БЕЗ ЗАНАВЕСОК
Толем забинтована, избушка
Сильно наклонилась на фасад.
Много лет светло и простодушно
Из избы околенки глядят.
Белый свет в окошках не зашторен,
То в них солнце, то опять луна.
– Не стает на занавеси, что ли?
– Да на что нам занавесь нужна?
Слава богу, ходим не раздеты,
Против мира шибко не грешим,
От людей не нажили секретов
Никаких: ни малых, ни больших.

Не смутит ее и не унизит
Ни один, проникший с воли взгляд:
Стол да лавки, печь да телевизор,
Мать Игната, ну, и сам Игнат.
Добрый ужин виден сквозь окошко,
Заходи – приветят земляка
Хлеб да соль, да рыжики с картошкой,
Перья лука, кружка молока.
Угощайся. Кроме, разве, соли,
Собранные яства на столе
Все в родимом выращены поле,
На своей прижимистой земле.
Копано, и сажено, и жато,
И в руках подержано стократ...
Луковка домашняя Игнату
Слаще, чем заезжий виноград.
Что имеет, тем не покичится,
До крохи отдаст, не потая,
Но не шибко жалует гостинцы,
Что пришлют, бывает, братовья:
Обнажится вдруг, что призакрыто
Времени холодным непелком,
Снова полуболь, полу-обида
Вспыхнет папиросным огоньком.
Братья-сестры! Если бы не врозь бы,
Все заботы – впятеро легки!
Разлетелись, материным просьбам
И его советам вопреки.
То ли мягче в городе перины?
То ль милее все, что далеко?
Из семи детей у Катерины
Около себя – ни одного!
И у Лизки – тож, и у Авдотьи...
Вести шлют, к себе старух зовут,
А земля их больше не заботит,
Ног обутых росоньки не жгут.

В поздний час в деревню загляни-ка:
Огонька – нигде ни у кого!
Лишь освещено лицо над книгой
За окном Игната моего.
Со страниц гремят «Авроры» залпы,
Раздается ленинская речь.
А когда в ночи погаснет лампа,
По-крестьянски, перед тем как лечь,
Он – к окошку, как, мол, там погода?
Вдоль окошек, небо заслонив
(До чего ж родимым тяжело-то!),
Да уж не соседи ли?
Они...
Отшатнется горестно, недужно,
Словно вдруг ударили под дых:
Это волокут они с конюшни
Сено – для скотинушек своих.
Сено, для которого парнишку,
Посчитай, с двенадцати годков
Разлучили с партою и книжкой,
Чтобы шел косить за мужиков.,
Мужики упали, защищая
Землю, волю, совестливый строй.
...Раньше всех с косилкой выезжал он
На густой росистый травостой.
Бились кони, путая постромки,
«Мессершмиттом» выли овода.
Утешала ровно и негромко
В речке – вместо матери – вода.
По ночам на душных, тесных нарах
Засыпал, не чуя комарья.
И однажды утром вместо пары
Только одного нашел копя.
Одному косилка не под силу...
Бригадир шумнул:
– Иди искать! – 
Сколько верст тогда исколесил он,
Лишь его ногам об этом знать.
По лесным уреминам и лывам,
По звериным тропам и без них...
Был бы волком – сел бы да повыл он!
Человек же вспомнил школьный стих:
«Али я тебя не холю?
Али ешь овса не вволю?
Али сбруя не красна?
Аль поводья не шелковы?
Не серебряны подковы?
Не злащены стремена?»
Пала ночь на сумрачные ели.
Ни звезды, ни звука, ни куска – 
Съесть. И комары осатанели – 
Жрут! И что-то стукает в висках.
Поздний в небо выкатился серпик,
Не прибавив света и тепла.
Рыжая, покладистая Нерпа,
Что ж ты так парнишку подвела?
От кого, какой набравшись спеси,
Выпростала морду из узды?
Все ровно ж, хотя и через месяц,
Вырулишь к деревням на зады!

Вот на Нерпе этой ненаглядной,
Пуще всех какая дорога,
Ездит он зимой туда-обратно
За сеном на дальние луга.
Оба-два товарищи до гроба:
Если есть – дорогой, чаще вброд,
Рядом оба – по брюхо в сугробах,
Вместе – под осевший в речку лед.
Пополам – замерзшую краюшку,
Коль случится, так же – сахарок.
Грузно – не кивая друг на дружку,
Вместе тянут на угор возок...

