www.booksite.ru
К титульной странице
ГЛАВА III
Иностранцы в России
Нельзя было довольствоваться отправлением молодых русских дворян для
ученья за границу. Нужно было приглашать иностранных наставников в
Россию. Сотни и даже тысячи мастеров, ремесленников, инженеров,
моряков и проч. при Петре приехала в Россию. Появление иноземцев в
России было гораздо менее новым делом, чем появление русских
учеников в Западной Европе. Как мы видели, московские государи уже в
XV и XVI столетиях приглашали из Италии и Германии артиллеристов и
литейщиков, рудознатцев и золотых дел мастеров, аптекарей и врачей,
архитекторов и оружейных мастеров.
Борис Годунов намеревался устроить в России высшие школы по образцу
германских университетов и в 1600 году отправил иностранца Иоганна
Крамера за границу для приглашения профессоров. За границей тогда
восхваляли царя Бориса за подобную мысль; один профессор
юриспруденции назвал царя отцом отечества, просвещенным государем и
проч.; другой сравнивал его с Пумой Помпилием и т.п.
В то время, когда родился Петр, число иностранцев вообще,
проживавших в России, по мнению одного иностранца-путешественника,
доходило до 18 000 человек. Это число увеличивалось постепенно в
течение царствования Петра.
Еще до своего путешествия царь, главным образом через Лефорта,
выписывал из-за границы фейерверкеров, инженеров, врачей,
ремесленников и военных. Лефорт в своих письмах к родственникам и
знакомым выставлял на вид, что иностранцы пользуются в России
расположением правительства и получают очень порядочное жалованье.
Немудрено, что между приезжими иностранцами находились родственники
Лефорта [289 - Posselt, II, 101—107, 110—120.]. Азовские походы,
сооружение флота, как мы видели, побудили царя вызвать значительное
число инженеров, канониров, корабельных капитанов, плотников,
кузнечных мастеров, канатников, парусных дел мастеров и проч. [290 -
Устрялов, II, 389—394.]
В инструкции послам, в свите которых находился сам царь, было
сказано, что Лефорт, Головин и Возницын должны «сыскать капитанов
добрых, которые бы сами в матросах бывали», «поручиков и
подпоручиков», «боцманов, констапелев, штурманов, матросов», затем «ропшлагеров,
машт-макеров, рим-макеров, блок-макеров, шлюп-макеров, пумп-макеров,
маляров, кузнецов», «пушечных мастеров, станошных плотников», «лекарей»
и проч. Во время путешествия Лефорт постоянно был занят наймом
иностранцев. В Риге он «приговорил для садовного на Москве строения»
садовника [291 - Там же, III, 8—10.], в Кенигсберге нанял некоторое
число музыкантов [292 - «Памятники дипломатических сношений», VIII,
772.]. Сам Петр занимался выбором разных мастеров для отправления их
в Россию, переписываясь об этом предмете весьма усердно с Виниусом.
«Мы о сем непрестанно печемся», — пишет он 31 августа 1697 года. В
письме от 10 сентября сказано: «Из тех мастеров, которые делают
ружье и замки, зело добрых сыскали и пошлем, не мешкав; а мастеров
же, которые льют пушки, бомбы и проч., еще не сыскали; а как сыщем,
пришлем, не мешкав» [293 - Там же, 833—834.]. В письме от 29 октября:
«А что пишешь о мастерах железных, что в том деле бургомистр Вицын
может радение показать и сыскать: о чем я ему непрестанно говорю, а
он только манит день за день, а прямой отповеди по ся поры не скажет;
и если нынче он не промыслит, то надеюсь у короля польского через
его посла добыть не только железных, но и медных». Об этих «железных
мастерах» Петр писал из Детфорда 29 марта 1698 года: «Здесь достать
можно, только дороги; а в голландской земле отнюдь добиться не могли»
и т.п. Лефорт в это время чуть не ежедневно был занят переговорами с
разными лицами, желавшими вступить в русскую военную службу. Он
писал своим родственникам, что имеет поручение приговорить до 300
офицеров [294 - Устрялов, III, 425, 427, 430, 434, 435, 437.].
