(Рассказ охотника)
-----------------------------------------------------:)
Книга: Л.Н.Толстой "Прыжок". Рассказы
Издательство "Мастацкая лiтаратура", Минск, 1979
OCR & SpellCheck: Zmiy (zpdd@chat.ru), 4 октября 2001
-----------------------------------------------------:)
Мы были на охоте за медведями. Товарищу пришлось стрелять по медведю;
он ранил его, да в мягкое место. Осталось немного крови на снегу, а медведь
ушел.
Мы сошлись в лесу и стали судить, как нам быть: идти ли теперь
отыскивать этого медведя или подождать три дня, пока медведь уляжется
Стали мы спрашивать мужиков-медвежатников, можно или нельзя обойти
теперь этого медведя? Старик медвежатник говорит:
- Нельзя, надо медведю дать остепениться; дней чрез пять обойти можно,
а теперь за ним ходить - только напугаешь, он и не ляжет.
А молодой мужик-медвежатник спорил со стариком и говорил, что обойти
теперь можно.
- По этому снегу, - говорит, - медведь далеко не уйдет, - медведь
жирный. Он нынче же ляжет. А не ляжет, так я его на лыжах догоню.
И товарищ мой тоже не хотел теперь обходить и советовал подождать. Я и
говорю:
- Да что спорить. Вы делайте как хотите, а я пойду с Демьяном по следу.
Обойдем - хорошо, не обойдем - все равно делать нынче нечего, а еще не
поздно.
Так и сделали.
Товарищи пошли к саням да в деревню, а мы с Демьяном взяли с собой
хлеба и остались в лесу.
Как ушли все от нас, мы с Демьяном осмотрели ружья, подоткнули шубы за
пояса и пошли по следу.
Погода была хорошая: морозно и тихо. Но ходьба на лыжах была трудная:
снег был глубокий и праховый. Осадки снега в лесу не было, да еще снежок
выпал накануне, так что лыжи уходили в снег на четверть, а где и больше.
Медвежий след издалека был виден. Видно было, как шел медведь, как
местами по брюхо проваливался и выворачивал снег. Мы шли сначала в виду от
следа, крупным лесом; а потом, как пошел след в мелкий ельник, Демьян
остановился.
- Надо, - говорит, - бросать след. Должно быть, здесь ляжет.
Присаживаться стал - на снегу видно. Пойдем прочь от следа и круг дадим.
Только тише надо, не кричать, не кашлять, а то спугнешь.
Пошли мы прочь от следа, влево. Прошли шагов пятьсот, глядим - след
медвежий опять перед нами. Пошли мы опять по следу, и вывел нас этот след на
дорогу. Остановились мы на дороге и стали рассматривать, в какую сторону
пошел медведь. Кое-где по дороге видно было, как всю лапу с пальцами
отпечатал медведь, а кое-где - как в лаптях мужик ступал по дороге. Видно,
что пошел он к деревне.
Пошли мы по дороге.
Демьян и говорит:
- Теперь смотреть нечего на дорогу; где сойдет с дороги вправо или
влево, видно будет в снегу. Где-нибудь своротит, не пойдет же в деревню.
Прошли мы так по дороге с версту; видим впереди - след с дороги.
Посмотрели - что за чудо! - след медвежий, да не с дороги в лес, а из лесу
на дорогу идет: пальцами к дороге. Я говорю:
- Это другой медведь.
Демьян посмотрел, подумал.
- Нет, - говорит, - это он самый, только обманывать начал. Он задом с
дороги сошел.
Пошли мы по следу, так и есть. Видно, медведь прошел с дороги шагов
десять задом, зашел за сосну, повернулся и пошел прямо.
Демьян остановился и говорит:
- Теперь, верно, обойдем. Больше ему и лечь негде, как в этом болоте.
Пойдем в обход.
