлым, радостным и счастливым. Думал он о
своем хозяйстве и находил, что все у него исправно, до-
машнее убранство такое, что лучше и не надо, всего до-
вольно и все хорошо; глядел он на жену - и она казалась
ему красивой, доброй и кроткой. Радовала его и заря на
востоке, и молодая травка, и его тряская визгливая
бричка, нравился даже коршун, тяжело взмахивавший
крыльями. А когда он по пути забежал в кабак закурить
папиросу и выпил стаканчик, ему стало еще веселее...
- Сказано, велик день! - говорил он. - Вот и ве-
лик! Погоди, Лиза, сейчас солнце начнет играть. Оно
каждую пасху играет! И оно тоже радуется, как люди!
- Оно не живое, - заметила жена.
- Да на нем люди есть! - воскликнул Торчаков. -
Ей-богу, есть! Мне Иван Степаныч рассказывал - на всех
планетах есть люди, на солнце и на месяце! Право... А
может, ученые и брешут, нечистый их знает! Постой, ни-
как лошадь стоит! Так и есть! На полдороге к дому, у
Кривой Балочки, Торчаков и его жена увидели оседланную
лошадь, которая стояла неподвижно и нюхала землю. У са-
мой дороги на кочке сидел рыжий казак и, согнувшись,
глядел себе в ноги.
- Христос воскрес! - крикнул ему Максим.
- Воистину воскрес, - ответил казак, не поднимая
головы.
- Куда едешь?
- Домой, на льготу.
- Зачем же тут сидишь?
- Да так... захворал... Нет мочи ехать.
- Что ж у тебя болит?
- Весь болю.
- Гм... вот напасть! У людей праздник, а ты хвора-
ешь! Да ты бы в деревню или на постоялый ехал, а что
так сидеть?
Казак поднял голову и обвел утомленными, больными
глазами Максима, его жену, лошадь.
- Вы это из церкви? - спросил он.
- Из церкви.
- А меня праздник в дороге застал. Не привел бог
доехать. Сейчас сесть бы да ехать, а мочи нет... Вы бы,
православные, дали мне, проезжему, свяченой пасочки
разговеться!
- Пасочки? - спросил Торчаков. - Оно можно, ниче-
го... постой, сейчас...
Максим быстро пошарил у себя в карманах, взглянул
на жену и сказал:
- Нету у меня ножика, отрезать нечем. А ломать-то
- не рука, всю паску испортишь. Вот задача! Поищи-ка,
нет ли у тебя ножика?
Казак через силу поднялся и пошел к своему седлу
за ножом.
- Вот еще что выдумали! - сердито сказала жена
Торчакова. - Не дам я тебе паску кромсать! С какими
глазами я ее домой порезанную повезу? И видано ль дело
- в степи разговляться. Поезжай на деревню к мужикам да
там и разговляйся!
Жена взяла из рук мужа кулич, завернутый в белую
салфетку, и сказала:
- Не дам! Надо порядок знать. Это не булка, а свя-
ченая паска, и грех ее без толку кромсать.
- Ну, казак, не прогневайся! - сказал Торчаков и
засмеялся. - Не велит жена! Прощай, путь-дорога! Максим
тронул вожжи, чмокнул, и бричка с шумом покатила даль-
ше. А жена все еще говорила, что резать кулич, не дое-
хав до дому, - грех и не порядок, что все должно иметь
свое место и время. На востоке, крася пушистые облака в
разные цвета, засияли первые лучи солнца; послышалась
песня жаворонка. Уж не один, три коршуна, в отдалении
друг от друга, носились над степью. Солнце пригрело
чуть-чуть, и в молодой траве закричали кузнечики.
Отъехав больше версты, Торчаков оглянулся и прис-
тально поглядел вдаль.
- Не видать казака... - сказал он. - Экий сердяга,
вздумал в дороге хворать! Нет хуже напасти: ехать надо,
а мочи нет... Чего доброго, помрет в дороге... Не дали
мы ему, Лизавета, паски, а небось и ему надо было дать.
Небось и ему разговеться хочется.
Солнце взошло, но играло оно или нет, Торчаков не
видел. Всю дорогу до самого дома он молчал, о чем-то
думал и не спускал глаз с черного хвоста лошади. Неиз-
вестно отчего, им овладела скука, и от праздничной ра-
дости в груди не осталось ничего, как будто ее и не бы-
ло.
Приехали домой, христосовались с работниками; Тор-
чаков опять повеселел и стал разговаривать, но как сели
разговляться и все взяли по куску свяченого кулича, он
невесело поглядел на жену и сказал:
- А нехорошо, Лизавета, что мы не дали тому казаку
разговеться.
- Чудной ты, ей-богу! - сказала Лизавета и с удив-
лением пожала плечами. - Где ты взял такую моду, чтобы
свяченую паску раздавать по дороге? Нешто это булка?