Вот и эти двое – муж с женою – 
Приспуская санки под раскат,
Общее, колхозное, святое
Прут в потемках из его возка.
Без раздумий, как на подвиг ратный,
Им навстречу кинулся с крыльца:
– То, что парой, вроде бы и ладно,
Только, братцы, что ж – без бубенца?
Заблудиться в потемени просто!
Нанимаюсь к вам проводником:
На конюшню надо править воз-то,
Так что поворачивай кругом!

Повернуть-то было повернули,
Отвезти-то было отвезли,
Только вроде как перекурнули,
А в своем – окрепли, подросли:
Допусти их, скажем, к поросятам – 
Нет привесов! Минимум – приплод!
Но зато у свата и у брата
Порося жиреет и растет.
Поручи колхозную сушилку – 
Враз усушка вырастет втройне!
А у пары бражная наживка
Все пышней в ведерном чугуне.
Что с того, что общий хлеб – украден,
Боровок – заколот? Будет пир!
Приглашен на брагу председатель,
На хмельное падкий бригадир.
«Не запрет: в дому – не в сельсовете ж!
Не в конторе! Знаем наперед:
Не подмажешь – много не подъедешь,
А подмажь – нигде не тормознет!
Увеличим вчетверо усадьбу,
Отщипнем и улицы с гектар,
Где колхозных коней навязать бы,
Смечем стог на собственный стожар.
Денежкой умеючи владеем:
Тюлю – в три ряда! Обшит домок.
А соседям, праведным злодеям,
Не на что повесить и замок.
Батожину наискось поставят
У ворот – и весь тебе запор!
А сегодня люди – не вчера ведь,
Мало не хотят, вошли в задор.
И у нас на все, что без надзора,
Тем живем, давно наметан глаз:
Косу иль ведро свое не скоро
Враг-соседко высмотрит у нас!
Ничего! Ему привычно – голью!
И топор пропавший – не расход:
Заодно с большим колхозным полем
Ихни грядки топчет общий скот.
И когда мы пьем или гуляем,
И когда, как праведники, спим,
Он не стерпит, он погонит, знаем,
Из полей неприбранных скотин.
И она, давно не молодуха,
Знала бы, сидела на печи! – 
Побредет ловить во ржи Карюху
В беспросветной мокрети-ночи.
У колхоза прядки в огородах
Ткни – и упадут через одну.
Посмотри: в хлебах колхозных бродов
У скота наделано – с Двину!
Нам-то что! У нас свои гектары
За хорошим кольем и жердьем.
Мы колхозу нониче не пара – 
Побогаче обчества живем!
Чем пасти общественное стадо,
Чем строжить колхозных лошадей,
Проще эдак: – Кыш! Ходи, где надо!
Числимся при них – тому радей.
На упрек умеем дать отпора.
Кто и стихнет, а соседи – нет:
Сообщают, нехристи, в контору,
Мол, держи пред обществом ответ.
Штрафанут, бывает, на десятку...
Отдадим! С одной не пропадем!
Только до того на сердце садко,
Что не вдвое – впятеро урвем!»
...Не ночною воровскою тенью,
Тором и нахрапом: вот вам, вот! – 
Заглушая к общему раденье,
Паутина личного растет.
Оттого Игнат не слишком весел.
Подскажу трудяге, так и быть:
Догадайся окна занавесить,
А не то совсем заколотить!
Застегни общественную душу,
Подтянись потуже ремешком:
Что тебе до ферм и до конюшен,
До соседей с собственным душком?
Пусть себе живут. Тебе ж – хватает.
Вкруг себя спокойно оглянись:
Разве кто-то где-то голодает?
Нет голодных.
Выровнялась жизнь.
И тебе за честность лишних гривен
Не начислят: нет таких статей!
Впрямь поля и фермы – не твои ведь!
О своей избушке порадей.
Выходной возьми – полгода не брал!
Отпуск – без него который год!
Плюнь на совесть.
Ясно – ты не первый,
Но ведь где-то есть и твой черед.
Поднови наличники-карнизы,
Толь на крыше тесом замени,
Подведи бревно-другое снизу,
Для того с соседушком курни:
(Может, одолжит тебе домкрата – 
Дом поднять – пускай не своего!)
...Не скажу я этого Игнату,
Не предам собрата моего.
Да, наш лозунг – благо для народа,
Наша цель – чтоб каждый был богат,
Но богат – за общим огородом,
Общим – горек, общему и рад.
Связаны давно и воедино
На священной, ленинской меже,
Мать с Игнатом – колышек с жердиной
На охране наших рубежей.
Понимая собственное благо
Как они, а не наоборот,
Не сроню я это прясло.
Лягу
Новой жердью в общий огород.