В Детфорде Петр утвердил условия, на которых соглашался вступить в
русскую службу один из лучших голландских капитанов, Корнелий Крейс
(Cruys). Последний же по поручению царя нанял 3-х корабельных
капитанов, 23 командиров, 35 поручиков, 32 штурманов и подштурманов,
50 лекарей, 66 боцманов, 15 констапелей, 345 матросов и 4 «коков»,
или поваров. Офицеры были почти исключительно голландцы; матросы —
отчасти шведы и датчане; между лекарями, при выборе которых оказывал
помощь профессор Рейш (Ruysch), были многие французы [295 - Posselt,
II, 452—454.].
В Англии было нанято 60 человек, между которыми замечательнейшей
личностью был инженер Джон Перри, специалист при постройке доков и
каналов, автор богатой содержанием книги о России [296 - Устрялов,
III, 104 и след.].
Служилые люди, нанятые в Голландии и Англии, были отправлены на
нескольких кораблях к Архангельску. На тех же кораблях в ящиках,
сундуках и бочках под клеймом «П.М.» (Петру Михайловичу) были
привезены в Россию разные вещи, купленные в Амстердаме и Лондоне
«про обиход государя»: ружья, пистолеты, парусное полотно, гарус,
компасы, пилы железные, плотничные инструменты, блоки, китовые усы,
картузная бумага, корка, якори, пушки, дерево пакгоут и ясневое и
проч [297 - Там же, с. 110.].
В Саксонии и в Австрии Петр, как кажется, не имел случая нанимать
иностранцев; зато в Польше он приговорил некоторых немецких офицеров
ко вступлению в русскую..службу [298 - Weber. Verandertes Russland,
III, 235.]. Как видно, и эта цель путешествия была достигнута
совершенно. Поводом к найму иностранцев служила турецкая война.
Однако за границей считали вероятным, что пребывание в России столь
значительного числа иностранцев окажется средством образования
народа. Поневоле специалисты разного рода должны были сделаться
наставниками русских в области тактики, стратегии, гражданской
архитектуры, медицины и проч. Приглашая в столь значительном числе
иностранцев-техников, Петр не упускал из виду общеобразовательного
влияния, которого можно было ожидать от таких мер. Достопамятен в
этом отношении тон и характер указа 1702 года, в котором говорится о
необходимости приглашения иностранцев и указано на начала
веротерпимости, которыми руководствовался царь при этом случае. Тут
сказано, что правительство отменило и уничтожило «древний обычай,
посредством которого совершенно воспрещался иностранцам свободный
въезд в Россию» и что такая мера вызвана искренним желанием царя,
«как бы сим государством управлять таким образом, чтобы все наши
подданные попечением нашим о всеобщем благе более и более приходили
в лучшее и благополучнейшее состояние»; для достижения этой цели
правительство «учинило некоторые перемены, дабы наши подданные могли
тем более и удобнее научаться по ныне им неизвестным познаниям и тем
искуснее становится во всех торговых делах». Далее сказано: «Понеже
здесь, в столице нашей, уже введено свободное отправление
богослужения всех других, хотя с нашей церковью несогласных
христианских сект, — того ради и оное сим вновь подтверждается,
таким образом, что мы, по дарованной нам от Всевышнего власти,
совести человеческой приневолить не желаем и охотно представляем
каждому христианину на его ответственность пещись о блаженстве души
своей [299 - Почти слово в слово сходно со знаменитым изречением
Фридриха Великого несколько десятилетий позже: «In meinem Lande kann
Jeder nach seiner Facon selig werden».]. Итак, мы крепче того станем
смотреть, чтобы по прежнему обычаю никто как в своем публичном, так
и в частном отправлении богослужения, обеспокоен не был» и т.д. [300
- ПСЗ, № 1910.]
Число иностранцев, вызываемых в Россию, росло постоянно. Турецкая
война в конце XVIII века, шведская — в начале XVIII заставляли
русское правительство надеяться главным образом на содействие
иностранных моряков, офицеров и инженеров. Затем реформы Петра в
области администрации и законодательства, народной экономии,
искусств, наук и проч., служили поводом к приглашению специалистов
совершенно другого рода. Русские послы, находившиеся за границей,
должны были приговаривать к вступлению в русскую службу, например,
садовников, земледельцев, форстмейстеров, плавильщиков меди,
делателей стали. Из Англии был вызван учитель математики Фергарсон.
