ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Русская лирика 90-х годов
представляет собой довольно богатое, хотя и
пестрое зрелище. Открывшийся вид "поражает
наше приученное к унылому и строгому одноцветию
восприятие - поражает кого беспорядком, кого
многосоставностью, а кого и богатством. Рядом
обосновались концептуализм и рок-поэзия,
духовный стих и метареализм, на правый фланг
возвращаются строфы классические по форме и
происхождению, а на самом левом краю - там, где
Запад смыкается с Востоком, - утверждает себя
верлибр." (935,С. 22).
"Большинство из тех поэтов, -
пишет Г. Малышева, - которых называют иронистами,
постмодернистами, концептуалистами и которые
принадлежат к одной дружественной
"команде", то есть часто вместе публикуются,
выступают с эстрады и тому подобное, с
определенного момента начинают тиражировать
сами себя, клишировать свои же клише, перепевать
свои собственные эстетические подходы." (510,С.
14). Как будет развиваться это поэтическое
направление в дальнейшем, сейчас определить
трудно. Пока обращают на себя внимание
эксперименты молодых (речь не о возрасте)
лириков, их поиски в области смеховой культуры.
Сборники Ю. Арабова, Г. Газданова, В. Вишневского,
Н. Искренко, В. Кальпиди, вышедшие в начале 90-х
годов, продолжили эти стилевые искания.
Кризис жанра переживает группа
"куртуазных маньеристов". Критик В.
Славецкий откровенно сомневается: "Надолго ли
их хватит - выдерживать жанр и писать одинаковые
стихи? (916,С. 178). Тем более, что поэты начинают
действовать самостоятельно: В. Пеленягрэ
выпустил собственную книгу стихотворений, В.
Степанцов опубликовал роман "Отстойник
вечности" (журнал "Юность", 1992 г., 4-5), а Д.
Быков вообще выбыл из Ордена. В 90-х годах у
маньеристов вышли итоговые книги: "Пленники
Афродиты"(1992), "Езда в остров любви"(1993),
"Красная книга маркизы. Венок на могилу
всемирной литературы"(1995).
Заметно упал интерес к
"авторской" песне. Из наиболее известных на
сегодняшний день имен можно выделить, пожалуй, В.
Долину и А. Розенбаума...
Сегодня песни не поют -
Ни городские, ни блатные, -
Ни грустные, ни озорные, -
Их вспоминать - напрасный труд...
-
подводит итог А. Городницкий и
замечает: "Когда в стране не слышно песен, Мне
страшно делается в ней".
Продолжает развиваться
"духовная" поэзия (Н. Карташева, Л. Патракова,
О. Гречко, Н. Карпова, В. Афанасьев, Н. Болтянская и
др.), преимущественно христианской, православной
ориентации, хотя есть идругие примеры: лирика Е.
Шварц, пантеистическая поэзия (В. Казанцев),
попытка создания поэтической "религии
будущего" у К. Кедрова, А. Парщикова, И. Жданова
и др.
"Почвенное" направление в
90-х годах переживает переломный, переходный
период развития. Стал очевидным тот факт, что
поэты-"почвенники" преувеличивали
возможности деревни. Сам народ оказался на
перепутье, в духовном кризисе, последствия
коммунистического правления оказались более
серьезными, чем можно было предполагать.
В последние годы в
литературоведении все чаще говорят о
"конце" "деревенской" прозы, об
исчерпанности ее художественных идей, о
консервативности и даже "реакционности"
некоторых ее представителей. Никто не спорит,
кстати, о том, что эта выдающаяся литература
стала фактом истории, классикой; но известная
наша страсть все обобщать и преувеличивать
привела критиков к совсем уж пессимистичным
выводам. Горюют уже и об упадке всей русской
литературы, за исключением публицистики, скорбят
о гибели духовности в русском народе и о полнои
его вырождении... Надо заметить, что наши
национальные писатели дают повод к подобным
умозаключениям. Слишком долго находились они в
замешательстве . "Смешно и стыдно видеть, -
пишет В. Непомнящий, - как нынешние "мастера
культуры", и не только молодые, но порой и
довольно-таки убеленные, носятся с этой
безграмотной, плебейской идеей насчет того, что
хватит, мол, литературе (культуре) служить
чему-то, что, мол, "Свобода, свобода!.." И так
же горько, что внутри культуры столь слабо
противостояние этому "верховенству", этому
рабству навыворот. Помня о подвиге
"деревенской", "почвеннической"
литературы, можно, кажется, было бы ожидать
достойного ответа с этой стороны, - но его (если не
считать публицистических и иных выкриков) почти
не слышно. Потому, думаю, не слышно, что для этой
славной, сердечной, благородной, героической
литературы главной опорой была - именно прежде
всего, а порой и исключительно - почва. Да, без
почвы русскому человеку и русской культуре
нельзя; но почва, бывает, колеблется под ногами, -
тут и классика не поможет." (857,С. 237). По-своему
подтверждает вывод В. Непомнящего Б. Чичибабин:
Издавнилось понятье
"патриот".
