От Иванова Бора дорога потянулась к Кириллову по каменистой местности; огрудки камней, большею частию состоящих из дресвяника и обгорелых валунов, встречались беспрестанно. Горизонт расширился в обширную гладь, кое-где всхолмленную остроконечными, вроде насыпей, буграми, между которыми вырезывались то овраги, то небольшие извилистые ручейки, то болотные моховые кружевинки, с кочкой, мелкой сосенкой и гонобобельником. Близ Сиверского озера, мы, по Шиляковскому подъемному мосту, переехали на левый берег Виртембергского канала, проехали деревней Шиляковым и затем выехали на берег озера. Вечерело. Ярко разлилась заря на западе. Лиловыми струйками разбросались над нею тонкие облачки. В воздухе стояла невозмутимая тишина. Поверхность Сиверского озера лоснилась и блестела как пролитое масло. В конце озера точно из воды величественно поднимались и белели стены и башни Кирилловского монастыря, от которого мизерно и неприглядно тянулся город по низменному берегу. Налево, за озером высоко поднималась гора Маура; с этого высокого холма в первый раз по преданию узрел преподобный Кирилл место, указанное ему в видении для основания обители.

      Кириллов весьма неказистый городок. На нем лежит печать уединения и тихой однообразной провинциальной жизни, изолированной от общего движения. На улице ни души. Я приютился в плохенькой гостинице, в номере, отведенном для меня хозяином из общих комнат.

      Город Кириллов основан во времена Екатерины, следовательно, он принадлежит к числу новейших городов. В те блаженные времена открывали города, не соображаясь с географическими условиями местности, а по карте, где палец на ней остановится, или по впечатлению сановников. Например, Грязовец и Кадников, грязнейшие и убогие городишки Вологодской губернии, обязаны своим существованием, по всей вероятности, пальцу, бродившему по карте и остановившемуся на черненьких точках селений, из коих возникли эти грады Вологодского заволочья. Печальные окрестности, отсутствие рек, совсем не центральное положение относительно уезда, весьма убедительно доказывают, что Грязовец и Кадников произведены в города по неуважительной, ни с чем не сообразной случайности. Кириллов сделался городом по следующему обстоятельству: 25 июля 1775 года, новгородский губернатор Я. Е. Сиверс праздновал день своего рождения в Кирилловском монастыре. Обласканный настоятелем, увлеченный довольством монастыря и картинностью богатого в то время рыбою Сиверского озера, представлявшего с монастырских стен действительно великолепный вид, Сиверс задумал основать здесь город. В 1777 году был составлен план на Кириллов. В городе проектировано сорок улиц и четыре площади; но так эти улицы и остались на одном плане. В Кириллове не более шести улиц, очень немного каменных домов и до сих пор деревянные плохенькие ряды. На главной площади отведено довольно значительное пространство под городской сад, только что начинающей разрастаться. Весь город разбросался между озерами, составляющими отдельный части Сиверского озера.

      Историческая знаменитость города Кириллова – это монастырь, основанный преподобным Кириллом, мощи которого почивают под спудом в стене между соборною монастырскою церковью Успения и приделом во имя преподобного в раке, времен царя Михаила Феодоровича. Боярин его, Федор Иванович Шереметев, призвавший Михаила Феодоровича на царство и под именем Феодосия постригшийся в обители Кирилловской, соорудил эту раку, как значится в ее надписи.

      Жизнь Кирилла описана Святогорским иеромонахом Пахомием, при великом князе Василье Васильевиче Темном и митрополите Феодосии е) [Шевырев. Поезд. в Кир. Бел. мон. 1847]. Пахомий по повелению этих лиц г нарочно отправился в монастырь, чтобы узнать на месте о сподвижничестве преподобного Кирилла и об основании монастыря. В то время управлял обителью игумен Касиан, современник Кирилла. Кроме того, в монастыре застал еще Пахомий и других Кирилловых учеников; в особенности некто Мартиан, живший безотлучно при Кирилле с молодых лет, сообщил Пахомию много подробностей о преподобном.

      Кирилл родился в Москве, в 1337 году. Светское имя, данное ему при крещении – Кузьма. Он рано остался сиротою и поступил на воспитание к родственнику своему Тимофею, окольничему великого князя Димитрия, занимавшему видное место между придворными. Фамилия окольничного Тимофея в жизнеописании не поименована. Кузьма с юных лет стремился к иночеству и искал случая для пострижения, но настоятели московских монастырей отклоняли от себя возложение на него иноческой одежды, потому что боялись окольничего Тимофея, не желавшего для Кузьмы монашеского поприща. Тимофей любил Кузьму за кроткий нрав и его добрые свойства. Он готовил его для своих дел, и когда Кузьма достигнул зрелого возраста, Тимофей назначил его казначеем и ключником к своему имению. Из жизнеописания заметно, что окольничий был человек богатый и весьма влиятельный. Приходит как-то в Москву игумен Махрищенский, Стефан, уже приобретший в то время славу своею праведною жизнью. Кузьма, давно его дожидавшийся, высказал ему свое непоколебимое желание принять иночество и просил возложить на него этот образ. Стефан исполнил настоятельную просьбу Кузьмы, тайно от окольничего возложив на него иноческую одежду «хотя несовершенно» т. е. без соблюдения полной обрядности, и назвав его при этом Кириллом. Затем игумен Стефан повел Кирилла в Симонов монастырь к племяннику знаменитого Серия – архимандриту Феодору, который и постриг Кирилла настоящим образом, по уставу церкви. В Симонове монастыре тогда славился строгою жизнью инок Михаил, впоследствии епископ Смоленский. Феодор вручает Кирилла в ученики Михаилу. Кирилл, подражая в образе жизни старцу, добровольно налагает на себя величайшие лишения, изнуряя себя постом, молитвою и физическим трудом. Необычайная твердость воли и сила убеждения и непоколебимость веры, поддерживают его на духовном поприще. Сколько времени пробыл Кирилл в учениках и послушниках у Михаила – неизвестно. Потом он исправлял разные обязанности по монастырю, был хлебопеком и более десяти лет приготовлял на поварне трапезу для братии. Серий, уже бывший тогда в великой славе, приходил иногда в Симонов монастырь, всегда виделся с особенным расположением с Кириллом и беседовал с ним наедине «многие часы». Когда архимандрит Феодор переведен был на Ростовское епископство, Кирилл, уже получивший священство, поставлен был на его место. Хотя труды и подвиги Кирилла не ослабли при его новом сане, но уединение кельи ему нравилось более, нежели власть. Несмотря на просьбы братии, он оставил место настоятеля, сдав его архимандриту – Сергию Азанову, впоследствии епископу Рязанскому. Снова началась тихая келейная жизнь Кирилла. Слава об этой жизни, распространялась всё шире и шире по тогдашней христианской Руси, привлекала в Симонов монастырь множество богомольцев. Почет и уважение оказываемое Кириллу, теплые исполненные христианского смирения наставления преподобного, благотворно действующие на душу богомольцев, возбудили зависть в архимандрите Сергии, который не скрывал своего враждебного чувства к Кириллу и выжил его из монастыря. Кирилл переселился в древний монастырь Рождества Богородицы, что на старом Симонове. Здесь, рассказывает жизнеописание, в одну из ночей, проведенных Кириллом в особенно усердной молитве и пении акафиста Богоматери, он вдруг услышал голос «Кирилл! иди отсюда на Белоозеро!» И через отворенное окно кельи представилось ему освещенным ослепительным сиянием то место на Сиверском озере, где ныне стоит монастырь.

      Через несколько времени после видения приходит в Богородский монастырь к Кириллу Ферапонт с Белоозера. Кирилл стал расспрашивать его – есть ли место на Белоозере, где бы можно было «безмолвствовать иноку!» и, разузнав, что там очень много прекрасных мест для уединения, оставил Богородский монастырь и вместе с Ферапонтом направил путь свой к Белоозеру. Достигнув его после многих дней странствования, Кирилл обходил разные места в окрестностях озера, но ни одно из них не понравилось ему: он все искал того места, которое представилось ему в видении, и, наконец, поднявшись на гору Мауру, увидал его за Сиверским озером на окраине берега. «Се покой мой в век века; здесь вселюся, тако изволила Пречистая Матерь. Благословен Господь Бог отныне и до века, услышавший мое моление!» воскликнул с душевным восторгом Кирилл и водрузил крест на излюбленном месте.

      Сначала для своего обитания сподвижники сделали шалаш из древесных ветвей, и потом начали копать землянку. Немного времени жили они в этой землянке вместе: Ферапонт ушел за семнадцать верст от Сиверского озера на озеро Паское, ныне Ферапонтовское, и там положил начало новой обители.