* * *
В майском полуденном небе – 
Крыл голубиных сверканье...
Ляля! Твой радостный щебет
Слушаю я со вниманьем.
Твой разговор незатейлив,
Но непрерывен и звонок.
С туго набитым портфелем
В стайке студенток-девчонок
Ты говоришь не смолкая,
Смехом и шутками брызжешь...
Но уж опять далека я,
Но уж другое я вижу:
Девушка с теми ж глазами,
С тем же заливистым смехом.
Ей в леспромхозе сказали,
Как до поселка доехать;
Семьдесят верст на лошадке,
Семь переправ через реки...
Едет. А слезы украдкой
Копятся – и через веки, – 
Капля, другая и третья...
Мокнет чехол чемодана.
Что ее ждет там? Кто встретит:
Вдруг да одни хулиганы?
Хмурятся ели-царицы,
Чавкает грязь под ногами,
И, не стесняясь, возница
Лошадь честит матюгами.
В девушке прошлое ноет.
Думы – про маму и брата...
Едет – к вознице спиною,
Взгляд – не вперед, а обратно.
«Выпадут топкие снеги,
Стужи забуйствуют, плящи,
Ох! Не спихнуть ли с телеги
Свой чемоданчик, да – в чащи?
В чащи, пока не стемнело,
К маме, покуда не поздно!
Мне ли не сыщется дело
Дома, на поле колхозном?
Выбор работы – ошибка!
Место работы – другая...»
Но под колесами – жидко,
Да и гроза настигает.
Да и возница, похоже,
Гнев изменяет на милость:
– На-ка, дивчинонька, вожжи,
Правь, а не то зажурилась.
Сам я приезжий, нездешний,
А попривык, и, не скрою,
Нравится жизнь – против прежней
Вдвое, а может, и втрое!
Нужная, видишь, работа,
Честная, знаешь, зарплата,
И на работу охота,
Рядом – такие ребята!
Уж жениха тебе сыщем!
Уж погуляем на свадьбе!..
Ну, а грибов-то: что рыжик,
Что боровик! – не собрать век!
Чуй, расскажу тебе случай...»
И покатилась беседа,
И порассеялась туча
Сзади: была – да и нету!
...Вброд – за седьмую речонку, -
Скоро огни замелькают.
Едут возница с девчонкой,
«Мисяц на нэби» спивают...

В майском полуденном небе
Крыл голубиных сверканье.
Ляля! Твой радостный щебет
Мне – с моим прошлым свиданье.

БАЛЛАДА
Мальчишки делают плотину
На черноморском берегу.
И я – то камень им подвину,
То брошу пригоршни песку.
Мне, право, нравится затея
Наивных голых чертенят:
Они не зря-таки потеют – 
Со штормом меряться хотят!
(По правде, шторм – не шторм пока что
Всего лишь крупная волна,
Но, строя стену, верит каждый:
И штормы выдержать должна!)
...Три кирпича, валун, сюда же – 
Худой сапог, конец доски.
Уже пол утреннего пляжа
К полудню стало дном морским,
А за плотиной – тихо, сухо – 
Не промокает нипочем!
И вдруг строителя – по уху,
Другого – по лбу кирпичом.
У моря лопнуло терпенье:
Преграда? Ха! Ищи-свищи!
С довольным ревом и шипеньем
Девятый вал ее крушит.
...А море – вот оно какое:
Как лужа, грязно на мели,
На берегу – совсем седое,
И бирюзовое – вдали.
Оно разбило нашу стену,
И я, невежливо чуть-чуть,
Стоптав его седую пену,
В кипящую бросаюсь муть.
– Иду на вы! – бросаю вызов. – 
Готовь, коварное, призы:
Достигну, волею каприза,
Твоей далекой бирюзы!
С крутого гребня – р-раз! – и в яму!
С волны – на новую волну.
– Назад! – велят валы упрямо.
– Назад, – кричу, – не поверну! – 
И море, тщательно прицелясь,
Бьет с маху слева по щеке,
Да так, что выскочила челюсть
И что-то хрустнуло в руке.
Увы, мой лик обезображен!
У снова вздыбленной волны
Прошу:
– Еще разок вот так же,
Но только – с правой стороны! – 
Удар! – 
и челюсти – на месте.
– Ура-а! – 
и рот забит водой.
А новый вал, седая бестия,
Уже висит над головой.
И, отплевавшись валу в очи
(А он взбесился – ну и ну!),
Рывком кидаюсь что есть мочи
В густую зелень, в толщину:
Реви, греми, суроволицый,
Тряси седою бородой, – 
Твою запретную границу
Пересекаю под водой!
Теперь – наверх, пока не поздно!
Рывок, еще один рывок,
И вот он – воздух, воздух, воздух!
Глоток. Еще один глоток.
Гляжу вокруг. Ну, что ты скажешь!
Оглушена, поражена:
Ни волн, ни этой мутной каши, – 
На море – мир и тишина.
И по морскому бездорожью
С соломинкой – не как нибудь! – 
Румяная коровка божья
Куда-то ходко правит путь.
...Лежу, не двигаясь, «на спинке»,
И подо мною глубина
Вся – бирюзинка к бирюзинке – 
Лучом просвечена до дна.
Не плачет море о потере,
Ласкает, празднично лучась,
И мне не хочется на берег
С его груди, его плеча.