Кто б не служил России, как
богине,
и кто б души не отдал за народ?
Да нет ни той, ни этого в помине.
Почвенники старшего и среднего
поколения, отрицательно относившиеся к
тоталитаризму, не приняли и нового,
"демократического" эксперимента над
Россией. Так, Сергей Викулов, в целом традиционно
работавший в жанре социально-бытовой поэмы, стал
придавать ему историко-публицистический
характер (поэмы: "Воспоминания о
Китеж-граде" - о разрушении монастырей в 30-е
годы; "Посев и жатва" - о коллективизации и
др.). Более того, в его новой книге стихотворений
"Святая простота"(1993) есть не только
сатирические, но и гротесковые стихи, появился и
новый для Викулова жанр басни ("У корыта").
О. Фокина опубликовала в 1993 году
в журнале "Молодая гвардия" цикл
стихотворений "Поднимайтесь в полный рост!",
в котором еще раз, но уже на ином уровне, заявила о
приверженности некрасовской традиции. Теперь
она - в "стане погибающих За великое дело
любви."
У Виктора Коротаева преобладали
ораторские интонации (циклы стихотворений 90-х
г.г., в частности, ст-я "Пришельцы",
"Внушили нам и, кажется, неплохо..." и др.). Для
него нынешний мир был четко поделен на
"наших" и "не наших".
Смену исторической эпохи многие
старшие "почвенники" не принимают и не
понимают, надеясь просто на "авось":
Значит - снова в путь-дорогу,
Значит - вновь не удалось.
Значит - снова, братцы, с Богом!
На авось, так на авось.
(Н. Тряпкин, "Золотая песня")
Н. Тряпкин продолжает плести
словесные кружева в ритме частушки:
"Кремлевская София Запродана сполна. Россия
ты, Россия! Для чо ты нам нужна?" ; былинного
сказа: "Из-за синих рек, из-за белых гор...";
песни (ст. "Песня о фонаре "летучая мышь");
романса: "То звуки вальса, то звуки танго...",
и даже оды (ст. "Первая зима в новом доме"). Но
даже в его давно устоявшемся стилевом потоке
вздрагиваешь вдруг от всплеска сарказма: "А
церкви - совсем как клубы..." Правда, Н. Тряпкин,
опубликовавший в 80-х годах свой "библейский"
цикл, сумел и в конце жизни плодотворно
поработать в этом направлении. Центр же
мифопоэтики Ю. Кузнецова сместился от
полуязыческой-полухристианской основы в сторону
мифологии социальной и даже политической.
Но фольклор и миф - не
единственные опоры "почвенной" поэзии. Для
того, чтобы понять, что такое "почва" в
русской культуре, недостаточно знать историю
русской религиозной философской мысли и историю
литературы, необходимо осознать ее как аксиому,
как необходимую данность нашего национального
бытия:
Шел старик и шатался, заснув на
ходу.
- Ты откуда идешь? Он ответил. -
Иду
Из пустыни разбитого духа.
Я строитель. Я видел, как
рушилась твердь,
Как страна принимала последнюю
смерть,
Крик "Спасите!" летел мимо
слуха.
Вот, что мог унести я с собою в
горсти,
Что успел я из Третьего Рима
спасти
Среди труса, пожара и дыма! -
Он песчинку в раскрытой руке
показал:
- Вот начало! - он голосом веры
сказал, -
Вот твердыня Четвертого Рима!