      Кириллу было 60 лет, когда он пришел на дикое и безлюдное Сиверское озеро. На месте, где поселился преподобный, шумел огромный бор, и была непролазная лесная чаща. Место пустынное, но прекрасное, с трех сторон окруженное водою. Неподалеку от озера жил некто Исаия, занимавшийся земледелием. За много лет до прибытия Кирилла «слышался Исаии звон с того места, где надлежало быть монастырю», а накануне его переселения не только «явственно раздавался звон, но и птицы будто пели».

      При устройстве землянки два крестьянина из окрестных лачуг, Авксентий Ворон и Матвей Кикис, бывший после пономарем в обители, часто приходили к Кириллу и помогали ему. Потом явились к нему два монаха из Симонова, его товарищи и друзья: Заведей и Дионисий. Обрадовался им Кирилл. Они стали жить вместе. За ними стали приходить и другие и просили Кирилла о пострижении. Число братии умножалось.

      Явилось у всех единое и душевное желание воздвигнуть церковь ради общего собрания. «Все просят об этом Кирилла; но по отдаленности места от деревень, не находят плотников. Кирилл прибегает с молитвою к Богоматери. Плотники, никем не званные, приходят и сооружают церковь во имя Успения.

      Устав, введенный в обители Кириллом, был весьма строгий и соблюдался с чрезвычайною точностью. Кирилл жил до девяноста лет. После смерти своей он поручил свой монастырь и наблюдение за тем, чтоб сохранилось в нем общее учрежденное им житие, князю Андрею Дмитриевичу Можайскому. Князь Андрей исполнил завещание Кирилла и дал обители «и домы великие, и озера, и много книг положил в церковь».

      Кириллов монастырь хоть и находится при Сиверском озере, но называется Белозерским, как и самый Кирилл известен под именем Белозерского, потому что вся окрестная страна, в которой совершил свое сподвижничество преподобный, именовалась Белозереино и, как вотчина, входила в состав Белозерского удела *) [Шевырев. Поезд. в Кир. Бел. мон.]. Монастырь с трех сторон обнесен двойными стенами, с четвертой, с озера, одною. Вышина внутренней ограды до десяти аршин, ширина аршина полтора. Внешние стены поражают своею массивностью; они совершенно крепостного характера, имеют до пяти с половиною сажен вышины и до трех ширины и выстроены из тяжеловесного кирпича, с целью ограждения святыни от нападений вражеских и всякой вольницы того времени. Узкие длинные окна, бойницы на выдавшихся карнизных частях стен, башни с отверстиями для пушек, живо напоминают ту тревожную эпоху, когда монастыри наши в смуты междуцарствия и самозванцев и набегов Литвы, отстаивали не только свое обительское достояние, но и сокровища, пожитки и самую жизнь мирных жителей.

      Из монастырских летописей видно, что обитель выдерживала осады: в 1612 году 10-го июня «Литва выжгла и высекла Белоозеро; в 20-й день августа подходила под Кириллов монастырь с Уломской дороги и выжгла гостиный двор, **) [Отдельные части монастыря внутри ограды около церквей с корпусами келий именовались дворами; в Кирилловской обители было одиннадцать дворов: хлебный, поваренный, рыбный, плотничий, дровяной, гостиный, пиленный, мельничный, житенный, мережный и конюшенный] конюшенный и швальню; а в следующем году 22 сентября Вологду. На 5-е декабря ночью приступили к Кириллову монастырю пан Бобовский с Черкасами и покушались взять монастырь, но не могли; потом пан Полоцкой с братом своим на 11-е число вновь осадили монастырь, но были отбиты».

      На западной стороне Сиверского озера есть небольшой одинокий холмик, известный под названием Золотухи. Предание указывает на этот холм, как на место, где стояли войска черкасское и литовское, во время осады. Здесь, на этом холму, был убит, будто бы, с монастырской стены ядром один из предводителей Литвы.

      Каково было укрепление монастыря во время этих осад – неизвестно. Внешние стены окончательно укреплены и возведены в настоящем их виде при царе Михаиле Феодоровиче в 1633 году; они строились в течение 33 лет и окончены при царе Алексее Михайловиче, который выдал на постройку в 1666 году 45000 руб. кроме содержания работников. Это составит огромную сумму для того времени. Кроме того, занято монастырем до 5000 руб. у боярина Морозова, скончавшегося в Кириллове монастыре иноком, и это принял государь на счет казны по смерти боярина.

      Крепостные стены монастыря обнимают довольно значительное пространство; они имеют длины по всем четырем сторонам до 720 сажен. С трех сторон: восточной, северной и западной, стены возведены в три яруса, с южной, которая тянется по берегу озера, в один. Весь нижний ярус состоит из келий, или лучше сказать, отдельных камер, без печей и помостов. Во втором и третьем ярусе открытые арки представляют свободный проход по всей стене. Со стороны озера некоторая часть стен подперты быками. По внешним и внутренним стенам еще до сих пор сохранилось двадцать три башни, но их было более: в конце прошлого столетия за ветхостью разобрано до 13 башен. Самые большие из башен возведены по внешним стенам. Они носят разные названия: Вологодская, Казанская, Белозерская или Мережная, Кузнечная, Косая Московская. Последняя выше и обширнее всех. Она о пятнадцати гранях, вышина ее вместе с шатром более двадцати пяти сажен; лестница снизу до верхнего этажа этой башни имела 192 ступени. Теперь ходы в башнях опустились. Огромные брусья, на которых утверждены были лестницы, выломаны и употреблены для монастырских поделок. Внутри некоторых больших башен до сих пор сохранились большие каменные столбы, простирающееся от низу до верху и разделенные на несколько отделений. К каждому отделению ведет особый ход. Внутри этих столбов сырость, теснота и мрак; в маленькое отверстие вроде окна едва проникает сверху тонкая струйка света. Из этой темной пасти так и веет могилой. Это те страшные каменные мешки, куда заключали преступников, изгнанников и пленных. В одной из башен сохранилось даже кольцо, к которому приковывались к стене заключенники. Такого рода камеры одиночных заключений выработали нравы семнадцатого столетия. Из этих ужасных тайников если и выходили люди живыми, то уж наверно сумасшедшими.

      В затворах обители до сих пор еще хранятся остатки древних орудий, которыми действовали с крепостных стен монастырские воины против литвы и поляков: кольчуги, панцири, шлемы, бердыши, пищали, мечи, пистоли – все эти ныне ржавые воинские доспехи почитались в век богатырей сокровищем для обители, и служили сильными средствами защиты от неприятеля. Укрепленный монастырь мог действительно считаться первостатейного крепостью, потому что кроме царских стрельцов он из 20,000 своих собственных крестьян в состоянии был сформировать значительный гарнизон. До семисот отдельных камер в стенах монастыря, по всей вероятности, выстроены были с целью помещения в них ратных людей. Обительские кельи был устроены в особых зданиях.

      Пространство между внешней и внутренней оградой состоит из большого пустыря, в настоящее время засеваемого для потребностей монастыря озимовым и яровым хлебами и огородными овощами. За внутренней стеной, кроме служб и корпусов с кельями, одиннадцать отдельных храмов. Некоторые из них упразднены за ветхостью, в некоторых совершается служба только в храмовые праздники. Главный собор в честь Успения. Ежедневные службы совершаются в теплом соборе Введения Богоматери, и только по праздникам и воскресным дням бывает ранняя литургия в церкви преподобного.

      Несколько в отдалении от скученных монастырских построек живописно поднимается довольно высокий Кириллов холм, осененный громадными деревьями. Неподалеку от него протекает в зеленых берегах маленькая речка Свияга. Она выходит из Долгого озера, лежащего сейчас за монастырем с западной его стороны, извивается по монастырской площади и прячется под восточною ограду в Сиверское озеро. На холме преподобного Кирилла выстроены две церкви с часовнями и кельями. Храмы эти со всеми относящимися е ним зданиями составляют совершенно отдельную часть от обители и носят название Ивановского монастыря. В этом холме выкопана была Кириллом землянка для первых годов пустынножительства, и только недавно обрушились ее своды. Здесь выстроена им же первая часовня, срубленная из соснового дерева и сохранившаяся до сих пор под каменным чехлом. О построении Ивановского монастыря в старом монастырском синодике записано: «Лета 7040 (1522) декабря 13-го, священы были в Кириллове четыре престола: два в монастыре и два на горе, в один день: в монастыре Архангела Гавриила, да царей Константина и Елены, а на горе Усекновения Предтечи, да чудотворца Кирилла, а освещал владыка Вологодской Алексий». Этою записью некоторым образом объясняется начало и название Ивановской обители: «великий князь Василий Иоаннович приходил с своею женою на богомолье в Кириллов просить преподобного о даровании ему наследника. Когда родился у него сын Иван, то великий князь, обрадованный этим, соорудил в обители храм во имя архангела, в память дня своего рождения, а на самом холме Кирилла церковь – Иоанна – в честь имени новорожденного. «Так как крещение родившегося наследника происходило у раки преподобного Сергия, то на холме же построена церковь в тот же раз во имя угодника Сергия. Но если не князь Василий соорудил храм Сергия, то непременно сын его Иоанн Грозный, который имел намерение поселиться в Кирилловском монастыре. Потому-то эта отдельная обитель и получила название Ивановской. Вероятно, и трапезы, примыкающие к Сергиеву храму, и находящиеся недалеко от него кельи, называемые теперь больничными, выстроены были для Грозного, на случай его приезда.

