|
Василий Белов Временное московское жилище бывшего члена ЦК КПСС и члена бывшего Верховного Совета СССР, народного депутата и писателя Василия Ивановича Белова я нашла не сразу. Повезло, что в престижных цековских домах на Рублевском шоссе сохранилась все еще "добрая традиция" консьержек, то есть, по-советски, дежурных старушек, сидящих в стеклянных будочках при входе. Они не только по-прежнему бдительно следят за "чужаками", но и могут, правда, не без строгой проверки, подсказать нужный этаж и квартиру. И вот я на месте. Квартира с обширными и гулкими комнатами, обставленными казенной мебелью, предоставлена семье Беловых вместо положенного депутату гостиничного номера исключительно как члену ЦК из ресурсов партии. Скоро придется ее покинуть, как заметил Василий Иванович (интонацию сожаления я, вроде бы, в его голосе не уловила). А пока приветливая хозяйка накрывает на стол. Вкусное домашнее варенье, хорошие конфеты, как их сейчас просто называют - пайковые, ароматный чай и беседа. - Василий Иванович, когда вы впервые увидели журнал "Посев" и услышали об НТС? - Это все было под запретом. Впервые я познакомился с НТС, и то очень поверхностно, когда был в ФРГ, еще при Брежневе. Я и во Франции бывал раза три. Там меня тоже с кем-то из НТС знакомили. Но я уже не помню, с кем: слишком много было всяких встреч с разными людьми. Журнал "Посев" иногда читаю, но мне кажется, что в последнее время он изменился не в лучшую сторону. На его страницах стали хвалить Ельцина, Собчака, Попова. Говорят о демократической России, а она пока оборачивается против России. - Какова ваша оценка как политического деятеля и писателя тех событий, что последовали за провалом августовского путча? - Вы, наверно, Наталья Николаевна, демократка? - Я, Василия Иванович, журналист, я наблюдаю. - Я тоже наблюдаю. Я наблюдаю уже третий год и конца этому пока не вижу. Комико-драматическая горбачевская эра идет к концу, сейчас уже последние ее конвульсии. Я не верю уже не только в искренность людей, но и в искренность событий. События тоже бывают фальшивые. Я чувствую, что происходящее сегодня - это маскарад, запрограммированное действие, спектакль. - И кто же режиссер-постановщик? - Я не знаю, ей-Богу, понятия не имею. Но все выглядит трагикомично и фальшиво. А в Москве какая-то булгаковская атмосфера в реальности. Он фантазировал, а тут уже в реальности мистификации происходят. Я видел, как эта так называемая революция в августе происходила. 19-го я был в Крыму. - Так вы по соседству с Михаилом Сергеевичем были? - Да. А 20 августа я прилетел в Москву и наблюдал всю эту комедию лично. - Где наблюдали? У российского "Белого дома" были? - У меня были попытки пойти туда, но потом я плюнул и ушел. Это когда я увидел, как раздают бесплатно пиво и водку. Ну, я не хочу сказать, что все там были несерьезные люди, были всякие, конечно. Но когда я увидел, как эти "волосатики" сидят на танках с девками и бренчат на гитарах, я улыбнулся и уехал домой. Но, правда, я не знал, что главные события начнутся ночью. - Вы ведь, если судить по последним вашим произведениям и высказываниям, не очень жалуете большевиков. Почему же вы остались с ними, пошли в члены ЦК, избирались в депутаты тоже по списку компартии? Меня, например, это в вашем облике смущает. - Меня самого смущает. Мне стыдно, что вся моя жизнь прошла под влиянием этой заразы. Я сожалею об этом, но что было делать? Я родился в 1932 году, когда вовсю свирепствовала эта идеология. Я отдал свою дань марксистской идеологии практическими делами, даже был секретарем райкома комсомола, но это всегда вступало в противоречие с моим душевным настроем. Все это противно, но у меня уже тогда было много сюжетов, я и стихи писал, но не было ни образования, ни аттестата зрелости, ни перспектив. Я на себе испытал, что такое деревня и как оттуда было тяжело убежать. Мы ведь, колхозники, были беспаспортные, то есть фактически крепостные. - Но ведь членом ЦК вы стали уже в это последнее время, когда не нужно было кривить душой, чтобы выжить? - Да, я не сопротивлялся, когда меня сделали членом ЦК. Свою роль сыграл профессиональный интерес, писательский. Хотелось посмотреть на них поближе. Ко мне подошли и сказали: "Вот хотим вас членом ЦК избрать". Потом вдруг голосуют, и я в списке тоже. Там стали даже некоторые против выступать: с какой, мол, стати этого черносотенца Белова? 