(Ю. Кузнецов, "Строитель")
Отрадно, что из их лирики
постепенно уходит непримиримый тон и
безапелляционность суждений. Наиболее
талантливые, впрочем, никогда и не разрушали
гармонию между чувством и разумом, тем более, что
наше время начинает отрезвлять излишне
разгоряченные головы и на той, и на этой стороне:
А недруг мой, он сильный и
упрямый.
И мы, друг другу гибелью грозя,
Упали наконец в такую яму,
Откуда выбраться никак нельзя.
И мы забыли о былой сноровке,
И нас могильный охватил озноб.
И люди сверху кинули веревки,
Те, на которых опускают гроб.
Пусть многое забудется на свете,
Пусть я умру, пусть станет он
седым -
Нам не забыть, как по веревкам
смерти
Мы к жизни поднимались рядом с
ним!
(Вик. Смирнов)
Поэты-"почвенники"
старшего поколения в 90-х годах пережили крах
многих "почвеннических" иллюзий, хотя еще
недавно некоторые представления казались
незыблемыми: "В народ бы ринуться, но где
народ?" (А. Романов). В. Кожинов считает, что
"деревенская" проза второй половины ХХ века
- "проза конца русского
крестьянства."("Москва", 1995, 3). Но
"уходит" не проза или поэзия - уходит и
крестьянство, и значительная часть всего народа.
Это подтверждают и личные трагические судьбы
поэтов: Н. Рубцов был задушен, П. Мелехин
выбросился из окна, А. Прасолов повесился, С.
Чухин - сбит машиной, А. Передреев спился, А.
Шадринов и И. Лысцов - убиты при невыясненных
обстоятельствах, Б. Примеров - повесился...
Потерявшие надежду не видят
опоры в настоящем, в отчаянии обращаясь к
прошлому: "Боже, помилуй нас в смутные дни,
Боже, Советскую власть нам верни!" (из
предсмертного стихотворения Б. Примерова).
Молодое поколение
"почвенников" уже ставит деревне памятник:
Поставьте памятник деревне
На Красной площади в Москве,
Там будут старые деревья,
Там будут яблони в траве.
И покосившаяся хата
С крыльцом, рассыпавшимся в
прах,
И мать убитого солдата
С позорной пенсией в руках...
(Н. Мельников)
Но в их поэзии появляются и
новые черты: они все дальше уходят от страстной
публицистичности и пытаются постичь глубинный
смысл всего происходящего в России:
От мыса Горн до Запорожья,
От мухи грешной до слона,
От супертрасс до бездорожья
На все как будто воля божья,
А правит миром сатана.
(Е. Бачурин)
Даже те, кто полемизируют с
"почвенниками", уже понимают, что "дело
тут не в деревне, вернее, не столько в деревне,
сколько в "русской идее". (802,С. 229). Русская же
идея (и это доказано нашими крупнейшими
философами Х1Х - ХХ веков) в основе своей - идея
религиозная. На рубеже 80-х - 90-х годов
"произошло воссоединение русского
"почвенного" и русского интеллектуального
начала (усиленное публикациями на страницах
журналов произведений 1-й и 2-й волны эмиграции и
публикациями религиозно-православных работ)"
(810,С. 5). Восстановление духовных, нравственных и
эстетических ориентиров идет трудно, постепенно,
требуя от каждого личного действия, усилия, даже
подвига. Стихотворение Александра Романова
"Подвиг" настолько типично и символично, что
его необходимо процитировать полностью:
Душа ожила,
да рука замерла
От робости на полувзмахе...
Из тьмы проступают,
светясь, купола,
И призраки мечутся в страхе.
Уйми же в себе
эту подлую дрожь,
Пора жить мудрей и смелее!
Чего же стоишь ты
и в храм не зайдешь?
В нем жарко
сияет моленье!
И радость раскаянья
сердцу сладка,
Лишь встань над
греховною бездной...
И вот поднимается
к Богу рука -
Впервые,
в слезах,
троеперстно!
"Божественная светоносность,
- пишет поэт, - может оказаться необходимей, чем
прежде, в предстоящие годы для одичавшего в
безверии и погибающего в нравственных язвах
русского народа." (570,С. 12).