      Иоанн Грозный три раза посещал Кириллов монастырь. Во время последнего посещения занимался он окончательным устройством Ивановской обители, и разыгрывал комедию своего пострижения.

      К стене, идущей по окраине озера, примыкает монастырская колокольня. Она древнерусского стиля, конусообразная, невысокая. Самой большой колокол на ней называется «Матора» по имени отливавшего колокол мастера Маторина или Маторы; колокол этот громадной величины: в нем более трех аршин вышины и около двух тысяч пудов веса. Так как колокольня невысока, то колокол, помещенный на средине, висит очень низко, не более полутора аршина от пола; звон его глухой и сиповатый. Звуки, ударяясь прямо в пол и обратно отражаясь под колокол, не разносятся по сторонам, а глухо стонут под колоколом. Про этот колокол рассказывают следующий случай: в ушах колокола давно замечалась поперечная трещина, но на нее не обращали внимания и продолжали, когда нужно по большим праздникам, звонить. Чтобы звонить в Матору, нужно было двум звонарям подползать под колокол, становиться под его сводом и руками раскачивать его необычайной величины язык. Один раз, в то самое время, когда усердно трудились звонари под колоколом в раскачивании языка, уши оборвались, и колокол рухнул на пол. Но падение этого исполина так было счастливо, что никоторого из звонарей не ушибло, а только прикрыло их как шатром и герметически закупорило врезавшимися в пол краями. Около двух недель сидели несчастные заключенники в медной тюрьме, пока призваны были рабочие, устроили леса для подъема колокола, просверлили дыры для искусственных ушей и наконец подняли Матору. Для прохода воздуха под колокол и для подачи пищи звонарям проделано было в полу небольшое отверстие. Можно себе вообразить положение несчастных звонарей в тот момент, когда начался подъем колокола, и представилась им возможность освободиться из металлического мешка. Падение колокола в 2,000 пудов виса показывает, до какой степени прочно выстроены своды под колокольней, выдержавшие такой сильный удар. Происшествие это относят к тридцатым годам нынешнего столетия *) [Теперь колокол висит на железных ушах, скрепленных внутри балками].

      Вид с колокольни на озеро и на стеснившиеся по его береговым скатам небольшие деревеньки, и холмистую, испещренную изумрудными озимыми местность, расстилающуюся за деревнями, и на вздымающуюся высоко гору Мауру – превосходен. Тихо и мирно в природе и вокруг лежащих селениях, и в стенах монастыря, но от каждого камня его так и веет былиною; так и чувствуется, как каждая пядь земли попиралась здесь историческими героями давно минувшего времени многострадальной России.

      Сколько великих сподвижников церкви пребывало здесь: Мартиан, Ферапонт, Христофор; вышли Корнилий Комельский и Нил Сорский. Князья и цари приезжали сюда на богомолье. Здесь томились в изгнании многие представители знаменитейших родов древней Руси: Воротынские и Шереметьевы, знаменитый советник Ивана Грозного Сильвестр, князь Иван Петрович Шуйский, посланный Годуновым при царе Феодоре Иоанновиче и может быть удавленный в одном из каменных мешков монастырских башен **) [Шевырев. Поезд. в Кир. Белоз. монастырь]. Князь Черкасский с семьею Романовых и бывший царь Касимовский Симеон, неволею постриженный. Сюда укрывались многие бояре от кары и зверства Грозного; сюда же был сослан и патриарх Никон, который провел здесь, после десятилетнего изгнания в Ферапонтове, еще пять тяжелых лет своего заточения. Здесь томился вскоре после него отец царицы Натальи Кирилловны, дед великого Петра, вынужденно постриженный под именем Киприяна в смутное время стрелецких бунтов. Последним важным узником был здесь архиепископ Киевский Варлаам Вонатович, жертва Бирона, возвращенный на свою кафедру императрицею Елизаветою.

      На Ивановом монастыре сохранилось одно здание в виде башенки, где жил патриарх Никон, когда перевели его из Ферапонтова монастыря в Кириллов. В жизнеописании Никона, написанном учеником его, Иваном Шушериным, сказано, что кельи, в которых он жил были «весьма неугажи», что «от необычного нагревания и угару приял Никон великую болезнь, в мале бо и жития не сконча». Существует грамота патриарха Иоакима 1676 года, из которой видно, что и до его сведения дошло, что в кельях, где велено было жить монаху Никону, печи кирпичные, и бывает от них угар. Патриарх приказывает в тех кельях сделать «печи образчатые ценинные, чтоб угару отнюдь не было, да на заде тех келий, где пристойно, по близку, высмотря с ним Никоном, для его Никоновых потреб, сделать ему особенную поварню, каменную с трубою, а трубу вывесть выше деревянного строения, чтобы было от огня опасно». Видно, что поварня находилась в тех самых кельях, где жил Никон, и летом, в жары, чрезмерно, нагревала его комнату и наполняла угаром. Не очень-то гостеприимно чествовала Кириллова обитель знаменитого изгнанника.

      После Никона сохранились в монастыре белый патриарший клобук и деревянные кресла, сделанные им самим; ручки у кресел резные, окрашенные голубою краскою, сиденье обито зеленым полубархатом. Снизу на ручках надпись: «Лета 7176 (1668) марта дня сей стул сделан смиренным Никоном патриархом, в заточении за слово Божие, за святую церковь, в Ферапонтове монастыре в тюрьме».

      В разное время прошлых столетий в Кириллове монастыре были значительные вклады от русских князей, царей и разных именитых бояр. В течение четырех веков, как значится по монастырским описям, поступило в обитель до 150,000 рублей, что составит огромную сумму для тогдашнего времени. Самым щедрым вкладчиком был царь Иоанн Васильевич Грозный, старающийся своими приношениями успокоить пробуждающуюся иногда совесть по «опальным, избиенным, потопленным и осажденным, с женами, чадами и домочадцами».

      Ризница монастыря, после Лаврской Сергиевской, была одною из богатейших. В ней одних жемчужных облачений считалось до семнадцати. Один Иоанн Грозный прислал сюда на шесть тысяч рублей «благолепнейших» риз ради поминовения убитого им царевича Иоанна. Но в исходе прошлого столетия началось постепенное сокращение ризницы. В 1783 году вытребовано было из Кириллова монастыря в Москву значительное количество драгоценных вещей, жемчужных одежд, золотых крестов и потиров, которые потом поступили в различные лавры. В начале нынешнего столетия из ризницы многие древние вещи, сосуды и облачения, как бесполезные, обращены были в слитки золота. Затем в недавнее время увезены из обители в Петербург и Москву, по распоряжению высших властей, некоторые капитальные драгоценности, как памятники древности.

      Кирилловская обитель имела в своем владении много вотчин. Из жалованной грамоты царя Василия Ивановича Шуйского, видно, что монастырские вотчины были «в разных городах – в Московском, в Коломенском и в Дмитровском и Бежецком верху, и в Ростовском, и в Костромском, и в Углицком, и в Пошехонском и в Вологодском уезде». Перед учреждением монастырских штатов, до 1764 года, за монастырем считалось 21,390 душ крестьян и много разных угодий и заводов.

      Ныне обитель поражает оскудением. О6водные стены с внутренней стороны год от году разрушаются. По ограниченности средств монастыря нет возможности поддерживать в целости этот замечательный исторический памятник семнадцатого столетия. Некоторые из жилых зданий тоже опустились: монашествующей братии в монастыре теперь немного, богомольцев значительно уменьшилось, и потому нет надобности поправлять вновь монастырские кельи и службы.


