Город Великий Устюг славится не только своими замечательными произведениями изобразительного, декоративного и прикладного искусства, не только великолепными памятниками церковного и гражданского зодчества, но известен он и как центр летописания. До настоящего времени уже известно свыше 60 списков устюжских летописей, датируемых XVII-XIX веками, которые хранятся в центральных и местных архивохранилищах нашей страны 1. Многие из них уже исследованы специалистами и опубликованы. Наиболее полным является издание устюжских летописей, составляющее большую часть 37-го тома Полного собрания русских летописей.2 Эти летописи представляют большой научный интерес и ценность не только для изучения местного края, но и для истории русского летописания. Поэтому изучение вновь найденных списков имеет большое значение для создания более полной картины развития устюжской летописной традиции. Даже в наше время встречаются отдельные рукописные экземпляры списков устюжских летописей, которые по каким-то причинам не были, задействованы исследователями-специалистами. Примером такой рукописи может послужить и "Летописец города Устюга Великого" Петра Юринского, находящийся на хранении в Великоустюжском филиале Государственного архива Вологодской области (ВУФ ГАВО).3
Данный "Летописец" принадлежал в начале XIX века устюжскому купцу Петру Ивановичу Юринскому, что удостоверяет надпись на переплете этой книжки. Она гласит: "Из книг Петра Юринского. Подписал августа 2-го числа 1812 года". Вероятно, Петр Юринский имел небольшую собственную библиотеку, так как здесь говорится "из книг". О способе приобретения этого экземпляра летописи сообщает нам надпись на листе переплета; "Сия книга Летописец Петра Иванова сына Юринского куплена в Устюге. Заплачено "15" д. да за переплет "35". Августа 2-го дня 1812-го года".
Сведения об этом купце имеются в "Книге 3-й ревизии'',4 проходившей в Устюге в 1763 году. По данным этой ревизии упоминается "Александр Федоров сын Юринской", приехавший на жительство в Устюг из "Важеского уезда Верховажеской четверти Рогожской десятины деревни Останина''5 и записанный к 1763 году в устюжское купечество. Здесь же был записан и его брат Иван, получивший купеческое достоинство еще по указу Главного магистра от 5 марта 1759 года. В год проведения ревизии у него был сын Петр 2,5 лет от роду. Вероятно, это и есть тот самый Петр Иванович Юринский, будущий владелец данного "Летописца". Других сведений об этом купце мы не имеем.
На оборотной стороне последнего листа рукописи имеются владельческие записи более раннего времени, которые указывают на место пребывания "Летописца" и его владельцев. Так, в верхней части страницы мы читаем: "Книжица сия Устюжскаго уезду в Нижнем конце из приходу Симеона Столпника священноиерея Стефана сына ево Василя Стефановича его (...)". В "Переписной книге "1677-78 гг.8 упоминается "Стенка Андреев Гремячих", который в это время служил при церкви "дьячком".7 Правда, здесь нет упоминания о его сыне, но, вероятно, если предположить, что это тот самый "священноиерей Стефан", то, возможно, сын его Василий родился уже после этой переписи, и "Летописец" появляется в его собственности где-то на рубеже XVII-XVIII веков или даже в начале XVIII века. К сожалению, фамилию владельца прочитать во владельческой записи так и не удалось.
Кроме вышеуказанной записи на этой странице, есть ряд пометок читателя данного "Летописца" - Ефима: "Поучасу и непрогневася, что я на ее лиске написав сие "ЕФ"К. Поучау, сие посмотри. Благополучно здраже (...). Господне мои Василя Степанова прочитана сия книжица с начала до конца. Аминь" и "Ефим Скизнв кланяеся". Можно предположить, что все эти записи сделаны еще во времена владения рукописью Василием Стапановичем.