67 человек проголосовали против. Правда, это небольшой процент. - А когда вы стали бывать на пленумах и достаточно близко общаться с высокими партийными функционерами, то какими вы их тогда увидели? - Да они одинаковые везде. - Так значит, ваш писательский интерес не оправдался? - Нет, кое-что интересное было. Ведь это же свой особый клан, со своими секретами. Я узнал, например, много деталей о том как Горбачев шел к власти. Кстати, я сумел с ним раза три побеседовать. - И каков он при личном общении? - Он производил впечатление демократичного руководителя, но в то же время он в разговоре нередко горячился, перебивал и долго говорил сам, умудряясь не ответить на вопрос. Но я, конечно, его побаивался. Я спрашиваю, допустим, каков наш внешний долг, а он начинает другое говорить. А я уже боюсь переспрашивать. - Да, но многие за последнее время сумели от нее избавиться. А вы не захотели почему-то. - Ну, так уж и многие! Некоторые, например, Астафьев, гордятся, что не были в партии. Чем гордишься-то, милый мой? Если бы я не вступил в партию, то не пробился бы никуда. Это было проявление человеческой активности. Я дитя своего века. Все пропустил через свои нервы: и партию, и КГБ. Меня ведь в студенческие годы, когда я учился в Литературном институте, пытались завербовать осведомителем КГБ. Даже шантажировали. Но мне уже было около 30 лет, я был уже к тому времени стреляный воробей и сумел выкарабкаться из этих когтей. - А на высоком депутатском уровне, когда, наверно, уже никто бы не решился вас вербовать, были какие-то встречи и взаимоотношения с этими органами? - Я как член Верховного Совета СССР задавал два раза прямо из зала вопросы Крючкову по поводу промышленного вредительства. Я писал об этом в какой-то статье. Тайная полиция всегда вызывает неоднозначное отношение. Хотя я считаю, что государство должно ее иметь. А сейчас что творится? Внешнюю разведку отдали Примакову -это смешно и нелепо. Полный развал государства у нас. Мы не защищены ни в военном, ни в политическом, ни в экономическом смысле. А вся беда в том, что наши новые правители не хотят, чтобы в стране было изобилие. - Почему же они этого не хотят? Разве они не понимают, чем это чревато? - Это уже их надо спросить, почему не хотят. Но нежелание это выражается в том, что не хотят вкладывать деньги в сельское хозяйство. Везде, во всем мире, крестьян носят на руках - только трудись. А наши демократы-правители покупают зерно за границей. С какой стати? Просто они временщики, предатели, я даже не знаю, как их еще назвать. Если бы они деньги, которые тратят на покупку зерна, отдали своим крестьянам, то мы были бы завалены продуктами. - Неужели это так просто можно решить? - Для того, чтобы вырастить быка, нужно 6 месяцев, для того, чтобы вырастить хороший урожай, нужен год-полтора. Не такой уж мы бедный народ, чтобы у нас есть было нечего. Мы все производим, даже сейчас, в этом гнусном окружении. У нас созданы десятки мифов. В том числе гот миф, что не хватает продуктов, что у нас плохие урожаи. На самом деле все не так. Если взять, допустим, Францию или другие страны, то в них производят на душу населения намного меньше эерна, газа, нефти, а живут лучше нас. Достаточно двух лет, чтобы у нас было изобилие продовольствия. Отдать деньги, которые уходят