Озорники народные

Само понятие «хулиганство» появилось в России в 90-х годах XIX века. В официальных документах оно впервые встречается в 1892 году, когда петербургский градоначальник фон Валь предписал полиции принять меры против бесчинствующих в столице «хулиганов». Под последними он имел в виду «уличных бездельников, забавляющихся издевательствами над горожанами». В России новое слово прижилось не сразу. В энциклопедический словарь Брокгауза – Ефрона его включили только в издание 1909 года. Примерно в то же время оно начало мелькать в газетах. Слово это пришло в Россию из английского языка. По одной из версий, оно произошло от имени некоего Патрика Хулигена, прославившегося своими безобразными выходками. По другой – это производное от названия шайки, орудовавшей в Лондоне.

В отличие от слова «хулиганство», явление, которое оно означало, для России было не ново. Традиция «озорства», «бесчинств» и «проказ» была настолько древней, что некоторые исследователи начала XX века всерьез искали ее корни в легендарных временах. Первым хулиганом называли чуть ли не былинного богатыря Илью Муромца, который, когда у него «кровь по жилушкам играючи расходится», налетает на толпу бояр и «где пройдет – улица, повернется – переулочек».

Впрочем, чтобы убедиться, что хулиганство в России – явление древнее, необязательно уходить в столь далекое прошлое. О любви народа к «озорничанию» свидетельствуют многочисленные летописные и законодательные документы XVI–XVIII веков, а также воспоминания иностранцев, посетивших средневековую Русь. Путешественники, проезжавшие по Московии, не уставали поражаться размаху, с которым русские отмечали праздники. Практически все сообщали, что любое народное гуляние непременно должно закончиться дракой или еще какими-нибудь пьяными выходками. Как писал один немец, на Масленицу «у русских почти беспрерывно продолжается обжорство и пьянство... и только и слышно, что того-то убили, того-то бросили в воду». Не меньшее удивление у иностранцев вызывало и то, что в большинстве случаев «драки и буйства заканчивались миром, который скреплялся совместно выпитым магарычом».

Но драки и потасовки были не только стихийными. Параллельно в России возникала традиция организованных кулачных боев. Проводились они главным образом зимой, что было еще одним непонятным для иностранцев обычаем русского озорства. Хотя именно это и было ключом к разгадке драчливости и задиристости жителей Руси. Зимой, когда работ по хозяйству становилось на порядок меньше и многодетные семьи теснились в домах, у людей неизбежно накапливались злоба и раздражение, обращать которые на членов собственной семьи было не принято. Так что озорство и кулачные бои становились единственным способом разрядки.

Власть, понимая это, на подобные народные вольности, как правило, не обращала внимания. Почти все возникающие на почве «буйства» конфликты разрешались их участниками. Если же быстро помириться не удавалось, происшествия рассматривались на посадских или сельских сходах. Слабая попытка как-то повлиять на ситуацию с народным озорством прослеживается в «Домострое» – полуофициальном кодексе общественного, религиозного и семейно-бытового поведения, появившемся в XVI веке. Его автор пишет: «Когда пригласят тебя на пир, не упивайся до страшного опьянения и не сиди допоздна, потому что во многом питии и в долгом сидении рождается брань и свара и драка, а то и кровопролитие». Впрочем, на рекомендациях дело и заканчивалось. За их соблюдением никто особо не следил. Власть вмешивалась лишь в том случае, если затрагивались ее интересы или же интересы дворян-помещиков.

«Озорничание» было едва ли не единственным развлечением московитов, причем как простолюдинов, так и представителей других сословий. Бояре забавлялись тем, что натравливали на улице на первого встречного собак. Любимым развлечением богатых купцов было намазать какому-нибудь крестьянину лицо горчицей. Купеческие дети для потехи били прохожих кольями. Вместе с боярскими и купеческими отпрысками развлекались и будущие цари. Так, подростком Иван Грозный залезал на крыши и скидывал на головы прохожих кошек и собак. Или в компании детей знатных бояр носился на лошадях по Москве, топча прохожих и разоряя лавки.

Первым монархом, попытавшимся бороться с уличными безобразиями, был Алексей Михайлович Тишайший. Смутное время расшатало нравы простолюдинов. Патриарх Иоасаф I в 1636 году писал: во время народных.праздников «многие люди не токмо что младые, но и старые в толпе ставятся и бывают бои кулачные великие и до смертного убийства... на торжищах, ина распутиях сатанинския игры творити и в бубны бити, и в сурны ревети, и руками плескати, и плясати и иная неподобная делати». Сам Алексей Михайлович в грамоте 1648 года сетовал, что крестьяне «прелестником и скоморохом последствуют, и во всенощных позорищах и на улицах и на полях, и богомерзких и скверных песней и всяких бесовских игр слушают, и на кулачных боях между собою драку делают... накладывают на себя личины и платье скоморошеское и меж себя нарядя бесовскую кобылку водят».

Чтобы как-то усмирить народные нравы, Алексей Михайлович начал законодательно бороться с озорством. Едва ли не самая большая глава в «Соборном уложении» 1649 года посвящена разбору «разбойных и татиных дел». Помимо «разбойников», воров и «татей» в ней упоминаются «лихие люди». По всей видимости, речь идет как раз о тех людях, которые «лиховали» не столько ради наживы, сколько для потехи. Для них, как и для прочих «разбойников», «Соборное уложение» предусматривает самые разные наказания – от отрезания ушей до смертной казни. Суровые кары, правда, предусматривались только для «лихих» людей из низших сословий. Если, например, боярин в пьяном угаре покалечил крестьянина, то он понес бы наказание лишь в том случае, если бы это был не его крепостной. В такой ситуации он должен был возместить его владельцу все убытки.
Борьба с уличным озорством продолжалась и после смерти Алексея Михайловича. В 1686 году Высочайшим указом было повсеместно запрещено любимое народное развлечение – кулачные бои. За нарушение указа «в первый привод» полагалось «бить батоги и имать приводные деньги», во второй – «бить кнутом, да имать приводные деньги вдвое», в третий – «жесткое наказанье – бить кнутом и ссылать в ссылку в Украйные городы на вечное житье».

Этой линии власть придерживалась до начала правления Петра I. При царе-реформаторе от настороженности, с которой его предшественники относились к народному озорству, не осталось и следа. Петр I сам был большим любителем шумных празднеств и особенно святочных «набегов» на дома вельмож. Иногда эти «шутовские» походы заканчивались совсем не шуточными выходками: «На Святки князя Белосельского за строптивость раздели нагишом и голым его гузном били куриные яйца в лохани, – писал современник царя, – а боярина Мясного надували мехами в задний проход, отчего тот вскорости и помер».