      III

      На Виртембергском канале


      Соединение Северо-Двинского бассейна с Волжским каналом Екатерининским. – Несостоятельность этого канала. – Проект Виртембергского сообщения. – Причины, вызвавшие его устройство. – Перевозка дуба. – Стоимость и размеры канала. – Местность, сообщения и ее окрестности. Озеро Бабье. Речка Поздышка. Зауломское озеро и ловля рыбы на нем мутниками. – Раздельный пункт системы. Ферапонтовское озеро. – Упраздненный Ферапонтовский монастырь. – Пребывание в нем патриарха Никона. – Кишемское озеро. – Благовещенское озеро. – Зажиточность крестьян на его прибрежьях. – Река Порозовица. – Мели и наносы на ней. Ловля рыбы холоями. Река Сусла; новое водяное сообщение через эту реку на Онегу. – Древние торговые сношения с Онегою. – Путь этих сношений. – Цель соединения Шексны с Онегою. – Монополия английской компании и ее последствия. – Судоходство по Виртембергской системе. – Пошлинный сбор с грузов. – Неправильная система этого сбора. – Значение Вологодской пристани в отношении судоходства по каналу. – Важность водяных путей в России.


      Мощный гений Петра, обративший внимание на Белое море как на первое окно в Европу, оживил наш дальний север, притянув сюда промысловую и торговую деятельность и подняв производительность поморья. Широкий простор северных вод начали бороздить английские, голландские, норвежские и даже французские корабли, в устье Двины заложена была сильная крепость, в Архангельске основана верфь, учрежден порт, возникло кораблестроение, образовался русский торговый флот. С развитием торговых сношений с Архангельским портом, проявилась настоятельная потребность в соединении реки Волги с водами северной Двины. Мельгунов, пермский и вологодский генерал-губернатор, первый проектировал такое соединение посредством прорытия канала между северной и южной Кельтмами. Повелением Екатерины II, в 1781 году, снаряжена была особая комиссия для рассмотрения проекта Мельгунова. Какими соображениями руководствовалась комиссия в обозрении Мельгуновского плана, что заставило выбрать эту крайне неудобную линию для соединения северных вод России с южными, объяснить трудно, но только в 1788 году приступлено было к прорытию канала. Работы шли со значительными перерывами, так что лишь в 1822 году сообщение было открыто и по воле императора Александра I-го названо Северо-Екатерининским. Канал этот стоил правительству 1,035,000 монетою того времени. Екатерининский канал хотя и соединил бассейн Волги с северо-двинским, но не достиг вполне своей цели: сооруженный с крупными ошибками в техническом отношении, местами даже неоконченный, он, кроме того, представлял для судоходства путь чрезвычайно длинный, по местности почти необитаемой, безлюдной и по рекам мелководным, крайне затрудняющим проход грузов. Что местность для сообщения выбрана была неудачно, это сознавали тогда же, в самом начале работ на северо-екатерининском канале. Вследствие этого сознания, граф Сиверс, директор водяной коммуникации, распорядился, для более удобного и кратчайшего пути в соединении бассейнов Волги и Двины, произвести изыскания между Кубенским озером и Шексною. Глубокая долина, по которой извивается река Порозовица, впадающая в Кубенское озеро, и почти непрерывный ряд мелких озер, лежащих от истока Порозовицы по направлению к Кириллову, внушили Сиверсу мысль о возможности воспользоваться для водяного пути этими естественными водохранилищами. Изыскание поручено было практическому землемеру Горскому, который выполнил его весьма старательно, найдя полную возможность соединить по этой местности реку Шексну с Кубенским озером, а через них и Волгу с северной Двиной. Но изыскание Горского оставлено было без последствий, и дело это может быть и до последних времен так бы и находилось в широкой и безбрежной области предположений, если бы не следующее обстоятельство:

      В 1778 году из южных губерний России понадобилось доставить к архангельской верфи для кораблестроения 86,268 пудов дуба. До Устья Угольского, селения на берегу Шексны, в 280 верстах от Рыбинска, или от устья Шексны, что будет одно и тоже, дуб дошел водою на судах и зазимовал.

      Отсюда уже гужом, по лесным проселочным дорогам, на расстоянии 40 верст, доставлены были дубовые кряжи на верховья реки Вологды, по которой с открытием весенних вод и сплавлены к архангельскому адмиралтейству в нарочно устроенных плоскодонных барках. По Вологде, выше губернского города, в то время существовало много водяных мельниц, так что для прохода дуба нужно было разбирать до семи мельничных плотин.

      «Что битвы приняли, что битвы, упаси Господи! и не перескажешь, кормилец», – передавал мне случайно встреченный мною восьмидесятилетний старик из Устья Угольского, участвовавшей молодым парнем в перевозке дуба, – «просеки лесами нарочно рубили, дороги по ним торили; а снега в тот год были страх глубокие: в грош измучили лошаденок; кряжища толстющие, что твоя купчиха добрая, тремя охапками не охватишь, под один лошадей по двенадцати подпрягали. Дядя мой, шустрый такой мужик был, так и покончился в этой перевозке; кряжищем к дереву так ли жамкнуло – что и нутро вон. Плату по этой задельщине получали малую, а то остались иные и совсем без платы: сгоном работали. Что тут разных чиновников, надсмотрщиков, распорядителей было – конца нет, потому имущество казенное... Весной барок понастроили, погрузили дуб, сплавлять начали. На большой капитал мельниц перекорежили с этим сплавом: так иные с тех пор и сгинули, и не возобновлялись. На третьей мельнице несчастье случилось: как-то первая барка угодила носом в сваю, а быстрина!.. Весна в тот год была дружная, воду валило ужас сильно: вот как она угодила в сваю-то, сейчас это пробоинка в носе, и начало судно ко дну закручивать, а корму поднимать к верху: так вся барка дыбом и встала: и, Господи, – как это народ закричал, забегал! в воду побросались: кои умели плавать – спаслись, а человек пять потонуло, барку-то свернуло набок, кверху дном опрокинуло, так и прикрыло их: вместе с дубьем ко дну пошли!.. Ребятишки на берегу, на зеленой травке шалили: одного мальчонка по голове потесью как двинет – и дух вон! Завалило проход-то для остальных барок. Давай опять народ сбирать, вытаскивать дуб, поднимать барку, починивать, нагружать... Начальство суетится, кричит, приказывает, зуботычинами награждает!.. а тут бабы, известившись об несчастье, на другой день прибежали: вой, причитанье об утопленниках подняли!.. Одно слово, маета, такая ли маета, такое ли наказанье Божеское с этим дубом на нас обрушилось, до могилы, до сырой, значит земли, это самое памятовать будем»...

      Таким образом, доставка этой партии дуба была выполнена с величайшими затруднениями. Дуб прибыл в Архангельск только на другой год и обошелся правительству баснословно дорого. Впереди же, при существовании беломорской верфи, предстояла постоянная надобность в этом материале; кроме того, с Волги же для кораблестроения доставлялись в Архангельск разные металлические предметы, как то: железо, чугун для балласта и проч. Вспомнили об изыскании землемера Горского, и в 1823 году назначен был инженер Каулинг для проверки этого изыскания. В 1824 году начальник 2 округа путей сообщения Чернобровкин составил окончательный проект соединения реки Шексны с северо-двинскими водами. Однако же от изыскания Горского было сделано некоторое отступление: линия канала из Сиверского озера или от Кириллова, выведена была на Шексну к Топорне, тогда как Горский направил ее на деревню Взвоз. Таким изменением оказал Чернобровкин этому водяному сообщению весьма дурную услугу: расстояние Сиверского озера от Шексны через Взвоз с небольшим три версты, а на Топорню 6 верст 200 сажень, но самое важное в том, что канал, выведенный на Топорню, подверг северное судоходство всем мучительнейшим неудобствам самых затруднительных шекснинских порогов, – тогда как канал на Взвоз дал бы возможность судам, следующим по Виртембергской системе в Петербург, миновать восемнадцать верст самой порожистой части Шексны, через что являлось бы сбережение расходов в пути от 50–75 руб. на каждое отправленное с грузом большое судно. Но в то время не имели в виду движения грузов из Вологды к Петербургу. Расчет был устроить удобнейший путь для доставки разных материалов с низовьев Волги в Архангельск для корабельного дела. Промышленность и торговля были второстепенною целью, и торговые сношения севера с Балтийским портом, ныне с каждым годом усиливающиеся, вовсе тогда не предчувствовались. Вот причина, по которой канал выведен был на Шексну ниже ее затруднительнейших порогов.

      Проект Чернобровкина представлен был главноуправляющему путями сообщения герцогу Александру Виртембергскому и, по рассмотрении последним, доложен в том же 1824 году императору Александру Павловичу, которым и утвержден. К работам приступлено в 1826 году; в 1828 году сообщение открыто и сооружение названо каналом герцога Александра Виртембергского.

