Что на то же кружало государево.
      Отворяет он кабацкие двери на пяту,
      Да он молится Спасу и Пречистой,
      Поздравляет он бурмистров со ларешными:
      «А вы здравствуйте, бурмистры и ларешные!
      Вы отмеряйте питья мне за пятьсот рублев,
      А товарищам моим за целую тысячу».
      Уже как в то время бурмистры соглянулися.
      Соглянулися бурмистры, рассмехнулися;
      Уж как стали у молодца выспрашивать:
      «Еще как тебя, добрый молодец, по имени зовут,
      Еще коего города урождением?»
      Что ответ держит удалой добрый молодец:
      «Урождением города каменной Москвы,
      Что квартирушка стоит в Кремле-городе,
      В Кремле-городе, против Ивана Великого».
      Уж как в то время бурмистры испугалися:
      «Ах ты ой еси, батюшко наш православный царь,
      Золота твоя казна не запечатана,
      Твои погребы глубокие не заперты».
     
      ПОЖАР ЯРОСЛАВЛЯ
     
      30.
      Между речками, между быстрыма,
      Да меж дорожками, меж широкима,
      Меж дорожками, меж широкима,
      Да на крутой горы на высокоей,
      На крутой горы на высокоей
      Да испостроился Еруслав-город,
      Испостроился Еруслав-город,
      Да Еруслав-город лучше Питера.
      Еруслав-город лучше Питера,
      Да лучше Питера, краше Киева,
      Лучше Питера, краше Киева,
      Да лучше матушки каменной Москвы,
      Лучше матушки каменной Москвы,
      Да каменной Москвы, славной Вологды,
      Каменной Москвы, славной Вологды.
      Да что не пыль в поле распылается,
      Что не пыль в поле распылается,
      Да не туман с моря подымается,
      Не туман с моря подымается —
      Да Еруслав-город разгорается,
      Еруслав-город разгорается,
      Да каменны стены рассыпаются,
      Каменны стены рассыпаются.
      Да една лавочка оставается,
      Една лавочка оставается,
      Да эта лавочка со товарами,
      Эта лавочка со товарами,
      Да что со ленточками со алыма,
      Что со ленточками со алыма,
      Да в этой лавочке молодой купец,
      В этой лавочке молодой купец,
      Да молодой купец, славной молодец,
      Молодой купец, славной молодец.
      Да перва ленточка стоит сто рублей,
      Перва ленточка стоит сто рублей;
      Да втора ленточка стоит тысячу,
      Втора ленточка стоит тысячу;
      Да третьей ленточке цены не было,
      Третьей ленточке цены не было.
      Да перва ленточка — молодой жены,
      Перва ленточка — молодой жены,
      Да втора ленточка — та родной сестры,
      Втора ленточка — та родной сестры,
      Да третья ленточка — полюбовницы,
      Третья ленточка — полюбовницы,
      Да полюбовницы, красной девицы.
     
      ВОЕННО-БЫТОВЫЕ БАЛЛАДЫ
     
      БЕГСТВО СОЛДАТ
     
      31.
      Далече ты, раздольице, в чистом поле!
      Тут шли-прошли невольнички молодые,
      Размолоденьки невольнички — всё солдаты,
      Из свого полку все бежали.
      Ничего-то им на дикой степи не видати,
      Завидели на дикой степи камыш-травку,
      Тихохонько к камыш-травке подходили,
      Жалобнехонько у камыш-травы ночевать просились:
      «Ты пусти, пусти, камыш-трава, ночевати,
      Укрой ты нас, камыш-травынька, от темныя ночи, —
      Холщовые портяночки просушити,
      Сафьянные сапоженьки пускай так провянут».
      С вечера камыш-травынька затихла,
      А невольничков размолоденьких ночевать пустила.
      Ко полуночи камыш-травынька зашумела,
      Невольничков добрых молодцев пробуждала:
      «Вставайте вы, невольнички молодые,
      За вами ведь гонятся три погони:
      Первая погонюшка — всё гусары,
      Другая-то погонюшка — всё казаки,
      А третья-то погонюшка — из вашего полку всё солдаты».
      Невольничков молоденьких поймали,
      Из солдатских из ружей расстреляли.
     
      МАТЬ НЕ ПРИНИМАЕТ БЕГЛОГО СОЛДАТА
     
      32.
      Что вились-то мои русы кудри, вились-завивались,
      Как заслышали мои русы кудри на себе невзгодье,
      Что большое ли невзгодье, великое безвременье,
      Что уж быть-то мне, доброму молодцу, во солдатах,
      Что стоять-то мне, доброму молодцу, в карауле.
      Вот стоял я, добрый молодец, в карауле,
      Пристоялись у доброго молодца мои скоры ноги.
      Как задумал я, добрый молодец, задумал бежати,
      Что бежал я, добрый молодец, не путем-дорогой,
      А бежал я, добрый молодец, темными лесами.
      Во темных лесах, добрый молодец, весь я ободрался,
      Под дождем я, добрый молодец, весь я обмочился.
      Прибежал я, добрый молодец, ко свому подворью,
      Прибежавши, добрый молодец, под окном я постучался:
      «Ты пусти, пусти, сударь батюшка, пусти обогреться,
      Ты пусти, пусти, моя матушка, пусти обсушиться».
      «Я б пустила тебя, мое дитятко, — боюсь государя.
      Ты поди, поди, мое дитятко, во чистое поле:
      Что буйным ветром тебя, дитятко, там обсушит,
      Красным солнышком, мое дитятко, тебя обогреет».
      Что пошел-то я, добрый молодец, пошел, сам заплакал:
      «Уж возьмись, загоритесь вы, батюшкины хоромы,
      Уж ты сгинь, пропади, матушкино подворье».
     