Когда царь решил устроить коллегии, то поручил генералу Вейде
достать иностранных ученых, в особенности юристов, «для отправления
дел в коллегиях» [301 - Соловьев, XVI, 186.]. Резиденту при
императорском дворе Веселовскому царь писал: «Старайся сыскать в
нашу службу из шрейберов (писарей) или из иных не гораздо высоких
чинов, из приказных людей, которые бывали в службе цесарской, из
бемчан (чехов), из шленцев (силезцев) или моравцев, которые знают
по-славянски, от всех коллегий, которые есть у цесаря, кроме
духовных, по одному человеку, и чтобы они были люди добрые и могли
те дела здесь основать» [302 - Там же, 187.]. По случаю кончины
прусского короля Фридриха I резидент Головкин писал: «Многим людям
нынешний король от двора своего отказал, и впредь чаем больше в
отставке будет, между которыми есть много мастеровых людей, которые
службу ищут; отпустите генерала Брюса в Берлин для найма мастеровых
людей знатных художеств, которые у нас потребны, а именно:
архитекторы, столяры, медники» и проч. [303 - Там же, XXII, 12.] В
1715 году царь писал Зотову во Францию: «Понеже король французский
умер, а наследник зело молод, то чаю многие мастеровые люди будут
искать фортуны в иных государствах, для чего наведывайся о таких и
пиши, дабы потребных не пропустить». Затем были вызваны из Франции
некоторые художники, например, Растрелли, Лежандр, Леблон, Луи
Каравак, т.е. архитекторы, живописцы, резчики, «миниатюрные
мастера», «исторические маляры» и проч. [304 - Соловьев, XVI,
319—320.]
Между русскими и иностранцами, в столь значительном числе
приезжавшими в Россию, нередко происходили столкновения. Сам Петр
относился к «немцам» иначе, чем подданные. Иногда он заступался за
иностранцев перед русскими чиновниками, относившимися неблагосклонно
к приезжим западноевропейцам. Узнав однажды, что вызванных из-за
границы иностранцев задержали в Риге, он приказал рижскому
губернатору немедленно отправить задержанных иностранцев, замечая
при этом, что иностранцы «в задержании оных кредит теряют, так что
многие, на то смотря, неохотно едут, и для того гораздо их опасись»
[305 - Осьмнадцатый век, IV, 23.]. Князя Голицына, разными
притеснениями препятствующего успешному ходу работ английского
инженера Джона Перри при постройке канала, царь отрешил от должности
[306 - Джон Перри, нем. изд., 7.].
Неприятности, которым довольно часто подвергались иностранцы в
России, обсуждались в печати. Завязалась по этому поводу отчаянная
полемика между некоторыми публицистами. Упрекали не только подданных
царя, но и самого Петра, в дурном, варварском и недобросовестном
обращении с иностранцами, вступившими в русскую службу.
Автором довольно любопытного памфлета «Послание знатного немецкого
офицера к одному вельможе о гнусных поступках москвитян с
чужестранными офицерами»[307 - См. заглавия этих брошюр в соч.
Минцлофа «Pierre le Grand dans la litterature etangere», 106.
Биографические данные о Нейгебауэре см. у Поссельта, I, 563 и след.,
и у Соловьева, XV, 106, 107.] был некто Нейгебауэр, находившийся
некоторое время в русской службе, занимавший должность воспитателя
царевича Алексея и имевший сильные столкновения с русскими. Он
должен был выехать из России, и за границей напечатал несколько
брошюр, имевших цель вредить России и препятствовать вступлению в
русскую службу иностранцев. Все эти брошюры отличаются чрезмерной
резкостью, односторонностью, пристрастием. Некоторые из обвинений,
впрочем, имели основание. Довольно часто действительно не
исполнялись обещания, данные иностранцам. Довольно часто их
подвергали произвольно и несправедливо телесным наказаниям, разного
рода оскорблениям и проч. Особенно резко Нейгебауэр осуждал образ
действий Меньшикова, что, впрочем, как можно думать, объясняется
личной ненавистью автора к этому вельможе.
