Городишко  Б.,  состоящий из двух-трех  кривых  улиц, спит  непробудным
сном. В застывшем  воздухе тишина. Слышно  только, как где-то далеко, должно
быть за городом, жидким, охрипшим тенорком лает собака. Скоро рассвет.
     Все   давно   уже  уснуло.  Не  спит   только  молодая  жена  провизора
Черномордика, содержателя б - ской аптеки. Она ложилась уже три раза, но сон
упрямо не идет к ней -- и неизвестно  отчего.  Сидит она у открытого окна, в
одной сорочке, и глядит  на улицу. Ей душно, скучно, досадно... так досадно,
что даже  плакать хочется, а отчего -- опять-таки неизвестно. Какой-то комок
лежит в груди и  то и дело подкатывает к горлу... Сзади,  в нескольких шагах
от аптекарши, прикорнув к  стене, сладко похрапывает сам Черномордик. Жадная
блоха впилась ему в переносицу, но он этого не чувствует  и даже  улыбается,
так  как ему снится, будто все в городе кашляют и непрерывно покупают у него
капли датского короля.  Его не разбудишь  теперь ни уколами, ни  пушкой,  ни
ласками.
     Аптека находится почти у края  города,  так  что аптекарше далеко видно
поле... Она видит, как мало-помалу белеет восточный край неба, как  он потом
багровеет,   словно  от  большого  пожара.   Неожиданно  из-за   отдаленного
кустарника выползает большая,  широколицая луна.  Она  красна  (вообще луна,
вылезая из-за кустов, всегда почему-то бывает ужасно сконфужена).
     Вдруг  среди  ночной тишины  раздаются  чьи-то  шаги  и  звяканье шпор.
Слышатся голоса.
     "Это офицеры от исправника в лагерь идут",-- думает аптекарша.
     Немного погодя показываются две фигуры в белых офицерских кителях: одна
большая  и толстая, другая поменьше и  тоньше... Они  лениво, нога  за ногу,
плетутся  вдоль  забора  и  громко  разговаривают о чем-то.  Поровнявшись  с
аптекой, обе фигуры начинают идти еще тише и глядят на окна.
     -- Аптекой пахнет...-- говорит тонкий.-- Аптека и есть! Ах, помню... На
прошлой  неделе  я  здесь был, касторку покупал. Тут  еще  аптекарь с кислым
лицом и с ослиной  челюстью. Вот,  батенька,  челюсть! Такой именно  Сампсон
филистимлян избивал.
     -- М-да...-- говорит толстый басом.-- Спит фармация!  И аптекарша спит.
Тут, Обтесов, аптекарша хорошенькая.
     --  Видел. Мне она очень понравилась... Скажите, доктор,  неужели она в
состоянии любить эту ослиную челюсть? Неужели?
     -- Нет, вероятно, не любит,-- вздыхает  доктор с таким  выражением, как
будто ему  жаль  аптекаря.-- Спит теперь  мамочка за окошечком! Обтесов,  а?
Раскинулась от жары... ротик полуоткрыт... и ножка с кровати свесилась. Чай,
болван аптекарь в этом добре ничего не смыслит.. Ему небось что женщина, что
бутыль с карболкой -- все равно!
     -- Знаете что, доктор? -- говорит офицер,  останавливаясь.-- Давайте-ка
зайдем в аптеку и купим чего-нибудь! Аптекаршу, быть может, увидим.
     -- Выдумал -- ночью!
     -- А что же? Ведь они и ночью обязаны торговать. Голубчик, войдемте!
     -- Пожалуй...
     Аптекарша, спрятавшись за занавеску, слышит сиплый звонок.  Оглянувшись
на мужа, который  храпит по-прежнему сладко  и улыбается, она набрасывает на
себя платье, надевает на босую ногу туфли и бежит в аптеку.
     За  стеклянной дверью  видны  две тени...  Аптекарша припускает  огня в
лампу и спешит к двери, чтобы отпереть, и ей уже не скучно, и не  досадно, и
не хочется плакать, а только  сильно стучит сердце. Входят толстяк-доктор  и
тонкий Обтесов. Теперь уж  их можно рассмотреть.  Толстобрюхий доктор смугл,
бородат и неповоротлив. При каждом малейшем движении на нем  трещит китель и
на лице  выступает  пот. Офицер  же розов,  безус, женоподобен  и гибок, как
английский хлыст.
