ЖИЗНЬ ОДНОЙ ИДЕИ
(Достоевский и Эренбург)

Илья Эренбург как критик не посвятил творчеству Ф. М. Достоевского специальной работы. Поэтому о его отношении к произведениям классика девятнадцатого века приходится судить по немногим высказываниям, имеющимся в тексте иных работ. Эренбург отмечает, что даже лучшие писатели западной цивилизации "не достигли такой универсальной, всечеловеческой широты, как Толстой. Достоевский, Чехов" 1.

Отношение Эренбурга к теоретическим проблемам творчества Достоевского не может быть названо постоянным. Наравне существуют противоположные положения, высказанные в разное время. Вероятно, это было вызвано тем, что Эренбург в качестве основного объекта своего анализа постоянно имел произведения других писателей, а имя Достоевского появлялось в ряду других лишь потому, что в силу своей значимости не могло быть попросту опущено. Так, в 1953 году Эренбург пишет:

"Русская литература 19 века (за исключением Достоевского) пренебрегала занятностью интриги"2.

Через некоторое время, в 1959 году Эренбург анализирует читательское восприятие Чехова, вновь касаясь проблем поэтики Достоевского при этом:

"Искусство Достоевского никогда его не искушало: он не любил ни идей, снабженных для правдоподобия именем и костюмом, ни аффектации, ни напряженной интриги повествования" 3.

Здесь он отказывает произведениям Достоевского в налнчии интриги. Объяснение простое. Восприятие литературы возможно двумя путями. Первый включает четкий анализ основных идей произведения, его строения, образов, созданных автором, и тому подобное. Второй из них подразумевает определение соответствия или несоответствия между голосом сердца художника и голосом сердца критика. В отношении Достоевского Эренбург двигался по второму пути.

"Однако у сердца бывают большие открытия и большие ошибки: так, Гоголь пришел к мистическому оправданию ненавистного ему крепостничества. Петрашевец Достоевский написал "Бесы", а величайший художник России в старости предал анафеме искусство"4.

Как видим, написание "Бесов" Эренбург называет ошибкой. Но это в 1959 году! Мы же можем утверждать, что значительно раньше, в 1927 году, Эренбург имел другое мнение!

Его повесть "Бурная жизнь Лазнка Ройтшванеца", написанная в Париже, насквозь проникнута духом "Бесов", "Братьев Карамазовых", "Преступления и наказания", несмотря на непохожесть, построена по заданному литературному канону, отражает, с учетом времени, те же идеи, что присутствуют у Достоевского.

Общность их проявляется в двух основных признаках: в общности композиционного строения и общности выражаемой идеи. Как и Достоевский, Эренбург обратился к традиционной теме 19 века-теме "маленьких людей". Лазик Ройтшванец-ярчайшей представитель этого круга, он оказывается "маленьким" везде: в России, в Польше, в Германии... Чтобы подчеркнуть эту "малость" Лазнка, Эренбург наделяет своего героя качеством, которое невозможно изменить: маленьким физическим ростом. "Не скрою: голова Лазнка барахталась у Фенички под мышкой. Правда, Лазик пробовал ходить на цыпочках, но только натер мозоли"5. Сатирические строки только подчеркивают неизменяемость судьбы "маленького человека".

Исследователями уже отмечалось, что Достоевский совершенно необязательно развертывал сюжеты о социальном зле и несправедливости. Идентичная композиционная черта характерна и для повести Эренбурга. В повести присутствуют две группы событий: пережитые героем и рассказанные нм. И в каждой есть такие, которые описаны (и достаточно!) лишь одной-двумя фразами: "Один раз его выслали. Доехав до бельгийской границы, он грустно вздохнул: "іНачинается игра в мячик"... сел во встречный поезд и поехал без билета назад"6.

