Мирский, Марк Борисович. Медицина России X-XX веков : очерки истории 
/ М. Б.  Мирский. – М. : РОССПЭН, 2005. – С. 10–107.

<<<  | СОДЕРЖАНИЕ>>>

Глава II
ВОЗРОЖДЕНИЕ РОССИЙСКОЙ МЕДИЦИНЫ (XIV–XVI вв.)

После монголо-татарского нашествия целое столетие на Руси было отмечено упадком и застоем. «Сень варваров, омрачив горизонт России, сокрыла от нас Европу в то самое время, – писал Н. М. Карамзин, – когда благодетельные сведения и навыки более и более в ней размножались... возникали университеты. В сие время Россия, терзаемая монголами, направляла силы свои единственно для того, чтобы не исчезнуть» [1] [Рыбаков Б. А. Начальные века русской истории. М., 1995. С. 10.].

1. После монголо-татарского нашествия

В начале мрачного периода монголо-татарского ига страна была фактически изолирована от государств Европы, культура и наука которых продолжали развиваться. Возрождение русской культуры началось только во 2-й половине XIV в., центр ее сместился на северо-восток.

«В общем развитии культуры средневековой Европы русская культура занимает особое, неповторимое место, – подчеркивается в вышедшей сравнительно недавно (1992) «Истории Европы». – При всей ее самобытности она, однако, постоянно (за исключением нескольких десятилетий после монгольского погрома) была связана с культурой Средиземноморья, Западной Европы, центральноевропейских, славянских стран. В своем развитии она отразила многие общие черты, свойственные духовной жизни средневековья, и основные ступени ее эволюции. По уровню развития культуры домонгольская Русь не уступала другим странам тогдашней Европы (логично предположить, что таково же было положение и с медициной как важнейшей частью культуры. – М.М.). И даже после потрясений монголо-татарского нашествия и ига она нашла в себе силы, чтобы снова вступить на путь культурного прогресса и добиться больших успехов во всех сферах духовной жизни» [2] [История Европы. Т. 2. М., 1992. С. 742.].

Но справедливо замечено, что культура великого народа не может погибнуть в одночасье, она может лишь деформироваться под влиянием тех или иных обстоятельств: к медицине и хирургии это относится в полной мере. И в страшные годы «томления и муки», в мрачный период монголо-татарского ига, культура продолжала все-таки сохраняться; сохранялась и медицина, особенно в православных монастырях Владимиро-Суздальского, Тверского, Московского, Новгородского княжеств: а размещались монастыри в основном в городах и посадах, так было до середины XIX в.

В конце XIV – начале XVI в. на Руси наступила эпоха великого возрождения, которую Д.С.Лихачев (1946) характеризует как период становления единой русской национальной культуры под верховенством Москвы.

Сказалось это и на положении православных монастырей. «Монастыри стали богатеть.., – писал русский историк Д.Иловайский. – Число их особенно увеличилось во время монгольского ига – время частых бедствий и разорений, когда монастыри представляли более спокойствия и безопасности, нежели города» [3] [Илловайский Д. Краткие очерки русской истории. Изд. 6-е. М., 1865. С. 75.].

Интересно, что, по данным российских историков, даже во времена монголо-татарского ига правители Золотой Орды освободили русское духовенство от дани и объявили неприкосновенными их земельные владения [4] [Скрынников Р.Г. Государство и церковь на Руси. Новосибирск, 1991. С. 8.]. Бесспорно, это во многом помогало монастырям, в том числе, конечно, в устройстве и содержании больниц и «врачевских» палат.

А уже в XIV–XV вв. монастыри в России переживали расцвет. В центре и на окраинах появились сотни новых обителей. Конечно, далеко не все из них осуществляли «медицинскую миссию», но немало было и таких, которые, примыкая к так называемым осифлянам (одному из направлений церковной мысли: другое – так называемые нестяжатели), в монашеской жизни видели ее социальное предназначение, в том числе благотворительность, помощь сирым, убогим, болящим [5] [Скрынников Р.Г. Государство и церковь на Руси. Новосибирск, 1991. С. 161.].