К "почвенному" направлению
примыкает лирика патриотическая, или, как ее еще
называют, "поэзия русского сопротивления".
Более удобное, привычное ее название -
гражданственная лирика. Давно знакомы и ее
стилевые приметы: публицистичность, пафос,
ораторские, обличительные интонации и т.п.
Блестящие образцы такой лирики дали в Х1Х веке Г.
Державин, А. Пушкин, М. Лермонтов, Ф. Тютчев и др. В
веке ХХ с обличением дело обстояло сложнее,
выступление против власти заканчивалось чаще
всего плачевно, достаточно вспомнить судьбу О.
Мандельштама. Нынешнее состояние дел также не
вызывает оптимизма. "Нам навязали дилемму, -
пишет Г. Горбовский, - жить или не жить нам в этом
мире, на нашей земле, в России. Мы в преддверии
страшной возможности гибели всего русского,
национального, вековечного на этой земле". (718,
С. 175). "Гражданская" лирика - это
своеобразная поэтическая реакция на
затянувшиеся реформы, в большей степени
разрушительные, чем созидательные. Спектр ее
широк: от умеренных (Т. Глушкова, С. Куняев, В.
Смирнов, А. Шиненков) до радикальных авторов (В.
Фомичев, В. Хатюшин, Е. Юшин).
С. Куняев в сборнике "Высшая
воля. Стихи смутного времени - 1988-1992"(1992) в
"публицистическом" разделе поместил
стихотворение "Памяти Н. Рубцова и А.
Передреева":
Мои друзья, вы вовремя ушли
От нищеты, разрухи и позора,
Вы стали горстью матери-земли,
Но упаслись объятий мародера.
Я всех грешней. Есть наказанье
мне:
В своей стране живу, как
иностранец,
Гляжу, как воцаряется в Кремле
Очередной законный самозванец.
Какая неожиданная грусть -
На склоне дней подсчитывать
утраты
И понимать, как распинают Русь
Моих времен Иуды и Пилаты.
- это стихотворение почти
полностью центонное (и есенинские строки
присутствуют, и рубцовские: "Иных времен
татары и монголы"). Во второй, "лирической"
части сборника обыгрываются традиционные
"почвеннические" темы и мотивы (ст-я
"Какой туман! Он заполняет русло...", "Как
разорвать мне мою пуповину..." и др.),
присутствует и одна из основных примет
почвенничества - частые обращения к матери-земле.
Но все это уже воспринимается как архаика и чуть
ли не как пародия именно у Куняева. Сохранилась и
"публицистичность" его стиля - он нещадно
использует не только литературный, но и уже и
газетный материал.
Сегодняшние критики склонны
излишне драматизировать литературную ситуацию,
слышать только "апокалиптические стоны,
разлитые ныне в русской поэзии" (916,С. 178).
Действительно, "элитарные, семантические игры
в стихах, ироника и религиозный экстаз, как ни
парадоксально, совместными усилиями вытеснили
из стихов почти начисто свет простой
человечности". (879,С. 21). Но послушаем не
критиков, а поэтов. Вот что говорит о современной
русской лирике Г. Горбовский: "Почва,
отстаивание своих идеалов, внутреннее
сопротивление тому, что нам навязали, выползание
из нынешнего мрака - все это способствует ее
расцвету." (718,С. 175)..
* * *
"Почвенное" направление
возникло не случайно. Это сообщество поэтов
сложилось на определенном этапе развития жизни и
литературы. В основе "почвенной" идеологии и
культуры лежали социальные причины:
противоречивая действительность, в которой было
и духовное подвижничество, и процесс не только
физического разрушения российской деревни, но и
нравственного опустошения народа; процесс,
ставший следствием трагических событий нашего
века, падающего в страшную бездну между
цивилизацией и культурой, между природой и
цивилизацией. Трагический раскол (с одной
стороны - основная масса народа, живущего в
провинции, с другой - централизованная власть) А.
Солженицын назвал "Великой Русской
Катастрофой": "Расслоение русских как бы на
две разные нации: огромный
провинциально-деревенский массив - и совсем на
него не похожая, иначе мыслящая столичная
малочисленность с западной культурой." (609,С.
699).