Известно, что этим экземпляром "Летописца" пользовался устюжский краевед Вениамин Петрович Шляпин. Есть прямое указание на это в его статье "Из истории города. Великого Устюга", опубликованной в краеведческом сборнике "Записки Северодвинского общества изучения местного края" 8.Для доказательства приведем отрывок из этой статьи:"...В летописце, подписанном из книг Петра Юринского, читаем такое сообщение: "В лето 6946 (т.е. 1438 г.) на Троицын день приходили вятчане ратью на Устюг Великий, град Гледен сожгли и пуст учинили, людии вси в лес убегли. Того же лета град Устюг заложен на посаде в Черной луце около Монастыря Пресвятые Богородицы Покрова".9 Причем, сравнивая различные устюжские летописи о построении крепостных стен в Устюге, Шляпин отдает предпочтение в достоверности тексту "Летописца" Петра Юринского. Он пишет: "Разница в сообщениях получается та, что в экземпляре Юринского говорится об укреплениях кругом городища, а в печатном и других рукописных экземплярах об укреплениях кругом посада. Но так как положительно известно, что последние укрепления на самом деле воздвигнуты были уже в гораздо позднейшие времена, а не в первой половине ХV века, то, следовательно, при решении вопроса о том, когда именно приступлено было к возведению деревянных укреплений кругом городища, т.е. в 1399 или же в 1438 году, выбор остается делать только между летописцем т.н. № 1 и экземпляром Юринского".10 Вероятно, В.П. Шляпин был также и автором пометок, оставленных карандашом на полях "Летописца" Петра Юринского, где некоторые даты, в тексте обозначенные старославянскими буквенными знаками, были переведены на современное летосчисление от Рождества Христова, так как известно, что Шляпин занимался исследованиями в области датировки устюжских известий по известным ему спискам летописей и поэтому вполне мог сделать такой перевод на страницах экземпляра "Летописца" Петра Юринского.
Следует добавить также, что так как В.П. Шляпин пишет в своей статье об этой рукописи как "экземпляре Юринского", то и мы, для удобства, назовем его "Летописцем Петра Юринского".
По своему содержанию "Летописец Петра Юринского" относится к так называемой группе списков с "Летописца" 1679-1680 гг., выявленной известным исследователем устюжского летописания Ксенией Николаевной Сербиной.11 Следует отметить, что К.Н. Сербина в своей монографии о данной рукописи не упоминает. Ею были исследованы три списка "Летописца" 1679-1680 гг., все они были датированы первой третью XVIII века. Все эти списки были найдены за пределами Устюга и уезда 12, в отличие от нашего экземпляра, который, предположительно, за все время своего существования не выносился за пределы уезда. Все три известных списка "Летописца" 1679-1680 гг. хранятся в центральных книгохранилищах нашей страны. Один экземпляр, датируемый 1719-1726 гг., находится на хранении в Государственном историческом музее (ГИМ-V); второй экземпляр, находящийся в Государственной публичной библиотеке им. М.Е. Салтыкова-Щедрина (ГПБ-1), составлен в 1731 г. и, наконец, экземпляр "Летописца", который хранится в РГАДА, также относится по времени составления к первой четверти XVIII века.13
Текст "Летописца" 1679-1680 гг. был опубликован по списку ГИМ-V с разночтениями по другим спискам в 37 томе Полного собрания русских летописей под заглавием "Устюжский летописец. Первая редакция".14 Этот опубликованный текст и возьмем за основу для сравнительного анализа текста "Летописца Петра Юринского". Проведенный анализ дал нам возможность говорить о более раннем времени составления нашего списка "Летописца" 1679-1680 гг. по сравнению с другими. Приведем ряд доказательств.
В "Летописце Петра Юринского" последнее погодное сообщение относится к 1649 году - это сообщение о восстании в Устюге. В других списках "Летописца" это известие отнесено к 1646 году (кроме списка ГПБ 1, текст которого вообще очень близок к тексту рукописного экземпляра Петра Юринского). Впрочем, год восстания 1649 (а точнее, 1648) считается более достоверным, чем 1646 г., что лишний раз доказывает большую близость текста этого списка к оригиналу, чем других списков. Тем более что в них погодные сообщения завершаются 1677 годом, где описаны пожар и знамение в Устюге.
Близость списка "Летописца Петра Юринского" к оригиналу подтверждается и тем, что список имеет законченный вид, то есть после погодных известий в нем присутствует своеобразное заключение, где перечисляются кратко все заслуги устюжан перед великими князьями и царями. Составитель "Летописца" в своем заключении также говорит в нескольких словах об основании города Лальска и завершает свой труд такими словами: "Пишет бо некто, премудр: богом соблюдаемых никто же от человек убити может, не соблюдаемых же никто не может спасти".15 Ясно, что это и есть окончание нашего списка "Летописца", да скорее всего, и оригинала тоже. Но во всех трех других списках после этих слов вновь идут погодные сообщения, причем первое из них о пожаре в Устюге относится к тому же роду, что и восстание, и два сообщения приведены под 1677 годом.