Пошли мы в обход, по частому ельнику. Я уж уморился, да и труднее стало
ехать. То на куст можжевеловый наедешь, зацепишь, то промеж ног елочка
подвернется, то лыжа свернется без привычки, то на пень, то на колоду
наедешь под снегом. Стал я уж уставать. Снял я шубу, и пот с меня так и
льет. А Демьян как на лодке плывет. Точно сами под ним лыжи ходят. Не
зацепит нигде, не свернется. И мою шубу еще себе за плечи перекинул и все
меня понукает.
Дали мы круг версты в три, обошли болото. Я уже отставать стал, - лыжи
сворачиваются, ноги путаются. Остановился вдруг впереди меня Демьян и машет
рукой. Я подошел. Демьян пригнулся, шепчет и показывает:
- Видишь, сорока над ломом щекочет; птица издалече его дух слышит. Это
он.
Взяли мы прочь, прошли еще с версту и нашли опять на старый след. Так
что мы кругом обошли медведя, а он в средине нашего обхода остался.
Остановились мы. Я и шапку снял и расстегнулся весь: жарко мне, как в бане,
весь, как мышь, мокрый. И Демьян раскраснелся, рукавом утирается.
- Ну, - говорит, - барин, дело сделали, теперь отдохнуть надо.
А уж заря сквозь лес краснеться стала. Сели мы на лыжи отдыхать.
Достали хлеб из мешка и соль; поел я сначала снегу, а потом хлеба. И такой
мне хлеб вкусный показался, что я в жизнь такого не ел. Посидели мы, уж и
смеркаться стало. Я спросил Демьяна, далеко ли до деревни.
- Да верст двенадцать будет. Дойдем ночью, а теперь отдохнуть надо.
Надевай-ка шубу, барин, а то остудишься.
Наломал Демьян ветвей еловых, обил снег, настлал кровать, и легли мы с
ним рядышком, руки под головы подложили. И сам не помню я, как заснул.
Проснулся я часа через два. Треснуло что-то.
Я так крепко спал, что и забыл, где я заснул. Оглянулся я - что за
чудо! Где я? Палаты какие-то белые надо мной, и столбы белые, и на всем
блестки блестят. Глянул вверх - разводы белые, а промеж разводов свод
какой-то вороненый, и огни разноцветные горят. Огляделся я, вспомнил, что в
лесу и что это деревья в снегу и в инее мне за палаты показались, а огни -
это звезды на небе промеж сучьев дрожат.
В ночь иней выпал: и на сучьях иней, и на шубе моей иней, и Демьян весь
под инеем, и сыплется сверху иней. Разбудил я Демьяна. Стали мы на лыжи и
пошли. Тихо в лесу; только слышно, как мы лыжами по мягкому снегу
посовываем, да кое-где треснет дерево от мороза, и по всему лесу голк
раздается. Один раз только живое что-то зашумело близехонько от нас и прочь
побежало. Я так и думал, что медведь. Подошли к тому месту, откуда зашумело,
увидали следы заячьи. И осинки обглоданы. Это зайцы кормились.
Вышли мы на дорогу, привязали лыжи за собой и пошли по дороге. Идти
легко стало. Лыжи сзади по накатанной дороге раскатываются, громыхают,
снежок под сапогами поскрипывает, холодный иней на лицо, как пушок, липнет.
А звезды вдоль по сучьям точно навстречу бегут, засветятся, потухнут, -
точно все небо ходуном ходит.
Товарищ спал, - я разбудил его. Мы рассказали, как обошли медведя, и
велели хозяину к утру собрать загонщиков-мужиков. Поужинали и легли спать.
Я бы с усталости проспал до обеда, да товарищ разбудил меня. Вскочил я,
смотрю: товарищ уж одет, с ружьем что-то возится.
- А где Демьян?
- Он уже давно в лесу. Уж и обклад поверил, сюда прибегал; а теперь
повел загонщиков заводить.
Умылся я, оделся, зарядил свои ружья; сели в сани, поехали.
Мороз все держал крепкий, тихо было, и солнца не видать было; туман
стоял наверху, и иней садился.
Проехали мы версты три по дороге, подъехали к лесу. Видим: в низочке
дымок синеет, и народ стоит, - мужики и бабы с дубинами.