Брошюра Нейгебауэра явилась в разных изданиях; ее систематически
распространяли за границей; так, например, в Гамбурге ее разносили
бесплатно по домам частных лиц; ее рассылали коронованным лицам,
сановникам разных государств, посланникам разных держав.
Об авторе можно судить по следующему обстоятельству. До напечатания
первого издания этого памфлета он послал список его боярину
Головину, сообщая, что эта брошюра случайно попалась ему в руки и
что он предлагает свои услуги для опровержения таких неблагоприятных
для России слухов; за это он требовал, однако, для себя должности
русского посла в Китае. Разумеется, переговоры между Нейгебауэром и
Головиным не привели к желанной цели; литературный скандал оказался
неминуемым; брошюра появилась в печати.
Хотя и цинизм и раздражение в тоне и характере этой брошюры
свидетельствовали об односторонности взглядов автора, о
преувеличении рассказанных им фактов, тем не менее Петр не мог
оставаться равнодушным к этому литературному эпизоду. Именно в это
время он сильно нуждался в содействии иностранцев в борьбе с Карлом
XII; он считал их необходимыми сотрудниками в деле преобразования;
он должен был придавать значение господствовавшим на Западе мнениям
о России. Слишком неблагоприятные отзывы, чрезмерно невыгодные
взгляды могли препятствовать сближению России с Западной Европой,
лишить Россию средств для дальнейшего развития. Поэтому Петр считал
необходимым оправдываться, возражать, полемизировать.
Уже в 1702 году вступил в русскую службу доктор прав Генрих фон
Гюйсен, который обязался приглашать в русскую службу иностранных
офицеров, инженеров, мануфактуристов, художников, берейторов и
проч., переводить, печатать и распространять царские постановления,
издаваемые для устройства поенной части в России, склонять
иностранных ученых, чтобы они посвящали царю, или членам его
семейства, или царским министрам свои сочинения, также чтобы эти
ученые писали статьи к прославлению России и проч.
Барону Гюйсену было поручено возражать на брошюру Нейгебауэра. Его
сочинение появилось в 1705 году. Оно отличалось спокойным тоном; в
нем опровергались некоторые факты, рассказанные Нейгебауэром.
Останавливаясь особенно на вопросе о наказаниях, которым
подвергались иностранцы в России, он старался доказать, что
иностранцы были виноваты и достойны наказания. Далее Гюйсен говорил
о личности Нейгебауэра, выставляя на вид его безнравственность, его
раздражение, отсутствие в нем беспристрастия [308 - Заглавие брошюры
Гюйсена «Beantwortung des freventlichen und lugenhaften Pasquills».
Он назвал себя псевдонимом Петерсен. Нейгебауэр написал возражение:
«Der ehrliche Petersen wider den schelmischen». Altona, d. 10.
September, 1705.].
Нельзя, впрочем, сказать, что брошюра Гюйсена отличалась особенной
силой аргументации, литературным талантом. Она не могла уничтожить
действия Нейгебауэрова памфлета. Многие обвинения, заключавшиеся в
последней, не были опровергнуты; на другие Гюйсен возражал общими
местами. Некоторые замечания Гюйсена о безусловно гуманном обращении
с военнопленными, о том, что иностранцам дозволено во всякое время
возвратиться на родину, не соответствовали истине. Было множество
фактов, опровергавших справедливость показаний Гюйсена.
При всем том, однако, было важно развитие, так сказать, официозной
русской печати в Западной Европе. И эта черта свидетельствовала об
успешном сближении России с прочими странами и народами. Кроме
брошюры Гюйсена появились некоторые другие сочинения, написанные под
влиянием русского правительства. К тому же близкие отношения царя к
прусскому и польскому королям дали возможность настоять на том,
чтобы памфлет Нейгебауэра, по крайней мере в Пруссии и Саксонии, был
строго запрещен и даже сожжен палачом. Далее, Гюйсену, в 1705 году
отправившемуся за границу, удалось подействовать на издателя журнала
«Europaische Гатя» Рабенера, который с того времени стал хвалить
царя и Россию не только в своем журнале, но и в разных особых
сочинениях [309 - См. соч. Пекарского, I, 94; Минцпоф, 9.].