Отличительной чертой этого списка "Летописца" 1679-1680 гг. является отсутствие "Летописца устюжских воевод", приведенного в качестве приложения к остальным известным спискам "Летописца" 16.Boзмoжнo, не имел его и оригинал, так как эти списки воевод заканчиваются на последнем устюжском воеводе Иване Васильевиче Кикине, бывшем в воеводстве в Устюге с 1697 по 1699 годы. Подчеркивает "самостоятельный характер" списка устюжских воевод и К. Н. Сербина, но тем не менее соотносит его появление со временем составления "Летописца" 1679-1680 гг. "Имел ли его наш список этого "Летописца", в наше время выяснить невозможно, так как "Летописец Петра Юринского" был переплетен его владельцем уже в начале XIX века, о чем свидетельствует владельческая надпись. Он мог быть утерян только до этого времени, но, скорее всего, подобного приложения "Летописец Петра Юринского" не имел.
Привлекают внимание в рукописи различные многочисленные исправления текста "Летописца", вероятнее всего, современные его написанию. Текст "Летописца Петра Юринского" был подвергнут существенному редактированию, причем такому, что при его исследовании возникает мысль о предназначении этого "Летописца" как чернового варианта "Летописца" 1679-1680 гг., так как во всех известных списках эти исправления идут в самом тексте. Если же сделать предположение, что эти исправления были сделаны позднее для приведения в соответствие с текстом оригинала "Летописца" или же какого-нибудь списка, то становится трудно объяснить ошибки переписчика в самых неожиданных местах, причем настолько явные, что можно говорить не только о невнимательности, но даже и о некомпетентности составителя текста "Летописца Петра Юринского". А это маловероятно, хотя и не исключено. Поэтому мы сделаем предположение, правда с оговорками, о каком-то близком к оригиналу черновом варианте "Летописца" 1679-1680 гг., каким и будем считать в дальнейшем данную рукопись. Проиллюстрируем это на примерах из текста "Летописца Петра Юринского".
Так, почти сразу же, уже в первом летописном сообщении за 1192 год мы видим следы существенной правки текста рукописи. Для удобства восприятия приведем это известие полностью: "В лето 6700-м/ (1192). По великом князе Констянтине сыне Все /воложь Георгиевиче Долгорукого, пиши,/ (на полях рядом с этой строкой слово "паки") Владимерскую державу прият брат его//сей великий книязь Георгии ю же прежде/(над верхней строкой добавлено" ..+отец его Всеволод тогда болгары волския и камския неправодавахо ему") вручи ему +и град Устюг (далее идет зачеркнутый текст:"И о том таже/ (на полях "+татаре"- зачеркнуто) Казансти (причем, над этой строкой также зачеркнута вставка: "лестию взяша и поплениша и разориша"). (Далее идет текст в строке незачеркнутый) Град Оус-тюгъ лестию взяша =/ и поплениша и разориша. И великий князь / Георгии посла на них брата своего Светослава /. Он же божиим пособием зело их повоева, многия их/ грады и множество (над строкой добавлено "их") поби,/и безчисленно много плениша,/ (добавлено в строке "и") в домы своя возратишася".18
На первый взгляд ничего нельзя разобрать в приведенном тексте, и поэтому для анализа уберем все исправления и восстановим первоначальный вариант текста рукописи: "В лето 6700-м. По великом князе Констянтине сыне Всеволожь Георгиевиче Долгорукого, пиши, Владимерскую державу прият брат его сей великий князь Георгии, ю же прежде вручи ему и град Устюг. И о том таже Казансти. Град Устюг лестию взяша и поплениша и разориша. И великий князь Георгии посла на них брата своего Светослава. Он же божиим пособием зело их повоева многия их грады и множество поби, и безчисленно много плениша, в домы своя возратишася". Вряд ли переписчик мог настолько ошибаться, просто переписывая текст с оригинала. Это маловероятно. Скорее всего, это могло получиться при составлении своего изложения этого события, то есть нового текста "Летописца". Но, по-видимому, вначале не совсем удачно. Поэтому в дальнейшем текст был подвергнут значительным изменениям. Вызывает удивление еще и то, что в списке ГПБ -1, как и в "Летописце Петра Юринского", фраза "отец его Всеволод тогда болгары волския и камския неправдоваху ему и град" 19 также внесена над текстом. По-видимому, переписчик списка ГПБ -1 имел источником этот самый экземпляр "Летописца" и механически перенес вставку на страницы своей рукописи.