Поэтам-"почвенникам"
всегда были близки хрестоматийные строки
Некрасова:
Пускай нам говорит изменчивая
мода,
Что тема старая "страдания
народа",
И что поэзия забыть ее должна, -
Не верьте, юноши! не стареет она.
("Элегия")
Причины бед и мучений народных
"почвенникам" были известны, но смысл их был
ясен не до конца. Поэты этого направления сумели
передать в своей лирике и мироощущение той части
народа (бывших крестьян, рабочих, интеллигентов
первого, второго поколений), которая
"оторвалась от деревни, но не пришла к
городу". Они увидели здесь не просто издержки
урбанизации, но продолжение трагического
процесса "раскрестьянивания", теперь уже на
новом его этапе. "Народ находится не только в
материальной, но и духовной нищете", - с болью
говорят "почвенные" лирики. И усиление
публицистичности в 80-е годы, характерное для всей
нашей поэзии и всей литературы, в их творчестве
имеет конкретное исходное начало. "Равнодушие
горожанина к "колхознику", столичного
жителя к "провинциалу" - эти внешние приметы
чудовищного разрыва между деревней и городом
(вместо обещанного "стирания граней"),
превращения русской провинции в безысходное,
горькое захолустье не могли не отпечататься и на
литературной жизни...В невероятно емком образе
Окраины (А. Передреев) воплотились и судьба
России, сдвинувшейся с места, но так и не
достигшей обетованного града, и судьба русской
поэзии..." (862,С. 10). В 1891 году Иван Бунин написал
стихотворение "Родина", в котором рассказал
о типичном сюжете из русской жизни:
Они глумятся над тобою,
Они, о родина, корят
Тебя твоею простотою,
Убогим видом черных хат...
Так сын, спокойный и нахальный,
Стыдится матери своей -
Усталой, робкой и печальной
Средь городских его друзей,
Глядит с улыбкой состраданья
На ту, кто сотни верст брела
И для него, ко дню свиданья,
Последний грошик берегла.
Этот сюжет повторился и в ХХ
веке...
Не только равнодушие, но и
высокомерие по отношению к провинциальной
России, игнорирование ее интересов - главная
причина неудач всех реформ в России, начинаемых
"сверху". Но проблема не ограничивалась
"маргинальной" оппозицией: "город -
деревня". Наиболее талантливые поэты
"почвенного" направления никогда не
стремились противопоставить город и деревню, их
поиски были устремлены не в прошлое или будущее,
а к современности и к вечности, так как именно
вечные, духовные начала определили (и определяют
до сих пор) историческую судьбу народа: "Здесь
русский дух в веках произошел. И ничего на ней не
происходит." (Н. Рубцов). Историзм
"почвенников" особый - он выражен в
понимании хода истории как единого в своей
вечности бытия.
Виднейшие
поэты-"почвенники" (корнями их лирика уходит
в "почву") Н. Рубцов и Ю. Кузнецов благодаря
своему таланту вышли за рамки направления
(подобно Блоку, Маяковскому, Есенину). Их
волновали те же проблемы, но они пошли дальше:
органично совместив фольклорные и классические
традиции, они в лучших своих произведениях
новаторски переосмыслили опыт своих
предшественников. 1
Рубеж конца 60-х - начала 70-х -
верхняя точка эволюции направления (лучшие
произведения Н. Рубцова, Ю. Кузнецова, А.
Прасолова, Н. Тряпкина, А. Передреева и других
"почвенников" были созданы в этот период),
затем начался постепенный спад, обусловленный и
социальными, и биографическими причинами (гибель
одних, вынужденное молчание других). Если на
"почвенников" старшего возраста
распространялось влияние крестьянской лирики:
на Н. Рубцова и А. Передреева - С. Есенина, на О.
Фокину - Н. Некрасова, на Н. Тряпкина - их
продолжателей А. Прокофьева и Н. Рыленкова, на В.
Коротаева - А. Яшина, то поэзия С. Чухина, В.
Лапшина, О. Кочеткова, А. Шадринова была освещена
"рубцовской звездой полевою".
