www.booksite.ru
К титульной странице
ГЛАВА II
Хозяйственный быт
Деньги суть артериею войны, сказано в письме Петра к Сенату. Для
решения многосложных политических задач царь нуждался в весьма
значительных материальных средствах. Особенно же постоянные войны,
содержание войска и флота требовали громадных сумм.
К сожалению, данные о размерах бюджета, о доходах и расходах
государства и о состоянии флота и войска за это время весьма скудны.
Мы узнаем, что к концу царствования Петра регулярная армия состояла
из 210 000 чел., флот из 48 линейных кораблей и 800 других судов с
экипажем в 28 000 чел. [831 - Соловьев, XVIII, 163.] В 1710 году
государь велел в первый раз сличить приход с расходом: оказалось,
что при общем доходе около 3 миллионов рублей без малого половина
этой суммы употреблялась на содержание войска, а полмиллиона рублей
на расходы содержания флота. Тут Петр не щадил ни денег, ни людей.
Условием внутреннего преобразования был успех в области внешней
политики. Цель была достигнута. Войско и флот находились в таком
состоянии, что могли внушать другим державам высокое понятие о
значении сил и средств России [832 - О войске см. соч. Брикса, «Gesch.
d. russ. Heereseinrichtungen», Berlin, 1867. О флоте см. соч.
Елагина, Веселого и проч.].
Были и другие расходы, до того времени не имевшие столь значительных
размеров. Более тесные сношения с Западной Европой требовали
содержания резидентов при иностранных дворах. Уже в 1704 году
содержание Матвеева в Гааге обошлось в 27 000 гульденов. В 1706 году
получали: Урбих в Вене 9 000 рублей, Толстой в Константинополе 4225
р., Матвеев в Англии 5265 р. [833 - Соловьев, XV, 90, XVI, 14.] Зато
для содержания своего двора Петр не нуждался в больших суммах. Между
тем как в конце царствования его государственные доходы достигали
суммы 10 миллионов р., содержание двора, как рассказывали
современники, стоило не более 50 000 р.[834 - Vockerodt, 117. ]
Для покрытия государственных расходов нужно было думать о новых
источниках доходов. Усложнение финансовой системы, изобретение новых
средств для доставления казне необходимых денежных сумм, во многих
случаях повреждение экономических интересов посредством чрезмерной
строгости при взимании налогов, обусловливаемой недостаточным
пониманием общественно-хозяйственного организма — все это было
характеристической чертой в истории государственного хозяйства при
Петре.
Явилась новая должность «прибыльщиков», которые стали искать во всем
прибыли государству и сообщали свои мнения о новых источниках
доходов. Первым прибыльщиком сделался Алексей Александрович
Курбатов, по предложению которого была введена гербовая бумага
(1699). В актах 1705 года встречаются имена еще других прибыльщиков;
то были большей частью люди незнатного происхождения, которые,
однако, скоро получали довольно важные места. Курбатов сделался
вице-губернатором в Архангельске, другой прибыльщик, Ершов, бывший
крепостной человек князя Черкасского, вице-губернатором московским.
[835 - Соловьев, XV, 95.]
Эти люди обнаруживали необычайную изобретательность и рабочую силу,
то указывая на возможность введения новых податей и налогов, то
объясняя вредное действие той или другой привилегии, то стараясь
собирать недоимки и проч. …..
Приступили к выпуску легковесной монеты, к отдаче на откуп рыбных
ловель, к обложению сборами бород, бань, дубовых гробов и проч. Соль
стала гораздо дороже прежнего; подушная подать сделалась страшно
тягостной для народа. Иностранцы, как, например, Плейер, фан дер
Гульст, Перри и другие, в весьма резких выражениях порицали образ
действий прибыльщиков и прочих финансовых чиновников, не обращавших
достаточного внимания на экономические силы народа, беспощадно
преследовавших несостоятельных должников казны и разорявших народ.
Фокеродт выразил предположение, что рано или поздно чрезмерное
насилие сборщиков налогов должно будет повести к какому-нибудь
кризису [836 - Wockerodt, 118.].