* * *
Ужели ты не знаешь
И надо объяснять:
Болит, когда оттаешь,
Замерзнешь – не слыхать!
...Живи. Твори любое
В масштабах сатаны.
Мне не было с тобою
Ни лета, ни весны.
Мне не было капели,
Мне не было реки,
Мне соловьи не пели...
(И пели ли другим,
Тебя вот так же знавшим?)
К ответу не зову
И на морозе плящем
Не пляшучи живу, – 
Январскою березой,
Чья жизнь – тогда – потом,
Пора анабиоза.
Спасибо и, на том.
Спасибо, что не тешишь,
Не дразнишь, не манишь
Ни летошним, ни вешним:
Во мне – покой и тишь.
И почки спят глубоко,
И корни в глубине
Не пьют до срока сока,
Губительного мне.
Негнущиеся ветви
Безжизненно висят,
Не от тебя – от ветра
Ломающиеся...

* * *
Не желаю тебе добра.
Не желаю тебе удачи.
Да, пускай обратится в прах
Все на свете, что б ты ни начал.
Не по-доброму ты живешь.
Не на доброе друга тянешь.
На губах твоих – ложь и ложь.
Только ложью не заарканишь
Быстроногого скакуна,
У которого имя – Счастье.
И не рой для него канав,
Не готовь на него напасти.
Знай, лишь только твоя рука
Размахнется – его опутать, – 
Станет пылью в руках аркан,
И зайдешься в бессилье лютом,
Будешь снова коня стеречь,
Дни и ночи стеречь, догонять его!
...Но висит над тобою меч
Беспощадный: мое проклятие.

В СЕМЬЕ ПИСАТЕЛЕЙ
Папа пишет, мама пишет,
Карандаш нашла Мариша.
Со стола взяла тетрадь,
Начала, как все, писать.
Папа пишет быстро-быстро.
Мама пишет чисто-чисто.
Дочь от них не отстает.
Написала. Подает.
Папа хмуро оглянулся,
Словно только что проснулся.
На тетрадь не поглядел,
Недовольно загудел:
– Тут Марина написала:
«Я игрушки разбросала,
Чтобы их не собирать,
Начала марать тетрадь». – 
Отвернулся. Скрипнул креслом
– До чего неинтересно... – 
Дочка к маме подошла,
Ей тетрадку подала.
Мама дочку подхватила,
На колени посадила,
Развернула белый лист,
Тот, что был недавно чист.
– Ну-ка, ну-ка, что у нас?
«Я открыла утром глаз,
А другой открыть забыла:
В том, закрытом, что-то было!
В нем остался белый слон,
Мне сегодня снился он!
У него большие ушки,
Я каталась, как с горушки,
Вдоль спины и по хвосту!
И на эту высоту
Мне не лезть, не топать чтобы,
Опускался длинный хобот,
Загибался сам крючком
И качал меня: бим-бом!
Раскачает сильно-сильно
И забросит на средину
Спинки-горки! Я качусь
И ни капли не боюсь!»
– Так ли?
– Так! – Марина шепчет,
Прижимаясь к маме крепче. – 
Ты читай давай, читай,
Больше не перебивай!
– Что ж читать-то? После точки
У тебя пустые строчки!
– Дай скорее! Я – еще...
Я – цветным; карандашом! – 
...Выбираются в корзине
Самый красный, самый синий,
Два зеленых, голубой – 
И уносятся с собой.
Не сопенье, не пыхтенье,
У Марины – вдохновенье!
Взлет ума! Пожар души!
Катятся карандаши.
Крестик, нолик, закорючка,
Огурец, картошка, тучка,
Репка, точка.
– Папа, ма!
Это я прочту сама! – 
«Где-то белочка скакала
И скакалку потеряла.
Чем же ей теперь скакать
И медведей подгонять?» – 
Папы с мамой дружный смех:
– Дочка пишет лучше всех!

