---------------------------------------------------------------
 Terry Pratchett. Good omens; american edition, 1992
 Добрые предзнаменования; американское издание
 Переводчик: Виктор Вербицкий, 1999
---------------------------------------------------------------


     Мистический черно-юмористический роман.
     Перевод с английского В. Вербицкого, 1999 г.

     Авторы присоединяются  к демону Кроули и  посвящают эту книгу памяти Г.
К. Честертона -- человека, который знал, что происходит.



     Был славный денек. Собственно,  пока все деньки такими были... Их  было
уже гораздо больше, чем семь, а дождь пока не был изобретен. Но собирающиеся
к востоку от  Эдема  тучи  ясно показывали, что собиралась первая  серьезная
гроза...
     Ангел  Восточных Врат прикрыл  голову  крыльями,  защищаясь  от  первых
капель.
     -- Прости, -- сказал он вежливо. -- Что ты говорил?
     -- Я сказал, ну прям как свинцовый шарик, -- отозвался змей.
     -- А. Точно, -- кивнул ангел, которого звали Азирафаил.
     -- По-моему,  это уж слишком! --  заметил змей.  --  Ну да, да,  первое
оскорбление  и все  такое -- но что плохого в знании разницы между  добром и
злом?
     -- Должно  быть плохо,  --  ответил Азирафаил, причем по  тону его было
заметно, что он и сам не  понимает, в чем дело, и это его волнует,  -- иначе
ты бы не участвовал.
     --  Да мне просто сказали, ступай  туда, устрой заварушку, --  вздохнул
змей, которого  звали Краули [От англ.  crawl -- ползать, Кроули, но я решил
так  перевести,  чтобы была разница с Кроули/Crowley,  образованным от этого
слова. Прим. перев.], но он подумывал о  том, чтобы имя изменить --  Краули,
казалось ему, вовсе не его имя.
     --  Да, но ты же демон, -- заметил  Азирафаил. --  Не знаю, возможно ли
вообще  для  тебя  добро  делать...  Природа твоя, понимаешь  ли  --  ничего
личного, конечно.
     --  Признай, как-то это странно  было,  --  заметил Краули. --  То бишь
показывание  дерева, громкие слова  "Это Не  Трогайте" -- каждое  с  большой
буквы... Не слишком скрытно, а? Я имею в виду, почему бы его не поместить на
высокую гору или далеко-далеко? Заставляет задуматься, что Он на  самом деле
запланировал.
     -- Лучше не задумываться, я так всегда  говорил, -- ответил  Азирафаил.
-- С основами мира лучше не разбираться, я так  считаю... Просто надо знать,
что есть  Хорошее, есть Плохое, и если надо  было  Хорошее делать,  а сделал
Плохое -- должен быть наказан. Н-да...
     Они сидели, смущенно молча, и наблюдали, как  дождь мочит первые цветы.
В конце концов Краули нарушил молчание...
     -- Разве у тебя не было пламенного меча? -- спросил он.
     -- Ну-у, -- протянул ангел, выражение вины пробежало по его лицу, потом
решилось и раскинуло там лагерь.
     -- Точно-точно! -- кивнул Краули. -- Прямо как огонь был...
     -- Ну, да...
     -- Такой роскошный был!
     -- Ну, в общем, да...
     -- Потерял его, верно?
     -- О нет! Не потерял, скорее...
     -- Ну?
     Азирафаил выглядел совершенно разбито.
     -- Ну, если  тебе так  хочется  знать, ладно... --  сказал  он  немного
раздраженно. -- Я его отдал.
     Краули на него уставился.
     -- Ну, надо  было,  --  сказал  ангел,  смущенно  потирая руки.  -- Им,
бедняжкам, так холодно было, она уже беременна, а там такие  злобные  звери,
да еще и гроза -- ну, я и подумал, и  что тут можно обозвать злым делом, и я
сказал, если вернетесь, все выстроятся, вас пускать не будут, а меч вам этот
пригодится, это точно,  держите, только  не  благодарите, просто будет  всем
лучше, и поосторожней с пребыванием на солнце.
     Он смущенно улыбнулся Краули.
     -- Ведь так всем будет лучше, верно?
     -- Что-то  я  сомневаюсь, что ты  можешь  делать  злые  дела, -- сказал
Краули саркастично. Азирафаил не заметил тона.
     --  Надеюсь, --  пробормотал он. -- Ох, надеюсь... Весь вечер  меня это
волновало!
     Какое-то время они понаблюдали за дождем.
     --  Знаешь, что смешно? -- бросил  затем Краули. -- Меня  волнует, а не
было ли добром это дело  с яблоком... Если  демон сделал добро, это для него
серьезная  проблема... --  Он пихнул ангела  в  бок.  --  Что,  если мы  оба
ошиблись, а? Я добро сделал, ты -- зло? Смешно-то как было бы!
     -- Не думаю, -- покачал головой Азирафаил.
     -- Да, наверное, ты прав, -- кивнул Краули, взглянув на дождь и придя в
себя.
     Черные тучи закрывали небо над Эдемом.  Меж холмами гремел гром. Совсем
недавно  названные животные ежились  под  дождем.  Далеко-далеко,  в сыром и
мрачном лесу, что-то яркое, огненное сверкало между деревьями.
     Впереди была темная ночь, ночь грозовая...



     Рассказ  об  определенных  происшествиях,   произошедших  за  последние
одиннадцать лет жизни человечества -- как и было предсказано в "Прелестных и
аккуратных пророчествах Агнес Безумцер".

     Записали,  подредактировали,  добавили  обучающие  сноски   и  указания
мудрецам Нил Гейман и Терри Пратчетт.

     Действующие лица.

     Сверхъестественные создания.

     Бог (Бог).
     Метатрон (Глас Божий).
     Азирафаил (ангел, также торгует редкими книгами).
     Сатана (Падший Ангел; Мятежник).
     Вельзевул (Тоже Падший Ангел, Адский Князь).
     Хастур (Падший Ангел, Адский Герцог).
     Лигур (Тоже Падший Ангел, Адский Герцог).
     Кроули (Ангел, который не Падал, скорее Тихо Скатывался Вниз).

     Всадники Апокалипсиса

     СМЕРТЬ (Смерть).
     Война (Война).
     Глад (Глад).
     Загрязнение (Загрязнение).

     Люди

     Не-Возжелай-Жену-Ближнего-Своего Пульцифер (Охотник на Ведьм).
     Агнес Безумцер (Ведьма).
     Ньютон Пульцифер (Клерк, распределяющий зарплаты,  солдат -- Охотник на
Ведьм).
     Анафема Приббор (Оккультист-практик, потомок профессионалов).
     Шедвелл (Сержант Охотников на Ведьм).
     Мадам Трейси  (Бесстыдница  [Любопытно, что в английском  одно из слов,
это  значащее  -- здесь  использовано  именно оно --  имя жены  Ахава,  царя
Израиля.   Прим.  перев.]  В   Картинках   (Только   утром,   в  четверг  по
предварительной договоренности), медиум).
     Сестра  Мэри  Болтливая (Монашка-сатанистка из  Чирикающего Ордена  Св.
Берил).
     Мистер Янг (Отец).
     Мистер Тайлер (Председатель Ассоциации Резидентов).
     Разносчик.

     Они

     АДАМ (Антихрист).
     Пеппер (Девочка).
     Венслидэйл (Мальчик).
     Брайан (Мальчик).

     Большая  куча Тибетцев, Пришельцев, Американцев,  Жителей  Атлантиды  и
других странных, редких Созданий Последних Дней.



     Пес (Адская гончая, гроза котов).



     Нынешние теории о  создании Вселенной  утверждают, что, если ее  вообще
создали,   она   не   родилась  сама,   неофициально,   создание   произошло
десять-двадцать  миллиардов  лет  назад. Эти  же  теории говорят,  что Земле
что-то типа четырех с половиной миллиардов лет.
     Ошибаются
     Средневековые еврейские  исследователи заявляли, что дата  Создания  --
3760 год  до н.э,  греческие теологи-ортодоксы отодвинули его аж на 5508 год
до н.э.
     И эти предположения ошибочны
     Епископ Джеймс  Ашер (1580-1656) опубликовал  "Annalis  Veteris et Novi
Testamenti"  в  1654,  в  этой книге он предположил,  что  Небо и Земля были
созданы  в 4004 году до н.э. Один из его помощников продолжил расчеты и смог
триумфально объявить, что  Земля была создана  в воскресенье, 21-ого октября
4004  года  до н.э., ровно в  9:00, потому что  Господь  любил работать рано
утром, когда Он чувствовал себя свежим.
     Ошибка есть и здесь. Почти на четверть часа.
     Все эти окаменевшие скелеты динозавров -- шутка, которой пока не поняли
палеонтологи.
     Это доказывает две вещи...
     Во-первых,  Бог  думает  совершенно  непонятно для человечества,  можно
сказать, что его  мысли  бегают  по кругу... Он играет в  необъяснимую  игру
собственного  изобретения,  которую  остальные  игроки [Т.е. все  остальные.
Прим. авт.] могут  сравнить лишь с усложненной  версией  покера --  в темной
комнате, с пустыми  картами,  со ставками, взмывающими  до бесконечности,  с
раздающим карты, который вам не говорит правил и все время улыбается.
     Во-вторых, Земля -- Весы.
     Астрологический прогноз  для Весов  в колонке  "Ваши звезды на сегодня"
Тадфилдского "Рекламирующего" на день начала истории гласит следующее:
     Весы. 24 сентября-23 октября.
     Вам может казаться, что постоянно делаете одну и ту же дурацкую работу.
Дома и в  семье  проблемы давно  тлеют -- вот-вот  вспыхнут  ярким пламенем.
Избегайте ненужных  рисков. Важно найти друга. Не принимайте важных решений,
пока не ясно,  что впереди. Могут быть сегодня  проблемы с животом, так  что
избегайте салатов. Помощь может придти из неожиданного источника.

     Все, кроме кусочка про салаты, совершенно верно.


     Это не была темная, грозовая ночь.
     Должна была быть, но с погодой  не  поспоришь.  На каждого сумасшедшего
ученого, в ночь завершения  Великой Работы которого была  гроза,  приходятся
дюжины  сидевших в ожидании  под мирными звездами, пока служка  высчитывает,
сколько придется бессмысленно торчать.
     Но да не  покажется никому, что все спокойно, из-за тумана (позже будет
дождь, температура упадет примерно  до 45  градусов по Фаренгейту). То,  что
ночь тиха, вовсе не  значит, что силы  тьмы спят...Они  никогда не спят. Они
везде.
     Так было, есть и будет. В этом-то все и дело.
     Двое из  них  скрывались на разрушенном кладбище. Две темные  фигуры --
одна согнутая,  небольшая,  другая прямая и пугающая, обе могли бы завоевать
приз  на  Олимпийских играх  -- если бы  так было  соревнование,  в  котором
побеждает  скрывающийся  лучше  других...  Если  бы Брюс Спрингстин  записал
"Рожден , Чтобы Скрываться", эта парочка красовалась бы на обложке. Уже  час
скрывались они в тумане, но они привыкли,  могли --  если понадобится -- всю
ночь скрываться,  и все  равно  осталось бы достаточно ярости  для последних
моментов -- скрывания незадолго до зари.
     Наконец, после еще двадцати минут, один из них сказал:
     -- Вот гадина! Часы назад должен был быть.
     Говорившего звали Хастур. Он был Адский Герцог.


     Многие феномены  -- войны, чума, неожиданные ревизии -- были  объявлены
уликами  вмешательства Сатаны  в дела человечества, но  на  каждом  собрании
занимающихся демонологией лондонское шоссе М-25  считается  одним из главных
кандидатов на Экспонат А.
     Где они ошибаются, конечно, это  в предположении, что проклятая  дорога
зла только  из-за невероятного количества схваток и раздражения, что  на ней
каждый день происходят.
     Лишь немногие  жители Земли  знают, что М-25 образует  знак "огедра"  в
языке  Черных  Жрецов  Древнего  Му,  который  значит "Слава Великому Зверю,
Пожирателю  Миров".  Тысячи  автомобилистов,  что  ежедневно  проносятся  по
похожему на змея шоссе, имеют такой же эффект, как выливаемая на молитвенное
колесо вода  --  создают бесконечный  туман  зла  низкого качества,  который
загрязняет атмосферу на мили и мили вокруг.
     Это было  одно  из  лучших достижений Кроули. Пришлось годы повозиться,
чтобы добиться успеха,  три раза позаниматься хакерством, дважды вламываться
в здание, дать одну маленькую взятку и -- в одну мокрую ночь после того, как
все другое провалилось --  два  часа провести на размокшем поле, переставляя
маркеры  на  небольшое,  но  оккультистски  важное количество  метров. Когда
Кроули случалось увидеть первый кусок в тридцать миль  длиной, он  испытывал
замечательное ощущение отлично проделанной плохой работы.
     Его за нее похвалили.
     В настоящий момент  Кроули ехал  со  скоростью  110 миль  в  час где-то
восточнее Слау. Ничего  в  нем не было  демонического, во всяком  случае  по
классическим стандартам.  Ни  рогов, ни  крыльев... Слушал  кассету  "Лучшие
песни Queen", но из этого  никаких  выводов делать не следует  -- ведь любая
кассета,  оставленная  в машине больше, чем на две  недели,  превращается  в
такую. Никаких особо демонических мыслей не было  и у него  в сознании. Если
быть точным, он пытался понять, кто такие Мо и Чендон.
     У Кроули были темные волосы, хорошие лицевые мускулы, он носил туфли из
змеиной кожи  --  то есть  по-видимому, он мог  совершенно удивительные вещи
проделывать с языком. И, когда забывался, шипел.
     Еще он мало мигал.
     Ехал  он в  черном  "Бентли" 1926-ого  года, который  знал лишь  одного
владельца  со времени выпуска  (этим владельцем  был Кроули). Он заботился о
машине.
     Опаздывал  Кроули потому,  что ему очень нравился двадцатый век. Он был
лучше семнадцатого, гораздо  лучше четырнадцатого. О Времени, говорил всегда
Кроули,  можно  сказать кое-что  приятное, например,  оно  дальше  и  дальше
уносило  его  от  четырнадцатого века, самого  скучного  столетия на Божьей,
извините, пожалуйста [В оригинале excuse his  French,  такое говорят,  когда
что-то сделали неприличное -- рыгнули за столом, скажем, или... Ну, в общем,
вы поняли. Прим.  перев.], Земле. О двадцатом  веке можно многое сказать, но
он  уж  точно не скучен.  Мигающий  голубой  огонек  в заднем стекле говорил
Кроули, что последние пятьдесят секунд его преследовали двое, которые хотели
сделать этот век еще более интересным
     Он  взглянул  на  часы,   которые  были  сделаны  для  такого  богатого
ныряльщика,  который не прочь узнать,  какое время  в двадцать одной столице
мира, пока  он  исследует  рельеф дна  [Их  сделали специально  для  Кроули.
Специально  изготовить  один  чип  стоило  кучу  денег, но  он мог  себе это
позволить.  Эти часыпоказывали время в двадцати  столицах и столице в Другом
Месте, где всегда одно время -- Слишком Поздно. Прим. авт.].
     "Бентли"  съехал  с  бордюра, немного проехал  на  двух  колесах, затем
покатился по листьям. Голубой огонь последовал за ним.
     Кроули вздохнул,  поднял  одну руку  от  руля, повернулся вполоборота и
нарисовал за плечом сложный знак.
     Голубой   огонь   остался   далеко   позади,  ибо  полицейская   машина
остановилась,  удивив  своих  пассажиров.  Но  это  удивление  --  ничто  по
сравнению с  тем,  что они испытали, когда открыли капот и  узнали, чем стал
мотор.


     На кладбище Хастур, высокий демон, протянул  самокрутку  Лигуру,  более
низкому и более незаметному.
     -- Вижу свет, -- сказал он. -- Сволочь приближается.
     -- На чем это он едет? -- спросил Лигур.
     -- Это  машина. Экипаж без лошадей, -- пояснил Хастур. -- Думаю, их еще
не  было, когда  ты здесь в  прошлый раз был. Во  всяком случае, в свободном
пользовании.
     -- Человек спереди был с красным флагом, -- вспомнил Лигур.
     -- С тех пор они несколько продвинулись.
     -- А что за тип этот Кроули? -- спросил Лигур.
     --  Он  здесь  слишком долго был, --  сказал Хастур и сплюнул.  -- Аж с
начала. Слишком на людей похож стал, кажется мне. Ездит в машине с телефоном
внутри...
     Лигур  задумался  об этом.  Как и многие  другие демоны, он очень плохо
разбирался в  технологии, а когда он собрался  наконец сказать  что-то вроде
"Должно  быть,  нужна  этому  телефону  куча  проводов",  "Бентли"  как  раз
затормозил у кладбищенских ворот.
     -- Еще в темных очках ходит, -- фыркнул Хастур, -- даже когда не нужны.
Слава Сатане! -- повысил он голос.
     -- Слава Сатане! -- эхом откликнулся Лигур.
     -- Привет,  -- отозвался Кроули, легонько  махнув рукой. -- Простите за
опоздание --  я  по  А-40 ехал,  знаете,  какое движение у Дэнхема, потом  я
попытался срезать в сторону Леса Чорли, и тогда...
     -- Теперь, когда мы все собрались, давайте вспомним Дела Дня, -- сказал
Хастур грозно.
     -- Ага.  Дела, -- отозвался  Кроули,  выглядя  несколько  виновато, как
некто,  кто впервые после  долгого перерыва пришел в церковь и  забыл, когда
надо вставать.
     Хастур прочистил горло.
     -- Я  соблазнил священника, -- продекламировал он. -- Шел он  по улице,
прелестных девушек увидел -- я поместил в его сознание Сомнение... Он был бы
святым, а теперь будет нашим -- через десять лет.
     -- Неплохо, -- заметил Кроули.
     -- Я развратил политика, -- проговорил Лигур. -- Заставил подумать, что
маленькая взятка -- не страшно. Через год он будет нашим.
     Двое выжидательно посмотрели на Кроули, который широко им улыбнулся.
     -- Вам это понравится, -- бросил он.
     Его улыбка стала еще шире, да еще и заговорщицкой.
     -- Я все  переносные телефонные системы Центрального Лондона  сломал на
сорок пять минут ланча, -- с усмешкой произнес он.
     Последовало молчание, лишь машины ревели вдали.
     -- Да? -- произнес Хастур. -- И что потом?
     -- Слушайте, это было трудно было, -- бросил Кроули.
     -- Это все? -- спросил Лигур.
     -- Слушайте...
     --  И как это связано со  сбором душ для нашего повелителя?  -- спросил
Хастур.
     Кроули собрался.
     Что он мог им  сказать? Что двадцать  тысяч человек сильно разозлились?
Что по всему  городу застопорилось движение  транспорта  по его артериям?  А
потом пришли все назад, выместили все  на  секретаршах,  или на  следящих за
движением,  или на ком-то еще, а те --  на других? Использовав тысячи хитрых
методов, которые -- и это  лучше всего -- сами выдумали. И так до конца дня.
Эффекты рассчитать  было  невозможно.  На тысячах  и тысячах  душ  появились
пятнышки грязи, и нужно было лишь небольшое усилие.
     Но демонам типа  Лигура и Хастура  такое не  скажешь. Оба с сознаниями,
идеальными для четырнадцатого века.  Годы проводят, черня одну душу. Да, да,
это  было  мастерство, но теперь  пришло время думать по-другому. Масштабно,
широко...  В  мире  пять  миллиардов  жителей,  больше  нельзя  работать   с
одиночками,  надо  распределять  усилия.  Вот только  демоны  типа Хастура и
Лигура  не  поймут. Они  бы  никогда  не придумали  телевидение на  диалекте
Уэльса, к примеру. Или налог, зависящий от объема. Или Манчестер.
     Манчестером он особенно гордился.
     --  Известные  Силы,  похоже,  довольны,  --  буркнул  он.  --  Времена
меняются. Так из-за чего мы все здесь?
     Хастур что-то поднял из-за могилы.
     -- Из-за этого, -- выплюнул он.
     Кроули уставился на корзинку.
     -- О, -- выдавил он. -- Нет.
     -- Да, -- откликнулся Хастур, усмехаясь.
     -- Уже?
     -- Да.
     -- И я, э, должен...?
     -- Да, -- ответил Хастур, наслаждаясь моментом.
     -- Но почему я? -- спросил Кроули  отчаянно. -- Вы же меня знаете!  Это
не для меня работа, Хастур...
     -- Для  тебя, для тебя, --  усмехнулся  Хастур.  -- Твоя главная  роль.
Бери... Сам сказал, времена меняются.
     -- Ага, -- хихикнул Лигур. -- К концу подходят.
     -- Почему я?
     -- Ясно  же, ты  главным нравишься, -- сказал  Хастур грозно. -- Думаю,
Лигур правую руку отдал бы за такой шанс.
     -- Точно, -- кивнул Лигур. "Чью-то, конечно, -- добавил он про себя. --
Такая куча вокруг, бессмысленно хорошей жертвовать".
     Хастур достал доску из глубин своего одеяния.
     -- Подпишись. Здесь, -- произнес  он, сделав  ужасно долгую паузу между
словами.
     Кроули пошарил во внутреннем кармане  и достал ручку. Она была тонкая и
абсолютно темная. Выглядела, как будто все рекорды скорости побить может.
     -- Славная ручка, -- восхитился Лигур.
     -- Под водой писать может, -- пробормотал Кроули.
     -- Интересно, что они еще придумают? -- подумал вслух Лигур.
     --  Что  бы это  ни было, лучше  им его  поскорей придумать,  -- бросил
Хастур. -- Нет. Не А. Дж. Кроули. Твое истинное имя.
     Кроули мрачно кивнул и нарисовал сложный, извивающийся знак  на бумаге,
прикрепленной к  доске.  Он  недолго горел в  темноте, всего  секунду, потом
потух.
     -- И что теперь делать? -- спросил он.
     -- Получишь  инструкции,  --  нахмурился  Хастур. --  Чего  волнуешься,
Кроули? Века работали ради момента, который теперь так близко!
     -- Да,  точно, -- ответил Кроули. Теперь он не выглядел как тот крепкий
парень, что  так крепко  сжимал  руль  "Бентли"  несколько  минут назад.  Он
выглядел как жертва...
     -- Близко уж вечного триумфа время!
     -- Ага... Вечного, -- буркнул Кроули.
     -- Ты судьбы сией славной орудием будешь!
     --  Ага...  Орудием,  --  пробормотал  Кроули.  Он аккуратно  подхватил
корзинку --  так, словно  боялся, что она  взорвется.  Что, образно  говоря,
скоро и произойдет.
     -- Э, ладно, -- сказал он. -- Я, э, пойду тогда. Верно? Покончу с этим.
Не  то  чтобы я  хотел с этим покончить,  --  добавил  он быстро, зная,  что
последует  за  докладом  Хастура не в  его  пользу.  --  Вы  меня  знаете...
Старателен.
     Старшие демоны промолчали.
     --  Ну,  я пошел, -- закончил Кроули. -- Заходите, если что... а-а, да,
куда заходите-то...? Э... Здорово. Отлично. Чао.
     Глядя на "Бентли", уезжающий все дальше и дальше во тьму, Лигур спросил
у Хастура:
     -- Чего это он сказал в конце?
     --  Итальянское слово, -- откликнулся Хастур. -- Значит, кажется, "есть
хочу".
     --  Да?  Необычное  тогда  прощанье! -- Лигур  уставился на удаляющиеся
огни. -- Ты ему доверяешь? -- спросил он.
     -- Нет, -- ответил Хастур.
     --  Точно, -- кивнул Лигур. Если бы демоны друг другу доверяли, добавил
он про себя, был бы мир совсем другим.


     Где-то  к  западу от Эмершема несся сквозь  ночь  Кроули...  Схватил не
глядя кассету, попытался, не отрываясь от руля, вытащить ее из пластмассовой
обложки.  "Времена года"  Вивальди, прочел  он в свете лампы -- отлично, как
раз такая спокойная музыка ему теперь нужна...
     Он вставил ее в "Блаупункт".
     --  Обожеобожеобожеобоже.  Почему  сейчас? Почему я?  --  бормотал  он,
обмываемый знакомой музыкой "Queen".
     -- ПОТОМУ ЧТО ТЫ ЭТО ЗАСЛУЖИЛ,  КРОУЛИ, --  неожиданно заговорил с  ним
Фредди Меркьюри.
     Кроули  тихо-тихо  благословил   ситуацию.  Это   была  его   идея   --
использовать электронику для связи, Низу она понравилась, и, как обычно, все
по-своему там сделали... Он надеялся их уговорить на  "Cellnet" подписаться,
а они вместо этого просто вклинивались  в то,  что  он  в это  время слушал,
меняли это и говорили...
     Кроули сглотнул.
     -- Премного благодарен, повелитель, -- выдавил он.
     -- В ТЕБЯ Я ВЕРЮ, КРОУЛИ.
     -- Спасибо, повелитель.
     -- ВАЖНА СИЯ РАБОТА, КРОУЛИ.
     -- Знаю, знаю...
     -- ОНА -- САМАЯ ВАЖНАЯ, КРОУЛИ.
     -- Не волнуйтесь, повелитель, оставьте мне проблемы...
     -- ТАК,  КРОУЛИ,  МЫ И СДЕЛАЛИ.  ЕСЛИ ПРОВАЛИШЬСЯ, ВСЕ СВЯЗАННЫЕ С  НЕЮ
ПОСТРАДАЮТ... И ТЫ, КРОУЛИ. ОСОБЕННО ТЫ.
     -- Понятно, повелитель.
     -- ВОТ ТВОИ ИНСТРУКЦИИ, КРОУЛИ.
     И  моментально знания очутились в его голове... Как он  это  ненавидел!
Могли ему также легко сказать, не  обязательно было холодное знание вживлять
в его мозг. Надо было приехать в определенный госпиталь.
     -- Буду там через пять минут, повелитель, нет проблем.
     -- ХОРОШО. Я вижу маленький силуэт человека  скарамуч скарамуч потанцуй
фанданго...
     Кроули пнул руль.  Все  так здорово  шло, за эти века он  столько всего
сумел  захватить...  Да, вот так всегда, думаешь, ты на вершине мира,  и тут
вдруг Армагеддон  на тебя  валят.  Великая  Война, Последняя  Битва.  Небеса
против  Ада, три  раунда, один падет -- без права  на обжалование. И  все...
Никакого тебе мира --  это  же и  значит гибель мира.  Никакого мира. Только
Небеса без конца или -- смотря за кем будет победа -- Ад  без конца.  Кроули
не знал, что хуже.
     Нет, по определению, понятно, Ад хуже. Но Кроули Небеса помнил, немного
на  них было  с Адом совпадений,  но были. К  примеру, нигде нет  нормальных
напитков... И скука Небес почти настолько же плоха, как возбужденье Ада.
     Но сбежать было нельзя. Нельзя быть демоном и иметь право выбора.
     ...Я тебя не отпущу (Отпусти его)...
     Что ж, по крайней  мере не  в  этом  году все случится...  Будет время,
чтобы с делами разобраться. С фьючерсными контрактами, к примеру.
     Интересно, гадал он, а  что произойдет, если он просто остановит машину
на этой темной,  сырой и  пустой дороге, возьмет корзинку  в руки, раскрутит
хорошенько и отпустит...
     Что-то страшное, вот что.
     Он  был когда-то ангелом. Не собирался Падать, просто приятелями не  те
были.
     "Бентли"  продирался сквозь тьму с  указателем  количества  топлива  на
нуле.  Уже больше шестидесяти  лет он был на нуле... Есть и  хорошее в жизни
демона. К  примеру,  бензин  не нужно было покупать.  Единственный раз купил
Кроули бензин в  1967-ом -- чтобы бесплатно получить в придачу дырки от пуль
в стекле кабины, как у Джеймса Бонда -- очень тогда хотелось.
     На   заднем   сидении   созданье   в  корзине  начало  плакать   криком
только-только родившегося, так похожим  на сирену -- предупрежденье об атаке
с воздуха. Высок. Бессловесен. И стар.