О мере страдании народа можно судить по следующему письму самого
«прибыльщика» Курбатова к Петру в 1709 году: «От правежей превеликой
обходится всенародный вопль, а паче в поселянах, яко не точию
последнего скота, но иные беднейшие и домишков своих лишаются. И
ежели вашим презрением ныне вскоре отсрочкой помилованы не будут, то
в сих последних сего года месяцах премногое приимут разорение и, Бог
весть, будут ли впредь иные даней ваших тяглецы… а впредь, по благом
окончании войны сея, могут помалу и во всем исправиться» [837 -
Соловьев, XV, 382.]. Недаром Посошков в своем сочинении «О скудости
и богатстве» требовал осторожности в обращении с народом, замечая в
главе «О правосудии»: «В поборах за гривну из человека хотят душу
вытянуть, а где многие тысячи погибают, того ни мало не смотрят… а
что тем собиранием своим бед наделают людям, того не смотрят и не
радеют о том» и проч. [838 - Соч. Посошкова, I, 106.]
Петр старался действовать в духе воззрений Посошкова. В указе от 25
августа 1713 года он, «милосердуя о народах государств своих, ревнуя
искоренить неправедные, бедственные, всенародные тягости», изъявил
сожаление о том, что «возрастают на тягость всенародную великие
неправды и грабительства, тем многие всяких чинов люди, а наипаче
крестьяне, приходят в разорение и бедность». Поэтому Петр изъявил
намерение «искоренить повредителей интересов государственных и во
всяких государственных делах неправды и тяготы, а именно в сборах».
В другом указе того же года предписывается, чтобы при сборе подушной
подати с сибирских мастеровых людей, их «ни в чем не привлекали и не
волочили и не убытчили и нигде б их не держали, потому что без них…
пробыть невозможно» [839 - ПСЗ, № 2707 и 2727.]. Все это не
помогало, и современники продолжали ратовать против невнимания к
экономическому положению народа при собирании налогов, против
проделок губернаторов и целовальников, против вредной деятельности
прибыльщиков. Штраленберг замечает, что губернаторы всевозможными
способами разоряли вверенные их управлению страны; так, например,
чиновники, отправляемые ими для сбора податей, являлись с
требованиями казны обыкновенно в то время, когда крестьяне в самую
горячую рабочую пору не имели наличных денег и вследствие того
должны были продавать своих лошадей и коров и свой хлеб за
половинную цену. Лишенные скота и возможности продолжать хозяйство,
крестьяне поэтому бежали иногда даже за границу. Штраленберг
насчитывает до 100 000 человек, бежавших в Польшу, Литву, Турцию и
Татарию [840 - Перри. Нем. изд., 300, 403; Strahlenberg. «Das
nord-und ostliche Theil von Europa und Asien», 238.]. После введения
казенной продажи соли в 1705 году, отчего произошло значительное
повышение цены на этот предмет, правительство жаловалось, что,
благодаря злоупотреблениям чиновников, «подлые люди не имеют
возможности купить соли в малом количестве, отчего многие бедные в
неисцелимые болезни впадают, а с жалобами на таких воров прийтить не
смеют». Правительство до того было раздражено таким образом действий
целовальников, что грозило смертной казнью и конфискованием
имущества таким «ворам» и обещало доносчикам половину
конфискованного имущества [841 - ПСЗ, № 4007.].
Петр сам не столько заботился прямо о финансовом управлении, сколько
предоставлял себе решение задач хозяйственной полиции. В
бесчисленных указах мы находим его личные воззрения на этот предмет.
И в области производства и потребления, как и во многих других
отношениях, Петр хотел быть наставником своего народа. Он учил
подданных, как должно работать; он желал развить народное богатство.
Во многих отраслях технологии он был экспертом и поэтому считал себя
вправе предписывать всем и каждому, как должно действовать в
качестве купца, ремесленника или земледельца. В одном из его указов
сказано: «Наш народ, яко дети, неучения ради которые никогда за
азбуку не примутся, когда от мастера не приневолены бывают, которым
сперва досадно кажется, но когда выучатся, потом благодарят, что
ясно изо всех нынешних дел: не все ль неволею сделано, и уже за
многое благодарение слышится, от чего уже плод произошел» [842 -
ПСЗ, № 4345.].
