www.booksite.ru
К титульной странице
ГЛАВА IV
Просвещение
Лейбниц, следя с большим вниманием за мерами Петра для
распространения просвещения, считал его благодетелем человечества.
Царь, по его мнению, был избранным орудием Провидения для насаждения
цивилизации среди «скифов»; он считал Петра чрезвычайно способным
извлечь наибольшую пользу из примера культуры Китая, с одной стороны,
и из образцов умственного и нравственного развития в Западной Европе —
с другой. Для России Лейбниц считал громадной выгодой то
обстоятельство, что в ней, пользуясь примерами истории развития
других стран и народов, можно избежать многих ошибок, сделанных в
разных случаях. «Дворец, построенный совершенно сызнова, — замечает
Лейбниц, — во всяком случае может быть устроен удобнее, чем здание,
над которым трудились в продолжение нескольких столетий, постоянно
делая перестройки, починки, поправки» [875 - Guerrier. Приложение,
207.]. Так писал Лейбниц в 1712 году. Двумя годами позже! Петр по
случаю спуска корабля «Илья Пророк» произнес речь, в которой
выразился о месте, занимаемом Россией в истории просвещения,
следующим образом: «Кому из вас, братцы мои, хоть бы во сне снилось,
лет 30 тому назад, что мы с вами здесь, у Балтийского моря, будем
плотничать, и в одеждах немцев, в завоеванной у них же нашими
трудами и мужеством стране, воздвигнем город, в котором вы живете;
что мы доживем до того, что увидим таких храбрых и победоносных
солдат и матросов русской крови, таких сынов, побывавших в чужих
странах и возвратившихся домой столь смышлеными; что увидим у нас
также множество иноземных художников и ремесленников, доживем до
того, что меня и вас станут так уважать чужестранные государи?
Историки полагают колыбель всех знаний в Греции, откуда (по
превратности времен) они были изгнаны, перешли в Италию, а потом
распространились и по всем европейским землям, но невежеством наших
предков были приостановлены и не проникли далее Польши; а поляки,
равно как и немцы, пребывали в таком же непроходимом мраке
невежества, в каком мы пребываем доселе, и только непомерными
трудами правителей своих открыли глаза и усвоили себе прежние
греческие искусства, науки и образ жизни. Теперь очередь приходит до
нас, если только вы поддержите меня в моих важных предприятиях,
будете слушаться без всяких отговорок и привыкнете свободно
распознавать и изучать добро и зло. Указанное выше передвижение наук
я приравниваю к обращению крови в человеческом теле, и сдается мне,
что со временем оне оставят теперешнее свое местопребывание в Англии,
Франции и Германии, продержатся несколько веков у нас и затем снова
возвратятся в истинное отечество свое — в Грецию. Покамест советую
вам помнить латинскую поговорку: оrа et labora (молись и трудись) и
твердо надеяться, что, может быть, еще на нашем веку вы пристыдите
другие образованные страны и вознесете на высшую степень славу
русского имени» [876 - Weber. Verandertes Russland, I, 11.].
Петр сам учился многому и до гроба не переставал учиться. Он был
неумолимо строгим наставником своего народа. На войны он смотрел,
как на полезную для себя и для народа школу. Но среди войн он не
переставал заботиться о заведении училищ, бороться с невежеством в
русском обществе. Тотчас же после возвращения из-за границы в Россию
в 1698 году он стал думать об учреждении школ и переписывался об
этом предмете с Виниусом, Курбатовым и проч. С радостью Виниус уже в
1701 году писал царю, что «собрано в школы 250 ребят, из которых
выйдут хорошие инженеры, артиллеристы и мастера» [877 - Соловьев,
XVI, 357.]. В 1703 году Курбатов писал Головину, что «прибрано и
учатся 200 человек», что наставники — англичане и что к ним
приставлен помощником Леонтий Магницкий. Потом Курбатов писал: «Прибрано
учеников со 180 человек охотников всяких чинов людей и учатся все
арифметике, из которых человек с десять учат радиксы и готовы
совершенно в геометрию» и проч. Достойно внимания в письме Курбатова
следующее замечание: «А ныне многие из всяких чинов и прижиточные
люди припознали тоя науки сладость, отдают в те школы детей своих, а
иные и сами недоросли и рейторские дети и молодые из приказов
подьячие приходят с охотою немалою», и т.д. Особенно Курбатов хвалил
учебник арифметики, составленный Магницким [878 - Соловьев, XV,
397.].