      УХОД В СОЛДАТЫ ПО ЖРЕБИЮ
     
      33.
      Из палат-то, палат да белокаменных,
      Белокаменных
      Выезжал-то майор да полковничек,
      Майор-полковничек,
      Вывозил-то указ да немилостлив,
      Указ немилостлив, э-ой,
      Что да немилостлив указ, нежалостлив,
      Указ нежалостлив:
      Что из трех-то братей да во солдаты брать,
      Во солдаты брать,
      Из четырех-то сынов да в казаки писать,
      В казаки писать.
      Что де у нужного было у крестьянина,
      У крестьянина, э-ох,
      Были три-то сына да все хорошие,
      Все хорошие, э-ох,
      Все-то на царскую службу были гожие,
      Были гожие. «Э-ой,
      Еще старшего сына мне-ка жаль отдать,
      Мне-ка жаль отдать,
      Что среднего сына жаль, не хочется,
      Жаль, не хочется, э-ой,
      Как де ведь меньшому сыну — ему Бог судил,
      Ему Бог судил,
      Ему Бог-от судил да во солдатах быть,
      Во солдатах быть».
      Еще меньшой-от сын да прирасплакался,
      Прирасплакался, э-ох,
      Отцу с матерью да прирасжалился,
      Приразжалился: «Э-ой,
      Я не сын-то к вам пришел, да, верно, пасынок,
      Верно, пасынок, э-ох,
      Что один пасынок из суседов сусед,
      Из суседов сусед».
      Как здесь отец да ведь мать да прирасплакались,
      Прирасплакались:
      «Уж вы, дети наши все любимые,
      Все любимые, э-ох,
      Вы сходите-ко, дети, в нову рощицу,
      В нову рощицу, и-ох,
      Вы срежьте-ко, дети, да по жеребью,
      Вы по жеребью, э-ой,
      Вы-то сходите-тко, деточки, на реченьку,
      Вы на реченьку, ох,
      Да бросьте-ко, дети, свои жеребьи,
      Свои жеребьи». И-эй,
      Как-то у старшего плывет как бела лебедушка,
      Бела лебедушка, э-ох,
      У середнего да серой уточкой,
      Серой уточкой, э-ох,
      Как у младшего сына его ключ ко дну,
      Его ключ ко дну, э-ох,
      Ему Бог-от судил да во солдатах быть,
      Во солдатах быть,
      Во солдатах-то быть, да все царю служить,
      Все царю служить,
      Царю белому да Петру Первому.
     
      34.
      Во славном во городе Симбирском
      Выезжал майор полковничек,
      Молодых солдат наборщичек —
      Из троих братьев в солдаты брать,
      У отца было, у матери
      Было три сына, три умные,
      Три умные, разумные.
      «Сыновья вы мои умные,
      Сыновья, дети разумные!
      Большого сына жаль отдавать,
      А середнего не хочется».
      А меньшой-ат сын расплачется,
      Он расплачется, растужится,
      Об сыру землю ударится:
      «Ох талан ты мой, талан худой,
      Талан, участь моя горькая! »
      На роду участь написана,
      Написана, напечатана».
      Как возговорят отец и мать:
      «Сыновья вы мои умные,
      Сыновья, дети разумные!
      Вы подите на конюший двор,
      Да возьмите по добру коню,
      По добру коню наезжану,
      По седелечку не седланому,
      Поезжайте вы во чисто поле,
      Во чисто поле, в ракитов куст;
      Уж вы вырежьте по прутичку,
      По прутичку волжаному,
      Отрежьте все по жеребью,
      По жеребью волжаному.
      Вы пустите по Неве-реке,
      По Неве-реке по быстрой,
      На быструю, на сердитую».
      Большого сына жеребий
      По Неве-реке быстро пошел,
      А середнего поверх пошел,
      А меньшого сына жеребий на дно пошел
      Как меньшой-ат сын расплачется,
      Он расплачется, растужится,
      Об сыру землю ударится:
      «Ох талан ты мой, талан худой,
      Талан, участь моя горькая!
      На роду участь написана,
      Написана, напечатана».
     
      35.
      На заре то было на утряной,
      На восходе красна солнышка,
      На возлете ясна сокола,
      Не ясен ли соколик полетывал,
      Не душа ли добрый молодец погуливал,
      Про солдатчину милой выспрашивал:
      «Велика ли ноне будет солдатчина?»
      «Что не со ста душ, не с пятидесяти,
      С двадцати пяти было надобно
      Некрута парня хорошего.
      Было в городе в славной Вологде,
      Не у князя было, не у барина,
      Не у купчика было у богатого,
      У простого мужика крестьянина,
      Были три сына, все на возрасте,
      Все на возрасте, все споженены.
      Отец с матерью ночи не спали,
      Думу думали, речь говорили:
      «Нам которого в солдатушки?
      Нам большого-то сына жаль отдать, —
      Жена умная, малы детушки;
      Середнего отдать не хочется,
      Ретиво сердце не воротится, —
      Жена его роду-племени почетного.
      Отдать нам, не отдать сына малого?»
      Как меньшой-от сын всё повыслушал,
      Всё повыслушал, прирасплакался,
      Отцу, матери в ноги кланялся:
      «Будто я вам не такой же сын,
      Не такой же сын, разве пасынок,
      Не поитель будто я, не кормитель,
      Во житье был не работничек,
      Не работничек, не помощничек,
      Отцу с матерью не жалостник?» —
      «Сыновья мои, мои любезные!
      Вы сходите-ка во зеленый сад,
      Во зеленый сад да во темный лес,
      Вы срубите-ка по деревцу,
      Вы-ка сделайте по жеребью».
      Как большой -от ссек калиновый,
      Как середний ссек малиновый,
      А меньшой-от сын рябиновый.
      «Сыновья мои любезные!
      Вы сходите на Дунай-реку,
      Уж вы бросьте свои жеребья:
      У которого ко дну падет,
      Тому и быть во солдатушках».
      И спустили они по жеребью:
      Как у большого гоглем на воду,
      У середнего серой утицей,
      У меньшого-то светлым камушком,
      Светлым камушком ко дну пошел.
      Как воскликнул он громким голосом:
      «Видно, мне идти в солдатушки!»
     