     "Неплохая больница, -- думал мистер Янг. -- Была бы и тихой, если бы не
монашки".
     Монашек он любил. Не то чтобы были в голове, понимаете ли, не те мысли.
Нет,  если уж  избегать хождения в  церковь, он  четко  избегал  хождения  в
церковь Св. Сэсила и Всех  Ангелов, самая настоящая Х. и Е., даже и подумать
не мог об избегании  какой еще. У всех остальных  запах был не тот -- лак  у
Низких, несколько подозрительный у Высоких. Глубоко в кожаном кресле  своего
духа мистер Янг знал, что Богу неудобно из-за таких вещей...
     Но  видеть монашек  вокруг он  любил, так же,  как любил видеть  вокруг
Армию  Спасения.  Испытывал  ощущение, что  все  было нормально,  что где-то
поддерживали люди мир на его оси.
     С Чирикающим Орденом Св. Берил, однако, это  было его первое знакомство
[Святая Берил Артикулатус из Кракова была замучена в пятом веке. По легенде,
Берил  была  молодой женщиной, против своей воли  замуж выданной за варвара,
принца Казимира. В свадебную ночь молила она Господа о вмешательстве, ожидая
смутно  появления  чудесной  бороды,  и  для  этого  случая  уж  приготовила
маленькую  бритву  с ручкой из  слоновой  кости,  подходящую для дам. Вместо
этого Господь даровал  Берил чудесную возможность без  умолка трещать о том,
что было на душе, перескакивая частенько бессвязно, не останавливаясь на еду
или дыханье.
     По  одной версии легенды, Берил задушил принц  Казимир через три недели
после свадьбы, так и не испробовав женатой жизни. Умерла она девственницей и
мученицей, чирикая до конца.
     По другой версии, Казимир купил затычки для ушей и она умерла в кровати
с ним, в возрасте шестидесяти двух лет.
     Чирикающий орден Святой Берил  связан клятвой подражать  ей  все время,
кроме второй половины дня четверга, когда разрешается монашкам заткнуться и,
если  хотят,  поиграть  в настольный теннис.  Прим.  авт.].  Дейдра  с  ними
познакомилась,  когда с  какой-то из  своих проблем разбиралась --  небось о
неприятных    южноамериканцах,    дерущихся     с     другими    неприятными
южноамериканцами,  и  о священниках,  подзуживающих  их  вместо того,  чтобы
заниматься  должными  делами  --  организовывать  кампанию очистки  церквей,
скажем.
     Дело  было  в  том, что монашки  должны  молчать. У них для  этого была
подходящая форма, как  у тех  штук  в комнатах где,  как  смутно  припоминал
мистер  Янг,  тестируют  звуковую аппаратуру.  Не  должны они были...  ну...
чирикать все время.
     Он  набил трубку табаком -- так называемым табаком, вернее,  не  то что
тот, что когда-то был, -- и задумался, что будет, если спросить у монашек, а
где  мужская  комната. Папа,  небось,  пошлет суровую  буллу..  Он  с трудом
переменил положение и бросил взгляд на часы.
     Что  ж,  по крайней  мере монашки  отказались от  его  присутствия  при
рождении. Дейдра  так этого  хотела...  Опять читала! Один  ребенок ведь был
уже,  и вдруг  говорит,  что рождение  --  самое радостное ощущение из  тех,
которыми  двое могут  поделиться...  Да, разрешил самой газеты выписывать, и
вот что  вышло. Не доверял мистер Янг газетам, у которых страницы назывались
"Стиль жизни" или "Варианты".
     Нет, он  был  не  против,  чтобы  двое делились радостью.  Это  как раз
нормально... Миру этого нужно больше. Но он совершенно ясно заявил, что этой
радостью Дейдре придется делиться с самой собой.
     И  монашки согласились. Не видели  причин, по которым  нужно  впутывать
отца в рождение  ребенка. "А ведь, --  добавил  мистер Янг, -- они небось не
видели причин, по которым отца надо впутывать куда-нибудь еще".
     Он  закончил  вбивать  в трубку  так  называемый  табак и  взглянул  на
маленькое объявление на стене комнаты ожидания, которое говорило, что -- для
собственного  удобства  -- он  не должен  курить. Для собственного удобства,
решил он, пойдет постоит  на крыльце. Если там был для  его удобства удобный
куст, еще лучше.
     Пройдя  по пустым  коридорам, он нашел дверь,  ведущую в залитый дождем
двор, полный священных мусорных баков.
     Он поежился и сделал домик из рук -- чтобы можно было зажечь трубку.
     С  ними ,  с женами, это происходило  в определенном возрасте. Двадцать
пять тихих лет, и вдруг они начинают делать эти.. как их...  аэроботические,
кажется... упражнения  в розовых носках с отрезанным передом и упрекать тебя
за то,  что  никогда не приходилось зарабатывать на жизнь. Это гормоны,  или
что-то вроде.
     Большая черная машина затормозила у  баков.  Молодой человек  в  темных
очках выпрыгнул в морось, держа что-то типа люльки, и пополз ко входу.
     Мистер Янг вытащил трубку изо рта.
     -- Забыли выключить свет, -- напомнил он.
     Человек, бросив на него непонимающий взгляд кого-то, кого свет волновал
меньше всего, махнул рукой куда-то в сторону "Бентли". Свет потух.
     -- Удобно, -- сказал мистер Янг. -- Автоматика, да?
     Его несколько удивило, что человек не мок. И что в люльке то-то было.
     -- Началось уже? -- спросил человек.
     Мистер Янг почувствовал смутную  гордость по поводу того,  что его  как
родителя так легко распознать.
     -- Да, -- сказал он. -- Заставили меня выйти, -- добавил он благодарно.
     -- Уже? И сколько, по вашему, у нас времени осталось?
     У   нас,  заметил  мистер  Янг.   Явно  доктор  из   тех,  кто   теории
со-родительства придерживается.
     -- Мне кажется, мы, э, продвигались, -- сказал он.
     -- И в какой она комнате? -- спросил человек быстро.
     --  Мы  в Комнате  Три, --  ответил  мистер  Янг. Он  похлопал  себя по
карманам и нашел драный мешочек, который он -- в соответствии с традицией --
захватил с собой.
     -- Мы не хотим  принять участие в делении радостью сигаретного курения?
-- спросил он.
     Но человек уже исчез.
     Мистер Янг аккуратно вернул мешочек на место и взглянул на свою трубку.
Всегда эти доктора спешат... Все Богом посланные часы работают.


     Есть такой трюк, проделываемый с одной  горошиной  и тремя  чашками, за
ним  очень  трудно  уследить, нечто  похожее -- только  ставки гораздо  выше
горсти мелочи -- сейчас произойдет.
     Текст специально будет замедлен, чтобы можно было уследить за ловкостью
рук.
     Миссис Дейдра Янг рожает в Комнате Доставки Три. Родит она златовласого
младенца мужского пола -- назовем его Младенец А.
     Жена  американского  культатташе,  миссис  Харриет  Даулинг,  рожает  в
Комнате  Доставки Четыре.  Родит она златовласого  младенца мужского пола --
назовем его Младенец Б.
     Сестра  Мэри  Болтливая была  преданной сатанисткой  с  самого детства.
Ребенком ходила в Школу Саббат, черные звезды получала за почерк и печень...
Когда ей сказали идти  в Чирикающий Орден, послушно пошла,  ведь у нее был в
этой области талант и, к тому же, она знала, что она будет среди друзей. Она
была бы вполне умной, если бы когда-нибудь оказалась  в подходящей ситуации,
но давно  уяснила, что глупенькие, как  она говорила,  легче двигались через
жизнь. В настоящий  момент  ей вручали златовласого младенца  мужского пола,
которого  мы  назовем Мятежник,  Разрушитель  Царств,  Ангел Бездонной  Ямы,
Великий  Зверь  по имени  Дракон,  Принц  Сего Мира,  Отец  Лжи, Сатанинский
Отпрыск и Повелитель Тьмы.
     Смотрите внимательно. Крутятся, вертятся...
     -- Это он? -- спросила сестра Мэри, вглядываясь в ребенка.  -- Просто я
ожидала странных глаз. Красных или зеленых. Или малюсеньких копытцев...  Или
маленького хвоста.
     Она  его  переворачивала,  пока   говорила.  Нет  и  рожек.  Совершенно
нормально выглядел сын Дьявола.
     -- Да, это он, -- отозвался Кроули.
     -- Да,  держать  я буду Антихриста, -- сказала  сестра Мэри. --  И мыть
Антихриста. И считать красивенькие пальцы-малютки...
     Она уже теперь  напрямую к ребенку обращалась, затерявшись  в  каком-то
своем мирке. Кроули помахал рукой перед ее лицом...
     -- Эй? Эй? Сестра Мэри?
     --  Простите,  сэр.  Он  просто  такой  красавец...  На  папочку похож?
Наверняка! Похож ли он на своего папуську...
     --  Нет, --  отозвался Кроули твердо.  -- А теперь я бы  на вашем месте
пошел к комнатам доставки.
     --  Он  меня  будет  помнить,  когда  вырастет,  как  вы  считаете?  --
глубокомысленно спросила сестра Мэри, медленно спускаясь по коридору.
     -- Молитесь, чтоб не помнил, -- бросил Кроули и смылся.
     Сестра  Мэри  продвигалась сквозь ночную больницу,  держа  аккуратно  в
руках Мятежника, Разрушителя Царств, Ангела Бездонной Ямы, Великого Зверя по
имени Дракон, Принца Сего Мира, Отца Лжи, Сатанинского Отпрыска и Повелителя
Тьмы. Она нашла колыбельку и положила его туда.
     Он буркнул. Она его пощекотала.
     Голова матроны появилась в двери.
     --  Что ты здесь делаешь, сестра Мэри?  -- спросила она. -- Разве ты не
должна дежурить в Комнате Четыре?
     -- Мне Господин Кроули велел...
     -- Спеши, будь умницей! Ты не видела мужа? Он не в комнате ожидания...
     -- Я только что видела Господина Кроули, и он мне велел...
     -- Да-да, конечно, --  ответила твердо сестра Грэйс Красноречивая. -- Я
пойду, поищу мужчину проклятого...  Иди туда,  за  ней  последи,  ладно? Она
немного сонная, а с малышом все хорошо. -- Сестра Грэйс сделала паузу. -- Ты
чего мигаешь? В глаз что-то попало?
     -- Малыши! Обмен! -- прошипела сестра Мэри хитро. -- Помните?
     -- Конечно, конечно. В свое  время... Но мы  же не можем позволить отцу
здесь  шляться,  верно?  --  сказала  сестра  Грэйс. --  Кто  знает, что  он
увидит... Так что побудь здесь, последи за малышом, будь умницей!
     Она  уплыла  вниз по  блестяще-чистому  коридору. Сестра  Мэри,  вращая
колыбельку, вошла в комнату доставки...
     Миссис Янг  не  просто сонной  была, она уснула, выглядя довольной, что
хоть  раз другие будут бегать...  Ребенок  А лежал сзади  нее, взвешенный  и
помеченный. Сестра  Мэри, в которой  годами  взращивали услужливость,  сняла
табличку с именем, скопировала и копию приделала к своему младенцу.
     Малыши выглядели одинаково -- маленькие, сморщенные, похожие немного --
не слишком -- на Уинстона Черчилля.
     "Теперь, -- подумала сестра Мэри, -- мне бы чашечку чая".
     Большинство  членов  ордена были старомодными  сатанистами,  как  и  их
родители  до  них, а  еще  раньше  родители  родителей.  Их  для  этого дела
воспитали,  и не были они, если вглядеться, особо  злыми.  Как и большинство
людей. Просто  привлекали  их  новые идеи,  типа надевания  кожаных сапог  и
расстреливания людей,  или надеванья белых  простынь и линчевания людей, или
одеванья  в  узкие и  яркие джинсы и игры  для людей на  гитарах... Предложи
человеку  новое  учение  с  новым  костюмом,  его  сознание  последует...  А
выращиванье сатанистом это сглаживало. Эта была обычная работа для субботних
вечеров, а остальное время они просто жизнь проживали так хорошо, как могли,
-- как и все. К тому же, сестра Мэри  была медсестрой, а медсестры -- прежде
всего медсестры, кем бы они ни были, то бишь приходилось  одевать часы задом
наперед, в случае  экстренных ситуаций  сохранять  спокойствие и  смертельно
хотеть чашку чая... Она надеялась, что кто-нибудь  скоро  подойдет  --  свою
часть работы она сделала, теперь бы чая.
     Прояснить  судьбу человечества  может тот факт, что большинство великих
триумфов  и трагедий человеческой  истории происходят не из-за особо хороших
или особенно плохих людей, из-за самых обычных.
     В дверь постучали. Она ее открыла.
     -- Ну что, случилось? -- спросил мистер Янг. -- Я муж. Отец. Оба.
     Сестра Мэри ожидала, что американский культатташе похож будет на Блейка
Каррингтона  или  Дж.  Р.  Эвинга... Мистер Янг не был  похож ни  на  одного
экранного американца, кроме того дядюшки-шерифа в наиприятнейшем виденном ей
детективе [С  маленькой старушкой-американкой в роли детектива, и без погонь
-- кроме специально замедленных.  Прим. авт.]. Он  ее здорово разочаровал --
как и его свитер.
     Мэри проглотила свое разочарование.
     --  О-о-о, да,  --  сказала  она.  --  Поздравляю! Жена  ваша  заснула,
бедняжка...
     Мистер Янг кинул быстрый взгляд через плечо.
     -- Двойня?  --  вопросил  он,  потянулся к  трубке, прекратил  и  вновь
потянулся. -- Двойня? Никто не говорил, что будет двойня!
     -- О нет! -- ответила  быстро сестра Мэри.  -- Этот ваш. Второй... э...
чей-то еще. Я за ним просто приглядываю, пока сестра Грэйс не вернется. Нет,
--  повторила  она,  указывая  на  Мятежника,  Разрушителя   Царств,  Ангела
Бездонной Ямы, Великого  Зверя по  имени Дракон, Принца Сего Мира, Отца Лжи,
Сатанинского Отпрыска  и Повелителя Тьмы, -- этот  точно  ваш. Стоит  только
оглядеть  его с головы  до  его  маленьких копытцев, и это  сразу становится
понятно... То бишь копытцев у него, конечно, нет! -- поправилась она спешно.
     Мистер Янг взглянул вниз.
     -- Да... -- сказал он с сомнением  в голосе.  -- На моих предков похож.
Все, э, нормально с ним, да?
     -- Да,  --  ответила сестра Мэри. -- Он совершенно  обычный ребенок, --
добавила она. -- Совершенно-совершенно...
     Последовала пауза, во время которой двое глядели на спящего ребенка.
     -- У вас нет особого акцента, -- прервала наконец молчание сестра Мэри.
-- Вы здесь давно?
     -- Десять лет уже,  -- ответил  слегка удивленно мистер  Янг. -- Работа
переместилась, видите ли, пришлось и мне переехать вместе с ней.
     -- Я всегда считала,  что  эта  работа очень увлекательна,  --  сказала
сестра Мэри. Мистер Янг благодарно ей улыбнулся. Мало кто мог увидеть, а еще
меньше  --  полюбить привлекательные, по  его мнению,  стороны бухгалтерской
работы...
     --   Должно  быть,  там,  где  вы  были  раньше,  все  было  совершенно
по-другому, -- продолжала сестра Мэри.
     --  Наверное, --  ответил  мистер  Янг,  который  никогда  об  этом  не
задумывался. Латтон, насколько он помнил, был  очень похож на Тадфилд. Те же
изгороди между домом и железнодорожной станцией. Те же люди.
     -- Здания, например, были повыше, -- сказала сестра Мэри отчаянно.
     Мистер  Янг на нее уставился. Он  мог разве  что одно  вспомнить  --  с
офисами "Эйлайенс энд Лейчестер".
     -- Наверное, ходите на кучу вечеринок в садах, -- сказала монашка.
     А. Наконец-то хорошая тема... Дейдре такие очень нравились.
     -- Точно, -- сказал он с чувством. -- Дейдра для них джем делает. А мне
приходится с Белым Слоном помогать.
     Это была часть жизни общества, собирающегося в Букингемском  дворце,  о
которой сестра Мэри и не догадывалась, хотя пакидерма вполне подходила.
     --  Должно  быть,  подарки,  -- кивнула  она.  -- Я  читала  о том, как
иностранные послы дарили ей всякие разные штуки.
     -- Простите?
     -- Я большой фанат Королевской Семьи, знаете ли.
     --  О,  я тоже, -- отозвался мистер Янг, впрыгивая благодарно на  новую
ледяную дорожку в путаной реке сознания. Да, с Королевской Семьей проблем не
было. С ее лучшими, понятно, членами,  которые своим весом  помогали маханию
рук и открытию мостов. Не  теми, кто ночи  напролет  на дискотеках торчал  и
которых прямо на  папарацци  тошнило [Здесь стоит  отметить, что мистер  Янг
полагал, что папарацци -- вид итальянского линолеума. Прим. авт.].
     -- Это славно, -- сказала сестра Мэри. -- Я-то думала, вы их не любите,
раз раскручиваете и кидаете в воду чайную посуду.
     Она  продолжала  чирикать,  помня инструкцию,  что члены Ордена  всегда
должны все говорить,  что у них на душе... Мистер Янг больше не мог слушать,
и слишком устал, чтобы об этом  волноваться. Должно  быть, религиозная жизнь
делала людей  слегка странными. Хотелось  ему, чтобы  миссис Янг проснулась.
Потом  одно из слов в потоке,  исходящем  из уст сестры Мэри,  задело струну
надежды в его сознании.
     -- Нет ли, возможно,  возможности достать для меня чая?  Может быть? --
попробовал он.
     -- О господи, о чем  же  я  думаю? -- вскричала сестра Мэри, и  ее рука
взмыла ко рту.
     Мистер Янг ничего не сказал.
     -- Сейчас  же займусь, --  сказала она.  --  Только вы  уверены, что не
хотите кофе? На следующем этаже есть одна из этих новомодных машин.
     -- Чая, пожалуйста, -- ответил мистер Янг.
     -- О,  да вы действительно стали прям как  мы! -- весело бросила сестра
Мэри, выбегая.
     Мистер  Янг, оставленный  наедине со  спящей  женой и двумя младенцами,
уселся в кресло.  Да, все, должно быть, от вставания рано, преклонения колен
и всего такого.  Хорошие люди, конечно, но явно слегка  сдвинутые. Видел  он
как-то  фильм  Кена  Рассела  с монашками.  Там,  вроде  бы, таких  вещей не
происходило, но дыма без огня не бывает и все такое...
     Он вздохнул.
     Тогда-то Ребенок А и проснулся -- и сразу по-настоящему громко заорал.
     Мистер Янг так и не научился за годы успокаивать ребенка. Собственно, у
него  никогда  не  хватало  духа начать... Он  всегда уважал  сэра  Уинстона
Черчилля, похлопывать его маленькие копии по заднице было неудобно.
     -- Добро пожаловать в мир, -- сказал он. -- Скоро к нему привыкнешь.
     Малыш закрыл рот и злобно  на него взглянул -- словно был он непокорным
генералом.
     Как  раз в этот  момент вернулась сестра  Мэри с чаем. Сатанист она там
или нет, но  она нашла тарелку и поместила на нее кучку мороженых бисквитов.
Таких, какие можно  получить  только в  придачу к  чаепитию. Бисквит мистера
Янга  был настолько же  розов, насколько розов хирургический инструмент, а к
белому льду кто-то добавил снеговика.
     -- Не думаю, что  вы такие едите обычно, -- сказала монашка. -- Это то,
что вы зовете печеньем -- а мы бисквитами.
     Мистер Янг открыл рот, чтобы  объяснить, что и  он бисквитами  зовет, и
даже обитатели Латтона так звали, но  тут в комнату, задыхаясь, влетела  еще
одна монашка.
     Она взглянула на сестру Мэри, поняла, что мистер Янг понятия не имеет о
пентаграммах, и ограничилась указыванием на Ребенка А и подмигиванием.
     Сестра Мэри кивнула и мигнула в ответ.
     Монашка укатила ребенка.
     Подмигивание --  один из  самых  многосторонних  способов человеческого
общения.  Можно  кучу  всего сказать подмигиванием.  К примеру, подмигивание
новой монашки значило:
     Где ты была?! Ребенок Б родился, мы готовы обмен произвести, а ты вдруг
оказалась  не  в  той  комнате с Мятежником,  Разрушителем  Царств,  Ангелом
Бездонной Ямы, Великим Зверем по имени Дракон, Принцем Сего Мира, Отцом Лжи,
Сатанинским  Отпрыском  и  Повелителем   Тьмы,  чай  пьешь.   Меня  чуть  не
застрелили, понимаешь ты это?
     И, по ее мнению, ответное подмигивание сестры Мэри значило:
     Вот Мятежник, Разрушитель Царств, Ангел Бездонной Ямы, Великий Зверь по
имени  Дракон, Принц  Сего Мира, Отец Лжи, Сатанинский Отпрыск и  Повелитель
Тьмы, и не могу я говорить, пока здесь этот пришелец.
     А сестра Мэри считала, что подмигивание пришедшей значило:
     Молодчина, сестра Мэри -- сама детей поменяла! Теперь укажи мне лишнего
ребенка,    и    я    тебе   позволю    спокойно    чай   попить    с    Его
Высокопревосходительством, американским культатташе.
     А ее собственное подмигивание значило:
     Вот, дорогуша,  вот Ребенок  Б,  убери его  и  дай мне поболтать  с Его
Превосходительством. Я давно его хотела спросить, почему  у них куча высоких
зданий с зеркалами.
     Все эти  тонкости не  были поняты мистером  Янгом,  который был здорово
смущен  во время  этого обмена, думал: "Да,  этот мистер Рассел знал, о  чем
говорил, это точно!".
     Ошибка сестры Мэри могла быть замечена  второй монашкой, если бы  ее не
отвлекали  все  время люди из  спецслужб  в комнате  миссис Даулинг, которые
смотрели на нее с постоянно растущей  тревогой. Это происходило  из-за того,
что их  натренировали определенным образом  реагировать  на людей  в широких
робах и широких головных  уборах, и бедняги  теперь мучались из-за конфликта
сигналов. А люди,  мучающиеся из-за конфликта  сигналов -- вовсе  не  лучшие
люди для  держания оружия,  особенно если они только что видели деторождение
-- точно неамериканский способ прибавления мирового народонаселения.  К тому
же, они слышали, что в здании полно религиозных фанатиков.
     Миссис Янг перевернулась.
     -- Вы уже выбрали для него имя? -- спросила сестра Мэри лукаво.
     -- Хмм? --  отозвался мистер Янг. --  А. Еще нет,  вообще-то... Была бы
девочка, назвали бы Люсиндой в честь матери. Или Жермен -- Дейдрин вариант.
     -- Баламут -- неплохое имя, -- бросила монашка,  вспомнив  классику. --
Или Дамиэн... Дамиэн -- очень популярное сейчас имя.


     Анафеме  Приббор -- ее  мать,  которая плохо  разбиралась  в  церковных
делах,  прочла  в один  прекрасный  день  это слово  и подумало, что  вполне
подходит  в качестве  женского  имени --  было восемь с  половиной лет,  она
читала Книгу -- под одеялом, с факелом.
     Другие  дети  учились  читать  по  классическим  букварям с  красочными
картинками  яблок,  мячей,  тараканов и тому подобного. Не так было в  семье
Приббор -- Анафема училась читать по Книге.
     Не было в ней  ни яблок, ни мячей. Была неплохая гравюра восемнадцатого
века с изображением горящей на костре -- и весьма радостной по этому  поводу
-- Агнес Безумцер.
     Первое слово, которое девочка могла разобрать, было "прелестные". Очень
мало  детей в возрасте восьми с половиной  лет знало, что  оно значит, кроме
всего прочего, "совершенно точные", одной из знающих это была Анафема.
     Следующее слово было "аккуратные".
     Первым прочитанным ей вслух предложением было:
     "Говорю вам сие, и  запомните вы слова  мои.  Поедут Четверо, и Четверо
также, и еще Трое покатятся по небу, и  Один помчится, огнем  окруженный,  и
ничто  остановить не сможет их: ни рыба, ни ливень, ни  дороги, ни демон, ни
ангел. И тебя также возьмут они, Анафема".
     Анафеме нравилось про себя читать.
     (Были  книги,  которые  внимательные  родители,  читавшие  определенные
воскресные газеты, могли  приобрести --  с именем ребенка как главного героя
или героини. Это делалось для повышения интереса к книге.  В случае Анафемы,
в книге  была не  только  она -- на настоящий  момент лишь в одном месте  --
также ее родители, и их родители, и все  -- аж до семнадцатого века. На  тот
момент  она была  слишком  молода  и  эгоцентрична,  чтобы должную  важность
придать тому, что ни словом не упоминались ее дети, да и что-либо, более чем
на одиннадцать лет отстоящее. Когда тебе восемь с половиной, одиннадцать лет
-- целая жизнь, собственно, если верить Книге, так и будет....)
     Она была  умным ребенком  с бледным лицом, черными  глазами и волосами.
Как  правило,  она людей заставляла себя  неудобно чувствовать  --  семейная
способность,  унаследованная  --  вместе с  большими,  чем  ей  было  нужно,
экстрасенсорными способностями -- от своей пра-пра-пра-пра-прабабушки.
     Она была рано повзрослевший и всегда держала себя в руках. Единственная
вещь,   за   которую  Анафему   осмеливались  поругивать   учителя,  это  ее
произношение -- не ужасное, опоздавшее на 300 лет.


     Монашки взяли Ребенка А и заменили им Ребенка Б под носом жены атташе и
людей  из  Секретной  Службы,  воспользовавшись  следующим хитрым  способом:
одного ребенка укатили ("взвесить надо, милая, таков  закон"), а чуть  позже
вкатили уже другого.
     Самого  культатташе, Фаддеуса  Дж.  Даулинга, за несколько дней за того
спешно вызвали в Вашингтон, но он все время, пока жена рождала, связан был с
ней по телефону и помогал дышать.
     Не помогло  то, что по другой линии он говорил с советником по вложению
денег. Один раз вынужден был от жены на целых двадцать минут отвлечься.
     Но это было нормально.
     Деторождение -- самое  радостное  ощущение  из тех, которыми двое могут
поделиться, и он ни секунды упускать не собирался.
     Один из ребят из спецслужб все для него на видео заснял.


     Зло  в  целом  не спит -- и потому не понимает,  зачем  сон нужен  всем
остальным.  Но Кроули сон нравился -- это  один  из тех приятных  процессов,
которые  только на Земле возможно  испробовать.  Особенно он приятен,  когда
плотно наешься. Он,  к примеру, весь девятнадцатый век проспал... Не потому,
что надо  было, --  потому,  что так хотелось  [Правда, в  1832-ом  пришлось
встать, чтобы сбегать в туалет. Прим. авт.].
     Один  из процессов, доступных только  жителям Земли. Что ж, пора начать
ими по-настоящему наслаждаться, пока еще есть время.
     "Бентли" ревел в ночи, стремясь на восток.
     В принципе, он был  совсем не против Армагеддона. Если бы его спросили,
почему он провел века, играясь с человечеством, он бы ответил: "Естественно,
чтобы  случился Армагеддон, в  котором победит Ад". Но  работа ради  него --
одно, совсем другое -- видеть, как он неумолимо близится.
     Кроули знал, что  после  конца  света  он останется  в  живых --  он же
бессмертный, у него выбора нет. Но он всегда надеялся, что конец света будет
нескоро...
     Потому что он любил людей. Очень крупный недостаток для демона.
     Нет,  конечно  же,  он  все  делал,  чтобы их  короткие  жизни  сделать
несчастными, такая уж у него была работа, но ни одно его изобретение не было
настолько  же ужасным, насколько были  их собственные.  Видно, талант  у них
был... Как-то это было в  них  встроено.  Они  рождались в мире, который был
против них -- в тысячах мелочей, -- и большинство  своей  энергии тратили на
то, чтобы  сделать  его еще  хуже. С течением  времени Кроули  все труднее и
труднее становилось сделать  что-то демоническое и при этом выделяющееся  на
фоне человеческих  гадостей.  За прошедшее тысячелетие он не раз подумывал о
том, чтобы послать Вниз письмо со словами типа: "Слушайте,  мы  прямо сейчас
можем сдаться, закрыть Дис и Пандемонеум и все  прочие  места и сюда придти,
мы  ничего не сможем с ними сделать такого, чего они сами с собой сделать не
могут". А  они частенько  такое делают,  о чем мы и подумать не  могли --  в
основном с помощью  электродов. У них есть изобретательность. И, само собой,
электричество.
     Один  из них  это  написал,  верно?... "Ад  пуст,  и  здесь все  черти"
[Шекспир, "Буря", акт I, сцена II. Перевод мой. Прим. перев.].
     Кроули  хвалили  за  Испанскую Инквизицию.  Он  был  тогда в Испании, в
основном  шлялся  вокруг кантин  в приятных  местах, и ничего  о ней даже не
знал, пока похвала не прибыла. Он сходил посмотреть, вернулся и целую неделю
не выходил из запоя...
     Иеронимус Босх этот -- просто сумасшедший!
     И когда  ты  начинал  думать, что они злобнее, чем  Ад, они вдруг такие
благородные вещи совершали -- Небесам такие и не снились... Частенько и зло,
и добро один человек делал.  Это все из-за свободы воли, понятно. В  ней все
дело было.
     Азирафаил попытался как-то это ему объяснить.
     --  Все дело в том, -- сказал он  -- это было где-то в районе 1020-ого,
когда  они заключили  свое  маленькое  Соглашение,  --  все дело в  том, что
человек хорош или  плох, когда  он этого  хочет. А  существа типа Кроули  и,
конечно, него, с самого  начала  выбирают свой путь и с него не сворачивают.
Люди не могут стать истинно святыми, -- добавил он, -- пока  не  было  у них
возможности побыть истинно плохими.
     Кроули об этом подумал и (где-то в районе 1023-ого) сказал:
     -- Погоди,  это  же работает,  только если в начале  все равны,  точно?
Нельзя ожидать от кого-то, рожденного в грязной хижине, что он так же хорошо
будет себя вести, как рожденный в замке.
     --  А-а,  --  ответил Азирафаил, --  это-то  и  интересно. Чем  ниже ты
начинаешь, чем больше у тебя возможностей.
     -- Это безумие, -- сказал Кроули.
     -- Нет, -- покачал головой Азирафаил, -- это основы мира.
     Азирафаил. Конечно  же,  Враг.  Но  враг уже шесть  тысяч лет -- скорее
друг.
     Кроули нагнулся и поднял телефонную трубку.
     Конечно, у демонов не должно было быть свободы воли. Но нельзя было так
долго пробыть среди людей и ничему не научиться.