      На постройку сообщения со всеми гидротехническими сооружениями, казарменными зданиями и мостами, бичевниками, водоотливательными машинами, отчуждениями земель, израсходовано было всего 589,448 руб. ассигнациями. В то время еще считали на ассигнации. Виртембергское сообщение есть система речек и озер, соединенных между собою искусственным руслом, доставляющим проход для судов от Шексны до Кубенского озера. Длина всего сообщения между этими двумя пунктами 71 верста, из которых копаными каналами 15 верст 252 сажени, озерами 16 верст 130 сажен, расширенными, и приведенными в судоходное состояние реками 31 верста 118 сажен. Почти весь этот путь находится Новгородской губернии в Кирилловском уезде; только девять последних верст принадлежат вологодской губернии и уезду. По управлению он составляет первую дистанцию IV отделения 2 округа путей сообщения.

      Ширина канала по дну 8 сажен, а по горизонту вод 10 ? саж. Глубина колеблется между 5–6 футами, речные бассейны имеют в иных местах ширину и глубину гораздо значительнее. Водораздел сообщения не холм, не возвышенность, но озеро, называемое Возеринским. Такое странное, едва ли не единственное явление в наших водах заслуживает в этой системе внимания. Возеринское озеро лежит выше горизонта шекснинских вод на 38 футов и кубенских на 45 футов. Путевая ветвь от Шексны до водораздельного пункта называется восходящею; на ней устроено 6 шлюзов с подъемом воды каждый 6 ? фут. Линия от Возеринского озера до Кубенского – нисходящая, на которой 7 шлюзов с подъемом 61 - 611. Всех 13 шлюзов.

      В двух верстах от Кириллова, ввиду Сиверского озера, растянулась в правильную линию по обеим сторонам канала резиденция IV отделения путей сообщения, где живет начальник отделения, начальник 1-й дистанции и разные служащие при них лица. Этот маленький, с казарменного вида зданиями, административный пункт, известен под именем Кузьминки.

      18 сентября я сел в Кузьминке на маленький катер и отправился вверх по каналу. Погода стояла пасмурная. Попутный ветер слегка вздувал парус, и катер легко скользил по воде.

      Берега канала низменные, чуть не вровень с водою. Бичевник размят до такой степени, что изображает непрерывную ленту вязкой торфяной грязи, а далее по другую сторону стелется болото гнилое, топкое, с мелким кочкарником, с поблекшей осокой, с кустами ивняка и с чахлыми одиноко растущими березками. Бичевки устраивались по этой системе для коноводской тяги. Еще в 1864 г. ходили суда по каналу лошадьми. Но теперь расплывшиеся, наводневшие берега Виртембергского сообщения представляют положительную невозможность для прохода по ним лошадей, и тяга судов производится уже единственно народом, которой в весеннее время и в большие осенние паводки бредет где по пояс в воде, где по колено в грязи. Скоро мы выехали на озеро Бабье или Покровское. Берега озера низменные, плоские, местами переходящие в болотную трясину, местами поросшие густой осокой и высоким стройным ситовником. Правый берег озера представляет на широкое пространство глухое непроходимое болото; видно, как посредине его извивается чистая полоса воды. Это ручей, который соединяет озеро с другим озером – Вайгачем. За последним местность возвышается: выдвигаются скатистые поля, мелкие перелески, кое-где на сером фоне осени резко белеют сельские церкви и яркою веселою зеленью стелются озимовые посевы. Перерезав вдоль Бабье озеро, мы въехали в речку Поздышку, обращенную в канал. Какое обилие воды: целая система рукавов, заливов, промоин, бухточек, росплавей, заключенных то в тесные рамки болотных берегов, то разбегающихся в широкие водные пространства. Видно, что вода, искусственно поднятая здесь шлюзами, затопила берега и образовала из них подмористые мочевины; видно, что прежде, до канала, существовали по этим берегам богатые покосы, сочные заливные луга, с превосходными кормовыми травами; теперь же растет тут кислая осока, болотный резун, аир, да лягушечник. Если путь страдает мелями, то никак не от недостатка воды, а от неэкономичного распоряжения водою и от крайней запущенности канала, берега которого от подмывания оплыли и осели на фарватере где грязью, где песчаными намоинами.

      Река Поздышка не имеет правого берега: он исчез под водою, и едва обозначается болотными травами; поднимается ситовник из-под воды, раскидались широкие листья лопуха. Всюду заливы, рукава, полой, осока, девясил. Вот Зауломское озеро. Оно до 7 верст длины и около двух ширины; средняя глубина до двух сажень. Весенние воды поднимаются в озере около трех футов выше меженного горизонта. Из этого озера вытекает речка Улома, впадающая на 18 версте своего течения в Славянку, которая составляет приток Шексны. Через Славянку и Улому, при небольших затратах, возможно было бы, для обхода порожистой части Шексны, открыть для судов новый водяной путь, что имело бы чрезвычайно важное значение для судоходства; но тогда Сиверский канал пришлось бы завалить и заменить его новым каналом из Сиверского озера на Взвоз. Проект подобного соединения был составлен одним из опытнейших инженеров и представлен для рассмотрения в высшие инстанции, где и застрял бесследно. На Уломе устроен был первоначально водоспуск, и при нем караульный дом. В 1838 году нашли нужным соорудить здесь плотину для возвышения горизонта воды как в Зауломском озере, так и в соединенных с ним озерах – Бабьем и Сиверском. Осенью, уже по закрытии судоходства, Зауломская плотина разбирается, через что производится спуск излишней воды из озер.

      Берега Зауломского озера имеют тот же низменный болотистый характер, как и Бабьего и речки Поздышки. По северной окраине озера тянутся густые травяники, и даже вода на несколько десятков сажен от берега покрыта сплошною зарослью. Утки громадными стадами снуют по всем направлениям этих привольных для них водяных и болотных пространств.

      День клонился к вечеру, в высоте густела и расползалась все шире, все темнее, сумрачная мгла. Свинцовые облака на западе переходили в синеватый оттенок; на севере даль потонула в тумане, сквозь который слабо сквозили контуры нагорья, с разбросанными на нем деревнями и селами. Ветер усилился. Бойко летел катер боковым паруском, рассекая своим острым килем волны Зауломского озера. Погодка разыгрывалась. Дождь моросил: ненастный, холодный, мелкий дождь, сеющий точно сквозь сито, но емкий, спорный, пронизывающий.

      На правой стороне озера я заметил рыбаков, которые тянули невод. Мы осторожно к ним подъехали и вышли на берег. Человек шесть в длинных сапогах работали около неводных снастей. Поплавки невода сажен на сто от берега обозначали его ход. Невод вытягивали бичевками при посредстве двух деревянных баранов, поставленных друг от друга на расстоянии четырех или пяти аршин. Бичева от правого крыла невода шла на левый баран, от левого на правый. Через такое перекрещивание неводных буксиров невод тянулся правильнее и, по мере приближения к берегу, все более и более суживался, зажимая в себя попавшуюся рыбу. Ловили моль, т. е. разную мелкую рыбешку, употребляемую на сушку и известную в продаже под именем суща. В лодке у рыбаков насыпана была уже порядочная кучка, «пудов около трех, мелких окуньков, ершей и особого вида снетка, чрезвычайно красивого, с голубоватым оттенком в чешуе и вдвое крупнее белозерского. Как мне объяснили, снеток этот встречается в одном только Сиверском озере и отличается своим особенным приятным вкусом. В Зауломское озеро он заходит по системе лишь в незначительном количестве. Частоячейные невода, какой был в настоящее время перед нами, называются здесь мутниками. Ловля ими строго воспрещена высочайшим повелением 1866 года. Но повеление это относится только до Кубенского озера. До прочих, соседственных озер, оно не касается. Таким образом, на мелких озерках системы ловят мутниками беспрепятственно; но, невзирая на запрещение, истребляется этими же рыболовными снастями неисчислимое количество мелкой рыбной поросли и в самом Кубенском озере. Промысел этот для прибрежных жителей до того выгоден, что, несмотря на упорное преследование его со стороны земства и административных властей, он продолжает существовать во всей своей силе. Много раз рыбаков привлекали к судебной ответственности, отбирали от них мутники, ломали сушильные печи, построенные по берегам Кубенского озера, но торговля сущем у рыбных торговцев в Вологде все идет своим чередом и положительно сущем Кубенским. Спросите откуда сущ – и вам скажут, что он доставлен с Зауломского или Благовещенского озера, где ловить его не запрещено. И вот именно эта-то лазейка лишает возможности искоренить злоупотребление в рыболовстве Кубенского озера, злоупотребление, как увидим далее, губительно и в возрастающей степени действующее на уменьшение в нем рыбы.