Сквозные темы "почвенной"
лирики - темы земли и России. Общий мотив
"умирания" деревни, периодическое
"возвращение" в нее, чувство вины перед
покинутой "родной стороной" (здесь - корни
противоречивости и даже раздвоенности характера
лирического героя в "почвенной" поэзии),
единое "чувство земли", кровная,
"смертная" связь с ней - соединяются с
мотивами опустошенного дома и храма как символов
разрушенной России. Общий мотив сиротства у
одних (А. Прасолов, О. Фокина и др.) был связан с
личными жизненными коллизиями ("поколение
"безотцовщины"), у других приобрел
общенациональный (Н. Рубцов) и даже вселенский (Ю.
Кузнецов) смысл. Близок этим лирикам и мотив
неопределенной, необъяснимой тоски,
свойственный русской лирике Х1Х - ХХ веков (от
Лермонтова до Есенина и Рубцова).
Трагическое мироощущение
народа (если брать "почвенников") отразилось
с наибольшей полнотой и художественной
выразительностью в творчестве Н. Рубцова и Ю.
Кузнецова. Объясняется это не только более
верным и точным по сравнению с другими
представителями направления пониманием поэтами
своей эпохи, но и глубинным постижением образной
системы народного поэтического творчества.
Особое внимание поэтов "почвенного"
направления к народным истокам, к фольклору и
мифу определено не только социальными и
биографическими причинами, но и развитием самой
художественной литературы как искусства слова.
"Почвенная" поэзия и "деревенская"
проза - это различные стороны одного явления:
драматического возвращения к классическим
традициям, поиска духовной основы. И
противопоставлять традиции русской
классической письменной литературы и традиции
фольклора нельзя, так как именно поэтическое
творчество народа лежит в основе классической
литературы. Но именно поэты "почвенного"
направления как продолжатели
"крестьянской" традиции (Н. Рубцов, А.
Прасолов, Б. Примеров, Н. Тряпкин, О. Фокина, Ю.
Кузнецов, И. Лысцов, В. Артемов, В. Лапшин и др.)
наиболее последовательно обращались к русскому
фольклору, к славянской и мировой мифологии.
Одним удалось достичь больших успехов на этом
пути (Н. Рубцов, Ю. Кузнецов), другим - меньших, но
их ориентация на народное мировоззрение, в
основе своей - крестьянское, всегда была главной
в их идейно-эстетических исканиях.
Стремление "соединиться с
народной почвой" (Ф Достоевский) проявило себя
в виде протеста против отчуждения - как реакция
на маргинализацию крестьянства (более того -
большинства народа) в России. Все это явилось
следствием общемирового процесса развития
цивилизации. "Почвенники" стремились
сохранить особый тип мышления и культуры со
своей системой ценностей (с крестьянскими
поэтами прошлого, например, с Н. Клюевым, у
поэтов-"почвенников" - общие символы-знаки
традиционных национальных ценностей). Но
механическое обращение к фольклору и мифу - это
еще не почвенничество. У виднейших
поэтов-"почвенников" преобладал
мировоззренческий тип фольклоризма, позволявший
видеть вечное и в прошлом, и в настоящем.
Фольклор и мифология для
"почвенников" - не только "строительный
материал", но и важная часть их собственного
мировоззрения. Фольклоризм и мифологизм
(различного типа) и воссоздание народных идеалов
- показатели народности их поэзии. Творчество
"почвенников" восходит к разным
направлениям фольклорной традиции: песенной - у
Н. Рубцова, мифологической - у Ю. Кузнецова,
песенно-сказовой - у Н. Тряпкина, частушечной - у О.
Фокиной, разговорной - у С. Викулова и т.п.
Жанровые богатства фольклора использовались
этими поэтами наиболее полно. Это и песни, и
частушки, былины, сказания, баллады, но
определяющими жанрами стали песня и элегия (жанр
уже литературного происхождения), точнее, их
своеобразный синтез. Для "почвенных" поэтов
русская песня была осуществлением "того
хорового начала", на которое в свое время
"думали опереть русскую общественность
славянофилы". (634,С. 31). В жанр элегии, которому
более свойственна стилистика медитаций и
минорная интонация, поэты внесли элементы песни,
баллады и даже оды (в этом случае в жанровом
образовании просматривается одна из форм
патриотической декларации). Общий полемический
подтекст, эволюционировавший позднее в открытую
публицистичность и сатирическую направленность
содержания, был представлен соответствующими
жанрами. Менее употребительными у поэтов
"почвенного" направления были жанры
дружественного послания и любовной миниатюры.
