ВЕНЧАНИЕ
     
      По наступлении свадебного дня, для которого готовили в изобилии кушанья и напитки и в этот день все пили, Отправлялся в церковь весь свадебный причет и с ним родители молодых. Лицо невесты покрывалось фатой. Священнику подносили прежде пироги; он тогда благословлял молодых и пел из псалма 127 «Блажени вси боящиеся Господа, ходящий в путех его. Труды плодов твоих снеси»**[**У Петрея ошибочно приведен 128 псалом вместо 127, ибо псалом 128 начинается так: «Множицею брашася со мною от юности моея, да речет убо Израиль: множицею брашася со мною от юности моя, ибо не премогоша мя. На хребте моем делаша грешницы: продолжите беззаконие свое» и т. д.], и т. д.; потом, подступив к молодому, клал на его голову свою руку и говорил: «Ты берешь молодую и милую: будешь ли ее любить в радостях и бедности? Не будешь ли издеваться над нею и поступать с нею грубо? Если она состарится, сделается немощною или больною, то не покинешь ли ее?» Жених отвечал: «Нет». Тогда он обращался к невеста и говорил: «Ты еще молодая и неопытная, будешь ли жить с мужем в согласии, как следует доброй жене? Будешь ли смотреть за хозяйством? Пребудешь ли ему верною, когда он состарится и ослабеет?» Она отвечала: «Да!» После этого священник брал венцы, клал на их головы и говорил: «Растите и множьтесь». Читал потом молитву, благословлял их три раза крестом и произносил: «Что Бог соединяет, того не расторгнуть человеку». Затем все зажигали восковые небольшие свечи. После священник подавал новобрачным позолоченную чашу с медом, из которой они пили, и наконец поздравлял их со вступлением в брак. Потом молодые бросали на землю чашу, топтали ее ногами, приговаривая: да будут так попраны наши враги, которые захотят поселить между нами ненависть и раздор.
     
      ПОСЫПАНИЕ МОЛОДЫХ И ВЕСЕЛИЕ
     
      При выходе новобрачных из церкви женщины осыпали их конопляным семенем, желая им здоровья и долговечной жизни. Потом все возвращались домой, где веселились и пили всю ночь. На другой день отводили молодых в тот дом, где они должны жить, с великим плачем и воем.
     
      ПЛЕТЬ
     
      Молодой, ложась спать, бил плетью свою молодую и потом вешал ту же плеть на стене в ознаменование его любви, ибо жены думали, что если мужья бьют их часто, то этим они доказывают к ним свою любовь, в противном случае они жаловались на своих мужей, говоря всем, что мужья разлюбили их.
     
      ДАРЕНИЕ
     
      В продолжение свадебного пирования дарили молодых, каждый соразмерно своему состоянию, разными вещами, которые укладывали потом в сундуки, и это составляло их приданое.
      Русские матери чрезвычайно любят своих детей, говорит Петрей, а отцы более любят сыновей, нежели самых жен своих*[*Petrejum «Histor. und Bericht von dem Grosfurstenthumb Muschkow», c. 627–637, edit. Лейпциг 1620 года, Петрей находился в России четыре года в самые смутные ее времена, когда самозванцы, соседние враги и искатели русской короны терзали ее войнами. Он был сюда послан шведским королем Карлом IX вместе с предводителем войск Яков, де Легарди и участвовал в переговорах и политических делах со стороны зсвоего правительства.].
     
      VI. СВАДЬБА ОКОЛО ПОЛОВИНЫ XVII ВЕКА
      ПО ИЗВЕСТИЮ ОЛЕАРИЯ
     
      ОПРЕДЕЛЕНИЕ СТЕПЕНИ РОДСТВА ДЛЯ ВСТУПАЮЩИХ В БРАК
     
      Русские весьма строги в брачных союзах; всякому позволяется жениться на одной; вдовцу дозволялось жениться в другой и третий раз, но в четвертый никому не позволялось. Священник, венчавший кого-либо в четвертый раз, лишался своего сана. При вступлении в брак наблюдались родственные степени: два брата не могли жениться на одних сестрах, равно и тех, с коими принимали детей от Купели.
     
      СВАДЬБА БЛАГОРОДНЫХ И СВАТОВСТВО
     
      До совершения брака происходило сначала сватовство. Ни молодой человек, ни девушка не имели возможности 'видеться преждевременно, а тем более соглашаться о вступлении в брак – это было дело родителей. Отец взрослой дочери отправлялся в дом, где жених по его мыслям. Он говорил с ним, его родителями или его друзьями о своей 'невесте; хвалил ее и возбуждал в нем желание жениться на ней. Если предложение было принято, то желали наперед видеть в доме его. Он сначала уклонялся, потом дозволял посмотреть только матери и ее знакомым. Если не находили недостатки: не была слепая или хромоногая, до договаривались о приданом.
      Люди сколько-нибудь значительные воспитывали своих дочерей в запертых теремах и скрывали их от людей, потому жених мог видеть свою невесту, когда он принимал ее в своей спальне. По этой причине часто происходили обманы: вместо пригожей давали дурную или уродливую; вместо дочери боярской какую-нибудь девку. Такие примеры бывали и между знатными людьми, посему не удивительно, что мужья жили с женами, как кошка с собакой, и их крепко били.
      При княжеских и боярских свадьбах наблюдали следующие обряды: со стороны жениха и невесты назначались по одной свахе, которые всеми распоряжались в том доме, где игралась свадьба. Сваха невесты отправлялась в день свадьбы в дом жениха и приготовляла там брачную постель; за свахой несли на головах около ста лакеев, одетых в кафтаны, все те вещи, которое принадлежали к постели и украшению спальни. Постель стлали на 40 ржаных снопах, заранее приготовленных женихом; возле постели ставили кадь с пшеницей, ячменем и овсом.
     
      ЧЕСАНИЕ ГОЛОВ МОЛОДЫМ И ОБМЕН КОЛЕЦ
     
      По окончании всех приготовлений жених отправлялся вечером со своими дружками в дом невесты; с ним ехал священник, который должен был венчать. Дружки невесты принимали жениха с его дружками весьма ласково; старших или ближайших дружек сажали за стол, на коем ставили три кушанья, но их, однако, никто не трогал. На первом месте сидел мальчик; подле него жених, который, постояв несколько минут, советовался со своими дружками о занятии им своего места; потом он сводил его учтиво с места и сам садился. После приводили невесту, закутанную в дорогое платье, сажали ее подле жениха; но чтобы никто из них не видел друг друга, два мальчика держали между ними красную тафту. Сваха расчесывала волосы невесты, распускала их по плечам; потом плела в две косы, надевала на голову венок (должно быть, кику) и открывала лицо. Венок делался из плющеного золота или серебра и подбивался материей; по краям его висели, близь ушей, четыре, шесть и более жемчужных ниток, которые ниспадали на грудь. Платье невесты и рукава ее рубашки, которые бывали около трех аршин шириною, и воротник вышивались жемчугом. Такое платье стоило более одной тысячи талеров*[* Талер по нынешнему курсу около 94 к. сер.]. Башмаки делались с подборами, вышиною около четверти локтя, что едва можно было ходить; иные носили сапоги. Другая сваха чесала голову жениху, между тем прочие женщины, став на скамьи, пели веселые песни. После приходило двое молодых поддружьев (Gesellen), одетых весьма хорошо, и приносили на подносе: соболи, сыр и хлеб; последний назывался караваем. Священник благословлял сыр и каравай, который несли потом в церковь. На стол ставили серебряное блюдо, на коем лежали атлас, тафта, гладкие четвероугольные деньги, хмель, ячмень и овес. Сваха закрывала невесту и осыпала бояр и всех гостей теми вещами, какие были положены на блюде; они подбирали с земли атлас и деньги, если хотели, между тем в то же самое время пелись песни. Родители молодых, встав со своих мест, разменивали кольца у молодых.
     