      МОЛОДОЙ СОЛДАТ УТОНУЛ В МОСКВЕ-РЕКЕ, СМОРОДИНЕ
     
      36.
      Когда было молодому
      Пора-время великое,
      Честь-хвала молодецкая,-
      Господь Бог миловал,
      Государь-царь жаловал,
      Отец- мать молодца
      У себя во любви держал,
      А и род-племя на молодца
      Не могу насмотретися,
      Соседи ближние
      Почитают и жалуют,
      Друзья и товарищи
      На совет съезжаются,
      Совету советовать,
      Крепку думушку думати
      Они про службу царскую
      И про службу воинскую.
      Скатилась ягодка
      С сахарного деревца,
      Отломилась веточка
      От кудрявой от яблоньки,
      Отстает добрый молодец
      От отца, сын от матери.
      А ныне уж молодцу
      Безвремянье великое:
      Господь Бог прогневался,
      Государь-царь гнев взложил,
      Отец и мать молодца
      У себя не в любви держат,
      А и род-племя молодца
      Не могут и видети,
      Соседи ближние
      Не чтут — не жалуют,
      А друзья-товарищи
      На совет не съезжаются
      Совету советовать,
      Крепку думушку думати
      Про службу царскую
      И про службу воинскую.
      А ныне уж молодцу
      Кручина великая
      И печаль немалая.
      С кручины-де молодец,
      Со печали великия,
      Пошел добрый молодец
      Он на свой конюшенный двор,
      Брал добрый молодец
      Он добра коня стоялого,
      Наложил добрый молодец
      Он уздицу тесмяную,
      Седелечко черкасское,
      Садился добрый молодец
      На добра коня стоялого,
      Поехал добрый молодец
      На чужу дальну сторону.
      Как бы будет молодец
      У реки Смородины,
      А и взмолится молодец:
      «А и ты, мать быстра река,
      Ты быстра река Смородина!
      Ты окажи мне, быстра река,
      Ты про броды кониные,
      Про мосточки калиновы,
      Перевозы частые!»
      Провещится быстра река
      Человеческим голосом,
      Да и душой красной девицей:
      «Я скажу те, быстра река,
      Добрый молодец,
      Я про броды кониные,
      Про мосточки калиновы,
      Перевозы частые:
      Со броду кониного
      Я беру по добру коню,
      С перевозу частого —
      По седелечку черкесскому,
      Со мосточку калинова —
      По удалому молодцу,
      А тебя, безвремянного молодца.
      Я и так тебя пропущу».
      Переехал молодец
      За реку за Смородину,
      Он отъехал, молодец,
      Как бы версту-другую,
      Он своим глупым разумом,
      Молодец, похваляется:
      «А сказали про быстру реку Смородину:
      Не пройти, не проехати
      Ни пешему, ни конному —
      Она хуже, быстра река,
      Toe лужи дожжевыя!»
      Скричит за молодцом как в сугонь
      Быстра река Смородина
      Человеческим языком,
      Душой красной девицей:
      «Безвремянный молодец!
      Ты забыл за быстрой рекой
      Два друга сердечные,
      Два востра ножа булатные,-
      На чужой дальней стороне
      Оборона великая!»
      Воротился молодец
      За реку за Смородину,
      Нельзя что не ехати
      За реку за Смородину,
      Не узнал добрый молодец
      Того броду кониного,
      Не увидел молодец
      Перевозу частого,
      Не нашел добрый молодец
      Он мосточку калинова.
      Поехал-де молодец
      Он глубокими омуты;
      Он перву ступень ступил —
      По черев конь утонул,
      Другу ступень ступил —
      По седелечко черкесское,
      Третью ступень конь ступил —
      Уже гривы не видити.
      А и взмолится молодец:
      «А и ты мать, быстра река,
      Ты быстра река Смородина!
      К чему ты меня топишь,
      Безвремянного молодца?»
      Провещится быстра река
      Человеческим языком,
      Онa душой красной девицей:
      «Безвремянный молодец!
      Не я тебя топлю,
      Безвремянного молодца,
      Топит тебя, молодец,
      Похвальба твоя, пагуба!»
      Утонул добрый молодец
      Во Москве-реке, Смородине.
      Выплывал его добрый конь,
      На крутые береги,
      Прибегал его добрый конь
      К отцу его, к матери,
      На луке на седельныя
      Ерлычок написанный:
      «Утонул добрый молодец
      Во Москве-реке, Смородине».
     
