И. В. Грачева. «Стань передо мной – как лист перед травой…»: традиции русского воспитания 
// Природа и человек (Свет). – 2007. – № 1. – С. 66-68.

Проблема «отцов и детей», так усложнившая человеческую жизнь в последнее время, для России – сравнительно «молодая». Как массовое явление она возникла на рубеже XVIII–XIX веков, да и то в привилегированных дворянских кругах, чему немало способствовали их западнические ориентации. Исконно русский семейный уклад изначально строился на неоспоримом авторитете старших и на безоговорочном подчинении младших, что само по себе уже препятствовало возникновению семейных конфликтов. В «Домострое» – памятнике XVI века, запечатлевшем традиционные черты русского семейного уклада, есть обращение, адресованное молодым: «Чада, вслушайтесь в заповеди Господни: любите отца своего и мать свою и слушайтесь их и повинуйтесь им божески во всем, и старость их чтите, и немощь их и страдание всякое от всей души на себя возложите, и благо вам будет».

Автор напоминал, что сколько бы ни проявили дети заботы о своих родителях, они все равно остаются в вечном, неоплатном долгу, так как не могут сделать самого главного, что сделали для них родители, – не могут подарить им жизнь. Благословению отца и матери придавалось в древности большое значение. Считалось, что без этого не заладится ни одно дело: ни большое, ни малое. «Домострой» утверждал: «Отчее благословение дом укрепит, а материнская молитва от напастей избавит». Но зато и хозяйку дома считали нерадивой, если она, всецело отдавшись бытовым домашним заботам, забывала следить за воспитанием своих детей и неустанно молить высшие силы о покровительстве всем членам семьи.

В старину были уверены, что если дети со свойственным юности максимализмом и неоправданным самомнением будут пренебрегать родительскими наставлениями, это неминуемо обернется для них многими несчастьями в жизни. Когда в начале XVII века неожиданно скончался 24-летний талантливый полководец М. В. Скопин-Шуйский, народная молва единодушно называла первопричиной этой трагедии его непослушание матери, советовавшей не увлекаться пированиями в богатых московских домах. Возвратившись с очередного пира, он и слег в смертельном, неведомом врачам недуге (современники подозревали, что его отравили).

От родителей же «Домострой» требовал не только заботиться о материальном обеспечении детей, но прежде всего «воспитать их в доброй науке: учить страху Божию, и вежливости, и всякому порядку». И для этого – «хранить и блюсти чистоту телесную и от всякого греха отцам чад своих как зеницу ока и как свою душу». Если же дети согрешат в чем-то или сотворят зло кому-то только потому, что у родителей не хватило времени или умения ими заняться, то «отцу и матери от Бога грех, а от людей укор и насмешка, дому убыток, а самим себе скорбь».

С раннего детства приучали детей к домовому хозяйству и рукоделию: «отец – сыновей, а мать – дочерей, кто чего достоин, какие кому Бог способности дает». Но главным требованием было – сохранить до брака чистоту духовную и телесную своего дитяти. Вековые традиции учили: «Если выдать дочь свою беспорочной – словно великое дело совершишь, в любом обществе будешь гордиться, никогда не страдая из-за нее». То же касалось и юношей, которым рекомендовалось до поры оберегать «телесное бесстрастие», «нечестивых, плотских, любострастных людей избегать», «стыдливостью украшаться». Родителям рекомендовалось даже следить, чтобы сыновья не употребляли острых, горячащих кровь кушаний и напитков, дабы это не спровоцировало зарождение в них «соблазнительных» помыслов. И в XIX веке не редкостью были семьи, где старались следовать этим правилам. Так, например, мать известного славянофила А.С. Хомякова, строго державшая свою семью, потребовала от подрастающих сыновей клятвенного обета, что до брака они не вступят в связь с женщиной, а после женитьбы обязуются блюсти святость брачных уз. И братья были верны своему слову, хотя сам Алексей Степанович женился в возрасте 32 лет.