      ПОЕЗД
     
      После сих обрядов сваха сажала невесту в сани, покрывала ее фатой и ехала с невестой в церковь. Запряженную в сани и хомут лошадь обшивали лисьими хвостами. Жених с своими дружками и священником ехал за невестою верхом; подле саней шли дружки и прислуга, и все пели веселые песни.
     
      ВЕНЧАНИЕ
     
      То место в церкви, на коем совершалось венчание, застилалось красной тафтою, а под ноги молодых стлали особую ткань. Перед венчанием подносили священнику пироги и перепечь, а над головами молодых держали большие иконы. Священник, благословив их, брал жениха за правую руку, а невесту за левую, и спрашивал у них по три раза: любят ли они друг друга и будут ли взаимно уважать? После троекратного «да» он водил их вокруг налоя и пел: «Исайя, ликуй...» Потом клал им на головы венцы (Rauten-Kranzlein) и говорил: «Растите и множьтесь»; ,затем соединял их и произносил: «Что Бог соединяет, того человеку не расторгнуть». Присутствующие зажигали в церкви небольшие восковые свечи; священнику подавали деревянную позолоченную чашу или стеклянный бокал с красным вином: он пил за здоровье новобрачных, которые в свою очередь пили три раза. Потом жених бросал на землю сосуд и топтал его с невестой, говоря: так должны погибнуть те, которые захотят поселить между нами раздор и несогласие. Женщины обсыпали новобрачных льняным и конопляным семенем и желали им счастья. Некоторые дергали невесту за платье, показывая вид, будто они хотят увести ее, но молодые держались друг за друга. После жених, проводив свою невесту до саней, садился на свою лошадь; возле саней несли шесть восковых светильников, а поезжаные пели всякие песни.
     
      ПИРОВАНИЕ И ОТПРАВЛЕНИЕ МОЛОДОГО В СЕННИК
     
      По прибытии в дом жениха гости садились с молодым за стол: тут они ели, пили и веселились, а невесту между тем раздевали и клали в постель. Лишь только молодой начинал есть, тотчас требовали его к невесте. Путь ему освещали впереди шесть или восемь мальчиков зажженными факелами. Молодая, услышав о его приближении, вставала и, накинув на себя соболевую шубу, приветствовала дорогого гостя наклонением головы. Мальчики втыкали горящие факелы в кадь с пшеницей и ячменем и получали за то в подарок по паре соболей и уходили. Жених садился с невестою за накрытый стол, которую только теперь он мог видеть в лицо. Им подавали кушанье и между прочими жареного петуха; молодой разрывал его на части, брал крыло или ногу, бросал через себя и потом ел. После непродолжительного ужина молодые ложились в постель; за дверьми оставался только старый служитель, который расхаживал взад и вперед. Между тем родители и знакомые обеих сторон гадали и ворожили о счастии молодых. Служитель, спустя несколько времени, спрашивал: «Совершилось ли дело?» Молодой отвечал: «Уже». Тотчас раздавались трубы и литавры, и все предавались радости.
     
      МЫЛЬНЯ НОВОБРАЧНЫХ
     
      Вскоре после этого молодые отправлялись в отдельные мыльни; тут их мыли водой, смешанной с медом и вином. После бани юная жена дарила своего молодого мыльной сорочкою, коей воротник бывал унизан жемчугом, и новым дорогим платьем.
     
      ВЕСЕЛИЕ
     
      Следующие два дня проводили в роскошных угощениях; тут играла музыка, танцевали и веселились, как только можно. На сих-то пирах, когда мужья порядочно подгуливали, жены находили случай позабавиться с посторонними мужчинами...
     
      СВАДЬБА ПРОСТОГО СОСЛОВИЯ И ГОРОЖАН
     
      Во время свадьбы простого сословия или горожан жених посылал невесте за день до ее свадьбы новое платье, шапку, пару сапог, ящичек с румянами, гребень и зеркало. В день свадьбы приходил священник с серебряным крестом; два мальчика освещали ему путь восковыми свечами. Он благословлял сначала мальчиков, потом гостей; молодые садились за стол, и между ними держали красную ткань. Когда сваха убирала невесту, тогда молодая и молодой смотрели в зеркало, и оба любовались собою. Потом сваха осыпала их и гостей хмелем. Затем все отправлялись в церковь, где совершалось венчание прежним порядком.
      По вступлении в брак жены содержались взаперти: они никакие не посещали общества, никого не принимали к себе из своих знакомых и сами их не посещали*[*Олеар. «Osst begehrte. Beschr. der Neuen orient. Reise», c. 137–141, ed. Лейпц., 1647 г.
      Позаимствованные свадьбы из Петрея и Олеария наполнены во многих местах странностями, которые, конечно, должно приписать неверности взгляда самых самовидцев; но во всяком случае их описание любопытное, Никто не должен осуждать нравы предков, ибо что в их время было приличным, то теперь смешно и даже может быть неблагопристойным. На все свое время. Если мы удивляемся многим странностям, описанные Петреем и Олеарием, а этому прошло более 200 л., то что скажут о наших нравах по истечении стольких же лет? Вероятно, многое будет осуждено, и то, что мы считали утонченным, светскостью и изысканное, тыо – не будет ли предметом осмеяния? Потомки наши будут удивляться: как мы не могли видеть своих слабостей и недостатков и не могли исправить их! Так и мы судим о своих предках. Мы могли увлекаться некоторыми вещами, предаваться многим постыдным увеселениям и забавам, и между ними преимущественно картежной игре! Нет сомнения, что последняя забава будет более всего осмеяна, а с нею и мы! Неужели наш век осужден на изучение одних карт? Неужели само образование сосредоточилось в картах? На самом деле это так. От ученого д0 школьника, от знатного до очаровательной невинности – все погружено в изыскание картежной премудрости. Горе нам! Но еще больше горя, что доселе не подумаем, в какаие мы впали ошибки и какие истекают отсюда пороки, наприм.: страсть к игре, которая сокращает нашу жизнь, потому что она вся проходит в картах.].
     