* * *
«Ваше присутствие необходимо...»
И повлажнели глаза у родимой.
– Снова уедешь? Наверно, надолго? – 
Глянула, молвила и приумолкла.
Вся наша жизнь – в бесконечной разлуке.
– Внуки – останутся.
– Ладно, хоть внуки. – 
Ладно...
Но вижу: не естся, не пьется
Маме, черника в бору не берется,
Сказка забылась, частушка погасла.
– Ты поезжай, раз зовут. Я согласна.

Ах, почему ты пришла, телеграмма!
Видишь, как сильно расстроилась мама.
Глядя на маму, я чувствую тоже,
Кто мне милее, кому я дороже.
«Ваше присутствие необходимо...» – 
Мимо сознания. Действия – мимо.

* * *
Под белой фатою Березка,
И Ветер у ног ее спит,
И платье в серебряных блестках
Под солнышком ясным горит.
Не знаю картины милее!
Еще не начав величать,
Снега лучезарно белеют,
Леса восхищенно молчат.
Но сквозь затвердевшие слезы
Своей материнской любви
Услышит Большая Береза:
« Родимая, благослови!»
Не выдержит старая, всхлипнет,
В безветрии вздрогнет слегка
И инеем-хмелем осыплет
Березку и с ней – Тополька.
Искристая звездная россыпь
Живою росой – на лицо...
И солнце на девичьи косы
Припустится брачным венцом.

* * *
НОВОГОДНЕЕ
От дороги до крыльца
Улочка разметена,
Сторож-палка из кольца
Вынута приветливо.
Пол намыт и стол накрыт,
В горнице натоплено,
Самовар в куту пыхтит – 
Все, как надо, сроблено.
Провожая старый год,
Дедко со старушкою
Наряжают елочку
Старыми игрушками.
Шарики-фонарики,
Цепи разноцветные...
Для внучат из-за реки – 
Радости заветные:
У бабули – колобок,
У дедули – дудочка.
Любит дудочку Ванек,
Колобки – Машуточка.
То-то сядут за столом
С папами да с мамами
Подышать одним теплом
За двойными рамами!
То-то песенку споют,
В ладоши похлопают...
– Дед, часы не отстают?
– Где! Скорее топают!

* * *
В такую несказку поверить не просто:
Лежит в океане несказочный остров.
Несказочный остров, несказочный берег,
Его населяют нехищные звери.
Там сыты-пресыты и малый, и старый
Плодами растений, цветочным нектаром.
По острову ходят бескрылые птицы – 
Им незачем в небо пустое стремиться.
Свободные нравы, простые законы:
Ни звери, ни птицы друг друга не тронут.
Ни места обиде, ни поводов к ссоре – 
Обильное солнце, лазурное море.
Под сенью деревьев – и крыша, и пища...
А счастье от счастья лишь глупые ищут.
О сколько столетий крылатые предки
Метались по свету, как будто по клетке!
Метались по свету с тоской непонятной
То с юга на север, то снова обратно, – 
Не в поисках неба, не в поисках рая,
А в жажде земного спокойного рая.
И вот – он!
...За крошку земли благодатной
Как лишние крылья отдали обратно.

ТВОЕ ЛИЦО
Ты говорил: в цепи событий
Важней всего найти звено,
Что за невидимые нити
С основой жизни скреплено.
Мне это вспомнилось невольно...
Вот в Смольном ты среди бойцов,
Вот перед лампою настольной
Твое склоненное лицо.
Вот улыбающийся профиль,
И – от души, не напоказ
Чуть-чуть приподнятые брови,
Смешинки-лучики у глаз...
Ильич!
Я не ищу сравнений,
Но то заветное кольцо,
Но то звено из прочих звеньев – 
Твое прекрасное лицо.
И позабуду ль то мгновенье,
Когда, приехав из полей,
В осенний день,
в свой день рожденья
Я посетила Мавзолей.
И, увидав не на плакате
Давно знакомые черты,
Я вздрогнула: погибший тятя
Мне помнился таким, как ты.
Нет, не герой неповторимый,
Не гений славы мировой, – 
Ты был простой, ты был родимый,
Ты был, как тятя – рядовой.
Так было – мне не показалось!
Что светит каждая черта,
А в них – отцовская усталость,
Родительская доброта...

