Мирский, Марк Борисович. Медицина России X-XX веков : очерки истории 
/ М. Б.  Мирский. – М. : РОССПЭН, 2005. – С. 10–107.

<<<  | СОДЕРЖАНИЕ>>>

4. Старинные медицинские рукописи

Становление единой русской национальной культуры, происходившее в XIV–XVI вв., сопровождалось ростом научных знаний, просвещения, проникновением к нам самых различных произведений. Судя по высокому уровню грамотности на Руси (берестяные грамоты, граффити в церквах), «почитание книжное», в том числе книг естественно-научного и медицинского содержания, было распространено достаточно широко. Среди таких книг, небезынтересных для истории анатомо-физиологических знаний, следует отметить сочинение Федора Грамматика, посвященное описанию строения некоторых животных, «Аристотелевы Врата» и «Проблема™ Аристотелевы», содержавшие определенные анатомо-физиологические сведения, «Поучение о душе» Эразма Ермолая.

Важно упомянуть «Люцидарий» («Просветитель»), сборник естественно-научных познаний средневекового европейского Запада, переведенный на русский язык псковским наместником Георгием Токмаковым, другом доктора Николая Булева, «Азбуковник», составленный с целью толкования непонятных слов и выражений и превратившийся в целую энциклопедию, главным образом по естествознанию, различные апокрифы (произведения на библейские темы, признанные недостоверными и отвергавшиеся церковью) и др.

Христианская книжность этого периода оказывала все большее влияние на жизнь. Сведения, содержавшиеся в рукописях естественно-научного и медицинского содержания, становились определяющими в практике пользовавшихся ими лекарей. Что очень важно, через все эти сочинения приходили в средневековую Россию отзвуки передовых гуманистических идей западноевропейского Возрождения.

Об уровне медицины и хирургии в России в XIV–XVI вв. свидетельствуют дошедшие до нас старинные рукописи медицинского содержания. Вот, например, рукописи, происшедшие из крупнейшей православной обители Северной Руси – Кирилло-Белозерского монастыря. Изучив эти рукописи, монах Ефросин в конце XV в. отобрал наиболее интересные, по его мнению, и составил из них сборники, своего рода «библиотеку в миниатюре», отражавшую неканонические воззрения образованного человека российского Средневековья. Четыре сборника Ефросина (из шести сохранившихся) находятся в собрании Российской национальной библиотеки в Санкт-Петербурге.

При знакомстве с ефросиновскими сборниками поражает не только широта взглядов их составителя, но и бесконечное разнообразие привлеченных и переработанных материалов. В сборниках Ефросина отобразились все популярные «научные энциклопедии» Древней Руси. В них находятся и такие медицинские сочинения, которых не было ни в Палее, ни в одном из «Шестодневов», ни в «Физиологе». Говоря об этих сочинениях, Т. Райнов отмечал, что они «отличаются совершенно трезвым натуралистическим характером. В них нет никаких богословско-символических, мистических элементов». Из сочинений античных авторов византийские компиляторы и русские переводчики выбирали высказывания, согласные с буквой христианского учения. Для Ефросина же библейская и апокрифическая, античная и современная литература была прежде всего источником знаний [М. В. Поддубный, 1985].

В самом раннем сборнике Ефросина, датируемым 1450–1470 гг., содержится сочинение медицинского характера – «Галиново на Ипократа». Это же сочинение – рукопись «Галиново на Ипократа» (комментарии Галена к сочинениям Гиппократа), написанную в XIV–XV вв. – известный русский историк Н.М.Карамзин обнаружил в православном Кирилло-Белозерском монастыре. Такая же рукопись, но уже XVI в., была найдена в Троице-Сергиевой Лавре.

Существуют разные мнения о происхождении «Галиново на Ипократа». Так, историк биологии Т.Райнов (1940) в качестве источника называл сочинение «О природе человека» – комментарий Галена к одноименному произведению Гиппократа или его ученика и последователя Полиба (IV в. до н.э.). Российский историк Г.М.Прохоров (1981) указывает на другой возможный источник – Диоптру Филиппа Монотропа, сочинение византийского автора XI в., которое появилось у нас в переводе не позднее конца XIV в.