      Запасшись у рыбаков ершами на уху, мы из Зауломского озера въехали в копаный канал, проведенный по суходолу. В первый раз встречались мне в этой местности сухие берега, правильно обрамляющие воду. Кое-где разбросались по ним береговые перелески, с примесью ольхи и осины. Рябина, с поблекшими красноватыми листьями, густо обвешенная кистями ягод, резко выделялась в березняке. Около воды заседал ивовый кустарник. Болото отодвинулось в левую сторону, местность поднялась кряжем. Вода в канале удерживалась шестым шлюзом, проехавши от которого версты с полторы мы взошли в водораздельный путь системы – Возеринское озеро, вытянувшееся узкою ломаною полосою, соединяющеюся двумя противолежащими концами с озерами Шошским и Белоусовским. Весь этот водяной резервуар имеет до 6 верст длины и около 400 сажен ширины. Вытекающая из Шошского озера речка Шоша заграждена водоспуском. Горизонт воды Возерина выше шекснинского горизонта на 38 футов и кубенского на 45 футов.

      Главнейшая неудовлетворительность Виртембергской системы заключается, по мнению техников, в недостатке воды, ощущаемом с каждым годом все более и более – именно в раздельном ее пункте – Возеринском озере. При устройстве Виртембергского пути рассчитывали на движение по нем не более 250 судов в одну сторону; но судоходство с годами и в особенности в последнее время значительно возросло против принятого в расчет. Между тем, Возеринское озеро не имеет никаких притоков. Оно может дать только тот запас воды, какой в нем собирается весною. Является настоятельная необходимость усилить это озеро резервными водами. Для этого усиления представляется весьма вероятная возможность, принятая в соображение еще при начале основания канала. В шести верстах от Возеринского озера лежат два глубоких озера – Ферапонтовское и Бородаевское, площадь которых равняется 160,000 квадратных сажен, а горизонт их на 28 футов выше горизонта раздельного пункта. Вода из этих озер может быть через особые водоспуски проведена к Возеринскому озеру для его пополнения. Для наглядной проверки этого, давно установившегося между техниками соображения, являлась необходимость посетить Ферапонтовское озеро.

      Совсем смерклось. Окрестности потонули в ночном сумраке. Откуда-то, должно быть с судов, взвилась и замерла протяжная унылая песня. Петух запел в стороне, замелькали огоньки по нагорью в деревнях. Колеса скрипели по проселку. Мы пристали к № 11 шлюзу и расположились ночевать в сторожевой казарме. Казармы построены при каждом шлюзе. В них живет стража, наблюдающая за ходом судов. Она состоит, большею частью, из отставных или бессрочноотпускных солдат. Главная их обязанность заключается в разводе и запирании шлюзовых камер. Сторожевые казармы при шлюзах, кроме двух или трех, перестроенных в последнее время, относятся к постройкам еще 1828 года. Они сильно опустились; многие из них пришли в состояние невозможное для обитания. По расположению своему, постройки эти весьма неудобны: здание состоит из двух больших изб, разделенных между собою широкими сенями. Хозяйственного ухода никакого: ни чуланчика, ни погреба, ни хлева для коровы. Между прочим, стража, живя в казармах, большею частью семейною жизнью, крайне нуждается в хозяйственных удобствах.

      Расторопный ловкий унтер седьмого шлюза предоставил нам полнейшее спокойствие в ночлеге. На другой день утром рано мы на своем катере вновь вернулись в Возеринское озеро, заехали в его узкий рукав, где оно соединяется с озером Белоусовским, вышли на берег и пешком отправились к Ферапонтовскому озеру.

      Узкая тропинка змейкой извивалась по березовому мелколесью. Местами она спускалась в овраги, местами пролегала по широким сенокосным росчистям. Местность возвышалась, становясь все суше, все холмистее. Утро было тихое, с легким морозцем. На лесу чувыкал и глухо бормотал тетерев. Гам чаек доносился с озер. В воздухе плыла, вытянувшись в линию, большая стая лебедей.

      Через час мы выбрались из перелеска на чрезвычайно живописную местность. Разнообразные холмы, точно застывшие волны, раскидались на необозримое пространство. Между ними в широкой котловине улеглось полуовалом озеро, разделенное вдавшимся в него полуостровом на две отдельных части: одна, большая, носит название Ферапонтовского, другая – Бородаевского озер. На этом-то полуострове основан был современником и товарищем Кирилла, преподобным Ферапонтом, монастырь, в конце прошлого столетия нарушенный и обращенный в приходскую церковь. При взгляде на холмистые прибрежья Ферапонтовского озера, на острова, картинно раскидавшиеся на нем, на широкую даль заозерья, за которой, как стеклянные площади, блестят своею поверхностью и Покровское, и Зауломское, и Возеринское озеро, нельзя не сознать, что основатели наших обителей не были лишены присущего вдохновленной человеческой натуре художественного инстинкта. Так приветливо и уютно здесь. Солнечный свет как-то особенно мягко освещает здешнюю природу; под этим освещением озеро приняло зеленовато-голубой, почти прозрачный цвет. Острова причудливо играют в воде своим отражением.

      Ферапонтов монастырь известен как место ссылки патриарха Никона, который прожил в нем около десяти лет. Никон был сослан сюда в 1667 году. Ему жилось здесь лучше, нежели потом в Кирилловом монастыре. По царскому приказанию, построены были собственно для него в Ферапонтове монастыре обширные кельи, с 25 жилыми покоями. Монастырская ограда сохранилась до сих пор, но Никоновских келий уже не существует. Они расположены были вдоль западной стены и соединялись со святыми вратами, над которыми и теперь возвышается бывшая патриаршая крестовая церковь. По уцелевшим сказаниям, Никон вел в Ферапонтове монастыре жизнь весьма деятельную и трудолюбивую. Он любил в озере ловить рыбу сетями, связанными собственными своими руками, занимался садоводством, огородничеством и полевым хозяйством, делая для увеличения посевов сам, с топором в руках, расчистки из-под леса. Указывают на озере на Каменный остров, сложенный Никоном в расстоянии двух верст от берега на значительной глубине, вероятно, с целью оставить о своем пребывании здесь несокрушимую память. Никон с своими монахами на плотах сам возил камни для острова, и когда он поднялся над водою, поставил на нем крест с тою же надписью, какая сохранилась на сделанном им кресте в Кирилловом монастыре, т. е. «Никон, Божиею милостию патриарх, поставил сей крест Господень, будучи в заточении за слово Божие и за святую церковь на Белеозере и Ферапонтове монастыре в тюрьме» *) [Шевырев]. Зимою мимо острова лежала торговая дорога, и проезжающие могли читать эту надпись. Никон поставил еще два креста с такими же надписями на других двух островах; но все эти кресты при патриархе Иоакиме сняты и надписи на них стерты, как и со всей келейной посуды патриарха, серебряной и оловянной, покрытой подобными же надписями. В последнее время некоторые церковные здания подновлены. Холодный храм замечателен своим древним иконостасом, в котором уцелело несколько символических икон времен патриарха Никона.

      Около полудня возвратились мы к своему катеру и вновь пустились по водяному пути. Погода изменилась. Опять заморосил осенний дождичек. Северный ветер назойливо вгонял за пазуху холодную струю и заставлял меня старательно кутаться в дорожный армяк. Миновали VII шлюз, место нашей ночевки, и въехали в озеро Кишемское. Озеро это почти круглое, имеет в ширину и длину до полуторы версты; глубиною оно до двух сажен; грунт дна чрезвычайно жидкий и до такой степени иловатый, что в нем не в состоянии держаться закинутый якорь. Такое свойство дна заставило на фарватере Кишемского озера построить для тяги судов чалочные маяки или палы. Они состоят из срубов, наполненных каменьями и погруженных в воду; посредине срубов утверждены столбы; за них производится посредством каната, завозимого на легких лодках, причал и тяга идущих по озеру судов. Берега Кишемского озера тоже состоят из болотистого топкого грунта. На этом озере часто образуются плавучие острова, состоящие из укрепившейся болотной ряски и различных водяных растений. Зачастую эти острова надвигает ветер в устья канала, через что происходит засорение его, препятствующее проходу судов.