В целом, если принять во внимание все исправления текста "Летописца Петра Юринского", можно получить почти дословное изложение событий под 1192 годом, идентичное содержанию всех трех остальных известных списков "Летописца" 1679-1680 гг. Приведем его полностью: "В лето 6700-м. По великом князе Константине сыне Всеволожь Георгевиче Долгорукого пиши, Владимерскую державу: приять брат его сей великий князь Георгии ю же, прежде вручи ему. Отец его Всеволод тогда болгары волския и камския неправодовахо ему и град Устюг лестию взяша и поплениша и разориша. И великий князь Георгии посла на них брата своего Светослава. Он же божием пособием зело их повоева, многия их грады и множество их поби, и безчисленно много плениша, в домы своя возвратишася".20
Относительно всего сказанного выше об этом отрывке "Летописца" следует заметить, что исправлялся текст не только идущий Первоначально в строках, но и поставленный над строкой, то есть можно выделить здесь не два варианта написания текста, а три.
Таким образом, создается впечатление, что именно здесь искали самый приемлемый вариант изложения событий, а не просто приведение текста в соответствие с каким-то источником.
Вообще в данном экземпляре "Летописца" наибольшее количество исправлений в тексте, и причем существенных, приходится именно на начало его, по крайней мере во всех первых трех погодных сообщениях текст в рукописи подлежал местами изменениям и дополнениям уточняющего характера; Например: "Тогда по всем градам (над строкой добавлено - "русским") разослав своя власте-тели (на полях приписано -"дане сбиратели они же") / и есаки до дворца у сторожей/ без выезду живущи по градом, насилие творяху християном, от них же и сей Багуй некто именем".21 Причем фраза "И есаки до дворца у сторожей" была взята в тексте в скобки, по-видимому, в качестве указания для переписчиков о необязательности этой фразы. И действительно, в других списках ее просто нет. Подобные скобки встречаются еще раз в тексте рукописи, и опять фраза, заключенная ими, была пропущена в остальных списках "Летописца" 1679-1680 гг. (/со кресты приходят/).22
В качестве доказательства о более раннем составлении "Летописца Петра Юринского" может послужить хронологическая выкладка, которая дана в этом списке под 1493 годом. Эта выкладка как раз и указывает на время составления "Летописца" . В ней сообщается о том, сколько прошло лет с момента крещения Буги и смерти устюжских святых Прокопия и Иоанна до момента составления "Летописца", что и позволяет датировать его 1679-1680 годами. Сознавая важность этой выкладки, приведем ее полностью, как она представлена в экземпляре "Летописца Петра Юринского", со всеми исправлениями и указаниями. Сообщения о времени крещения Буги в первоначальном тексте "Летописца Петра Юринского" не было. Эта выкладка приведена на полях: "Багуеву крещен (417)". А основной текст гласит так: "В преставлению праведнаго Прокопию (377) леть. Иоанна блаженнаго преставлению (187) леть".23 Очень важной для нас является надпись на полях напротив этой выкладки: "написать по который год откуда (7.000 в то". Это, по сути дела, еще раз доказывает первичность "Летописца Петра Юринского" как чернового варианта "Летописца" 1679-1680 гг. Указание "написать по который год" ясно дает понять, что эта надпись предназначалась именно для переписчиков или переписчика данной рукописи. И указание это было выполнено. Во всех списках текст хронологической выкладки был уже составлен с учетом этого требования, правда, с небольшими расхождениями в датировке. Так, по списку ГИМ-V читаем: "Богуеву крещению лет 417 , от Адама 6770 лето (по ГПБ-1-по 7031 год 468 лет), (по ЦГАДА 6775 год). А преставленаго праведного Прокопия 377 лето и 6811 от Адама(поГПБ-1-по год 433). Блаженнаго Иоанна преставлению 187 лет, от Адама 7002. (по ГПБ-1- 238 лет по объявлению)" 24.
И еще одно доказательство, характеризующее экземпляр Петра Юринского как первичный по отношению к другим спискам "Летописца" 1679-1680 гг. В данной рукописи говорится о возведении в Устюге соборной церкви по приказу архиепископа Тихона "о двадцати стенах".23 О таком же количестве "стен" идет речь и во всех списках устюжской летописи начала XVI века (список Мациевича и так называемый "Архангелогородский летописец").26 Но во всех списках "Летописца" 1679-1680 гг., а также и "Летописца" 1746 г., этот собор был возведен "о двенадцати стенах".27 Правда, следует уточнить, что в экземпляре Петра Юринского на полях отмечено исправление количества "стен" на 12, причем замечено, что в тексте рукописи число двадцать записано прописью, а на полях в сноске сначала стояло буквенное обозначение цифры 20 (К), которое впоследствии тщательно было исправлено на 1в, что соответствует 12. С какой целью это было сделано, неизвестно. Но факт остается фактом.