      VII. ИЗМЕНЕНИЕ СВАДЕБ
     
      ВЫШЕДШИЕ ИЗ ОБЫЧАЯ МНОГИЕ ОБРЯДЫ
     
      Обряд свадеб боярских, дворян и простого звания был весьма долгое время единообразно общий и отличался только пышностию поезда и княженецким пиром: свадебное же веселие заключалось более в одних угощениях, ибо ни танцев, ни музыки тогда не знали еще. Не ранее половины XVII в. появились музыкальные забавы, и то при дворе. Правда, в половине XVI века встречаются гусельники и гудочники; но они веселили простой народ по праздникам. Когда Петр I ввел почти во все забавы музыку, тогда она появилась на свадьбах. В царствование Елизаветы изменились свадьбы еще более, а ныне дворянство и простое сословие отправляет их совершенно отдельно. Дворянство, особенно живущее в столицах и больших городах, заимствуя иностранные обыкновения, отчуждалось от своих отечественных, и тогда уже названия дружек, сватов, свах, князя и княгини уже исчезли. Вместо дружек ввелись шаферы. Венчание сопровождается пышным поездом, а свадьба заменяется нередко бальною музыкою и роскошным вечерним угощением. Тут все пирующие пьют шампанское за здоровье молодых с провозглашением им счастия на многие лета.
      Музыка отвечает на поздравительное провозглашение тушем, и после угощения разъезжаются гости. Все роды танцев втеснились в брачное веселие. Польский занял первое место. Каравай, перепечь, жареный петух уже считаются простонародными. Каравай заменили сахарными хлебами, украшаемыми цветами и плодами. Варенья, конфеты и шоколад вытеснили медовые напитки. Хождение молодых в баню и кушанье каши в постели совсем изгнаны из употребления. Благословение молодых иконою и хлебом-солью посаженым отцом и матерью еще в употреблении. Посыпание хмелем и деньгами, опахивание соболями, спание в холодной комнате на ржаных снопах, оберегание новобрачной спальни дружкою, который целую ночь ездил верхом на лошади с обнаженной саблею, забыто во многих местах. Раздевание молодой в спальне в присутствии посаженой матери и некоторых подруг еще продолжается. В наше время уже считается неприличным давать свадебные пиры, называя это купеческим разгулом. По торжественном венчании съезжаются гости, как говорится, на одну чашку чая и потом разъезжаются. Это, однако, введено только в недавнее время. В хорошем обществе избегают утомительных свадебных веселий, и уже от воли молодых &;lt;зависит&;gt;, чтобы взамен свадебного пира дать бал или обеденный стол спустя несколько дней после свадьбы. Девичник, расплетение и заплетение косы, сопровождаемые пением песен, еще в употреблении в простом сословии. Надевание кики с фатою заменено между дворянами убиранием головы цветами и венками, и особым подвенечным покрывалом, а вместо цветного платья, в которое произвольно одевали молодую, ныне наряжают в белое, и весь наряд белый от головы до ног. Подруги молодой одеваются тоже в белое платье, а голову украшают цветами. Жених, если он военный, бывает в своей форме; гражданские же одеваются по общепринятому обыкновению. Само заплетение косы и уборка головы производится парикмахером за несколько часов до свадьбы, которая теперь по большей части происходит вечером. Венчание днем бывает весьма редко даже между купеческим сословием. В Петербурге обеды и пиры свадебные часто приготовляют по заказам.
      Вообще едва остались следы прежних свадеб между дворянством, и должно сказать к чести купеческого сословия, особенно простого, что оно бережет еще предания старины.
     
      ВЫРАЖЕНИЕ СВАДЕБНЫХ ПЕСЕН
     
      Простонародные свадьбы и свадебные песни, проникнутые сердечными излияниями чувств, выражают действие семейной радости или печальной разлуки. Тут каждое действие запечатлено особыми припеваниями и причитаниями. Сговор, девичник, расплетание косы, одевание и пр. напоминают каждой девушке будущую обязанность жены и хозяйки, счастливую и несчастливую ее жизнь, горесть и радость; одним словом, ей напоминают в жалобных песнях потерю счастливого ее состояния, когда она, бывало, лелеялась под крылом нежной матери; оставление ею родимого дома, отъезд в дальнюю сторону, которая в наших песнях называется чужою, ибо в старину оставить родительский дом значило жить на чужой стороне – все это было для невесты не свое, не родное. Сам жених, который в свадебных и хороводных песнях величается соболем, a невеста черною кунью или куницею, был для нее суждений или суженый, потому что он назначался родителями. Тогда же вошло в пословицу: «Суженого конем не объедешь», ибо кого избирали родители, тот был для нее уже не одним суженым, но и назначенным судьбою, и невеста не могла думать иначе, говоря: «Такова моя судьба!» Сам обряд венчания назывался в старину «Божьим судом». Это видно из самих свадебных песен, например:
      Иванов конь резов (резвый),
      Машеньку везет,
      Ко Божьему суду,
      Ко златому венцу.
      Или:
      Я возьму тебя по праву руку,
      Поведу тебя к суду Божьему,
      К суду Божьему, к златому венцу,
      От злата венца к себе на двор.
      Иные думают, что куничное и куница, употребляемые в старинных свадебных песнях, происходят от норманского слова копа или кипа, означающее женщину. Но почему куничное или куница обращены в символическое значение женщины – не объяснено словопроизводителями. Им хотелось только показать, что они знают норманское слово копа, не имеющее никакого смысла с куничным. У литовцев и даже во всей Европе было долгое время известно cunagium, и оно означало выкуп за девицу. Последнее значение более всего ближе к той истине, что за невест платили прежде, а это значило, что их приобретали покупкою. У нас было в обычае еще в начале X века, что каждый молодой вносил подать за свою невесту по черной куни, и это делалось им для того, чтобы освободить новобрачную проводить первую ночь со своим господином,
      следовательно, куничное или куница означало выкуп за невесту. В Литве и Малороссии был обычай наказывать девиц, нарушивших целомудрие: их сажали при дверях приходской церкви на железной цепи. Эти цепи в Литве назывались куницами и кунами, а в Малороссии кандалами, но и этот обряд со значением куничным никакого не имеет сходства.
      Самые древние свадебные песни, какие дошли до нас, суть не ранее XVII века, по крайней мере древние их не знаем. Упоминаемые в них ладо, турь и лели, обращенные потом в люли, суть припевы, а не имена языческих славянских божеств, как многие об этом думали и доселе утверждают некоторые приверженцы старинных припевов.
     
      ОБРЯД ПРОСТОНАРОДНОЙ СВАДЬБЫ ДО КОНЦА XVIII в.
     