Нет сомнения, что с иностранцами в России довольно часто обращались
строго и сурово, а иногда и несправедливо. Во многих случаях
строгость бывала необходима. Между приезжими иностранцами были люди
распутные, склонные к пьянству, насилию и разным преступлениям [310
- См. указания на отзывы современников в этом отношении в моем
сочинении «Die Auslander in Russland» в «Cultur Historische
Studien». Riga, 1878, II, 75.]. Происходили многие случаи драк,
поединков, убийств и проч. Неумолимо строгая дисциплина в войске
была необходима.
Однако были также случаи, в которых с людьми достойными и полезными
поступали неблаговидно. Рассказы Нейгебауэра о несправедливых
наказаниях, которым подвергался вице-адмирал Крюйс, подтверждаются
замечаниями в донесениях австрийского дипломатического агента
Плейера [311 - Устрялов, IV, 596.]. Он же говорит, что довольно
часто иностранцам не выплачивалось следуемое им жалованье, что
нарушались заключенные с ними договоры и проч. Мы не имеем основания
сомневаться в справедливости показания Джона Перри, что во время его
четырнадцатилетнего пребывания в России сократили ему жалованье на
несколько тысяч рублей. Подобные жалобы повторялись часто, как
видно, между прочим, из случаев с математиком Фергарсоном, с
голландскими купцами и проч. [312 - См. соч. Джона Перри, нем. изд.,
8 и след., 57 и след., 338 и след. Донесение Плейера от 25 декабря
1707 г. у Устрялова, IV, 2, 596.]
Все это соответствует господствовавшей в то время в России ненависти
к иностранцам. Петр в этом отношении расходился с подданными. Его
твердое решение употребить иностранцев как сотрудников в деле
преобразования не могло встретить сочувствия в народе. Гнев на
«немцев» обнаруживался постоянно и обращался иногда и на самого
государя, покровителя «еретиков». Однако царь был прав, высоко ценя
заслуги иностранцев. В начале Северной войны он для дипломатических
переговоров нуждался в содействии Паткуля, а при заключении мира,
оказал царю весьма важные услуги Остерман. Военные люди, вроде
Огильви, Ренне и других в продолжение войны считались необходимыми.
И в отношении к земледелию и промышленности, и в отношении к наукам
и искусствам Петр считал иностранцев полезными наставниками.
Западноевропейские нравы и обычаи как в области государственных
учреждений, так и в приемах общежития считались Петром образцовыми.
Мы видели, что в России и до Петра существовала эта склонность к
западноевропейской цивилизации; недаром Шлейзинг в начале 90-х годов
XVII века заметил, что «русские уже многому успели научиться у
иностранцев»; недаром также Невиль, до преобразовательной
деятельности Петра восхвалявший образ мыслей и действий князя В.В.
Голицына, выразился в том же самом духе, как Шлейзинг. Однако при
Петре приглашение иностранцев в Россию приняло гораздо большие
размеры, и поэтому такое доверие к Западу должно было вызвать в
народе негодование и сопротивление. Не все в той мере, как известный
современник Петра «крестьянин» Иван Посошков, были в состоянии
соединять сознание о народной самостоятельности с пониманием нужд
русского государства и общества. Посошков писал: «Много немцы нас
умнее наукой, а наши остротой, по благодати Божьей, не хуже их, а
они ругают нас напрасно». Однако именно в сочинениях Посошкова,
истинного патриота, встречаются в разных местах предложения вроде
следующих: «Надлежит достать мастеров, которые умели бы делать то и
то…», «Надлежит призвать иноземцев, которые учили бы нас тому и
тому» и проч. Некоторая зависимость от представителей более высокой
культуры, некоторое учение у западноевропейских наставников было
необходимым условием для достижения значения и самостоятельности и,
главное, равноправности в семье государств и народов.