за границу, нашим крестьянам, переориентировать промышленность и дать свободу крестьянам. - Вы, Василий Иванович, написали в своих "Записках на ходу", опубликованных в седьмом номере "Нашего современника" за 1991 год: "Я голосовал не за продажу земли, я голосовал за бесплатную передачу земли крестьянам, тем, кто на земле и живет, и работает". А как вы, в связи с этим, относитесь к существующим на этой земле колхозам и совхозам? - Я не против их существования, если они жизнеспособны. Пусть на здоровье остаются. Они сами должны Богу душу отдать, а насильственным путем их ликвидировать невозможно, потому что у тех людей, которые живут сейчас в колхозах, совершенно другая психология. Психология единоличного хозяина возродится не сразу. А непродуманные действия новых властей могут обернуться бедой. Поэтому я согласен с теми людьми, которые говорят, что приносящие доход хозяйства не нужно трогать. А вот такой колхоз, например, как у меня в деревне, не стоит жалеть. Его непременно нужно ликвидировать. - Ваш колхоз, по-моему, называется "Родина"? - Да, именно так. В общем, его должны ликвидировать сами трактористы и доярки, которые в нем работают. А они боятся всяких перемен. - А почему? - Потому, что они не доверяют власти. Никакой. Они с юмором к ней относятся. Уже давно, давно. - Давно - с каких пор? - Ну, может быть, с 30-х годов, когда раскулачивать стали, со времен коллективизации. Тогда разделилось наше общество, народ ушел в подполье духовное. И выходить он оттуда не хочет пока. - И чего он, по-вашему, ждет? - Он ждет... Сам не знает, чего ждет. А я знаю, что все эти политические страсти характерны только для Москвы и больших городов. Провинция же живет другим: ежедневными заботами о хлебе насущном. Их все остальное не волнует. Может быть, постепенно и вернется какая-то общественная активность. Сейчас же народ видит, что о нем никто не думает. Два года я во всяких комитетах болтался, расстраивался, голосовал, писал записки. Но кто же меня послушал? Да никто.,, И хотя кое-какие законы еще в том Верховном Совете СССР дельные и были приняты, да и они бездействуют. Я же больше болтать не хочу. И я вышел из состава Верховного Совета. - Какую роль вы отводите новому Верховному Совету страны? - Не знаю. По-моему, это какой-то ненастоящий Верховный Совет, предыдущий и то был представительней. Я присутствовал на двух заседаниях, и меня не покидало ощущение несерьезности происходящего. И вообще у нас в систему управления страной сейчас внесено столько чуждого, заимствованного. Я вообще считаю, что, например, президентская система для России не годится. У России тысячелетний опыт государственности, а мы его в своих законотворческих делах абсолютно не учитываем. - Какой же конкретный опыт вы предлагаете перенять из прошлого Российского государства? - Да многое. Вплоть до монархии. Допустим, в сочетании с конституцией. Это только мировому сообществу почему-то все время мерещится фашизм или шовинизм. Стоит только сказать о русских традициях, как все демократы тут же начинают кричать о шовинизме. А на самом деле все это придумано. Русский народ так истощен духовно, что говорить об опасности с его стороны шовинистических выступлений просто смешно. - А что вы думаете по поводу известной фразы Пушкина о русском бунте, бессмысленном и беспощадном? Насколько реальна эта опасность сегодня, в столь тяжелой и непредсказуемой ситуации в стране? - Боюсь что-либо говорить по этому поводу. Мне иногда самому хочется взять в руки автомат. А что думает большинство людей, - не знаю. Знаю, что у многих уже терпение лопается. А если оно лопнет окончательно и начнется потасовка в России, как на Кавказе, то боюсь, что это будет надолго. Но я надеюсь, что здравый смысл все же победит. Хотя разрушение России продолжается. Сначала нас обманул Горбачев: сделал совсем другое, не