      НА ЛИТОВСКОМ РУБЕЖЕ
     
      37.
      Как далече-далече во чистом поле,
      Далече во чистом поле,
      На Литовском на рубеже,
      Под Смоленским городом,
      Под Смоленским городом,
      На лугах, лугах зеленыех,
      На лугах, лугах зеленыех,
      Молодец коня имал,
      Молодец коня имал,
      Дворянин-душа спрашивает:
      «А и конь-то ли, добрый конь,
      А конь наступчивый!
      Зачем ты травы не ешь,
      Травы, конь, зеленые?
      Зачем, конь, травы зеленые не ешь,
      Воды не пьешь ключевые?»
      Провещится добрый конь
      Человеческим языком:
      «Ты хозяин мой ласковый,
      Дворянин-душа отецкий сын!
      Затем я травы не ем,
      Травы не ем зеленые
      И воды не пью ключевые —
      Я ведаю, добрый конь,
      Над твоей буйной головой
      Невзгоду великую:
      Поедешь ты, молодец,
      На службу царскую
      И на службу воинскую, —
      А мне, коню, быть подстрелену,
      Быть тебе, молодцу, в поиманье.
      Потерпишь ты, молодец.
      Потерпишь, молодец,
      Нужи-бедности великие,
      А примешь ты, молодец,
      Много холоду-голоду,
      Много холоду, ты, голоду,
      Наготы-босоты вдвое того».
      Позабыл добрый молодец
      А и то время несчастливое,
      Повестка ему молодцу
      На ту службу на царскую,
      Поехал он, молодец,
      Он во полках государевых.
      От Смоленца-города
      Далече во чистом поле
      Стоят полки царские,
      А и роты дворянские,
      А все были войска российские.
      Из далеча чиста поля,
      Из роздолья широкого
      Напущалися тут на них
      Полки неверные,
      Полки неверные,
      Всё чудь поганая.
      А Чуда поганая на вылазку выехал,
      А спрашивая противника
      Из полков государевых,
      Из роты дворянския,
      Противника не выскалось,
      А он-то задорен был,
      Дворянин, отецкий сын,
      На вылазку выехал
      Со Чудом дратися,
      А Чудо поганое &;lt;о&;gt; трех руках.
      Съезжаются молодцы
      Далече во чистом поле,
      А у Чуда поганого
      Одно было побоишша,
      Одно было побоишша —
      Большая рогатина,
      А у дворянина — сабля вострая.
      Сбегаются молодцы,
      Как два ясные соколы
      В едино место слеталися.
      Помогай Бог
      Молодцу дворянину русскому!
      Он отводит рогатину
      Своей саблей вострою,
      Что у Чуда поганого;
      Отвел его рогатину,
      Прирубил у него головы все.
      Идолища поганая
      Подстрелили добра коня,
      Подстрелили добра коня.
      У дворянина смоленского —
      Он ведь пеш, добрый молодец,
      Бегает пеш по чисту полю,
      Кричит-ревет молодец
      Во полки государевы:
      «Стрельцы вы старые,
      Подведите добра коня,
      Не выдайте молодца
      Вы у дела ратного,
      У часочку смертного!»
      А идолы поганые
      Металися грудою все,
      Схватили молодца,
      Увезли в чисто поле,
      Стали его мучати:
      И не поят, не кормят его,
      Морят его смертью голодною
      И мучат смертью неподобною.
      А пало молодцу на ум
      Несчастье великое,
      Что ему добрый конь наказывал.
      Изгибла головушка.
      Ни за едину денежку.
     
      ПАШНЯ - МЕСТО КРОВАВОЙ БИТВЫ
     
      38.
      Как за речкою то было за Утвою,
      За Утвинскими то было за горами,
      Распахана была одна пашенька,
      Пашня была яровая.
      Не плугом была пашня пахана,
      Не плугом да и не сохою —
      Распахана была эта пашенька
      Казачьими копиями;
      Не ржою была пашня засеяна,
      Не ржой она, не пшеницей, -
      Засеяна была эта пашенька
      Казачьими головами,
      Заборонена была эта пашенька
      Коневьими копытами.
      Засеял-то эту легку пашеньку
      Один млад полковничек.
      Засеявши эту свою пашеньку,
      Сам он слезно тут заплакал:
      «Расти, расти, моя легка пашенька,
      Расти в поле, зеленейся,
      На поливочку, моя легка пашенька,
      На поливу не надейся.
      Что польет тебя, мою пашеньку,
     
      МАЙОР УБИТ В ЧУЖОЙ ДАЛЬНЕЙ СТОРОНЕ
     
      39.
      Из-под славного города, города Кубана
      Протекала быстра речушка, речка слезовая,
      По речушке бегут струйки, струи кровавые,
      По струйкам шли некрутики, некруты младые.
      Как с восточной со сторонки ветры подувают,
      Прижимают нас, некрутиков, ко одной сторонке,
      Ко одной нас сторонушке, и то к островочку,
      К желтому, рассыпчатому, мелкому песочку.
      На песочке рассыпчатом рябинка стояла,
      Все разными цветочками она расцветала.
      На рябинке кукушечка грустно куковала,
      Жалобно кукушечка, слезно причитала.
      Видно, к горю матушка меня породила,
      Все горькими участками меня наделила,
      Дальней чуждой сторонушкой в путь благословила.
      На чужой дальней сторонушке змея прошипела —
      Не змея-то прошипела, свинцовая пуля,
      Пролетела в поле чистом, нигде не упала,
      Ни на землю, ни на воду пуля не садилась,
      Упала пуля во заднюю роту;
      Во задней во ротушке убила майора,
      Отшибла майорику что правую руку,
      Что правую рученьку да левую ногу.
      Заливался майорик наш горькими слезами:
      «Дайте, братцы, товарищи, мне вы скорой смерти,
      Рвите с меня головушку по самые плечи».
     