После занятия Мариенбурга, причем был взят в плен тамошний пробст
Эрнст Глюк, царь определил ему ежегодное жалованье в 3000 руб. с тем,
чтобы Глюк открыл в Москве первоначальную гимназию для разночинцев.
В весьма широкой учебной программе гимназии Глюка мы встречаем,
между прочим, философию картезианскую, новые языки, катехизис Лютера,
стилистику, астрономию, историю, грамматику, риторику, фехтование,
танцы и проч. Школа эта, впрочем, существовала недолго; тут, однако,
учились некоторые известные люди, например, из иностранцев
Блюментрост, из русских братья Веселовские и проч. [879 - Пекарский.
История Академии наук, СПб., 1870, I, стр. XVIII и след.]
Устроенный в 1706 году в Москве за Яузой госпиталь, которым
заведовал доктор Бидлоо с двумя помощниками-русскими, должен был
сделаться в то же время медицинской школой. В 1712 году Бидлоо
доносил царю, что было у него всего 50 учеников и что многие из них
приобрели основательные познания в хирургии [880 - Соловьев, XVI,
15—16.].
В 1714 году явился указ: «Послать во все губернии по несколько
человек из школ математических, чтоб учить дворянских детей цифири и
геометрии, и положить штраф такой, чтоб невольно будет жениться,
пока сему не выучится». В Петербурге были учреждены разные частные
школы, инженерное училище, морская академия. Разные иностранцы,
например, немец Вурис, француз Сент-Илер (St.-Hilaire), швед Вреех,
итальянец Гаджини, основали разные училища. В Петербурге при
оружейной канцелярии, «ради общенародной во всяких художествах
пользы, против обычаев государств европейских, зачата была небольшая
академия, ради правильного обучения рисования иконного и живописного
и прочих художеств» [881 - Там же, 201, 307 и след., 321.]. Шведские
военнопленные даже в Тобольске устроили учебное заведение по
образцам западноевропейской педагогики [882 - Пекарский. «Наука и
литература», I, 133 и след.].
Книгопечатание при Петре приняло довольно значительные размеры.
Учрежденная по предложению царя в Амстердаме типография Тессинга и
Копьевского издала множество русских книг, большей частью переводов
иностранных сочинений, например, басни Эзопа, сочинение Квинта
Курция об Александре Македонском, календари, учебники морских и
военных наук. Затем и в России росло число типографий. После
Полтавской битвы Петр дал приказание собирать разные материалы для
русской истории; также им было выражено желание, чтобы был напечатан
перевод истории Троянской войны. Явились переводы сочинений Вобана,
Пуфендорфа, разные книги о механике, архитектуре, воспитании детей и
проч. Полезными сотрудниками Петра в типографском деле были, между
прочим, Поликарпов и Аврамов.
Петр заботился также о покупке коллекций книг, выписывал их из-за
границы, велел перевезти довольно богатое собрание разных сочинений
из Курляндии в Петербург и проч.[883 - Пекарский. «Наука и
литература», I, 46 и след.] В 1721 году он отправил секретаря
медицинской канцелярии по иностранной переписке Шумахера за границу
с разными поручениями, касавшимися более ученых и наук. Между
прочим, Шумахер должен был купить некоторые ученые коллекции. Таким
образом и благодаря покупкам, сделанным царем во время его
путешествий, устроилась «кунсткамера». Сохранились письма царя к
разным лицам, доставлявшим ему предметы для кунсткамеры, а также
анекдоты о старании Петра привлечь публику к посещению этой
коллекции [884 - Там же, 48—54; Штелин. Анекдоты. М., 1830, I, №
27.].
Многие указы свидетельствуют о любознательности царя и его старании
содействовать развитию просвещения. В 1720 году повелено: «Во всех
монастырях, обретающихся в российском государстве, осмотреть и
забрать древние жалованные грамоты и другие курьезные письма
оригинальные, также книги исторические, рукописные и печатные, где
какие потребные к известию найдутся». Далее он распорядился, чтобы
физические инструменты, картины, статуи, книги и проч. не были
обложены никакой таможенной пошлиной [885 - «Осьмнадцатый век», I,
505, IV, 265.]. По случаю посещения Петром развалин древнего города
Булгара на Волге по указу его были списаны точные копии со всех
надгробных надписей и переведены на русский язык; им же были приняты
меры для сохранения в целости остатков развалин этих замечательных
памятников [886 - С.М. Шпилевский. Древние города и другие
булгарско-татарские памятники в Казанской губернии. Казань, 1878,
239.].