Карамзин сделал выписки из этой рукописи, представлявшей собой перевод с латинского рассуждений Галена о стихиях большого и малого мира и о теле и душе человека: эти рассуждения соответствовали сочинениям Гиппократа, которые, в сущности, и пересказывал Гален.

Считается, что автором «Галиново на Ипократа» был игумен Кирилло-Белозерского монастыря св. Кирилл: труд этот был предназначен для нужд монастырской больницы. Следует отметить, что перевод св. Кирилла включал далеко не весь достаточно большой античный труд – ведь оригинал комментариев Галена к сочинениям Гиппократа составлял около 30 книг [62] [Терновский В.Н. II Клавдий Гален. О назначении частей человеческого тела. М., 1971. С. 28.]. Не исключено, что св. Кирилл сам отбирал из этого труда для своего перевода то, что считал наиболее полезным для монастырских лекарей; впрочем, могло быть и так, что сокращение античного труда было произведено еще до св. Кирилла.

Кирилл, известный в миру как Кузьма, родился в Москве в 1337 г. Здесь же, в Симоновском монастыре, он принял монашеский постриг, а впоследствии стал архимандритом. Культурный и образованный человек, ученик св. Сергия Радонежского, Кирилл был автором ряда сочинений – «Нравоучительных посланий» к великому князю Василию Дмитриевичу, к князю Юрию Дмитриевичу Звенигородскому и князю Андрею Дмитриевичу Можайскому, а также «Устава монастыря», «Посланий» и др.

Кирилл, однако, не любил шумной жизни и искал уединения: поэтому, оставив Симонов монастырь, Кирилл поселился в пещере и ушел в обитель «для безмолвия» на Белоозеро к озеру Сиверскому. Именно здесь он основал монастырь и долгие годы был его игуменом. В этом монастыре (он получил затем имя Кирилло-Белозерского и стал одним из центров духовности на Руси) Кирилл основал и собрал большую библиотеку, которая постоянно пополнялась, в том числе и за счет переписки книг и рукописей монахами и самим игуменом монастыря (это ценнейшее собрание находится сейчас в Санкт-Петербурге, в Российской национальной библиотеке). Умер Кирилл в 1427 г. в возрасте 90 лет [63] [Терновский В.Н. II Клавдий Гален. О назначении частей человеческого тела. М., 1971. С. 26.].

«Между славянскими или русскими переводами древних авторов, тогда известными и сохраненными в наших библиотеках, – писал Н.М.Карамзин, – наименуем Галеново рассуждение о стихиях большого и малого мира, о теле и душе, переведенное с языка латинского, коим, вопреки сказанию одного иноземца-современника, не гнушались россияне: еще скудные средствами науки, они пользовались всяким случаем удовлетворять своему любопытству; часто искали смысла, где его не было от неразумия писцов или толковников, и с удивительным терпением списывали книги, исполненные ошибок. Сей темный перевод Галена находился в числе рукописей св. Кирилла Белозерского: следственно, уже существовал в XV веке» [64] [Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. X. СПб., 1824. С. 263.]. Впрочем, Карамзин считал, что это древний перевод, относящийся к XIV или XV в., так как св. Кирилл Белозерский скончался в 1428 г. Не исключено, однако, что относящаяся к XV в. рукопись «Галиново на Ипократа» на самом деле переведена гораздо раньше, до историков дошел не первоначальный и, во всяком случае, не самый старый список этой рукописи.

