Антон Павлович Чехов. Рассказы
Мальчики
     -- Володя приехал! -- крикнул кто-то на дворе.
     -- Володечка приехали! --  завопила Наталья, вбегая  в столовую.--  Ах,
боже мой!
     Вся семья Королевых, с часу на час поджидавшая своего Володю, бросилась
к окнам. У подъезда стояли  широкие розвальни, и от тройки белых лошадей шел
густой  туман.  Сани  были  пусты, потому  что Володя  уже стоял  в  сенях и
красными,  озябшими  пальцами  развязывал башлык. Его  гимназическое пальто,
фуражка, калоши и волосы на висках  были  покрыты инеем, и весь он от головы
до ног издавал такой вкусный  морозный  запах, что, глядя  на него, хотелось
озябнуть  и сказать: "бррр!" Мать и тетка бросились обнимать и целовать его,
Наталья повалилась к его ногам и начала  стаскивать  с  него валенки, сестры
подняли визг, двери скрипели, хлопали,  а отец Володи в  одной  жилетке и  с
ножницами в руках вбежал в переднюю и закричал испуганно:
     -- А мы тебя еще вчера ждали! Хорошо доехал? Благополучно? Господи боже
мой, да дайте же ему с отцом поздороваться! Что, я не отец, что ли?
     -- Гав! Гав! -- ревел басом Милорд, огромный черный пес, стуча  хвостом
по стенам и по мебели.
     Все  смешалось  в один сплошной радостный звук,  продолжавшийся  минуты
две. Когда первый порыв радости прошел, Королевы заметили, что кроме Володи
     в передней находился  еще один  маленький человек, окутанный в  платки,
шали  и  башлыки  и покрытый  инеем; он  неподвижно стоял  в  углу  в  тени,
бросаемой 1 большою лисьей шубой.
     -- Володечка, а это же кто? -- спросила шепотом мать.
     -- Ах! --  спохватился  Володя.--  Это,  честь  имею  представить,  мой
товарищ Чечевицын, ученик второго класса... Я привез его с собой погостить у
нас.
     --  Очень приятно, милости просим!--сказал радостно отец.-- Извините, я
по-домашнему, без сюртука... Пожалуйте! Наталья, помоги господину Черепицыну
раздеться! Господи боже мой, да прогоните эту собаку! Это наказание!
     Немного  погодя  Володя  и  его  друг  Чечевицын,  ошеломленные  шумной
встречей и  все еще  розовые от холода, сидели за столом и пили  чай. Зимнее
солнышко, проникая  сквозь снег  и узоры  на окнах,  дрожало  на самоваре  и
купало  свои чистые лучи в  полоскательной  чашке. В  комнате было  тепло, и
мальчики чувствовали, как  в их озябших телах, не желая уступать друг другу,
щекотались тепло и мороз.
     --  Ну,  вот скоро  и  рождество! --  говорил  нараспев  отец, крутя из
темнорыжего табаку папиросу.--  А давно ли было  лето  и мать  плакала, тебя
провожаючи? Ан  ты и приехал... Время, брат, идет быстро! Ахнуть не успеешь,
как старость придет. Господин Чибисов, кушайте, прошу вас, не стесняйтесь! У
нас попросту.
     Три сестры  Володи,  Катя, Соня и Маша  --  самой старшей  из  них было
одиннадцать лет,--  сидели за столом и не отрывали глаз от нового знакомого.
Чечевицын был такого же возраста и роста, как Володя, но не так  пухл и бел,
а  худ, смугл,  покрыт  веснушками.  Волосы  у  него были щетинистые,  глаза
узенькие,  губы толстые, вообще был он очень  некрасив,  и если  б на нем не
было гимназической куртки,  то по наружности  его  можно было  бы принять за
кухаркина сына. Он  был  угрюм,  все время  молчал и ни разу  не  улыбнулся.
Девочки, глядя на него, сразу сообразили, что это, должно быть, очень  умный
и ученый  человек.  Он о чем-то  все  время думал  и  так  был  занят своими
мыслями, что когда его спрашивали о чем-нибудь, то он вздрагивал, встряхивал
головой и просил повторить вопрос.
     Девочки заметили, что и Володя, всегда веселый и разговорчивый, на этот
раз говорил мало,  вовсе не улыбался и как  будто даже не  рад был тому, что
приехал домой. Пока сидели за чаем, он обратился к сестрам только раз,  да и
то с какими-то странными словами. Он указал пальцем на самовар и сказал:
     --  А в Калифорнии вместо чаю пьют джин. Он  тоже  был  занят какими-то
мыслями, и, судя  по тем взглядам,  какими он изредка  обменивался с  другом
своим Чечевицыным, мысли у мальчиков были общие.