Монастырская медицина продолжала оставаться важным звеном в оказании лечебной помощи, которую оказывали занимавшиеся «врачеством» монахи. Так, в вологодских монастырях особую категорию монахов составляли «больнишные старцы» – они были отмечены в Павлове Обнорском и Корнильево-Комельском монастырях. Историки полагали, что это были монахи, ухаживавшие за больными и престарелыми. В документах рассматриваемых монастырей это «немощные и престарелые монахи», хотя не исключено, что среди них были и хорошие врачеватели. «Больнишные старцы» освобождались от несения послушаний, но были и те, кто, несмотря на свой возраст, продолжали их выполнять [6] [Шамина И.Н. // Отечественная история. 2003. № 1. С. 148-149.].

В то же время православные монастыри, как и прежде, были центрами русской культуры, очагами знания, хранилищами разнообразных рукописных книг, в том числе и естественно-научного содержания. Так, по данным Д. С. Лихачева, в обильной монашеской литературе, проникшей в XIV и XV вв. из Византии, по вопросам исихии (молчальничества) встречались сложные психологические наблюдения, посвященные разбору таких явлений, как восприятие, внимание, разум, чувство и т.д. Трактаты эти различали три вида внимания, три вида разума, учили о различных видах человеческих чувств, обсуждали вопросы свободы воли и давали тонкий самоанализ. Русский автор Нил Сорский различал пять периодов развития страсти: «прилог», «сочетание», «сложение», «пленение» и собственно «страсть» и дал каждому их этих периодов подробную характеристику, основанную в значительной мере на конкретном наблюдении [7] [Лихачев Д. С. Культура Руси эпохи образования русского национального государства. М., 1946. С. 54.].

Православная Церковь по-прежнему пользовалась в средневековой России огромным влиянием, которое сказывалось на многих сторонах жизни государства и общества. Особенно важную роль играла она в развитии культуры Древнерусского государства, в том числе в становлении и развитии «научной» медицины, основанной на трудах Гиппократа, Галена и других древних врачей.

О прогрессе медицины средневековой России свидетельствовали записи летописцев, связанные с описаниями моровых поветрий. Так, в 1092 г. описание морового поветрия в Полоцке целиком проникнуто примитивными религиозными представлениями язычества. Летописец передает, что духи умерших невидимые скакали на лошадях по улицам города и поражали язвою тех, кто выходил из домов: от этой язвы и умирали люди.

Совсем иной, конкретно-эмпирический характер имеет точное описание в Никоновской летописи симптомов чумы 1364 г.: «А болесть была такова: преже (прежде) как рогатиною ударит за лопатку или противу сердца под груди, или промежи крил (т.е. между лопаток) и разболиться человек и начнет кровию хракати (харкать) и огнь разбиет и (его), посем пот, потом дрожь иметь и тако в болести полежав овии (некото-ры) день еден (один) поболевше умираху, а друзии два дни, а инии 3 дни. Преже же мор, был, кровию храчюче мерли, потом же железою разболевшись, ти тако же, два дни или 3 дни полежавше, умираху, железа же одинако, но иному на шее, иному на стегне (бедре), овому же под скулою, иному же за лопаткою» [8] [Лихачев Д. С. Культура Руси эпохи образования русского национального государства. М., 1946. С. 52.].

Ясно – речь шла о чуме, летописец давал почти классическое описание этой страшной болезни. Следует подчеркнуть, что дальше в летописи прилежный историк подробно описывал распространение чумы, как бы предугадывая правильное объяснение переноса инфекции.