Близость рукописного экземпляра Петра Юринского к источнику, а основным источником, предположительно, служила Устюжская летопись первой четверти XVI века, известная по списку Мациевича, подтверждается еще одним, на первый взгляд незначительным примером. В списке Мациевича новгородский воевода Василий Васильевич Шуйский - Гребенка, участник сражения новгородцев с устюжанами на речке Шиленге в 1471, записан как "Шуской 28. Под такой же фамилией "Шуской" 29 встречается он и на страницах рукописи, принадлежавшей Петру Юринскому. Во всех Других известных нам списках она читается как "Шуйский".30 Таким образом, одна и та же. ошибка встретилась только в "Летописце Петра Юринского" и в тексте списка Мациевича, что говорит само за себя.
Свидетельством более раннего появления данной рукописи может послужить также выявление неточностей из текстов списков начала XVIII века "Летописца" 1679-1680 годов, при сопоставлении их с текстом "Летописца Петра Юринского".
Уже в самом предисловии этого. "Летописца" встречаются значительные расхождения со списками ГИМ -V, ГПБ -I и ЦГАДА. Так, по "Летописцу Петра Юринского" читаем:"...и старобытность градоначальная от писания познавается. А в том познании бог прославляется зиждитель всяческих. Повелением своим строя и царство от царства переходит и град града славнейши бывает и славящих его прославляет".31 В печатном же тексте (по ГИМ -V) идет сокращенный вариант, причем пропущена целая фраза, в результате чего смысл меняется:"...и старобытность градоначальная от писания прославляетца зиждитель всяческих повелением своим строяли царство от царства переходит и град от града славнейший бывает и славящих его прославляет". 32 Такой же текст и у двух других списков "Летописца"1679-1680 годов. Поэтому можно предположить, что переписчики просто сократили немного текст, не изменяя основного смысла предисловия, убрав целую фразу "познавается. А в том познании бог", так как здесь следует лишь уточнение, и это, по-видимому, было позволительно при переписке рукописей.
Можно привести еще ряд примеров, подтверждающих это предположение. Однако переписчики в своей работе допускали и явные ошибки, вероятно, из-за неправильного прочтения той или иной фразы или слова. Так, в предисловии "Летописца Петра Юринского" есть фраза "приосененныя чащы",33 которая по смыслу органически вписывается в текст. Но в остальных списках "Летописца" 1679-1680 гг. эта фраза изменена на "приосененные и чаши".34 В результате чего смысл был утерян. Подобные изменения встречаются в тексте довольно часто, где, например, слово "великая" превращается в "велия", "воспевающи" - в"возсылающи", "вседержав-ней" во "вседержанней" и т.д.
Иногда сокращения переписчиков даже искажают смысл повествования. Сравним несколько строк из рукописи с текстом списков "Летописца" 1679-1680 гг. В "Летописце Петра Юринского" можно прочитать сообщение летописи за 1450 год: " ...и галицкой князь Шемяка убежав в Новьград. Той же князь Шемяка пошол из Нова-града на Двину..."35 Переписчики сократили этот понятный текст и получилось: "И галицкий князь Шемяка убежа в Новъгрод на Двину..."36 Смысл уже утерян, ведь Новгород находится не на берегах реки Северной Двины, а на расстоянии значительном, составляющем более 1000 км.
Такой же казус получился у переписчиков при изменении предлога "да" на предлог "на". Если в "Летописце Петра Юринского" текст представлен так: "В лето 6967-го. Великий князь Иван Васильевич посла рать на вятчан, князя Ивана Георгиевича и многих князе и детей боярских да устюжаню Они же, шедше, повоеваша горотки Котелничьда Орлов...",37 то в других списках из-за этой ошибки смысл совершенно изменился: "В лето 6967 году великий князь Иоанн Васильевичъ посла рать на вятчан, князя Иоанна Георгиевича и многих князей и детей боярских на устюжан. Они же, шедше, повоеваша городки Котелниц и Орлов..."38. В результате получилось, что Иван III посылал рать воевать с устюжанами, а войска воевали вятские города, что противоречит здравому смыслу.
В целом, из всего вышесказанного можно сделать вывод, что рукописный текст "Летописца Петра Юринского" все же более точен и близок к оригиналу, чем все остальные известные списки "Летописца" 1679-1680 гг.