Любимый Ленин!
Меж годами
Мелькают всякие года.
Но ты, живой, повсюду с нами:
И там, где плавится руда,
И там, где пить пустыни просят,
И там, где ждет людей луна,
И там, где спелые колосья
Да светлые глазенки льна.
Поем ли песню в турпоходе,
Случайный окружив родник, – 
Веселый юноша Володя – 
И запевала, и шутник.
Сдавать готовимся экзамен – 
И с нами ты опять не спишь:
Родными, умными глазами
По трудной теме говоришь.

На мир, взрослея, смотрим строже
В семье рабочих и жнецов:
Отцы на Ленина похожи,
А мы похожи на отцов.

* * *
Памяти
сельской активистки 20-х годов
Анны Копалиной

...И навел мужик порядок,
Чтобы кончить разговор:
Ворох женкиных нарядов
На порог и – под топор.
Так же – швейную машину,
Зеркалишко со степы...
И герани сокрушил он,
Хоть герани – без вины.
Рукомойку искалечил,
Медный таз сколь раз согнул
И кота, что прыгнул с печи,
Чем попало саданул.
Нажитое, береженое
Громил, топтал, рубил:
«Не рабыни, значит, жены?
Знать, мужья теперь – рабы?!»
В угол – на пол! На пол – в угол – 
Утиральник! Чугуны!
Стоп!
А это – что за штука
Сбережена у жены
На супружеской кровати
Под подушкой перьяной?
Хэх, дядек! В пальте на вате.
Взгляд – с прищуром, озорной.
По всему видать, забавник!
Я те, милый, покажу,
Как подушки нюхать бабьи,
Я те, дядя, погляжу!
Вон и женушка мелькнула
Вдоль окошек – в добрый час! – 
Вот и двери распахнула...
– Заходи-ка! В самый раз!

...Анна пала па колени,
Не шагнув через порог:
– Что ты, Федя! Это ж ~- Ленин
Ленин это! Как ты мог?.. – 
Ничего не увидала – 
Ни зеркал, ни чугунов:
Под обухом! – собирала
Вновь – портрет – из лоскутков.
Веком нажил, часом прожил – 
Все дотла!.. А ей – не жаль?!
...Ошарашен, огорошен-
Сник мужик.
Топор
разжал...

ВЕТЕРАНУ ВОЙНЫ
Когда походкой неторопкой
Идете к Вечному Огню,
На вас оглядываясь робко,
Я лишних слов не оброню.
На развеселую ораву,
На разухабистый куплет
У вас – особенное право
Не оборачиваться вслед.
Сквозь разноцветные салюты,
Сквозь величальные огни
Вас тянет к вечному, как будто
Железо – вы, а он – магнит.
Всех на родимость испытал он,
Кто побывал сегодня тут:
Цветные легкие металлы
К магниту – нет, не пристают.
Но тот не может вскользь и мимо,
Кто был с погибшими на «ты»...
За краткий миг неуловимо
Лица меняются черты.
Живое пляшущее пламя,
К ногам готовое припасть,
Оно одно сейчас над вами,
Оно одно имеет власть!
Для вас Огонь – по просто символ,
И День Победы – не слова...
Как – обнаженная – красива
Меж шляп и шляпок голова!
Но взгляд становится далеким
И отрешенно-непростым:
В толпе вас вижу – одиноким,
С женою рядом – холостым,
Так мало брившимся солдатом,
Какой вояку в сорок лет
Не назовет и старшим братом,
А только «батя» или «дед».

Как я хочу, чтоб въяве, вживе
(К металлу – родственный металл)
В минуту эту сослуживец
К вам подошел и рядом встал!
Не вся расстреляна кассета
Воспоминаний – дот есть дот.
И близких мирная беседа,
Не задевая вас, течет.
Они в сраженьях не бывали,
Им по рассказам только знать,
За что солдаты воевали,
За что ходили умирать.

ПЕСЕНКА ОБ ОДНОЙ КОМАНДИРОВКЕ
Вокруг паровоза – тревожная мгла,
Осенняя зябкая слякоть.
В такую погоду прогнать из угла
Невежливо – даже собаку.
Вытегра... Вытегра...
Что-то вроде тигра!
Выдь играть! Выдь играть! – 
А в какие игры?