«Мир от четырех вещей составися: от огня, от воздуха, от земли и от воды, – цитировал Карамзин найденную им рукопись, – составлен же бысть и малый мир, сиречь человек, от четырех стихий, сиречь от крови, от мокроты, от черм-ныя желчи и от черной. И убо кровь видением червлена, вкушением же сладка, подобной убо есть воздуху, мокра и тепла. Флегма же, яже есть мокрота, видением бела, вкушением же слана, подобна убо есть воде, яко мокра и студена. Чер-мная желчь видением желта, вкушением же горька, подобна убо есть огню, яко суха и тепла. Черная желчь видением черна, вкушением же кисела, подобна убо есть земли, яко суха и студена. Сим убо стихиям, умаляющимся или умножающимся, или одебеливающимся выше естества своего, или переменыиимся и отступившим от своих им мест, проходящим в необычныя места, многообразно и многоразлично отворяют человека болезни» [65] [Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. X. СПб., 1824. Примечания к X тому. С. 138.].

Нетрудно убедиться, что все это в полной мере соответствовало тому, что писал в своей книге «О природе человека» Гиппократ: «Тело человека содержит в себе кровь, слизь и желчь, желтую и черную; из них состоит природа тела, и через них оно и болеет, и бывает здоровым... Болеет же тело тогда, когда какой-либо из этих частей будет или меньше, или больше, или она отделится в теле и не будет смешана со всеми остальными...» [66] [Гиппократ. Избранные книги. М., 1936. С. 198-199.]

Далее, отмечал Карамзин, в рукописи не так ясно, и много описок. Следуют вопросы и ответы. Например: «Что есть здравие? благорастворении стихий, от них же составлено есть тело... Что есть врач? естеству служитель и в болезнях сподвижник; и совершен убо врач, иже видением и деянием искусен: изряднейший же, иже вся творяй по правому слову» [67] [Карамзин Н.М. Указ. соч. С. 137-138.].

Все это тоже повторяло Гиппократа, который, в частности в книге «О враче», писал: «Врачу сообщает авторитет, если он хорошего цвета и хорошо упитан, соответственно своей природе... Затем, ему прилично и держать себя чисто, иметь хорошую одежду... Должно также ему быть благоразумным... по своему нраву человеком прекрасным и добрым и как таковой значительным и человеколюбивым... Вот этими-то доблестями души и тела он (врач. – М.М.) должен отличаться» [68] [Гиппократ. Указ. соч. С. 96-97.].

Список рукописи «Галиново на Ипократа», который обнаружил Н. М. Карамзин, был, очевидно, не вполне качественным, хотя целиком отражал первооснову – сочинения Гиппократа в переложении Галена.

Другой, по-видимому, список этой древней рукописи, гораздо более подробный, анализировал историк медицины Л. Ф. Змеев. «Мир из четырех вещей, огня, воздуха, земли и воды, – цитировал Змеев, – и малый мир – человек из четырех стихий: крови, мокроты, черной и желтой желчи». Это была опять-таки известная гиппокра-товская формула о четырех кардинальных соках (стихиях). Далее, по Змееву, в рукописи дана характеристика каждой «стихии», целиком совпадавшая с тем, что писал Карамзин.

В полном соответствии с учением Гиппократа утверждалась роль этих «стихий» в возникновении болезней: «Сим убо стихиям умаляется или умножается или оде-беливается выше естества своего или переменяется, или отступившим от своих мест и проходящим в необычайныя места многообразна и много и различна створяют человека болети, речем убо где и в коех местах пребывает».

После перечисления патологии, возникающей у юношей, мужей зрелого возраста и стариков, рассматривалось влияние на ее возникновение времен года: «Аще убо пролетное время – кровь повинна; лето – чермная желчь повинна. Аще ли зима – мокрота повинна есть».

И здесь рукопись практически повторяла то, о чем говорил в книге «О природе человека» сам Гиппократ [69] [Гиппократ. Указ. соч. С. 201-203.]. Соответствовали учению Гиппократа и некоторые лечебные рекомендации.