     --  Что  вам угодно?  --  спрашивает их аптекарша, придерживая на груди
платье.
     -- Дайте... э-э-э на пятнадцать копеек мятных лепешек!
     Аптекарша не спеша достает с полки банку и начинает вешать. Покупатели,
не мигая, глядят на ее спину;
     доктор жмурится, как сытый кот, а поручик очень серьезен.
     -- Первый раз вижу, что дама в аптеке торгует,-- говорит доктор.
     --   Тут  ничего   нет   особенного...--отзывается  аптекарша,   искоса
поглядывая на розовое лицо Обтесова.-- Муж мой не имеет помощников,  и я ему
всегда помогаю.
     --  Тэк-с...  А у вас  миленькая  аптечка! Сколько тут  разных  этих...
банок! И вы не боитесь вращаться среди ядов! Бррр!
     Аптекарша запечатывает пакетик и подает его доктору.  Обтесов подает ей
пятиалтынный.  Проходит  полминуты  в молчании...  Мужчины  переглядываются,
делают шаг к двери, потом опять переглядываются.
     --  Дайте на  десять  копеек соды! -- говорит доктор.  Аптекарша опять,
лениво и вяло двигаясь, протягивает руку к полке.
     -- Нет  ли тут,  в  аптеке,  чего-нибудь этакого...-- бормочет Обтесов,
шевеля  пальцами,--   чего-нибудь   такого,   знаете  ли,   аллегорического,
какой-нибудь  живительной  влаги... зельтерской  воды,  что ли?  У вас  есть
зельтерская вода?
     -- Есть,-- отвечает аптекарша.
     -- Браво! Вы не женщина, а фея. Сочините-ка нам бутылочки три!
     Аптекарша торопливо запечатывает соду и исчезает в потемках за дверью.
     -- Фрукт!--говорит  доктор  подмигивая.--Такого ананаса, Обтесов, и  на
острове Мадейре не  сыщете. А?  Как  вы думаете? Однако... слышите храп? Это
сам господин -аптекарь изволят почивать.
     Через минуту возвращается аптекарша  и ставит на прилавок пять бутылок.
Она только что была в погребе, а потому красна и немножко взволнована.
     --  Тес...  тише,-- говорит Обтесов,  когда  она,  раскупорив  бутылки,
роняет штопор.-- Не стучите так, а то мужа разбудите.
     -- Ну, так что же, если и разбужу?
     -- Он так сладко спит... видит вас во сне... За ваше здоровье!
     -- И  к тому же,--  басит доктор,  отрыгивая после сельтерской,-- мужья
такая скучная история, что хорошо бы они сделали, если б всегда спали. Эх, к
этой водице да винца бы красненького.
     -- Чего еще выдумали! -- смеется аптекарша.
     --  Великолепно  бы!  Жаль,  что  в  аптеках  не  продают  спиритуозов!
Впрочем... вы ведь должны  продавать  вино  как лекарство.  Есть у вас vinum
gallicum rubrum? *
     -- Есть.
     -- Ну, вот! Подавайте нам его! Черт его подери, тащите его сюда!
     -- Сколько вам?
     -- Quantum  satis!..[**  ] Сначала  вы  дайте нам в воду  по
унцу, а потом  мы увидим... Обтесов,  а? Сначала с  водой, а  потом уже  per
se...[***]
     Доктор и Обтесов присаживаются  к прилавку, снимают фуражки и  начинают
пить красное вино.
     --  А   вино,  надо  сознаться,  препаскуднейшее!  Vinum  plochissimum.
Впрочем, в присутствии... э-э-э... оно

     * красное французское вино? (лат.)
     [**] Сколько понадобится!.. (лат.)
     [***] само по себе... (лат.)

     кажется нектаром. Вы восхитительны, сударыня! Целую вам мысленно ручку.