Уже во время первого путешествия Петра за границу зашла речь об
учреждении в России Академии наук. Лейбниц говорил еще в 1697 году о
пользе такого учреждения; Ли в своем проекте реформ указал на
английскую «Royal Society» как на образец Академии наук. В 1706 году
был представлен проект устройства целой системы научных и учебных
учреждений, причем неизвестный автор — быть может, это был
вышеупомянутый грек Серафим — обращал особенное внимание на
богословские науки [887 - Пекарский. История Академии наук, I,
XXI.]. Иван Посошков предлагал устроить в Москве «великую академию,
всех наук исполненную», причем даже советовал приглашать учителей
«хотя бы из лютеранской веры» [888 - Рукописи в библиотеке Академии
наук.]. Лейбниц составил для царя несколько записок, в которых
указывал на способы осуществления желания Петра распространить в
России просвещение. После Полтавской битвы Лейбниц изъявил
готовность сделаться руководителем Академии наук и художеств в
России. Одновременно с Лейбницом и Гейнрих Фик был занят
составлением записок об учреждении академии.
Осуществление любимого плана Петра состоялось лишь после его
кончины. Но уже в начале 1724 года Петр утвердил проект учреждения
академии, составленный Блюментростом и Шумахером, а затем началась
переписка с разными заграничными учеными, которые изъявляли
готовность переселиться в Петербург для занятия мест в академии,
открытие которой воспоследовало лишь при Екатерине I [889 - См.
отзыв Фокеродта об Академии наук в моей статье о записке Фокеродта в
«Журнале Министерства народного просвещения», CLXXI, отд. 2, 208 и
след.].
Средоточием и выражением главных начал, которыми при своей
деятельности руководствовался царь-преобразователь, сделалась новая
столица. Здесь благодаря мерам, принятым Петром, развились
оживленные торговые сношения с Западной Европой; сюда приезжало
множество иностранцев, с которыми Петр любил беседовать
непринужденно о всевозможных предметах, сидя за стаканом вина в
устроенной по приказанию царя «австерии». Здесь в 1711 году была
устроена первая типография, а в следующих годах последовало открытие
еще других типографий. Здесь было построено еще при Петре несколько
дворцов, например, великолепный дом Меньшикова, в котором было
отпраздновано бракосочетание племянницы Петра с герцогом
Курляндским, причем в числе увеселений была устроена курьезная
свадьба карлика Волкова, на которую собрано со всей России до 70
карликов и карлиц. При заложении Васильевской части города образцом
должен был служить Амстердам, однако прорытие предполагаемых каналов
на Васильевском острове не состоялось. В новой столице были помещены
библиотека, кунсткамера, здание коллегий; началась постройка биржи,
галерной гавани, адмиралтейства, Исаакиевского собора, в Летнем саду
был построен небольшой дворец, перед окнами которого Петр посадил
собственноручно несколько дубовых дерев. В 1711 году был заложен
Зимний дворец, отстроенный впоследствии для дочери Петра Елизаветы
знаменитым архитектором Растрелли. Ко времени Петра относится еще
постройка в Петербурге некоторых протестантских церквей, заложение
литейного завода, Невского проспекта, многих фабрик и мануфактур; в
окрестностях Петербурга возникли дворцы: Екатерингофский,
Петергофский и Ораниенбаумский и др. [890 - Geimers. St.-Petersburg
am Ende seines ersten Jahrhunderts. St.-Petersburg, 1805, в 2-х
томах.] В Петербурге была учреждена Академия; сюда должен был
переселиться из Москвы Сенат; туг, в своем «парадизе», любил
пребывать и сам Петр. Возвращение двора в Москву при Петре II
оказалось возможным лишь на короткое время. Предсказание Алексея и
его приверженцев, что новая столица останется «в пусте», не сбылось.