      ГИБЕЛЬ ПАНА
     
      40.
      Как пошла млада панья
      По своим по новым сеням,
      Как почасту-ту младая панья
      За окошечко смотрела.
      Уж как из поля, поля,
      Из широкого раздолья,
      От там едут, да поедут
      Все князи да бояра,
      В тороках везут князя
      Всё кроваво цветно платье.
      Как пошла-то, пошла младая панья
      Во свои-то новые сени.
      На крылечико, на крылечико выходила
      Да понизку челом била:
      «Уж вы здравствуйте, князи,
      Все князи да бояра.
      Не видали, не видали ли вы
      Моего жерябша пана,
      Моего ли, моего ли
      Прежнего мужа?»
      Как первой князь слово молвил:
      «Мы видом пана не видали».
      Как второй князь слово молвил:
      «Мы слыхом пана не слыхали».
      Как третьей князь слово молвил:
      «Уж мы столько пана видали:
      Предалеча да в чистом поли
      Его доброй конь рыщет,
      Его шелковый повод
      Копытом лошадь заступает,
      Его черкальское, черкальское ли да седелко
      По подчеревью скатилось,
      Его шелкова, шелкова плетка
      Лютою змеей да извивает,
      Его буйна глава
      Под ракитовым кусточком,
      Его желтые кудри
      Вихорем в поле разносило,
      Его черные брови
      Черные вороны расклевали,
      Его ясные очи
      Ясные соколы разносили,
      Его белое тело
      Серы да волки растерзали,
      Его резвые ножки
      Во быструю-то ли реку да скатились».
      Уж как сшибло у младой паньи
      Белые ручки ко ретиву сердечку.
      Как пошла, пошла младая панья
      Своих деточек будити:
      «Уж вы станьте, постаньте,
      Малые дети,
      Как не стало у вас,
      Малые дети,
      Батюшка вашего родного,
      Моего жерябша пана».
     
      МОЛОДЕЦ ПОСЛЕ КРОВАВОЙ БИТВЫ
      41.
      Не травушка, не ковылушка в поле шаталася,
      Как шатался, волочился удал добрый молодец,
      В одной тоненькой в полотняной во рубашечке,
      Что во той-то было во кармазинной черкесочке
      У черкесочки рукавчики назад закинуты,
      У камчатны ее полочки назад застегнуты,
      Басурманскою они кровию позабрызганы.
      Он идет, удал добрый молодец, сам шатается,
      Горячею он слезою обливается,
      Он тугим-то своим луком опирается,
      Позолотушка с туга лука долой летит.
      Как никто -то с добрым молодцем не встречается,
      Лишь встречалась с добрым молодцем родная матушка.
      «Ах ты чадо мое, чадушко, чадо милое мое!
      Ты зачем так, мое чадушко, напиваешься,
      До сырой-то ты до земли всё приклоняешься,
      И за травушку за ковылушку всё хватаешься?»
      Как возговорит добрый молодец родной матушке:
      «Я не сам так, добрый молодец, напиваюся, —
      Напоил-то меня турецкий царь тремя пойлами,
      Что тремя-то было пойлами, тремя розными:
      Как и первое-то его пойло — сабля острая,
      А другое его пойло — копье меткое было,
      Еще третие-то пойло — пуля свинчатая».
     
      42.
      Далеченько в чистом поле
      Не травынька, не муравынька в поле шатается —
      Зашатался, загулялся добрый молодец
      В одной тоненькой во ольняненькой во рубашечке,
      В другой легенькой во кармазовой во черкешечке.
      У черкешечки, знать, полочки позатыканы,
      Молодецкою кровью позабрызганы.
      Он не пьян-то идет, сам шатается,
      За ковыль-траву запинается.
      Как увидела, усмотрела его матушка родима:
      «Ты дитя ли, мое дитятко,
      Зачем пьяный напиваешься?»
      «Государыня, моя матушка,
      Я не сам собой пьян напивался,
      Напоил меня злодей-басурман,
      Молодой француз,
      Тремя пойлами, тремя разными:
      Первое пойлицо — строево ружье, —
      Прострелил могучие плеча;
      Другое пойлицо — его сабля вострая, —
      Разрубил мою буйную головушку,
      Третье пойлицо — его копье булатное,
      Проткнул мне ретиво сердце.
      Оттого-то я, матушка, и сделался пьян».
      «Ты, дитятко, мое дитятко,
      На кого ты спонадеялся?»
      «Спонадеялся я, родная матушка,
      На свою буйну головушку,
      Что сгубил-то я, матушка, свово недруга,
      Снимал с него буйну голову,
      Втыкал я в его голову свой вострый штык».
     