     Мистер Янг отказался и  от Дамиэна, и от Баламута, да  и от всех других
предложений сестры Мэри Болтливой, включавших в себя половину Ада и половину
Золотого Века Голливуда.
     --  Ну, -- наконец  слегка  обиженно сказала она,  --  не думаю, что  с
именем Эррол что-то не так... Или Кэри. Оба имени -- хорошие, американские.
     -- Я  думал  о  чем-то более традиционном, -- объяснил мистер Янг. -- У
нас в семье всегда использовали старые добрые имена...
     Сестра Мэри просияла.
     -- Это правильно. По мне, лучше старых имен ничего нет.
     -- Нормальное английское имя,  как у людей из Библии,  -- сказал мистер
Янг. -- Мэтью [В англоязычной версии Библии так зовут Матвея. Прим. перев.],
Марк, Люк  [Т. е. Лука. Прим. перев.] или Джон [Т. е.  Иоанн. Прим. перев.],
-- продолжил он задумчиво.  Сестра Мэри моргнула. -- Только мне они вовсе не
хорошими классическими именами  всегда казались, -- добавил  мистер  Янг, --
скорее именами ковбоев и футболистов.
     -- Саул -- хорошее имя, -- помогла ему сестра Мэри.
     -- Это уж слишком старомодно, -- ответил мистер Янг.
     -- Тогда что насчет  Каина [Англ. Cain -- Кэйн --  действительно звучит
неплохо, если не знать,  как пишется.  Прим. перев.]?  Очень ведь современно
звучит, -- попыталась сестра Мэри.
     -- Хмм, -- мистер Янг покачал головой.
     -- Что  ж,  есть еще... ну,  есть еще  Адам,  --  сказала сестра  Мэри.
"Достаточно безопасно", -- подумала она.
     -- Адам? -- переспросил мистер Янг.


     Хотелось бы, чтобы монашки-сатанистки лишнего младенца  -- ребенка Б --
тайно  кому-нибудь  отдали  на   воспитание.  Чтобы  он  вырос   нормальным,
счастливым, хохочущим  ребенком,  активным, а еще  чуть позже  превратился в
нормального, жизнью довольного подростка.
     Может, так и произошло.
     Помечтайте  о  его школьной  награде  за  произношение,  его  ничем  не
выделяющейся,  но  приятной  жизни  в  университетские  годы, его  работе  в
департаменте  распределения  зарплат  Строительного   Общества  Тадфилда   и
Нортона,  его красавице-жене. Может,  захотите представить  детей и хобби --
скажем, починку старых мотоциклов , или разведение тропических рыб...
     Вы не хотите узнать, что могло случиться с Ребенком Б.
     Нам, к тому же, ваша версия больше нравится.
     Должно быть, призы за своих тропических рыб получает.


     В маленьком домике в Доркинге, что в Саррее, в огне спальни горел свет.
     Ньютону Пульциферу было двенадцать, он был тощ, носил  очки и несколько
часов назад должен был пойти спать.
     Его  мать,  однако,  верила  в  гениальность  ребенка и  разрешала  ему
ложиться позже, чтобы он успевал делать свои "эксперименты".
     Сейчас он проводил следующий -- менял розетку на древнем радиоприемнике
"Bakelite",  который  ему дала мать,  чтобы поигрался. Он сидел  за тем, что
гордо называл  "рабочее место" -- старый  разбитый стол, покрытый  обрывками
проволоки, батарейками, маленькими лампочками и домашним набором кристаллов,
который  никогда не  работал. Если  уж быть  честным, радио он тоже  не смог
заставить работать, хотя с другой стороны,  он  никогда не  мог  до конечной
стадии добраться.
     Три  несколько  кривых  модели самолетов  свисали с потолка на шелковых
шнурах. Даже  случайный  наблюдатель увидел бы, что они сделаны  кем-то, кто
был сразу и старателен, и очень осторожен, а также совершенно не умел делать
модели  самолетов.  Сам Ньютон  был ими невероятно горд, даже "Spitfire",  у
которого он так и не сумел правильно собрать крылья.
     Он загнал очки обратно на переносицу, взглянул  на розетку и положил на
стол отвертку.
     В этот  раз  он очень  надеялся  на  успех, все  инструкции  прочел  по
перемене розеток в "Собственной книге мальчика про практическую электронику,
включающей  Сто  и  Одну  Безопасную  и  Поучительную  Вещь,  которую  можно
проделать  с электричеством",  и им  последовал.  Правильные  закодированные
цветом проволочки к  правильным иголочкам прикрепил,  проверил,  на месте ли
амперный предохранитель, все обратно завернул. Пока никаких проблем.
     Он включил радио в патрон. Потом врубил последний...
     Все огни в дому отключились.
     Ньютон просиял от  гордости. Уже лучше.  В прошлый раз он отключил  все
огни в Доркинге, приходил электрик и серьезно с мамой поговорил.
     У него  была  сильнейшая и  совершенно  не  взаимная страсть  к  вещам,
связанным  с электричеством. В  школе у них был компьютер, и полдюжины детей
оставались  после уроков  и  работали  с продырявленными  карточками.  Когда
ответственный  учитель  наконец  уступил  мольбам  Ньютона  его в  их  число
включить, тот  только одну  карточку смог  в компьютер  всунуть.  Машина  ее
зажевала, подавилась и померла.
     Ньютон  был  уверен,  что будущее  было за  компьютерами, и  когда  оно
прибудет, он будет готов -- будет первым в новых технологиях.
     У  будущего были свои  мысли по этому  поводу.  Достаточно  заглянуть в
Книгу, чтобы их узнать.


     "Адам",  -- подумал мистер  Янг. Он это  произнес, чтобы прислушаться к
звучанию.  "Адам".  Хмм... Он  взглянул вниз,  на  золотые кудри  Мятежника,
Разрушителя  Царств, Ангела  Бездонной Ямы, Великого  Зверя по имени Дракон,
Принца Сего Мира, Отца Лжи, Сатанинского Отпрыска и Повелителя Тьмы.
     -- Знаете, -- заключил он немного спустя, --  ему,  по-моему,  и правда
подходит имя Адам.


     Это не была темная, грозовая ночь.
     Такая случилась через два дня, когда и миссис  Даулинг, и миссис Янг, и
оба ребенка  покинули  здание.  Она  была  очень  темной, гроза  была  очень
сильной,  и  когда последняя достигла  апогея -- в районе полуночи -- молния
ударила в Монастырь Чирикающего Ордена и подожгла крышу ризницы.
     Никто  от  огня серьезно  не пострадал, хотя  он продолжался  несколько
часов, нанеся зданию серьезный ущерб.
     Поджигатель скрывался на  близкой  крыше и наблюдал за пожаром.  Он был
высок, тощ  -- и  Адский Герцог. Это была последняя вещь из тех,  что  нужно
было сделать перед возвращением под землю -- что ж, сделал...
     С остальным Кроули спокойно справится.
     Хастур отправился домой.


     В принципе, Азирафаил  был из ангелов Начал,  вот  только  теперь  люди
подшучивали над начальниками.
     В другой  ситуации ни он, ни Кроули ни  выбрали бы компанию  другого, а
так... Два человека (вернее, человекоподобных создания) в мире, и Соглашение
за время действия много пользы обеим принесло. К тому же, привыкаешь к лицу,
которое более-менее постоянно видишь в течении шести тысяч лет.
     Соглашение  было  так просто,  что,  в  общем-то,  заглавной  буквы  не
заслуживало  (получило,  так  долго   продержавшись).  Это   было   разумное
соглашение -- многие работающие в отвратительных  условиях  далеко-далеко от
своих руководителей агенты заключают  подобные  с агентом противника, поняв,
что  у  них  с  близким врагом  больше общего,  чем с  далекими  союзниками.
Означало оно  безмолвное невмешательство  в  дела  друг  друга. Оно позволят
создать такой баланс, что при том,  что  ни один не  победит,  ни один и  не
проиграет,  к тому же  оба  могли  повелителям регулярно  показывать,  какие
замечательные  шаги  они  предпринимают,  чтобы  победить  хитрого и  хорошо
информированного противника.
     В  данном  случае  оно означало, что Кроули  было  разрешено продолжать
работу с Манчестером, а Азирафаилу никто мешать не  станет во всем Шропшире.
Кроули получил Глазго,  Азирафаил  -- Эдинбург (никто под ответственность не
взял Милтон Кейнс, но оба  представили  его как  свой  успех  [Замечание для
американцев и прочих Чужих: Милтон  Кейнс -- новый город примерно посередине
между Лондоном  и Бирмингемом. Его рекламируют как современный, действенный,
здоровый и, главное, приятный для жизни. Большинство  британцев находят  это
смешным. Прим. авт. для американского издания].
     К  тому же,  конечно,  казалось правильным помогать  друг другу,  когда
подсказывал здравый смысл. Оба  ведь были из  ангелов.  Если некто в Ад шел,
чтобы  быстренько  соблазнитьсч,  было  разумным  прошвырнуться  по  городу,
создать короткий момент священного экстаза. Это ведь все равно сделают, если
к этому разумно подойти, кучу времени и денег можно спасти...
     Азирафаил  вину время от  времени чувствовал по этому  поводу,  но века
среди людей имели на него тот же эффект, что и  на Кроули (только менялся он
в обратном направлении).
     К тому же, Властям наплевать на то, кто что делал, лишь бы делалось.
     В  настоящий  момент,  Азирафаил  стоял  с   Кроули  у  пруда  в  парке
Сент-Джеймс. Они кормили уток.
     Утки  из  парка  Сент-Джеймс   так  привыкли,   что  их  кормят   тайно
встречающиеся секретные агенты, что выработался целый условный рефлекс. Если
такую утку  посадить  в  лабораторную клетку и показать ей  фотографию  двух
мужчин --  один  обычно  носит куртку  с меховым воротником,  другой  что-то
темное и шарф -- она обязательно взглянет вверх с ожиданием во взоре. Ржаной
хлеб русского культатташе хватают простые утки, а мокрый "Ховис с Мэрмайтом"
главы МИ9 любят снобы.
     Азирафаил  кинул  корку плохо  выглядящему  селезню, тот  ее  схватил и
мгновенно потонул.
     Ангел повернулся к Кроули.
     -- Что это ты, мой дорогой, -- пробормотал он.
     -- Прости, -- извинился Кроули. -- Забылся.
     Утка сердито всплыла на поверхность.
     -- Конечно, мы знали, что что-то происходит, -- сказал Азирафаил. -- Но
я как-то думал, что в Америке все случится. Там такое любят...
     --  Может,  там  и  случится, -- грустно откликнулся  Кроули. Он бросил
взгляд  сквозь парк  на  "Бентли",  заднее  колесо  которого было  аккуратно
зажато.
     --  А, да.  Американский  дипломат,  -- вспомнил  ангел.  --  Несколько
театрально, по-моему. Как будто  Армагеддон --  какое-то киношоу, которое  в
как можно больше стран надо продать.
     -- Во все страны, -- поправил его Кроули. -- Земля и все ее царства.
     Азирафаил  кинул  уткам  последний  кусок  хлеба,  они  отправилась   к
Болгарскому  Морскому  Атташе  и  подозрительному  человеку  в  кембриджском
галстуке, а он выкинул пакет в мусорную корзину.
     Он повернулся, чтобы сидеть с Кроули лицом к лицу.
     -- Мы победим, конечно, -- сказал он.
     -- Ты этого не хочешь, -- ответил демон.
     -- Почему, скажи, молю...
     -- Слушай, --   отчаянно сказал Кроули, --  сколько, по твоему, у твоей
стороны музыкантов, а? Я имею в виду, первоклассных.
     Азирафаил вдруг смутился.
     -- Ну, думаю... -- начал он.
     -- Двое, -- подсказал Кроули. -- Эльгар и  Лист. И все. Остальные все у
нас. Бетховен, Брамс, все Бахи, Моцарт... Можешь себе представить вечность с
Эльгаром?
     Азирафаил зажмурился.
     -- Легко, -- простонал он.
     --  Ну  вот,  --  сказал  Кроули  тоном  триумфатора.  Он отлично  знал
ахиллесову пяту  Азирафаила...  --  Никаких компакт-дисков. Никакого Альберт
Холла. Никаких танцев. Никакого Глиндборна. Только небесная гармония круглые
сутки...
     -- Основы мира не меняются, -- пробормотал Азирафаил.
     -- Как яйца без соли, ты бы сказал. Кстати -- ни соли, ни яиц ведь тоже
не будет. Не  будет и  Гравлакса с соусом из петрушки. Никаких замечательных
маленьких ресторанчиков, где  тебя все знают. Никаких кроссвордов  из "Дейли
Телеграф". Никаких антикварных магазинов. Кстати, и никаких книжных. Никаких
старых  редакций. Никаких, -- Кроули наскреб дно бочки интересов Азирафаила,
-- серебряных ящичков с нюхательным табаком эпохи Регенства во Франции.
     -- Но жизнь станет лучше после нашей победы! -- прохрипел ангел.
     -- Но  совершенно неинтересной. Слушай, ты  знаешь,  что я  прав.  Тебе
будет так же неудобно с арфой, как мне с вилами.
     -- Мы на арфах не играем, ты же знаешь.
     -- А мы вилами не пользуемся. Это просто оборот речи был.
     Они поглядели друг на друга.
     Азирафаил развел своими наманикюренными руками.
     --  Мои люди  весьма счастливы, что это наконец-то близится, знаешь ли.
Для  этого  работали.  Последний,  важнейший  тест.  Огненные  мечи,  Четыре
Всадника, кровавые моря, все эти дурацкие дела, -- он пожал плечами.
     -- А потом "Игра Окончена,  Вставьте  Монету"?  --  грустно  усмехнулся
Кроули.
     -- Иногда мне трудновато понять твою речь.
     -- Мне нравятся  моря -- какие они есть. Армагеддона не должно быть. Не
надо  проверку  всему  устраивать, его  разрушая,  только  чтобы  проверить,
правильно ли сделал.
     Азирафаил опять пожал плечами.
     -- Такова уж высшая мудрость...
     Ангел  поежился  и  запахнулся в куртку. Над  городом  собирались серые
облака...
     -- Пошли куда-нибудь, где тепло, -- предложил он.
     -- Ты мне предлагаешь? -- отозвался Кроули угрюмо.
     Какое-то время они шагали, мрачно молча.
     --  Не то чтобы я был  с тобой несогласен, -- сказал  ангел, когда  они
тащились по траве. -- Просто нельзя ослушаться. Ты же знаешь...
     -- И мне нельзя, -- откликнулся Кроули.
     Азирафаил кинул на него косой взгляд.
     -- Ой, ну не надо, -- сказал он, -- ты же демон!
     --  Да.  Но  моим  нравится только  ослушание  как принцип.  А какое-то
определенное их серьезно раздражает.
     -- Типа неподчинения их приказам?
     -- Вот именно. Поражен, а? Хотя, наверное, нет. Сколько  у нас времени,
как думаешь?
     Кроули махнул рукой в сторону "Бентли", и его двери отперлись.
     Предсказания разное говорят,  --  ответил  Азирафаил,  садясь на заднее
сиденье. -- Точно ничего не произойдет до конца века, хотя какие-то феномены
могут и раньше произойти. Большинство пророков прошедшего тысячелетия больше
волновали рифмы, чем точность.
     Кроули указал на ключ зажигания. Тот повернулся.
     -- Как это? -- спросил он.
     -- Ну, -- объяснил  ангел, "И Окончится Жизнь Мира, в  Трам-тарам-тарам
Два поглотят  вас дыры". Или  Один, или Три, или еще какая-то цифра. Шесть в
стих не ложится -- хороший, видно, год.
     -- И что за феномены?
     --  Двухголовые  телята, знаки в небесах,  гуси, летящие задом наперед,
дожди из рыбы. Присутствие Антихриста увеличивает количество случайностей.
     -- Хмм.
     Кроули завел "Бентли". Потом он что-то вспомнил и щелкнул пальцами.
     С колеса исчезли зажимы.
     --  Давай  поедим, -- предложил он. --  У меня должок с... когда же это
было?
     -- Париж, 1793-ий, -- напомнил Азирафаил.
     -- А, точно. Царство Ужаса. Один из наших был или из ваших?
     -- Не ваш разве?
     -- Не помню. Но ресторан был хороший.
     Когда они проезжали мимо  пораженного офицера, следящего  за движением,
его записная книжка внезапно загорелась, поразив Кроули.
     -- Я абсолютно уверен, что не собирался такого делать, -- заметил он.
     Азирафаил покраснел.
     -- Это я сделал, -- пояснил он. -- Всегда думал, что твои их изобрели.
     -- Да? А мы думали, они -- ваше изобретение.
     Кроули взглянул на дым в заднее зеркало.
     -- Вперед, -- бросил он, -- в "Ритц"!
     Кроули не  собирался  заказывать столик. Пусть другие  этим занимаются,
всегда считал он, он обойдется.


     Азирафаил собирал книги. Если бы он был до конца с  собой честен, давно
бы  признал,  что магазин свой  завел, просто чтобы  их хранить. Это не было
необычно... Чтобы поддерживать свою  легенду (обычный продавец-букинист), он
всеми способами,  кроме насилия, препятствовал  покупке.  Неприятные  запахи
сырости, яростные  взгляды,  неудобные часы работы --  все это им давно было
отработано.
     Он давно собирал книги и, как и большинство, специализировался.
     У него было более  шестидесяти книг предсказаний, говорящих о последних
двух веках второго тысячелетия. Очень он любил первые издания Уайльда. И был
у него полный набор Знаменитых Библий, так названных из-за ошибок печати.
     Среди них была Неправедная Библия, которую ошибка заставила говорить (в
"Первом послании Коринфянам")  "Разве не знаете,  что неправедные  войдут  в
Царство Божие?",  и Порочная, напечатанная  Баркером  и  Лукасом в  1632,  в
которой   из  седьмой  заповеди   исчезло  слово  не,  и  она  в  результате
провозглашала "Возжелай жену ближнего своего". А также Освобождающая Библия,
Паточная Библия,  Библия  Стоящих Рыб,  Черинг Кросская  Библия и  множество
других... У Азирафаила они все были.  Даже редчайшая, Библия, опубликованная
в 1651 лондонской фирмой Билтона и Скаггза.
     Она была первой из их трех чудовищных неудач.
     Книга была широко  известна как Библия "Будь-Это-Все-Проклято". Длинная
ошибка наборщика (если ее можно  так назвать) случилась в  48 главе, стихе 5
Книги Иезикииля.
     Подле  границы  Дана, от  восточного  края  до западного, это один удел
Асиру.
     Подле границы  Асира, от  восточного края до  западного,  это один удел
Неффалиму.
     Подле границы Неффалима, от восточного края до западного, это один удел
Менассии..
     Будь это  все  проклято!  Я по  горло сыт  сиим  набиранием... Господин
Билтон --  вовсе не благороден, господин же Скаггз -- мошенник и лишь кулаки
крепко умеет  сжимать. Говорю  я вам, в  день такой всякий,  в ком пол-литра
хоть смысла есть, должен на солнышке греться, а не мучиться на этой старой и
заплесневелой Фабрике имени Матери Божией!
     Подле границы  Ефрема, от восточного края  до западного, это  один удел
Рувиму. [Также эта Библия знаменита была тем, что вместо 24 стихов в третьей
главе Бытия в ней  было 27. Они следовали за двадцать  четвертым,  который в
версии короля Иоанна звучал: "И изгнал Адама, и  поставил на востоке  у сада
Эдемского  херувима  и пламенный меч  обращающийся,  чтобы  охранять  путь к
дереву  жизни",  и  звучали они  так: "25. И  спросил господь у ангела,  что
охранял Восточные Врата: "Где пламенный меч, что дал я тебе?"
     26. И сказал ангел: "Только что здесь был... Какой же я забывчивый!
     И боле не спрашивал его Господь".
     Похоже, что  эти стихи были включены во  время стадии корректуры.  В то
время  издатели непременно вывешивали  корректируемых  листов на  деревянных
столбах   перед   магазинами  для   просвещения   населения  и   бесплатного
исправления,  а  так как  вся стопка  печатаемых листов  была после сожжена,
никто  не побеспокоился  указать на  ошибку мистеру А. Зирафаилу, у которого
был книжный магазин через две двери, который всегда  помогал  с переводами и
имел разборчивый почерк. Прим. авт.]
     Вторая  неудача имела место  в 1653. Благодаря редкой удаче они достали
одну из знаменитых "Потерянных Кварт" -- три шекспировских пьесы, никогда не
изданные в виде  фолиантов, теперь полностью потерянные для искусствоведов и
театров. Только их имена до нас дошли...  Вот самая ранняя  пьеса  Шекспира:
"Комедия о Робин Гуде, или О лесе Шервуде" [А две другие --  "Поимка мыши" и
"Златоискатели 1589". Прим. авт].
     Господин  Билтон за кварту  заплатил аж шесть гиней и верил, что только
на фолианте в твердой обложке вдвое больше заработает.
     Потом он ее потерял.
     Третья неудача Билтона  и Скаггза  ими обоими никогда не была понята до
конца.   Всюду   книги   пророчеств  продавались  в   огромных  количествах.
Только-только  трижды  перепечатали в третий раз "Центурии"  Нострадамуса, и
пять   Нострадамусов  (каждый  объявлял,  что  остальные   --   самозванцы),
разъезжали  по  стране  и  раздавали  направо  и  налево  автографы. Как раз
исчезало из магазинов "Собрание пророчеств" Матери Шиптон...
     Каждый крупный лондонский издатель -- их было  восемь --  имел на руках
хотя  бы одну  Книгу  Пророчеств. Каждая из  них была очень  неаккуратна, но
исходящий от них смутный дух вмешательства Небес их делал очень популярными.
Продавались тысячи, даже десятки тысяч экземпляров.
     --  Чтоб деньги печатать,  лицензия нужна!  -- сказал  господин  Билтон
господину  Скаггзу  [У которого были свои  идеи  по  этому поводу и  который
последние годы  жизни провел в  тюрьме Ньюгейт, когда претворил их в  жизнь.
Прим. авт.]. -- Народу больше мусора этого надо! Срочно должны напечатать мы
книгу пророчеств, старухой какой-то сочиненную!"
     Манускрипт прибыл к их дверям на следующее утро, как всегда, внутренние
часы автора не подвели.
     Ни господин Билтон, ни господин Скаггз и не подозревали, что  посланный
им манускрипт -- единственная пророческая книга за всю человеческую историю,
содержащая  исключительно абсолютно точные предсказания на  следующие триста
сорок  с  чем-то лет,  точное  и аккуратное  описание событий,  кульминацией
которых будет Армагеддон. Она не ошибалась ни в одной малюсенькой детали.
     Билтон  и  Скаггз  опубликовали  ее  в  Сентябре  1655-ого, как  раз  к
рождественской распродаже [Еще  черта их  издательского  гения  -- в 1654-ом
Пуританский Парламент  Оливера Кромвеля запретил  Рождество. Прим.  авт.], и
это была первая опубликованная в Англии книга, оставшаяся на складах.
     Она не продавалась.
     Даже копия в малюсеньком магазине в Ланкашире, на доске рядом с которой
было написано "Местный Автор".
     Автор  книги, некая Агнес  Безумцер, не была этим удивлена --  впрочем,
удивить Агнес Безумцер могло лишь что-то совсем уж невероятное.
     Да и потом, она ее не на продажу писала, не для королевских семей, даже
не для славы.  Она ее  написала, только  чтобы получить бесплатную авторскую
копию.
     Никто  не  знает, что произошло  с армиями непроданных копий ее  книги.
Точно  ни одной нет ни в музеях, ни в частных коллекциях. Даже  у Азирафаила
не было копии, коленки  у него дрожали, когда мечтал о том, что получит-таки
ее в свои наманикюренные руки.
     На самом деле, во всем мире  осталась  лишь одна копия пророчеств Агнес
Безумцер.
     Она была на книжном шкафу примерно за сорок миль от места, где Кроули и
Азирафаил ели замечательный ленч и, говоря образно, только что затикала.