Петербург оставался столицей и в позднейшее время; мало того: новый
город должен был сделаться как бы местом воспитания русской публики,
знакомившейся ближе и ближе с западноевропейскими приемами
общежития. И такому воспитанию русского общества Петр посвятил себя
в последние годы своей жизни с обычной ему энергией и с свойственной
ему строгостью. Наравне с сочинениями о военном искусстве, с
учебниками по арифметике, географии, истории, переводились на
русский язык и чисто дидактические и педагогические сочинения. К
таким переводам относится «Юности честное зерцало, или показание к
житейскому обхождению», собранное из разных авторов. На заглавном
листе этой книги, изданной в 1717 году, сказано, что она
«напечатается повелением царского величества». Она издавалась
несколько раз и была, как кажется, сильно распространена в русской
публике. Главное содержание ее заключается в правилах, как вести
себя в обществе. Она касается лишь внешней стороны человека. На
первом плане находятся наставления о сохранении в чистоте ногтей,
рта, запрещение громко чихать, сморкаться и плевать и т.п. Все это
могло быть не бесполезно. Русские, удивлявшие до того времени
иностранцев грубостью нравов, неряшливостью, неопрятностью, должны
были научиться прилично стоять, сидеть, ходить, есть и пить,
кланяться и проч. «Юности честное зерцало» было привозным продуктом
наравне с французским вином и брюссельскими кружевами, в которых
нуждались высшие классы русского общества [891 - См. мою статью «Zur
geschichte der didaktischen Literatur in Russ-land im 18
Jahrhundert» в журнале «Russ. Revue», VIII, 272 и след.].
Совершенно изменилось в эпоху Петра положение женщины в обществе.
Вскоре после возвращения из-за границы в 1698 году царь приказал,
чтобы женщины участвовали в разных увеселениях. Затем, после
путешествия 1717 года, появился указ «об ассамблеях», общественных
собраниям, зимних увеселениях. Они были учреждены на первый раз в
Петербурге, и о времени их открытия объявлялось с барабанным боем на
площадях и перекрестках. Ассамблеи распределялись между чиновными
лицами, жившими в Петербурге без соблюдения, впрочем, какой-либо
очереди. Сам государь назначал, в чьем доме должно было быть
ассамблее. Несмотря на то, у кого бы ни происходила ассамблея — хотя
бы у самого царя, — вход на нее был доступен каждому прилично
одетому человеку, за исключением слуг и крестьян. Вследствие этого
на ассамблеи собирались чиновные особы всех рангов, приказные,
корабельные мастера и иностранные матросы. Каждый мог являться с
женой и домочадцами. Петр приглашал на ассамблей и духовных лиц.
Первым условием ассамблеи государь постановил отсутствие всякого
стеснения и принужденности. Так, ни хозяин, ни хозяйка, не должны
были встречать никого из гостей, даже самого государя или государыню
и членов их семейства. В комнате, назначенной для танцев, или в
соседней с нею, должны были быть приготовлены: табак, трубки и
лучины для их закуривания. Здесь же стояли столы для игры в шахматы
и в шашки, но карточная игра на ассамблеях не допускалась. Главным
увеселением на ассамблеях полагались танцы; посредством их должны
были сближаться молодые люди и девицы, знакомиться дамы с мужчинами,
а потому в глазах русских старого покроя танцы казались сперва
увеселением крайне безнравственным.
Все это прививалось несколько туго к русскому обществу. Дамы и
кавалеры на ассамблеях дичились друг друга, не завязывали между
собой разговоров и после каждого танца тотчас же расходились в
разные стороны. По словам одного из современников, на ассамблеях
«все сидели, как немые, и только смотрели друг на друга». Вообще,
если бы на первых порах сам Петр не присматривал за ассамблеями и не
распоряжался бы на них своей государской властью, то они, по всей
вероятности, не вошли бы в обычай. Петр иногда сам управлял танцами,
становясь в первой паре. По свидетельству одного
современника-иностранца, Петр и Екатерина танцевали очень ловко и
проворно, как самые молодые люди; также и дочери Петра танцевали
очень охотно. Спустя три года по введении ассамблей в Петербурге,
они были заведены и в Москве; кроме того, были устраиваемы по
желанию царя маскарады, концерты и проч. Понятно, что с учреждения
ассамблей женщина стала являться в положении, отличном от прежнего.