Во время своих путешествий и в личных сношениях с иностранцами,
находившимися в России, он мог убедиться в превосходстве
экономического развития Европы. Учреждая в 1712 году «коллегиум для
торгового дела исправления», он считал полезным, чтобы в этом
учреждении участвовали «один или два человека иноземцев, дабы лучший
порядок устроить, ибо без прекословия есть, что их торги
несравнительно лучше наших».
Петр в разработке правил народной экономии боролся с большими
затруднениями. Он часто жаловался, что «из всех дел администрации
торговля представляет наиболее затруднений», но при этом иностранцы
признавали, что Петр «относительно пользы торговли для России имел
довольно верные соображения» [843 - Vockerodt, 73.]. Когда однажды
заключение торгового договора с Голландией замедлилось, Остерман
утешал голландского резидента де Би следующими словами: «Между нами,
я вам скажу всю правду: у нас здесь нет ни одного человека, который
бы понимал торговое дело; но я могу вам сказать наверное, что
царское величество занимается теперь этим делом». По случаю
проведения главных начал политики меркантилизма Петр однажды заметил
голландскому резиденту, жаловавшемуся на разные неудобства торговой
полиции Петра: «Приложение принципов всегда трудно, но с течением
времени все интересы примирятся» [844 - Соловьев, XVI, 194.].
Органически связанные между собой меры Петра для усиления торговли и
промышленности, впрочем, были вызваны не только желанием обеспечить
материальный быт народа, но и надеждой, благодаря развитию
экономической деятельности в России, располагать большими средствами
для государственного хозяйства. Путем усиления вывоза, ограничения
привоза, путем учреждения фабрик, оружейных заводов, путем развития
горного искусства, разными распоряжениями для обеспечения интересов
торгового и промышленного сословия — он надеялся в одно и то же
время открыть новые источники для доходов казны и приучить народ к
разным новым отраслям производства.
Вследствие того, по приказанию Петра, постоянно по всему государству
разъезжали знатоки различных товаров для отыскания предметов,
необходимых для производства оных. Искали и находили то серебряные
руды, то «краску марену», то каменный уголь, о котором Петр заметил,
что «сей минерал если не нам, то нашим потомкам весьма полезен
будет», то селитру, торф и проч. Петр заставлял всех и каждого
участвовать в производстве и экономическом труде, приглашая «кадетов
знатных фамилий» заниматься торговлей, а не быть праздными,
устраивая рабочие дома для праздношатающихся, заставляя работать
монахов и монахинь и принимая разные меры для того, чтобы рабочие
силы колодников и артистов обращались на общую пользу.
И производство, и потребление должны были находиться под
непосредственным надзором правительства. Так, например, оно
запрещало делать узкие полотна, приказывало делать широкие «против
приготовляемых в других европейских государствах» потому что
«широкие полотна более расходятся». Точно также правительство
заботилось о сбережении лесов, предписывало старостам и приказчикам
наблюдать, чтобы мельницы в селениях от вешней и дождевой воды не
были повреждены; приучало дровосеков к распилке дров и строго
приказывало, «чтобы работные люди изучались в два года пилованью
дров», запрещало, под страхом наказания каторгою и конфискования
имущества, торговать «скобами и гвоздями, употребляемыми на подбивку
сапог и башмаков мужских и женских», учреждало почтовые сообщения,
учило публику, как делать кровли, как строить дороги, отовсюду
старалось собирать данные о ценах разным товарам, заботилось об
учении детей арифметике, вводило новые способы собирания хлеба и
проч. Едва ли мы ошибаемся, приписывая значительную долю таких мер,
распоряжений, наказов личному влиянию государя, постоянно имевшего в
виду соглашение интересов внешней политики со стремлением развить
народное богатство. Для всех современников и участвовавших в
управлении государством и для прочих подданных Петра эта
деятельность царя-наставника не могла не быть некоторым образом
политико-экономической школой [845 - См. мое соч. о Посошкове,
91—93.].
Недаром Петр был назван «первым лесоводом в России» [846 - См.
статью Зобова в «Лесном Журнале», 1872, август.]. До него не было
издано никакого общего постановления о лесах. Правительство о лесном
хозяйстве не заботилось. Петру был нужен лес для кораблестроения,
лес известных пород, самых крупных размеров и совершенно здоровый.