За скупыми строками летописей и бесстрастными констатациями древних историков открываются судьбы отечественной медицины, живые черты деятельности известных и, гораздо чаще, безвестных лекарей.
Одно из немногих известных имен – легендарная Евпраксия (1108–1180), внучка Владимира Мономаха, дочь князя Мстислава. Как считал российский историк Х.М.Лопарев, еще девушкой, живя в Киеве, Евпраксия, которую в народе называли «Добродеей», проявляла большой интерес к врачеванию – лечила различные болезни оригинальными снадобьями, приготовленными из трав и кореньев. В 1122 г. Евпраксию выдали замуж за сына императора Византии Алексея Комнена, и при короновании она была названа Зоей. В Византии Зоя изучила греческий язык и «много занималась в излюбленной ею области, быть может, перечитала доступные ей медицинские сочинения (Галена, Иппократа, Семеона Сифа и др.) и в результате сама написала руководство по медицине, где, между прочим, дает ряд гигиенических советов» [9] [ЛопаревХ.М. Византийский временник. 1902. Т. IX. С. 418-453.]. Это руководство – один из древнейших русских лечебников «Мази» («Алимма»): единственный уцелевший экземпляр этого руководства хранился во Флоренции, в библиотеке Лоренцо Медичи. В конце XIX в. Лопареву, который и обнаружил во Флоренции этот труд, удалось приобрести копию греческой рукописи «Алимма»: изучив ее, он высказал предположение, что рукопись написана в 30-х годах XII в., а автором этой рукописи (трактата) или, вернее, только извлечения из нее могла быть легендарная Добродея.

Рукопись состояла из пяти частей. В ней были приведены в определенную систему различные разрозненные медицинские сведения, причем особое внимание обращено на гигиену различных сторон человеческой жизни. В первой части речь шла об общих вопросах гигиены, во второй – о гигиене брака и периода беременности, давались советы по уходу за новорожденным ребенком; в третьей части говорилось о гигиене питания; в четвертой части были описаны «наружные болезни» и приводились рецепты различных лекарств, рекомендовавшихся при заболеваниях кожи и зубов; в пятой части рассказывалось о болезнях сердца и желудка. Интересно, что в качестве наиболее распространенных лекарств в рукописи были приведены всевозможные мази, почему, вероятно, и весь труд получил название «Алимма». Этот труд, обобщивший ряд медицинских наблюдений того времени и приписываемый легендарной Добродее, был, очевидно, знаком и использовался лечцами Древней Руси.

Естественно, что прогресс российской медицины и хирургии был прямо и непосредственно связан с развитием национальной культуры. Монастыри продолжали оставаться не только центрами культуры, но и своеобразными очагами медико-хирургической помощи. По-прежнему действовали больницы. Как сообщает, например, летописный сборник, именуемый «Летопись Авраамки», в Новгороде «в лето 6927 (1418 г. – М.М.)... Априля в 8, в неделю, бысть буря велья с вихром» и в городе от удара молнии начался пожар. Но огонь поразил не все: как подчеркивает летописец, «якоже бо в единно болнице мнозе на одре лежать, да иныи от них въставляются, друзии от них различным суды сканьчиваются» [10] [ПСРЛ. Т. 16. СПб., 1889. С. 171.].

К сожалению, нам неизвестны имена тех монахов-лекарей, которые, следуя христианской традиции, «безмездно» оказывали медицинскую помощь. Древнерусские историки – авторы дошедших до нас старинных летописей – основное внимание уделяли, как мы говорим сейчас, элите общества – великим и удельным князьям, высшим иерархам Православной Церкви, и лишь изредка, чаще всего, когда речь шла о болезни представителей элиты, поминали о деяниях лечцов монастырских, да и мирских тоже, об их медицинской практике.

Впрочем, как свидетельствуют летописцы, к врачеванию были причастны и другие священослужители, подчас самого высокого ранга. Так, успешно, судя по всему, занимался медицинской практикой митрополит Алексий: при князе Дмитрии Донском он, как свидетельствует Степенная книга, «во Орде, царицю Зани-бекову Тайдулу, слепу и болящу, исцели». О методах его исцеления неизвестно, за исключением того, что «мелебное пение совершив и свещю воска оного, иже сама свеща о себе возжеся, и тамо той свечи возжене бывши и покропив царицю священною водою, и в том часе прозре царица» [11] [ПСРЛ. Т. 21. Ч. 2. С. 344.].