Кроме того, обращает на себя внимание именование великого князя Ивана III в "Летописце Петра Юринского" как Иван Васильевич, точно также, как и в Устюжской летописи первой четверти XVI века. В остальных списках "Летописца" 1679-1680 гг. этот князь представлен как Иоанн Васильевич. Именуется великий князь Иваном Васильевичем и в "Летописце Льва Вологдина".
*****
Особый интерес может представлять "Летописец Петра Юринского" в связи с уточнением источниковой базы "Летописца Льва Вологдина", составленного в 1765 году священником Успенской соборной церкви в Устюге Великом Львом Яковлевичем Вологдиным на основе ранних устюжских летописей, добавившим сведения, полученные из других источников. К.Н. Сербина пишет, что "сравнительный анализ текста "Летописца Вологдина" и "Летописца" 1746 года позволяют с полной уверенностью говорить о том, что в основу своего труда Вологдин положил "Летописец" 1746 г., вероятно, по списку ГИМ -IV" 39. Однако при сравнении текстов "Летописца Петра Юринского" и "Летописца Льва Вологдина", опубликованного в 37 томе ПСРЛ,40 возникает предположение, что все же основным источником у Льва Вологдина служил не "Летописец" 1746 г., а "Летописец"1679-1680 гг., и именно список его, озаглавленный как "Летописец Петра Юринского". Если это принять за истину, то отсюда решается ряд вопросов, возникших при изучении источников "Летописца Льва Вологдина". Так, в частности, становятся понятными ошибки, возникшие в датировке у Льва Вологдина. В качестве доказательства приведем пример, используя сравнительный текстологический метод.
Итак, написание иконы Спаса у Льва Вологдина поставлено под 1445 годом41, а в списках "Летописца" 1679-1680 гг. и "Летописца" 1746 г. - под 1447 годом. ^Откуда могла получиться эта ошибка? Если посмотреть внимательно на текст "Летописца Петра Юринского", то можно найти на страницах этой рукописи текст, соответствующий событиям того времени, и видим, что в обозначении даты славянской буквенной нумерацией цифр "SЦHE"43 (1447 г.) последняя буква сильно потерта, и вместо буквы Е (соответствует цифре 5) можно прочесть букву Г (что равнозначно цифре 3). Поэтому при переводе на летосчисление от Рождества Христова получаем даты 1447 год и 1445 год. Не случайно на полях рукописи карандашом было помечено "Г и Е" 44 (Вполне возможно, что отмечено рукой В.П. Шляпина). Дополнительно мы можем привести доказательство, полученное из сообщения за этот год, где говорится о крестных ходах в Устюге. Выражение "по вся лета" встречается только в "Летописце Петра Юринского" 45 и в "Летописце Льва Вологдина".46 В остальных списках, в том числе и "Летописце" 1746 года, читается оно как "повсялетно". 47
Однако датировка известий у Льва Вологдина была точна в ряде случаев лишь благодаря своему источнику. Только в "Летописце Петра Юринского" можно было прочесть дату -1503 год, когда устюжане сторожили "Иван город от немец"48 (не имея в виду Устюжскую летопись первой четверти XVI века). Во всех остальных списках "Летописца" 1679-1680 гг., а также "Летописца" 1746 года это событие отмечено под 1493 годом.49
Таким образом, только сравнивая датировку погодных известий у "Летописца Петра Юринского" и у "Летописца Льва Вологдина", можно прийти к выводу, что основным источником у Вологдина был именно этот экземпляр "Летописца" 1679-1680 гг.