Деревья, представлявшие такие качества, не могли встречаться часто,
даже и при тогдашнем изобилии лесов. Вот почему Петр обратил строгое
внимание на охранение корабельного леса. Было запрещено рубить
заповедные леса, годные на корабельное строение, под страхом
смертной казни, «без всякие пощады, кто б ни был». Таких указов
множество. Иногда они прибивались к столбам в деревнях, читались в
церквах «приходским людям, чтоб в том неведением никто не
отговаривался». Из некоторых грамот видно, что строгие наказания
были часто приводимы в исполнение. Так как заповедные леса не были
ничем обозначены в натуре и потому народ не мог знать, где дозволено
и где не дозволено рубить, то Петр велел (в 1720 г.) по Неве и
Финскому заливу, отмерив от берегов указные расстояния, провести
межи в три сажени шириной и построить на них для страха через каждые
5 верст по виселице. В Петербурге, на месте нынешнего Гостиного
двора была большая березовая роща, и в ней Петр строго воспретил
всякую рубку; несмотря на то, жители Петербурга, в том числе и
чиновные, начали рубить в ней. Петр велел десятого из виновных
повесить, а всех остальных наказать кнутом. Екатерина упросила Петра
не наказывать никого смертью, и наказание было смягчено: вместо
смерти пошли в дело кнут, шпицрутены, каторга [847 - Шелгунов.
История российского лесного законодательства, 57.]. Несмотря на всю
строгость, эти указы нарушались довольно часто. Для государственных
целей, впрочем, Петр не щадил лесов. Постройка молов в Ревеле и
Балтийском порте, к тому же не имевшая вовсе успеха, нанесла
страшный ущерб лесам прибалтийского края [848 - Vockerodt, 85.].
Зато Петром были приняты меры для того, чтобы в некоторых местах был
посеян новый лес. Встречаются распоряжения и указы Петра, из которых
видно, что он понимал сбережение лесов не только ради пользы флота,
но и ради сбережения вообще. Так, например, было приказано поташ
делать из остаточного лесу, а именно из сучьев, из старых бочек и
т.п. Из отрубков и сучьев велено делать пушечные колеса, косяки,
спицы, станки пушечные. Далее было запрещено из соснового дерева
делать выдолбленные гробы. В инструкции «вальдмейстерам» встречаются
правила, имеющие народнохозяйственное, общеполезное значение [849 -
См. мое соч. о Посошкове, I, 132—135.].
Придерживаясь правил меркантилизма, Петр устраивал множество фабрик
и мануфактур, и число заводов росло весьма быстро. При некоторых
случаях поощрения той или другой отрасли промышленности или
земледелия правительство прямо указывало на цель, имевшуюся в виду
при этом, а именно на необходимость избежания платить деньги
иностранцам за тот или другой товар. Современники замечают, что Петр
приглашал пастухов из Силезии для развития шерстяной промышленности
с той целью, «чтобы не платить столько денег за шерсть и за сукно
англичанам» [850 - Weber. «Verandertes Russland», I, 222.], или что
он устраивал мануфактуры «шелковых изделий, ибо знал, что привоз
таковых товаров стоит много денег» [851 - Marperger. «Moscovitischer
Kaufmann». Hamburg, 1728, 142.]. До Петра Россия получала пушки и
оружие вообще главным образом из-за границы. При нем устроены были
железные заводы, на которых делали пушки, ружья, гранаты и проч.,
далее пороховые заводы; иностранные мастера должны были учить
русских, чтоб можно было заменить первых последними. С привозных
товаров, которые можно было делать в России, взималась высокая
пошлина. В дальние страны, например, в Испанию, были отправлены
русские корабли с разными русскими товарами; в Тулоне, Лиссабоне и
прочих городах были учреждены консульства. Заключение торговых
договоров между Россией и другими державами, постройка Петербурга и
меры, принятые для привлечения туда главной части внешней торговли,
мысль об учреждении колоний на островах южной Азии и на острове
Мадагаскар, — все это заключает в себе доказательства, что Петр
обращал особенное внимание на торговлю, что он лично занимался
частностями этой отрасли администрации и разделял главные воззрения
западноевропейской школы меркантилистов. В 1705 году он с радостью
сообщил Меньшикову, что успел сделать себе «к празднику» кафтан из
русского сукна. При учреждении Берг-Коллегии Петр заметил: «Наше
российское государство пред многими иными землями преизобилует и
потребными металлами и минералами благословенно есть, которые до
нынешнего времени без всякого исканы, паче же не так употреблены
были, как принадлежит, так что многая польза и прибыток, который бы
нам и подданным нашим из онаго произойти мог, пренебрежен» и проч.