     И вот уже было три часа...  Три  часа  находился на  Земле Антихрист, и
один ангел и один демон за них троих старательно напивались.
     Они  сидели  напротив друг друга в задней комнате азирафаилова грязного
старого книжного магазина в Сохо.
     У  большинства книжных в  Сохо есть такие комнаты, и большинство из них
наполнено редкими, или, по крайней  мере, очень дорогими, книгами. В  книгах
же  Азирафаила  не  было  картинок  -- только старые коричневые  обложки  да
хрустящие страницы. Изредка, если  вынуждали обстоятельства,  он одну из них
продавал.
     И, так же изредка, серьезные мужчины в темных костюмах к нему приходили
и очень вежливо  ему  предлагали продать магазин, после чего его превратят в
место, подходящее  к обстановке. Время  от времени они предлагали  деньги --
пачки  старых, мятых пятидесятифунтовых банкнот. А еще бывало, что во  время
разговора  прошвыривались вокруг магазина  другие мужчины в темных костюмах,
качали головами, говорили, как легко загорается бумага, а уж если загорится,
все здание сгорит.
     Азирафаил улыбался, кивал и говорил, что он о предложении подумает. Они
уходили. И никогда не возвращались.
     То, что ты ангел, не означает, что ты дурак.
     Стол перед парой был заставлен бутылками.
     -- Дело в, -- произнес Кроули, -- дело в. Дело в.
     Он попытался сфокусировать взгляд на Азирафаиле.
     -- Дело в, -- сказал он и попытался придумать, в чем дело.
     -- Дело в дельфинах, -- наконец просветлел он, -- вот в чем дело.
     -- Рыбы такие, -- кивнул Азирафаил.
     -- Не-не-не! -- ответил  Кроули,  тряся пальцем.  -- Эт' млекопитающее.
Самое  настоящее  млекопитающее.  Разница  в, -- Кроули,  продираясь  сквозь
болото своего сознания, попытался вспомнить разницу. -- Разница  в  том, что
они...
     -- Спариваются вне воды? -- предположил Азирафаил.
     Брови Кроули насупились.
     -- Не думаю. Не, точно  не то. Что-то про  их молодежь. -- Он собрался.
-- Дело в. Дело в. Их мозгах.
     Он потянулся за бутылкой.
     -- Что с их мозгами? -- спросил ангел.
     -- Большие мозги.  Вот дело  в чем. Размером  с. Размером с. Размером с
ужасно большие  мозги. Да еще  и киты. Мозги  мозгами погоняют, говорю тебе.
Проклятое море кишит просто мозгами.
     -- Кракен, -- кивнул Азирафаил, мрачно уставившись в стакан.
     Кроули  уставился на него  долгим  смущенным  взглядом  кого-то,  перед
поездом мыслей которого вдруг провалились рельсы.
     -- А?
     -- Большая  такая сволочь,  --  пояснил  Азирафаил.  -- Спит  в мрачных
глубинах, на самом  дне. Под кучей огромных, несчитаных полипол... полипо...
огромных таких  водорослей, вот... Должен на  поверхность подняться  в самом
конце, когда море кипит.
     -- Да?
     -- Факт.
     -- Ну  вот, -- продолжил Кроули, откидываясь на спинку кресла. --  Море
все  кипит,  бедняги  дельфины  сварились  все,  остальным  наплевать...   С
гориллами то же. Говорят: "Ой, небо все красное, звезды на землю падают, что
в бананах-то в наши дни?". А потом...
     --  Они гнезда  делают,  знаешь  ли,  гориллы,  --  вспомнил  ангел,  в
очередной  раз  наливая  себе  из  бутылки --  в  третий  раз  ухитрился  не
промахнуться мимо стакана.
     -- Не-е...
     -- Клянусь Богом! Кино видел. Гнезда.
     -- Гнезда птицы делают, -- поправил Кроули.
     -- Гнезда, -- настаивал Азирафаил.
     Кроули решил не спорить.
     -- Ладно, -- сказал он. -- Все звери,  большие и салые. В смысле малые.
Большие и малые. Многие с мозгами. А потом "бабах"...
     --  Но ты же часть этого, -- указал Азирафаил. -- Ты соблазняешь людей.
И хорошо этого умеешь.
     Кроули стукнул стаканом по столу.
     --  Это не то. Они не должны  соглашаться. Это ж и  есть  основы  мира,
верно?  Твоя  сторона  выдумала.  Людей  надо   проверять...  Только  не  на
устойчивость к разрушению.
     -- Ладно, ладно. Мне  это не нравится, как и тебе, но я тебе сказал. Не
могу ошлу... ошву... не делать то, что велено. Аннгел, п'нимаешь.
     -- На Небесах нет театров, -- заметил Кроули. -- И почти нет фильмов.
     --  И не пытайся соблазнить меня, -- ответил Азирафаил несчастно.  -- Я
тебя знаю, старый ты змей.
     --  Ты подумай только,  -- продолжал Кроули безжалостно. -- Знаешь, что
такое вечность? Знаешь, что  такое вечность? В  смысле, ты знаешь, что такое
вечность? Такая гора, понимаешь ли, в милю высотой, на краю Вселенной, и раз
в тысячу лет такая маленькая птичка...
     -- Какая еще птичка? -- подозрительно спросил Азирафаил.
     -- Маленькая птичка, про которую я говорю. И каждую тысячу лет...
     -- Что, все время одна птичка?
     Кроули поколебался.
     -- Да, -- кивнул он наконец.
     -- Жутко старая тогда птичка.
     -- Наверное. Каждую тысячу лет птичка взлетает...
     -- Хромает...
     -- Взлетает на вершину горы и точит свой клюв.
     -- Постой. Этого быть не может! Между Землей и краем  Вселенной куча...
--  Ангел  широко  развел трясущимися  руками. --  Куча  мусора,  мой  милый
мальчик.
     -- Но она туда все равно добирается, -- настаивал Кроули.
     -- Как? -- спросил ангел.
     -- Не это важно!
     -- Может в звездолете лететь, -- предположил ангел.
     Кроули сделал паузу.
     -- Да,  --  наконец  заговорил  он.  --  Если тебе так  удобнее.  И эта
птица...
     -- Только ведь  мы говорим про край Вселенной, -- заметил Азирафаил. --
Так что это должен  быть один из  таких звездолетов, где конец  пути  только
потомки увидят.  Надо будет тогда сказать потомкам -- мол,  как долетите  до
Горы, надо... -- он задумался. -- Что же им сделать надо?
     -- Клюв  о гору поточить, --  подсказал Кроули. --  А  потом летит  она
обратно...
     -- В звездолете...
     -- А через тысячу лет опять возвращается, -- быстро закончил Кроули.
     Последовала секунда пьяного молчания.
     -- Зачем  так напрягаться, просто чтобы клюв наточить? -- подумал вслух
Азирафаил.
     --  Слушай,  -- заговорил Кроули  серьезно,  --  дело в том, что  когда
птичка до конца сточит гору, так, тогда...
     Азирафаил  открыл  рот.  Кроули  знал, что сейчас он  что-нибудь  умное
скажет насчет твердости птичьих  клювов в сравнении с гранитными  горами,  и
поспешил нанести удар.
     -- Тогда ты все еще не досмотришь "Звуки музыки".
     Азирафаил застыл.
     -- А  ведь он тебе понравится, -- продолжал безжалостно Кроули.  -- Это
точно.
     -- Мой милый мальчик...
     -- Выбора не будет.
     -- Слушай...
     -- У Небес никакого вкуса.
     -- Ну...
     -- И не единого ресторана, подающего суши.
     Боль появилась на неожиданно серьезном лице ангела.
     -- Не  могу с  этим  справиться,  п'ка пьян,  --  бросил  он.  --  Надо
протрезветь.
     Они  оба  мигнули, когда  алкоголь покинул их системы кровообращения, и
сели несколько более прилично. Азирафаил поправил свой галстук.
     -- Я не могу мешать священным планам, -- прохрипел он.
     Кроули задумчиво взглянул в свой стакан, а затем вновь его наполнил.
     -- А что насчет дьявольских? -- спросил он.
     -- Прости?
     -- Ну, это же  дьявольский  план,  разве  нет?  Мы  им занимаемся.  Моя
сторона.
     --  А,  но это часть большого священного плана, -- указал Азирафаил. --
Твоя  сторона  ничего не может сделать,  что  не  является  частью  большого
священного  плана  --  опять  основы  мира,  --  добавил  он  с  намеком  на
самодовольство.
     -- Как это?
     -- Эта... -- Азирафаил  раздраженно щелкнул пальцами. -- Штука.  Как же
ты ее зовешь? Такая славная фраза. Что-то про расчеты, основанные  на знании
души...
     -- Предварительное психологическое планирование.
     -- Да, точно.
     -- Ну... если ты уверен.. -- протянул Кроули.
     -- Даже и не сомневайся.
     Кроули лукаво взглянул на него.
     --  Тогда ты не  можешь быть уверен -- поправь меня, если я неправ, что
противостояние этому -- не еще одна часть священного плана. В смысле, ты  же
должен постоянно расстраивать проделки Зла, да?
     Азирафаил помолчал.
     -- Да, точно.
     -- Видишь проделку, расстраиваешь. Я прав?
     --  Приблизительно,  приблизительно.  Вообще-то  я  людям  предоставляю
собственно расстраивание. Основы мира, понимаешь ли.
     -- Да. Да.  Все, что ты  должен сделать, это расстроить. Потому  что  я
абсолютно  уверен, -- говорил Кроули важно, -- что  рождение -- лишь начало.
Важно  выращивание.  И  Влияния.  Иначе  ребенок  никогда  не  узнает,   как
пользоваться своей силой.  -- Он помолчал. -- Так, как требуется,  во всяком
случае.
     -- Наша сторона будет, конечно, не  против расстраивания  твоих планов,
-- задумчиво кивнул Азирафаил. -- Совсем не против...
     -- Да. Тебе на крыло медаль повесят! -- подбадривающе усмехнулся ангелу
Кроули.
     -- Что,  интересно,  произойдет с  ребенком, если его  не слуги  Сатаны
воспитают? -- спросил Азирафаил.
     -- Ничего, скорее всего. Никогда ничего не узнает.
     -- Но генетика...
     --  Не говори мне  про генетику! Она-то тут при чем? -- хмыкнул Кроули.
-- Взгляни на Сатану. Создали, чтобы  ангелом  был, а вырос  -- стал Великим
Мятежником. Эх, если  уж про  генетику говорить, тогда ребенок  вообще может
ангелом стать... Ведь давным-давно его отец был важной персоной на  Небесах.
Говорить,  что  он вырастет демоном, поскольку  его  папа демоном стал,  все
равно, что сказать, что мышь, которой отрезали хвост, родит бесхвостую мышь.
Поверь мне.
     -- И без сатанистского влияния, которому не противостоят...
     -- В худшем случае Аду придется все начать сначала. А Земля получит еще
хотя бы одиннадцать лет. Это хоть чего-то стоит, верно?
     Теперь Азирафаил опять выглядел задумчивым.
     -- Ты хочешь сказать, что сам  по себе ребенок  не  зол? --  спросил он
медленно.
     -- Потенциально зол. И потенциально добр, думаю. Он -- просто огромный,
мощный потенциал, ждущий  оформления, -- пояснил Кроули  и пожал плечами. --
Да и потом,  что мы говорим  про какие-то добро  и зло. Они  --  всего  лишь
названия сторон. Мы это знаем.
     -- Да,  думаю, стоит попробовать, -- сказал ангел. Кроули подбадривающе
кивнул.
     -- Согласились? -- бросил демон и выставил вперед руку.
     Ангел осторожно ее пожал.
     -- Точно будет поинтереснее святых, -- улыбнулся он.
     -- И, если в будущее  глянуть, делается для пользы  ребенка, -- добавил
Кроули.  -- Мы  будем  кем-то  вроде крестных отцов.  Можно  сказать,  будем
следить за его религиозным взрослением.
     Азирафаил просветлел.
     -- Знаешь, я как-то об этом не подумал, -- бросил он. -- Крестные отцы.
Будь я проклят!
     -- Это не так и плохо, -- ответил Кроули, -- когда привыкнешь.


     Она была известна  под именем  Рыжая Скарлетт. В то время она торговала
оружием -- и торговля уже начала ей надоедать.  Она никогда не задерживалась
на работе надолго. Триста, максимум четыреста лет... А то еще растопчут!
     Волосы  ее были каштанового цвета  -- не рыжие, не коричневые, а именно
глубокого  цвета  вороненой меди,  и  падали они на ее талию  косами,  из-за
которых мужчины могут начать драку  --  да, собственно, часто и начинали. Ее
глаза были неприятного оранжевого цвета. На вид ей было двадцать пять, и так
было всегда.
     У  нее  был  пыльный,  кирпичного  цвета  грузовик, и  она  (совершенно
невероятное умение) могла его перегнать через любую границу  мира. Она ехала
в маленькую восточноафриканскую страну,  где теплилась гражданская война, ее
товар -- если повезет -- разожжет ее пожар. К сожалению,  грузовик сломался,
и даже она не могла его починить.
     А она очень неплохо разбиралась в машинах к тому времени.
     И  вот  она находилась  в  центре  города  [Официально города.  Он  был
размером с  английский  захолустный  городок.  Прим. авт.]. Город  этот  был
столицей Кумболо, африканской страны, которая уже три  тысячи лет обходилась
без войн. Лет примерно тридцать она была  Страной-Сэра-Хамфри-Кларка, но так
как  в  стране  вообще  не  было  минералов,  и  она  была  не  более  важна
стратегически,  чем банан,  в  ней  ввели самоуправление сумасшедше  быстро.
Кумбололенд,  возможно, был  страной бедной,  и несомненно скучной  --  зато
мирной. Его многочисленные племена,  у который нормальные  были между  собой
отношения, давно перековали мечи  на орала;  в 1952-ом на  городской площади
случилась  драка  между пьяным  возницей,  правившим  повозкой,  запряженной
быками,  и настолько же пьяным вором, желавшим быков украсть -- о ней до сих
пор говорили.
     Скарлетт зевнула, обмахнула  голову широкой  шляпой, чтобы было  не так
душно, оставила поломанный грузовик на улице и забрела в бар.
     Она купила банку пива, осушила ее и усмехнулась бармену.
     -- У  меня есть грузовик,  который  надо починить,  --  бросила она. --
Кто-нибудь здесь есть, кто может помочь?
     Бармен широко усмехнулся, обнажив белые зубы. Его  впечатлил  ее способ
пить пиво.
     -- Только Натан, мисс. Но Натан уехал  в  Каонду, посмотреть  на  ферму
зятя.
     Скарлетт купила еще пива.
     -- Так, и когда этот Натан вернется, по-вашему?
     -- Может, через неделю, а то и через две, дорогая дама. Ха, этот Натан,
он бездельник, да...
     Сказав это, бармен нагнулся вперед.
     -- Вы одна путешествуете, мисс? -- спросил он.
     -- Да.
     --   Опасно,  между  прочим.  Скверные   парни  на   дорогах  временами
попадаются... Плохие. Не местные, -- добавил он быстро.
     Скарлетт подняла безупречную бровь.
     Несмотря на жару, бармен задрожал.
     -- Спасибо, что предупредили, -- промурлыкала Скарлетт. Ее голос звучал
так,  как  звучит то, что  скрывается в  высокой  траве, видное, только если
дергает ушами -- пока мимо не идет что-то молоденькое и нежненькое.
     Она кинула бармену свою шляпу и вышла на улицу.
     Африканское  жаркое солнце  нагревало  ее  тело;  ее грузовик стоял  на
улице, набитый оружием, пулями и минами. Он никуда не собирался.
     Скарлетт кинула быстрый взгляд на грузовик.
     На его крыше сидел гриф. Он уже триста миль проехал со Скарлетт. Сейчас
он тихо рыгал.
     Она  обежала  взглядом  улицу: пара женщин  болтала  на углу, скучающий
продавец  сидел напротив кучи разноцветных  дынь,  отгоняя  мух,  да в  пыли
играла кучка детей.
     -- Какого  черта! --  тихо  пробормотала  она.  --  Давно  пора  отпуск
устроить.
     Это было в среду.
     А в пятницу город уже бушевал.
     К следующему вторнику экономика Кумболо  была разрушена, двадцать тысяч
людей убито  (в  том  числе и бармен  --  убили мятежники во время  атаки на
баррикады на рынке),  примерно сто тысяч  было ранено, все  оружия  Скарлетт
были использованы по назначению, а гриф помер от переедания.
     Скарлетт уже покинула страну  -- на последнем  поиске.  Пора  меняться,
чувствовала она. Слишком долго она торговала  оружием.  Пришла пора перемен.
Чем-нибудь хотелось  ей  заняться  поинтереснее...  Вот, скажем, журналистом
неплохо бы побыть. Возможность. Она обмахнулась  своей  шляпой  и  скрестила
перед собой свои длинные ноги.
     Недалеко  началась драка.  Скарлетт усмехнулась. Люди всегда вокруг нее
(и за нее) дрались. Очень было приятно, конечно.


     У Соболля были  черные волосы, подровненная  черная борода, и он только
что решил создать корпорацию.
     Он занимался напитками на пару со своим бухгалтером.
     -- Как дела, Фрэнни? -- спросил он ее.
     -- Двадцать миллионов копий уже продали! Можете поверить?
     Занимались  они  напитками в рестораны "Верх Шестерок", на вершине дома
666  по Пятой авеню  в Нью-Йорке.  Это чуть-чуть поражало Соболля.  Ночью из
окон ресторана  был  виден весь Нью-Йорк, а весь Нью-Йорк видел огромные 666
на каждой из четырех сторон здания. Да-да, конечно, это всего лишь номер, до
него должно было дойти при такой длине улицы -- но все равно смешно.
     Соболль  и бухгалтер  только что  вернулись из  маленького, дорогого, а
главное,  одного  из  лучших ресторанов  в Гринвич-Вилледже,  где  еда  была
полностью  nouvelle  [Следует отметить, что  слово это означает готовку, где
используется  мало соуса, зато пищи дается много... Прим. перев.]: маленькое
бобовое   зернышко,   горошинка  и  шкурка   от  куриной  грудки,  аккуратно
разложенные на маленькой квадратной тарелочке.
     Соболль это блюдо выдумал в прошлый визит в Париж.
     Его бухгалтер съела  свое  мясо и пару овощей  менее, чем  за пятьдесят
секунд, а все остальное время бросала взгляды на тарелку, на ножи и -- время
от времени  -- на других  обедающих, взгляды  такие, словно ее интересовало,
какой у них вкус (да так и было, собственно). Это Соболля здорово поражало.
     Он поигрался со своим "Перриером".
     -- Двадцать миллионов, а? Это вполне неплохо.
     -- Это чудесно!
     --  Значит,  правда вот-вот корпорацией  станем... Пора серьезным делом
заняться, не правда ли?  Калифорнией,  думаю. Мне нужны фабрики,  рестораны,
все  куча.  Пока  не  будем   брать  издательские  компании,  но  их  службы
безопасности пора уже купить. Да?
     Фрэнни кивнула.
     -- Звучит отлично, Соболль. Надо будет...
     Ее прервал  скелет. Скелет  в  платье от  "Диор",  с  загорелой  кожей,
натянутой -- кажется, вот-вот сорвется -- на изящные кости черепа. У скелета
были  длинные  светлые волосы  и красивые накрашенные губы:  именно на  него
показывали бы матери со  всего  мира,  поучая детей  "Вот что  произойдет  с
тобой,  если  не  будешь  есть зелень".  Он выглядел  как  стильная  реклама
голодания...
     Это была знаменитая  нью-йоркская  топ-модель,  и в  руках  у  нее была
книга. Она спросила:
     -- Послушайте, мистер  Соболль, вы не раздражены моим вмешательством, я
вас от важных дел не отвлекла? Просто  эта ваша  книга изменила мою жизнь --
не могли бы вы ее для меня подписать?
     Она умоляюще уставилась на него глазами, скрытых глубоко в замечательно
оттененных глазами впадинах.
     Соболль снисходительно кивнул и взял у нее книгу.
     Понятно было, как она  его узнала --  его темные серые глаза взирали на
мир с фотографии на обитой фольгой  обложке. "Диета без пищи: сделайся тощим
и изящным", звалась книга; "Лучшая книга о диете века".
     -- Как пишется ваше имя? -- спросил он.
     -- Шеррил -- два "р", одно "и", одно "л".
     -- Вы мне напоминаете старого, старого друга, -- сказал он ей, быстро и
аккуратно  выводя  слова  внутри   обложки.  --  Прошу.  Рад,  что  она  вам
понравилась. Фаната встретить всегда приятно.
     Написал он вот что:
     Шеррил,
     Хиникс пшеницы за динарий, и три хиникса ячменя  за динарий;  елея же и
вина не повреждай. Откр. 6:6.
     Доктор Вран Соболль.
     -- Из Библии, -- пояснил он.
     Она,  благоговейно глядя на Соболля, закрыла  книгу и отошла  от стола,
постоянно его благодаря, он не знает, сколько это для нее значит, он изменил
ее жизнь, честное слово...
     На самом деле, у него не было  никакого медицинского звания, потому что
в дни его молодости  не было университетов,  но Соболль видел, что она скоро
умрет.  Может,  пару  месяцев  протянет,  не  больше.  Без  пищи. Покончи  с
проблемой веса -- а заодно и с собой.
     Фрэнни   голодно  стучала   по  клавиатуре  своего  ноутбука,  планируя
следующую фазу трансформации пищевых  привычек Запада.  Соболль ей купил эту
машину   в  подарок.   Она  была  очень,  очень  дорогая,  очень  могучая  и
сверхтонкая. Он обожал тонкие вещи.
     -- Есть европейская  компания, над  которой мы  можем  получить  полный
контроль   --  Холдингз   (Холдингз)  Инкорпорейтед.  Получим  контроль  над
налоговой  базой  Люксембурга.  Если  будем гнать  деньги  через  Кайманы  в
Люксембург, а оттуда в Швейцарию, мы сможем заплатить за фабрики в...
     Но Соболль больше не слушал. Он вспоминал тот маленький ресторанчик. Он
понял, что впервые видел столько голодных богачей.
     Соболль улыбнулся широкой улыбкой,  показывающей  наслаждение от успеха
работы, глубокое наслаждение. До основного события он  просто  убивал время,
но убивал он его такими изысканными способами. Время, и иногда людей.


     Иногда его звали Белли, или Бланк, или  Альбус, или Мел, или  Вайс, или
Снегги,  или  еще  каким-то  из сотни имен. Его кожа  была  белой, волосы --
блекло-светлые, глаза -- ярко-серые. Бегло смотревшие считали, что ему около
двадцати -- а на него все смотрели бегло.
     Он был почти совершенно незапоминаем.
     В отличие  от двух своих  коллег, он никогда не  задерживался на  одной
работе надолго.
     В   разные   времена  у  него   были  интереснейшие  работы  в   разных
интереснейших местах.
     (Он  работал  на  Чернобыльской АЭС,  и  на  Виндскейле, и на Фри  Майл
Айленде, всюду на мелких и не особенно важных работах.)
     Он был неважным, но ценным членом многих изобретательских команд.
     (Он  помог   изобрести   газолиновый  мотор,   пластики   и  баночки  с
вытягиваемым за кольцо верхом.)
     Он мог заниматься чем угодно.
     Его  никто не замечал. Он был ненавязчив, но его присутствие  создавало
кумулятивный эффект. Если задуматься,  можно было понять, что  он должен был
где-то быть, что-то делать. Может, даже говорил с вами. Но его легко забыть,
этого мистера Уайта.
     В настоящий момент он работал на палубе нефтяного  танкера, плывущего в
Токио.
     Капитан напился и  сидел в каюте. Первый помощник  был  где-то  спереди
судна. Второй -- на камбузе. Вот,  собственно, и  вся  команда -- судно было
почти полностью автоматизировано. Человек мало чего мог сделать.
     Впрочем, если бы человек совершенно случайно нажал на кнопку с надписью
"АВАРИЙНЫЙ СБРОС ГРУЗА" на мостике, автоматические системы позаботились бы о
том, чтобы куча черной жижи отправилась  в  море,  миллионы тонн нефти,  что
очень плохо повлияет на  живущих рядом птиц, рыб, растительность, животных и
людей. Естественно,  была  куча  специальных  хитрых замков  и спецблоков  с
защитой от дураков, но так же было всегда.
     Потом был продолжительный спор насчет того, чья это все-таки была вина.
В конце концов все так и осталось нерешенным,  а вину распределили  поровну.
Ни капитан, ни первый помощник, ни второй никогда больше не работали.
     Почему-то все забыли про  матроса  Белли, который уже преодолел полпути
до   Индонезии   на   пароходе-страннике,  доверху   заваленном   ржавеющими
металлическими бочками с особенно ядовитым уничтожителем сорняков.


     И был Еще Один. Он был на площади в Кумболо. И в ресторанах. И в рыбах,
и в воздухе, и в бочках с уничтожителем сорняков. И на дорогах, и в домах, и
в дворцах, и в хижинах.
     Нигде он не был чужаком, и уйти от него было нельзя. Он делал то, что у
него получалось лучше всего, и то, что он делал, было то, что он есть.
     Он не ждал. Он работал.


     Харриет Даулинг вернулась домой со своим малышом, которого -- по совету
сестры Веры Говорливой  -- более настойчивой, чем сестра Мэри -- она назвала
Колдуном.
     Культатташе вернулся  домой  через неделю и объявил,  что  ребенок явно
унаследовал  лучшее  от  его  предков.  Он  также  поручил  секретарше  дать
объявление в "Леди" насчет няни.
     В одно рождество Кроули видел "Мэри Поппинс" по телевизору (за кулисами
Кроули был влиятельной персоной  в большинстве телекомпаний; больше всего он
гордился изобретением игровых  шоу). Он  шутливо подумал, что эффективным  и
очень стильным путем избавления от очереди нянь, что сформируют очередь (или
будут ожидать в какой-то другой форме) у дома культатташе, будет ураган.
     Он  занялся хитрыми манипуляциями,  и  в  результате в назначенный день
появилась лишь одна няня.
     На  ней  был  вязаный твидовый  костюм  и небольшие  жемчужные сережки.
Пожалуй, что-то в ней и  говорило "няня" --  говорило так же, как в тех, что
нанимают британские дворецкие в определенных американских фильмах. Также оно
тихо  покашливало  и  бормотало,  что это очень может быть такая няня, какие
рекламируют  не  специфицированные,  но   странно   определенные   услуги  в
определенных журналах.
     Ее плоские  туфли  похрустывали  по гравиевой  дорожке,  а сбоку от нее
бежал серый пес, с клыков которого капала белая слюна. Его глаза горели алым
цветом, и он голодно поглядывал в разные стороны.
     Она  пришла   к  тяжелой   железной  двери,  улыбнулась   --   короткой
удовлетворенной улыбкой -- и позвонила в колокольчик. Он мрачно "динькнул".
     Дверь  была  открыта,  как говорится, дворецким старой  школы [В данном
случае  имеется  в  виду вечерняя  школа совсем рядом с Тоттенхем Корт Роуд,
которой  управлял  старый  джентльмен,  игравший   дворецких  и   помощников
джентльменов в кинофильмах, телефильмах и на сцене с 1920-ых. Прим. авт.].
     -- Я Няня Асторет,  --  сказала  она  ему. -- А это,  -- продолжила она
(серый пес в это время осторожно  посматривал  на дворецкого, видно,  думая,
где будет хранить кости), -- Шарик.
     Она оставила пса в  саду, с  блеском  прошла интервью, и миссис Даулинг
повела няню на встречу с предметом ее забот.
     Она неприятно улыбнулась.
     --  Какой славный мальчуган, -- бросила  она. -- Скоро  нужен будет ему
трехколесный велосипед.
     По  одной  из  странных  случайностей,  еще  один  член  обслуживающего
персонала появился в  тот  же день.  Это  был садовник --  и  отличный,  как
выяснилось. Никто не понял,  как у него все получалось -- ведь он никогда не
брал в руки лопаты,  даже и не пытался очистить  сад от стай  птиц,  что его
заполняли и садились на него при любой возможности. Он просто тихонько сидел
в тени, а вокруг него сады цвели и цвели.
     Колдун приходил с ним повидаться, когда вырос достаточно, чтобы ходить,
а Няня делала то, что она делала в выходные.
     -- Вот  Брат Слизняк, --  говорил ему садовник,  --  а эта  малюсенькая
зверюшка  -- Сестра  Помидорная  Гусеница.  Помни,  Колдун, идя по  прямым и
кривым дорожкам жизни, люби и чти все живое.
     -- Няня говорит,  что  вивые веши достойны  быть лищь землей  под моими
ногами, мистер Фванциск, -- отвечал Колдун, гладя Брата Слизняка и рассеянно
вытирая руку о свой костюм Кермита Лягушки.
     -- Ты эту женщину не слушай, -- отзывался садовник, -- ты меня слушай.
     Вечером Няня Асторет пела Колдуну колыбельные.
     О, славный старый Герцог Йорка,
     Что Десять Тысяч Человек Имел,
     Он их Возвел на Вершину Холма,
     И Сломил все земные народы и привел их
     под власть нашего господина Сатаны.
     и
     Маленькая хрюшка в Ад пошла,
     Маленькая хрюшка осталась дома,
     Маленькая хрюшка ела теплую, сырую человеческую плоть,
     Маленькая хрюшка насиловала девственниц,
     И вскарабкалась маленькая хрюшка на гору мертвых тел,
     Чтобы взобраться наверх.
     --  Бват  Фванциск,   садовник,  говорит,   что  я  должен  ставательно
пвактивовать добводетель и вубовь к всем вивым вешам, -- говорил ей Колдун.
     --  Не  слушай этого мужчину, -- отзывалась  няня, укладывая  его в его
маленькую кровать. -- Слушай меня.
     Так и шло...
     Соглашение  отлично  работало. Никто  не выигрывал. Няня Асторет купила
ребенку  маленький  трехколесный  велосипед,  но  не  могла   его  уговорить
покататься на нем в доме. И он боялся Шарика.
     Между  тем  Кроули и  Азирафаил  встречались на крышах омнибусов,  и  в
галереях, и на концертах, обменивались наблюдениями и улыбались.
     Когда Колдуну  было шесть, няня  покинула  дом,  в тот  же день ушел  и
садовник. Шаги обоих были гораздо тяжелее, чем в момент прихода.
     Теперь Колдуна учили два учителя.
     Мистер  Гаррисон рассказывал  ему про Аттилу  Гунна,  Влада Дракулу,  и
Тьму, Что в Человеческой  Душе [Не говоря, что Аттила очень любил свою мать,
а  Дракула  старательно  читал  молитвы каждый день. Прим. авт.].  Также  он
пытался научить  Колдуна произносить горячащие  толпу политические речи, что
ему позволит властвовать над множеством сердец.
     Мистер  Кортес  рассказывал  про  Флоренс  Найтингейл  [Умалчивая   про
сифилис. Прим. авт.], Авраама  Линкольна  и уважение искусства. Он попытался
научить  его, что  такое свобода воли,  самоотрицание  и Такое  Отношение  к
Другим, Какого Вы Хотите от Них к Себе.
     Оба они читали ребенку большие куски из "Откровений".
     Несмотря  на все их  старания, Колдун очень хотел  -- жаль -- научиться
математике.  Ни  один  из   учителей  не  был  полностью   удовлетворен  его
прогрессом.
     Когда Колдуну было десять, ему  нравился бейсбол, нравились пластиковые
игрушки, перевоплощающиеся в  другие пластиковые игрушки, нравилась жвачка с
банановым вкусом, а также комиксы, мультики и велосипед.
     Кроули волновался.
     Они  были в кафетерии Британского  музея, еще одном убежище для усталых
солдат Холодной  Войны.  За  столиком слева  от них два прямых, как чистящие
стволы палки, американца тихонько передавали  чемодан (полный идущих на дело
революции  долларов) маленькой темнокожей даме в очках, а за столиком справа
заместитель главы МИ7 и резидент  КГБ  спорили,  кто  будет платить за чай и
булочки.
     Кроули наконец произнес то, о чем и думать  себе запрещал всю последнюю
декаду.
     -- По-моему, -- сказал он своему противнику, -- он уж слишком обычен.
     Азирафаил  сунул  в рот  еще одно порезанное яйцо и запил его кофе.  Он
вытер губы бумажной салфеткой.
     -- Это мое хорошее влияние, --  улыбнулся он. -- Или, вернее -- похвалу
заслужившие ее получат -- моей маленькой команды.
     Кроули покачал головой.
     --  Я не  сбрасываю это со  счета.  Слушай, сейчас  он должен  пытаться
подстраивать  мир вокруг  себя к своим  желаниям,  делать  таким,  каким его
видит,  и  все такое. Нет, не  пытаться. Он это должен делать,  сам этого не
понимая. И что, хоть что-нибудь такое ты видел?
     -- Ну, нет, но...
     -- У него сейчас должна быть куча сырой энергии. У него она есть?
     -- Ну, мне так не кажется, но...
     -- Он  слишком обычен. -- Кроули побарабанил пальцами  по столу. -- Мне
это не нравится. Что-то здесь не так -- не могу только понять, что.
     Азирафаил  взял  кусочек  ангельского торта  Кроули  [Определенный  вид
сладкого торта. Прим. перев.].
     -- Ну, он ведь растет. И, конечно, Небеса вмешивались в его жизнь.
     Кроули вздохнул.
     --  Я просто боюсь, что он не сможет  справиться с адской гончей, вот и
все.
     Азирафаил приподнял бровь.
     -- Гончей?
     --  Подарок  на  одиннадцатый  день  рождения.  Прошлой  ночью  получил
сообщение из Ада...
     Сообщение  пришло  во  время  "Золотых  девушек",  одной   из   любимых
телепрограмм Кроули. Роза потратила десять минут,  чтобы  сообщить  то,  что
можно было коротко сказать, и когда наконец вновь начался нормальный сериал,
Кроули понял, что не сможет разобраться с сюжетом.
     --  Они ему шлют гончую, идти рядом, охранять его от зла. Самую большую
из имеющихся.
     -- А люди не удивятся -- откуда, мол, возник вдруг огромный черный пес?
Родители его, скажем...
     Кроули неожиданно  встал,  наступив на  ногу  болгарского  культатташе,
который оживленно беседовал с Хранителем Древностей Ее Величества.
     -- Никто  ничего не заметит необычного. Это реальность, ангел мой. А  с
этим молодой Колдун может что угодно сделать, знает он это или нет.
     -- А когда он появится, этот пес? Имя-то у него есть?
     --  Я же  сказал --  на одиннадцатый день  рождения, в  три дня. Как бы
настроится на хозяина. Он должен  сам дать псу имя --  это очень важно, даст
тому цель. Думаю, будет Убийца, или Страх, или Крадущийся Ночью.
     -- И ты там будешь? -- спросил ангел беззаботно.
     --  Ни  за  что  не пропущу, -- ответил Кроули.  -- Очень надеюсь,  что
ребенок несильно неправилен. Ладно, посмотрим реакцию на пса. Что-то это нам
скажет... Надеюсь,  он пошлет его обратно, или его испугается. Если назовет,
все пропало. У него будут все его силы, и Армагеддон будет за углом.
     --  Думаю, -- бросил Азирафаил, потягивая свое вино (которое только что
перестало быть "Бужоле" с  небольшим привкусом  уксуса и стало  приятным  на
вкус,  но  очень удивленным,  "Шато  Лафит"  1875 года),  --  думаю, мы  там
встретимся.