Колеса, колеса, кончай разговор!
Щекой на распахнутом Грине
Вздремнул комсомольской газеты спецкор
Романтик Володя Аринин.
Долго спал, крепко спал,
Сны смотрел без толку:
Волго-Балт... Волго-Балт...
Что-то вроде волка!

Автобус – то в гору, то вниз, набекрень,
Одна за другой – пересадки.
Проехал полета или сто деревень,
И вот – в телогрейках ребятки!
Берег рыть, берег рыть
Кончили бригады:
Перекрыть, перекрыть
Вытегру нам надо!
И вот, заглушая урчанье машин,
Посыпались в воду каменья...
Редактор, попробуй-ка сам опиши
Подобное столнотворенье!
Все отдашь, все отдашь,
Все отдашь с охотой:
В небеса – карандаш!
В Вытегру – блокноты!

По новому морю – гляди веселей! – 
Как будто из сказки старинной,
Плывут корабли с парусами алей,
Чем парус любимого Грина.
На пять дён
Утвержден
Срок командировки.
Ждем-пождем, ждем-пождем:
Канул! Нету Вовки!

Волнуются люди: ну, как это – нет?
Не бойтесь, услышите скоро:
Есть Вовка-строитель! Аринин – поэт!
...А нету, простите, спецкора.
Вытегра... Вытегра...
Что-то вроде тигра!
Выдь играть! Выдь играть! – 
Вот какие игры!

* * *
Как на двинскую не похожа
Амударьинская вода!
Как нервный бег ее тревожен...
Так ходит рыба в неводах,
Так заяц мчит, уже на мушке
Непревзойденного стрелка,
Так на свободу рвется Пушкин,
Но несвобода – велика!
И рыбу вытянут на сушу,
И зайцу мертвому лежать,
И упадет под пулей Пушкин...
Но все Амударье бежать.
Бежать в горячую пустыню,
Поить голодные сады.

Я зачерпнула коркой дыни,
Амударья, твоей воды.
И, к солнцу лик, благоговейно
Пью, осушая черпачок,
И дум моих кусток репейный
Цветет как кактус, дурачок.

* * *
Якутия, Якутия,
Далекая страна!
Не всем понятна суть ее,
Иным она странна.
Иные сразу ежатся,
Как будто съели гвоздь,
Иные корчат рожицы:
– Романтика небось? – 
В Якутию, в Якутию
Не ходят поезда,
В Якутию, в Якутию
Тяжелая езда:
Погода вдруг нелетная – 
Небось не улетишь!
А зимушка холодная – 
Небось не усидишь!
Но поздно ли, но рано ли – 
Не знаю, как сказать,
Но мы друг другу глянули
Вот так – глаза в глаза.
И мы друг друга поняли
Без всяких словарей,
И мы друг друга обняли – 
Попробуй-ка разлей!
С тех пор как будто в путах я, – 
Звенит в душе струна:
Якутия, Якутия – 
Желанная страна!

 * * *
Было радости немало,
Проливалась радость за края.
Не жалела – разливала!
Разлила и заскучала.
Заскучала, заскучала,
Ох, что мне делать, заскучала я!

Я хожу – за мною ходят
По ночному небу облака.
Я сама не знаю вроде,
Но решили на народе:
О Володе, о Володе,
Ох, о Володе вся моя тоска!

Он приехал издалека,
По делам приехал, пришагал.
Разговаривал – не окал,
Помогал косить осоку...
Ой ты, сокол, ой ты, сокол,
Ой ты зачем меня поцеловал?

Горько было Николаю.
Он просил меня: – Любовь моя,
Стань женой, моя милая! – 
Засмеялась и ушла я.
Отдала я Николая,
Ох, отдала его подруге я!

А теперь мне не до смеху,
Не до смеху мне и не до сна.
Мне замужество не к спеху,
Но зачем же ты уехал,
Ты уехал, ты уехал,
Ох, ты уехал и не шлешь письма?