Любовная лирика в "чистом"
виде в их поэзии не занимает значительного места.
"Почвенники" относятся к любви, к семье как к
тайне и как к таинству. Может быть, здесь
наблюдаются отголоски православной традиции, в
которой наиважнейшей ценностью в земной жизни
является семья. Исключительная фигура в этом
ряду - мать. Образ матери - один из центральных и
эмоционально напряженных во всей
"почвенной" поэзии и шире - литературы,
напрямую связанный с мотивом сиротства.
Главная черта пейзажной лирики
у поэтов-"почвенников" - то "таинственное
единство, благодаря которому совершенно
очевидным становится, что образы русской
природы, деревни и, с другой стороны, внутреннее
состояние русской души - это фактически одно и то
же..." (839,С. 40). Эта особенность всей
"созерцательной" классической русской
поэзии Х1Х - ХХ веков, и не только ее
"крестьянской" линии.
В жанрово-стилевом отношении и в
более узком (поэтика) поэты направления были
ориентированы на фольклор и мифологию
наполовину вынужденно: из-за невозможности
говорить открыто они использовали "эзопов"
язык, в частности, богатые в этом отношении
иносказательные возможности образной символики.
Поэты - "почвенники"
выработали свою систему семантических и
ассоциативных связей, метафорических оборотов с
заданной лексикой, тоникой; схожую образную
систему (если брать так называемое "ядро"),
свой образно-символический ряд. При этом их
поэзия не выходит за традиционные рамки
"классики" Х1Х - ХХ веков (сходные интонации,
ритм, традиционные размеры, преобладание
универсального жанра лирического стихотворения
как наиболее субъективного - реализация "темы
души"(Н. Рубцов)).
Приметами их стиля стали
типично фольклорный принцип олицетворения,
контрастность образов; символизация, ставшая
основным способом художественного выражения
только у Н. Рубцова и Ю. Кузнецова. Но символика
для них - не только и не столько своеобразный
"эзопов язык", по "тропинкам
междустрочий" которого шел читатель; сама по
себе эта символика, уходящая в глубь веков,
"безошибочно воздействует на любого русского
человека, будь он самый закоренелый урбанист и
городской житель, воздействует независимо от
политических, философских и даже религиозных
убеждений людей, от всего вообще, надо только
быть русским духовно." (839,С. 43). В то же время
нельзя здесь говорить о какой-либо национальной
ограниченности их творчества. Само обращение к
фольклору и мифу предполагает вхождение в
систему образов мировой литературы. Этот язык во
многом универсален (см. работы М.Эпштейна, М.
Маковского и др.), в научной литературе для
обозначения этого явления используется понятие
"интертекст", но применительно к
фольклорно-мифологическому содержанию было бы
вернее сказать"пра-язык". Не случайно Ю.
Кузнецов с большим успехом работает как
переводчик с самых разных, в том числе
европейских языков. Исследователи (Т. Очирова, Г.
Малышева, В.Дементьев) отмечают высокое качество
перевода, глубокое проникновение в суть той или
иной национальной поэзии. Известно, что и Н.
Рубцов делал переводы, в частности,
стихотворений классика осетинской литературы
Хазби Дзаболова, а поэзию самого Н. Рубцова знают
и любят не только в славянских странах Европы, но
и в Германии, Китае, Корее, Латинской Америке,
Японии и даже в Африке.
К сожалению, другие лирики этого
направления (Н. Тряпкин, О. Фокина) шли по
поверхности, используя внешне выигрышные
языковые формы (например, диалектизмы,
уменьшительно-ласкательные суффиксы и т.п.),
часто опускаясь до стилизации. Отрицательными
свойствами их лирики стали разностильность,
пестрота образов, перегруженность бытовыми
деталями (Н. Тряпкин, С. Викулов).