На севере России, в устье Северной Двины, в XV в. прославился как «лечець» основатель Сийского монастыря Антоний. Российский историк В.О.Ключевский называл его «кабальным холопом из крестьян» [12] [В. О. Ключевский о русской истории. М., 1993. С. 219.], «двинским крестьянским холопом» – он был сыном новгородского бедняка и местной крестьянки, получил образование и обучался «иконному письму». Антоний был, как писали очевидцы, «бяше крепок и мощен телом зело» и много времени отдавал работе в монастырской больнице, которая пользовалась большой популярностью на всем Поморье: «Имеяше Антоний таков обычай, еже в больницу ходити часто и посещати немощнейшую братию и служаще им в нужных потребах, и свитки мыяше своим рукама, воду согревая и теплою водою согнившая уды их омывая и смердящия раны обязуя». Занимался он и врачеванием – на рисунках он изображался как «лечець добрый», внимательный ко всякой мелочи: он тщательно распрашивает больного о начале болезни, о том, как она протекает, в каком месте ощущается боль, прикладывает ухо к телу больного, ощупывает его «долонью», «перстами». В своем завещании Антоний предписывал «всем лечебникам» (т.е. врачам) заботиться о выздоровлении больных так же, как поступал он сам, «яко же сам делаши» [13] [Богоявленский Н.А. Медицина у первоселов русского Севера. Л., 1966. С. 102-104.].

Да, нельзя не отнестись с уважением, высоко оценить дела многих безвестных монахов-лечцов, деятельность монастырей, которые не только были хранителями медицинской культуры, но и оказывали помощь всем обращавшимся. Таких примеров немало.

Во время осады Москвы в 1611 г. (во время Смуты) в Троице-Сергиевом монастыре строили больницы для раненых. Монастырские люди ездили по селам, дорогам, подбирали раненых: «одни были изломаны, обожжены, у других ремни из хребтов вырезали, волосы с головы содраны, руки и ноги обсечены» [14] [Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Т. II. 1893. С. 1007.]. В 1655 г. келарь Иринарх построил своим иждивением в Троицком Калязинском монастыре церковь во имя Алексея Божия человека и при ней больничные кельи [15] [О общественном призрении в России. Ч. I. СПб., 1818. С. 30.]. В Соловецком монастыре в XVII в. была «вся братия рядовая и больничная» [16] [Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Т. III. 1893. С. 289.]: в этот и другие монастыри даже в XVII в. помещали и больных, и тяжелораненых.

В церковной летописи «Житие Дионисия преподобного» говорится о том, что в 1605 г. «начаша строити козною монастырской домы... и больным людем обреташеся врачеве и целяху многих и даны были болницы на раненых людей». Известно также, что еще раньше, в начале XVI в., Корнилиев мужской монастырь, что в Вологодской епархии, Печерский в Пскове и другие, учредили «больницы и богадельни для нищих и странных» [17] [О общественном призрении в России. Ч. I. СПб., 1818. С. 16.].

На церковном соборе 1681 г. в 3-м предложении царь Федор Алексеевич указывал, что «в Москве и во всех городах устроены больницы для престарелых и больных монахов». Но в монастырях теперь «больничного строения» нет. Собор решил престарелых и немощных старцев «успокаивать» в больнице. Для больных же нищих предположено построить две богадельни [18] [Соловьев СМ. История России с древнейших времен. Т. III. 1893. С. 870-872.].

Правда, в вопросе о перманентно позитивной роли духовенства в оказании медицинской помощи существовали различные точки зрения. Еще в начале XIX в. российский историк медицины В. М. Рихтер писал, что даже в XIV столетии «врачебная практика также производима была по большей части несведущим духовенством» [19] [Рихтер В. М. История медицины в России. Ч. 1. М., 1814. С. 9.]. А историк медицины Н.Я. Новомбергский уже в начале XX в. утверждал: «Что касается монахов – врачевателей в частности, то они предпочитали молитву, святую воду со крестов и мощей всяким другим целебным средствам» [20] [Новомбергский Н.Я. Черты врачебной практики в Московской Руси. СПб., 1904. С. 26.].