      СМЕРТЕЛЬНО РАНЕНЫЙ СОЛДАТ ПЕРЕДАЕТ ВЕСТЬ ДОМОЙ
     
      43.
      Из-за гор-то было, братцы, гор высоких —
      Не бела заря занималася,
      Не красно солнце выкаталося:
      Появлялося царское знамение,
      Царское знамение — почта скорая,
      Почта скорая с указами,
      Со указами со печатными,
      Что заутро нам, солдатушкам, во поход идти,
      Во поход идти, на сраженьице.
      Они ибилися, рубилися трое суточки,
      Не пиваючи, не едаючи,
      Со добрых коней не слезаючи.
      Одного-то из нас, братцы, поранили,
      Поранили свинцовой пулей —
      Упал добрый молодец со добра коня,
      С того ли седеличка черкасского.
      Его добрый конь в головах стоит,
      В головах стоит, речи говорит:
      «Хозяин ты мой, хозяин,
      Ласковый хозяин, приветливый ты мой!
      Садись на меня, поедем домой
      К отцу, к матери».
      «Ох, ты конь мой, добра лошадь!
      Поезжай ты, мой добрый конь, один домой:
      Скажи моему батюшке от меня низкий поклон,
      Моей матушке челобитьице,
      Милым детушкам благословеньице,
      Молодой жене на две волюшки:
      Хоть вдовой сиди, хоть замуж поди.
      А я, добрый молодец,
      Усватал себе невесту — мать-сыру землю:
      Постелюшка — ковыль травынька,
      Возголовьице — бел горюч камень,
      Одеялице — лютые морозы».
     
      44.
      Не во наших-то полях
      Да урожаю нема,
      Да только выросла одна
      Да кучерява верба.
      Только выросла одна
      Да кучерява верба.
      Да чтой под этой вербой
      Да солдат битой лежал,
      Что под этой вербой
      Да солдат битой лежал,
      Да солдат битой лежал.
      Да он убит, не убит,
      Он убит, не убит,
      Да весь израненый был.
      Да голова у него
      Да вся иссеченая,
      Голова у него
      Да вся иссеченая,
      Да бела грудь у него
      Да вся изрезаная,
      Бела грудь у него
      Да вся изрезаная,
      Да на груди у него
      Да золотой крест лежал,
      На груди у него
      Да золотой крест лежал,
      Да во ногах у него
      Да вороной конь стоял,
      Во ногах у него
      Да вороной конь стоял.
      «Да уж ты, конь, ты мой конь,
      Да лошадь добрая,
      Уж ты, конь, ты мой конь,
      Да лошадь добрая,
      Да ты бежи-ко, мой конь,
      Во Полтаву домой,
      Ты бежи-ко, мой конь,
      Во Полтаву домой,
      Да ты скажи-ко, мой конь,
      Да я убитый лежу,
      Ты скажи-ко, мой конь,
      Да я убитый лежу.
      Да еще расскажи,
      Да я женатой хожу,
      Да еще расскажи,
      Да я женатой хожу:
      Да поженила меня
      Да сабля вострая,
      Поженила меня
      Да сабля вострая,
      Да повенчала меня
      Да пуля быстрая,
      Да повенчала меня
      Да пуля быстрая,
      Да обручала меня
      Да кровь горячая,
      Обручала меня
      Да кровь горячая,
      Да поженила меня
      Да мать-сырая земля».
     
      45.
      Уж как пал туман на сине море, на сине море,
      А злодейка кручина в ретиво сердце.
      Как не схаживать туману со синя моря,
      А злодейке кручине с ретива сердца.
      Как далече-далече во чистом поле
      Разгорался огонечек малешенек,
      Возле огничка постлан ковричек,
      А на ковричке лежит добрый молодец,
      Во правой руке держит тугий лук,
      Во левой руке — калену стрелу.
      Во скорых ногах стоит добрый конь,
      Он и бьет копытом об сыру землю,
      И он знать дает добру молодцу:
      «Ты вставай, вставай, добрый молодец,
      Ты садись на меня, на добра коня,
      Я свезу тебя к отцу, к матери,
      К молодой жене, к малым детушкам».
      Как возговорит добрый молодец:
      «Ты мой добрый конь, слуга верный мой!
      Поезжай один на святую Русь,
      Поклонись от меня отцу, матери,
      Челобитье моей молодой жене,
      Благословенье скажи малым детушкам.
      Ты скажи, объяви молодой жене,
      Что женился я на иной жене,
      И я взял за себя поле чистое,
      А в приданы взял зелены луга.
      У нас добрый сват был булатный меч,
      И сосватала калена стрела,
      На постель клала свинцова пуля».
      Ты, дубрава, дубрава зеленая,
      Ты, долина, долина широкая!
      Уж как всем ты, долина, изукрашена,
      А одним ты, долина, обесчещена:
      Посреди тебя зеленой курган,
      На кургане разостлан ковричек,
      А на ковричке лежит молодец,
      Он избит, исстрелян, изранен весь.
     
      46.
      Вдоль по линии Кавказа,
      Где сизой орел гулял.(2)
     
      Он летал перед войсками,
      Православный русский царь.(2)
     
      Кабы были у нас, братья,
      Ружья новые в бердан.(2)
     
      Ружья новы, трехлинейны,
      Сабли вострые в ножнах.(2)
     
      Сабли вострые в ножнах,
      Револьверы в кобурах.(2)
     
      Он с приходом нас поздравил
      И давал строгий приказ.(2)
     
      Мы поедем за границу,
      Будем с немцем воевать.(2)
     
      Часть побьем и часть прирежем,
      Остальных всех в плен возьмем.(2)
     
      Под ракитою зеленой
      Русский раненый лежал.(2)
     
      Над ним вился черный ворон,
      Чуя лакомый кусок.(2)
     
      — Ты не вейся, черный ворон,
      Над моею головой.(2)
     
      Ты добычи не дождешься,
      Я солдат еще живой.(2)
     
      Ты слетай-ка, черный ворон,
      На родимую страну.(2)
     
      Передай-ка, черный ворон,
      Отцу с матерью поклон.(2)
     
      Отцу-матери поклон,
      Да моей женке молодой.(2)
     
      Моей женке молодой,
      Я женился на другой.(2)
     