     В Центральном Лондоне было жарко и дымно.
     На одиннадцатый день рождения Колдуна собралась куча народа.
     Было  двадцать маленьких мальчиков и семнадцать маленьких девочек. Была
куча светловолосых  мужчин с одинаковой  короткой стрижкой, темными голубыми
костюмами и кобурами на  плечах. Была  команда  поставщиков, привезших желе,
торты  и  пакетики  чипсов.  Во главе  их  колонны  автомобилей  был  старый
"Бентли".
     Великолепных Харви и  Ванду, Специальность --  Детские Вечеринки, обеих
свалила  с  ног неожиданная желудочная инфекция,  но, к счастью (и  по плану
кое-кого), буквально из ниоткуда появилась замена. Иллюзионист.
     У каждого  свое хобби. Несмотря на все предупреждения Кроули, Азирафаил
решил использовать свое.
     Азирафаил  гордился  своими магическими  способностями.  В  1870-ых  он
посещал класс Джона Маскелайна, провел почти год, изучая ловкость рук,  игры
с монетами и  вынимание из шляп кроликов.  Причем, хотя Азирафаил мог делать
вещи,  которые  заставят весь Круг  Магов  бросить их  жезлы, он никогда  не
применял  называемых  им  прирожденными   способности  во  время  вытворения
фокусов. Что было серьезным недостатком. Теперь ему казалось, что он слишком
мало практиковался.
     "Хотя, -- думал он, -- это похоже на езду на велосипеде. Навыки никогда
не  забываешь". Его  иллюзионистская куртка  была  несколько пыльной, но как
только он ее надел, стало хорошо. И скороговорка у нему возвращалась...
     Дети смотрели  на  него  с откровенно  презрительным  непониманием.  За
буфетом Кроули, в его белом костюме официанта, съежился от смущения.
     --  А теперь, молодые  господа и дамы, видите мою старую, драную шляпу?
Какая шокирующе  плохая шляпа, как вы -- молодежь -- говорите. Видите, в ней
ничего нет. Но, взгляните-ка, кто это в гости заглянул? Ой, старый знакомый,
кролик Гарри!
     -- Он у вас  в кармане был,  -- буркнул Колдун. Остальные дети согласно
закивали. Они что, малышня, по его мнению?
     Азирафаил  вспомнил,  что  ему  Маскелайн   говорил  насчет  того,  как
насмешников ублажить.
     -- Обратите все в шутку, пудингоголовые, -- я  вас  имею в виду, мистер
Фелл,  --  так тогда  назвался  Азирафаил. --  Рассмешите их, и они вам  все
простят!
     --  Хо, раскусили мой шляпный  фокус, -- хихикнул он. Судя по взглядам,
детям вовсе не было смешно.
     -- Да, ерунда, -- вздохнул Колдун.  --  К  тому же, я ничего  такого не
хотел -- хотел мультики смотреть...
     -- Он прав, знаете  ли, -- согласилась маленькая девочка с косичкой. --
Ерунда это все, точно. Вы, небось, еще и неряха.
     Азирафаил  отчаянно глянул на  Кроули.  Ему было  совершенно ясно,  что
молодой Колдун  был адом запятнан, и чем скорее появится Черный  Пес и можно
будет отсюда убраться, тем лучше.
     --  Теперь, у  вас --  молодежи --  ни у  кого нет  трехпенсовика? Нет,
молодой господин? А что это у вас за ухом...?
     -- У меня на дне рождения мультики были, -- объявила маленькая девочка.
-- И  я  получил трансформера,  ищо моюмалпонни, ищо большойстрэбитель,  ищо
громотанк, ищо...
     Кроули застонал. Детские  вечеринки -- явно место,  куда любой ангел, у
которого хоть  унция есть здравого смысла, должен  бояться ступать.  Гудящие
детские голоса громко  выражали циничное веселье, когда Азирафаил уронил три
связанных металлических кольца.
     Кроули отвернулся, и взгляд  его упал  на заваленный подарками стол. Из
высокой  пластиковой штуки на  него  бросили ответный  взгляд  два маленьких
круглых глаза.
     Кроули внимательно проверил  их  -- не блестят  ли красным огнем? Когда
имеешь  дело с адскими  бюрократами, ни в  чем нельзя быть уверенным.  Очень
даже  могли вместо пса послать  песчанку. Нет,  совершенно  нормальная  была
песчанка. Похоже, жила она  в замечательной конструкции из цилиндров, сфер и
моторчиков  (с  ней в качестве  энергии) --  Испанская  Инквизиция такую  бы
изобрела, если бы имела доступ к прессу.
     Кроули  взглянул  на  часы.  Он ни разу  не подумал о том, что надо  бы
сменить их  батарейку  --  три  года назад  перестала работать, и все  равно
показывали точное время. Было без двух три.
     Азирафаил все больше и больше волновался.
     -- У  кого-нибудь из собравшихся  здесь  господ при  себе  есть носовой
платок? Нет? -- В викторианскую эпоху невозможно было встретить человека без
платка, и фокус, который  состоял в  магическом  возникновении  голубя,  что
сейчас раздраженно  клевал  запястье Азирафаила,  не  мог  быть  без  платка
произведен. Ангел  попытался привлечь  внимание Кроули, не смог и в отчаянии
махнул рукой одному из охранников, который встревоженно повернулся.
     -- Ты,  славный  человек,  поди-ка сюда. Теперь взгляни-ка в  нагрудный
карман, думаю, там ты найдешь отличный шелковый носовой платок.
     -- Нет, сэр. Боюсь, чт' нет, сэр, -- отозвался  охранник, смотря  прямо
перед собой.
     Азирафаил отчаянно мигнул.
     -- Нет, милый мальчик, все же посмотри, прошу тебя.
     Охранник засунул руку во внутренний  карман,  удивленно раскрыл глаза и
вытащил платок  (голубой  --  цвета  утиного  яйца, с  кружевами  по  краям.
Азирафаил почти сразу понял,  что кружева были ошибкой -- задели за пистолет
охранника, он  пролетел, медленно  кружась,  через лужайку и  тяжело упал  в
миску с желе.
     Дети спазматически зааплодировали.
     -- Эй, неплохо! -- выкрикнула девочка с косичками.
     Колдун  уже  успел  покрыть  разделяющее компанию и оружие расстояние и
подхватить пистолет.
     -- Руки вверх, смердящие псы! -- весело проорал он.
     Охранники встретились с затруднением.
     Некоторые  из  них  потянулись  за  своими  пистолетами,  другие  стали
пробираться  к --  или  от -- мальчика.  Другие дети стали ворчать, что тоже
пистолеты хотят,  некоторые из более развязных  стали пытаться  отнять их  у
охранников, которые были настолько безрассудны, что их достали.
     Потом кто-то бросил в Колдуна кусок желе.
     Мальчик взвизгнул и нажал  на курок своего пистолета.  Это был "Магнум"
32 калибра, стандартное оружие агента ЦРУ, серое, подлое, тяжелое, способное
с тридцати шагов  разнести человека на куски, оставив красный туман, ужасную
кучу мусора и некоторое количество бумажной работы.
     Азирафаил моргнул.
     Тонкая  струйка  воды  вылетела  из  дула  и  намочила Кроули,  который
выглядывал из окна, оглядывая сад -- вдруг там большой черный пес.
     Азирафаил выглядел смущенным.
     Потом его в лицо ударил кремовый торт.
     Было почти пять минут четвертого.
     Махнув рукой, Азирафаил  превратил остальные  пистолеты в игрушечные  и
пошел прочь.
     Кроули  нашел  его снаружи,  на  мостовой  -- пытался  выпутать  сильно
помятого голубя из рукава своего сюртука.
     -- Да что...-- , -- вздохнул Азирафаил.
     -- Вижу, -- ответил Кроули. -- Зря в рукаве спрятал!
     Он протянул  руку,  вытащил из  куртки  Азирафаила безжизненную птицу и
вдохнул  в  нее  жизнь.  Голубь благодарно  курлыкнул  и  улетел,  осторожно
помахивая крыльями.
     -- Ты не понял, -- продолжил ангел, как только демон был вновь способен
слушать. -- Я не про голубя, а про пса -- где он, а?
     Кроули задумчиво покачал головой.
     -- Разберемся.
     Он открыл дверь машины и включил радио.
     --             Я-буду-так-счастлив-счастлив-счастлив-счастлив-счастлив,
я-буду-так-счастлив-в-ЗДРАВСТВУЙ-КРОУЛИ.
     -- Здравствуйте. А, э, кто это?
     -- ДАГОН,  ПОВЕЛИТЕЛЬ  ПАПОК, ХОЗЯИН  СУМАСШЕСТВИЯ,  ПОДГЕРЦОГ СЕДЬМОГО
МУЧЕНИЯ. ЧТО МОГУ ДЛЯ ТЕБЯ СДЕЛАТЬ?
     -- Гончая. Я, э, проверяю просто, нормально ли отбыла...
     -- ДЕСЯТЬ  МИНУТ НАЗАД ОТПРАВИЛИ. А ЧТО?  ОНА ЕЩЕ НЕ ПРИБЫЛА? ЧТО-ТО НЕ
ТАК?
     -- О, нет. Все отлично. Замечательно... О, вижу теперь ее. Хороший пес.
Чудесный  пес.  Все грандиозно. Отлично работаете внизу,  ребята. Ну, хорошо
поговорили, Дагон. Скоро увидимся, да?
     Он выключил радио.
     Они  поглядели друг на друга. Из  дома  донесся громкий звук, и одно из
окон разбилось.
     --  Ой, -- пробормотал Азирафаил, легко  не ругаясь -- как-никак, шесть
тысяч лет провел, тренируясь не ругаться, с чего бы теперь начинать. -- Один
пропустил, видно.
     -- Никакого пса, -- бросил Кроули.
     -- Никакого пса, -- эхом откликнулся Азирафаил.
     Демон вздохнул.
     -- Залезай в машину, -- велел он. -- Нам надо об этом переговорить. Да,
Азирафаил...?
     -- Что?
     -- Перед тем, как залезать, счисти этот проклятый кремовый торт.


     Далеко  от  Центрального  Лондона  стояла  жаркая, солнечная погода  --
август... По бокам дороги в Тадфилд пыль пригибала к земле кусты амброзии. В
кустах жужжали пчелы. Воздух казался перегретым, застоявшимся.
     Раздался звук  -- словно тысяча голосов закричала "Славься, господин!",
и крик неожиданно оборвался.
     А потом на дороге появился пес.
     Это должен был быть пес. Форма была правильная.
     Некоторые псы, если вы их встречаете, напоминают вам, что,  несмотря на
тысячи леи эволюции, творимой человеком, каждый пес всего на расстоянии двух
обедов от возвращения к  волку. Эти псы шагают обдуманно,  их форма подходит
для жизни в глуши, зубы желтые, дыхание смердит, а вдали их хозяева бормочут
"Он ведь на самом деле добродушен, если он пристает, просто его толкните", в
глубине глаз псов между тем горят и мерцают костры Плейстоцена...
     Этот  пес  даже  такого пса заставит беззаботно  забежать  за  диван  и
притвориться, что он занят -- грызет резиновую кость.
     Он  уже  рычал,  и  рык  этот  был  тихим,  громыхающим  рыком  ярости,
свернувшейся пружиной,  рык, что начинается в одном горле, а заканчивается в
чьем-то другом.
     Слюна капала с его клыков и шипела, падая на дорогу.
     Он сделал пару шагов и понюхал застоявшийся воздух.
     Его уши приподнялись.
     Слышны  были голоса --  далеко-далеко... Голос. Мальчишеский  голос, но
пес был создан,  чтобы ему повиноваться,  безоговорочно повиноваться.  Когда
голос скажет "За мной", пойдет, скажет "Убей", убьет. Голос его хозяина.
     Пес  перепрыгнул через  изгородь и  побежал  по лежащему за  ней  полю.
Пасущийся бык  секунду на него поглядел, взвесил свои шансы и быстро ушел  к
противоположной изгороди.
     Голоса доносились из  редкой рощицы деревьев. Черная гончая стала к ней
приближаться, выставив вперед клыки.
     Один из других голосов сказал:
     -- Никогда он этого не сделает. Всегда говоришь  так, и ни разу прав не
оказался.  Подарит  тебе папочка  зверя, как  же!  Если  и  даст  когда, так
неинтересного... По его мнению, всего интереснее жуки.
     Последовал  собачий  эквивалент пожатия  плечами,  но  гончая мгновенно
забыла о голосе -- ибо теперь говорил ее Господин, Центр Вселенной.
     -- Он мне подарит пса, -- проговорил его голос.
     -- Ну-ну...  Ты не знаешь,  будет ли это пес. Никто не сказал,  что это
будет пес.  Откуда  знаешь, что  будет  пес, если никто не сказал? Твой папа
будет жаловаться -- мол, чего он все время ест?
     -- Бирючину.
     Этот голос был намного чопорнее двух предыдущих. Хозяин  такого  голоса
-- наверняка человек,  который  перед сборкой модели  не только  разделит  и
пересчитает  все  куски,  прежде чем начать,  как  велят инструкции,  еще  и
покрасит те  части, что нужно, и оставит их подсохнуть до сборки. Этот голос
лишь время отделяло от бухгалтерской работы.
     -- Не едят псы травы, Венсли... Никогда ты такого не видел.
     --   Я  жуков  в  виду  имел.   Они  такие  интересные,  вообще.  Когда
спариваются, друг друга едят.
     Последовала задумчивая пауза. Гончая  подобралась поближе и поняла, что
звуки доносятся из дыры в земле.
     На  самом деле  деревья скрывали древний карьер, добывавший мел, теперь
наполовину  заросший колючками и лианами. Древний,  но явно не  заброшенный.
Все  вокруг  было  истоптано;  гладкие  части  склона  показывали,  что  его
регулярно используют, чтобы покататься на роликах и поиграть  в Стену Смерти
(или, по  крайней мере, Стену Сильно  Драной Коленки). Старые  куски  опасно
обтрепанной  веревки свисали кое-где  с более доступной зелени.  Там  и  тут
листы  волнистого  железа  и  старые  деревянные  доски  висели  меж  веток.
Полуобгорелый, ржавеющий знак "Владения Триумф Герольд" виднелся (наполовину
был скрыт в куче крапивы).
     В  одном углу путаница колес и  разъеденной  проволоки  ясно обозначали
место   знаменитого  Потерянного  Кладбища  --  места   смерти  тележек   из
супермаркетов.
     Для детей это был рай. Местные подростки обозвали это место Ямой.
     Гончая  продралась через крапиву  и  увидела четыре фигуры,  сидящие  в
центре карьеры  на  том,  на чем  всегда  сидят  члены  приличных  секретных
компаний -- на обычном ящике из-под молока.
     -- Врешь!
     -- Нет.
     -- Спорим, что врешь, -- проговорил первым заговоривший голос. Его звук
ясно обозначал, что хозяин  его  -- некто молодой женского  пола; сейчас тон
его был тоном потрясенного интереса.
     -- Делают, точно.  У  меня их  шесть было,  а  потом мы уехали, я траву
поменять забыл, по возвращении увидел одного -- такого толстого...
     --  Не-е.  Это не жуки, это богомолы. Я по телику  видел -- эта большая
женщина другого съела и даже не заметила.
     Последовала еще одна заполненная мыслями пауза.
     -- О чем молятся-то? -- спросил голос Хозяина пса.
     --  Не  знаю...  Наверное,  просят  бога,  чтобы  жениться  никогда  не
пришлось.
     Гончая ухитрилась поместить один  огромный  глаз  напротив  амбразуры в
сломанной ограде карьера и взглянула вниз.
     --  Вообще, это  как  с великами, -- бросил важно говоривший первым. --
Думал,  подарят мне велик с  семью  колесами,  одним из  этих сидений-бритв,
пурпурной краской и  всем таким, а мне легкий голубой дали. С корзинкой. Для
девочек.
     -- Ну. Ты ж и есть девочка, -- ответил какой-то из других голосов.
     --  Это  половая  дискриминация, вот  что  это  такое.  Давать  подарки
девочкам девочкины только из-за того, что они девочки.
     -- Мне подарят пса,  --  бросил его Хозяин  твердо. Хозяин  стоял к псу
спиной, и тот не мог его хорошенько разглядеть.
     -- Ага, один из этих огромных ротвейлеров, да? -- отозвалась девочка, и
голос ее был полон вялого сарказма.
     -- Нет, это будет пес, с  которым  повеселиться можно,  -- сказал голос
Хозяина. -- Не большой...
     Глаз в крапиве внезапно исчез -- вниз.
     -- ...а один  из  этих  умненьких псов, что могут  залезать  в кроличьи
норы,  а  еще  одно  ухо  у них смешное, наружу все время смотрит. Настоящая
дворняга. Чистокровная.
     Неслышимый для находящихся  внутри, на  краю карьера тихонько громыхнул
гром. Он мог  быть  вызван неожиданным  убеганием воздуха в вакуум, а  этому
причиной могло быть, к примеру, превращение большого пса в маленького.
     Тихий  хлопающий звук, что последовал, мог  быть  вызван выворачиванием
одного из ушей наизнанку.
     -- И назову я его... -- продолжал Хозяин. -- Назову...
     -- Да? Как? -- поинтересовалась девочка.
     Гончая  ждала. Вот он,  ожидаемый  момент.  Называние. То, что даст  ей
цель,  функцию,  "я".  Ее глаза  засветились тусклым красным светом  (будучи
теперь гораздо ближе к земле), и она продвинулась в крапиву.
     --  Я назову  его Пес, -- решительно закончил Хозяин. -- Меньше проблем
будет с таким именем.
     Адская гончая остановилась. Глубоко в своем дьявольском собачьем  мозгу
она знала, что что-то не так,  но  ее послушание, ее неожиданная  сильнейшая
любовь  к  Хозяину справились со всеми опасениями. Да и потом, не ей решать,
какого должна быть размера, так ведь?
     Она побежала вниз по склону навстречу судьбе.
     Вообще-то, странно. Выпрыгивать на людей всегда хотела, а теперь -- что
совершенно неожиданно -- гончая поняла, что еще и хвостом хочет махать.


     -- Ты сказал, что  это он!  -- простонал Азирафаил,  рассеянно подбирая
последний кусок с торта с отворота костюма. Он облизал свои пальцы.
     --  Это и был он, -- ответил Кроули. --  В смысле, я ведь должен знать,
верно?
     -- Тогда кто-то, должно быть, вмешался.
     --  Никого больше нет! Только мы, верно? Добро и Зло.  Одна сторона или
другая.
     Он ударил руль.
     -- Ты не представляешь, что они сделать могут, там, внизу, -- простонал
он.
     --  Должно быть,  что-то очень похожее  на  то,  что  вверху творят, --
ответил Азирафаил.
     -- Кончай, а? У  ваших есть  милосердие  --  основы мира,  -- выкрикнул
Кроули сердито.
     -- Да? Ты в Гоморре бывал?
     -- Конечно, -- отозвался демон. -- Там была чудесная маленькая таверна,
где  можно  было  купить  эти отличные  коктейли  из  сброженных  фиников  с
мускусными орехами и давленной лимонной травкой...
     -- Я имел в виду после.
     -- А.
     Азирафаил проговорил:
     -- Что-то должно было произойти в госпитале.
     -- Не могло! Там всюду были наши люди!
     -- Чьи люди? -- холодно переспросил Азирафаил.
     -- Мои люди,  -- поправился Кроули. -- Ну,  не  мои.  Ты ж понимаешь --
сатанисты.
     Он попытался это сказать спокойно. Кроме, конечно, того факта,  что мир
был  замечательным,  интересным  местом,  которым  оба  хотели  наслаждаться
подольше, было мало вещей,  насчет которых они  соглашались  --  к  примеру,
решили ничего  не  делать с  теми, кто, по той  или  другой  причине, решили
поклоняться  Князю  Тьмы.  Кроули они  всегда  смущали. С  ними  нельзя быть
по-настоящему грубым, но  невозможно было не чувствовать по  отношению к ним
то, что, скажем, ветеран Вьетнама будет чувствовать по отношению к  тем, кто
приходит на встречи дружинников, обвешавшись оружием.
     Да к  тому же, их вечный энтузиазм так  утомлял. Хоть эта все работа  с
перевернутыми крестами, пентаграммами  и  петушками. Она большинство демоном
изумляла -- совершенно  не  была нужна. Все, что  нужно было для того, чтобы
стать сатанистом -- усилие сознания. Можно им всю жизнь быть, и не зная, что
такое пентаграмма, не увидев мертвым петушков нигде, кроме куриного супа.
     А  кое-кто  из  сатанистов  старой школы  на  самом  деле  был неплохим
человеком. Он проговаривал слова и делал движения, прямо как те, кого считал
врагами,  а  потом уходил домой и жил кроткую, не выделяющуюся  ничем  жизнь
посредственности остаток недели, ни разу не подумав истинно злобную мысль.
     А остальные...
     Из-за кое-кого из так называемых сатанистов Кроули ежился. Дело было ни
в том, что они делали, а в том, как они всю вину возлагали  на Ад. Придумают
какую-нибудь жуткую идеи, и за тысячу  лет до такой демон не дойдет, темную,
бессердечную  гадость,  что придумать может лишь  полностью  функционирующий
человеческий  мозг, затем  проорут  "Дьявол  Заставил  Меня  Это Сделать", и
симпатии  судей будут  на  их  стороне  -- при том, что Дьявол почти никогда
людей не  заставлял. Не надо было. Почему-то кое-кто  из  людей не мог этого
понять. Ад  не  был основным хранилищем зла,  не более, чем Небо, по  мнению
Кроули, не  было  хранилищем добра;  они  были  просто сторонами в  огромной
космической  шахматной  игре.  Настоящий-то источник,  настоящая  милость  и
настоящее великое зло, был в мозгу человеческом.
     -- А, -- кивнул Азирафаил. -- Сатанисты.
     --  Не  понимаю,  как  они  могли перепутать,  --  говорил взволнованно
Кроули. -- В смысле, два ребенка. Не трудно, ведь так...?
     Он  остановился.  Туман  памяти  расступился,  и он вспомнил  маленькую
монашку, что ему  тогда показалась  сумасшедшей даже  для сатанистски. И еще
кто-то был. Кроули смутно припомнил  трубку, и свитер с  картинкой-зигзагом,
вышедшей из  моды еще в 1938-ом.  На человеке ясно  написано было "ожидающий
отец".
     Должен был быть третий ребенок.
     Он поведал это Азирафаилу.
     -- Зацепок мало, -- отозвался ангел.
     -- Мы знаем, что  ребенок  жив, -- продолжил  Кроули  задумчиво, -- так
что...
     -- Откуда мы это знаем?
     -- Если бы он опять Внизу очутился, я бы здесь сидел?
     -- Верно.
     -- Так что для того, чтобы  его найти, -- окончил Кроули, -- надо всего
лишь проглядеть больничные журналы.
     Мотор "Бентли"  надсадно  закашлялся и  заработал, вдавив  Азирафаила в
кресло.
     -- И что потом? -- спросил ангел.
     -- Найдем ребенка.
     -- А потом что?
     Ангел закрыл глаза, когда машина объезжала угол.
     -- Не знаю.
     -- О горе.
     -- Думаю -- уберись с дороги, клоун  --  твои не согласятся -- и то, на
чем заехал, убери! -- мне убежище предоставить?
     -- Я у тебя хотел то же спросить -- осторожно, пешеход!
     --  Он  на  улице,  знает,  как  рискует,  --   ответил  Кроули,  легко
промчавшись на  ускоренной  машине между такси  и  припаркованной  машиной и
оставив щель, которой не хватило бы дляы кредитки.
     -- Следи за дорогой! Следи за дорогой! Где эта больница-то?
     -- Где-то к югу от Оксфорда!
     Азирафаил схватил панель инструментов.
     -- Нельзя гнать на скорости девяносто миль в час в Центральном Лондоне!
     Кроули глянул на переключатель.
     -- Почему это? -- спросил он.
     -- Ты нас  убьешь! --  Азирафаил  смешался.  -- Неудобно разберешь,  --
поправился он  неубедительно, немного  расслабившись. -- Но других-то можешь
убить.
     Кроули пожал плечами. Ангел так и не привык к двадцатому веку, и посему
не понимал, что вполне возможно ехать со скоростью девяносто миль в час вниз
по Оксфорд-стрит. Просто нужно  было так сделать, чтобы никто не встретился.
А раз все знали, что ехать с такой скоростью невозможно, никто не замечал.
     Машины  были,  по крайней  мере,  лучше  лошадей. Двигатель внутреннего
сгорания  был  бо...  бла...  удачей  для  Кроули. Раньше  он  мог по  делам
разъезжать  только  на   огромным   черных  зверях  с  огненными  глазами  и
высекающими искры копытами. Это для демона было de riguer.  Обычно  Кроули с
них падал. Он не умел обращаться с животными.
     Где-то  у  Чезвика  Азирафаил  стал  задумчиво возиться в куче кассет в
отделении для перчаток.
     -- Что такое Бархатный Андерграунд? -- спросил он.
     -- Тебе он не понравится, -- отозвался Кроули.
     -- А, -- кивнул ангел разочарованно. -- Би-боп.
     -- Знаешь, Азирафаил, думаю, если бы миллион  человек попросили описать
современную музыку, они бы слово "би-боп" и не вспомнили, -- заметил Кроули
     -- А, вот  это для меня.  Чайковский, --  улыбнулся  Азирафаил,  открыл
коробку и всунул кассету в "Блаупункт".
     -- Не  понравится,  -- вздохнул  Кроули. -- Она  больше  двух  недель в
машине была.
     Тяжелый низкий ритм начал звучать в "Бентли", когда они  проезжали мимо
Хитроу.
     Азирафаил нахмурил брови.
     -- Этого я не помню, -- пробормотал он. -- Что это?
     -- Это "Еще Один  Мертвец" Чайковского, -- пояснил Кроули, --  закрывая
глаза, когда они проезжали через Слау.
     Чтобы  время  быстрей бежало, пока они пересекают спящие  Чилтерны, они
также послушали "Мы Чемпионы" Уильяма Бирда, "Я  Хочу Вырваться  На Свободу"
Бетховена. Ни одна из них не была так хороша, как "Толстозадые Девки" Вогана
Уильямса.