      Простонародные свадьбы совершались до конца XVIII в. почти как в старину*[*Это подтверждается, кроме приведенных примеров из Кошихина, Петрея и Олеария, еще иностранными самовидцами XVIII века: Philips. «The Russian cathechism», изд. 1725 г.; King «The rite and ceremonies of the greek church in Russia», c. 228–252.].
      . Накануне венчания приглашался в дом жениха семи- или шестилетний мальчик для укладки в ларчик вещей, купленных для невесты, и в тот же вечер жених отвозил ей подарок, который состоял из башмаков, серег, опахала, пряжки, белил, румян, перчаток, иголок, ниток и ножниц. В тот самый день готовили баню для жениха и невесты: они ходили отдельно со своими знакомыми, последние разглашали о предстоящей свадьбе. От хождения молодых в баню вошло в поговорку «По рукам да в баню». При праздновании девичника садился жених с невестою на мохнатой шубе для изгнания чар и порчи. На другой день перед поездом в церковь тот же мальчик или брат с невестиной стороны обувал невесту в башмаки и продавал ее косу за гривну золотую. Чем дороже она продавалась, тем более было чести для невесты. Косу хранили родные, а иногда сама невеста, которая, при виде своей косы, всегда вспоминала о девической своей радости с горькими слезами. Расстаться девушке с косою значило расстаться со своей свободою.
      Перед поездом в церковь садился жених с невестою рядом на какой-либо мех; свахи чесали им головы, обмакивая гребень в мед или в вино, которое держал нарочный в ковше. Потом осыпали их осыпалом, т. е. деньгами, хмелем и зернистым хлебом; тут бывали брачные свечи весом иногда по пуду; их зажигали богоявленской свечою. В церковь возили с собою вино в склянице, которое священник давал пить жениху и невесте; за третьим разом жених разбивал скляницу об пол и топтал ее ногою. В церкви, во время венчания, подстилали молодым под ноги камку Вили ковер, а поверх их соболя, куницы или другой какой-либо мех. После венчания молодой должен был взять за руку свою молодую и вести ее к иконам, не опуская ее руки, иначе вечное будет между ними несогласие. Если при венчании не надевали венца на голову невесты по причине ее головного убора или кто-либо из дружек только держал венец над ее головою, то замечали, что тот брак будет несчастлив и жена непременно будет иметь многих мужей и любовников. Кто же из молодых первым ступал на ковер, подстилаемый под ноги, тот будет иметь власть вo всем доме. По этому предрассудку каждый из молодых старался стать прежде на ковер, и без ссоры выходила ссора.
      При входе невесты в дом жениха ее встречали тесть и теща с благословением и хлебом-солью. Она же со своим молодым падала им в ноги три раза; их столько же раз поднимали и потом сажали на почетное место и угощали. Гости пели радостные песни, величали князем и княгинею. После шумной веселости раздавались иногда нескромные песни.
      Город Торопец (Псковской губ.), кажется, отличался особым нарушением приличия. Там жених и все его домашние нарочно приглашали девок, чтобы встретить не-весту, когда она входила в дом жениха таким образом: девки, стоя на крыльце, приветствовали ее: «Нам чил бы Василисчишка во трех шубах! Ажно она беремена. Ты несешь ли люлечку? Ты ведешь ли нянечку? Оглянись-ка ты назад, полюбовники стоят, да по грамотке держат»*[*Чулков «Абевега русск. суевер.», с. 46, изд. 1786 г.].
      Новобрачных вводили в свадебную комнату при пении; их сажали под образами за дубовым столом, покрытым браными скатертями**[**Браными значило хорошо убранными или украшенными искусной работою, которыми застилались столы в большие праздники и радостные дни (свадьбы).]; после почивали их медом и перепечью; гости предавались во весь день веселостям и угощались дружкою и свахою. Потом открывали обеденный стол, на коем между многими хлебами, калачами, перепечью, медовыми и слоеными пирогами стоял богатый каравай. Когда подавали на стол жаркое, тогда дружка, обвернув блюдо с жарким калачом и солонкою верхней скатертью, относил в сенник и ставил на столе у постели. По разрезании каравая подносили первый кусок молодым с чаркою вина и потом уводили их в холодный сенник. Пирующие оставались в свадебной комнате и продолжали петь и плясать под звук труб и бубнов, а иногда органов и волынки, до самого рассвета.
      В головах постели ставили брачные свечи, воткнув их в кадь с пшеницею, которую не снимали в продолжение всего года. Сенник приготовлялся с особыми обрядами: по всем четырем стенам покоя вешали образа, а в головах постели, над окнами и дверьми, ставили по Воздвизальному кресту; по четырем углам втыкали по стреле, на ней по соболю или кунице; недостаточные же вешали простые меха и втыкали по калачу; на лавках расставляли по углам оловянники с медом.
      Отец посаженый сдавал новобрачную в дверях сенника нареченному ее мужу и говорил: «Иди на дело благословенное».
      Молодой садился на постель, а молодая снимала с него сапог; в то время он бил ее три раза по спине плетью. Тысяцкая, надев на себя две шубы, одну как должно, а другую навыворот, осыпала молодых осыпалом и кормила их жарким на постели. Всю ночь ездил дружка на коне около сенника с обнаженной саблею. Поутру приходили свахи, тысяцкая и дружка, чтобы разбудить молодых, и поднимали одеяло стрелою. В случае нецеломудрия невесты подносили ее матери стакан со скважиною, наполненный пивом или медом. Когда мать брала стакан в руки, питье текло через скважину, которую сваха, прижав пальцем, скрывала ото всех... Благополучных молодых водили в мыльню; после их кормили в постели кашею; молодая дарила своих гостей платочками, лентами, полотенцами и плодами. Когда молодой находился со своею женою в мыльне, тогда теща присылала ему новое платье в подарок. Родные новобрачных делали от их имени обед для знакомых, которые взаимно угощали их, и таким образом протекала вся неделя на радостях. Первый месяц новобрачных именовался медовым, и это название произошло от того, что молодых потчевали одним медом, угощали и веселили их. В наше время первый месяц молодых принят в превратном смысле, а потому любят поговорить на их счет.
     
      VIII. ОЧЕРК НЫНЕШНИХ СВАДЕБНЫХ ОБРЯДОВ
     
      РАЗНООБРАЗИЕ СВАДЕБ
     
      Невозможно начертить однообразного отправления простонародных свадеб, потому что они не только чрезмерно различные, но переменчивые, и это зависит от местных привычек и образа жизни. Самые песни, употребляемые при сватаньи, сговорах, выходе замуж, женитьбе, осыпании невесты, подарках, прощании с родителями и т. п. не везде поются одинаково; но повсюду главные действующие лица – свахи, сваты и дружка. Ими затевается доброе дело, и ими оно оканчивается. Без них нельзя обойтись ни невесте, ни жениху.
      Чтобы познакомить несколько с общим духом радостей, я почел не излишним слить их в представляемом здесь образце, который отнюдь не касается отдельной какой-либо местности или какого-нибудь края, но выражает общую мысль нынешних отправлений. Такое предварительное ознакомление казалось мне тем более необходимым, что я видел повсюду разнообразие. Без общего взгляда нельзя обнять вдруг много различных свадеб, хотя в сущности и значении одинаковых, однако при совершении не сходных.
      Лучшая пора для свадеб бывает осенью, после снятия хлеба, и зимою. Тогда в деревнях и городах веселее. Молодые обоего пола забавляются не одними играми и не в одних играх ищут своей радости, но в сердечных признаниях. Они как бы ни любили друг друга, но без согласия родителей не могут приступить к важному делу. Родители, заметив взаимно любящих, долгое время ничего не говорят им, будто бы ничего не знают; они ожидают или их признания, или обрядных действий, особенно в тех случаях, когда со стороны кого-либо предвидится затруднение.
     