     После чаю все пошли в детскую. Отец  и девочки сели за стол  и занялись
работой,   которая  была   прервана  приездом  мальчиков.  Они   делали   из
разноцветной бумаги цветы  и бахрому для  елки.  Это  была  увлекательная  и
шумная работа. Каждый вновь сделанный цветок девочки встречали восторженными
криками, даже криками ужаса,  точно  этот цветок  падал с неба; папаша  тоже
восхищался и изредка бросал ножницы  на  пол, сердясь  на них за то, что они
тупы. Мамаша вбегала в детскую с очень озабоченным лицом и спрашивала:
     -- Кто взял мои ножницы? Опять ты, Иван Николаич, взял мои ножницы?
     -- Господи боже мой,  даже ножниц не дают! -- отвечал плачущим  голосом
Иван Николаич  и, откинувшись на спинку  стула,  принимал позу оскорбленного
человека, но через минуту опять восхищался.
     В  предыдущие свои приезды  Володя  тоже  занимался приготовлениями для
елки или бегал  на  двор поглядеть, как кучер и пастух делали снеговую гору,
но  теперь  он и  Чечевицын  не  обратили никакого внимания  на разноцветную
бумагу и ни разу даже не побывали в конюшне, а сели  у окна и стали о чем-то
шептаться;  потом  они  оба вместе  раскрыли географический  атлас  и  стали
рассматривать какую-то карту.
     -- Сначала  в Пермь...-- тихо говорил Чечевицын...--оттуда в  Тюмень...
потом Томск... потом...
     потом...  в  Камчатку...  Отсюда  самоеды  перевезут  на  лодках  через
Берингов пролив... Вот тебе и Америка... Тут много пушных зверей.
     -- А Калифорния? -- спросил Володя.
     -- Калифорния  ниже... Лишь бы в  Америку  попасть, а Калифорния  не за
горами. Добывать же себе пропитание можно охотой и грабежом.
     Чечевицын весь  день  сторонился девочек  и  глядел  на них исподлобья.
После вечернего чая случилось,  что  его  минут на  пять оставили  одного  с
девочками.  Неловко было молчать. Он сурово кашлянул, потер  правой  ладонью
левую руку, поглядел угрюмо на Катю и спросил:
     -- Вы читали Майн-Рида?
     -- Нет, не читала... Послушайте, вы умеете на коньках кататься?
     Погруженный в свои мысли, Чечевицын ничего не ответил на этот вопрос, а
только сильно  надул щеки  и сделал  такой вздох, как  будто  ему было очень
жарко. Он еще раз поднял глаза на Катю и сказал:
     -- Когда  стадо бизонов  бежит через пампасы, то дрожит  земля, а в это
время мустанги, испугавшись, брыкаются и ржут.
     Чечевицын грустно улыбнулся и добавил:
     -- А также индейцы нападают  на  поезда.  Но хуже  всего это  москиты и
термиты.
     -- А что это такое?
     --  Это  вроде  муравчиков,  только с крыльями.  Очень сильно кусаются.
Знаете, кто я?
     -- Господин Чечевицын.
     -- Нет. Я Монтигомо Ястребиный Коготь, вождь непобедимых.
     Маша,  самая маленькая девочка, поглядела  на него, потом  на окно,  за
которым уже наступал вечер, и сказала в раздумье:
     -- А у нас чечевицу вчера готовили.
     Совершенно непонятные слова Чечевицына и то,  что он постоянно шептался
с Володей,  и то, что Володя не играл, а все  думал о чем-то,-- все это было
загадочно и странно. И обе старшие девочки, Катя и Соня, стали зорко следить
за мальчиками. Вечером,  когда мальчики ложились спать, девочки подкрались к
двери  и подслушали  их  разговор.  О,  что они  узнали! Мальчики собирались
бежать  куда-то в  Америку добывать  золото;  у них для дороги  было уже все
готово:  пистолет,  два  ножа,  сухари,  увеличительное стекло для добывания
огня, компас и четыре рубля денег. Они узнали, что мальчикам придется пройти
пешком  несколько тысяч верст, а по дороге сражаться  с тиграми  и дикарями,
потом добывать золото и слоновую кость, убивать врагов, поступать  в морские
разбойники, пить джин и в конце концов жениться на красавицах и обрабатывать
плантации. Володя и Чечевицын  говорили и в увлечении перебивали друг друга.
Себя Чечевицын называл при этом так: "Монтигомо Ястребиный Коготь", а Володю
-- "бледнолицый брат мой".
     -- Ты смотри же, не говори маме,-- сказала Катя Соне, отправляясь с ней
спать.-- Володя привезет нам из Америки золота и слоновой кости,  а если  ты
скажешь маме, то его не пустят.