     Говорят, что у Дьявола все лучшие мелодии.
     Это точно. Но на Небесах все лучшие хореографы.


     Оксфордширская  равнина простиралась далеко на  запад; разбросанные там
да сям огни  указывали на дремлющие деревни, где честные йомены укладывались
спать, устав  после долгого дня редактирования, финансового  советования или
создания программного обеспечения.
     Сверху, на холме, зажгли свои огни несколько светляков.
     Исследовательский теодолит --  один  из страшнейших символов двадцатого
века. Поставленный  где-нибудь  в  деревенской местности,  он  говорит: пора
Расширять Дороги, о да, и построены будут две тысячи домов, чтобы поддержать
Репутацию Деревни. А затем последуют Улучшения...
     Но даже  самый  добросовестный исследователь в полночь не  работает, и,
однако,  прибор был ясно виден,  ножки  его  глубоко в  дерне. У большинства
теодолитов, конечно, к верхушке не  прикреплена веточка орешника,  с них  не
свисают хрустальные маятники, на ножках их не вырезаны кельтские руны.
     Слабый ветерок трепал плащ,  надетый  на тощую фигуру, двигающую  ручки
прибора. Толстый был плащ, водонепроницаемый, с теплой подкладкой.
     Большинство  книг  про ведьм вам скажут,  что  ведьмы работают нагишом.
Ничего удивительного -- большинство книг про ведьм написали мужчины.
     Молодую  женщину звали  Анафема  Приббор.  Она не была очень  красивой.
Каждая  черта   ее  лица,  рассмотренная  по  отдельности,  несомненно  была
прекрасной, но при взгляде на  все лицо создавалось впечатление, что собрано
оно  было  из того,  что было под рукой, без всякого плана. Самое подходящее
слово  было,  пожалуй, "привлекательная", те, кто его  знал  и знал, как его
произнести, могли  добавить "живая",  хотя, может, и не стали бы -- от этого
слова так и несет пятидесятыми.
     Молодые женщины темными ночами не должны быть одни, даже в Оксфордшире.
Но любой  крадущийся  маньяк потерял бы не только  работу, если  бы напал на
Анафему Приббор. Она  же, все-таки,  была ведьмой. И именно потому, что  она
была  ей  --  а значит,  разумной,  -- она не  верила в  защитные амулеты  и
заклинания; главным ее оружием был хлебный нож длиной в фут, что она хранила
за ремнем.
     Она взглянула в стекло и в очередной раз повернула ручку.
     Она тихонько забормотала.
     Исследователи  часто тихонько бормочут. Вещи  типа  "Скоро здесь  будет
славная дорога -- вы и "Джек Робинсон" произнести не успеете", или "Так, три
и пять десятых метра, плюс-минус комариный усик".
     Это было совершенно другое бормотание.
     -- Темная ночь/И светит  Луна, -- бормотала  Анафема, -- от  Востока на
Юг/От Запада на юго-запад... запад-юго-запад... есть...
     Она подняла с земли свернутую карту Официальную Исследовательскую Карту
и  поднесла ее  к факелу. Пока она  достала  прозрачную линейку и карандаш и
аккуратно провела на карте линию. Она пересекла другую линию.
     Она улыбнулась, не потому, что это было забавно, но потому, что трудную
работу хорошо сделала.
     Потом  она  собрала  странный теодолит,  привязала  его к заду  черного
велосипеда  "сядь-и-молись", прислоненного  к изгороди, убедилась, что Книга
лежит в корзинке, и покатила по туманной дорожке.
     Один был древний велосипед, с рамой,  похоже, из водопроводных труб. Он
был  явно построен до изобретения колеса  с тремя скоростями, скорее  всего,
вскоре после изобретения колеса вообще.
     Но почти все  дорогу  до  деревни  ехать  надо будет под  гору.  Волосы
развевались на ветру, плащ раздулся за ней, словно якорь-простыня, когда она
позволила двухколесному джаггернауту задумчиво нестись сквозь теплый воздух.
По крайней мере, в это время ночи нет никакого движения.


     Мотор  "Бентли" издавал  звук "трр,  трр",  охлаждаясь.  А  вот Кроули,
наоборот, разгорячился.
     -- Ты сказал, видел знак, -- проревел он.
     -- Ну, мы так быстро проскочили. И вообще, я думал, ты здесь уже был.
     -- Одиннадцать лет назад!
     Кроули бросил карту обратно на заднее сиденье и снова завел мотор.
     -- Может, кого спросим? -- предложил Азирафаил.
     -- О, конечно, -- отозвался Кроули саркастично. -- Остановится, спросим
первого идущего по -- по тропе -- в середине ночи, да?
     Сказав это, он повел машину по тропинке, заросшей по краям буками.
     -- Что-то в этом месте странно, -- пробормотал Азирафаил. --  Неужто не
чувствуешь.
     -- Что?
     -- Замедли машину ненадолго.
     "Бентли" опять замедлил ход.
     -- Странно, -- бормотал ангел. -- Вспышки все время. Вспышки...
     -- Чего? Чего? -- взволновался Кроули.
     Азирафаил уставился на него.
     -- Любви, -- бросил он. -- Кто-то это место по-настоящему любит.
     -- Прости?
     -- Такая большая сцена любви. Не могу я это лучше объяснить -- уж точно
не тебе.
     -- Ты имеешь в виду, типа... -- начал Кроули.
     Послышалось  жужжание,  потом   крик,   и,  наконец,  звяканье.  Машина
остановилась.
     Азирафаил мигнул, опустил руки и осторожно открыл дверь.
     -- Ты в кого-то врезался, -- проговорил он.
     -- Нет, -- возразил Кроули, -- в меня кто-то врезался.
     Они вылезли. За "Бентли" на дороге лежал велосипед, переднее его колесо
было свернуто в ленту Мебиуса, заднее зловеще щелкало по земле, замедляясь.
     --  Да  будет  свет,  --  приказал   Азирафаил,  и  дорожку   заполнило
бледно-голубое сияние.
     Из канавы позади них кто-то спросил:
     -- Как это вы ухитрились такое сделать?
     Свет исчез.
     -- Что сделать? -- виновато переспросил Азирафаил.
     -- Э-э... -- теперь голос звучал растерянно. --  Кажется, я головой обо
что-то ударилась.
     Кроули уставился  на  длинную  металлическую  полоску там, где с машины
содралась краска, и на  ямочку на  бампере. Ямочка исчезла. Краска вернулась
на место.
     -- Вот вы и на дороге,  юная леди,  -- бросил ангел, вытащив Анафему из
папоротника. -- Ничего не сломали.
     Это было утверждение, не выражение надежды; на самом  деле мини-перелом
был, но Азирафаил не мог отказаться от возможности сотворить добро.
     -- У вас никаких огней не было, -- начала Анафема.
     -- И у вас, -- ответил Кроули виновато. -- Все честно.
     -- Астрономией интересуетесь? -- спросил Азирафаил, поднимая велосипед.
Различные  вещи  выкатились  из  корзинки  спереди  него.  Ангел  указал  на
сломанный теодолит.
     -- Нет, -- ответила Анафема. -- То бишь да. Посмотрите, что вы  сделали
с бедным старым "Фаэтоном".
     -- Простите? -- посмотрел на нее Азирафаил.
     -- С моим велосипедом. Он весь так согнут...
     --  Эти старые  машины такие  устойчивые, --  отозвался  ангел  весело,
протягивая Анафеме велосипед. Переднее колесо сверкало в лунном свете, такое
же совершенно круглое, как один из Кругов Ада.
     Она уставилась на велосипед.
     -- Ну, раз уж это улажено, -- бросил Кроули, -- думаю, лучше всего нам,
э. Э. Может, вы знаете, как проехать к Нижнему Тадфилду?
     Анафема все еще смотрела на свой велосипед. Она была почти уверена, что
у  него не было прикрепленного к седлу  мешочка с  набором починки проколов,
когда она отправилась в путь.
     -- Спуститесь с холма, и вы там, -- ответила она рассеянно. -- Это ведь
мой велосипед?
     -- Конечно,  --  кивнул  Азирафаил,  волнуясь, не слишком  ли далеко он
зашел.
     -- Просто я уверена, что у "Фаэтона" никогда насоса не было.
     Ангел опять выглядел виноватым.
     -- Но  место  для одного на нем  есть, -- указал он беспомощно.  -- Два
маленьких крючочка.
     -- С холма съехать, так? -- спросил Кроули, пиная ангела.
     -- Наверное, я головой ударилась, -- сказала девушка.
     -- Мы бы вас подвезли, -- проговорил  Кроули быстро, -- вот  только для
велосипеда нет места.
     -- Кроме рамы для багажа.
     -- У "Бентли" нет... А-а. Угу.
     Ангел  втащил  на  заднее  сиденье  рассыпавшиеся предметы из  корзинки
велосипеда и помог залезть оглушенной девушке.
     -- Никогда нельзя в стороне оставался, -- сказал он Кроули.
     --  Вашим, может, и нельзя. Мне  можно. У нас,  знаешь  ли, есть другие
заботы.
     Кроули свирепо глянул на новую раму. У нее были ремни из шотландки.
     Велосипед  поднялся  в  воздух и сам себя  закрепил. Потом Кроули залез
внутрь.
     -- Где вы живете, моя дорогая? -- текучим голосом спросил Азирафаил.
     -- И фонарей  не было у велосипеда. Были,  вернее, но такие, куда такие
двойные батарейки вставляют -- помутнели, и  я их сняла, -- говорила Анафема
задумчиво.
     Она свирепо взглянула на Кроули.
     -- У меня есть хлебный нож, знаете ли, -- бросила она. -- Где-то.
     Азирафаила, судя по виду, шокировало подразумеваемое.
     -- Мадам, я вас уверяю...
     Кроули  включил фары. Ему они не нужны были, чтобы  видеть,  но  другие
люди  на дороге  меньше нервничали, когда он  их  включал. Потом он спокойно
поехал к  подножию холма.  Дорога вышла  из  леса и после пары сотен  ярдов,
достигла границы деревни средних размеров.
     Знакомо  это  все  ему было. Одиннадцать лет  прошло, но это  место  он
смутно припоминал.
     -- Тут больницы нет? -- спросил он. -- Монашками управляемой?
     Анафема пожала плечами.
     --  Нет вроде,  --  ответила  она.  --  Единственное  большое место  --
Тадфилдское Поместье. Не знаю, что там происходит.
     -- Божье планирование, -- тихо пробормотал Кроули.
     --  И шестеренки,  --  продолжала  Анафема  описание  странностей. -- Я
уверена, что у моего велосипеда шестеренок не было.
     Кроули наклонился к ангелу.
     -- Ради Бога, почини сей велосипед, -- саркастично прошептал он.
     -- Прости, далеко слишком зашел, -- прошипел Азирафаил.
     -- Ремни из шотландки?
     -- Шотландка -- это стильно.
     Кроули  застонал.  Когда  ангел  ухитрялся  сознание  в  двадцатый  век
загнать, оно всегда оказывалось в 1950-ом.
     -- Можете меня здесь высадить, -- бросила Анафема с заднего сиденья.
     -- С удовольствием, -- улыбнулся ангел. Как только машина остановилась,
он   открыл  заднюю  дверь   и  кланялся,   как  старый  наемный   работник,
приветствующий на старой плантации молодого хозяина.
     Анафема собрала свои вещи и вышла так надменно, как только могла.
     Она  была  совершенно  уверена, что ни один из двух мужчин не сходил за
машину, однако велосипед был отвязан и прислонен к двери.
     Что-то с ними было несомненно очень странно.
     Азирафаил вновь поклонился.
     -- Рады были помочь, -- улыбнулся он.
     -- Спасибо, -- ледяным тоном откликнулась Анафема.
     --  Ну  мы  поехали?  --  проговорил Кроули. --  Спокойной ночи,  мисс.
Залезай внутрь, мой ангел.
     А. Что ж, это все объясняло. Она все-таки была в полной безопасности.
     Дождавшись,  когда  машина  скроется  в  центре деревни,  она  покатила
велосипед вверх по тропинке  к домику. Она и не  подумала  его запереть. Она
была уверена, что Агнес бы упомянула, что его  собираются ограбить, коли это
было бы так -- она очень хорошо личное предсказывала.
     Она  сняла  домик  полным  мебели  --  что  означало,  что  мебель была
специальным сортом,  что всегда встречается при таких обстоятельствам, и ее,
вероятно,  бросили, как  негодную,  господа  из местного  магазина "Война по
Желанию".  Это   не  было  важно.  Анафема  не  собиралась  в  домике  долго
задерживаться.
     Если Агнес была права, ей нигде не придется  долго задерживаться. Как и
всем остальным.
     Она  разложила  карты и  вещи на  древнем столе  под одинокой  кухонной
лампочкой.
     Что она узнала? Немного, решила она.  Видимо, ЭТО было на северном краю
деревни,  что ж, она давно  так подозревала. Если подходишь  слишком быстро,
сигнал  подавляет,  а  если  слишком далеко,  нельзя  точное  местоположение
понять.
     Это Анафему сердило. Ответ должен быть скрыт где-то  в Книге.  Проблема
была в том, что для  того, чтобы понять Предсказания, надо было уметь думать
как полусумасшедшая,  очень умная  ведьма из семнадцатого века с  сознанием,
похожим на словарь для разгадывающих кроссворды. Другие члены семьи считали,
что  Агнес все  сделала  непонятным, чтобы не могли чужие люди  разобраться;
Анафема, которая подозревала, что  может время от времени думать  как Агнес,
для себя решила, что все дело в том, что  Агнес была старой подлой сволочью,
очень любившей поиздеваться.
     Она даже не...
     У нее не было книги.
     Анафема в ужасе обежала  взглядом  вещи  на  столе.  Карты. Самодельный
священный теодолит. Термос с горячим "Боврилом" внутри. Факел.
     Прямоугольник пустого воздуха там, где должна была быть книга.
     Она ее потеряла.
     Но это просто смешно! Предсказания Агнес о  судьбе  книги были особенно
точны.
     Анафема схватила факел и выбежала из дома.


     --  Чувство,  ну,  противоположное чувству, при котором  говоришь "жуть
какая", -- пытался объяснить Азирафаил. -- Вот что я имею в виду.
     -- Я никогда не  говорю "жуть какая", -- напомнил ему Кроули. --  Люблю
жуть.
     -- Взрощенное ощущение, -- отчаянно сделал еще одну попытку Азирафаил.
     --  Не.  Ничего не чувствую,  -- ответил Кроули натужно  весело.  -- Ты
просто слишком чувствителен.
     --  Это моя  работа, --  обиделся Азирафаил.  --  Ангелы  не могут быть
слишком чувствительны.
     --  Наверное,  местному  народу  тут  нравится жить, ты  их  чувства  и
принимаешь.
     -- В Лондоне никогда такого не было, -- указал Азирафаил.
     -- Ну  вот видишь. Доказывает мою  правоту, -- усмехнулся Кроули.  -- И
это точно то место. Каменных львов у ворот помню...
     Фары "Бентли"  осветили рощицы  рододендронов-переростков,  растущих по
сторонам дороги. Гравий шуршал под шинами.
     -- Рановато, по-моему, к  монашкам приезжать, -- проговорил Азирафаил с
сомнением в голосе.
     -- Глупость. Монашки в любое время дня и  ночи на ногах, -- откликнулся
Кроули. --  Сейчас,  вероятно, вечерняя служба  -- если  они не  обслуживают
грешников.
     -- Дешевый трюк, ой, дешевый, -- бросил ангел. -- Не надо так, в  самом
деле.
     --  Слушай,  не  защищайся.  Я  ж  тебе  сказал, это наши  были. Черные
монашки. Нам, видишь ли, нужна была больница рядом с военно-воздушной базой.
     -- Прости?
     -- Ты же не думаешь, что  жены американских  дипломатов обычно рожают в
монашеских больницах в затерянных  местах, правда? Все должно было произойти
естественно.  В  Нижнем  Тадфилде есть  военно-воздушная  база, она пошла ее
открывать, тут все началось, больница не готова,  наш сказал "Чуть  ниже  по
дороге есть местечко", вот и все. Хорошо организовано было.
     --  Все, кроме  одно  из двух  маленьких деталек, --  ответил Азирафаил
самодовольно.
     -- Но ведь  почти сработало, -- бросил  Кроули резко, почувствовав, что
своих надо защитить.
     -- Видишь ли, в глубине зла всегда семена его уничтожения, --  принялся
объяснять ангел. -- Оно совершенно отрицательно, и потому в глубине думает о
падении   даже   в   моменты   явного   триумфа.   Каким   бы   грандиозным,
пропланированным,  от   дураков  защищенным  ни  был   злой  план,  присущая
греховность по определению ударит по его создателям. Каким бы он ни  казался
успешным  в  начале,   в  конце  он  себя  разрушит.  Он  ударится  о  скалы
несправедливости  и потонет  носом  вперед,  чтобы никогда уже не всплыть, в
море забвения.
     Кроули эту речь обдумал.
     -- Не-е, -- наконец заговорил он. -- На  деньги готов спорить, это была
обычная некомпетентность. Эй...
     Она присвистнул.
     Засыпанный гравием  дворик перед поместьем был забит машинами, и это не
были машины монашек. По  меньшей мере, "Бентли" был посрамлен. У большинства
машин  в именах  были  "GT" или "Турбо", на крышах  у  них  были  телефонные
антенны. Почти все были младше года.
     Руки Кроули зачесались. Азирафаил  чинил велосипеды и  сломанные кости;
он  мечтал  скрасть  пару  радиоприемников,  спустить  немного  шин  и  тому
подобное. Он смог побороть свои желания.
     --  Ну  и ну,  --  бросил  демон. --  Раньше монашки пользовали простым
"Моррис Трэвеллером" -- по четыре в машине.
     -- Это не может быть то место, -- проговорил Азирафаил.
     -- Может, они стали частным госпиталем? -- задумчиво спросил Кроули.
     -- Или это не то место.
     -- Да точно тебе говорю, то это место! Пошли...
     Они  вылезли  из машины.  Через  тридцать  минут  кто-то  в  них  обоих
выстрелил. Какой-то очень хороший стрелок.


     Если Мэри  Ходжэс,  бывшая Болтливая,  что  и  умела  хорошо,  так  это
исполнять приказы. Приказы она любила. Они мир упрощали.
     А  вот изменяться она не умела.  Она  по-настоящему  любила  Чирикающий
Орден. В нем она впервые с кем-то подружилась. В нем у нее впервые была своя
комната.  Конечно, она  знала,  что он занимался  вещами, которые, с  чей-то
точки зрения, были плохи,  но Мэри Ходжэс столько всего повидала за тридцать
лет и прекрасно  себе представляла, что человечество вынуждено делать, чтобы
неделю  прожить.  Да  и  потом,  еда  была  вкусной, происходили  встречи  с
интересными людьми.
     То,  что  осталось   от  Ордена,   после  пожара   приняло   решение  о
самороспуске. Ведь единственная цель существования исчезла. Все разошлись.
     Она осталась. Ей нравилось  Поместье и, как она сказала,  кто-то должен
остаться  и  проследить,  чтобы  его починили, сегодняшним  рабочим доверять
нельзя,  если  с  ними не возишься все  время,  образно говоря. Это означало
нарушение  клятв,  но  Старшая Мать сказала,  что это  нормально,  не  стоит
волноваться, в черном сестринстве обычное дело нарушение клятв, и через сто,
вернее, одиннадцать  лет  будет также, так  что вот  список дел и адрес  для
пересылки почты (если она  не  приходит  в длинных  коричневых  конвертах  с
прорезями спереди).
     Потом с ней произошло что-то очень странное. Оставшись  одна в гремящем
здании, работая в одной из  неповрежденных комнат, споря с людьми с окурками
за  ушами,  штукатурной  пылью на  штанах  и таким  карманным калькулятором,
которой  выдает другой ответ, если  суммы  в  использованных банкнотах,  она
открыла нечто, о существовании чего не знала раньше.
     Она открыла, под слоями глупости и рвения угодить, Мэри Ходжэс.
     Она  поняла,   что   совсем  легко  толковать  строительские   сметы  и
высчитывать налог с объема. Она взяла несколько  книг в библиотеке и поняла,
что экономика  сразу  и  интересна,  и  легка. Она  перестала читать женские
журналы, пишущие о романтической  любви  и вязании  и стала  читать  женские
журналы,  пишущие об оргазма,  но  она,  сказав,  конечно,  себе,  что  если
представится  возможность, один  надо  испытать,  отбросила  их  в  сторону,
почитав новой формой романтической любви и вязания. Так что она стала читать
журналы, пишущие об объединениях корпораций.
     Долго  подумав,   она  купила   небольшой   персональный  компьютер  от
удивленного и снисходительного продавца в "Нортоне". После забитых  выходных
она его  вернула. Нет, вовсе не  для того,  чтобы на него розетку поставили,
как он  подумал, когда  она  в магазин вошла, а потому,  что у него  не было
387-ого сопроцессора. Этот кусочек он  понял -- как-никак, он был  продавец,
очень длинные слова  понять мог  --  но после  этого даже для него  разговор
зашел в темные дебри.  Мэри Ходжэс представила еще магазины. У большинства у
них где-то в названии встречались слова "ПК" , и во  многих из них статьи  и
обзоры были ей обведены красными чернилами.
     Она  прочла про  Новых  Женщин. Она никогда  не догадывалась,  что была
Старой Женщиной; впрочем,  подумав, она  решила, что названия эти  связаны с
романтической любовью, вязанием и оргазмами, и по-настоящему важно было быть
самой собой, просто старательнейше.
     Однажды,   пролистывая  журналы,   она  узнала,  что   в  стране   был,
по-видимому, огромный спрос  на  просторные  здания  с  кучей места  вокруг,
управляемые понимающими  нужды  бизнесменов  людьми. На  следующий  день она
вышла на  улицу и заказала напечатать  рекламы Центра Обучения  Управлению и
Совещаниям  в  Тадфилдском  Поместье,  решив,  что к тому времени, когда  ее
напечатают, она все необходимое об управлении такими местами будет знать.
     На следующей неделе они были готовы.
     Последовал невероятный успех, потому что еще в самом начале своей новой
карьеры  (которую  следует  назвать  "Она Сама")  Мэри  Ходжэс  поняла,  что
обучение  управлению  --   вовсе  не   обязательно  усаживание  людей  перед
проектором  и демонстрация  им  слайдов.  Сейчас фирмам  нужно было  гораздо
больше этого.
     Она им это предоставила.


     Кроули  упал  на землю,  спиной привалившись  к  статуе.  Азирафаил еще
раньше упал в куст рододендрона, и темная жидкость пропитала его куртку.
     Кроули чувствовал, как и его куртка становится влажной.
     Это было просто нелепо! Только еще помереть не хватало... Столько всего
объяснять придется.  Так  просто новые тела не раздают  -- расскажи сначала,
что со старым случилось. Примерно так же  трудно, как достать новую ручку от
особо дотошного отдела канцелярских принадлежностей.
     Он недоверчиво взглянул на свою руку.
     Демоны обязаны видеть  в темноте. И он видел, что рука его была желтой.
Кровь была желтой.
     Он осторожно лизнул палец.
     Потом он подполз к Азирафаилу и осмотрел его рубашку. Если пятно на ней
было кровью, что-то странное творилось с биологией.
     -- Ойй,  больно  было!  --  простонал падший  ангел.  -- Прям под ребра
попал...
     -- Да, но у тебя разве кровь голубая? -- спросил Кроули.
     Глаза Азирафаила открылись. Его правая рука похлопала его грудь. Он сел
и  прошел через ту же процедуру быстрого, но внимательного самообследования,
что недавно и Кроули.
     -- Краска? -- поразился он.
     Кроули кивнул.
     -- Что за игра такая? -- вопросил Азирафаил.
     -- Не  знаю, -- буркнул Кроули в ответ, --  но называется, кажется мне,
"тупые идиоты".
     Его тон  показывал,  что он тоже  может в нее сыграть. И  будет игроком
получше.
     Это  была  игра.   Игра  невероятно  увлекательная.  Найджел  Томпкинс,
Помощник Начальника (Покупка), полз сквозь  растительность, а в сознании его
горели  наиболее запоминающиеся сцены из кое-каких  фильмов  Клинта  Иствуда
(тех, что получше). Да, а он думал, что обучение управлению скучным будет...
     Конечно, лекция  была, но была  она про стреляющие  краской пистолеты и
то, что с ними ни в коем случае делать нельзя, и Томпкинс смотрел на  свежие
молодые  лица  своих соперников-учеников и видел,  как  они  разом -- все --
порешили  их все сделать, если будет  хоть маленький шанс, что ничего за это
не будет. Если  тебе сказали, что бизнес -- джунгли и дали  в руки пистолет,
Томпкинсу  было  совершенно очевидно,  что они ждали вовсе  не  выстрелов  в
рубашку; нет, целью было заполучить и повесить над камином главу корпорации.
     К тому же, ходили  слухи, что кто-то в Объединении  Утверждающих сильно
улучшил  свои шансы на продвижении, незаметно непосредственному начальнику в
ухо влив  краску,  из-за  чего последний стал  жаловаться на  тихие звенящие
звуки  во время важных  встреч  и  в конце концов  был  заменен  по  причине
болезни.
     А еще были  другие ученики -- или, если  использовать  метафору, другие
сперматозоиды,  все  стремящиеся   вперед,  зная,  что   будет   лишь   один
Председатель  Индастриал Холдингз (Холдингз),  и  работу  эту получит тот, у
кого член больше всех других.
     Конечно,  была  какая-то  девушка  с бумагой  (из  Персонала),  она  им
сказала, что курсы  существуют для  того, кто потенциальный лидер, умеют  ли
сотрудники помогать друг другу,  проявлять  инициативу и так  далее. Ученики
старательно не смотрели друг на друга.
     И пока  что все замечательно шло. Гребля на  каноэ  отбросила Джонстона
(пробитая барабанная перепонка),  а прогулки по  горам в Уэльсе -- Уиттэкера
(потянул бедро).
     Томпкинс  забил  еще  один шарик с  краской в пистолет и забормотал про
себя мантры бизнеса. Разбирайся с Другими, Пока с Тобой Не Разобрались. Убий
иль  Будь  Убит. Или Проколись[, Или Убирайся из Кухни.  Естественный Отбор.
Посмотрим, Кто Кого.
     Он подполз поближе к фигурам у статуи. Они его, вроде, не замечали.
     Когда прикрытие закончилось, он глубоко вздохнул и вскочил на ноги.
     -- Ну, гады, получите -- онеааа...
     Там, где  была одна  из  фигур,  оказалось что-то  жуткое.  Он  потерял
сознание.
     Кроули вернул себе свой любимый облик.
     -- Ненавижу это делать, -- пробурчал он. -- Я всегда боюсь, что забуду,
как обратно превратиться. И хороший костюм часто пачкается.
     --  Мне  лично  кажется,  личинки  --  это  уж  слишком,  --  отозвался
Азирафаил, впрочем, беззлобно. Ангелы  придерживаются определенных моральных
стандартов и  потому, в  отличие от Кроули, он предпочитал одежду покупать в
магазинах, а не порождать из небесного свода. И рубашка была очень дорога.
     -- Да, посмотри на нее только, -- ворчал он, -- как я пятно выведу?
     -- Сотвори чудо, -- рассеянно ответил Кроули, оглядывая кусты -- нет ли
где еще учеников.
     -- Да, но  я ведь  все  равно  знать буду, что пятно было. Понимаешь? В
глубине души, в смысле, -- не желал успокоиться ангел. Он поднял пистолет  и
повертел его в руках. -- Таких я еще не видел, -- заметил он.
     Раздался звон, и статуя за ними потеряла ухо.
     -- Давай не будем на виду стоять, -- заволновался Кроули. -- Он ведь не
один был.
     -- Очень, знаешь ли, необычный пистолет. Очень странный.
     --  Мне  казалось, ваши  плохо  относятся  к  пистолетам, -- проговорил
Кроули, взял оружие из пухлой руки ангела  и прицелился в  место, бывшее  за
огрызком бочки.
     -- Нынешние не  против оружия, --  отозвался Азирафаил. --  Вес в споре
придают. Конечно, если они в правильных руках.
     --  Да? -- палец  Кроули прополз по металлу. -- Ну тогда все в порядке.
Пошли.
     Он  бросил пистолет  на  лежащее тело Томпкинса и пошел прочь  по сырой
лужайке.
     Передняя дверь  Поместья была незаперта.  Двое прошли  внутрь, никем не
замеченные.  Какие-то  молодые  толстяки  пили  какао  из кружек в  комнате,
некогда бывшей трапезной сестер, один  или двое из них приветливо пришельцам
помахали.
     Что-то  типа  приемного  столика  гостиницы теперь  занимало один  край
коридора.  Выглядело   это  очень   компетентно.   Азирафаил  уставился   на
ученический мольберт за ним.
     На черной доске  маленькие  буквы из пластика образовывали слова: 20-21
августа. Первый боевой курс Юнайтед Холдингз (Холдингз).
     Меж тем  Кроули поднял  со столика  буклет.  В нем  были  яркие рисунки
Поместья,  специально  отмечены  были  джакузи  и   внутренный   бассейн   с
подогревом, а  сзади была карта,  которые  всегда есть  у конференц-центров,
использующая аккуратное неправильное  масштабирование,  чтобы  предположить,
что он близок к каждому шоссе страны, не  показывая на  самом  деле со  всех
сторон окружающий его лабиринт маленьких дорожек.
     -- Не то место? -- спросил Азирафаил.
     -- Нет.
     -- Тогда не то время.
     -- Верно.
     Кроули пролистал  брошюрку,  надеясь найти  подсказку. Пожалуй, ожидать
найти здесь  Орден нельзя. Они все сделали.  Он тихонько зашипел.  Может,  в
темную  Америку укатили или  еще  куда, христиан  совращать... Он все  равно
читал дальше.  Иногда у  таких  брошюрок  был  маленький раздел про  историю
места, потому что  компании, снимающие здание  для  уик-энда  Интерактивного
Анализа  Персонала  или  Конференции о  Стратегической  Динамике  Маркетинга
любили  чувствовать,  что  анализируют  динамику  в  том   самом  здании  --
плюс-минус парочка полных перестроек, гражданская война и два больших пожара
-- в котором какой-то финансист времен Елизаветы  устроил  больницу во время
чумы.
     Не  то  чтобы  он  ожидал  увидеть предложение типа такого "до времени,
отделенного от  нынешнего дня  одиннадцатью годами,  Поместье использовалось
как  женский монастырь орденом  монашек-сатанисток,  которые, на самом деле,
были неумехи", но кто знает.
     Полный молодой  человек  в  пустынном камуфляже и с  пластиковой чашкой
кофе в руках подошел к ним.
     --  Кто побеждает? --  спросил  он развязно. -- Мне молодой  Эвансон из
Предварительного Планирования прямо в локоть попал, знаете.
     -- Мы все проиграем, -- рассеянно ответил Кроули.
     С  улицы  донеслись  звуки  выстрелов. Не издаваемые шариками звуки  --
удар, шуршание -- но  громкозвучный хруст очень быстро летящих сквозь воздух
кусков свинца аэродинамичной формы.
     Последовали ответные выстрелы.
     Лишние  воины уставились друг на друга.  Выстрелы  из  следующей  серии
выбили весьма некрасивый витраж  викторианской эпохи за дверью и просверлили
ряд дырок в штукатурке рядом с головой Кроули.
     Азирафаил схватил его за руку.
     -- Что за черт? -- воскликнул он.
     Кроули улыбнулся как змий.


