К ПОЭТИКЕ
РОМАНА ПУШКИНА "ЕВГЕНИИ ОНЕГИН"
(Развитие Пушкиным идей и
образов поэзии Батюшкова)
В. Н. Турбин
Литературная критика первой
половины 20-х годов XIX века единодушно говорит о
"поэтическом триумвирате": Жуковский -
Батюшков - Пушкин. Произведения их ставятся рядом
в антологиях, как нечто нерасторжимое, три имени
фигурируют в частной переписке. Но с появлением
"южных" поэм Пушкина и особенно с появлением
первых глав романа "Евгений Онегин"
представлявшийся современникам монолитным
триумвират в их глазах начинает распадаться, и
Пушкин выходит за его рамки. Но если творческая
связь Пушкина с Жуковским продолжает оставаться
видимой и в "Евгении Онегине", то связи
Пушкина с Батюшковым остаются как бы у порога
этого романа. Лишь в трудах позднейших
исследователей делается попытка увидеть, как
преломляется у Пушкина Батюшков уже в 30-е годы
("Медный всадник", "Не дай мне Бог сойти с
ума..."). Так вырисовывается концепция: Пушкин
был связан с Батюшковым в юности, в ранней
молодости и возобновил эту связь в 30-е годы. В
"середине" же - пробел, пауза. Но такого
пробела не было: ориентацию на поэзию и на судьбу
Батюшкова Пушкин сохранял непрерывно.
В "Евгении Онегине" связь
Пушкина с Батюшковым прослеживается, условно
говоря, на трех уровнях.
Во-первых, на уровне
мироощущения и жанра.
Единодушно отмечается развитие
в "Евгении Онегине" достижений "легкой
поэзии": это и элегичность в соединении с
иронией, и демонстративная искренность
рассказывания; совсем по Батюшкову: "... Живи
как пишешь, и пиши как живешь ... Иначе все
отголоски лиры твоей будут фальшивы." В духе
Батюшкова рассказчик рисует себя как литератора,
сумевшего отграничить сферу жизни, в пределах
которой он сохраняет свободу, не гонясь за славой
и не поддаваясь соблазнам светской суеты. Люди
для него то и дело оказываются не имеющими
свободы воли куклами, и в этом, эпиграмматическом
восприятии их нет высокомерия, презрения, а
преобладает сострадание к ним.
Во-вторых, небходимо говорить об
осмыслении Пушкиным не только поэзии Батюшкова,
но и его трагической судьбы. "Мне писали, что
Батюшков помешался: быть нельзя, уничтожь это
вранье", - требует Пушкин в 1821 году, не веря в
реальность трагедии. Но она была реальностью:
Батюшков оказался первым русским поэтом XIX
столетия, жизнь которого завершалась
сенсационно, трагически экстраординарно. В
"Евгении Онегине" тема поэта сочетается с
темой безумия. Что это, ироническое
переосмысление романтического клише или
полускрытый отклик на трагедию Батюшкова?
Наконец, есть еще один уровень
контактов романа с поэзией старшего
предшественника Пушкина: прямая текстовая
перекличка описания Москвы 1812 года со
стихотворением Батюшкова "К Дашкову"
("Мой друг! Я видел море зла..."). Совпадает ряд
деталей, совпадает лексика, создающая образ
охваченной пожаром непокоренной Москвы.
Поэтике романа "Евгений
Онегин" равно присущи и открытые, и скрытые,
латентные ссылки на предшествующую и
современную литературу, на журнальные новости,
на сенсации, которыми была полна окружавшая
роман жизнь. Невидимо, скрыто присутствует в
"Евгении Онегине" и поэзия Батюшкова, и его
жизненная трагедия. Тем не менее не только
возможно, но и необходимо предположить
присутствие их в романе.