Впрочем, в рукописи содержались не только лечебные, но и, так сказать, гигиенические рекомендации. Хотя и они в основном сочетались с рекомендациями Гиппократа, высказанными в книге «О здоровом образе жизни» [70] [Гиппократ. Указ. соч. С. 215-220.], но содержали ряд особенностей, связанных прежде всего с условиями жизни в России – более суровым климатом, иным рационом питания и пр. Например, весной «пища же зелие тепло, бежати же сырости рыбная и вина тепла и вечерния поздна». Напротив, летом «подобает себя успокоити и не ясти огребатижся еслика суть люта, и пити подобает воду студену и вечерния поздна отлучитися, ясти же рыбы студены мало»: при этом целесообразно «очищения же утробы и пущения крови бежати». Осенью следовало «не вкушать: овощей и студеных вод и множества вина и утренних и студеных»; давался также совет «хранити себя от гнева и ярости и всяких снедей множества». Зимой предлагалось «ясти елика иметь теплоту» – перечислялись горчица, редис, лук, чеснок, мускатные орешки, питье укропа с медом и пр.

Некоторые важные теоретические положения преподносились как ответы на вопросы. Так, на вопрос: «Когда здравствут человек и когда изнемогает?» – следовал ясный и четкий ответ: «Здраствут же убо когда состательно по силе и равностоятельнее стоят четыре стихии во всем равенстве же и утишье». А на вопрос: «Что есть здравие?» – следовало тоже вполне логичное гиппократовское объяснение: «Здравие есть благорастворение первым от них же составлено тело, от благосухого, студеного, мокрого».

Не подлежит сомнению, что рукопись «Галиново на Ипократа» была предназначена тем русским лекарям, которые занимались медицинской практикой, были ли они учеными монахами или профессиональными лекарями: скорее всего, все-таки рукопись была рассчитана на профессионалов. Об этом свидетельствует, в частности, важный для понимания ее адресности вопрос «Что есть врач?». Ответ – целиком в духе высказываний Гиппократа о предназначении врача: «Врач есть естеству служитель и в болезнях подвижник и свершен быть врач иже видением и деянием искусен, изряднейших иже все творяй врачевание по правому слову». И далее – тонкое и точное определение медицины: «Врачество есть хитрость (ум, знание. – М.М.), мера здравствующим и исцелительство болящим» [71] [Змеев Л. Ф. Русские врачебники. СПб., 1895. С. 242-245.].

Выдержки из еще одного, по-видимому, древнейшего списка «Галиново на Ипократа» (из сборника Ефросина), приводит М. В. Поддубный: здесь содержится примерно то же самое определение медицины: «Врачество есть художьство: мера здравствующим, исцелитель болящим» [72] [Поддубный М. В. И Советское здравоохранение. 1985. № 7. С. 68.].

Кстати сказать, в соответствии с учением Гиппократа действовали и древнерусские хирурги – резалники. Это касается, в частности, рекомендаций, содержавшихся в «хирургических» сочинениях Гиппократа, – эти рекомендации, очевидно, хорошо знали резалники.

Как установил известный историк медицины Н.А.Богоявленский, условием, без которого, по мнению резалников, невозможно было заживление, считалась перевязка – «обязание», «обяза», «прибой», «привуза», «обитие». Материалом служили полотно, холст, «убрусы» (полотенца), «понявицы», «волна овчая» (шерсть), «баволна» или «вамбак» (вата). «Обязание» делалось «крепкое» с обильным орошением раны «олеем» (маслом) растительным или животным. На повязку рыхло накладывались «покроми» (кромки) сукон домотканных, покупных, часто разноцветных. Для иммобилизации «утомленных» конечностей употреблялись лубок («лубяница», «лубина», «лычина», «лыко»), «корста березовая» (береста), «скепа» (щепа, дранка). При пупочных грыжах пользовались «поясом кожаным широким» [73] [Богоявленский Н.А. // Вестник хирургии. 1958. № 7. С. 135.].

Об использовании лечцами-резалниками различных повязок свидетельствуют древнерусские летописи. Так, о постоянной повязке на темя по поводу врожденной мозговой грыжи, сделанной князю Всеславу (1044), говорится в «Повести временных лет»: «Бысть ему язвено на главе его, рекоша боволсви матери его: «Сеязвено навяжи на нь, до носить е до живота своего, еже носить Всеслав и до сего дня на собе» [74] [Повесть временных лет. М. – Л., 1950. С. 104.].