     Найджел Томпкинс очнулся с легкой головной болью и, кажется, провалом в
памяти о недавних событиях.  Он не знал, что человеческий мозг, встретившись
с  чем-то  невыносимо страшным, очень легко его закрывает туманом специально
включающейся забывчивости, вот он  и  решил, что  получил  удар  шариком  по
голове.
     Он смутно осознавал, что пистолет сильно  потяжелел,  но будучи  слегка
сбитым с  толку,  не понял, почему,  пока не  направил ее на ученика Нормана
Уэверда из Внутреннего Аудита и не нажал на курок.


     -- Не понимаю, что тебя  так возмущает, -- горячо  сказал Кроули. -- Он
хотел получить настоящий пистолет. Ничего он не желал так сильно, как этого.
     --  И  ты его  спустил на  всех этих незащищенных людей!  -- возмутился
Азирафаил.
     -- Нет, -- вздохнул Кроули. -- Не совсем. Я же честен...


     Сотрудники отдела  Финансового Планирования лежали лицами  в  том,  что
некогда было хаха, вот только очень весело им не было [Дело  в том, что haha
-- английское название  границы сада или парка, рва или канавы, причем видна
обычно эта граница только с близкого расстояния. Прим. перев.].
     -- Я  всегда  говорил,  нельзя  доверять этим  парням  из  Покупки,  --
возмущенно говорил Помощник Управляющего По Финансам. -- Гады!
     Пули отрикошетила от стены над ним.
     Он  быстро прополз  к маленькой группке,  собравшейся  вокруг  упавшего
Уэверда.
     -- Ну что? -- спросил он.
     Помощник Руководящего  Раздачей  Зарплаты повернул  к  нему  измученное
лицо.
     -- Плохо, -- вздохнул  он.  --  Почти все  пуля пробила. И  "Access", и
барклаевскую, и обеденную -- всю кучу.
     -- Да,  только  Золотой "Америкэн  Экспресс"  ее  остановил, --  кивнул
Уэверд.
     Все  взглянули  с  немым  ужасом  на  кредитную  карту,  почти насквозь
пробитую пулей.
     -- Почему они это делают? -- спросил один из раздающих зарплаты.
     Глава Внутреннего Аудита открыл рот, чтобы сказать что-то умное,  но не
сказал.  Каждый  когда-то  ломается,  а  его только что ложкой, так сказать,
ударили.  Двадцать  лет  работал...  Хотел  быть  художником-дизайнером,  но
заведующий карьерами слышать об этом не хотел. Двадцать лет двойной проверки
Формы БФ18.  Двадцать лет  крутил ручку проклятого  ручного  калькулятора, а
ведь теперь  даже у парней из Предварительного Планирования компьютеры были.
И вот теперь по неизвестной причине, возможно, связанной  с реорганизацией и
желанием  убрать всех, кому иначе  пенсии  платить  придется,  в него пулями
стреляли.
     Армии паранойи промаршировали за его глазами.
     Он взглянул на свой пистолет. Сквозь туманы гнева и смятения он увидел,
что он был больше и черней, чем выданный ему. И на вес тяжелей...
     Он нацелил его на куст  неподалеку и увидел,  как струя  пуль разорвала
его на куски.
     А. Так вот что это была за игра. Что ж, кто-то ведь должен победить.
     Он взглянул на своих людей.
     -- Ладно, парни, -- вскричал он, -- зададим гадам перцу!


     -- Лично  мне так кажется, -- проговорил Кроули, -- никому  не нужно на
курок нажимать.
     Он широко и холодно улыбнулся Азирафаилу.
     -- Пошли, -- бросил он. -- Осмотримся, пока все заняты.


     Пули летали в ночи.
     Джонатан Паркер,  Отделение  Покупки, полз сквозь кусты -- и вдруг один
из них положил ему на шею руку.
     Найджел Томпкинс выплюнул изо рта листья рододендрона.
     --  На  работе  главное,  может,  и законы  компании,  --  прошипел  он
испачканным в грязи, как и все лицо, ртом, -- а здесь я главный...


     --  Это было  подло, -- упрекнул демона  Азирафаил, когда  они  шли  по
пустым коридорам.
     -- А что  я сделал? Что я  сделал? -- спросил  Кроули,  открывая первые
попавшиеся двери.
     -- Там люди друг в друга стреляют!
     --  Ну, и это все, да? Они сами  это делают. Я им  просто помог. Считай
это микрокосмом Вселенной. У каждого право выбора. Основы мира, так?
     Азирафаил злобно на него взглянул.
     -- Ой, ну ладно! -- убито выдохнул Кроули. -- На самом деле, никто убит
не будет. Все чудом выживут... Иначе никакого удовольствия.
     Азирафаил расслабился.
     -- Знаешь, Кроули,  --  улыбнулся  он, просветлев, -- я всегда говорил,
что в глубине души ты на самом деле...
     -- Ну ладно, ну  ладно, -- выплюнул Кроули. -- Почему бы тебе это всему
благословенному миру это не разболтать?
     Через  некоторое время  стали  появляться временные союзы.  Большинство
финансовых  департаментов  нашли  общие интересы, отбросили разницу и вместе
напали на Предварительное Планирование.
     Когда  прибыла первая  полицейская машина, шестнадцать пуль, пущенных с
самых  разных мест, попали в  радиатор, прежде чем  она  преодолела половину
пути. Еще две сорвали с нее антенну, но они опоздали, опоздали...


     Мэри Ходжэс как  раз клала  на  место  телефонную трубку, когда  Кроули
открыл дверь офиса.
     -- Это, должно быть,  террористы,  -- проговорила она взволнованно.  --
Или грабители.
     Она взглянула на вошедшую пару.
     -- Вы ведь из полиции, не так ли? -- спросила она.
     Кроули увидел, как ее глаза стали расширяться.
     Как и у большинства демонов,  у него  была отличная память на лица -- и
он лицо узнавал, даже если прошло десять лет, исчез монашеский головной убор
и  появилась  куча  излишнего макияжа.  Он  щелкнул  пальцами. Мэри упала на
спинку кресла, лицо ее превратилось в пустую и любезную маску.
     -- Совершенно это не нужно было, -- буркнул Азирафаил.
     -- Доброе, -- Кроули взглянул на свои часы, -- утро, мэм, -- говорил он
все это напевно. -- Мы -- всего  лишь пара сверхъестественных существ, и нам
нужно узнать, не знаете  ли вы местоположение знаменитого Сына Сатаны. -- Он
холодно улыбнулся ангелу. --  Я ее опять разбужу, да? И ты можешь это все ей
сказать.
     -- Ну. Раз уж ты так ставишь вопрос... -- медленно ответил ангел.
     -- Иногда старые способы лучше всего, -- кивнул Кроули. Он повернулся к
впечатляющей женщине.
     -- Была ты здесь монашкой одиннадцать лет назад? -- спросил он.
     -- Да, -- отозвалась Мэри.
     --  Вот!  -- улыбнулся Азирафаилу  Кроули. -- Видишь?  Я знал, что я не
ошибся.
     -- Удача дьявола, -- пробормотал ангел.
     -- Звали тебя тогда Сестра Говорливая. Или как-то так.
     -- Болтливая, -- ответила Мэри Ходжэс глухим голосом.
     -- И помнишь ли ты эпизод с обменом новорожденных малышей? -- продолжал
допрос Кроули.
     Мэри  Ходжэс замешкалась. Когда  она наконец заговорила, чувствовалось,
что она впервые касается воспоминаний, занесенных многолетней пылью.
     -- Да, -- вот что она сказала.
     --  И может ли в принципе  быть, что что-то  не так произошло  во время
обмена?
     -- Я не знаю.
     Кроули секунду подумал.
     -- Должны не быть записи, -- бросил  он. -- Записи всегда есть. Сегодня
нет не имеющих  их.  -- Он гордо глянул на  Азирафаила. -- Это была  одна из
моих лучших идей.
     -- А, конечно, -- ответила Мэри.
     -- И где они? -- сладко спросил Азирафаил.
     -- Сразу после обмена был пожар.
     Кроули застонал и схватился за голову.
     -- Хастур был, видно,  -- выдохнул он. -- Его стиль. Представляешь, что
за народ? И ведь наверняка думал, что очень умен.
     -- А чего-нибудь не помнишь ли  про второго ребенка? -- попытался зайти
с другой стороны Азирафаил.
     -- Помню.
     -- Скажи мне, пожалуйста.
     -- У него чудесные маленькие пальчики были.
     -- А.
     -- И вообще он был славный, -- задумчиво добавила Мэри Ходжэс.
     Снаружи  послышался  вой  сирены,  внезапно оборвавшийся,  когда  в нее
попала пуля. Азирафаил толкнул Кроули.
     -- Давай быстрей, -- бросил он. -- Здесь вот-вот будет полно полиции, и
я, конечно, буду морально обязан помочь им в их расследовании. -- Он секунду
подумал. -- Может, спросить ее, не рожал ли еще кто той ночью, и...
     Внизу послышался звук бегущих ног.
     -- Останови их! -- резко проговорил Кроули. -- Нам нужно время!
     --  Еще  одно  чудо,  и  нас  уж  точно  Сверху заметят,  --  отозвался
Азирафаил. --  Если тебе действительно нужно, чтобы Гавриил или  еще  кто-то
стал разбираться, с чего это сорок полицейских заснули...
     -- Ладно, -- кивнул Кроули.  -- Все. Все. Надо  было попробовать. Пошли
отсюда.
     -- Через тридцать секунд ты проснешься, -- сказал Азирафаил находящейся
в  трансе бывшей  монашке, -- увидев до того чудный сон о любимом  предмете,
и...
     -- Да, да, отлично, -- вздохнул Кроули. -- Теперь можем идти?


     Никто не  заметил  их ухода.  Полиция была  слишком занята  -- загоняла
сорок переполненных адреналином, страстно  желающих  драться  учащихся,  еще
недавно желавших выучиться мирной работе управляющих. Три полицейских машины
выдолбили  в лужайке овраги, и Азирафаил  заставил  Кроули  уступить  дорогу
первой машине  "Скорой помощи",  но вот наконец "Бентли"  помчался  в  ночь.
Позади горели летний домик и надстройка над ним.
     --  Да, мы,  конечно, в ужасной ситуации  бедную женщину  оставили,  --
вздохнул ангел.
     --  Думаешь? -- отозвался  Кроули, попытался сбить ежа, но промахнулся.
--  Попомни  мои  слова,  число заказов  удвоится.  Если,  конечно,  она все
правильно   сделает,  разберется  со  всякими   узаканиваниями,   правилами.
Тренировка с настоящими пистолетами? Желающие в очереди выстроятся.
     -- Почему ты всегда так циничен?
     -- Я же сказал. Потому что у меня работа такая.
     Некоторое время они ехали в тишине. Потом Азирафаил заметил:
     -- А ведь он должен был бы показаться, а? Мы  должны бы были как-то его
засечь.
     --  Не покажется он.  Не нам. Защитный камуфляж.  Он и  знать  этого не
будет, но его силы его скрывать будут от ищущих оккультных сил.
     -- Оккультных сил?
     -- Тебя и меня, -- пояснил Кроули.
     --  Я  вовсе  не  оккультный,  --  поправил  Азирафаил.  --  Ангелы  не
оккультные. Мы небесные.
     --  Неважно,  -- резко  ответил Кроули,  слишком  взволнованный,  чтобы
спорить.
     -- А как-то еще его найти можно?
     Кроули пожал плечами.
     -- Понятия не имею, -- отозвался  он. -- Думаешь,  у меня  какой-нибудь
опыт есть в  таких делах? Армагеддон лишь раз происходит, знаешь ли. Они его
не прогоняют много раз, пока ты правильно все не сделаешь.
     Ангел уставился на проносящиеся за стеклом живые изгороди.
     -- Все  таким мирным кажется, --  вздохнул он. -- Как все случится, как
думаешь?
     -- Ну, вымирание от ядерного оружия всегда было популярно. Хотя сейчас,
надо сказать, большие парни весьма вежливы друг с другом.
     -- Падение  астероида?  --  предположил  Азирафаил.  --  Очень  модно в
нынешнее время, как я  понимаю.  Падает  в Индийский океан,  огромное облако
пыли и пара, до свидания, все высшие формы жизни.
     -- Ух  ты,  -- поразился Кроули, аккуратно превышая  высшую  допустимую
скорость. Каждая маленькая вещица помогает.
     --  Да,  и  подумать  об  этом  трудно,  верно?  --  мрачно  проговорил
Азирафаил.
     -- Да, все высшие формы жизни исчезают, сразу прям...
     -- Жуть.
     -- Ничего, только пыль и фундаменталисты.
     -- Не говори гадости!
     -- Прости. Не мог удержаться.
     Они уставились на дорогу.
     -- Может, какой террорист...? -- начал Азирафаил.
     -- Не наш, -- откликнулся Кроули.
     -- И  не наш,  --  добавил  Азирафаил. -- Хотя наши,  конечно, борцы за
свободу.
     -- Вот что  я тебе скажу, -- бросил Кроули, паля резину  на Тадфилдской
дороге.  --  Пора класть карты  на  стол. Я тебе  наших  скажу, если  ты мне
скажешь ваших.
     -- Ладно. Ты первый.
     -- Э, нет. Ты первый.
     -- Ты же демон.
     -- Да, но держащий слово демон, надеюсь.
     Азирафаил назвал пять политических деятелей. Кроули -- шесть. Два имени
были в обеих списках.
     -- Видишь? -- усмехнулся Кроули. -- Я давно уже об этом твержу. Люди --
такие хитрюги! Нельзя ни одному ни на дюйм доверять.
     --  Но,  мне кажется,  ни  у  одного  из наших  нет больших  планов, --
проговорил Азирафаил. -- Лишь маленькие тер... акты политического протеста.
     -- А, -- грустно отозвался Кроули. -- Ты имеешь в виду, никаких дешевых
убийств как у всех? Только обслуживание высшего уровня, каждая пуля выпущена
из оружия опытным убийцей?
     Азирафаил не счел нужным ответить на выпад.
     -- И что мы теперь собираемся делать?
     -- Попробуем чуть-чуть поспать
     --  Тебе  не  нужен сон.  Мне  не  нужен сон. Зло никогда  не  спит,  и
Добродетель всегда бдительна.
     -- Зло в целом и не спит,  может. Но конкретно  эта его  часть привыкла
время от времени голову склонять на подушку.
     Он  уставился  на фары.  Очень  скоро  придет время,  когда  обо сне  и
подумать нельзя будет. Когда  там,  Внизу, узнают, что он, лично он, потерял
Антихриста, они, наверное, все его отчеты про Испанскую Инквизицию  откопают
и на нем все попробуют, один за раз, а потом все сразу.
     Он порылся в отделении для перчаток, достал случайную кассету и вставил
ее в проигрыватель. Немного музыки его...
     У Вельзевула специальный есть демон для меня, для меня...
     -- Для меня, -- пробормотал Кроули. На мгновение выражение  лица Кроули
стало отсутствующим. Потом он сдавленно вскрикнул и рванул включатель.
     -- Конечно, мы  можем  поручить поиски  человеку, --  заметил Азирафаил
задумчиво.
     -- Что? -- отстраненно переспросил Кроули.
     -- Люди других  людей хорошо находят. Тысячи лет  это делали. А ребенок
-- несомненно человек. Как  и... ну, ты знаешь.  Он нас он  будет  скрыт, но
другие люди смогут...  ну,  почувствовать его, может. Или то заметить, о чем
мы и подумать не могли бы.
     --  Не  сработает.  Он  Антихрист! У  него  есть эта...  автоматическая
защита, что ли, так? Даже если  он этого не знает. Она не позволит людям его
подозревать.  Не  сейчас.  Не  пока  все  будет готово.  Подозрение  с  него
скатиться, как,  как....  то,  с  чего  вода  скатывается,  --  закончил  он
некрасиво.
     --  У тебя есть лучшие идеи? Хоть  одна, хоть единственная лучшая идея?
-- спросил Азирафаил.
     -- Нет.
     -- Ну  и все тогда. Может ведь и  сработать. Не говори мне,  что у тебя
нет подходящих к случаю организаций. Я знаю,  у меня есть. Посмотрим, смогут
ли они что-то найти.
     -- А что они такого сделать могут, чего мы не можем?
     -- Ну, для начала они не дадут  возможность людям  палить друг в друга,
они не будут гипнотизировать уважаемых женщин, они...
     -- Ладно. Ладно. Но у  этого шансов меньше, чем у снежка в Аду.  Поверь
мне, я знаю. Но ничего лучшего я придумать не могу.
     Кроули повернул на шоссе и направился к Лондону.
     -- У  меня  есть...  есть  некоторая  сеть  агентов,  --  бросил  через
некоторое время  Азирафаил. --  По всей  стране. Дисциплинированные солдаты.
Вижу, как они ищут.
     -- У меня, э, есть нечто похожее, -- признался Кроули. -- Ты понимаешь,
так ведь, никогда не знаешь, когда пригодятся...
     -- Надо поставить перед ними цель.  Как думаешь, может, стоит им вместе
работать?
     Кроули покачал головой.
     -- Не думаю, что это хорошая идея, -- откликнулся он. -- Они не слишком
сложные личности, с политической точки зрения.
     -- Тогда каждый  проконтактируем со своими людьми и посмотрим, что  они
смогут.
     --  Да, стоит попробовать, полагаю, -- кивнул Кроули.  -- Не то чтобы у
меня, Бог знает, кучи другой работы не было.
     Его лоб на секунду сморщился, а потом он триумфально ударил по рулю.
     -- Утки! -- вскричал он.
     -- Что?
     -- Вот с чего вода скатывается!
     Азирафаил тяжело вздохнул.
     --  Пожалуйста, веди машину, больше ничего  не делай, -- проговорил  он
устало.
     Они  мчались к городу сквозь закат,  и  играл  кассетный  проигрыватель
"Мессу в Б Минор" И. С. Баха, вокал Ф. Меркьюри.
     Кроули  любил  город ранним утром.  Его население  в  это  время  почти
целиком состояло из людей, имеющих приличную работу и настоящие  причины там
быть, не то что те ненужные миллионы, забивавшие улицы после восьми утра,  и
улицы  были более-менее  тихи. На  тесной дороге  напротив книжного магазина
Азирафаила были  двойные желтые линии, значащие "парковаться нельзя", но они
послушно свернулись, чтоб не было видно, когда "Бентли" подкатил бордюру.
     -- Ну  ладно,  -- бросил  демон, когда  Азирафаил  достал  свой  плащ с
заднего сиденья. -- Будем поддерживать связь. Ладно?
     --   Что   это?   --   спросил   Азирафаил,  показывая  ему  коричневый
прямоугольник.
     Кроули на него сощурился.
     -- Книга? -- удивился он. -- Не моя.
     Азирафаил  перевернул  несколько  пожелтевших страниц.  В  глубине  его
сознания зазвонили тихие библиографические звоночки.
     -- Наверное, она  принадлежит той юной леди, -- проговорил он медленно.
-- Надо было взять ее адрес.
     --  Слушай,  у  меня  и  так  достаточно  проблем,  я  не  хочу  еще  и
распространения  информации,  что  я  возвращаю чужое  имущество,  --  резко
ответил Кроули.
     Азирафаил дошел до заголовка. Пожалуй, хорошо было, что Кроули не видит
выражения его лица.
     -- Думаю, можно послать на тамошнюю почту, -- говорил Кроули,  --  если
для тебя  это так много значит.  Адрес сумасшедшей  женщины  с  велосипедом.
Никогда не доверяй женщине, дающей странные имена транспорту...
     -- Да, да, конечно, -- отозвался ангел. Он нашарил  ключи, уронил их на
тротуар, поднял, опять уронил и поспешил к двери магазина.
     -- Будем поддерживать связь, да? -- крикнул Кроули вслед.
     Азирафаил остановился в процессе поворачивания ключа.
     -- Что? -- переспросил он. -- А. А. Да. Отлично. Превосходно.
     И он захлопнул дверь.
     -- Ладно, -- буркнул Кроули, неожиданно чувствуя себя очень одиноко.


     В долине горел мигающий цвет факела.
     Книгу в коричневой обложке  найти среди коричневых листьев и коричневой
воды на  дне канавы в коричневой земле в коричневом, ладно, сером свете зари
было невозможно.
     Ее там не было.
     Анафема попробовала  все ей известные  методы поиска. Она методично раз
за разом сужала в четыре раза область поиска. Она быстро тыкала в папоротник
у дороги. Она беззаботно  подкрадывалась к нему и  краем  глаза  смотрела  в
сторону. Она даже попробовала метод, на который все романтические нервы в ее
теле надеялись -- театрально  сдалась,  села  и  позволила глазам упасть  на
место в земле,  которое, если  бы она  была  в какой-то  нормальной истории,
содержал бы книгу.
     Ее там не было.
     Что значило, как она с самого начала и боялась, что она была, вероятно,
на   заднем  сидении   машины,   принадлежащей  двум  согласным  чинильщикам
велосипедов.
     Она слышала, как над ней смеются поколения потомков Агнес Наттер.
     Даже если эти  двое  настолько  честны, чтобы захотеть ее  вернуть, они
вряд ли будут мучаться, разыскивая домик, который еле видели в темноте.
     Единственная надежда была на то, что они не знают, что им досталось.

     У Азирафаила, как и у большинства продавцов из Сохо, специализирующихся
на книгах,  которые  трудно найти, продающих  их распознающему знатоку, была
задняя комната, но то, что в ней лежало, было гораздо  более эзотерично, чем
что-либо, обычно находящееся в шуршащем пакете для Покупателя, Знающего, Что
Нужно.
     Он особенно гордился своими книгами пророчеств.
     Обычно это были первые издания.
     И каждая была подписана.
     У него был Роберт Никсон [Полудурок из шестнадцатого века, не связанный
с каким-либо  президентом  США.  Прим.  авт.],  и  Марта Цыганка, и  Игнатий
Сивилла,  и  Старый  Оттвелл  Биннс.  Нострадамус   написал  "Другу  старому
Азирафаилу, с  пожеланиями наилучшими",  мать  Шиптон  пролила  на его копию
напиток;  а  в  ящике  с  контролируемым  климатом  в  одном  из  углов  был
оригинальный свиток,  написанный дрожащим почерком  Святого Иоанна Богослова
Патмосского,  чье  "Откровение"  было  вечным  бестселлером.  Азирафаилу  он
показался приятным парнем, только очень уж любящим необычные грибы.
     Чего  в  коллекции  не  было,  так это копии  "Прелестных и  аккуратных
пророчеств Агнес Безумцер", и  Азирафаил вошел в  комнату, держа ее так, как
усердный  филателист держал бы  "Синюю Мавританскую", наклеенную на открытку
от его тетушки.
     Он никогда еще не видел эту книгу, но он слышал  о ней. Каждый торговец
(надо  учесть,  что это очень специализированная торговля, и всего  их около
дюжины) о ней слышал.  Ее  существование  --  такой  вакуум, вокруг которого
самые разные странные истории обращались сотни лет.  Азирафаил понял, что не
знает,  можно ли  обращаться вокруг вакуума, и  плюнул на это; "Прелестные и
аккуратные  пророчества"  заставляли  "Дневники  Гитлера"  выглядеть  грубой
подделкой.
     Его руку почти совсем не  дрожали, когда  он положил книгу  на верстак,
надел  пару  хирургических резиновых  перчаток  и  ее  благоговейно  открыл.
Азирафаил был ангелом, но также он поклонялся книгам.
     На первой странице было написано:
     Прелестные и Аккуратные Пророчества
     Агнес Безумцер.
     Шрифтом чуть поменьше:
     Точное, Безошибочное Изложение Событий С Сегодняшнего Дня До Конца сего
Мира.
     Далее шрифт вновь увеличился:
     Внутри найдете Множество Различных Чудес и Указаний Мудрецам.
     Другим шрифтом:
     Более полная, чем что-либо напечатанное раньше.
     Шрифтом поменьше, но заглавными буквами:

     Слегка отчаянным курсивом:
     И страннейшие происшествия.
     И вновь крупным шрифтом:
     "Напоминает лучшие произведения Нострадамуса"
     -- Урсула Шиптон.
     Пророчества были пронумерованы, и их было больше четырех тысяч.
     -- Спокойно, спокойно, -- пробормотал  сам  себе Азирафаил. Он сходил в
маленькую кухоньку, сделал  себе немного какао  и  сделал несколько глубоких
вдохов.
     Потом он вернулся и прочел случайно выбранное пророчество.
     Сорок минут спустя какао было все еще нетронуто.