     --  Я дорого дал  бы за  то, чтобы сделать это  не мысленно! -- говорит
Обтесов.-- Честное слово! Я отдал бы жизнь!
     -- Это  уж вы  оставьте...--  говорит госпожа Черномордик, вспыхивая  и
делая серьезное лицо.
     --  Какая,  однако, вы кокетка!--тихо  хохочет  доктор,  глядя  на  нее
исподлобья, плутовски.-- Глазенки так и  стреляют! Пиф! паф!  Поздравляю: вы
победили! Мы сражены!
     Аптекарша глядит на их румяные лица, слушает  их болтовню и скоро  сама
оживляется.  О,  ей  уже  так  весело!  Она  вступает  в  разговор, хохочет,
кокетничает  и  даже, после долгих  просьб  покупателей,  выпивает унца  два
красного вина.
     -- Вы  бы,  офицеры, почаще в  город  из  лагерей  приходили,-- говорит
она,-- а то тут ужас какая скука. Я просто умираю.
     -- Еще бы! -- ужасается доктор.-- Такой ананас-чудо природы и--в глуши!
Прекрасно выразился Грибоедов: "В глушь! в Саратов!" Однако нам  пора. Очень
рад познакомиться... весьма! Сколько с нас следует?
     Аптекарша поднимает к потолку глаза и долго шевелит губами.
     -- Двенадцать рублей сорок восемь копеек! -- говорит она.
     Обтесов  вынимает из  кармана  толстый  бумажник, долго  роется в пачке
денег и расплачивается.
     -- Ваш муж  сладко  спит...  видит  сны...-- бормочет  он,  пожимая  на
прощанье руку аптекарши.
     -- Я не люблю слушать глупостей...
     -- Какие  же это  глупости? Наоборот...  это вовсе не  глупости... Даже
Шекспир сказал: "Блажен, кто смолоду был молод!"
     -- Пустите руку!
     Наконец, покупатели,  после долгих разговоров, целуют у аптекарши ручку
и  нерешительно, словно раздумывая, не забыли ли они чего-нибудь, выходят из
аптеки.
     А она быстро бежит  в спальню и  садится у  того же окна. Ей видно  как
доктор  и поручик, выйдя из аптеки,  лениво отходят шагов на двадцать, потом
останавливаются и начинают о чем-то шептаться. О чем? Сердце у нее стучит, в
висках тоже стучит, а  отчего -- она и[  ]сама не знает... Бьется
сердце сильно, точно те двое, шепчась там, решают его участь.
     Минут через пять доктор отделяется от Обтесова и идет дальше, а Обтесов
возвращается. Он проходит мимо аптеки раз,  другой... То  остановится  около
двери, то опять зашагает... Наконец, осторожно звякает звонок.
     -- Что? Кто там? -- вдруг слышит  аптекарша голос мужа.-- Там звонят, а
ты не слышишь! -- говорит аптекарь строго.-- Что за беспорядки!
     Он встает,  надевает  халат и,  покачиваясь в полусне, шлепая  туфлями,
идет в аптеку.
     -- Чего... вам? -- спрашивает он у Обтесова.
     -- Дайте... дайте на пятнадцать копеек мятных лепешек.
     С  бесконечным  сопеньем, зевая, засыпая  на ходу  и  стуча  коленями о
прилавок, аптекарь лезет на полку и достает банку...
     Спустя две  минуты аптекарша  видит, как Обтесов  выходит из  аптеки и,
пройдя несколько шагов, бросает на пыльную дорогу мятные лепешки. Из-за угла
навстречу ему идет доктор... Оба сходятся и, жестикулируя руками, исчезают в
утреннем тумане.
     -- Как я  несчастна!  --  говорит аптекарша,  со злобой глядя на  мужа,
который быстро раздевается, чтобы опять улечься спать.-- О, как я несчастна!
--  повторяет  она, вдруг заливаясь  горькими слезами.--  И никто,  никто не
знает...
     --  Я  забыл  пятнадцать  копеек   на  прилавке,--  бормочет  аптекарь,
укрываясь одеялом.-- Спрячь, пожалуйста, в конторку...
     И тотчас же засыпает.