      Из Кишемского озера идет снова копаный канал, шлюзованный VIII и IX шлюзами; затем излучистая река Иткла и, наконец, Благовещенское озеро. Мы выбежали на него попутным ветерком. Белый парус небольшой кубенки словно чайка сверкал впереди нас. Свежим, здоровым воздухом потянуло с берегов этого озера. Невозможно было вдоволь налюбоваться его окрестностями: поля, покрытые ярким изумрудом озими, сбегали ровными скатами к самой воде. Кое-где овраги и ручьи глубоко прорезывали берега, разделяя их живыми урочищами на отдельный части. Местами по впадинам оврагов и по береговым окраинам ручьев кудрявился мелкий кустарник. Деревни и села около озера показывали зажиточность местного населения: они состояли почти сплошь из двухэтажных домов с различного рода мезонинчиками, фронтончиками, с красными крышами и с расцвеченными узорчатыми окнами. В конце, на завороте озера, перед выходом из него реки Порозовицы, красовалась церковь Благовещенья и эффектно обрисовалась громадная постройка винного завода, составляющего собственность двух здешних богатых крестьян. Благовещенское озеро в длину около четырех верст и с версту шириною. В нем много глубоких мест, но рыбы мало. Права рыбной ловли общие, принадлежащие смежным владельцам озера. У церкви Благовещенья, при истоке Порозовицы. устроена на озере пристань, где для отправки в Петербург грузится овсом, тряпкой, костью и коровьим маслом до 22 больших судов. Грузоотправители – местные торгующие крестьяне. Выгодные заработки по нагрузке судов, по лоцманским и бурлацким работам, скупка хлеба, подвоз его по зимнему пути на пристань и к винному заводу, беспрестанные подряды, сделки и расчеты внесли чрезвычайно живые элементы в жизнь крестьян здешнего приозерья, образовав из них бойких, сметливых кулаков, распивающих чаи по три раза в день, отращивающих пузо и вообще всласть благоденствующих и дозволяющих своим сыновьям щеголять летом в поддевках, визитках и пальто при зонтике и цилиндре, с неизбежной гармонией в руках, а зимою в енотовых шубах. Отсюда и красивые полубарские дома в деревнях, и украшение храма благолепием, и пятисотпудовые колокола на колокольне.

      Благовещенское озеро в нижнем плесе постепенно суживается и незаметно переходит в реку Порозовицу, так что нельзя определить границы, где кончается озеро и начинается река. Холмы и угоры потянулись вправо; за X шлюзом местность вновь принимает низменный, болотистый характер. Вода поднята здесь шлюзами так высоко, что местами затопляет превосходные наволоки, нанося этим весьма серьезные убытки здешним землевладельцам. На такое распоряжение водного начальства слышишь беспрестанные сетования от крестьян, собственников побережных сенокосных угодий. А делать нечего, мелко, для судов нужен проход, фарватер не расчищается, поневоле приходится держать высокую воду. На Порозовице в некоторых плесах встречаются каменистые гряды; на них год от году все более и более образуются песчаные наносы. Под ХШ шлюзом намыло мель сажен в восемьдесят длиной, глубина доходит на ней в мелководье до 10-ти вершков. Между XII и ХШ шлюзами на этой же реке есть место, где течение вырезывает крутую луку, называемую «Колесом». В этой луке существует тоже весьма опасная, состоящая из мелкого щебня, мель, на протяжении 15-ти сажен; в межень на ней глубины не более 12 вершков.

      Происхождение мелей и наносов в Порозовице не везде составляет естественное явление, в котором можно обвинить природу; помогают этому и люди: у местных крестьян существует издавна весьма оригинальный способ рыбной ловли, известный под именем холой. Устраивается из тонких бревен, а иногда и из снопов ракитника плот, длиною аршин в десять и шириною аршин в шесть. Под плот прикрепляются ветвинами большие камни. Затем плот спускается в реку на глубоком месте. Когда плот сядет на дно, то между ним и углом реки образуется пустое пространство в толщину камней. Рыба: язи, голавли, лещи и окуни, тревожимые шумом, происходящим от движения судов, сбираются под плот. Плот окидывают кругом ботальною мережею и затем бьют в него сверху шестами или ботами. Рыба стремительно бросается от этих ударов из-под плота и попадает в мережу. Плоты эти, опущенные раз на дно, уже не вынимаются и служат немаловажною причиною наносов и образования мелей. В 1875 году одним из путейских чиновников возбуждено было судебное преследование против крестьян деревни Терехина, засоряющих холоями реку Порозовицу. Дело производилось у кирилловского мирового судьи и, кажется, кончилось ничем. Тот же чиновник доносил своему начальству, что он будто бы не раз получал от судопромышленников жалобы об умышленном засорении Порозовицы местными крестьянами, нарочно заваливающими каменьями фарватер, с целью иметь хороший заработок от распаузки судов.

      На двадцать пятой версте течения Порозовицы впадает в нее с левой стороны река Сусла. Может быть, недалеко то будущее, в котором реке этой предстоит занять среди наших водяных сообщений весьма видную роль. В последние три-четыре года созрел проект соединить через Суслу искусственным водяным путем реку Шексну с рекою Онегою. Вопрос этот сначала поднят был каргопольским земством, затем проверен несколькими изысканиями и исследованиями на месте.

      Сохранились старинные акты, указывающее на существование в древности деятельных торговых сношений между городами Вологдою и Белозерском с одной стороны, и городом Онегою – с другой, через посредство жителей города Каргополя Олонецкой губернии. Вологодские и белозерские купцы ездили к Белому морю на Онегу для закупки соли на поморских варницах, где в XVII ст. вываривалось по 400,000 пуд., в XVIII ст. по 500,000 пуд., а ныне вываривается не более 60,000 пуд. соли. Соль обменивалась на другие товары, которых в начале XVII ст. привозилось в Онегу на значительную сумму. Эта меновая торговля между Вологдою, Белозерском и Онегою была до того выгодна для белозерцев и вологжан, что возбудила зависть в онежских торговых людях, которые в 1536 году выхлопотали у великого князя Ивана Васильевича грамоту, воспрещающую белозерцам и вологжанам ездить в Онегу за солью. Велено было белозерским и вологодским купцам торговать с онежанами в гор. Каргополе. Тогда посредниками в торговле между Онегою, Вологдою и Белозерском явились каргопольцы, онежане, турчасовцы, порожане, устьмошане и мехренжане, и вследствие этого белозерские и вологодские купцы лишались значительных выгод. Но белозерцы не хотели отказаться от интересов непосредственных сношений с Онегою и в этих видах жаловались правительству на купцов, сделавшихся посредниками в их торговых сношениях с Онегою, что они не честью ведут торговые дела, подмешивают в соль негодную примесь и тем убыточат купцов вологодских и белозерских.

      Из тех же актов видно, что товары из гор. Онеги везлись на г. Вологду водяным путем по рекам: Онеге, Свиди и Шексне. Этот торговый путь, как указывают народные предания, был следующий: из города Онеги, находящегося при впадении в Белое море реки Онеги, товары отправлялись этою рекою до г. Каргополя, расположенного при истоке Онеги из оз. Лаче. Затем, войдя в озеро Лаче, суда проходили в впадающую в него р. Свидь и из нее в озеро Чарондское, иначе Воже. Из Чарондского озера они проходили в озеро Елому, составляющее как бы залив Чарондского озера, а отсюда в р. Елому и далее в реки Мадлону и Ухтому, берущую начало из озера Долгого. На берегу Долгого озера, который и теперь еще носить название «гостиного берега» товары выгружались и далее перевозились сухим путем к р. Шексне.

      С течением времени р. Ухтома, протекающая чрез песчаные и глинистые кряжи, – подмыла свои берега и этим засорила свое дно; заросли и засорились также озера: Песочное, Безменово, Зарослово, Сковородка, Наслебенка, Передейка и Круглец, чрез которые протекает р. Ухтома. Вследствие этого, плавание по р. Ухтоме стало возможно только на небольшом протяжении от впадения ее в р. Модлану до с. Короткого, и таким образом этот древний водяной путь теперь заброшен и прежние деятельные торговые сношения Вологды и Белозерска с Каргополем и Онегою почти прекратились. Впрочем, народ доселе помнит эту былую торговую связь и по старине поддерживает ее. Ежегодно, по первому зимнему пути, вологодские крестьяне едут в Каргополь и здесь закупают в значительном количестве мороженую сельдь, привозимую каргопольскими крестьянами с поморья. С другой стороны и каргопольские купцы не совсем еще оставили старинный водяной путь. Так и в нынешнем году каргопольским земством заготовлено до 30,000 пуд. хлеба на Шексне, откуда по зимнему пути он будет перевезен до с. Короткого, а отсюда, с открытием навигации пойдет водою в Каргополь по pp. Ухтоме, Еломе, оз. Чарондскому, р. Свиди и оз. Лаче, да и у частных торговцев заготовлено такое же количество товаров для перевозки в Каргополь этим путем.