     Рыжеволосая  женщина  в  углу  гостиничного  бара  была самым  успешным
военкором в мире.  Сейчас у  нее  был паспорт на  имя КарминЗуигибер, и  она
ездила туда, где были войны.
     Ну... Более-менее.
     Вообще-то  она ездила туда, где их не  было. Там, где они были, она уже
побывала.
     Ее не  особо знали,  разве что коллеги. Соберите  полдюжины военкоров в
баре аэропорта и разговор будет двигаться, как показывающий на север компас,
от Мерчисона  из "Нью Йорк  Таймс" к  Ван Хорну  из  "Ньюсвик", а от того  к
Анфорфу из "Ай. Ти. Эн. Ньюз". Военкоры из Военкоров.
     А  когда сами  Мерчисон, и Ван  Хорн, и Анфорф  встречаются в сгоревшем
жестяном домике где-то  в Бейруте, Афганистане или  Судане,  после того, как
полюбовались  на  шрамы  друг  друга  и  немного  выпили,  они  обмениваются
благоговейными историями о "Ржавой" [Вообще-то рыжей, но т.к. здесь намек на
цвет крови, я решил оставить  оригинальный  цвет -- хоть и звучит некрасиво.
Прим. перев.] Зуигибер, из "Национального Мирового Еженедельника".
     --  Эта  тупая  газетенка,   --  говорил  Мерчисон,  --  совершенно  не
представляет, что ей досталось.
     Вообще-то  "Национальный Мировой Еженедельник" вполне представлял,  что
ему досталось: Военкор.  Вот только он не знал, почему, и что  с  ним теперь
делать, когда есть.
     Дело  в  том, что "Национальный  Мировой  Еженедельник"  писал обычно о
таких вещах: как лик Иисуса видел кто-то на купленной  в Дес Мойнесе булочке
"Биг Мак", с  картинкой булочки, вернее, того, как ее представляет художник;
как Элвиса Пресли недавно выдели работающем в  "Бургер Лорде" в Дес Мойнесе;
как  слушавшаяся  записи  Элвиса Пресли домохозяйка вылечилась от  рака; что
неожиданные  стаи  оборотней,   появившиеся  на  Среднем  Западе,  результат
изнасилований  благородных женщин-пионеров  снежными  людьми;  и  что Элвиса
забрали в 1976-ом Космические Пришельцы, потому что он был слишком хорош для
этого мира [Надо заметить, что одна из этих историй -- чистая  правда. Прим.
авт.]
     Вот  что  такое  был  "Национальный  Мировой  Еженедельник".  В  неделю
расходилось четыре миллиона  копий, и  Военкор нужен был  им не больше,  чем
интервью с Генеральным Секретарем ООН [Интервью было взято в 1983-ем, и было
в нем вот что:
     В: Значит, вы Секретарь ООН?
     А: Si.
     В: Элвиса когда-нибудь видели?
     Прим. авт.].
     Так что  они платили Ржавой Зуигибер кучу  денег, чтобы  ездила, искала
войны, и игнорировали пухлые, плохо напечатанные конверты, время присылаемые
ей  из разных  мест, чтобы  оправдать  свои -- обычно совершенно разумные --
требования насчет денег.
     Они считали, что поступают правильно,  так как, насколько им  казалось,
не  была   она  особо   хорошим  военкором,  правда,  была  она  очень  даже
привлекательна, что  многого стоило  в "Национальном Мировом Еженедельнике".
Ее репортажи  всегда были  про  стреляющие друг в  друга кучки  парней,  без
всякого там понимания  политических разветвлений, и, что важнее, без всякого
Интереса К Людям.
     Время  от  времени  они  отдавали  ее  истории  переписывальщику,  чтоб
исправил ("Девятилетнем  Мануэлю  Гонзалесу во  время отлично организованной
битвы на Рио Конкорса  явился Иисус и велел ему идти домой, ибо мать ребенка
о нем волновалась.
     -- Я знаю,  что это был Иисус, -- сказал храбрый маленький  мальчик, --
потому что  выглядел он так же, как на изображении, чудом возникшем  на моей
коробке с сэндвичами".)
     В основном же  "Национальный  Мировой  Еженедельник"  ее  не  трогал  и
аккуратно выкидывал репортажи в мусорную корзину.
     Мерчисона, Ван  Хорна и  Анфорфа это не волновало. Все, что они  знали,
это то, что когда  разражалась война, мисс Зуигибер была на месте  первой. В
сущности раньше.
     -- Как это у нее  получается? -- спрашивали они друг друга непонимающе.
-- Черт, как это у нее получается?
     И  глаза их встречались и молча говорили: если бы она машиной,  была бы
"Феррари",  она  из  таких женщин,  которые  являются  женами  развращенного
генералиссимуса  в разваливающейся стране Третьего Мира, и она не  чуждается
нашей компании. Счастливчики мы, верно?
     Мисс Зуигибер тихо улыбалась и покупала еще напитки для  всех, за  счет
"Национального  Мирового  Еженедельника". Смотрела начинающиеся  вокруг  нее
драки. И улыбалась.
     Она не ошиблась. Журналистика ей подошла.
     И  все же, всем нужны каникулы,  и сейчас у Ржавой Зуигибер были первые
за одиннадцать лет.
     Она остановилась на маленьком острове в Средиземноморье, который деньги
зарабатывал на туризме, и было это очень странно. Ржавая казалась  женщиной,
которая остановится на каком-то  острове  меньше Австралии,  лишь  если  она
дружит  с его  хозяином. И если  бы вы  сказали  какому-нибудь островитянину
всего месяц назад,  что приближается война, он бы рассмеялся и попытался вам
продать подставку  для  бутылок из рафии или  картину залива, выложенную  из
ракушек; то было тогда.
     Сейчас все изменилось.
     Сейчас  глубокий  спор  на  религиозно-политической почве  относительно
того, частью какой  из четырех маленьких стран на континенте остров на самом
деле не являлся, разделил страну на три группы, уничтожил фигуру Санта Марии
на городской площади, и покончил с туризмом.
     Ржавая Зуигибер  сидела в баре "Hotel  Palomar  del Sol", потягивая так
называемый  коктейль. В одном из  углом играл усталый  пианист, и официант в
парике монотонно пел в микрофон:
     -- АААААААААААднажды-двно-жил-был

     АААААААААААочень-грустен-ибо-н-был

     Человек перевалился через  подоконник, держа в зубах нож, в одной  руке
автомат Калашникова, в другой гранату.
     -- Я зашватываю шию гоштиницу именем... -- и  он остановился. Вынул изо
рта нож и вновь начал:
     -- Я захватываю сию гостиницу именем про-туркской Группы Освобождения.
     Двое оставшихся  на острове отдыхающих [Мистер и миссис Томас Фрелфолл,
из  дома 9, Вязы, Пэйнтон. Они всегда считали, что одна из приятнейших вещей
насчет  отдыха  --   не   надо  читать  газеты  и  слушать  новости,  просто
отключаешься  от  всего,  и  все.  Из-за  подхваченной  мистером  Фрелфоллом
желудочной инфекции, а также из-за того, что в первый  день  миссис Фрелфолл
слишком много провела на  солнце, они впервые за полторы недели выбрались из
номера. Прим. авт.] забрались под свой столик. Красная беззаботно достала из
своего  напитка вишенку "марачино"  [Какой-то  специальный сорт, названный в
честь напитка. Прим.  перев.], поднесла ее  к  своим  алым губам  и медленно
всосала ее с палочки так, что у некоторых мужчин в комнате выступил холодный
пот.
     Пианист встал, залез в пианино и вытащил оттуда старый пулемет.
     --  Эту гостиницу уже захватили  во имя  про-греческой Террористической
Бригады! -- крикнул он. -- Одно движение, и ты мертвец!
     Движение у двери привлекло всеобщее внимание. Там стоял некто огромный,
чернобородый, с  ослепительной  улыбкой и  самым настоящим древним пулеметом
Гетлинга стоял там, а за ним толпилась куча  таких же  высоких, хотя не  так
впечатляюще вооруженных людей.
     --   Эта   стратегически   важная   гостиница,   долгие   годы   символ
туристического  бизнеса  фашистов империалистов турко-греческих  управлявших
псов,  есть  теперь   имущество  итало-мальтийских  Борцов  за  Свободу!  --
прогремел он ласково. -- Теперь мы все убить!
     -- Глупости!  -- отозвался пианист.  -- Не  есть  стратегически  важна.
Просто имеет невероятно хорошо набитый винный погреб!
     -- Он прав, Педро, -- поддержал  человек с Калашниковым. -- Поэтому его
мои и хотели. Il general Эрнесто де Монтойя сказал мне, он сказал, Фернандо,
к субботе война кончится, парни  захотят покутить. Сходи-ка к "Hotel Palomar
del Sol", объяви гостиницу нашей добычей, ладно?
     Бородатый покраснел.
     -- Есть весьма  важна стратегически, Фернандо Кьянти! Я рисовал большую
карту  острова и есть  прямо  посередине,  что ее очень-очень  стратегически
важной делает, говорю тебе.
     -- Ха! -- бросил  Фернандо. --  Еще скажи,  что  только потому, что дом
Маленького  Диего  имеет  вид  декадентского  капиталистического  пляжа  для
нудистов, что он стратегически важен!
     Пианист глубоко покраснел.
     -- Наши его этим утром захватили, -- признался он.
     Наступила тишина.
     В тишине послышалось тихое шуршание шелка. Ржавая расплела свои ноги.
     Адамово яблоко пианиста подпрыгнуло вверх, затем опустилось вниз.
     -- Ну, он очень даже стратегически важен, --  ухитрился  произнести он,
пытаясь игнорировать женщину на стуле. -- В смысле,  если бы кто-то на  него
пустил подлодку, хотелось бы быть где-то, откуда все видно.
     Молчание.
     -- Ну, он гораздо больше  стратегически важен, чем  эта  гостиница,  --
закончил он.
     Педро угрожающе кашлянул.
     --  Следующий, кто  скажет  что-нибудь.  Неважно,  что.  Мертвец. -- Он
усмехнулся. Поднял пулемет. -- Так. Теперь -- все встаньте к дальней стене.
     Никто не  сдвинулся  с  места.  Его  больше не слушали.  Внимание  всех
приковало низкое,  неразборчивое бормотание в коридоре за  ним, монотонное и
негромкое.
     Группа у двери вновь стала переминаться с ноги на ногу. Похоже, что они
изо всех  сил  старались  стоять  неподвижно,  но  бормотание  неумолимо  их
сдвигало со своего пути, кстати,  в бормотании этом стали слышны разборчивые
фразы.
     -- Не обращайте внимания, парни, ну и ночка, а? Три раза остров обошел,
еле-еле место нашел, кто-то не верит в силу указателей, а? Все-таки  нашел в
конце концов, три раза пришлось останавливаться, спрашивать, в конце  концов
на  почте  спросил,  на  почте  всегда  знают,  правда,  им  карту  пришлось
нарисовать, где-то она здесь...
     Безмятежно скользя мимо вооруженных людей, как щука сквозь пруд, полный
форели,  в  комнату  вошел маленький,  очкастый человек в  голубой униформе,
несущий длинную, тонкую, коричневую, обернутую в бумагу  посылку, обвязанную
веревкой.  Единственной его  уступкой  климату  были коричневые  пластиковые
сандалии  с открытым передом, а  надетые под  ними  зеленые шерстяные  носки
показывали его глубокое природное недоверие к иностранной погоде.
     На нем была одета кепка с козырьком, на которой большими белыми буквами
было написано "Международный Экспресс".
     Он не был вооружен, и никто к нему не притронулся. Даже оружие на  него
не направили. На него просто смотрели.
     Маленький человек прошвырнулся взглядом по комнате,  рассматривая лица,
а затем  посмотрел  вниз,  на свою записную книжку; потом он прошел  прямо к
Красной, все еще сидящей на своем стуле.
     -- Посылка для вас, мисс, -- бросил он.
     Красная ее взяла и стала развязывать веревку.
     Человек  из  "Международного  Экспресса"   осторожно  кашлянул   и  дал
журналистке   мятую  квитанцию  и  желтую   пластиковую   шариковую   ручку,
привязанную веревкой к записной книжке.
     --  Распишитесь, мисс.  Вот здесь.  Вот тут печатными  буквами напишите
свое полное имя, а вон там, внизу, поставьте подпись.
     -- Конечно.
     Красная  неразборчиво подписала квитанцию,  а  затем печатными  буквами
вывела свое имя. И написала она вовсе не "Кармин Зуигибер". Написала она имя
гораздо короче.
     Человек ее мило поблагодарил и вышел, бормоча "славное местечко, парни,
всегда хотел  здесь отдохнуть,  не  хотел вам мешать,  простите,  сэр". И он
исчез из их жизней также безмятежно, как пришел.
     Ржавая закончила разворачивать  посылку. Люди стали  собираться вокруг,
чтобы хорошо все разглядеть. Внутри был большой меч.
     Она  его оглядела. Это был очень прямой меч, длинный и острый; выглядел
он старым и неиспользованным; и не был он декоративным или впечатляющим. Это
не был магический меч, не было мистическое оружие с великой силой и властью.
Это был, с первого взгляда  видно, меч, созданный для того,  чтобы кромсать,
резать, колоть, желательно  убивать, а если не получиться, хотя бы  калечить
так,  чтобы исправить  было нельзя, весьма большое  количество людей. У него
была неопределенная аура ненависти и ярости.
     Ржавая  сжала  эфес  в  своей  изысканно наманикюренной  правой руке  и
поднесла меч к глазам. Клинок засветился.
     -- Аааатлично! -- вскричала она, вставая со стула. -- Наконец-то!
     Она  допила свой напиток, закинула меч  на плечо и взглянула на  теперь
окружившие ее группы.
     -- Простите, что ухожу, парни, -- бросила она. -- Хотелось бы остаться,
получше вас узнать.
     Мужчины  в комнате  неожиданно поняли, что  не  хотели  бы  ее  получше
узнать. Она была  красивой,  конечно -- так же,  как и лесной пожар: что-то,
чем восхищаться надо издали, не находясь в лесу.
     И она держала свой меч, и она улыбалась, как нож.
     В комнате было довольно много оружия, и медленно, дрожащими руками, они
были нацелены на ее грудь, спину, голову.
     Ее окружили, и выхода не было.
     -- Не двигаться! -- каркнул Педро.
     Все остальные кивнули.
     Ржавая пожала плечами. Она пошла вперед.
     Каждый палец на каждом клинке сжался,  практически по собственной воле.
Воздух наполнился свинцом и  запахом пороха.  Стакан  из-под коктейля Ржавой
разбился  в ее  руке.  Оставшиеся  целыми  зеркала  взорвались  смертельными
осколками. Часть потолка повалилась на пол.
     А затем все было кончено.
     Кармин  Зуигибер повернулась и уставилась на окружавшие ее тела, словно
не могла понять, откуда они там очутились.
     Они  слизнула  брызги крови  -- чей-то чужой -- с тыльной стороны  руки
алым, кошачьим языком. Потом она улыбнулась.
     И она вышла из  бара,  и  каблуки ее издавали, ступая на  плитки, звук,
похожий на стук далеких молотов.
     Двое отдыхающих выбрались из-под стола и оглядели сечу.
     -- Если  бы поехали в Торремолинос, как  обычно, этого бы не случилось,
-- проговорил один из них, жалобно.
     --  Иностранцы,  --  отозвался второй. --  Они просто на нас не похожи,
Патриция.
     -- Что ж,  тогда решено.  В  следующем  году мы  поедем  в Брайтон,  --
сказала  миссис  Фрелфолл,  ясно показав, что не  поняла важности только что
произошедшего.
     Произошедшее значило, что не будет следующего года.
     Более того, оно резко снижало шансы того, что будет следующая неделя.


     В деревне появился новый житель.
     Новые  лица  всегда интересовали Их [Неважно, как за годы существования
называла себя четверка -- частые смены имени обычно происходили под влиянием
того, что в предыдущий день Адам прочитал или посмотрел  (Отряд Адама  Янга;
Адам и  Компания;  Шайка  "Дыра-В-Мелу";  Очень  и  Очень  Хорошо  Известные
Четверо;   Легион  Настоящих   Супер-Героев;  Шайка  из  Карьера;  Секретная
Четверка;   Тадфилдское   Общество  Справедливости;   Галаксотроны;   Четыре
Справедливых  Господина; Повстанцы).  Все  остальные всегда  мрачно называли
компанию  Они, и  в конце концов  они последовали  всеобщему  примеру. Прим.
авт.] и служили предметов  размышлений, а в  этот раз у Пеппер были наготове
впечатляющие новости.
     -- Она въехала в Жасминовый Домик и она ведьма, -- объявила девочка. --
Я знаю, потому что убирает там миссис Хендерсон, и  она сказала моей матери,
что  приехавшая получает  газету для ведьм. Также  и кучу обычных  газет, но
ведь и специальную для ведьм.
     -- Мой отец говорит, что ведьм нет на свете, -- отозвался Венслидэйл, у
которого были белокурые волнистые волосы и который  серьезно глядел на жизнь
сквозь толстые очки с  черным  ободом. Широкий  круг  людей  верил, что  при
крещении ему дали имя Джереми, но этого имени никто не использовал, даже его
родители, которые его звали Мальчик. Они так делали, подсознательно надеясь,
что он поймет намек; Венслидэйл производил впечатление рожденного с душевным
возрастом сорок семь лет.
     --  Не понимаю,  почему бы и  нет, --  заявил Брайан,  у которого  было
широкое, приветливое лицо -- под, похоже,  постоянным слоем въевшейся грязи.
-- Не понимаю, почему бы ведьмам не иметь собственной  газеты. С  рассказами
про   новейшие  выдуманные  заклинания   и  все  такое.  Мой  отец  получает
"Рыболовскую Почту", и я готов поспорить, что ведьм больше, чем рыболовов.
     --  Та газета называется  "Новости  для  экстрасенсов",  -- проговорила
Пеппер.
     --  Так это не ведьмы, -- фыркнул Венслидэйл. -- Моя тетя из таких. Это
просто возможность  ложки  сгибать силой  воли, предсказание  судьбы,  люди,
думающие,  что  в  одной из прошлых  жизней  они  были  королевой Елизаветой
Первой. На самом деле, ведьм больше нет. Люди придумали  лекарства,  сказали
им, что больше не нужны, и жечь стали.
     --  В ней могут быть  картинки лягушек и  таких штук,  -- говорил  свое
Брайан, который не желал выбрасывать  хорошую идею. -- И... и  тесты  разных
метел. И колонка про котов.
     -- Да и потом, твоя тетя вполне может быть ведьмой, -- заметила Пеппер.
-- Тайно. Весь день быть твоей тетей, а ночью тайно заниматься ведьмовством.
     -- Не моя тетя, -- ответил Венслидэйл мрачно.
     -- И рецепты, -- тянул Брайан. -- Новые  варианты  использования лишних
лягушек.
     -- Ой, да заткнись ты, -- зло бросила Пеппер.
     Брайан запыхтел. Если  бы  это сказал Венсли, последовала бы беззлобная
дружеская потасовка. Но остальные Они давно  узнали, что Пеппер считала себя
не связанной неформальными  правилами братских потасовок. Она  могла бить  и
кусать   с   физиологической  точности,  невероятной  для  одиннадцатилетней
девочки. К  тому, в одиннадцать лет Их начинало беспокоить смутное понимание
того, что притрагивание к старой доброй Пеп перемещало их в области стучащей
крови, кроме  того, что тебя по-змеиному быстро били -- Карате-Кида на землю
бы такой удар свалил.
     Но в шайке ее иметь хорошо было.  Они с  гордостью помнили, как однажды
Жирный  Джонсон и его шайка над ними насмехались из-за того, что с  девочкой
играют. Пеппер  с такой  яростью  на это ответила,  что  мать Жирного пришла
вечером  жаловаться  [Жирный Джонсон был грустным и крупным  ребенком. Такие
есть  в каждой школе; не то чтобы  толстые, просто  огромные, носящие одежду
такого же размера, как отец. В его огромных  пальцах  рвалась бумага, в  его
кулаке  давились  ручки.  Дети,  с  которыми  он  пытался  играть  в  тихие,
дружественные игры, в результате попадали под его  гигантские ноги, и Жирный
Джонсон практически из самозащиты стал задирой. В конце-то концов, лучше  уж
называться задирой, что  по крайней мере  подразумевает какой-то  контроль и
стремление,  чем   большим   неуклюжим   тупицей.   Из-за   него   печалился
физкультурник -- если бы спорт Жирного Джонсона интересовал, у школы были бы
чемпионы.  Но Жирного Джонсона никакой спорт долго  не  интересовал.  Вместо
этого он был секретно  предан своей коллекции тропических рыбок,  за которую
он  получал  призы.  Жирному Джонсону  было столько  же, сколько Адаму Янгу,
плюс-минус два часа, и его родители никогда ему не говорили, что он приемный
ребенок. Видите? Вы правы были насчет малышей. Прим. авт.].
     Пеппер смотрела на него,  гигантского представителя мужского пола,  как
на естественного врага.
     У нее  у самой  были короткие  рыжие  волосы  и лицо, которые  было  не
веснушчатым, скорее одной большой веснушкой с проглядывающей кожей.
     Данные ей родителями имена были Пиппин Галадриэль Лунная  Дочь. Дали ей
их на церемонии именования в грязном поле, содержавшем трех овец и некоторое
количество  протекающих полиэтиленовых  вигвамов. Мать ее посчитала уэльскую
долину  Пант-И-Гирдл идеальным  местом для  Возврата к Природе. (Через шесть
месяцев, смертельно  устав от дождя, москитов, людей, наступающих на палатки
овец,  которые съели сначала весь запас  травы марихуаны коммуны, а затем ее
древний  миниавтобус, и  начиная  теперь понимать, почему  вся  человеческая
история полна стремления подальше от  Природы  уйти, мать Пеппер вернулась к
ее  удивленным  бабушке и  дедушке в  Тадфилд,  купила лифчик  и  с глубоким
вздохом облегчения стала изучать социологию.)
     Ребенку с именем Пиппин Галадриэль Лунная Дочь открыто лишь два  пути в
жизни, Пеппер выбрала другой: три представителя Их мужского  пола узнали это
в их первый день в школе, на игровой площадке, в возрасте четырех лет.
     Они спросили, как ее зовут, и она -- так невинно-невинно -- им сказала.
     После  понадобилось ведро  воды, чтобы вытащить зубы  Пиппин Галадриэль
Лунной Дочери из обуви Адама. Первые очки Венслидэйла были сломаны, а свитер
Брайана был в пяти местах порван.
     С тех пор  Они  были вместе,  а Пеппер навсегда  стала Пеппер для всех,
кроме ее матери,  а также (когда  те были  особенно  храбры, и Они точно  не
могли их услышать) Жирного Джонсона и Джонсонитов, единственной другой шайки
в деревне.
     Адам стучал пятками по краю исполняющего обязанности трона ящика из-под
молока,  расслабленно слушая этот спор  --  как  король,  слушающий праздную
болтовню своих придворных.
     Он  лениво  жевал соломинку. Было утро  четверга. Впереди  простирались
выходные, бесконечные и пустые. Их надо было заполнить.
     Он  позволил  разговору  себя обтекать, словно звону  кузнечиков,  или,
точнее, как  златоискатель, просматривающий сбитый гравий,  надеясь  увидеть
блеск желаемого золота.
     --  В нашей  воскресной газете сказано, что в стране  тысячи ведьм,  --
проговорил Брайан. -- Поклоняющихся Природе и едящих здоровую  пищу,  и  все
такое. Так что не понимаю, почему бы здесь одной не появиться. Они заполняют
страну Волной Безрассудного Зла, там сказано.
     -- Что, поклоняясь Природе и едя здоровую пищу? -- спросил Венслидэйл.
     -- Там так было сказано.
     Остальные  Они обдумали  это. Однажды  -- по  предложению Адама --  они
целую  вторую половину дня просидели  на диете из  здоровой пище.  После они
решили, что спокойно  можно прожить на здоровой пище -- только до этого надо
съесть большой ленч, приготовленный из нормальной.
     Брайан заговорщицки наклонился вперед.
     -- А еще там было сказано,  что они голыми  танцуют, -- добавил он.  --
Забираются на Стоунхендж, холмы и такие штуки и голыми танцуют.
     На  этот  раз  обдумывание  было  поглубже.  Они  уже  достигли  такого
положения, где американские горки  жизни завершили длинный подъем к  первому
большому горбу половоззрения, так что они могли посмотреть вниз, на грядущий
отвесный путь, полный тайн, ужаса и возбуждающих искривлений.
     -- Нда-а, -- протянула Пеппер.
     -- Не моя тетя, -- высказался Венслидэйл и вернул  нормальное состояние
душ. -- Точно не моя тетя. Оно просто пытается с дядей поговорить.
     -- Твой дядя помер, -- указала Пеппер.
     --  Она  говорит,  он  все еще двигает стакан,  --  защищаясь,  ответил
Венслидэйл. -- Мой отец говорит, что из-за постоянного  двигания стаканов он
и  помер. Не понимаю,  чего она с ним  говорить хочет, -- добавил он, -- при
его жизни мало говорили.
     -- Это  некромантия,  вот  что, -- заметил Брайан. -- В Библии про  это
написано. Бог смертельно не любит некромантию. И ведьм. За это  в Ад попасть
можно.
     Сидящий на троне --  ящике из-под молока лениво поменял положение. Адам
собрался заговорить.
     Они замолкли.  Адама всегда послушать стоило.  В глубине душ Они знали,
что вовсе  не  являются  шайкой  из  четырех, а  являются  шайкой  из  трех,
принадлежащей Адаму. Но  сколько он давал  возбуждения, как было  интересно,
как заполнены были дни -- несомненно, любой из Них поставит низкое положение
в шайке Адама гораздо выше лидерства в любой другой где бы то ни было.
     -- Не понимаю, чего все так на ведьм ополчились, -- высказался Адам.
     Они глянули друг на друга. Многообещающее начало...
     -- Ну, они  губят посевы, -- отозвалась  Пеппер. -- И  топят корабли. И
говорят тебе, что королем  будешь, и  такие  штуки. И  варят штуки всякие  с
травой.
     -- Моя мать использует траву, -- указал Адам. -- Да и твоя тоже.
     -- О, эти как раз не страшны, -- пояснил Брайан,  не  намеренный терять
место эксперта по оккультизму. --  Думаю, Бог  сказал -- ничего страшного  в
использовании мяты и шалфея. Разумно, что шалфей и мяту использовать можно.
     -- И  они могут  тебя заболеть заставить, просто  посмотрев на тебя, --
продолжала Пеппер. -- Сглазить называется. Поглядят на тебя, ты заболеешь --
никто не узнает, почему. И они куклу тебя делают, втыкают в нее булавки, и у
тебя там болит там, где булавки, -- добавила она весело.
     -- Такие вещи больше не  происходят, -- проговорил Венслидэйл, личность
рационально думающая. -- Мы  ж  Науку  выдумали, и для их  же пользы викарии
сожгли всех ведьм. Называлось Испанская Инквизиция.
     -- Тогда, я  считаю,  надо  узнать, ведьма ли эта в  Жасминовом Домике,
если ведьма, надо  сказать мистеру Пикерсгиллу, -- проговорил Брайан. Мистер
Пикерсгилл был викарием. В тот момент его взгляды расходились с взглядами Их
по многим вопросам  -- от лазания на тис во дворе церкви до звона в колокола
и убегания.
     -- Не думаю, что это законно, людей  жечь, --  заметил Адам. -- А то бы
люди это постоянно делали.
     -- Если  ты религиозен, все нормально, -- ответил Брайан  успокаивающе.
-- И ведьм от Ада спасает, так что, думаю,  если бы правильно  все понимали,
были бы благодарны.
     -- Что-то не  верю  я, что Пикничок кого-то  сжечь  может,  --  бросила
Пеппер.
     -- Не знаю, не знаю, -- значительно ответил Брайан.
     -- Нет,  уж точно он сжигать не  будет, -- фыркнула Пеппер.  -- Гораздо
вероятнее родителям скажет, а те уж решат, жечь или нет...
     Они  покачали  головами  в  отвращении  к  нынешним  низким  стандартам
церковной ответственности. Потом троица с ожиданием взглянула на Адама.
     Они  всегда  с ожиданием на него глядели. Он  был всегдашним источником
идей.
     -- П'жалуй, мы должны сами  это сделать, -- бросил он. -- Кто-то должен
хоть что-то делать, раз столько всюду ведьм. Это как этот проект Гражданской
Дружины.
     -- Гражданская Вражина, -- предложила Пеппер.
     -- Нет, -- откликнулся Адам холодно.
     -- Но Испанской Инквизицией  мы быть не можем, -- указал Венслидэйл. --
Мы ведь не из Испании.
     -- Спорю, не надо быть из Испании, чтобы быть Испанской Инквизицией, --
ответил  Адам.  --   Спорю,  это   как  шотландские  яйца  или  американские
гамбургеры. Просто выглядеть надо по-испански. Мы просто должны сделать так,
чтобы выглядела по-испански. Тогда все поймут, что это Испанская Инквизиция.
     Последовало молчание.
     Прервало  оно было хрустением одного из пустых хрупких пакетов, которые
появлялись где бы то ни было, где Брайан сидел. Они на него посмотрели.
     -- У меня есть плакат, изображающий бой быков, на нем мое имя стоит, --
проговорил Брайан медленно.


     Пришло   и  прошло  время  ленча.   Новая  Испанская  Инквизиция  вновь
собралась.
     Главный Инквизитор критически ее оглядел.
     -- Что это за штуки? -- спросил он требовательно.
     -- Когда танцуешь, ими стучишь, -- объяснил Венслидэйл слегка виновато.
-- Моя тетя их годы назад из Испании привезла. Называются, по-моему, мараки.
Видите, на них рисунок испанского танцора.
     -- А чего она с быком танцует? -- поинтересовался Адам.
     --  Ну  так  чтоб  показать, что испанская, -- ответил Венслидэйл. Адам
решил не придираться.
     Плакат с боем быков был один в один таким, какой обещал Брайан.
     Пеппер притащила что-то очень похожее на соусницу из рафии.
     --  Сюда  наливают  вино,  -- проговорила она  вызывающе.  --  Моя мать
привезла эту штуку из Испании.
     -- На ней нет быка, -- указал Адам сурово.
     -- И не  должно быть, -- отпарировала Пеппер, лишь немного изменив позу
-- но так, что стало видно, что она готова за свои слова сразиться.
     Адам  поколебался.  Его  сестра  Сара  и ее приятель  тоже  побывали  в
Испании. Сара привезла с собой очень большого пурпурного игрушечного ослика,
который несомненно  был  испанским  но  не  подходил  к  инстинктивно  Адаму
чувствуемому  духу  Испанской  Инквиз