«Домострой» предписывал проявлять особую бдительность в воспитаний сыновей, дозволяя даже умеренные телесные наказания для усмирения их «буйства»: «Наказывай за него в зрелости его... Воспитай детей в запретах – и найдешь в них покой и благословение». Любовь родителей к детям сочеталась с большой требовательностью. Даже известный подвижник Сергий Радонежский, отличавшийся в детстве кротостью и послушанием, не избежал, судя по его «Житию», наказующей родительской лозы, когда на первых порах не смог проявить успехов в учении. И совершеннолетие не служило гарантией безоговорочного спасения от отцовского наказания. В XVII веке в ходе войны со Швецией русские войска заняли один из ливонских городов – Кокенгаузен, присоединив его к России. Его воеводой стал известный русский дипломат и государственный деятель А.Л. Ордин-Нащокин. Помогал ему единственный и горячо любимый сын Воин. Однако в записках секретаря датского посольства, приехавшего в это время в Россию, есть и такая запись: «Зашел к нам фон Троен и передал, что Нащокин-отец в Кокенгаузене палачу велел бить кнутом своего сына за то, что тот притеснял бедных латышей и несколько раз оставил без внимания предписания великого государя». В XIX веке известен был случай, когда фельдмаршал М.Ф. Каменский посек за какое-то важное упущение сына, состоявшего уже в немалых чинах. Как правило, дети сносили родительскую грозу с полным смирением. Протопоп Аввакум в своем «Житии» рассказывал, как его сослали в Сибирь и как с ним жестоко расправлялся воевода А.Ф. Пашков. Когда же воеводский сын Еремей, сам уже человек семейный, однажды осмелился перечить отцу, заступившись за Аввакума, это привело гневливого воеводу в такую ярость, что он, вне себя, выхватил у ближайшего казака пищаль и, «прилокася на сына, курок спустил». Пищаль дала осечку. Пашков вновь взвел курок. Еремей даже не пытался бежать. Он стоял, прижавшись спиной к сосне, и лишь шептал: «Господи, помилуй!» И снова последовала осечка... Когда сына своего с юности и порадуешься же Пашков опомнился, отбросил пищаль, сам заплакал, осознав наконец, какую беду чуть было не натворил в исступлении, и стал просить у сына прощения. Еремей, низко поклонившись ему, ответил: «Бог тебя, государя, простит! Я пред Богом и пред тобою виноват!» И, взяв отца под руку, повел. «Гораздо Еремей разумен и добр человек: ужу него и своя седа борода, а гораздо почитает отца и боится его», – заканчивает Аввакум.

От родителей же «Домострой» требовал не только заботиться о материальном обеспечении детей, но прежде всего «воспитать их в доброй науке: учить страху Божию, и вежливости, и всякому порядку». И для этого – «хранить и блюсти чистоту телесную и от всякого греха отцам чад своих как зеницу ока и как свою душу».

Петр I, смело реформируя политическую и бытовую жизнь России, в то же время понимал, что семья – главный столп государства. И потому, разрушая многое из старинных обычаев, он заботился об укреплении семьи с истинно «домостроевским» рвением. В XVIII веке дети, как и прежде, в присутствии родителей не смели сидеть, громко смеяться, говорить, пока их не спросят, встревая в речь старших. Выпущенное в Петровскую эпоху назидательное руководство «Юности честное зерцало» открывалось словами: «Во-первых, наипаче всего должны дети отца и матерь в великой чести содержать. И когда от родителей что им приказано бывает, всегда шляпу в руках держать, а пред ними не вздевать, и возле их не садиться, и прежде оных не заседать, при них в окно всем телом не выглядывать (чтобы не показывать им своего зада)» и т.д. Разговаривая со старшими, следовало стоять перед ними прямо и истово, «на стол, на скамью или на что иное не опираться». Молодым людям внушалось: «У родителей речей перебивать не надлежит, и ниже прекословить... Без спросу не говорить, а когда и говорить случится, то должны они благоприятно, а не криком и ниже с сердца или с задору говорить, не якобы сумасброды... Когда родители или кто другой их спросят, то должны они к ним отозваться и отвечать тотчас, как голос послышат. И потом сказать: "Что изволите, государь батюшка" или "государыня матушка". Или: "Что мне прикажете, государь", а не так: "Что, чего, как ты говоришь, чего хочешь". И не дерзостно отвечать». О том, чтобы солгать старшим или вымолвить при них бранное слово, нельзя было и помыслить.

«Золотого детства», проходящего в играх и всяческих развлечениях, Петровская эпоха не предусматривала. Наоборот, в это время утверждалось: «Младый отрок должен быть бодр, трудолюбив, прилежен и беспокоен, подобно как в часах маятник». 