Прямые упоминания Гиппократа (его именовали Ипократом, Панкратом и пр.), ссылки на его врачебный опыт содержались и в ефросиновских сборниках, и в целом ряде других старинных медицинских рукописей – их число было немалым. Таковы многочисленные «Вертограды» (цветники), «Зельники» (травники), «Лечебники» (врачебники, целебники): первоосновой всех этих медицинских сочинений были сочинения древних и многовековой опыт народной медицины.

Дошедшие до нас российские медицинские рукописи – первоначально они назывались зельники (от зелье-снадобье), потом травники, цветники, вертограды, врачебники, лечебники, целебники – были своеобразными медицинскими справочниками, сводом знаний, сборниками сведений по различным вопросам медицины: такими же были и большинство тогдашних европейских врачебников. Все российские медицинские рукописи являлись переводами, считал Л. Ф. Змеев (1895), и с этим, вероятно, можно согласиться.

Так, в «Благопрохладном Цветнике» или «Травнике», большой рукописи с рисунками (ее считают одним из древнейших травников), описывались многие лечебные травы, в том числе и те, что начал применять еще Гиппократ, а далее шли советы по лечению тех или иных болезней и теоретические обобщения, например «о четырех составах круга летнего по Ипократу». Рукопись была переведена в 1534 г. с немецкого издания, вышедшего в Любеке в 1492 г. Это сочинение «в 1661 г. было представлено в Аптекарский приказ подьячим Матвеем Львовым, причем доктора, лекари и аптекари приказа признавали, что перевод соответствует латинскому подлиннику и весьма полезен для научения» [75] [Змеев Л. Ф. Русские врачебники. СПб., 1895. С. 22.].

Более древним, очевидно, является сборник медицинского содержания (он хранится в Российском государственном архиве древних актов), в тексте которого указывается, что перевод был частично сделан «з латинских книг с польскаго языка» и частично «от римского языка» в 1487 и 1490 гг. Этот сборник содержит главным образом предписания гигиенического и лечебно-предупредительного характера [76] [Поддубный М.В. II Советское здравоохранение. 1987. № 7. С. 66-67.].

Старинный переводной лечебник, который назывался «Сказание о пропущении вод из трав на врачевание людем испытано мудрыми дохтуры изложено по азбуце», прокомментировал Н.А.Богоявленский (1947). Основой послужил народный немецкий лечебник Spiegel-Arztnei 1530 г., переведенный на чешский язык в 1550 г. и на русский в 1530–1540 гг., возможно, в Новгороде. В этом лечебнике, как и в других русских рукописных лечебниках, относящихся к XVI–XVIII вв., многое и весьма существенное к описываемым методам лечения прибавляли безвестные, но, видимо, компетентные в вопросах врачевания переводчики.

Характерно, что во всех лечебниках уделялось большое внимание хирургии, прежде всего лечению различных ран, в том числе огнестрельных: «Многочисленные указания лечебников на выведение из ран «стрел и пулек», названных «ядрами пищалными», или упоминания о ранах «стреляных, где лежить ядро или железца», – говорят только или преимущественно за военно-полевое происхождение подобных повреждений» [77] [Богоявленский Н.А. // Вестник хирургии. 1947. № 6. С. 47.].