Действительно, не всегда из монастырей исходила поддержка мерам властей, предпринимавшимся для охраны народного здоровья. Так, сохранилось написанное в самом начале XVI в. послание старца Филофея из Псковского Елезарова монастыря, направленное дьяку Михаилу Мунехину против мер, употребляемых во время морового поветрия (в Пскове оно было в 1521 г.). В этом послании старец Филофей осуждал, «якоже вы ныне пути заграждаете, домы печатлеете, попом запрещаете к болящим приходити, мертвых телеса из града далече измещети». Все это старец именовал «неразумием», «поганым поношением», «поруганием». Поскольку, считал он, «сия злоба» происходит не «от человек», а от Бога, то противиться этому нельзя [21] [Дополнения к актам историческим. Т. 1. СПб., 1846. С. 20.].

Что же, вполне может быть, что все это, как говорится, «имело место»: по пословице, и на старушку бывает прорушка. Дело лишь в масштабе явлений, а исключение всегда подтверждает правило.

Думаю, что вряд ли все-таки можно согласиться с утверждениями, что врачебную практику доверяли «по большей части несведущему духовенству» – как свидетельствуют факты, в средневековой России, да и позднее тоже, монахи-лекари были наиболее образованными, компетентными в медицинской профессии. Трудно утверждать и то, что молитву и святую воду монахи-врачеватели применяли вместо целебных средств – скорее не «вместо», а «наряду», причем это дополняло лечение, оказываясь хорошим психотерапевтическим средством.

Например, как свидетельствуют исторические документы – акты Ферапонтова и Кирилло-Белозерского монастырей, патриарх Никон во время 15 лет заточения занимался, в числе других дел, и лечением больных. И, вероятно, он пользовал их очень успешно, потому что за советами и лекарствами народ собирался «перед кельею» его толпами, и особенно женского пола [22] [Чтения в императорском Обществе истории и древностей российских. М., 1858. Кн. 3. С. 145.].

В общем, монахов-лечцов средневековой России можно назвать, придерживаясь современной классификации, прежде всего врачами-терапевтами и психотерапевтами. В то же время именно они, владея методами, унаследованными от своих византийских собратьев или позаимствованными из старинных рукописей, исцеляли раны, язвы, переломы костей и другую, как мы говорим сейчас, «хирургическую патологию», т.е. были еще и врачами-хирургами, оказывали (наряду с мирскими лечцами-резалниками) хирургическую помощь.

По-иному обстояло дело в западнорусских княжествах (Галицкое, Волынское и др.), которые вошли тогда в состав Польши. Здесь уже с конца XTV в. в городах возникли цехи цирюльников, которые, как и повсюду тогда в Европе, получили монопольное право заниматься хирургией. И хотя появились здесь и дипломированные врачи – воспитанники славившихся тогда в Польше Ягеллонского университета в Кракове и Замойской академии, находившейся в городе Замостье, около Львова, все же основную роль в хирургии все еще играли цирюльники: их профессиональные объединения (цехи) продолжали существовать на Украине вплоть до конца XVIII в. Это подтверждает сохранившийся в архивах устав киевских цирюльников, относящийся к 1769 г.: в нем указывается, что «оное мастерство цылюрницкое имеет состоять в том: бреить, кровь жильную и зашкурную пускать, раны гоить рубаные и стреляные, а особливо в вырывании зуба и в излечении французской и шолудней болезней, в поставке пластеров и в шлифовании бритов» [23] [Верхратский С. А. // Новый хирургический архив. 1957. № 5. С. 18.]. Цирюльники, в основном, представляли медицину в XVI–XVII вв. в Запорожской Сечи [24] [Рудая С. П. II Проблемы социальной гигиены, здравоохранения и истории медицины. 2003. № 6.].

Таким образом, в круг «медицинских» обязанностей цирюльников, практиковавших на Украине, входило и лечение считавшихся тогда хирургическими накожных и наружных болезней. Стоит добавить, что обучение в цехе украинских цирюльников (по методу ремесленного ученичества) продолжалось целых шесть лет – почти как в современном медицинском университете...

<<<  | СОДЕРЖАНИЕ>>>