Приметой времени стал все
возрастающий интерес к православию и к
христианству вообще, особенно к их
духовно-нравственному наследию. И это понятно -
литература сейчас стремится возродить народные
идеалы в их первозданности и полноте. Поэты
"почвенного" направления одними из первых,
задолго до 1988 года, обращались к этому кладезю
мудрости и не в последнюю очередь потому, что
лучше других освоили фольклор. Не случайны почти
полные совпадения в высказываниях
прозаиков-"деревенщиков" и
поэтов-"почвенников": "Я буду рад и тому,
если заметится, что моя проза есть мировоззрение
православного человека" (Распутин В.(888,С. 3));
"Важнее, наверное, другое: я сохранил
психологию православного человека." (Кузнецов
Ю.(798,С. 11)). Пытаясь воспроизвести народное
мировосприятие, "почвенники"
"естественно, включают в него и фрагменты
христианского мировидения. Надо сказать, правда,
что даже у самых лучших из деревенщиков
христианское понимание бытия выражено настолько
нечетко, что сплошь и рядом оно переходит во
что-то иное..." (664,С. 17): в смесь язычества и
христианства, например, или другие подобные
"смеси". Как и в девятнадцатом веке, в веке
двадцатом "почвенничество было искушением
своеобразного христианского натурализма и
вместе с тем благоговением русского мессианства,
углубившим аналогичные идеи предыдущей эпохи...
"Надо вернуться к народу, к его правде, к его
нерастраченным силам, к "почве" - вот
постоянный мотив у Достоевского". (Зеньковский
В.(574,С. 344)). Поэты этого направления были не
столько "почвенниками", сколько "ищущими
почву", стремящимися воссоздать утраченное,
отсюда - романтический характер их восприятия
жизни: "Может, Россия и существует только в
неистовой нашей любви к ней? Может, наша верность
и любовь ко всему родному и есть сама Русь,
Россия? Ведь нельзя же не признать, если
взглянуть строго, что той Руси, которая
существовала исторически, ныне уже, как ни желай
и как ни жалей, нету!.. А может, она все же есть и
ныне такая, какой была, только нами пока не
увиденная..." (570,С. 281).
Художественный метод у данного
направления - синтетический: синтез
реалистических и романтических тенденций
(соединение познавательного(реализм) и
оценочного(романтизм) принципов); но направление
все же тяготеет к романтическому типу
художественного содержания в силу невозможности
реализации "почвеннических" идеалов в
реальной действительности. Литература 60-х - 80-х
годов, "почвенная" поэзия в том числе,
выполняла не свойственные ей идеологические
(причем оппозиционые власти) функции. К
сожалению, полной свободы слова в России не
удалось добиться и в 90-х годах. Характерный для
"почвенников" мифологизм мышления приобрел
в это время ярко выраженный социальный характер.
Поэты направления всегда
относились к России, к народу, к деревне, к
"почве" как к святыням, они почти
обожествляли их:
Неподвижно стояли деревья,
И ромашки белели во мгле
И казалась мне эта деревня
Чем-то самым святым на земле.
(Н. Рубцов)
Но в этом, к сожалению, и
уязвимость данного направления: поэты, в
определенной степени возрождавшие традиции
славянофильства и почвенничества Х1Х века, из-за
ограниченности духовной составляющей
(поверхностное знание Православия) пришли к
печальному результату: "почвенная" поэзия,
слишком сильно приросшая сердцем к деревне, к
тонкому и ранимому почвенному слою, в то время,
когда зашаталась вся земля, лишилась опоры и
стала фактом истории литературы..
Однако несомненная ее заслуга в
том, что она говорила правду о народной трагедии,
стремилась сохранить национальные
этико-эстетические ценности. Опосредованно она
связана с крестьянским мировоззрением и
творчеством, сформировавшим облик народа, его
идеалы, язык, характер, который, несмотря на все
потрясения, в своей основе остался неизменным.
Творчеству поэтов этого направления,
ограниченного временными рамками 60-х - 80-х годов
ХХ века, присуща внутренняя завершенность и
цельность. Они объединены не столько своим
"деревенским" происхождением, сколько
приверженностью к теме и выбором
духовно-нравственных и философских традиций,
близким к фольклорному мировосприятием,
определенной жанрово-стилевой тенденцией и
преобладанием классических форм стиха.
"Почвенная" поэзия в лице лучших своих
представителей стала прямым продолжением не
только "новокрестьянской" лирики, но и
традиций русской поэтической классики.