В этом, как и в некоторых других рукописных лечебниках, которыми пользовались тогда различные лечцы, в том числе резалники, раны различались «стреляные», «сеченые» и «колотые», причем особое внимание обращалось не на «свежие» раны, а на часто встречавшиеся осложнения – «старые», долго не заживавшие раны. Для перевязки использовались или высушенные мицелии гриба, «губы дождевки», или «древесный мох», собранный преимущественно «с дерев благовонных»: этот мох считался, кроме того, хорошим гемостатиком, так как «мох древесной заключает всякое течение крововое аще его прикладываем или внутрь приемлем». Раны и язвы орошали разными целебными жидкостями. Использовали примочки и промывания посредством увлажненного «плата», «тафты» или «ветоши платяной чистой», сложенных обязательно «вдвое-», «три-» или «четверосугубно». Применяли присыпки, например, «порохом коры березовой толченой», окуривание ран дымом при сжигании, например, «смолы галбановой». Глубокие раны («фистилы») подвергали спринцеванию посредством «кристиюма» или «крестера». В большом ходу были «леваши» – пластыри, а также непосредственное прикладывание к ранам различных частей свежих целебных растений. Вообще растительные лекарства, вместе с веществами химической природы (минералами, солями тяжелых металлов, некоторыми сложными органическими веществами), составляли тогда (да и потом тоже) основной арсенал использовавшихся средств лечения.

Что касается общей оценки хирургических знаний в России XVI–XVII вв., то интересным, хотя и, по нашему мнению, не вполне обоснованным, представляется мнение известного историка медицины Н.А.Богоявленского.

«Несмотря на некоторую осведомленность русского лечца в области «теории» хирургии, само хирургическое лечение допетровской эпохи отличалось значительным консерватизмом, – полагал Богоявленский. – Если не считать активного вмешательства при чумных бубонах («просечение их топорком») и случаев кровопускания, то все оно почти сводилось к обработке ран и язв. Некоторые хирургические операции, даже такие, как ампутация конечностей, были небезызвестны народной медицине. Но упоминания о них в тексте приводятся попутно, мимоходом. Сами русские врачеватели не ставят эти радикальные мероприятия своей целью, не стремятся к ним, а самих себя прямо противопоставляют хирургам – «мастерам кои раны лечуть». О зашивании ран русская народная медицина знает, но об иглах и швах в рукописях нет упоминаний. Костные переломы, несомненно, успешно лечились русскими врачевателями, но ни одного типа неподвижной повязки в лечебниках не приведено... Это был младенческий период русской хирургии. Эмпирические познания находились в процессе медленного накопления» [78] [Богоявленский Н.А. // Вестник хирургии. 1947. № 6. С. 50-51.].

Полагаю, что все-таки этот возраст русской хирургии вряд ли правильно называть «младенческим» – скорее, он был ближе к «подростковому».

В самом деле, так называемая «массовая» хирургическая помощь в России тогда не намного отличалась от таковой в странах Европы. Например, ампутации конечностей («оттирания»), о которых в летописях упоминалось «попутно, мимоходом», – эти сложнейшие по тем временам операции хотя и нечасто, но все-таки производились русскими резалниками, об этом сохранились исторические свидетельства. Раз делали средневековые лечцы «сшивание» ран – значит, использовали они и соответствующие инструменты и приспособления (иглы, нити и пр.). Операции производили «на лавке лекарской» (операционном столе). Для транспортировки раненых с переломами конечностей и их лечения применяли шины из различных подручных предметов – об этом тоже упоминалось в летописях. Не было, правда, у нас тогда профессоров хирургии – так и в Западной Европе, несмотря на многовековое существование университетов, они насчитывались буквально единицами. Не было и «братств хирургов» – только потому, что разделение медицины и хирургии было неведомо в России ни тогда, ни потом...

В XVII в., да, пожалуй, и еще раньше, распространенным медицинским сочинением был «Прохладный Вертоград». В этой рукописи, представлявшей собой своеобразную «фармакопею», содержались сведения о лечебном действии многих лекарств, приготовленных из растений, животных, минералов и пр. В конце рукописи были чисто «терапевтические» разделы, например «О науке и о знаменах в людских немощах, по некоторым знаменам подлинным, по науке лекарской, здорового или нездорового человека», или «О познании пако познати воду человеческую (мочу. – М.М.) в склянице», или «О науке врача Моисея Египтянина по Александру царю Македонскому»: последний раздел, кстати, был составлан в явном «гиппократовском» духе и содержал полезные гигиенические наставления, связанные с едой и образом жизни в различные времена года [79] [Флоринский В.М. Русские простонародные лечебники и травники. Казань, 1889. С. 17-195.].

