|
В. Белов «Привычка выпивать по любому случаю может даже хорошего, крепкого человека затянуть в трясину пьянства», - написала в редакцию москвичка Лариса П., рассказавшая пристрастии своего мужа к рюмке водки. В той же почте, что принесла письмо Ларисы оказалось письмо из Свердловска. Его автор, молодой человек, рассказывал о страшной трагедии, к которой его привели «невинные» выпивки. Два эти письма, две откровенные исповеди, опубликованные 25-июня в «Комсомольской правде», вызвали сотни взволнованных откликов читателей, призывающих продолжить начатый разговор по больной проблеме. СЕГОДНЯ МЫ ПУБЛИКУЕМ ОДИН ИЗ ПОСТУПИВШИХ В РЕДАКЦИЮ ОТКЛИКОВ – ПИСЬМО ПИСАТЕЛЯ ВАСИЛИЯ, БЕЛОВА. ИТАК, два письма о пьянстве. Одно – из Москвы, другое – из Свердловска. Одно – от женщины, другое – от мужчины. Уже в самом начале письма Ларисы П. («Не сочтите мое письмо мелким») таится некая возможность для характеристики затрагиваемой проблемы. Лариса П. делится с нами мыслями о самом больном для нее, о самом тяжелом: о пристрастии мужа к рюмке. Почему же она допускает, что ее письмо могут счесть за мелкое, личное, никому не нужное?.. Очевидно, потому, что атмосфера вокруг затрагиваемой Ларисой проблемы до сих пор действительно несерьезна. Еще большую тревогу вызывает второе письмо: «Помогите, пожалуйста, хоть чем-нибудь! А так жить, вернее, существовать, больше нельзя. Прошу вас очень и очень сообщить, можете ли вы что-нибудь предпринять».
Но Виталию, если он расписывается в собственном бессилии, уже никто не сможет помочь... Он губит себя сам, а за помощью обращается к другим. Личная безответственность, вечное ожидание помощи со стороны... Не духовное ли иждивенчество привело и приводит к гибели таких людей, как Виталий? И мне вспомнились многие кампании борьбы против пьянства, которые ничем не заканчивались. Что-то уж больно быстро выдыхались наши писатели, публицисты, юристы и социологи. Обменявшись мнениями, они опять успокаивались, словно бы ничего и не было, словно бы зло исчезло. А ЗЛО, оно и не думало исчезать. Не надо иметь развитого воображения, чтобы представить тысячи разбитых водкой семей. Горе детей, которых променяли на пол-литра безответственные отцы, а иногда не менее безответственные матери. Производство, страдающее от оглушенных алкоголем работников. Шоферские баранки, крутящиеся не в ту сторону, прямые человеческие жертвы. Наконец, физически ненормальные дети пьяниц, рожденные отнюдь не на радость обществу. Ничего, кроме горечи и возмущения, не могут вызвать подобные восклицания. А каких только причин мы не открыли, рассуждая об упомянутом зле! Одни из нас утверждают, что пьем много потому, что стали богаче жить. Другие считают пьянство неким национальным атрибутом: мол, всегда так было, что русский пьет перед едой, а прочие европейцы после. Третьи искренне думают, что виноваты «боевые сто граммов», которые выдавались во время войны: это они, мол, наплодили алкоголиков. Четвертые говорят еще о чем-либо, пятые вообще ничего не говорят. И делают вид, что никакой проблемы не существует. Я знаю, что многие даже весьма умные люди думают обо всем этом с некоторой не то чтобы гордостью, а так, как-то любовно: вот, мол, мы какие удалые, пьем больше всех, но и дело знаем. Известный наш поэт написал, а актер прочитал перед микрофоном: Водка, что ли, еще? И водка! Нашли чем гордиться! Конечно, гут очень легко сбиться на демагогию: ведь стихотворение, в общем-то, не о водке, а о другом. Все равно, примечательное стихотворение! Другой поэт, словно бы перед кем-то оправдываясь, с горечью пишет: Решился бы, спросил я, Почему? В самом деле, почему? Оказывается, что: Не надо удивляться, Вероятно, в строфах есть другой, переносный смысл: ничего нет вреднее прямолинейности в разговоре о поэзии. Но я пишу не критический разбор, а комментарий к письмам читателей «Комсомолки» о пьянстве. Поэтому позволю себе еще одну выдержку. Послушаем же, что говорили сами наши деды, которые, если верить поэту, пили больше, чем мы, то есть их внуки: Слова эти подлинно народные. Они взяты из рукописного «Устьянского правильника» – свода морских правил северных крестьян. А слова у наших дедов отнюдь не всегда расходились с их делами. Еще на моей памяти, в предвоенное десятилетие годовое потребление водки, на душу было во много раз меньше, чем теперь. И это совсем не из-за того, что тогда жизненный уровень колхозников был значительно ниже. Говорю это потому, что многие объясняют рост пьянства в послевоенные десятилетия ростом народного благосостояния. На что бы проще! Я хорошо помню тогдашние деревенские праздники. Не скажу, что их было меньше теперешнего, совсем нет. Однако солидность праздника, мера веселья на нем не зависели от количества опорожненных бутылок. Пили, конечно, крохотными рюмочками, а не стаканами. Причем хозяин вовсе не торопился их наполнять. Так зачем же мы сваливаем вину, на дедов? Нет, деды тут ни при чем, они не несут ответа за пьяных внуков. ИСПОКОН веков народ в сказаниях и былинах самых жестоких своих врагов рисовал в фантастическом образе многоглавого змия, пожирающего