Сподвижник Петра А.Д. Меншиков, надолго покидавший семью из-за бесконечных военных кампаний, в письмах к жене требовал, чтобы дети «не весьма играли, но более в учении пребывали». Сына Александра он начал учить грамоте на пятом году. Дабы наглядно видеть успехи детей, Меншиков настаивал, чтобы во время его отъездов они как можно чаще писали ему письма. Однажды девятилетний Александр, поленившись, а может, боясь вызвать неудовольствие отца плохим почерком, продиктовал очередное письмо домашнему секретарю, за что получил церемонно-учтивый, но жесткий отцовский нагоняй: «По сыновней своей должности, паче же для предбудущей вам пользы надлежит к нам писать своеручно и иметь всегдашний труд, и времени праздно провождать не надобно, ибо по Святому Писанию праздность всему злу корень».

Юный Меншиков, всецело проникнувшись сознанием, как много нужно постичь, чтобы достойно служить своему Отечеству, рос не по годам серьезным. Когда в дом пригласили немца, чтобы научить детей танцам, принятым на ассамблеях, Александр неожиданно отказался наотрез тратить время на такое пустое, по его мнению, занятие. Напрасно танцмейстер изощрялся, стараясь залучить мальчика на свои уроки; напрасно выведенный из терпения упрямством сына отец брался за розги. Маленький Саша был непоколебим, заявляя, «что еще успеет заняться танцами, что ему сперва нужно поучиться вещам более полезным». Когда в доме Меншикова проходили праздники, его дети (сын и две дочери), одетые и причесанные по-взрослому, выходили к гостям, но не для того, чтобы стать объектом внимания и получать подарки, а для того, чтобы помочь родителям выполнять обязанности радушных хозяев. Они следили, чтобы слуги обошли с подносами всех приглашенных, разнося вина и угощение, чтобы вовремя меняли свечи; умели деликатно предложить лакомства и фрукты, и сказать любезное приветствие, и занять заскучавшего гостя...

В XVIII веке родители нередко даже к маленькому ребенку обращались на «Вы», не делая скидок на юный возраст и требуя от него по-взрослому солидного и осмысленного поведения. Англичанке М. Вильмот, приехавшей погостить к княгине Е.Р. Дашковой, такое отношение к детям казалось одной из черт русской экзотики. С удивлением Вильмот писала о княгине: «С детьми она часто обращается, как со взрослыми, требуя от них такого же ума, понимания и увлечений, которые занимают ее собственные мысли...»

И дети по мере сил старались соответствовать предъявляемым к ним требованиям, недаром на детских портретах того времени лица маленьких героев так серьезны и с таким вдумчивым вниманием смотрят на зрителя. Книга «О должностях человека и гражданина», выпущенная в конце XVIII века в правление Екатерины II, в отношении семьи также нерушимо проповедовала «домостроевский» кодекс: «Воспитание в том состоит, дабы детей всякому добру наставлять, что по обстоятельствам им нужно, <...> добрые примеры подавать, рождающееся в них зло отвращать и, когда увещевания не пользуют, неупустительно наказывать...» Характерно, что на первое место ставилось даже не учение ребенка и не дальнейшее образование подросшего юноши, а прежде всего – необходимость сделать из него доброго и порядочного человека.

Шалить или капризничать в присутствии родителей, а тем более посторонних, ребенок не смел. Только оставаясь наедине с доброй нянькой, он мог дать себе волю, да и то под вечным опасением, что его «непристойности» откроются и он будет наказан. Так, воспитатель Павла I C.A. Порошин в своих записках рассказывал, как сурово и жестко распекали маленького цесаревича за малейший каприз, даже вызванный усталостью или болезнью. Это сейчас многоумные психологи изощряются в советах, как успокоить неистовые детские истерики. А в прошлые времена даже царское дитя лишалось удовольствия «поблажить», топая ногами или валяясь на полу. Родительские ласки были сдержанными, скупыми, но зато и воспринимались как высшая награда.

Удивительно, но при всех несовершенствах старинного русского воспитания в мемуарах прошлых веков мы видим столько глубокой любви к родителям и благоговения перед ними, что нашим современникам приходится лишь завидовать. Они хоть и стараются изо всех сил предоставить заласканным и избалованным чадам всевозможные блага и любой ценой открыть им дверь в какой-нибудь престижный вуз, но часто почему-то получается как по насмешливой русской пословице: «Детки возмужают – батьку испужают»...

И. В. Грачева
кандидат филологических наук