---------------------------------------------------------------
OCR: Олег Пелипейченко
---------------------------------------------------------------
В Х-ом общественном клубе с благотворительной целью давали
бал-маскарад, или, как его называли местные барышни, бал-парей.
Было двенадцать часов ночи. Не танцующие интеллигенты без масок - их
было пять душ - сидели в читальне за большим столом и, уткнув носы и бороды
в газеты, читали, дремали и, по выражению местного корреспондента столичных
газет, очень либерального господина, - "мыслили".
Из общей залы доносились звуки кадрили "Вьюшки". Мимо двери, сильно
стуча ногами и звеня посудой, то и дело пробегали лакеи. В самой же читальне
царила глубокая тишина.
- Здесь, кажется, удобнее будет! - вдруг послышался низкий, придушенный
голос, который, как казалось, выходил из печки. - Валяйте сюда! Сюда,
ребята!
Дверь отворилась, и в читальню вошел широкий, приземистый мужчина,
одетый в кучерской костюм и шляпу с павлиньими перьями, в маске. За ним
следом вошли две дамы в масках и лакей с подносом. На подносе была пузатая
бутыль с ликером, бутылки три красного и несколько стаканов.
- Сюда! Здесь и прохладнее будет, - сказал мужчина. - Становь поднос на
стол... Садитесь, мамзели! Же ву при а ля три-монтран! А вы, господа,
подвиньтесь... нечего тут!
Мужчииа покачнулся в смахнул рукой со стола несколько журналов.
- Становь сюда! А вы, господа читатели, подвиньтесь; некогда тут с
газетами да с политикой... Бросайте!
- Я просил бы вас потише, - сказал один из интеллигентов, поглядев на
маску через очки. - Здесь читальня, а не буфет... Здесь не место пить.
- Почему не место? Нешто стол качается или потолок обвалиться может?
Чудно! Но... некогда разговаривать! Бросайте газеты... Почитали малость и
будет с вас; и так уж умны очень, да и глаза попортишь, а главнее всего - я
не желаю и все тут.
Лакей поставил поднос на стол и, перекинув салфетку через локоть, стал
у двери. Дамы тотчас же принялись за красное..
- И как это есть такие умные люди, что для них газеты лучше этих
напитков, - начал мужчина с павлиньими перьями, наливая себе ликеру. - А по
моему мнению, вы, господа почтенные, любите газеты оттого, что вам выпить не
на что. Так ли я говорю? Ха-ха!.. Читают! Ну, а о чем там написано? Господин
в очках! Про какие факты вы читаете? Ха-ха! Ну, да брось! Будет тебе
кочевряжиться! Выпей лучше!
Мужчина с павлиньими перьями приподнялся и вырвал газету из рук у
господина в очках. Тот побледнел, потом покраснел и с удивлением поглядел на
прочих интеллигентов, те - на него.
- Вы забываетесь, милостивый государь! - вспыхнул он. - Вы обращаете
читальню в кабак, вы позволяете себе бесчинствовать, вырывать из рук газеты!
Я не позволю! Вы не знаете, с кем имеете дело, милостивый государь! Я
директор банка Жестяков!..
- А плевать мне, что ты - Жестяков! А газете твоей вот какая честь...
Мужчина поднял газету и изорвал ее в клочки. - Господа, что же это
такое? - пробормотал Жестяков, обомлев. - Это странно, это... это даже
сверхъестественно...
- Они рассердившись, - засмеялся мужчина. - Фу-ты, ну-ты, испугался!
Даже поджилки трясутся. Вот что, господа почтенные! Шутки в сторону,
разговаривать с вами мне не охотно... Потому, как я желаю остаться тут с
мамзелями один и желаю себе тут удовольствие доставить, то прошу не
претикословить и выйти... Пожалуйте-с! Господин Белебухин, выходи к свиньям
собачьим! Что рыло наморщил? Говорю, выходи, стало быть и выходи! Живо у
меня, а то, гляди, не ровен час, как бы в шею не влетело!
- То есть как же это? - спросил казначей сиротского суда Белебухин,
краснея и пожимая плечами. - Я даже не понимаю... Какой-то нахал врывается
сюда и... вдруг этакие вещи!
- Какое это такое слово нахал? - крикнул мужчина с павлиньими перьями,
рассердившись, и стукнул кулаком по столу, так что на подносе запрыгали
стаканы. - Кому ты говоришь? Ты думаешь, как я в маске, так ты можешь мне
разные слова говорить? Перец ты этакий! Выходи, коли говорю! Директор банка,
проваливай подобру-поздорову! Все уходите, чтоб ни одной шельмы тут не
оставалось! Айда, к свиньям собачьим!
- А вот мы сейчас увидим! - сказал Жестяков, у которого даже очки
вспотели от волнения. - Я покажу вам! Эй, позови-ка сюда дежурного старшину!
Через минуту вошел маленький рыженький старшина с голубой ленточкой на
лацкане, запыхавшийся от танцев.
- Прошу вас выйти! - начал он. - Здесь не место пить! Пожалуйте в
буфет!
- Ты откуда это выскочил? - спросил мужчина в маске. - Нешто я тебя
звал? - Прошу не тыкать, а извольте выйти!