      СВАТАНЬЕ
     
      Сват или сваха берут на себя покончить дело. Если сваха отправляется за добрым делом, так зазывается сватанье, то обыкновенно со стороны девушки. Нарядившись как можно лучше, она является в дом жениха с поклоном. Став в порогах, она молится образам, потом кланяется хозяину, хозяйке и ее сыну и наконец во все четыре стороны. Они давно знают, зачем пришла сваха, потому просят ее садиться и расспрашивают ее, откуда идет? с далека ли? – «Издалека,– отвечает она,– родимые мои; дороженька трудная, и я крепко поустала. Зная напредки, что вы добрые люди, зашла к вам обогретися. Не прогневайтесь, без дела мне бы не идти. Я шла одинехонько по черному лесу; тут бежал соболь и мне дороженьку перебежал и по той тропинке, к вашей избушке, довел меня. Иду со сторонушки дальней, не родной; но от родимых красной девицы. Изнывает ее сердечушко по добром молодце; она сохнет в одиночестве, будто травка на горючем песке Полюбила красная душа-девица детинушку и не мил еп Божий свет! Хоть жалей, сударь, не жалей, ответ-то надобш держать». Жених краснеет, на него посматривает сваха и продолжает: «Кормилец мой, батюшка! Не кидается девица на цветное платье, кидается девица на ясного сокола. Ты охочь, умная головушка, девушек сманивати; скажи, охочь ли девицу дарить не рублем, не полтиною, а своим дорогим словцом? Ты скажи, на что прельстился? С кем тебе век вековать? Я порадуюсь радостью подле суженого, подле суженого, подле ряженого, с родимою матушкою, с родимым батюшкою». Если жених не отвечает, то мать его говорит: «Дитя мое, дитятко, дитя милое! Не напрасно ты расчесывал свои кудри черные, перед зеркальцем хрустальным! Не напрасно умывался ранешенько ключевой холодною водицей! Станет ли их завивати красная девица, аль нет, совет да любовь надобен тебе. Развиваются кудри от тоски и от кручинушки, от веселья и от радости. Тебе с суженою не час часовати, ни год годовати, тебе красную девицу не вспоминати, в век с нею вековати; вековати с женою». Сын отвечает: «Уж про то благословение Божие да ваше, батюшка и матушка, чтобы венцы золотые положити».
      После простодушных с обеих сторон разговоров подносят свахе чарочку зеленого с честью и любовью. Пьют за здоровье друг друга, и когда сойдутся между собою в условиях на бракосочетание и само приданое, тогда отец и мать избирают со своей стороны свата для окончательных переговоров с родителями невесты.
      Сват одевается в новый армяк, подпоясывается красным поясом, надевает на голову щегольскую шляпу с кистью или пером павлиньим; шею обвязывает пестрым, преимущественно красным, платком. Этот наряд горожан больше и зажиточных деревенских. Он отправляется в дом с посольством, сначала один. У дверей принимают его как незнакомого; он кланяется св. образам, потом хозяевам и, наконец, во все четыре стороны. «Здравствуй, хозяин с хозяйкой,– начинает он говорить первый,– с твоими детьми и твоей красною девицею. Ехал и заплутался: ночь темная и не месячная; тут засветился у вас во тереме огонек».– «Родимый,– отвечает хозяин,– для добрых людей наша избушка,– добро жаловать. Но кто ты, батюшка? Господин барин аль купец? Товары али какие везешь, и знать далече». Сват, поглаживая бороду и посматривая на сторону, говорит: «Мы товары развозим, батюшка родимый, для праздников радостных, для девиц суженых. К тебе мы едем не гостить, не праздновать; но пиры подымати. Мы слышали, а про то нам сказывали добрые люди, у тебя во высоком терему живет красная пригожая. Она-то нам надобна. На то ль цветы растут, чтобы вянуть. На то ль во пиру ряженая, чтобы сердце кручинить?» Невеста не смеет поднять глаз, мать молчит. Обе в недоумении; не знают, что отвечать. Красная девица думает думу со своей родной матушкой. Смелый сват, угадывая их робкое молчание, продолжает: «Ростом он тонок и высок, лицом бел и румян; кудри русые по плечам лежат; брови дугой любовной свились; глаза ясные, соколиные; губы сахарные, поцелуйные, жениться велят. Не одиночествовать девушке – с милым дружком ей жить». Мать отвечает: «О, сват мой, сватушка! Весна цветет и расцветает по обычаю своему; и красе не всегда цвести, и отцвет ее наступает; не все матушке жити с дочкою, не все ее лелеяти: нам написана с нею разлука, и мне уже ею не любоватися и не красоватися: ею красоватися доброму молодцу. Девушка всему хорошо выучена: цветики сажать, яблоньки поливать, ткать, прясть и золотом узорики вышивать; давно лежат для нее в больших сундуках атласы, бархаты, сарафаны самоцветные с пуговицами золотными, каменья, жемчуга и крупные зарукавьица; полотна тонкия и дорогия, белы скатерти камчатны; пуховая постель, кисейное изголовьице со алыми бантиками, одеялицо соболиное и всякого разного цвета уборы запасные». «Не надобне нам, матушка сударыня,– отвечает сват,– ни каменьев дорогих, ни самоцветных платьев; надобно нам сговор величати». Хозяин в это время не принимает участия в их разговоре; он только слушает, но видя, что жена соглашается на выдачу дочери замуж, велит подать на стол калачи, хлеб-соль и подносит первую рюмку свату, который, выпивая за здоровье всех их, желает невесте счастия и богатства. Потом, поговорив о сговоре, назначают время бракосочетания. Девица-невеста сидит и ничего не говорит; она уже знает своего суженого, или, если не знает, то должна повиноваться воле родителей, которые сами избирают ей мужа. Однако ныне и в деревнях девушки сами избирают себе женихов.
     
      СГОВОР
     
      После взаимных соглашений к свадебному приготовлению молодые обсылают друг друга подарками. Невеста посылает своему жениху шитую ширинку ризными шелковыми узорами, а жених ларчик с лентами, иголками и нитками, иногда с сурмом (румянами), белилами и шелковою плеткою. Или жених в сопровождении свата, дружки и других своих знакомых едет к невесте и сам дарит свою суженую и ее родителей золотой парчою: эти подарки по их сердцу, и тогда теща ласковая и тесть поклонистый, ибо суженая-ряженая запоручена за поруки крепкие, вековые. Родные жениха съезжаются в дом невесты, и поруки довершаются сговором полюбовным. Свахи и сваты, участвующие здесь, усаживают всех за дубовые столы, крытые белым полотном; ставят на столы яства медовые, пряженые, перепечи, калачи, хлебы пшеничные, пироги с начинкой; сыту, мед, вино разноцветное: зеленое, травяное с кардамоном, шафраном, гвоздикою, с перцем, корицею и пряники медовые и орехи каленые. Гостеприимство увеличивает общую радость. Жених с невестой сидят рядом. Чарка круговая ухаживает гостей, а молодые посматривают друг на друга.
      Сговор часто превращается в свадебное веселье. Там сваха и сваты хвалят богатое приданое и поют песни сговорные в честь молодых и родителей. При пении произносят имена тех, кому поют.
      Не тесан терем, не тесан,
      Только хорошо украшен,
      Разными красками расцвечен.
      Не учен Лука, не учен Иванович,
      Только хорошо снаряжен.
      Снаряжала его матушка,
      Отпущала в гости к тешеньке.
      Зелен сосенка желтый цвет!
      Почто тебя, Лука, дома нет?
      Почто тебя, Иванович, дома нет?
      Ждала я тебя день, ждала другой,
      Не бывал! – Писала бы письмо, не умею,
      Послала б пасла, не смею.
      Сама б я пошла, стыжуся;
      Родного батюшки боюся
      И родной матушки.
      Ты зоря ль моя, зорюшка,
      Ты душа ль моя, Прасковьюшка,
      Ты душа ль моя, Андреевна,
      Городом пришла, зарею,
      Ко двору пришла тучею,
      Вдарила в ворота бурею,
      Пустила по двору сильный дождь,
      Сама поплыла уткою,
      На крыльцо взошла павою,
      Во новы сени лебедем,
      Садилась за столом с молодцом,
      Махнула платком во терем.
      Вы разлайтесь, бояре,
      Расступитесь, дворяне!
      Чем меня батюшка жалует?
      Не большим даром – теремом.
      Чем меня матушка жалует?
      Ведь большим – женихом.
      Вековым дружком Лукой,
      Вековым дружком Ивановичем.
      Пение сговорных песен сопровождается иногда пирующими гостями. Воспевая любовь двух молодых, касаются часто, как сначала полюбились молодые.
      Не ходить было Прасковьюшке,
      Не ходить было Андреевне,
      На широкий двор гулять,
      В хороводы играть.
      Не смотреть было Прасковьюшке,
      Не смотреть было Андреевне
      На молодых молодцов,
      На молодых, изнаряженых.
      Приглянулся Прасковьюшке,
      Приглянулся душе Андреевне
      Молодой молодец,
      Молодой, изнаряженый
      Лука сударь Иванович,
      Не хочет с ним расстатися,
      Но хочет нас оставити,
      Позабывши батюшку и матушку.
     
      Жених боится, чтобы не вывели его любовных похождений, обыкновенно превращаемых в иносказания.
      Летел соловьюшка
      По зеленому по кустарничку,
      По чистому по березничку;
      Залетел соловьюшка
      На веточку, не ведаючи.
      Уж та ль веточка приманчивая,
      Уж та ль зеленая прилюбчивая,
      Соловью показалася,
      Громкому понравилася,
      Не хочет с ней и расстатися.
      Гулял Лука господин,
      Лука сударь Иванович
      По чистому полю, по зеленому,
      По зеленому, по широкому.
      Загулял господин Лука,
      Лука сударь Иванович,
      К Ефиму в дом не знаючи,
      К Гавриловичу не прошучи.
      Смотрел на девицу красную
      Прасковьюшку душу Андреевну.
      Уж она ль, свет Андреевна,
      Хороша, пригожа уродилася,
      Не может с ней расстатися,
      А хочет с ней обвенчатися.
      Хваля прелести, красоту и доброту невесты, не забывают напомнить ее отцу, что гости недаром к нему собрались: гости ряженые, в бархатных кафтанах и золоченых сарафанах, с поездом большим и конями многими.
      У Андрея Петровича
      Новые сани разрешетилися,
      Новые крылечки понавесилися.
      Что из тех ли, из новых сеней
      Вылетала пташечка, перепелочка,
      Перепелочка, свет Прасковьюшка,
      Златокрылая Андреевна.
      Как навстречу ей идет
      Батюшка родимый,
      Андрей Петрович;
      Идет, сам приговаривает:
      Ты зачем рано вон вылетаешь?
      Вон вылетаешь из высокого терема,
      Из высокого терема, из косящего окошечка!
      Ответ держит Прасковьюшка,
      Свет Андреевна:
      Не сама я вылетаю,
      Не своею я охотою:
      Выдает меня сударь-батюшка,
      Снаряжает родна матушка,
      К чужому отцу, к матери,
      К чужому роду, племени.
     