Слезли мы, подошли к народу. Мужики сидят, картошки жарят, смеются с
бабами.
И Демьян с ними. Поднялся народ, повел их Демьян расставлять кругом по
нашему вчерашнему обходу. Вытянулись мужики и бабы ниткой, тридцать человек
- только по пояс их видно - зашли в лес; потом пошли мы с товарищем по их
следу.
Дорожка хоть и натоптана, да тяжело идти; зато падать некуда, - как
промежду двух стен идешь.
Прошли мы так с полверсты; смотрим - уж Демьян с другой стороны к нам
бежит на лыжах, машет рукой, чтоб к нему шли.
Подошли мы к нему, показал нам места. Стал я на свое место, огляделся.
Налево от меня высокий ельник; сквозь него далеко видно, и за деревьями
чернеется мне мужик-загонщик. Против меня частый, молодой ельник в рост
человека. И на ельнике сучья повисли и слиплись от снега. В середине ельника
дорожка, засыпанная снегом. Дорожка эта прямо на меня идет. Направо от меня
частый ельник, а на конце ельника полянка. И на этой полянке, вижу я, что
Демьян ставит товарища.
Осмотрел я свои два ружья, взвел курки и стал раздумывать, где бы мне
получше стать. Сзади меня в трех шагах большая сосна. "Дай стану у сосны и
ружье другое к ней прислоню". Полез я к сосне, провалился выше колен,
обтоптал у сосны площадку аршина в полтора и на ней устроился. Одно ружье
взял в руки, а другое с взведенными курками прислонил к сосне. Кинжал я
вынул и вложил, чтобы знать, что в случае нужды он легко вынимается.
Только я устроился, слышу - кричит в лесу Демьян:
- Пошел! в ход пошел! пошел!
И, как закричал Демьян, на кругу закричали мужики разными голосами.
"Пошел! Уууу... " - кричали мужики. "Ай! И-их!"- кричали бабы тонкими
голосами.
Медведь был в кругу. Демьян гнал его. Кругом везде кричал народ, только
я и товарищ стояли, молчали и не шевелились, ждали медведя. Стою я, смотрю,
слушаю, сердце у меня так и стучит. Держусь за ружье, подрагиваю. Вот-вот,
думаю, выскочит, прицелюсь, выстрелю, упадет... Вдруг налево слышу я - в
снегу обваливается что-то, только далеко. Глянул я в высокий ельник: шагов
на пятьдесят, за деревьями, стоит что-то черное, большое. Приложился я и
жду. Думаю, не подбежит ли ближе. Смотрю: шевельнул он ушами, повернулся и
назад. Сбоку мне его всего видно стало. Здоровенный зверище! Нацелился я
сгоряча. Хлоп - слышу: шлепнулась об дерево моя пуля. Смотрю из-за дыма -
медведь мой назад катит в обклад и скрылся за лесом. Ну думаю, пропало мое
дело; теперь уж не набежит на меня; либо товарищу стрелять, либо через
мужиков пойдет, а уж не на меня. Стою я, зарядил опять ружье и слушаю.
Кричат мужики со всех сторон, но с правой стороны, недалеко от товарища,
слышу - непутем кричит какая-то баба:
- Вот он! Вот он! Вот он! Сюда! Сюда! Ой, ой! Ай, ай, ай!
Видно - на глазах медведь. Не жду уже я к себе медведя и гляжу направо,
на товарища. Смотрю: Демьян с палочкой, без лыж, по тропинке бежит к
товарищу; присел подле него и палкой указывает ему на что-то, как будто
целится. Вижу: товарищ вскинул ружье, целится туда, куда показывает Демьян.