[852 - ПСЗ, I, № 3464.]
Старания Петра развить торговлю и промышленность лишь отчасти имели
успех. Многие отрасли экономической деятельности народа, несмотря на
все усилия правительства, не только при Петре, но и гораздо позже
еще оставалось мало развитыми [853 - О меркантилизме Петра см. соч.
В. Штида в «Russische Revue», IV, 193—246.].
Разные меры, принятые Петром для поощрения торговли, оказались
сопряженными со многими неудобствами и вызывали жалобы со стороны
купцов. К тому же последние страдали весьма часто от произвола
приказных людей, хотя Петр и твердил во многих указах, что нужно
щадить торговый класс ради пользы государства. Не всегда иностранцы
были довольны распоряжениями Петра. Когда вскоре после возвращения
из Западной Европы в 1696 году, царь приказал «купецким людям
торговать так же, как торгуют иных государств торговые люди,
«компаниями», голландцы испугались, ожидая, что эта мера будет
содействовать быстрому развитию самостоятельной торговли русских.
Вскоре, однако, голландский резидент мог известить своих
соотечественников о том, что нет повода к опасениям: «Что касается
торговли компаниями, то это дело пало само собою: русские не знают,
как приняться за такое сложное и трудное дело» [854 - Соловьев, XVI,
309; XV, 91.]. Желая направить движение внешней торговли к
Балтийскому морю, Петр требовал, чтобы товары отправлялись не как
прежде, к Архангельску, а к Петербургу. Против этих распоряжений
начали сильно хлопотать купцы голландские, которые издавна
устроились в Архангельске и вовсе не желали развития русской
торговли на Балтийском море [855 - Там же, XVI, 210.]. Особенно
Меньшиков был сторонником мер в пользу Петербурга, между тем как
другие сановники, по рассказам современников, старались всеми мерами
отклонить царя от распоряжений, имевших целью дать направление
внешней торговли через Петербург [856 - Vockerodt, 70—73.].
В 1722 году к Петербургу пришло 116 иностранных кораблей; в 1724
году их было уже 240 [857 - Соловьев, XVIII, 164.].
Старания Петра приучить русских к занятию внешней торговлей
оставались тщетными. За исключением одного предприимчивого и
способного купца Соловьева, несколько лет весьма удачно
занимавшегося в Амстердаме торговлей в больших размерах, другие
русские купцы не обладали для подобных операций ни опытностью, ни
знанием дела, ни средствами. В 1722 году Бестужев писал из
Стокгольма, что туда приехали из Ревеля в Або русские купцы с
мелочью, привезли немного полотна, ложки деревянные, орехи каленые,
продают на санях и некоторые на улице кашу варят у моста, где
корабли пристают. Узнавши об этом, Бестужев запретил им продавать
орех и ложки, и чтоб впредь с такой безделицей в Стокгольм не ездили
и кашу на улице не варили, а наняли себе дом и там свою нужду
исправляли. Бестужев писал, что шведы насмехаются над этими купцами
[858 - Там же, XVIII, 164. Русские купцы в Стокгольме бранились,
дрались между собой и проч.].
Подражая во многих отношениях Западной Европе, Петр старался о
введении цехового устройства. В «Регламенте или уставе главного
магистрата» сказано, что каждое ремесло должно было иметь «свои
особливые цунфты (цехи), или собрания ремесленных людей, и над оными
алдерманов (или старшин) и свои книги, в которых регулы, или уставы,
права и привилегии ремесленных людей содержали». Мануфактур-коллегии
было поручено составить такие уставы [859 - ПСЗ, № 3708.]. Все это
было начато, «понеже всякое каждого города изобилие при Божией
помощи и доброй полиции, в начале от корабельного морского хода,
також от свободного и безобидного во всем купечестве и искусного
рукоделия, собственную свою имеет силу и умножительное действо».