«Прохладный Вертоград» был известен в нескольких списках, отличавшихся друг от друга. Так, В. Ф. Груздев в своей диссертации «Русские рукописные лечебники» (1946) анализировал, очевидно, еще один список «Прохладного Вертограда», который был, по его мнению, переводным произведением и в котором бьши прямые ссылки на Гиппократа, Авиценну и других авторитетов медицины. (Как указывалось выше, «Прохладный Вертоград» еще в 1534 г. на русский язык с немецкого перевел доктор Николай Булев.)

Близким к «Вертограду» по содержанию, т.е. лечебником, было вышеупомянутое «Сказание о пропущении вод». Этот лечебник, переведенный с немецкого языка, представлял собой (впрочем, как и «Вертоград») концентрацию всех передовых достижений тогдашней медицинской мысли Западной Европы [80] [Богоявленский Н.А. Отечественная анатомия и физиология в далеком прошлом. Л., 1970. С. 53.].

Переводным был и «Лечебник изображенный от многих философов, от мудрых лекарев перепись всяким зельям от всяких недугов» (XVII в.). Характерно, что уже в самом начале этой рукописи, в гл. 2, говорилось: «Филона» Ипократа седьми верст рече быти человеку и о сотворении малого мира сиречь человека» [81] [Змеев Л. Ф. Русские врачебники... С. 169.].

Различные списки этих медицинских сочинений отличались друг от друга: очевидно, позднейшие из них постоянно обновлялись. Но суть их, прослеживаемая в описании теоретических вопросов, в ссылках на достижения врачей древности, прежде всего Гиппократа и Галена, оставалась одной и той же.

Возникновение лечебников (русских врачебников) Л. Ф. Змеев относил к концу XV столетия. Есть, однако, веские основания считать, что они появились гораздо раньше.

Бесспорно, очень многие старинные медицинские рукописи, которые существовали в раннее Средневековье, не дошли до нас. Так, В. М. Флоринский, описывая «Зелейник или травоврач», нашел, что в заголовке указан год 1306, т. е. начало XIV в.: он вполне оправданно считал, что эта дата имеет большое значение «как намек на сохранившееся у переписчика предание о времени происхождения первых рукописных русских травников» [82] [Флоринский В.М. Русские простонародные... С. XI.]. Конечно же, были и еще более древние рукописи.

Коль скоро ученые монахи, успешно занимавшиеся врачеванием в Древнерусском государстве, пользовались сочинениями Гиппократа и других древних врачей, логично предположить, что именно они, наряду с «писцами» Ярослава Мудрого были авторами переводов этих сочинений на русский язык. Переводы эти, как уже указывалось, были, скорее всего, «авторизованными».

И впоследствии, на протяжении веков, многочисленные переводчики и переписчики, продолжая эту линию, настолько «авторизировали» их (внося туда, например, различные дополнения, адаптировавшие текст к местным условиям), что это были уже, по сути, новые произведения, хотя и сохранявшие в основном свою первоначальную научно-медицинскую сущность: они представляли довольно стройную систему медицинских знаний того времени, в которой Гиппократ и Гален занимали достойное место. В общем, в этих медицинских рукописях содержался еще и богатейший опыт народной медицины, и русских лекарей (лечцов), освященный, однако, сочинениями классиков древней медицины.

Именно так, очевидно, и родились рукописные русские медицинские книги – врачебники, лечебники, травники, которые на протяжении столетий служили руководством и для медицинской практики, и для обучения (по методу «ремесленного ученичества», а затем и в медицинской школе) российских лекарей.

