Впрочем, это не единственный юбилей мастера: ровно пятьдесят лет назад началась его актерская жизнь и ровно тридцать пять прошло с тех пор, как он ступил на сцену Малого театра. За полвека им сыграно более ста ролей на сцене и кино, но, как это часто бывает, лишь одна из них сделала его имя всенародно известным, а лицо – узнаваемым: роль вождя мирового пролетариата В. И. Ленина он сыграл восемнадцать раз. В последнее десятилетие ему не раз и не два приходилось отвечать на вопрос, как он относится к этому факту своей биографии.
– Как писатель пишет главную книгу среди других романов и повестей, так и роль Ленина – главная из всех, сыгранных мною. Вы сейчас можете по-разному к этому относиться. А мое отношение – определенное: когда мне, молодому саратовскому актеру, в 1961 году нежданно-негаданно предложили роль молодого увлеченного человека по имени Владимир Ульянов – я был счастлив. В фильме А. Рыбакова «В начале века» он сидит в Шушенском и мечтает о том, чтобы «перевернуть Россию»... И ведь действительно переворачивает! От этого никуда не денешься.
С тех пор я сыграл Ленина восемнадцать раз, в том числе пять-шесть больших ролей. Но в конце концов моя «лениниана» закончилась, потому что всему бывает предел. А до тех пор: снимается в Монголии фильм «Суровое утро», и в нем эпизод, как Сухэ-Батор встречается с Владимиром Ильичем. Кого в Монголию послать? Каюрова! Потом оказалось, что болгарский революционер Георги Димитров тоже встречался с Лениным. Кого на съемки в Софию послать? Опять Каюрова! Каюров берет с собой гримера, котомочку на плечи (фигурально выражаясь) и едет в Софию. Ездил играть Ленина в Минск, в Ленинград, в Киев.
И если, скажем, в фильмах «В начале века», «Шестое июля», «Кремлевские куранты» были большие роли, то здесь – эпизодические. И я не жалею об этом. Можно и в пять минут сказать о человеке все. Но когда после «Черных сухарей» на «Ленфильме» возник «Угол падения», да еще и монгольское «Суровое утро» к ним присоединилось, я подумал: а не пора ли с этим уже заканчивать? Раз пошли такие наименования... Вскоре и на самом деле так получилось: и возраст продиктовал, и спрос на тему упал.
– Вам нравилось, что с тех пор вас рассматривали как артиста, которому можно играть только положительных героев?
– Да, после моего первого фильма «В начале века» тот же режиссер Рыбаков собрался снимать еще одну картину. И хотел снова меня пригласить, но роль была со знаком «минус». Ему этого не разрешили: актер, который сыграл Ленина, уже не должен играть роли отрицательного плана. Такая постановка вопроса меня не огорчила – со знаком минус у нас всего достаточно, так что мое участие здесь просто лишнее.
– Юрий Иванович, рассказывают, что с фильмом «Шестое июля» вы в 1968 году ездили в Чехословакию?
– Да, во время известной «бархатной революции» картину показали Леониду Ильичу Брежневу. Он распорядился послать ее на кинофестиваль в Карловы Вары. Если кто не помнит – там идет речь о левоэсеровском восстании в Москве и о том, во что оно вылилось. Брежнев считал, что если чехи увидят фильм, то поймут, что не надо им ни революций, ни контрреволюций.
– И Ленин в этой картине был совсем другой...
– Там Владимир Ильич был не такой, как в предыдущих фильмах – не только моих, но и коллег. Здесь было сказано о нем что-то новое.
– Говорят, что картина была настолько непривычна, что ее ругали... Ленина нельзя было показывать в чем-то сомневающимся.
– Дело в том, что действительно фильма испугались. Что такое? До тех пор о Ленине говорили только в таком тоне: добренький, хорошенький, миленький. Он все время улыбался. А здесь – ни одной улыбки. (Об этом у меня была даже специальная договоренность с режиссером.) В одном кадре Ленин и пистолет достает из стола и кладет в карман.
Фильм был представлен на Ленинскую премию, но его сбили как птицу влет. Сказали – все не так. Дзержинский не мог оказаться в плену у эсеров, Ленин ни в чем никогда не сомневался.