      Всякий сговор есть начало свадьбы. После него молодые имеют право видеться между собою чаще. На сговор, или как в других местах называют на помолвке, надобно всем веселиться, чтобы не приключились несчастия молодым, а потому сваха и сваты не жалеют ни яств, ни кушанья: то и дело что потчевают.
     
      ПОЕЗЖАНЫЕ
     
      Когда сговор кончился весело и благополучно, тогда составляются поезжаные и разъезды. Сваха и сват со своими дружками ездят по соседям просить их на радость великую; и редкий дом, который выпустит их не угостивши. Чаще случается, что сам жених в сопровождении дружки, тысяцкого и бояр, ездит просить на свадьбу. Он обыкновенно бывает одет в новое платье; шапка его перевивается разноцветной лентою, а у прочих на шапке ленточный цветочек или прикалывают просто ленты, которые раздаются со стороны жениха. Также поступает невеста: она с своими дружками, тысяцкою и боярынями разъезжает по знакомым в нарядной одежде и просит их на празднество: ее дарят, кто чем богат, и угощают медом и водочкою. Они ездят на повозках, которые бывают разрисованы разными красками: зеленою, голубою, синею и красною; сбруя лошадей вычищенная или новая. Сопутствующие в поезде невесты и жениха называются поезжаными. В дружки избираются лучшие друзья и приятели жениха; тысяцкие и бояре составляют свиту молодых: чем она многочисленнее, тем более чести и уважения для молодых. Хотя вся деревня
      или город знают про свадьбу, но никто не явится на нее без приглашения: так заведено испокон века. К празднеству приглашают, смотря по состоянию, гудочников, скрипача, литаврщиков с бубнами и басом. О, тогда веселие неумолкаемое: скачут и пляшут до упаду, кто как горазд.
      По приглашении соседей готовится со стороны жениха свадебный пир, а со стороны невесты приготовляют приданое. Подруги собираются к невесте, чтобы укладывать в сундуки ее приданое, и поют:
      Яблочко в саду растет
      Наливное на веточке.
      А кто ж у нас яблочко?
      А кто ж у нас наливное?
      Ой ляли, ляли,
      Наливное яблочко!
      Яблочко Прасковьюшка,
      Ой, свет Андреевна!
      Как за Прасковьюшкой батюшка
      Дает приданого:
      Гусака чубарого,
      Да и гусыню серую,
      Да и коня с конюшни,
      Да и село с поместьями.
      Государь ты, мой батюшка!
      Как гусак еда моя,
      Как конь гульба моя,
      Ой, ляли, ляли,
      Село со поместьями!
     
      ДЕВИЧНИК
     
      Нередко в тот самый день бывает девичник, который всегда совершается вечером накануне свадьбы. Как при свадебных обрядах, так и на девичник поются особые песни и причитания, выражающие расставание невесты со своей свободою. Девушки собираются в избу невесты в нарядных платьях. После взаимных приветствий нечувствительно завязывается разговор о предстоящем празднестве. Если замечают, что невеста печальная или уже в слезах, то стараются утешить ее: уговаривают и ласкают. Потом рассматривают ее уборы, примеряют к ней и хвалят их. Когда смеркнется, тогда зажигают несколько свечей и ставят их на столе, покрытом браною скатертью; после приносят хлеб-соль и каравай. Хлебом-солью напоминают, что отец и мать давно ее благословили на доброе дело, а караваем – что свадьба уже готова. Невесту сажают на возвышенное место; подруги делают около нее круг; одна из них, избранная в причитальщицы для произношения припевов, покрывает голову невесты фатою и причитаниями своими напоминает всем, что Прасковьюшка оставляет веселый их круг и навсегда расстается с ними и с девической радостью. Невеста и подруга плачут. Нет правил для девичника: иногда все девушки поют причитальную песнь, а иногда одна причитальщица, и тогда ей отвечают за невесту. Некоторые из песен на девичнике весьма трогательные. Причитальщица поет:
      Свет ты, моя волюшка,
      Свет ты, моя негушка,
      У родимой матушки!
      Куда-то свою волюшку
      Мне пустить будет?
      Пущу я мою волюшку
      Во чистое поле,
      Во темный лес.
      Во темном лесе она заплутается.
      Нет, пущу я мою волюшку
      По милым подруженькам.
      Покрасуйтеся, подруженьки,
      Покрасуйтеся, любезные,
      Поколь вы у батюшки!
      Поколь вы у матушки!
      А я горькая, горемычная,
      Я уже открасовалась,
      Отшутила я с вами
      Все шутки шутливые.
      На слова причитальщицы отвечают:
      Не кличь, не кличь, лебедушка,
      Не кличь во поле, белая!
      Не плачь, не тужи Прасковьюшка,
      Не плачь, не грусти, душа Андреевна!
      По батюшке и по матушке,
      По громком соловью во саду!
      Как свекор ли батюшка
      К тебе будет милостив,
      Как свекровь ли матушка
      К тебе будет милостива.
      Лука, сударь Иванович,
      У тебя соловей во саду,
      Во высоком терему,
      Во высоком, изукрашенном.
      Денечик он кричит
      И всю ноченьку поет.
      Тебя ли, Прасковьюшку,
      Тебя ли, свет Андреевну,
      Забавляет, утешает,
      Спать долго не мешает,
      К обедням разбужает.

      РАСЧЕСЫВАНИЕ КОСЫ
     
      По снятии фаты расчесывают волосы гребнем, потом одна из девушек, расплетая косу, поет:
      Коса моя, косынька,
      Коса дорогая,
      Русая, золотая!
      Девушка, помогающая расплетению, отвечает:
      Рано тебя расплетати
      И в дальний путь,
      В дальний снаряжати!
      Когда расчешут голову и приступят к заплетанию косы, тогда невеста поет протяжно и с плачем:
      Не жаль мне золота,
      Не жаль чистого серебра,
      Жаль одного:
      Девичьей красы –
      Русой косы.
      Ей отвечает одна из подруг:
      Не плачь, не плачь, душа Прасковьюшка,
      Красных девушек не кручини!
      Не слези лицо белое,
      Ручонок не ломай!
      Не век нам девовати
      И волюшку распевати.
      Расплетание косы всегда сопровождается горестными воспоминаниями*[*Всем известна песнь вдохновенного Цыганова про житье девичье. Всем известно также, что эта песнь сделалась народною, потому что в ней весьма справедливо подмечена грусть девушки.
      Эта самая песня поется часто на девичниках в самом лучшем кругу. Тогда невеста не на шутку припоминает себе, что она навсегда расстается с девической свободою и со всеми заманчивыми ее прелестями:
      «Не шей ты мне, матушка,
      Красный сарафан.
      Не входи, родимушка,
      Попусту в изъян!
      Рано мою косыньку
      На две расплетать.
      Прикажи мне русую
      В ленту убирать!
      Пущай не покрытая
      Шелковой фатой,
      Очи молодецкие
      Веселить собой!
      То ли житье девичье,
      Чтоб его менять,
      Торопиться замужьем
      Охать да вздыхать?
      Золотая волюшка
      Мне милей всего!
      Не хочу я с волюшкой
      В свете ничего!»
      «Дитя мое, дитятко!
      Дочка милая!
      Головка победная,
      Неразумная!
      Не век тебе пташечкой
      Звонкой распевать,
      Легкокрылой бабочкой
      По цветам порхать!
      Поблекнуть на щеченьках
      Маковы цветы...
      Прискучат забавушки,
      Стоскуешься ты!
      А мы – и при старости
      Себя веселим:
      Младость вспоминаючи,
      На детей глядим:
      И я, молодешенька,
      Была такова;
      И мне те же в девушках
      Пелися слова!»].
      Когда заплетают косу, тогда поют:
      Свет ты, коса моя русая;
      Свет ты, мой шелковой косник!
      Плети ты, моя невестушка,
      Плети косу мелко-намелко,
      Вяжи узлы крепко-накрепко!
      Заплетание косы происходит с изысканностью: волосок подбирают к волоску; переплетают и перевязывают осторожно черными шнурочками, потом плетут в один ряд. В то время приезжают со стороны жениха брат, сваха или кто другой, чтобы купить косу.
     