     Накануне сочельника  Чечевицын целый  день  рассматривал  карту  Азии и
что-то  записывал, а Володя, томный,  пухлый, как  укушенный пчелой,  угрюмо
ходил по комнатам и ничего не ел. И раз даже в  детской он остановился перед
иконой, перекрестился и сказал:
     --  Господи,  прости  меня  грешного!  Господи,  сохрани   мою  бедную,
несчастную маму!
     К  вечеру он  расплакался. Идя  спать, он  долго  обнимал  отца, мать и
сестер.  Катя и Соня  понимали, в чем тут дело, а  младшая, Маша,  ничего не
понимала, решительно ничего, и только при взгляде на Чечевицына задумывалась
и говорила со вздохом:
     -- Когда пост, няня говорит, надо кушать горох и чечевицу.
     Рано утром в  сочельник Катя и Соня тихо  поднялись  с постелей и пошли
посмотреть, как мальчики будут бежать в Америку. Подкрались к двери.
     -- Так  ты  не поедешь?  -- сердито спрашивал  Чечевицын.--  Говори: не
поедешь?
     -- Господи! -- тихо плакал Володя.-- Как же я поеду? Мне маму жалко.
     --  Бледнолицый  брат  мой,  я прошу тебя, поедем!  Ты же  уверял,  что
поедешь, сам меня сманил, а как ехать, так вот и струсил.
     -- Я... я не струсил, а мне... мне маму жалко.
     -- Ты говори: поедешь или нет?
     -- Я поеду, только... только погоди. Мне хочется дома пожить.
     --  В таком  случае  я сам  поеду!  --  решил Чечевицын.--  И  без тебя
обойдусь. А еще тоже хотел охотиться на тигров, сражаться! Когда  так, отдай
же мои пистоны!
     Володя  заплакал  так  горько,  что  сестры  не  выдержали и  тоже тихо
заплакали. Наступила тишина.
     -- Так ты не поедешь? -- еще раз спросил Чечевицын.
     -- По... поеду.
     -- Так одевайся!
     И  Чечевицын, чтобы  уговорить Володю, хвалил Америку, рычал  как тигр,
изображал  пароход, бранился, обещал отдать Володе всю слоновую кость и  все
львиные и тигровые шкуры.
     И  этот худенький смуглый мальчик со  щетинистыми волосами и веснушками
казался девочкам необыкновенным, замечательным. Это  был герой, решительный,
неустрашимый  человек, и рычал он  так, что,  стоя за дверями,  в самом деле
можно было подумать, что это тигр или лев.
     Когда девочки вернулись к себе и одевались, Катя с глазами полными слез
сказала:
     -- Ах, мне так страшно!
     До двух часов, когда сели обедать,  все было  тихо, но  за обедом вдруг
оказалось, что мальчиков нет  дома. Послали в людскую, в конюшню, во флигель
к приказчику -- там их не было. 'Послали  в деревню -- и там не нашли. И чай
потом  тоже  пили  без  мальчиков,  а когда садились ужинать,  мамаша  очень
беспокоилась, даже плакала. А ночью опять ходили в деревню, искали, ходили с
фонарями на реку. Боже, какая поднялась суматоха!
     На  другой день приезжал урядник, писали  в  столовой  какую-то бумагу.
Мамаша плакала.
     Но  вот  у крыльца остановились розвальни,  и от  тройки белых  лошадей
валил пар.
     -- Володя приехал!--крикнул кто-то на дворе.
     -- Володечка приехали! -- завопила Наталья, вбегая в столовую.
     И Милорд залаял басом: "Гав! гав!" Оказалось, что мальчиков задержали в
городе,  в  Гостином дворе  (там они ходили и все спрашивали,  где продается
порох).  Володя, как  вошел в переднюю,  так и зарыдал и бросился  матери на
шею. Девочки, дрожа, с  ужасом думали о том, что теперь  будет, слышали, как
папаша  повел Володю  и  Чечевицына  к себе в кабинет и долго там говорил  с
ними; и мамаша тоже говорила и плакала.
     --  Разве  это  так можно? --  убеждал  папаша.-- Не дай бог, узнают  в
гимназии,  вас исключат. А  вам стыдно,  господин  Чечевицын! Нехорошо-с! Вы
зачинщик  и, надеюсь, вы будете  наказаны вашими  родителями.  Разве это так
можно? Вы где ночевали?
     -- На вокзале! -- гордо ответил Чечевицын.
     Володя потом лежал, и ему к голове  прикладывали полотенце, смоченное в
уксусе. Послали  куда-то телеграмму, и  на  другой день приехала  дама, мать
Чечевицына, и увезла своего сына.
     Когда  уезжал  Чечевицын, то лицо у  него было  суровое,  надменное, и,
прощаясь  с девочками, он  не  сказал  ни  одного слова; только взял у  Кати
тетрадку и написал в знак памяти:
     "Монтигомо Ястребиный Коготь".