Приведение во исполнение проекта о цехах встретило разные
затруднения. Петр строго требовал ускорения этого дела. В 1722 году
он писал обер-президенту главного магистрата: «ежели в Петербурге
сих двух дел, т.е. магистрата и цехов, не учините в пять месяцев или
полгода, то ты и товарищ твой, Исаев, будете в работу каторжную
посланы». В апреле 1722 года по выходе из сената велено Димитрию
Соловьеву «учинить с иностранных учреждений о цехах известие и
внесть в сенат». Соловьев обещал сделать это к завтрашнему утру [860
- Соловьев, XVIII, 178.].
Учреждение цехов никогда не привилось в России. Старания Петра
оказались в этом отношении тщетными. Подражание образцам Западной
Европы не всегда могло иметь успех.
Гораздо менее торговли и промышленности Петра интересовало
земледелие. Положение крестьян при нем стало не лучше, а хуже.
Некоторые меры, принятые царем для поощрения промышленности,
оказались гибельными для земледельческого класса. «Подлым народом»
Петр считал себя вправе располагать совершенно по своему произволу,
не обращая внимания ни на права крестьян, ни на их интересы. Целыми
тысячами употреблялись рабочие на верфях в Воронеже, Азове,
Архангельске, Петербурге или работали при постройке новых городов и
крепостей. В таких местах между рабочими, при невнимании к их
нуждам, продовольствию и к санитарной части, бывала ужасная
смертность. Показание Фокеродта, что при сооружении таганрогской
гавани погибло от голода и болезней 300 000 человек, очевидно
преувеличено; подобные цифры, относящиеся к постройке Петербурга,
также едва ли заслуживают доверия; однако постоянные жалобы крестьян
на чрезмерные работы, на ужасную тягость, вечно повторявшиеся случаи
бегства крестьян массами свидетельствуют об ужасных страданиях
низшего класса.
Фокеродт сообщает о повсеместной жалобе на убавление населения при
Петре. Причинами этого явления он называет налоги, рекрутчину, набор
рабочих для постройки каналов и проч., причем люди массами умирают с
голоду. Этот же писатель сообщает, что, «по случаю последнего похода
в польские владения [861 - Вероятно, здесь разумеется поход Миниха в
Польшу в 1733 году. Vockerodt, 82, 87, 113.], русские в одной Литве
открыли не менее 200 000 таких крестьянских дворов, жители которых
были принуждены возвратиться в Россию», и проч.
Законы в отношении к беглым крестьянам становились все строже и
строже. Вообще правительство к крестьянам относилось особенно
строго, а иногда и жестоко, принимая только в виде исключения меры к
обеспечению интересов крестьян. При характере законодательства,
более и более лишавшего крестьян всех прав, административные меры,
внушения, надзор, контроль над господскими распоряжениями не могли
иметь успеха. Незаметно узел прикрепления затягивался туже и туже,
земля ускользала из-под крестьян, и они из прикрепленных к земле
делались крепостными своих господ, наравне с холопами [862 - Беляев.
«Крестьяне на Руси», 196.]. Случаи продажи крестьян без земли во
время царствования Петра становятся чаще.
И «ревизии» оказали вредное действие на положение крестьян, так как
первая ревизия 1719 года зачислила крестьян в один разряд с
задворными, деловыми и дворовыми людьми. Отринув различие между
холопом и между крестьянином и кабальным слугою, не составлявшим
прежде исключительной собственности господ, ревизия тем самым
сравнила их с полными холопами и вполне утвердила все притязания
господской власти над прежними полусвободными людьми. Подати были
переложены с земли на души; сбор податей непосредственно лег на
самых владельцев; в исправности платежа стали уже отвечать не сами
плательщики, а их господа. Таким образом, усиливалась власть господ
над крестьянами [863 - Там же, 254—255.]. Новым видом крепостного
права были «заводские» крестьяне, приписанные к фабрикам. Таких
рабочих было очень много, и этот вид зависимости недаром казался
народу особенно тягостным. В сравнении с гибельными действиями таких
общих постановлений некоторые указы против «разорителей» крестьян не
имели значения [864 - См., например, ПСЗ, № 3294, 31.]. В принципе,
однако, Петр заступался за крестьян.