      ПОКУПКА КОСЫ
     
      Брат невесты, которого место заступает часто девушка, торгуется с ним за косу. На покупку косы поют:
      Не трубушка трубила рано на заре,
      Свет девица плакала по русой косе:
      Вечор мою косыньку перевили
      И жемчугом косыньку унизали,
      Как Бог суди Луку Ивановича,
      Прислал ко мне сваху немилостиву,
      Учала мою косыньку рвать, порывати,
      И золото с косыньки обрывати,
      И жемчуг с русыя рассыпати.
      Покупающий косу стоит у двери и кланяется; он уже идет за косою, но девушки останавливают его; невеста плачет и рыдает. Она обращается к своему брату, умоляет его защитить ее и не продавать ее косы, а если продать, то уже продать дорого. Девушки поют:
      Братец, постарайся,
      Братец, поломайся!
      Не продавай сестру
      Ни за рубль, ни за золото.
      Брат поет один:
     
      Брату мила сестра,
      А золото милей.
      Все девушки:
      Братец-татарин
      Продал сестру за талер,
      Русу косу за полтину.
      В червоной России поют:
      Ой татар-братчик, татар,
      Продав сестру за талар,
      Pvcv косу за шостак,
      Быле лычко за такий так.
      Вилсунься, брате, вид сестры,
      Сяде/ ближнийший нижлы ты.
     
      ВЫДАЧА НЕВЕСТЫ
     
      Купивший косу подходит к невесте, берет ее за косу, а в знак того, что она уже продана, кладет деньги на стол, а брат выдает свою сестру.
      Как вечор канарейка
      Да громко щекотала.
      Поутру рано
      Не слыхать ее стало,
      Щекотать перестала.
      Знать, что к нашей канарейке
      Соколы прилетали
      И с собой ее взяли,
      Соколу в руки дали,
      Молодому вручали:
      Ты владей, владей сокол,
      Нашей канареечкой;
      Не давай ее в обиду
      Ты ни ласточкам, ни касаточкам,
      Ни молоденьким пташечкам.
      Да вечор свет Прасковьюшка
      Да громко говорила;
      Поутру ли рано,
      Не слыхать ее стало,
      Говорить перестала.
      Знать, что к нашей Прасковьюшке
      Да бояре приезжали
      И с собой ее взяли,
      Молодцу в руки дали,
      Молодому вручали:
      Ты владей, владей, Лука,
      Еще нашей Прасковыошкой
      Андреевной душою.
      Не давай ее в обиду
      Ты ни свекору, ни свекрови,
      Ни деверям, ни золовушкам;
      Ты даавай выспаться ей
      До девятого часу.
      Выносят наряды невесты и ими любуются. Потом сажают ее за дубовый стол и
      поют каравайную:
      Уж как каравай
      Для всей семьи годен!
      Молодой княгине
      Завтра кушать,
      Молодому князю
      Да княгиню любить.
      В иных местах есть предубеждение, что если невеста накануне свадьбы отведает каравай, то муж не будет любить ее. После каравайной песни поют еще многие другие, сообразуясь с духом невесты: веселая ли она, или печальная? Мать невесты угощает девушек, и после угощения они расходятся по домам и на следующий день собираются поутру убирать невесту к венцу.
     
      ОДЕВАНИЕ ПЕРЕД ВЕНЦОМ
     
      Предвенечный убор сопровождается пением песен. Платье молодой обыкновенно бывает новое: сарафан парчовый, из-под которого нарочно вызывают рукава белой рубашки; башмаки цветные: красные или голубые; на груди монисто из кораллов красных или бисера разноцветного; в ушах серьги длинные с каменьями, на пальцах кольца золотые; шелковая душегрейка поверх сарафана и цветной пестрый платок; голова бывает перевита цветами. При поезде к венцу покрывают голову платком. Горожане из мещан и купцов заменили сарафаны цветными и длинными платья ми, которые вовсе им не идут. Наш сарафан с кокошником и фатою – прелестный, восхитительный наряд!
      Невесту сажают перед зеркалом на почетное место и одевают ее. Сколько тогда новых слез! Она сидит пригорюнившись, а подруги утешают. Вот она уже одетая; она крепко призадумалась и спрашивает своего брата: куда ее снаряжают?
      «Братец мой, братец,
      Куда меня снаряжают?»
      «В дальнюю сторонушку
      К чужому отцу,
      К чужой матери».
      «Мать моя, матушка,
      Как мне жить на чужой стороне?»
      «Дитя мое, дитятко!
      Надо жить
      Умеючи,
      Разумеючи».
     
      ПОЯВЛЕНИЕ ДРУЖКИ
     
      Уже приехал дружка объявить, что пора ехать к вен у; но невеста в недоумении, спрашивает свою родимую: что значит, что в поле пыльно, а на дворе поезжаные?
      «Матушка, что во поле пыльно?
      Сударыня, что во поле пыльно?»
      «Дитятко, кони разыгрались,
      Свет мое милое, кони разыгрались».
      «Матушка, на двор гости едут,
      Сударыня, на двор гости едут».
      «Дитятко, не бойся, не выдам;
      Свет мое милое, не бойся, не выдам».
      «Матушка, на крылечко гости идут,
      Сударыня, на крылечко гости идут».
      «Дитятко, не бойся, не выдам;
      Свет мое милое, не бойся, не выдам».
      «Матушка, в нову горницу идут,
      Сударыня, в нову горницу идут».
      «Дитятко, не бойся, не выдам,
      Свет мое милое, не бойся, не выдам».
      «Матушка, за дубовый стол садятся,
      Сударыня, за дубовый стол садятся».
      «Дитятко, не бойся, не выдам,
      Свет мое милое, не бойся, не выдам».
      «Матушка, образ со стены снимают,
      Сударыня, образ со стены снимают».
      «Дитятко, не бойся, не выдам,
      Свет мое милое, не бойся, не выдам».
      «Матушка, меня благословляют,
      Сударыня, меня благословляют».
      «Дитятко! Господь Бог с тобою,
      Свет мое милое, Господь Бог с тобою».
      Брат ее берет образ, подает матери, которая благословляет свою дочь. Подруженьки провожают ее в церковь, а мать прощается: «Прощай, родимо дитятко! Я поила, кормила, лелеяла свою душку, а на старость, на хворость ты покинула меня; бедную, горемычную оставила сиротой».
      Мать горько плачет, как будто зарывает дочь в могилу, и слезы с обоих сторон не притворные! С нею плачут и ее подруги. Надобно видеть, с каким сердечным соболезнованием расстаются родные со своей дочерью, а девушки со своей подругою, несмотря что все уверены в добром зяте. Семейная привязанность у них сильнее, нежели в другом каком-либо сословии.
     