- Вот что, милый человек: даю тебе минуту сроку... Потому, как ты
старшина и главное лицо, то вот выведи этих артистов под ручки. Мамзелям
моим не ндравится, ежели здесь есть кто посторонний... Они стесняются, а я
за свои деньги желаю, чтобы они были в натуральном виде.
- Очевидно, этот самодур не понимает, что он не в хлеву! - крикнул
Жестяков. - Позвать сюда Евстрата Спиридоныча!
- Евстрат Спиридоныч! - понеслось по клубу. - Где Евстрат Спиридоныч?
Евстрат Спиридоныч, старик в полицейском мундире, не замедлил явиться.
- Прошу вас выйти отсюда! - прохрипел он, выпучивая свои страшные глаза
и шевеля нафабренными усами.
- А ведь испугал! - проговорил мужчина и захохотал от удовольствия. -
Ей-ей, испугал! Бывают же такие страсти, побей меня бог! Усы, как у кота,
глаза вытаращил... Хе-хе-хе!
- Прошу не рассуждать! - крикнул изо всей силы Евстрат Спиридоныч и
задрожал. - Выйди вон! Я прикажу тебя вывести!
В читальне поднялся невообразимый шум. Евстрат Спиридоныч, красный как
рак, кричал, стуча ногами. Жестяков кричал. Белебухин кричал. Кричали все
интеллигенты, но голоса всех их покрывал низкий, густой, придушенный бас
мужчины в маске. Танцы благодаря всеобщей сумятице прекратились, и публика
повалила из залы к читальне.
Евстрат Спиридоныч для внушительности позвал всех полицейских, бывших в
клубе, и сел писать протокол.
- Пиши, пиши, - говорила маска, тыча пальцем ему под перо. - Теперь что
же со мной, с бедным, будет? Бедная моя головушка! За что же губите вы меня,
сиротинушку? Ха-ха! Ну, что ж? Готов протокол? Все расписавшись? Ну, теперь
глядите!.. Раз...
два... три!!..
Мужчина поднялся, вытянулся во весь рост и сорвал с себя маску. Открыв
свое пьяное лицо и поглядев на всех, любуясь произведенным эффектом, он упал
в кресло и радостно захохотал. А впечатление действительно произвел он
необыкновенное. Все интеллигенты растерянно переглянулись и побледнели,
некоторые почесали затылки. Евстрат Спиридоныч крякнул, как человек,
сделавший нечаянно большую глупость.
В буяне все узнали местного миллионера, фабриканта, потомственного
почетного гражданина Пятигорова, известного своими скандалами,
благотворительностью и, как не раз говорилось в местном вестнике, - любовью
к просвещению.
- Что ж, уйдете или нет? - спросил Пятигоров после минутного молчания.
Интеллигенты молча, не говоря ни слова, вышли на цыпочках из читальни,
и Пятигоров запер за ними двери.
- Ты же ведь знал, что это Пятигоров! - хрипел через минуту Евстрат
Спиридоныч вполголоса, тряся за плечо лакея, вносившего в читальню вино. -
Отчего ты молчал? - Не велели сказывать-с!
- Не велели сказывать... Как засажу я тебя, анафему, на месяц, так
тогда будешь знать "не велели сказывать". Вон!!. А вы-то хороши, господа, -
обратился он к интеллигентам. - Бунт подняли! Не могли выйти из читальни на
десять минуток! Вот теперь и расхлебывайте кашу. Эх, господа, господа... Не
люблю, ей-богу!
Интеллигенты заходили по клубу унылые, потерянные, виноватые, шепчась и
точно предчувствуя что-то недоброе... Жены и дочери их, узнав, что Пятигоров
"обижен" и сердится, притихли и стали расходиться по домам. Танцы
прекратились.
В два часа из читальни вышел Пятигоров; он был пьян и пошатывался.
Войдя в залу, он сел около оркестра и задремал под музыку, потом печально
склонил голову и захрапел.
- Не играйте! - замахали старшины музыкантам. - Тсс!.. Егор Нилыч
спит...
- Не прикажете ли вас домой проводить, Егор Нилыч? - спросил Белебухин,
нагнувшись к уху миллионера.
Пятигоров сделал губами так, точно хотел сдунуть со щеки муху.
- Не прикажете ли вас домой проводить, - повторял Белебухин, - или
сказать, чтоб экипажик подали?
- А? Ново? Ты... чево тебе? - Проводить домой-с... Баиньки пора... -
До-домой желаю... Прроводи!
Белебухин просиял от удовольствия и начал поднимать Пятигорова. К нему
подскочили другие интеллигенты и, приятно улыбаясь, подняли потомственного
почетного гражданина и осторожно повели к экипажу.
- Ведь этак одурачить целую компанию может только артист, талант, -
весело говорил Жестяков, подсаживая его. - Я буквально поражен, Егор Нилыч!
До сих пор хохочу... Ха-ха... А мы-то кипятимся, хлопочем! Ха-ха! Верите? и
в театрах никогда так не смеялся... Бездна комизма! Всю жизнь буду помнить
этот незапамятный вечер!
Проводив Пятигорова, интеллигенты повеселели и успокоились.
- Мне руку подал на прощанье, - проговорил Жестяков, очень довольный. -
Значит, ничего, не сердится...
- Дай-то бог! - вздохнул Евстрат Спиридоныч. - Негодяй, подлый человек,
но ведь - благодетель!.. Нельзя!..