В указе от 15 апреля 1721 года государь, признавая всю
безнравственность продажи врознь крестьян говорит следующее:
•«Обычай был в России, который и ныне есть, что крестьян, и деловых,
и дворовых людей мелкое шляхетство продает врознь, кто похочет
купить, как скотов, чего во всем свете не водится, а наипаче от
семей, от отца или от матери, дочь и сына помещик продает, отчего не
малый вопль бывает, и его царское величество указал оную продажу
людям пресечь». Но правительство сомневалось в возможности
проведения этой меры, и потому, тотчас после приказания «пресечь
оную продажу», оговаривается: «А ежели невозможно того будет вовсе
пресечь, то бы хотя по нужде и продавать целыми фамилиями или
семьями, а не порознь». Очевидно, все это было лишь предположением,
а не действительным распоряжением, ибо в заключение сказано: «И о
том бы при сочинении нынешнего уложения изъяснить, как
высокоправительствующие господа сенаторы заблагорассудят» [865 -
ПСЗ, III, 3770.].
По рассказу одного современника-иностранца, кто-то советовал Петру
освободить крестьян, но царь заметил, что таким народом можно
управлять лишь с крайней строгостью [866 - Вебер. «Verandertes
Russland», II, 174.]. Из сочинения современника Петра Посошкова мы
знаем, что «крестьянин села Покровского» всецело разделял в этом
отношении воззрения государя.
Зато Петр в совсем ином отношении оказал существенную пользу
земледелию в Россию — постройкой каналов. Мы видели, что уже в 1698
году в проекте Френсиса Ли говорилось о возможности подобного
«усовершенствования природы». Уже до этого начались работы для
прорытия канала, соединявшего Волгу с Доном. Сначала англичанин
Бэли, затем немец Бракель, наконец, известный Джон Перри руководили
этой работой, обращавшей на себя внимание Западной Европы. Между
бумагами Лейбница был найден подробный план местности между Иловлею
и Камышенкою, притоками Волги и Дона. Однако эти работы не повели к
желанной цели, и сооружение этого канала не состоялось.
После заложения Петербурга явилось желание соединить эту новую
гавань водными путями с разными областями России. Самолично Петр
участвовал в топографических исследованиях близ Вышнего Волочка для
постройки известного канала, которая была окончена в 1711 году. При
этом отличился особенною деятельностью Михаил Сердюков.
Еще в двадцатых годах нашего века старый крестьянин, которому было
120 лет от роду, помнил, что сам видел Петра и Сердюкова при занятии
делом постройки этого канала [867 - Stuckenberg. «Beschreibung aller
Kanale». Petersburg, 1841, 483; Wittenheim. Ueber Russlands
Wasserverbindungen, Mitau und Leipzig, 1842, 4 и 5.]. Из писем
Меньшикова к царю от 1717 года мы узнаем, как зорко Петр следил за
этими работами [868 - Соловьев, XVI, 208.]. К концу своей жизни Петр
особенно интересовался Ладожским каналом, над постройкой которого
трудился Миних. В подробной записке, представленной сенату, Петр
объяснял великую пользу дела [869 - Соловьев, XVI, 209.].
Собственноручно он принимал участие при начале постройки канала,
довольно часто приезжал для наблюдения за успешным ходом работы [870
- Wittenheim, 5.]. Сын Миниха в своих записках подробно рассказывает
о радости Петра, когда он после удачного окончания одной части
канала объехал ее. Обняв Миниха и поблагодарив его за радение, Петр
по возвращении в Петербург сказал императрице: «Я был болен, но
работа Миниха сделала меня здоровым; я надеюсь со временем вместе с
ним ехать водою из Петербурга и в Головинском саду при реке Яузе в
Москве стать» [871 - Записки Миниха, сына фельдмаршала, 19—21.
Штелин. Анекдоты, II, 123.].
Если принять в соображение, что постройка каналов в некоторых
государствах состоялась лишь довольно поздно, что, например,
известный «Canal du midi» во Франции относился к эпохе кардинала
Мазарини, что в Англии даже еще около половины XVIII века при
постройке каналов приходилось бороться с предрассудками, потому что
были люди, считавшие такое стремление к «усовершенствованию природы»
грешным, то нельзя не признать, что Петр сумел извлечь пользу из
своих заграничных путешествий, доставивших ему — особенно в
Голландии — возможность составить себе точное понятие о пользе и
значении подобных средств сообщения для народного хозяйства.