К. Н. БАТЮШКОВ
И В. В. ХАНЫКОВ
(К проблеме окружения поэта)
Р. М. Лазарчук
О пребывании К. Н. Батюшкова в
психиатрической лечебнице доктора Пирница в
Зонненштейне (1824-1828) известно немного. Невелик
круг тех, кто в разные годы навещал больного
поэта, с кем он поддерживал какие-то связи. И
потому всякая новая биографическая подробность,
еще одно лицо, свидетельствующее о Батюшкове,
вызывают закономерный научный интерес.
Уже в распоряжении Л. Н. Майкова
были материалы, непосредственно относящиеся к
теме "К. Н. Батюшков и русский посланник в
Дрездене В. В. Ханыков (1759-1829)". Однако
опубликованные им документы могут дать об этих
связях лишь приблизительное представление.
Контакты поэта и дипломата неизбежно рисуются
только как официальные и эпизодические, а самая
личность Ханыкова при этом подвергается грубому
искажению: в болезненном сознании Батюшкова
русский посланник невольно оказывается
виновником заточения поэта в Зонненштейне, одним
из мучителей и "палачей". Привлечение новых,
в том числе архивных, источников позволяет
взглянуть на отношения Батюшкова и Ханыкова
иначе, позволяет установить истинную меру
причастности Ханыкова к разыгравшейся в
Зонненштейне драме.
Добиваясь направления
Батюшкова в знаменитую немецкую клинику, друзья
(и прежде всего Жуковский) полагались не только
на личные контакты. По-видимому, переговоры с
доктором Пирницем вел Ханыков: именно на него
ссылается А. И. Тургенев в письме к П. А.
Вяземскому от 4 марта 1824 г. (Остафьевский архив...,
т. III, с. 15). 26 июня 1824 г. датировано письмо Ханыкова
графу К. В. Нессельроде, ставшее для друзей
Батюшкова на какое-то тревожное время (до
получения первых известий от сестры)
единственным источником сведений о состоянии
больного поэта. 11 июля 1824 г. Д. П. Северин по
поручению Нессельроде "доставляет"
Жуковскому "копию с депеши Ханыкова о
Батюшкове", препровождая ее словами: "Есть
надежда и следственно для нас, особливо для тебя,
радость и утешение" (ГПБ, ф. 50, ед. хр. 57; см. также
в письме Тургенева к Вяземскому от 15 июля 1824 г.:
Ост. арх. т. III, с. 59).
Из неопубликованного письма В.
В. Ханыкова к В. А. Жуковскому от 30 июня 1824 г. видно,
что 21 мая, почти сразу же после прощания с
Батюшковым в Полангене, Жуковский обратился к
русскому посланнику в Дрездене с просьбой.
Содержание не дошедшего до нас письма Жуковского
восстановимо в немногих, но очень важных
частностях: именно Ханыков, а не сопровождавший
Батюшкова врач Бауманн должен был сообщить
доктору Пирницу замечания Жуковского по поводу
течения болезни друга. Только "простудная
лихорадка" помешала Ханыкову самому
"поехать в Пирну переговорить с доктором
Пирницем и навестить Александру Николаевну"
(ИРЛИ, Онегинское собр.). Он посылает в
Зонненштейн "осведомиться обстоятельно о
положении" Батюшкова своего доктора Вейгеля.
Письмо Ханыкова Жуковскому прибавляет к
печальной хронике несколько утешительных
деталей: "Г. Вейгель видел Константина
Николаевича и говорил с ним и нашел его
спокойнее, нежели он полагал; он не подавал ни
словами, ни действиями признаков сильного
раздражения, а только с огорчением негодовал на
то, что держат его в заключении. И хоть
принужденно, но без большого сопротивления
повинуется предписаниям доктора и видит с
некоторым уважением госпожу Пирниц, которая
неутомимо разделяет с мужем своим попечения о
сих несчастных.- Наконец, по замечаниям своим, г.
Вейгель также полагает надежду на излечение
его" (Там же). В "истинном соучастии"
Ханыкова в "положении Константина
Николаевича" не приходится сомневаться.
Отвечая на письма Батюшкова,
посылая ему слова утешения (см.: Ост. арх., т. III, с.
70-71), русский дипломат действовал не только по
долгу службы. Как указывается в его письме к
Жуковскому, Ханыков "лично знал" Батюшкова.
Когда произошло это знакомство? Может быть, до
отъезда Ханыкова за границу (чрезвычайным
посланником и полномочным министром к
Саксонскому двору он был назначен 3 июля 1802 г.-
ЦГИА, ф. 1349, оп. 3, ед. хр. 2375, л. 45 об.)? Тогда понятно,
почему в письме к Жуковскому он вспоминает о том,
"сколько много был привязан" к Батюшкову
"покойный Михаила Никитич (Муравьев - Р. Л.) ...
коего память мне священна". Или позднее, в 1821-1822
гг., когда Батюшков жил в Дрездене? Неизвестно.
Одно несомненно: почти тридцатилетняя жизнь
вдали от Родины не помешала этому "любителю
прекрасного" (ОПИ ГИМ, ф. 445, ед. хр. 332, ь 13, л. 13)
сохранить живой интерес к русской литературе.
Стихотворец остроумия и разума (так называл его
М. Н. Муравьев), автор французских стихов,
удостоившихся похвального отзыва Гете, Ханыков
принял новое время: он "восхищался
произведениями таланта Батюшкова" и ценил
"признанные отличные дарования" Жуковского
(ИРЛИ, Онегинское собр.).