      Свинцова пуля невеста,
      Шашка свахою была.(2)
     
      С ней приданые большие —
      Всё зеленые луга.(2)
     
      МАТЬ, СЕСТРА И ЖЕНА ОПЛАКИВАЮТ УБИТОГО
     
      47.
      Ах вы, горки, горы, горы крутые, высокие!
      Крутые, высоки горы, горы Воробьевские!
      Ничего же вы, горки, горы не спородили,
      Спородили только горы бел горюч камень.
      Из-под камешка бежит речка быстрая,
      Речка быстрая бежит, всё хоботаря.
      Над той речкой вырастал част-ракитов куст;
      Как на том кусте сидел млад сизой орел;
      Во когтях своих он держит черна ворона.
      Уж он бить его не бьет, сам выспрашивает:
      «Где ты, черный, был, где полётывал?» —
      «Ах, как был я, побывал во диких местах,
      Во диких местах, во Саратовских степях». —
      «Там кого, ворон, видал, кого высмотрел?» —
      «Ужь как видел ли-то я чудо чудное,
      Чудо чудное, диво дивное.
      Во лесу ли-то лежит тело белое,
      Не простое-то ведь тело, молодецкое.
      Что никто ко тому телу не приступится;
      Прилетали к тому телу три лишь ласточки.
      Три лишь ласточки, три касаточки
      Перва ласточка летит — родна матушка;
      Друга ласточка летит — сестра родная,
      Третья ласточка летит — молода жена.
      Родна матушка-то плачет, как река бежит,
      А родная сестра плачет, как ручей шумит,
      Молодая жена плачет, как роса падет,
      Родна матушка-то плачет до гробовой доски,
      А родная сестра плачет до замужьица,
      Молодая жена плачет до гуляньица;
      Как гулять она пойдет, всё забудется».
     
      48.
      Как доселева у нас, братцы, через темный лес
      Не пропархивал тут, братцы, млад белый кречет».
      Не пролетывал, братцы, ни сизый орел,
      А как нынче у нас, братцы, через темный лес
      Пролегла-лежит широкая дороженька.
      Что по той ли по широкой по дороженьке
      Проезжал тут удалой добрый молодец.
      На заре то было, братцы, да на утренней,
      На восходе было красного солнышка,
      На закате было светлого месяца.
      Как убит лежит удалой добрый молодец,
      Что головушка у молодца изпроломана,
      Ретиво сердце у молодца изпрострелено,
      Что постелюшка под молодцом — камыш-трава,
      Изголовице под добрым — част ракитов куст,
      Одеяличко на молодце — темная ночь,
      Что темная ночь холодная, осенняя.
      Прилетали к добру молодцу три ласточки:
      Из них первая садилась на буйной его голове,
      А другая-то садилась на белой его груди,
      Ах, как третья садилась на скорых его ногах.
      Что как первая-то пташка — родная матушка;
      А другая-то пташка — то мила сестра;
      Ах, как третья-то пташка — молода жена.
      Они взяли мертво тело за белы руки,
      Понесли они то тело во высокий терем.
      Его матушка плачет, что река льется,
      А родная сестра плачет — как ручьи текут,
      Молодая жена плачет — как роса падет.
      Когда солнышко взойдет, росу высушит,
      Как замуж она пойдет, то забудет его.
     
      МУЖ-СОЛДАТ В ГОСТЯХ У ЖЕНЫ
     
      49.
      — Вы солдатики-уланы,
      У вас лошади буланы!
      Уж и где же вы, уланы,
      Где вы были-побывали?
      — Под Можайском воевали,
      Мы Москвою проезжали,
      Калин мостик перьезжали
      Во слободку заезжали,
      У вдовушки становились,
      Просилися ночевати:
      «Ты, вдова, вдова Наталья!
      Укрой, вдова, темной ночи,
      Пусти, вдова, ночевати,
      Ночевати, простояти.
      Нас немножко, не маленько —
      Полтораста нас на конях,
      Полтретьяста пешеходов».
      А вдовушка не пущала,
      Воротички запирала,
      Солдатушкам отвечала:
      «У меня дворик маленек,
      А горенка невеличка,
      А детушек четверичка.
      И горенка не топлёна,
      И щи с кашей не варёны».
      А мы силой ворвалися,
      Во горенку вобралися,
      Расселися все порядком:
      Пешеходы — все по лавкам,
      А конница — по скамейкам,
      А большой гость впереди сел,
      Впереди сел под окошком.
      А вдова стоит у печки,
      Поджав свои белы ручки
      Ко ретивому сердечку.
      Стоит она, слезно плачет,
      А большой гость унимает:
      «Не плачь, вдова молодая.
      Ты давно ль, вдова, вдовеешь,
      Давно ль, горька, сиротеешь?» -
      «Я живучи в горе забыла». —
      «Уж и много ль, вдова, деток?»-
      «У меня деток четверичка —
      Три сыночка, одна дочка». —
      «Уж и много ль, вдова, хлеба?» —
      «У меня хлеба осьмина». —
      «Уж и много ль, вдова, денег?» —
      «У меня денег полтина». —
      «Подойди, вдова, поближе,
      Поклонися мне пониже,
      Ты скинь, вдова, с меня кивер:
      Во кивере есть платочек,
      Во платочке узелочек,
      В узелочке перстенечек,
      Не твого ли обрученья?»
      Как вдовушка догадалась
      И на шеюшку бросалась,
      Горючими слезьми заливалась,
      Во новы сени выходила,
      Малых детушек будила:
      «Вы вставайте, мои детки,
      Вы вставайте, мои малы!
      Не светел-от месяц светит,
      Не красное солнце греет —
      Пришел батюшка родимый».
      А большой гость отвечает:
      «Не буди ты малых деток!
      Я пришел к вам ненадолго —
      На один я вечерочек,
      На единый на часочек».
     