Медицинские проблемы затрагивались не только в специально медицинских сочинениях, но и в книгах «энциклопедического» содержания. Так, в середине XVII в. Арсений Сатановский перевел в Москве с латинского языка книгу «О граде царицы, или Поучения некоего учителя, имянем Мефрета, собрана от 220 творцев греческих и латинских, как внешних философов, стихотворцев и историков, врачев...... Эта книга носила действительно энциклопедический характер и содержала много сведений о «врачевания на многовидныя болезни» [83] [Воссоединение Украины с Россией: Документы и материалы в трех томах. Т. III. M., 1953. С. 217.].

Существовало, правда, мнение [В.М.Рихтер, 1820; и др.], что лечебники, врачебники, вертограды и прочие чисто медицинские сочинения предназначались для простого народа, для самолечения. Однако вряд ли это так. Еще в конце XIX века Л. Ф. Змеев (1895) убедительно доказал, что это были вполне научные книги, они существовали на многих языках. Можно добавить, что «Прохладный Вертоград», в частности, который разошелся по России чуть не в сотне списков, был учебной и настольной книгой в первой русской медицинской школе Аптекарского приказа (XVII в.).

Несколько иную, но похожую точку зрения высказывал, как ни странно, известный знаток древнерусской медицинской письменности В.М.Флоринский. В своей книге, многозначительно названной «Русские простонародные лечебники и травники» (1880), он писал: «С течением времени, когда в русскую жизнь стали проникать от цивилизованных соседей более выработанные медицинские понятия, где медицина имела уже значение науки, лечебники должны были изменить свой характер и принять более систематическую форму. В это время явились сочинения, переведенные или переделанные с иностранных языков, носящие отпечаток медицинской школы или греческо-римского периода, или периода арабского, нередко со ссылками на авторитет, например Галена, Цельса, Авиценны и пр. Эти сочинения представляют уже... стройную систему медицинского учения того времени» [84] [Флоринский В.М. Русские простонародные... С. II.]. И с этой точкой зрения согласиться трудно.

Лечебники эти предназначались, по-видимому, только для профессионалов-медиков; если же они попадали «в чужие руки», даже в руки аристократов из ближайшего окружения великого князя или царя, это ставилось тем в вину. Так произошло, например, уже в XVII в., в 1676 г., когда лекарь Давидко Берлов и карлик Захарка возвели напраслину на ближнего боярина Артамона Сергеевича Матвеева, любимца скончавшегося незадолго до того царя Алексея Михайловича. Боярину ставилось в вину, что он хранил «тетрадку» (лечебник): «А в той тетрадке писаны приемы от всяких болезней и подмечены те статьи словами циферными для прописки лекарств» [85] [История о невинном заточении ближнего боярина Артамона Сергеевича Матвеева. СПб., 1776. С. 3.]. Боярина Матвеева сослали в Пустозерский монастырь, а его имение отобрали в казну.

И это был не единичный случай. В 1677 г. боярин князь Я.Н.Одоевский вел «сыскное дело» в связи с тем, что у кабальных людей стольника Ф. Т. Зыкова нашли книги, «каковы были у боярина у Артамона Сергеевича Матвеева», в том числе лечебники. Приговор был жестоким: «Подъячаго Карпушку Тараканова за заговорныя письма, которыя он списывал из лечебника у подъячаго у Якушки Штуки, и тот лечебник отдал Мишке Сващевскому, да за заговор от трясовицы бить кнутом и сослать в Астрахань на вечное житье, а лечебник с заговорными письмами и заговор от трясовицы сжечь» [86] [Лахтин М.Ю. Старинные памятники медицинской письменности. СПб., 1911. С. XI.].

Подобное поведение властей было отнюдь не случайным. «Особый страх по отношению к медицинским рукописям, – считал историк медицины М. Ю.Лахтин, – был обусловлен еще тем обстоятельством, что в них содержались указания способов воздействия на здоровье людей, что при господствовашем в то время страхе перед чародейством вызывало опасения, как бы лица, владеющие медицинским знанием, не стали вместо лечения заниматься порчею людей» [87] [Лахтин М.Ю. Старинные памятники медицинской письменности. СПб., 1911. С. XIV.].

<<<  | СОДЕРЖАНИЕ>>>