Попробуем привести еще ряд доказательств, сравнивая индивидуальные особенности этой рукописи с текстом "Летописца Льва Вологдина". Находим ряд интересных совпадений. Так, только в тексте "Летописца Петра Юринского" находим уточняющую запись, правда, выведенную над верхней строкой страницы: "а в новгородском рубль - 14 гривен 50. У Льва Вологдина это уточнение встречается прямо в тексте. Здесь идет речь о событиях 1441 года, когда великий князь Василий Васильевич ходил ратью на Великий Новгород, и новгородцы запросили мира и дали пятьдесят тысяч рублей новгородских", а в новгородском рубле числится 14 гривен" 51 - пишет Лев Вологдин в своем "Летописце". Во всех других списках "Летописцев" 1679-1680 годов, которые могли быть источниками, этого нет.52
В известии за 1446 год указано о том, что на Устюг напали казанские татары и стояли под городом три месяца 53. Это помещено только в "Летописце Вологдино". Во всех других летописях, в том числе и ранних, казанские татары пребывали под Устюгом всего три дня 54. (B "Летописце" 1746 г.- 3 недели). Лишь только в "Летописце Петра Юринского" в тексте этот срок продлен до трех месяцев, правда, впоследствии исправлен на три дня.55
Из этих двух примеров мы видим, что в "Летописце Петра Юринского" слова, взятые в качестве доказательства были вынесены за пределы текста. То есть возникает сомнение в их современности основному тексту, а значит, ставит под сомнение и положение о "Летописце Петра Юринского" как основном источнике "Летописца Льва Вологдина". Поэтому, для того, чтобы развеять эти сомнения, мы можем привести доказательства достоверности нашего предположения, взяв пример из основного текста "Летописца Петра Юринского". Для этого возьмем сообщение за 1517 год, где говорится, что в Архангельском монастыре после литургии от икон шло миро. Далее в тексте перечисляются иконы, от которых это миро текло. И последней при перечислении икон в "Летописце Петра Юринского" названа икона "Введение Христа на страсть".56 То же самое мы видим и в тексте "Летописца Льва Вологдина".57 Но если предположить, что источником у Вологдина был "Летописец" 1746 года, то возникают трудности в сопоставлении текста, так как во всех списках "Летописца" 1746 года данная икона названа не полностью, а просто "Введение во страсть".58 Но кого? Не ясно. Кроме того, в известных списках "Летописца" 1679-1680 гг. данная икона называется "Ведение пресвятые Богородицы на страсть".59 Отсюда можно сделать вывод, что в данном случае текст "Летописца Петра Юринского" ближе всего к тексту "Летописца Льва Вологдина". При этом указание на икону "Введение Христа на страсть" ближе всего к истине, так как именно эта икона упоминается и в ранних устюжских летописях.60
Интересен, на наш взгляд, такой факт, что выражение "Двинская земля" встречается только в "Летописце Петра Юринского",61 а вслед за ним и в "Летописце Льва Вологдина" 62. Между прочим, так она обозначена и в ранних устюжских летописях. 63. А именно так называли эти территории в конце XV века, к которому относятся события, описанные в этих летописях. По крайней мере, выражение "Двинский уезд" можно отнести к более позднему времени. Но по спискам "Летописца" 1679-1680 гг. и "Летописца" 1746 г. 64. великий князь Иоанн Васильевич велел устюжскому наместнику Василию Федоровичу Образцову в 1471 году воевать почему-то "Двинский уезд", а не "Двинскую землю".
Кроме приведенных доказательств, есть еще ряд совпадений, характерных для "Летописца Петра Юринского" и "Летописца Льва Вологдина". Среди них отдельные слова можно встретить только в этих "Летописцах", что также подтверждает наше предположение.
Исходя из всего, сказанного выше, с известной долей осторожности все же можно признать тот вывод, что основным источником для Льва Вологдина послужил данный экземпляр списка "Летописца" 1679-1680 гг., принадлежавший впоследствии устюжскому купцу Петру Юринскому и в настоящее время хранящийся в Великоустюжском филиале ГАВО.
*****
В заключение следует сказать о том, что же представлял из себя этот "Летописец" 1679-1680 гг. и в связи с какими событиями возникла нужда в его составлении. По своему характеру, как считает К.Н. Сербина, этот "Летописец" является "своего рода исторической справкой об Устюге и устюжанах". 65 "Составление исторической справки об Устюге и устюжанах, напоминание о заслугах устюжан перед великими князьями и царями, а также замалчивание связей устюжской церкви с Ростовской епископской кафедрой было вызвано подготовкой к такому важному событию в жизни Устюга, как выделение его церкви из ведения Ростовской епархии".66 И действительно, в 1682 году Устюг становится центром самостоятельной Устюжской епархии. При этом отличительной чертой "Летописца" 1679-1680 гг., в отличие от других устюжских летописных книг, является его"чисто светский характер" 67, так как практически все сведения о церковной жизни Устюга были изъяты составителями этого "Летописца".