– Когда снимался «Ленин в Париже», рассказывают, что вы просто в гриме вышли на Плас Пигаль...
– И никто из прохожих не обратил на меня никакого внимания. Как это было? Мы снимали в одном кафе, а потом решили отдохнуть. Вот я и подумал: пойду-ка на Плас Пигаль! Правда, я был в шляпе, но при полном гриме: бородка, усы – похож! Иду, поглядываю по сторонам – на меня ноль внимания. А знаете почему? Париж ничем не удивишь. Ведь кого они только не видали! И Людовиков, и Маратов, и Сен-Жюстов, и Бастилию брали! Все у них было.
Но я люблю вспоминать другой момент: сижу на съемках «Шестого июля» в коридоре особняка левых эсеров, в кресле, в гриме Ленина. А в доме был детский сад. Сначала у них был тихий час, потом он закончился. Детей повели на прогулку. Идут мимо меня парами, за ручку; и вдруг один из них (знающий человек!) меня узнал и говорит: «Дедуска Ленин...» Они все подхватили, как попугайчики, и, проходя, каждый повторял: «Дедуска Ленин». А кто-то возьми да и спроси: «Дедуска Ленин, а вы лежали где?» (Так не совсем обычно прозвучал вопрос). Он, наверное, знал, что дедушка Ленин лежит в Мавзолее. Я сказал: «Да, вот лежал-лежал, надоело лежать, теперь сел – хочу отдохнуть...» Прошло тридцать три года, но почему-то этот случай остался у меня как одно из, самых трогательных воспоминаний.
– Юрий Иванович, что для вас самое главное в актерском деле?
– В разные периоды профессионального служения сцене я по-разному думал об этом. Было время, когда хотелось укрепиться в профессии, хотелось, чтобы тебя знали и узнавали в лицо. Потом, когда все это уже произошло, начались поиски – куда плыть? Работа диктует наше существование на сцене и в жизни. Если и были страдания, тоска, то только о том, чтобы была хорошая роль, интересный характер, основанный на добротной литературе.
Сейчас наступил период (может быть, даже и поздновато), когда я понял, что, выходя на сцену, никому ничего не надо доказывать. Нужно просто жить в ее атмосфере, получая радость от общения с партнерами и со зрителями.
– Ваша последняя работа на сцене Малого театра...
– К великому сожалению – в пьесе «Иванов». Виталий Соломин сам поставил этот спектакль, сам играл Иванова... Там у меня замечательная роль – графа Шабельского. Но она не будет иметь продолжения потому, что нет Виталия.
– Что для вас Москва?
– Когда я жил и работал в Саратове, то, конечно, как чеховские три сестры, думал: в Москву, в Москву. И вот я уже тридцать пять лет здесь. И все сбылось, о чем мечталось, чего хотелось. И в театре, и в кино, и в жизни. Я не скажу, как Чацкий: «Вон из Москвы».
Но был я недавно в маленьком городке Вологодской области – Белозерске. Это моя родина. Там жили мои отцы и деды, там много родных, там, хочется быть. Вечер, тишина, Белое озеро, и кажется, что душа твоя растворяется в тех краях. Если бы мне сейчас пришлось выбирать – Москва или Белозерск, то, поскольку с Москвой уже все ясно (ни убавить ни прибавить), я бы выбрал Вологодскую губернию.
– А как же театр, московская круговерть?
– Да мне много уже не надо. И эта круговерть меня не закручивает. Я на нее смотрю со стороны и ей не поддаюсь. Театр – да. Если бы в Белозерске был театр, было бы совсем хорошо. Что-то нужно делать человеку, пока он живет на этой земле. Не просто же: ушел на пенсию, а потом взял и умер. Потому что дела у тебя никакого нет, ничего тебя не держит, ничего не вдохновляет. Природа – это прекрасно, а дальше что?
Конечно, жизнь заключается не только в работе. Есть книги, музыка, картины в музеях, добрые лица. Думаешь: ах, какая хорошая девушка прошла и улыбнулась мне глазами. И когда на улицах со мной здороваются незнакомые люди – я счастлив.