то, что обещал, просто притворялся все это время. У меня есть подозрение, что Ельцин тоже притворяется со всей своей командой. - Кого вы конкретно имеете в виду? Новое правительство, отколовшиеся республики? - Да и тех, и других. Возьмите хотя бы все акции последнего времени. Из Эстонии, например, даже посылки не разрешают отправлять, нельзя вывезти даже носовой платок, а туда, как говорит Невзоров, идут потоком наша нефть, лес и т. д. Нас они считают завоевателями, а я вот вам скажу, что Эстония была русской землей еще со времен Александра Невского. У меня даже есть пьеса об этом. Спектакль по ней под названием "Александр Невский" идет в Санкт-Петербурге, в Пушкинском театре. - Так какую же позицию нужно занять России? Как вы смотрите на это не с точки зрения депутата, а как писатель, знаток душ человеческих? - Ну, какой я писатель... - А кто же вы тогда? - Я не могу себя с полным правом назвать писателем. Кто я? Я - плотник, на худой конец - публицист. А что о позиции... Не знаю. Я знаю, что вокруг моей деревни вырублены все леса начисто. Теперь там пустынно. То же пытались сделать с народом. А началось все это с революции еще, может быть, даже 1905 года. - Я знаю, что в некоторых кругах бытует мнение, что революцию в России сделали евреи. Как вы к такой мысли относитесь? - Ну, конечно, без евреев это и не могло бы произойти. И куда же мы денемся от того, что евреи были в оппозиции всему, всей русской государственности? Это сами евреи и сионисты понимают. Вся беда в том, что сейчас эта практика продолжается. Если бы она была другая, то все было бы нормально. У меня есть факты. Меня, например, на телевидение до сих пор не пускают. Есть такая тенденция, и она развивается. И называйте меня антисемитом или кем угодно, но от правды никуда не уйдешь. Я не скрываю этого. - Вы считаете, что вас не пускают на телевидение политические противники, или по национальному признаку, или все это связано как-то вместе? - Это очень тесно взаимосвязано. А вообще вы подкрадываетесь к очень щепетильной теме, которой я избегаю, потому что не хочу все обострять. У меня слишком много фактов, я слишком много знаю, и слишком много я сам лично пережил в этом плане. Представьте себе, если бы я стал откровенным, что бы получилось? Правда, я не боюсь, я готов умереть хоть сегодня. Ну зачем же так! - Вот я и не хочу говорить на эту тему. Хотя меня и в "Комсомольской правде", и в "Московских новостях" обозвали человеконенавистником. Ну, а антисемитом называют все кому не лень. В "Литературной газете" Астафьева назвали честным писателем, а меня с Распутиным - нечестными. Но я уверен, что все утрясется рано или поздно. Россия обретет свою государственность, которой пока у нее нет, а тогда и евреи станут на свое место и не будут, так сказать, бельмом на глазу. - Я все-таки, хотя вы и говорите, что вы не писатель, а плотник, хотела бы свой последний вопрос задать о ваших творческих планах. - Ну, мне нужно закончить свои исторические хроники о деревне, то есть следующую часть после "Канунов" - "Год великого перелома", о тяжелом периоде коллективизации и разрушении крестьянского хозяйства в России. А еще я только что подготовил для издательства "Искусство" сборник произведений Ивана Александровича Ильина. Вот ваш журнал "Посев" часто ссылается на Ильина, но, по-моему, сами от него российские солидаристы отошли. И вообще у них в "Посеве" есть какая-то настороженность по отношению к патриотическим изданиям, таким, как "Литературная Россия", "Наш современник". Я не говорю, что в них все идеально, но они заслуживают большего внимания. - Благодарю вас, Василий Иванович, за столь продолжительную беседу. Желаю вас успехов в творчестве. Источник: «Происходящее сегодня – это маскарад...» / интервью провела Н. Белоцерковская // Посев. – 1992. – № 1. – C. 41–46. |
| ВЕСЬ БЕЛОВ |