В целом, рукописный экземпляр "Летописца 1679-1680 гг. Петра Юринского" представляет для исследователя большой научный интерес, так как он еще не вводился в научный оборот и не исследовался. Данная статья представляет собой лишь первичный анализ текста, проведенный методом сравнения с текстами других списков, вскрывая разночтения с этими текстами. Но и это уже дало возможность сделать несколько важных выводов. Привлекая "Летописец Петра Юринского" можно существенно дополнить и исправить текст "Летописца" 1679-1680 гг., опубликованный в 37 томе ПСРЛ, так как этот рукописный экземпляр можно считать более ранним по отношению к другим спискам "Летописца" 1679-1680 гг. Кроме того, он и более достоверен. При этом дальнейшее изучение этой рукописи может существенно пополнить сведения об источниковой базе "Летописца Льва Вологдина", если считать экземпляр Петра Юринского одним из основных источников, использованных Львом Вологдиным для составления своего "Летописца о великом граде Устюге". Палеографического и полного археографического исследования рукописи не проводилось. Можно сказать только, что она написана полууставом, переходящим в скоропись.
"Летописец" 1679-1680 гг. может служить также источником по истории и культуре Устюжского края, так как составитель данной рукописи, используя более ранние, доступные ему устюжские и общерусские летописи, добавлял их устными преданиями, полученными от "древних отец".68
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Сербина К.Н. Устюжское летописание XVI-XVIII вв. - Л., 1985. - С.3.
2. ПСРЛ (Устюжские и вологодские летописи XVI-XVIII вв.).-Л., 1982. - Т.37. С.17-159.
3. ВУФ ГАВО, № 2304, 22 л.
4. Устюг Великий (Материалы для истории города XVII и XVIII столетий). - М., 1883. - С.201-290.
5. Там же. - С. 278.
6. Там же. - С.143-164.
7. Там же. - С. 160.
8. Шляпин В. П. Из истории города Великого Устюга//3аписки Северодвинского общества изучения местного края. - Вел. Устюг, 1925. - Вып.1. - С.5-35.
9. Там же. - С.25.
10. Там же. - С.26.
11. Сербина К.Н. Устюжское летописание... - С.87-96.
12. Там же. - С.93.
13. Там же. - С.87-88.
14. ПСРЛ. - Т.37. - С.104-109.
15. ВУФ ГАВО, № 2304, л. 21.
16. Сербина К.Н., Устюжское летописание..; - С.92.
17. Там же.
18. ВУФ ГАВО, № 2304, л.3-3 об.
19. ПСРЛ. - Т.37. - С.104 (примечание).
20. ВУФ ГАВО, № 2304, л.3-3 об.
21. Там же, л.З об.-4.
22. Там же, л. 11 об.
23. Там же, л.18-18 об. .24 ПСРЛ. - Т.37. - С.108.
25. ВУФ ГАВО, N 2304, л. 17 об.
26. ПСРЛ. - Т.37. - С.51,98.
27. Там же. - С.108,115.
28. Там же. - С.47.
29. ВУФ ГАВО, № 2304, л. 15 об.
30. ПРСЛ, Т.37. - С, 107.
31. ВУФ ГАВО, №2304, л.1 об.
32. ПСРЛ. - Т.37. - С, 104.
33. ВУФ ГАВО, № 2304, л.З.
34. ПСРЛ. - Т.37. - С.104.
35. ВУФ ГАВО, № 2304, л. 11 об.
36. ПСРЛ. - Т.37. - С.107.
37. ВУФ ГАВО, № 2304, л. 12 об.
38. ПСРЛ. - Т.37. - С.107.
39. Сербина К.Н. Устюжское летописание... - С. 107.
40. ПСРЛ. - Т.37. - С.127-149.
41. Там же. - С.133.
42. Там же. - С. 106,113.
43. ВУФ ГАВО, № 2304, л. 11 об.
44. Там же.
45. Там же.
46. ПСРЛ. - Т.37. - С.133.
47. Там же. - С.106,113.
48. ВУФ ГАВО, № 2304, л. 19.
49. ПСРЛ. - Т.37. - С. 108,115.
50. ВУФ ГАВО, № 2304, л. 12.
51. ПСРЛ. - Т.37. - G.133.
52. Там же. - С.106.
53. Там же. - С.133.
54. Там же. - С.44, 87, 106,113.
55. ВУФ ГАВО, № 2304, л.12.
56. Там же, л. 19 об.
57. ПСРЛ. - Т.37. - С.137.
58. Там же. - С. 115.
59. Там же. - С. 109.
60. Там же. - С. 54,102.
61. ВУФ ГАВО, №2304, л. 15 об.
62. ПСРЛ. - Т.37. - С.135.
63. Там же. - С.47,92.
64. Там же. - С.107, 114.
65. Сербина К.Н. Устюжское летописание... - С.92.
66. Там же.
67. Там же.
68. ВУФ ГАВО, № 2304, л. 17 об.