Дом Михаила Андриановича Рубцова
г. Вологда, ул. Республиканская, д. 8
59.211644с. ш. 39.847406 в. д.
Улица Республиканская – территория бывшего Октябрьского поселка. Это один из районов города Вологды, включенный в городскую черту в 1928 году. Народное название района – Ковырино.
«Галя, дорогая, здравствуй!
Как давно я тебя не видел! Встречу ли еще тебя? Сейчас я у отца и у Жени. Проездом. Еду в отпуск, в Тотьму.
До свидания, Галя, дорогая. Целую, Коля.»
Из письма Н. Рубцова сестре, Г. М. Рубцовой. Вологда, 17 июля 1962 г.
В доме № 8 по Республиканской улице в деревянном доме жил отец Николая Рубцова, Михаил Андрианович, со своей второй женой и тремя детьми от второго брака. Здесь в конце февраля – начале марта 1955 года состоялась первая встреча отца и сына после 13-летней разлуки. Второй раз Николай Михайлович приехал в дом отца летом 1962 года – проведать смертельно больного Михаила Андриановича.
ВОСПОМИНАНИЯ, ДОКУМЕНТЫ, ИССЛЕДОВАНИЯ
«О встрече Николая Михайловича Рубцова с отцом я услышал в Невской Дубровке от Валентины Алексеевны Рубцовой — жены старшего брата Николая Рубцова, Альберта...
<…>
Зима 1955 года выдалась холодная.
Вот уже и март наступил, а морозы не ослабевали...
Только что спровадила Валентина Сергеевна цыган, выпрашивавших сахар, – сахара тогда совсем не стало в Вологде – как снова заскрипел снег под окнами.
Валентина быстро выскочила на крылечко. У калитки стоял черненький, худенький парнишка в осеннем пальто, в ботинках.
– Чего? — спросила Валентина. – От своих отстал?
– Не отстал... – засмеялся парнишка. – Я вообще не цыган. Я брата разыскиваю. А вы... – он постучал нога об ногу, пытаясь согреться. – Вы не жена Альберта будете?
– Жена! – сказала Валентина. – А ты откуда знаешь?
– Я в справке адрес сестры спрашивал, Галины... А мне сказали, что только Валентина Рубцова есть. И адрес этот дали. А здесь у меня отец живет.
– Михаил Андрианович?
– Ага...
– А чего же тогда в дом не заходишь?
– А можно?
– Заходи. А то я тоже с тобой замерзла.
– А Женя? Она дома?
– Сейчас должна прийти, в магазин пошла.
– Я тогда посижу немного, погреюсь, – сказал Николай. – Ты, Валя, когда Альберт придет, покажи мне... Я ведь и не помню его...
Пока говорили, пока отогревался в домашнем тепле Николай, вернулась мачеха – высокая, светлоглазая женщина. Только взглянула на Николая и даже раздеваться не стала – вышла, хлопнув дверью.
– Куда это она?! – удивилась Валентина.
– Отца предупреждать, чтобы не оставлял меня здесь.
– А ты откуда знаешь?
– Знаю... Ты мне подмигни, Валентина, когда Альберт придет... Я боюсь, что и не узнаю его...
«И вот пришел отец, – вспоминала Валентина Сергеевна. – И ведь не обнялись даже.
Сел на лавку, и сидят, разговаривают с Николаем, ну, так, будто вчера расстались.
Альберт только к пяти часам пришел...
Николай-то попросил меня подмигнуть, а только я и сообразить ничего не успела, они уже обнимаются»...
– Николай!
– Олег!
На следующий день утром Михаил Андрианович подошел к Валентине Сергеевне и сказал:
– Ты скажи Николаю, чтобы не задерживался. Пускай уезжает.
– А почему я должна ему это говорить?!
– Да потому... – ответил Михаил Андрианович, – что отец я. Мне не удобно. А тебе-то чего? Скажи...
Когда проснулся Николай, Валентина Сергеевна передала ему просьбу отца.
Думала, что рассердится, но он спокойно выслушал все, а потом сказал:
– Ты, Валентина, не беспокойся. Я все знаю. Я брата нашел и уеду теперь, не буду стеснять никого. А на отца ты не обижайся. Он всю жизнь на легкой работе был, а теперь старый, больной, с ломом ходит... А я уеду. Я брата нашел, теперь не потеряю его».
Коняев Н. М. Николай Рубцов / Н. Коняев. – Москва : Молодая гвардия, 2001. – С. 52–54.
Читать полный текст
Из стихов Николая Рубцова
Уж сколько лет слоняюсь по планете!
И до сих пор пристанища мне нет...
Есть в мире этом страшные приметы,
Но нет такой печальнее примет!
Вокруг меня ничто неразличимо,
И путь укрыт от взора моего,
Иду, бреду туманами седыми:
Не знаю сам, куда и для чего?
В лицо невзгодам гордою улыбкой
Ужели мне смеяться целый век?
Ужели я, рожденный по ошибке,
Не идиот, не гад, не человек?
Иль нам унынью рано предаваться,
На все запас терпения иметь?
Пройти сквозь бури, грозы, чтоб
назваться
Среди других глупцом и... умереть?
Когда ж до слез, до боли надоели,
Заботы все забвению предать?
И слушать птиц заливистые трели
И с безнадежной грустью вспоминать?
И вспомню я...
Полярною зимою
Как ночь была темна и холодна!
Казалось, в мире этом под луною
Она губить все чувства рождена!
Как за окном скулил, не умолкая,
Бездомный ветер, шляясь над землей,
Ему щенки вторили, подвывая, –
И все в один сливалось жуткий вой!
Как, надрываясь, плакала гармошка,
И, сквозь кошмар в ночной врываясь
час,
Как где-то дико грохали сапожки –
Под вой гармошки – русский перепляс...
Бродить и петь про тонкую рябину,
Чтоб голос мой услышала она:
Ты не одна томишься на чужбине
И одинокой быть обречена!..
<1955>