      Выбранная местность для соединения Шексны с Онегою представляет превосходные удобства, подготовленный самою природою. Глубокая котловина, направляющаяся от кубенских прибрежий к Онежскому озеру, наполнена рядом озер и рек, находящихся то в соединении между собою, то разомкнутых незначительными перемычками суши. Река Сусла берет начало неподалеку (3 версты) от озера Веретского; а за ним лежат озеро Перешное, река Перешна, Модлана, большое и глубокое озеро Воже или Чарондское, река Свидь, озеро Лаче и Онега. Здесь перечислены только крупные водяные резервуары, между ними еще много озер и глубоких потоков, особенно по долине между озером Перешным и Вожем. Незначительные расчистки реки, выправление фарватера в их крутых изгибах, кой где прорытие недлинных каналов для промежуточных соединений, несколько шлюзов по ту и другую сторону водораздела – вот все гидротехнические работы на проектируемом сообщении. Но как бы не велики были затраты на сооружение этого нового пути на наш далекий север, они с избытком вознаградятся пользою, ожидаемою от этого сообщения. Оживление производительных интересов населения нескольких уездов, соприкасающихся с этим путем и возвышение капитализации на частные и казенные дачи Олонецкой и Новгородской губерний – несомненны. Образуется сбыт к Балтийскому порту и во внутренние губернии России таких сортов леса, на которые пока не существует спроса на месте и через это поднимется лесная торговля и лесотехническая промышленность во всем обширном и богатом лесном районе бассейна Онеги, Лача, р. Свиди и озера Воже. Все это поведет к увеличению заработков и заработной платы населения того края и улучшению его быта в экономическом отношении, что главным образом и составляет цель устройства водяного сообщения между Каргополем и Кирилловым.

      Насколько желателен по своей чрезвычайной важности для благосостояния местного населения этот водяной путь, можно убедиться из следующего обстоятельства:

      В 1863 году англичане Морган, Кларк и Джилибрант, составив компанию, заключили с Лесным департаментом контракт на 28 лет, на вырубку в течение контрактного срока 1.820,000, дерев леса – в Олонецкой губернии. Для своих лесных операций явились они и в Каргопольский уезд. Помимо баснословно дешевой цены, по которой эти иностранные эксплуататоры заподрядили у Лесного департамента лесной материал, они раз навсегда установили для местных рабочих по лесным заготовкам плату, которую несмотря ни на какие перемены обстоятельств, изменить не желают. Заручившись пунктом контракта, что в продолжении 28 лет никому, кроме компании, не дозволяется промышлять лесом из Олонецкого края и вывозить за границу чрез Онежский порт, они таким образом взяли местную рабочую силу в свои ежовые рукавицы: лесу отсюда, кроме как на Онежский порт за границу сбывать некуда, а следовательно и крестьянам работать более не для кого, как для компании; внутренняя же торговля летом ограничивается лишь собственною потребностью жителей. Мало того, что компания явилась через такой кунштюк эксплуататором крестьянского труда, она еще включила в условие, что за фаутные бревна и за самовольную порубку для компании в казенных лесах, отвечает не компания, а те же придавленные нуждою крестьяне. Как известно, цена на рабочий труд всегда стоит в прямой зависимости от существующих цен на жизненные припасы, следовательно, постоянно изменяется. Компании до этого экономического закона жизни нет никакого дела, и она как единожды установила цены, так их и ныне поддерживает. Крестьянину надо платить подати – и у компании обыкновение в это время давать задатки, вот мужик волей – неволей и идет работать на компанию, зная, что другой работы ему достать негде. Возьмем цены компании, выданные Нименскому сельскому обществу, состоящему из 615 душ, которые возили 11,400 бревен для компанейского Онежского лесного торга. Заготовка производилась в расстоянии 10–20 верст от деревень, в которых живут крестьяне, заподрядившиеся для рубки.

      За бревна длиною 12 арш. или 22 ? фута получалась плата:
     

Сосновые

Еловые при той же длине

7 вершков

20 к.

7 вершков

16 к.

7 ½ вершков

25 к.

7 ½ вершков

21 к.

8 вершков

31 к.

8 вершков

27 к.

8 ½ вершков

34 к.

8 ½ вершков

30 к.

9 и 9 ½ вершков

35 к.

9 и 9 ½ вершков

31 к.

Средняя плата 29 к.

Средняя плата 25 к.


      Каждый рабочий на рубку и очистку дерева употребит 2 часа, и в день может отыскать, срубить и очистить до 5 бревен, так что на обработку 100 бревен необходимо крестьянину не менее 20 дней, а для вывозки бревен из лесу на катища до 30 дней, так как катища не близко от месте заготовок. Употребив на вырубку и вывозку 100 бревен 50 дней, крестьянин получает за свою работу, считая, среднюю плату за сосновые и еловые бревна 27 коп. за каждое, всего 27 руб., из которых должен прокормить себя и лошадь (считая в сутки на себя 15 коп., и лошади овса и сена на 45 коп., на что израсходует 30 руб. В итоге за 50-дневный личный труд мужик остается в 3 рублевом убытке, за этот же убыток крестьянин обязан сплавить вывезенный им лес с катищ до общей запани, на что употребит не менее 3-х недель, как раз во время посевов яровых хлебов, и уплатит еще казне за сваленные при рубке фаутные деревья. Таким образом, общество осталось от этих работ в чистом дефиците 300 руб. 32 коп., которые пополнить ему уже неоткуда. Между тем, судя по ценам за рубку и вывозку леса, существующим по лесным заготовкам в соседнем вытегорском уезде, Нименское сельское общество должно было бы получить за вырубку и вывозку 11,400 бревен 8,892 р., компания же уплатила этому обществу только 2,875 руб. и за эти же деньги заставила крестьян сплавить бревна до общей запани, уплатить казне за оставленный в лесах фаут до 5% со всей подрядной суммы и лишала их вознаграждения за вывезенные бревна ниже 7 вершков толщины. Экономическое положение этого общества совершенно одинаково со всеми другими обществами Каргопольского уезда: тяжелый труд и вечная нужда, а при неурожаях нищенство и голод. Поставленный по своим заработкам в такую тяжелую зависимость от компанейского предприятия, здешний крестьянин скоро дойдет до невозможности уплачивать подати и впадет в окончательное разорение; а иностранные купцы, между тем вывозят за границу в лесном материале груды золота, добытого нашим крестьянским трудом.

      Восстановление сообщения не по всему проектируемому пути, а только между озером Перешневым и рекою Сусслою уже даст совсем иной исход заработкам каргопольцев: лес из Каргопольского уезда может быть отправлен на Балтийский порт и на Волгу. Это освободит местных тружеников от кабальной монополии по лесным заготовкам компании, так как леса, назначенные на сплав в другие порты, кроме Онежского, по смыслу контракта от эксплуатации компании отходят.

      Соединением Шексны с Онегою указанным путем весьма заинтересованы министерства: путей сообщения, внутренних дел и имуществ. В 1876 году, для точного исследования местности командирован был путейский инженер Мысловский, который, осмотрев входящие в состав нового водяного сообщения озера Лаче и Воже, а также и реку Свидь, нашел, что 4/5 всего пути даже в настоящем его состоянии не представляет особенных затруднений для судоходства, за исключением трех верст порогов на р. Свиди; но расчистка их легко выполнима. Хотя г. Мысловскому поручено было произвести лишь предварительные изыскания, но убежденный в пользе и важности осмотренного им пути, при незначительных на него затратах, он решился произвести окончательные изыскания и составить полный проект. Изыскания окончены и составленный Мысловским проект передан министром путей сообщения на рассмотрение в технический комитет шоссейных и водяных сообщений.

      Рекою Порозовицею оканчивается искусственно приспособленный Виртембергской водяной путь, если не включать сюда Кубенского озера и большой гидротехнической постройки, известной под именем шлюза Знаменитого, сооруженного на Рабанской Сухоне для удержания вод Кубенского озера по возможности на высоком горизонте. Теперь сделаем краткий обзор судоходства по Виртембергской системе, чтобы уяснить то ее значение, какое она имеет в крае.

      По Виртембергской системе отпускной товар идет большею частию в Петербург, как с пристаней Вологодской и Новгородской губерний, так и из разных торговых нагрузочных пунктов, находящихся или на самой системе или на реках, непосредственно с нею соединяющихся. Товар этот состоит из овса, льна, льняного семени, лесных материалов, лесотехнических продуктов, масла, кож, яиц, сыра, бульона, кости, тряпки, живых стерлядей и т. п. Привозного товара сравнительно с опускным доставляется по числу пудов несколько меньше, но зато он выше ценностью. Из Петербурга – чай, сахар, вина, краски, свечи, мыло и всякий колониальный, бакалейный и галантерейный товар; из Рыбинска разного сорта железо и разные изделия, соль, спирт, снасти и якоря для судов, но главным образом хлеб всякого сорта, как то: мука ржаная, пшеничная и гороховая, солод и крупы: пшенная, гречневая и овсяная *) [О числе судов, прошедших с грузом по Виртембергскому сообщению, нахожу нужным привести следующие цифровые данные:


К титульной странице
Вперед
Назад