Хлоп - выпалил. "Ну, - думаю, - убил". Только смотрю, не бежит товарищ за
медведем. "Видно, промах или плохо попал, уйдет, - думаю, - теперь медведь
назад, а ко мне уже не выскочит!" Что такое? Впереди себя слышу вдруг - как
вихрь летит кто-то, близехонько сыплется снег, и пыхтит. Поглядел я перед
собой: а он прямехонько на меня по дорожке между частым ельником катит
стремглав и, видно, со страху сам себя не помнит. Шагах от меня в пяти весь
мне виден: грудь черная и головища огромная с рыжинкой. Летит прямехонько на
меня лбом и сыплет снег во все стороны. И вижу я по глазам медведя, что он
не видит меня, а с испугу катит благим матом куда попало. Только ход ему
прямо на сосну, где я стою. Вскинул я ружье, выстрелил, - а уже он еще
ближе. Вижу, не попал, пулю пронесло; а он не слышит, катит на меня и все не
видит. Пригнул я ружье, чуть не упер в него, в голову. Хлоп! - вижу, попал,
а не убил.
Приподнял он голову, прижал уши, осклабился и прямо ко мне. Хватился я
за другое ружье; но только взялся рукой, уж он налетел на меня, сбил с ног в
снег и перескочил через. "Ну, - думаю, - хорошо, что он бросил меня". Стал я
подниматься, слышу - давит меня что-то, не пускает. Он с налету не
удержался, перескочил через меня, да повернулся передом назад и навалился на
меня всею грудью. Слышу я, лежит на мне тяжелое, слышу теплое над лицом и
слышу, забирает он в пасть все лицо мое. Нос мой уж у него во рту, и чую я -
жарко, и кровью от него пахнет. Надавил он меня лапами за плечи, и не могу я
шевельнуться. Только подгибаю голову к груди, из пасти нос и глаза
выворачиваю. А он норовит как раз в глаза и нос зацепить. Слышу: зацепил он
зубами, верхней челюстью в лоб под волосами, а нижней челюстью в маслак под
глазами, стиснул зубы, начал давить. Как ножами режут мне голову; боюсь я,
выдергиваюсь, а он торопится и как собака грызет - жамкнет, жамкнет. Я
вывернусь, он опять забирает. "Ну, - думаю, - конец мой пришел". Слышу:
вдруг полегчало на мне. Смотрю - нет его: соскочил он с меня и убежал.
Когда товарищ и Демьян увидали, что медведь сбил меня в снег и грызет,
они бросились ко мне. Товарищ хотел поскорее поспеть, да ошибся; вместо того
чтобы бежать по протоптанной дорожке, он побежал целиком и упал. Пока он
выкарабкивался из снега, медведь все грыз меня. А Демьян, как был, без
ружья, с одной хворостиной, пустился по дорожке, сам кричит:
- Барина заел! Барина заел! - Сам бежит и кричит на медведя: - Ах ты,
баламутный! Что делает! Брось! Брось!
Послушался медведь, бросил меня и побежал. Когда я поднялся, на снегу
крови было, точно барана зарезали, и над глазами лохмотьями висело мясо, а
сгоряча больно не было.
Прибежал товарищ, собрался народ, смотрят мою рану, снегом примачивают.
А я забыл про рану, спрашиваю:
- Где медведь, куда ушел?
Вдруг слышим:
- Вот он! вот он!
Видим: медведь бежит опять к нам. Схватились мы за ружья, да не поспел
никто выстрелить - уж он пробежал. Медведь остервенел - хотелось ему еще
погрызть, да увидал, что народу много, испугался. По следу мы увидели, что
из медвежьей головы идет кровь; хотели идти догонять, но у меня разболелась
голова, и поехали в город к доктору.
Доктор зашил мне раны шелком, и они стали заживать.
Через месяц мы поехали опять на этого медведя; но мне не удалось добить
его. Медведь не выходил из обклада, а все ходил кругом и ревел страшным
голосом. Демьян добил его. У медведя этого моим выстрелом была перебита
нижняя челюсть выбит зуб.
Медведь этот был очень велик, и на нем прекрасная черная шкура.
Я сделал из нее чучелу, и она лежит у меня в горнице. Раны у меня на
лбу зажили, так что только чуть-чуть видно, где они были.