Важным заимствованием Эренбурга из поэтики Достоевского стало оформление философской кульминации в повести. В романе "Братья Карамазовы" такой философской кульминацией является "Легенда о Великом Инквизиторе" (и примыкающая сцена "Бунт"- Кн. -пятая. Рго и contra). В "Преступлении и наказании" философская кульминация дана в подслушанном Раскольниковым разговоре в трактире:

можно ли убить вредную для общества старуху-процентщицу ради блага общества. Известно, что Достоевский дал отрицательный ответ на этот вопрос: "Пока еще время, спешу оградить себя, а потому от высшей гармонии совершенно отказываюсь. Не стоит она слезинки хотя одного только того замученного ребенка..."7.

Эренбург объединяет мотивы двух романов и строит для своей повести философскую кульминацию в виде истории, рассказанной Лазиком Ройтшванецом. Лазик едет в поезде и слышит рассказ одного из попутчиков о некоем докторе Ростовцеве из Белгорода, расстрелянном по ошибке. "Здесь и обижаться не на кого. Лес рубят - щепки летят. Много, скажете, народу погибло? Зато утряслось. Без этого дела не сделаешь"8.

В ответ Лазик произносит гневную речь в защиту справедливости и, главное, чистоты этой "справедливости". Обратим внимание: композиционно эта часть повести подобна модели Достоевского: речь Ивана Карамазова и затем Легенда о Великом инквизиторе-речь Лазнка н Легенда о бердичевском цадике... Лазик:

"- ...почему это анонимный доктор должен был платить за великую фазу? ...Я его никогда не видел, но я понимаю одно: он был, наверное, обыкновенным человеком, а вовсе не каким-нибудь денежным знаком, чтоб его совали в билетную кассу. Почему же вы жестоко пьете ваш чай и не хотите понять этой простой трагедии? Вы думаете, если убить человека и припечатать его вопиющей печатью, как будто это не живой труп, а только дважды два замечательного будущего, кровь перестанет быть кровью? Я хотел бы лучше лежать вместе с этим законченным доктором, нежели слушать такое бездушное умножение. Я не умею сделать из моих чувств грохочущую историю, но я расскажу вам сейчас одну суеверную историю"9.

И очень уж интересна легенда о цадике. Цадик в конце эпизода почти что вымаливает у Бога прощение для всего человечества, обещание о втором пришествии, но видит, что в синагоге старый Герш, который стирает постыдное белье, может умереть от голода, если цадик не вернется на землю с небес и не объявит конец поста на Йом-Кипур. И цадик говорит: "А где это сказано, что я имею право заплатить за счастье всего обширного человечества жизнью старого Герша?" 10.

Таким образом, выявляется глубинное содержание повести И. Эренбурга "Бурная жизнь Лазнка Ройтшванеца". Повесть написана эзоповым языком, под внешней занимательностью, насущностью, за внешним изображением проблем капиталистического общества скрывается несомненная ориентированность на образцы Ф. М. Достоевского, полное согласие с тем, что не стоит счастье мира страданий безвинных людей, где бы оно ни строилось: в России или же вне нее. Книга, внешне похожая на авантюрную повесть, оказывается Книгой о вечных вопросах человеческой совести и человеческого общества.

Примечания:

1 Эренбург И. Г. Выступление на IX Пленуме ССП//Собр. соч.: В 9 т.-М., 1965.-Т. 6.-С. 551.

2 Э р е н б у р г И. Г. 0 работе писателя//Указ. соч. - С. 566.

'Эренбург И. Г. Перечитывая Чехова//Указ. соч.-С. 180.

4 Та же.-С. 187.

''Эренбург И. Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца.-М.: СП "Внешсигма", 1991.-С. 11.

6 Та же. - С. 285.

7Дocтoeвcкнй Ф. Братья Карамазовы.-Петрозаводск, 1969.- С. 268.

8Эpeнбypг И. Бурная жизнь Лазика Ройтшванеца.-М.: СП "Внешсигма", 1991.-С. 85.

9 Там же. - С. 86.

ю Там же.-С. 96.
     


К титульной странице
Вперед
Назад