* * *
Разговоры...
Ну, что тут странного?
Знала ты и сама давно:
Поднимая из лужи пьяного,
Не запачкаться – мудрено.
...Ты и словом его, и за руку,
И в охапку, чтоб встал и шел!
Но старанья твои – насмарку
Раз, и два, и еще, еще...
В перепачканном белом платьице,
Как тычинка при хмеле, ждешь,
Что, хмельной как хмелек, ухватится
И поднимется вровень все ж,
Ведь любви не погасло солнышко,
Ливень слез твоих – не иссяк...
А соседушки на сторонушке – 
Руки в боки, плечо – в косяк, – 
Забавляются-усмехаются:
Так опрятны, чисты – невмочь!
И уж, ясно, не догадаются
И не кинутся – вам помочь.
Не тянись постучаться в окна к ним, – 
Все равно не найдешь родни!
Им не вздрогнется, как не вздрогнули,
Угощая его, – они.
Точно знают, закрывшись ставнями,
Бесполезно тебе стоять:
Похмелиться ему – оставлено.
К ним – придет, подымать не нать.

* * *
Вдоль по Вологде – метель, метель, метель...
Не была я дома несколько недель.
Вдоль по Вологде метелица
На меня, гуленку, сердится.
Ой, метелюшка, мети-мети-мети!
Нам с тобою в одну сторону идти.
Давай шагу поубавим-ка!
По-хорошему побаем-ко!
Не толкайся, не поддергивай на льду – 
Все равно я на колени не паду:
Пусть винятся виноватые,
А я счастливых глаз не прятаю!
Не стращай-ка по-пустому, не стращай,
Поспрошай, о чем не знаешь, поспрошай!
А про Сашу – я про Сашу-то – 
Расскажу, не надо спрашивать!
Ой, от Вологды, от дому далеко
Повстречала – не забыть его веком:
Не стилягу и не важенку – 
Золотого парня Сашеньку.
Не лентяя и не жулика – 
Ясноглазого Сашуленьку.
Не на день, видать, не на вечер – 
Александра свет Иваныча!

СЫНУ
Где-то там, на верхах голубиных,
Резвый ветер свернулся и лег.
Успокоилась наша рябина,
Успокоился наш тополек.

Потемневший от солнца-загара,
Упадая в сенной пуховик,
Ты – опять: – Почитай мне Гайдара!
Это – лучшая книга из книг!

Мой испытанный милый товарищ!
Пусть тебе еще нет и шести,
Ты уже не на шутку гайдаришь,
А тебе еще столько расти!

Прочитаю – гайдарь на здоровье! – 
Все – от слова до слова – подряд...
Очень верил Аркадий Петрович
Даже в малых советских ребят.

Над могилою Альки понуро
Постояв, закаляйся в пути:
Дорастай, мой мальчиш, до Тимура,
Сам Аркадий Гайдар – впереди.

Не упал он от пули летящей,
Не замолк он в груди со свинцом!
...Пусть он будет тебе настоящим,
В Синегорье ушедшим, отцом.

В ПАМЯТЬ О ПОХОДЕ НА СЮРЮ-КАЯ
Саше Ф., Володе Р.

Пропасти стремнина, глубь оврага,
Зелень зацветающих долин,
Вздыбленные скалы Кара-Дага,
Море, чуть туманное, вдали...
Слабые, сегодня (мы не слабы:
Выше нас – лишь небо. Отдохнем!
Сядем на кусок застывшей лавы,
Облака ладонью отмахнем.
Помолчав, содвинем дружно кружки
С ключевою горного водой!
...Этот пик ласкали взглядом Пушкин
И Ульянов-Ленин молодой.
Море шлет нам солнечные блики,
Книга гор раскрыта напоказ.
Каменные профили великих
Возлежат спокойно возле нас.
Далеко, высоко мысли бродят...
Вдруг очнусь, дыханье затая:
Вы ведь тоже – Саша да Володя,
Маленькие наши сыновья,
Без намека малого на слабость
Взявшие такую крутизну!
...На совсем особенную радость
Я, о вас задумавшись, дерзну:
Может быть, и вам судьба готовит
Горы дел и радостей больших,
И потомки ваш отыщут профиль
В очертаньях каменных вершин.

ВОЛЕЙБОЛ
Беру мячи, что мне подкидывают
Решившие: они – добры!
И не показываю вида,
Что мне совсем не до игры.

Самодовольны, как эпиграфы,
Не охладевшие к мячам,
Они снисходят до подыгрываний:
Что ни подача, то – «свеча».

Что ж, я игрок и вправду аховый!
Не собираясь к ним в чету,
Я от подачек их отмахиваюсь,
Мяч не пуская за черту.

Что им черта! Резвеют резвые!
Что судьи мне? Сама сужу:
Бескомпромиссным резким «резаным»
Гашу «свечу» и ухожу.