Теперь она порезана, на столе лежит, пущай ест, кто хо-
чет, хоть и казак твой! Разве мне жалко?
- Так-то оно так, а жалко мне казака. Ведь он хуже
нищего и сироты. В дороге, далеко от дому, хворый...
Торчаков выпил полстакана чаю и уж больше ничего
не пил и не ел. Есть ему не хотелось, чай казался нев-
кусным, как трава, и опять стало скучно. После разго-
венья легли спать. Когда часа через два Лизавета прос-
нулась, он стоял у окна и глядел во двор.
- Ты уже встал? - спросила жена.
- Не спится что-то... Эх, Лизавета, - вздохнул он,
- обидели мы с тобой казака!
- Ты опять с казаком! Дался тебе этот казак. Бог с
ним.
- Он царю служил, может кровь проливал, а мы с
ним, как с свиньей обошлись. Надо бы его больного домой
привесть, покормить, а мы ему даже кусочка хлеба не да-
ли.
- Да, так дам я тебе паску портить. Да еще свяче-
ную! Ты бы ее с казаком искромсал, а я бы потом дома
глазами лупала? Ишь ты какой! Максим потихоньку от жены
пошел в кухню, завернул в салфетку кусок кулича и пяток
яиц и пошел в сарай к работникам.
- Кузьма, брось гармонию, - обратился он к одному
из них. - Седлай гнедого или Иванчика и езжай поживее к
Кривой Балочке. Там больной казак с лошадью, так вот
отдай ему это. Может, он еще не уехал.
Максим опять повеселел, но, прождав несколько ча-
сов Кузьму, не вытерпел, оседлал лошадь и поскакал к
нему навстречу. Встретил он его у самой Балочки.
- Ну что? Видал казака?
- Нигде нету. Должно, уехал.
- Гм... история!
Торчаков взял у Кузьмы узелок и поскакал дальше.
Доехав до деревни, он спросил у мужиков:
- Братцы, не видали ли вы больного казака с ло-
шадью? Не проезжал ли тут? Из себя рыжий, худой, на
гнедом коне.
Мужики поглядели друг на друга и сказали, что ка-
зака они не видели.
- Обратный почтовый ехал, это точно, а чтоб казак
или кто другой такого не было.
Вернулся Максим домой к обеду.
- Сидит у меня этот казак в голове и хоть ты что!
- сказал он жене. - Не дает спокою. Я все думаю: а что,
ежели это бог нас испытать хотел и ангела или святого
какого в виде казака нам навстречу послал. Ведь бывает
это. Нехорошо, Лизавета, обидели мы человека!
- Да что ты ко мне с казаком пристал? - крикнула
Лизавета, выходя их терпения. - Пристал, как смола!
- А ты, знаешь, не добрая... - сказал Максим и
пристально поглядел ей в лицо.
И он впервые после женитьбы заметил, что его жена
не добрая.
- Пущай я не добрая, - крикнула она и сердито
стукнула ложкой, - а только не стану я всяким пьяницам
свяченую паску раздавать!
- А нешто казак пьяный?
- Пьяный!
- Почем ты знаешь?
- Пьяный!
- Ну и дура!
Максим, рассердившись, встал из-за стола и начал
укорять свою молодую жену, говорил, что она немилосерд-
ная и глупая. А она, тоже рассердившись, заплакала и
ушла в спальню и крикнула оттуда:
- Чтоб он околел, твой казак! Отстань ты от меня,
холера, со своим казаком вонючим, а то я к отцу уеду!
За все время после свадьбы у Торчакова это была
первая ссора с женой. До самой вечерни он ходил у себя
по двору, все думал о жене, думал с досадой и она каза-
лась теперь злой, некрасивой. И как нарочно, казак все
не выходил из головы, и Максиму мерещились то его боль-
ные глаза, то голос, то походка...
- Эх, обидели мы человека! - бормотал он. - Обиде-
ли! Вечером, когда стемнело, ему стало нестерпимо скуч-
но, как никогда не было, - хоть в петлю полезай! От
скуки и с досады на жену он напился, как напивался в
прежнее время, когда был неженатым. В хмелю он бранился
скверными словами и кричал жене, что у нее злое, некра-
сивое лицо и завтра же он прогонит ее к отцу.
Утром на другой день праздника он захотел опохме-
литься и опять напился.
С этого и началось расстройство.
Лошади, коровы, овцы и ульи мало-помалу друг за
дружкой стали исчезать со двора, долги росли, жена ста-
новилась постылой... Все эти напасти, как говорил Мак-
сим, произошли оттого, что у него злая, глупая жена,
что бог прогневался на него и на жену... за больного
казака. Он все чаще и чаще напивался. Когда был пьян,
то сидел дома и шумел, а трезвый ходил по степи и ждал,
не встретится ли ему казак...