      50.
      Все пташки мелки пели,
      Был слышен голосок:
      Два храбрые героя
      Просились ночевать.
      «Любезная хозяюшка,
      Пусти нас ночевать».
      Хозяйка отвечала:
      «Не пущу ночевать,
      Я печку не топила,
      Гостей вас не ждала». —
      «Любезная хозяйка,
      Не нужно ничего.
      Мы завтра на рассвете
      Опять в поход пойдем».
      Хозяйка пожалела,
      Пустила ночевать,
      Один герой-волшебник
      Садился на кровать,
      Другой герой-волшебник
      С хозяйкой говорил:
      «Любезная хозяюшка,
      Зачем же ты одна?» —
      «Я мужа проводила
      И сына своего,
      Ничо о них не слышно
      Уже пятнадцать лет». —
      «Признай, признай, хозяюшка,
      Ты мужа своего!
      Признай, признай, хозяюшка,
      Ты сына своего!»
     
      КОЧЕГАР
     
      51.
      Раскинулось море широко,
      И волны бушуют вдали.
      «Товарищ, мы едем далеко,
      Подальше от нашей земли».
     
      «Товарищ, я вахты не в силах стоять,-
      Сказал кочегар кочегару, —
      Огни в моих топках совсем не горят,
      В котлах не сдержать мне уж пару.
     
      Поди заяви ты, что я заболел
      И вахту, не кончив, бросаю.
      Весь потом истек, от жары изнемог,
      Работать нет сил — умираю».
     
      На палубу вышел — сознанья уж нет,
      В глазах его все помутилось,
      Увидел на миг ослепительный свет,
      Упал. Сердце больше не билось.
     
      Проститься с товарищем утром пришли
      Матросы, друзья кочегара,
      Последний подарок ему поднесли —
      Колосник обгорелый и ржавый.
     
      Напрасно старушка ждет сына домой,
      Ей скажут, она зарыдает...
      А волны бегут от винта за кормой,
      И след их вдали пропадает.
     
      БАЛЛАДЫ О РАЗБОЙНИКАХ
     
      УСЫ, УДАЛЫ МОЛОДЦЫ
     
      52.
      Ах, доселева Усов и слыхом не слыхать,
      А слыхом их не слыхать и видом не видать,
      А нонеча Усы проявились на Руси,
      А в Новом Усолье у Строгонова.
      Они щепетко по городу похаживают,
      А кораблики бобровые, верхи бархатные,
      На них смурые кафтаны с подпушечками
      с камчатыеми,
      А и синие чулки, астраханские черевики,
      А красные рубашки — косые воротники,
      золотые плетни.
      Собиралися Усы на царев на кабак,
      А садилися молодцы во единый круг
      Большой Усище всем атаман,
      А Гришка-Мурышка, дворянский сын,
      Сам говорит, сам усом шевелит:
      «А братцы Усы, удалые молодцы!
      А и лето проходит, зима настает,
      А и надо чем Усам голова кормить,
      На полатях спать и нам сытым быть.
      Ах нуте-тка, Усы, за свои промыслы!
      А мечитеся по кузницам,
      Накуйте топоры с подбородышами,
      А накуйте ножей по три четверти,
      Да и сделайте бердыши и рогатины
      И готовьтесь все!
      Ах, знаю я крестьянина, богат добре,
      Живет на высокой горе, далеко в стороне,
      Хлеба он не пашет, да рожь продает,
      Он деньги берет да в кубышку кладет,
      Он пива не варит и соседей не поит,
      А прохожих-то людей ночевать не пущат,
      А прямые дороги не сказывает.
      Ах, надо-де к крестьянину умеючи идти:
      А по полю идти — не посвистывати,
      А и по бору иди — не покашливати,
      Ко двору его идти — не пошарковати.
      Ах, у крестьянина-то в доме борзые кобели
      И ограда крепка, избушка заперта,
      У крестьянина ворота крепко заперты».
      Пришли, они, Усы, ко крестьянскому двору,
      А хваталися за забор да металися на двор.
      Ах, кто-де во двери, атаман — в окно,
      А и тот с борку, иной с борку,
      Уж полна избушка принабуркалася.
      А Гришка-Мурышка, дворянский сын,
      Сел впереди под окном,
      Сам и локоть на окно, ноги под гузно,
      Он сам говорит и усом шевелит:
      «А и ну-тка ты, крестьянин, поворачивайся!
      А и дай нам, Усам, и попить и поесть,
      И попить и поесть и запозавтракати».
      Ох, метался крестьянин в большой анбар,
      И крестьянин-ат несет пять пуд толокна,
      А старуха-то несет три ушата молока.
      Ах, увидели Усы, молодые молодцы,
      А и кадь большу, в чем пива варят,
      Замешали молодцы они теплушечку,
      А нашли в молоке лягушечку.
      Атаман говорит: «Ах вы, добрые молодцы,
      Вы не брезгуйте:
      А и по-нашему, по-русски, холоденушка!».
      Они по кусу хватили, только голод заманили,
      По другому хватили, приоправилися,
      Как по третьему хватили, ему кланялися:
      «А спасибо те, крестьянин, на хлебе-на соли
      И на кислом молоке, на овсяном толокне!


К титульной странице
Вперед
Назад