      ПОЕЗД К ВЕНЦУ И ВЕНЧАНИЕ
     
      Поезд зависит от состояния молодых: чем они богаче, тем поезд пышнее. Достаточные окружают себя толпою услужников. Жениха величают князем, а невесту княгинею. Князь бывает одет в кафтан багрецового сукна: шаровары на нем черные бархатные, рукавицы замшевые, сапоги юхтовые с оторочкой, шляпа с павлиньим пером, шея перевязана красным платочком; волосы подстрижены в кружок. Дружка и тысяцкий стараются одеться как можно щеголеватее: на них кафтаны новые суконные, шляпы с цветком, часто как у самого жениха; красные отвороты
      рубашки нарочно выказываются вперед. Князь и его спутники едут в церковь верхами, что не всегда случается; более отправляются на телеге или санях*[* Если поезд молодых сопровождается небольшим дождем или только их смочит, то это к счастию, как вообще дождь означает благодать.]. По прибытии в церковь, посылают за невестою, которая немедленно приезжает со своими дружками и прочими спутницами.
      Дружки подводят их к налою, священник начинает обряд венчания. Над головами молодых дружки держат венцы. Считают неблагоприятным для супружества, если венцы держать над головами; надобно, чтобы они лежали на головах. Если венец для облегчения невесты не накладывают на ее голову, то народ не считает такой брак действительным и предсказывает беду. Если над головою уронят венец, то верное несчастие. Под ноги молодых не подстилают ковра, но белое полотно, которое обращается потом в собственность попа.
      Делают замечания по тем свечам, которые держат молодые: горят ли они ровно или с треском? Плывут или нет? Если ровно, то жизнь будет спокойная; с треском – раздорная; плывут – одно горе; не плывут – муж будет тихий и верный. При благословении на супружество священник надевает им кольца и потом, связав руки белым полотном, водит около налоя. По совершении этого обряда он дает пить красное вино три раза; за последним разом жених иногда бросает на землю кубок (рюмку) и топчет его ногою. После венчания священник заставляет молодых целоваться в присутствии всего народа. Случалось видеть это и в столице на купеческих свадьбах.
      Родственники, друзья и знакомые поздравляют молодых и желают им счастья. Всякое движение их по выходе из церкви замечают и толкуют по-своему старухи и знахарки. Простодушные родители даже прибегают к их советам, прося, чтобы они так сделали, чтобы молодые вечно миловались и целовались. За самое лучшее и надежнейшее средство для супружеского согласия почитают замки, по сему старухи кладут под порог дверей и в то время, как молодые переступят порог, тотчас поднимают замки и за мыкают: ключ бросают в реку или колодезь, чтобы муж и жена жили в любви. Жених возвращается с молодою в свой дом; там у дверей встречает сваха и осыпает зерновым хлебом и хмелем. По входе в избу благословляют их посаженые родители иконою и хлебом-солью. Молодые падают им в ноги три раза. В посаженые отцы избирают преимущественно известных высокой нравственностью и пользующихся всеобщим уважением.
     
      УГОЩЕНИЕ
     
      После благословения сажают молодых на первое место за стол, на коем давно лежат приготовленные пироги, калачи, сайки, ватрушки и пряные коврижки; вино, мед и пиво стоят в больших склянках. Молодых потчуют прежде, а там гостей, в числе коих бывает священник со своим причетом. Дружка и сваха заботятся об угощении. Спустя несколько времени открывают обед, который бывает довольно сытный и разнообразный: в числе их холодные, приправленные кореньями, щи и жаркое. Едят деревянными ложками из муравленых чаш. Оловянные ложки встречаются у одних зажиточных. Жаркое, изрезанное в куски на деревянной тарелке, берут пальцами. При крестьянских столах поныне не употребляют тарелок и вилок, как бы не находя в них надобности. Недавно начали подавать полотенца для утирания рук, а прежде обтирали их об полу и сапоги. Сидят на лавках вокруг стола. Едят и пьют досыта, и та свадьба славная, где всего было вдоволь. В конце стола дружка разрезает каравай и первый кусок подносит молодым, а другую часть несет в холодную спальню молодых и кладет под подушки. Другие оставляют в кадке с зерновым хлебом. Этот каравай едят молодые поутру. Та свадьба считается счастливою, на коей бьют посуду. Иные нарочно бьют тарелки, рюмки, чашки и стаканы*[*Бить в это время посуду или во время крестин и пирушек – хорошая примета. Это поверие выдумано, как должно думать, для того, чтобы разбитые вещи не нарушали спокойствия и удовольствия хозяев, а с тем вместе не лишали бы веселости гостей.]. После обеда угощают орехами, пряниками, коврижками, медовыми маковиками, яблоками, изюмом и сахаристыми закусками.
     
      ВЕСЕЛИЕ
     
      Когда гости поразгуляются, тогда появляются лицедеи и музыканты: первые в шутовских одеждах открывают пляску; вторые – музыку. Волынка и бубны раздаются неумолчно; гудок и флейта разносят свой звук по всей окрестности: свистят и пищат невыразимо отчаянно; но громогласное одобрение гуляющих ободряет продолжать свист и писк. Скрипач, который ни от кого не слышит себе похвал, бьет по струнам во все стороны: и пальцами, и руками, и режет смычком напропалую. Все устают от плясок, но музыканты дерут! Вообще веселое расположение возбуждает во всех охоту к новым пляскам. Молодые и не робкие парни выходят из-за толпы; гости расступаются и дают им простор. Молодец, надев шапку набекрень, выходит на середину, расхаживает спесиво и посматривает на красных девиц. Одна, которая ему давно нравится, составляет предмет его поисков – он ищет ее, он нашел ее здесь, подходит к ней и, сняв шапку правой рукою, с важностью просит наклонением головы начать с ним русскую. Выходит де вица-душа – молодец первый начинает плясать. Подбоченясь одной рукою, он пламенными телодвижениями выражает любовь свою: то манит к себе, то прижимает свою руку к груди, мысленно обнимает и расстается печально. Но вдруг он изменяется весь: веселится, скачет и забывает ее – он манит другую красавицу, другую уже полюбил! Его девица-душа выходит вперед медленными шагами и с грустной душою: на ее лице тоска и горе, в движениях безнадежность. Она упрекает его в непостоянстве и, ука зывая на свое сердце, которое так долго любило неверного, уверяет его, что он и теперь ей дорог – но он безмолвен! Она рисуется пред ним задумчивой картиною: то поднимает руки вверх, то опускает их со вздохом и, остановясь, подумав немного, складывает руки на грудь и плывет с поникшей головою, словно горемычная лебедка, с тяжелой кручинушкой: посматривает со вздохами и опускает голову. Однажды сердце любит, и она решается это высказать ему: прикладывает еще раз руку к сердцу, показывает, как оно бьется и забилось только для него; напоминает ему, что он может полюбить другую, но не любит и той изменит. Кто раз изменил, тот изменяет всегда! Она закрывает лицо руками, плачет по своей любви и как одинокая голубка воркует с одним горем: для нее уже нет милого на свете. Опустив обе руки вдоль сарафана и склонив горемычную головку, она трепещет и доплывает с очаровательной задумчивостью до того места, где стоит ее молодец. Парень потряхивает черные свои кудри, выставляет ногу вперед и потом выходит ей навстречу: он прижимает ее с приветствием любовным, она – в неописуемой радости! Она отвечает ему любовью, и оба, взявшись за руки, делают круг посредине и раскланиваются друг другу. Общее одобрение раздается повсюду. Вызывают других охотников еще пройти русскую. Невозможно описать этого народного танца: он постоянно изменяется самими пляшущими, которые разнообразят ее до бесконечности, потому что всякий выражает то, что у него на душе. После русской начинается разнородное веселие: скачут и поют, а музыканты играют безумолчно. Веселие продолжается до полуночи.


К титульной странице
Вперед
Назад