людей. И, наверное, не случайно зло, связанное с пьянством, назвали в народе «зеленым змием». Ведь всем известно, что змий этот пожирает людей, иногда лучших и самых талантливых. Обычно мы говорим об алкоголизме, как о болезни индивидуально-физической, а не как об общественной болячке. Но ведь далеко не все пьющие – алкоголики, хотя не исключена для них и такая перспектива... Алкоголики в общей массе пьющих не так уж и многочисленны. И я говорю об алкоголизме не как о болезни физической, а как о болезни морально-общественной: эти понятия ни в коей мере нельзя объединять, они совершенно разные. Года два тому назад в нашей Вологодской области прошла волна увлечений так называемыми молодежными кафе. Многие комсомольские организации начали учреждать эти кафе в районных городках, больших селах и лесных поселках. Намерения были благие. Открылось множество всяких «Ромашек», «Аленок» и «Снежинок». Вначале в них проводились тематические вечера, встречи с художниками, поэтами, музыкантами и т. д. По примеру телевизионного «Огонька» номера и выступления чинно сопровождались глотками черного кофе. Торговали только сухим вином. Но все эти заведения оказались до того нерентабельными, что местные торговцы очень скоро схватились за голову. Буфетчицы начали торговать (упаси господи, только не белой) «Зубровкой», «Перцовкой» и «Зверобоем». Надо ли говорить о том, во что очень скоро превратились многие «Ромашки» с «Аленками»?! Тут-то и подходим мы вплотную к одному из удивительных общественных парадоксов. С одной стороны, боремся с ненавистным пьянством, судим пьяниц, бичуем на собраниях и в стенгазетах, штрафуем и разбираем на административных комиссиях. С другой стороны, производим бездну спиртных напитков и всеми силами стараемся их сбыть, продать, выпоить их том, кого ругаем за пьянство. Зачастую одни и те же руководители вынуждены как можно больше продавать спиртного и одновременно они же воспитывают, бичуют пьяницу-покупателя... Где же логика?
В беседе с одним из руководящих товарищей я однажды услышал новое для себя выражение: дензнаки. «Видите ли,— пояснял он,— дензнаки уходят из области по многим каналам. То тут, то там создается дефицит денежных знаков, приходится покрывать их недостаток продажей водки». Теперь в семьях, где имеются пьющие мужчины, далеко не всегда рады двум выходным. Так же замирает сердце у многих матерей и жен, когда приближаете какой-либо праздник. А праздников у нас довольно много. Прибавим к общесоюзным, праздники по профессиям, далее праздники, так сказать, локальные, связанные с жизнью одного предприятия или колхоза. В некоторых, особенно сельских, местах ещё отмечаются православные праздники, хотя они давно потеряли свою религиозную окраску. Наконец, прибавим сюда личные и семейные праздники, а также воскресные и выходные дни, и каждое из этих событий без рюмки обычно не мыслится. Что получается? Получается, так сказать, общественная реабилитация пьянства. Не слишком ли много развелось у нас всевозможных банкетов, опустошающих профсоюзные и прочие кассы? Приемов и встреч, сопровождаемых обильными возлияниями? И почему традиции праздновать обязательно с вином не только не исчезают, но даже совершенствуются? О БОРЬБЕ с таким страшным злом, как пьянство, вряд ли можно особо надеяться на такие, в общем-то, не делающие нам большой чести меры, как десятирублевые штрафы и печальной памяти стрижка шевелюры в медвытрезвителях. (Кстати, это «мед» тут ни к чему, так как в нынешних вытрезвителях никаких медицинских способов вытрезвления нет). Не очень поможет, вероятно, и административное ограничение торговли спиртным, как это делается в Финляндии, где водка продается по талонам. Конечно, было бы смешно выступать против таких мер, как: ограничение продажи спиртных напитков, штрафы, общественная огласка и т. д. Но, нельзя ограничиваться только этими частными мерами, нельзя забывать о корнях пьянства. Определить, найти эти корни, а потом выкорчевать их – вот главная задача общества. Дать рецепт, как это уделать, не под силу, не только одному человеку... но даже и целой профессиональной, группе, например, одним социологам. Нет, думать, действовать тут надо всем: и социологам, и экономистам, и медикам, и людям искусства. Причем всем заодно. Как человеку, причастному в какой то мере к культуре, мне хочется назвать лишь одну из многих причин, вызывающих в обществе пьянство. Причина эта в низкой культуре, в недостатке образования и в духовной ограниченности. Нередко люди начинают пить просто от скуки. Отсутствие захватывающей жизненной цели, сильного жизненного увлечения, духовный вакуум постоянно и многих людей толкает к рюмке. Легкое увлечение а выпивкой понемногу переходит в зловещую привычку, в потребность, а у безвольных людей эта привычка не замедлит перейти в физическую болезнь. А тут уж не помогают никакие штрафы...
Люди пьющие
– это, в большинстве своем люди духовно ограниченные, либо при своей высокой культуре совершенно безвольные. Источник: О пьянстве – начистоту / В. Белов // Комсомольская правда. – 1971. – 14 июля. |
| ВЕСЬ БЕЛОВ |