Теперь она вместо смиренной и молчаливой хозяйки дома, подносившей
гостю с глубокими поклонами чарку водки, являлась царицей
празднества. При Петре было введено, чтобы хозяин во время бала
подносил букет цветов, живых или искусственных, той даме, которую он
хотел отличить. Дама эта распоряжалась танцами и в конце бала
торжественно отдавала букет тому из кавалеров, в доме которого она
хотела танцевать следующий раз, и т.п. Одной из главных целей Петра
при учреждении ассамблей было соединить все русское общество в один
кружок и сблизить русских с иностранцами. Отчужденность русских от
иностранцев выражалась между прочим тем, что русские дамы
обыкновенно выбирали себе кавалеров только из русских, обходя
иностранцев, чем эти последние очень обижались. Некоторые, однако,
из русских дам чрезвычайно были любезны и с иностранцами, мало чем
уступали француженкам и немкам в обращении и светскости, а в
некоторых отношениях имели даже над ними и преимущество.
Понятно, что ассамблеи времен Петра не отличались той утонченностью
обстановки, которой вскоре после него, например уже при Анне
Иоанновне, отличались собрания высшего круга. На Петровских
ассамблеях пили лихо. Грубость нравов, однако, исчезала мало-помалу,
чему в особенности способствовало присутствие дам в мужском
обществе, и в царствование императрицы Елизаветы ассамблеи
переродились в такие балы, которые мало чем уступали изящным
Версальским собраниям [892 - См. статью Карновича об ассамблеях в
«Древней и новой России», 1877, I, 77—84.].
Такого рода явления становились в разрез с прежними нравами и
обычаями русских людей. Национальному началу, до того времени
господствовавшему в русском обществе, был противопоставлен принцип
космополитизма. Коренное изменение положения женщины должно было
оказать сильное влияние на нравы и обычаи общества и даже на
государственный строй. В последнем отношении довольно значительная
доля успеха деятельности Петра как наставника русских на приемах
общежития принадлежала Екатерине, которая оказалась необычайно
способной поддерживать приличие, роскошь и пышность двора, придавать
придворным празднествам некоторую прелесть и участвовать с
достоинством при разных увеселениях Петра. В последнее время этого
царствования при дворе происходили театральные представления, в
которых участвовали племянницы государя; Екатерина имела в своем
распоряжении полный оркестр. Иностранцы, как, например, Бассевич,
Берггольц, герцог Лирийский, Вебер и проч. находили, что нравы и
обычаи русского двора не отличались от приемов, господствовавших на
Западе.
Для будущности России было важно появление уже при Петре
значительного числа иностранных воспитателей и воспитательниц для
дочерей и сыновей высших классов русского общества. Петр сам
старался дать своим дочерям тщательное образование. В домах
некоторых знатных фамилий, например, Трубецких, Черкасских и проч.,
явились французские гувернантки. Иностранцы хвалили русских за
тщательность, с которой они заботились о детском воспитании. Новое
поколение вырастало при совершенно иных и довольно благоприятных
условиях. Не во всех отношениях, пожалуй, такое подражание иноземным
обычаям было полезно и благотворно. Не без основания князь Щербатов
в своем сочинении «О повреждении нравов» приписывает Петру важную
долю в развитии в русском обществе склонности к чрезмерной роскоши,
к разврату и проч. Однако эти явления не представляют собой доводов
для отрицания пользы преобразовательной деятельности Петра вообще.
Всякого рода эмансипация заключает в себе некоторую опасность
употребления во зло новоприобретенной свободы. В конце концов,
несмотря на многие неудобства светских приемов, господствовавших в
образованном обществе Западной Европы, салонная утонченность,
служившая образцом для русского общества, была менее опасной, чем
замкнутость византийско-средневекового аскетизма, которая служила
правилом до Петра. Сближение с Западной Европой во внешних формах
«людскости» способствовало заимствованию у Запада лучших идей
прогресса, возникавших в Англии, Франции и Германии. И здесь
особенно женщины оказались способными учиться у Запада; женщинам же
было предоставлено играть весьма важную роль во время десятилетий,
следовавших за эпохой Петра. При императрице Елизавете употребление
французского языка сделалось правилом при дворе и в высших слоях
русского общества; при Екатерине II восторжествовали многие начала,
проповедуемые в литературе просвещения Англии и Франции; Александр I
воспитывался под надзором своей бабки, называвшей себя «ученицей
Вольтера» и давшей ему в воспитатели швейцарца Лагарпа. Никто не
станет отрицать, что исходной точкой всех этих явлений главным
образом служит деятельность Петра-Преобразователя [893 - См. соч.
Иконникова «Русская женщина в эпоху Петра Великого»-, Киев, 1876, и
мое соч. «Die Frauenfrage in Russland im Zeitalter Peters des
Grossen», Russ. Revue, XV, 97—130.]